CC BY
77
В.Г. ЛЕДЯЕВ
ЭМПИРИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ВЛАСТИ В ГОРОДСКИХ СООБЩЕСТВАХ: ПРОБЛЕМНОЕ ПОЛЕ
Что именно хотят узнать исследователи о власти в городских сообществах? Ответы на какие вопросы неочевидны и требуют специального изучения? Как менялась проблематика исследования в процессе эволюции когнитивных моделей и чем обусловлены эти изменения? Эти и некоторые другие проблемы характеризуют предметные области эмпирического исследования власти в социальных общностях, определяя его направленность и основные параметры.
Поскольку властные отношения пронизывают все основные сферы городской жизни, спектр проблем, заслуживающих специального исследования, очень широк. По сути, любые значимые действия и отношения между акторами городской политики могут рассматриваться в качестве проблемного поля исследования. С этой точки зрения проблематика власти в городских сообществах фактически тождественна проблематике всей городской политики. Однако ядром изучения городской политики выступают наиболее общие проекты и модели исследования, касающиеся распределения власти в целом и ориентированные на анализ и объяснение важнейших характеристик властных отношений1.
1 Показательными для уяснения места и роли «собственно властной проблематики» в общем контексте исследования городской политики являются два издания «Теорий городской политики» [Theories of urban politics, 1995; Theories of urban politics, 2009], где собственно теориям власти и моделям эмпирического ис-
Проблематика исследований власти в городских сообществах, с одной стороны, относительно стабильна, с другой стороны, претерпевает естественный процесс эволюции, отражая развитие данной отрасли социального познания. Некоторые проблемы, оказавшиеся в центре внимания исследователей уже в самых первых эмпирических проектах, продолжают оставаться в числе приоритетных и по сей день. Другие проблемы появились позднее, при этом фокус исследовательского интереса смещался в зависимости от изменений как в методологии исследования, так и в реальных властных практиках субъектов городской политики.
В более чем полувековой истории изучения власти в городских сообществах [Ледяев, 2010, с. 23-48] сформировалось несколько основных предметных сфер и направлений исследования. Главный вопрос, на который пытались ответить все поколения исследователей власти в социальных общностях, наиболее емко сформулировал Р. Даль: «Кто правит?» [Dahl, 1961]. Центральное место этого вопроса в изучении любых форм и проявлений власти обусловлено тем, что он затрагивает наиболее важные темы для понимания и объяснения устройства социума, направляя внимание исследователей на поиск тех социальных субъектов, которые в наибольшей степени ответственны за стратегию развития, социальные приоритеты и в конечном счете благосостояние социальной общности. Ответ на него далеко не всегда очевиден. Разные интерпретации могут иметь место даже в тех случаях, когда в качестве объекта исследования выступает социум с автократической политической системой1. Еще сложнее ответить на данный вопрос в отношении общностей, в которых сложились демократические институты управления. Этим во многом и обусловлен широкий спектр подходов к объяснению распределения власти в современном обществе и отдельных социальных образованиях.
следования власти в городских сообществах посвящены отдельные разделы; в других разделах рассматриваются институциональная структура местной власти, участие граждан в политике, городские общественные движения, состояние демократии и др.
1 В качестве примера можно назвать советологические концепции советской политической системы, которые отражали довольно широкий спектр различных мнений о природе власти в Советском Союзе [Holmes, 1986].
Формулировки «основного вопроса о власти» несколько различаются, чаще всего терминологически. Например, А. Вилдавски предпочитает «Who Rules?» [Wildavsky, 1964, p. 3], а Т. Дай -«Who is Running?» (America) [Dye, 2002]. Разные термины используются и для обозначения субъектов власти: «лидеры общности» (community leadership), «влиятельные люди в общности» (community influentials), «клики, принимающие политические решения» («decision-making cliques»), «нотабли» («notables»), элиты («elites») и др. Но суть вопроса «кто правит?» хорошо понятна всем, кто изучает властные отношения в социальных общностях и, как правило, признает центральное место этого вопроса в исследовательской проблематике.
В свою очередь, в рамках проблемы «кто правит?» довольно четко выделяется набор взаимосвязанных, но аналитически самостоятельных вопросов.
1. Как много людей играют существенную роль в решении важнейших проблем в городских общностях? Косвенные ответы на этот вопрос были даны уже в самых первых исследованиях [Lynd R.S., Lynd H.M, 1929; 1937]. Задача выяснить, сколько людей активно и эффективно участвовали в принятии решений в городских сообществах (так предпочитали формулировать вопрос представители плюралистического направления) или имеют высокий потенциал влияния в городе (формулировка, более характерная для элитистской школы), была четко поставлена исследователями 1950-1960-х годов Ф. Хантером, Р. Далем и их последователями. Они буквально просчитывали количество «влиятельных» (элити-сты) и «принимающих решения» (плюралисты) людей, которое сопоставлялось с общим числом жителей города. Результаты исследований, проведенных социологами (элитистами) и политологами (плюралистами), обнаруживали сходную картину: доля этих людей была крайне мала.
2. Из кого состоит группа наиболее влиятельных людей в городских общностях? Гипотетически ими могут быть представители самых разных групп городской общности. В реальности вариантов значительно меньше. Социологи - сторонники «стратификационной теории» (термин Н. Полсби) полагали, что доминирующие позиции в общности занимают представители высшего класса, обладающие высоким статусом, престижем, экономическими, социальными
и интеллектуальными ресурсами. В исследованиях было обнаружено, что более других в категории наиболее влиятельных людей представлены бизнесмены [Hunter, 1953; Vi dich, Bensman, 1958; Belknap, Smuckler, 1956, p. 73-81]. Иные гипотезы высказывались политологами. Они считали, что в плюралистической политической системе не должно быть заметного преобладания тех или иных групп. Дисперсия ресурсов власти, ориентация на участие в «своих» проблемах городской политики, изменчивость властных отношений способствуют рассредоточению власти в социуме, субъектами которой выступает достаточно широкий круг акторов, конфигурация которых меняется от проблемы к проблеме. Политологи полагали, что наиболее активными участниками политического процесса могут быть политики и чиновники в силу специфики своей профессиональной деятельности и необходимости представлять различные городские слои. Результаты эмпирических исследований плюралистов подтверждали эту гипотезу [Dahl, 1961; Banfield, 1961; Wildavsky, 1964]. Тем самым в данном аспекте проблемы «кто правит?» в 1950-1960-х годах наблюдалось довольно жесткое размежевание между различными научными школами, поддерживающее стабильно высокий интерес к нему со стороны исследователей. Острота проблемы заметно снизилась после появления теории городских политических режимов, перефокусировавшей внимание исследователей на коалиционные отношения основных акторов городской политики, которыми в большинстве случаев были бизнесмены и представители публичной власти.
3. Представляют ли лидеры общности единую группу? В этом вопросе позиции исследователей также разошлись. Социологи склонны считать, что наиболее влиятельные люди городской общности образуют относительно единую правящую элиту, члены которой обладают общим набором характеристик и активно взаимодействуют друг с другом в процессе решения важнейших городских проблем. Хантер и его последователи уделяли вопросам взаимоотношений между этими людьми особое внимание. Проведенные исследования подтвердили наличие связи между лидерами общности, что позволило авторам говорить о формировании «структуры власти», воспроизводящей устойчивые паттерны господства правящей элиты - как на уровне городских сообществ, так и на национальном
уровне. Плюралисты такой связи, как правило, не обнаруживали, поэтому базовый постулат элитистов был ими отвергнут.
В контексте политической и идеологической составляющих дискуссии между элитистами и плюралистами именно этот аспект проблемы - «кто правит?» - был наиболее значимым. Суть элитист-ской позиции - в утверждении, что влиятельные люди составляют единую группу, определяющую политику в социуме. Некоторые другие «элитистские» характеристики властных отношений (малое число людей, оказывающих существенное влияние на принятие решений в городском сообществе, высокий потенциал влияния бизнеса в городской политике, ограниченность партийного соревнования и т.п.) могли так или иначе разделяться оппонентами. Однако согласиться с тем, что власть в социальной общности фактически концентрируется в руках небольшой, но стабильной группы людей, - значит признать общую неадекватность плюралистической теории, по крайней мере, применительно к американской политической системе того времени. Сегодня острота проблемы несколько спала, однако вопросы взаимоотношений между ключевыми акторами городской политики и степени их единства остаются в повестке дня практически любого эмпирического исследования власти в городских сообществах.
Проблема «кто правит?» этими сюжетами, разумеется, не исчерпывается. Для ее всестороннего исследования требуется дать ответы и на многие другие, более частные вопросы. Например, Домхофф обращает внимание на значимость следующих проблем: 1) какие индикаторы свидетельствуют о том, что группа действительно является «влиятельной» или «господствующей»; 2) какие индикаторы позволяют исследователю определить принадлежность тех или иных людей и организаций к классу или группе, обладающих властью; 3) на каком основании мы можем утверждать, что класс или группа обладают достаточным единством для реализации коллективной воли; 4) как эта потенциально властвующая группа формулирует свои политические предпочтения; 5) каким образом она реализует свою политику через экономические, политические и другие важные социальные институты; 6) как ей удается поддерживать свое господство над другими группами? Американский социолог, разумеется, не считает, что ответы на все эти вопросы должны быть даны в каждом исследовании, но отмечает,
что в целом они составляли основной набор опций, стоявших перед исследователями, и, как правило, оказывались в центре академических дискуссий. При этом у каждой теоретической перспективы в изучении власти имеется «свой» набор предпочтений [БошМ, 1978, р. 124-125].
Вторая группа проблем в исследовании власти в городских сообществах касается ее источников, характера и форм проявления. Исследователей интересовал вопрос о том, на чем основана власть тех или иных групп и / или лиц и как она осуществляется. В качестве источников власти обычно рассматриваются различные ресурсы власти, которыми обладали субъекты и которые они могли использовать для достижения своих целей. Несколько большее внимание уделялось ресурсам представителями плюралистического направления, для которых было важно показать широкий спектр средств, доступных различным акторам городской политики, чтобы иметь возможность компенсировать нехватку одних ресурсов (например, экономических) другими (численностью, знаниями и т.п.). При исследовании основных проявлений власти в центре дискуссии оказались вопросы, касающиеся соотношения формальных и неформальных практик в принятии решений. Больший интерес к неформальным практикам был у социологов, у которых «власть за сценой» выступала в качестве одного из ключевых элементов их теоретической конструкции. Политологи традиционно уделяли больше внимания формальной структуре политического руководства и управления и нередко ограничивались изучением видимых легальных механизмов власти, в значительной мере игнорируя или, по крайней мере, недооценивая влияние акторов, действующих вне непосредственного пространства государственной политики. Тем самым не учитывались скрытые и наиболее тонкие манифестации власти, что существенно искажало общую картину ее распределения. В этом отношении исследования Хантера и его последователей расширяли и углубляли традиционные политологические подходы к изучению власти, способствуя формированию новых представлений о политическом процессе.
В современных моделях эмпирического исследования власти интерес к данной проблематике сохранился и, как мы увидим далее, получил новые импульсы.
Третья группа проблем заключалась в нахождении оптимальных методов изучения власти. В 1950-1960-х годах велись очень интенсивные дискуссии относительно предпочтительности тех или иных методов определения структуры власти в общности. Будучи инструментом исследования, методы одновременно стали и его предметом1. Практически все дискутанты признавали, что именно выбор метода более всего влияет на результаты исследования и его основные выводы. Мнения относительно валидности методов также разделились: социологи чаще обращались к репу-тационному и позиционному методам, тогда как политологи отдавали предпочтение решенческому методу [подробнее об этом см.: Ледяев, 2004]. К 1970-м годам, по мере совершенствования методов и их комплексного использования в рамках исследования, острота полемики снизилась.
Наконец, четвертая группа проблем касалась нормативных аспектов распределения власти: насколько существующая структура власти соответствует нормативным идеалам либеральной демократии, разделяемым основной массой исследователей. Эти вопросы, как правило, не фигурировали в качестве самостоятельных целей и задач исследования, но фактически подразумевались2: ученые, обосновывая замысел своих работ, обычно подчеркивали его релевантность основной проблематике изучения власти в демократических странах, а выводы интерпретировались в контексте сопоставления с набором традиционных характеристик демократических политических систем. Как и во многих других аспектах исследования власти, здесь наблюдалось довольно жесткое размежевание между различными школами: марксисты и эли-
1 Например, у Р. Престуса [Presthus, 1964] тестирование основных методов исследования власти стало одной из двух основных заявленных им целей собственного исследования. Сравнительный анализ различных методов стал предметом специального исследования Л. Фримена, Т. Фараро, У. Блумберга и М. Сан-шайна в Сиракузах (Нью-Йорк, США), которое продемонстрировало зависимость выявленных типов лидеров от метода исследования [Locating leaders in local communities: a comparison of some alternative approaches, 1963, p. 791-798].
2 Например, у Даля нормативный подтекст обнаруживается уже в самой первой фразе его книги: «Кто правит в политической системе, где практически все взрослое население имеет право голоса, но знания, богатство, социальные позиции, доступ к официальным лицам и другие ресурсы распределены неравномерно?» [Dahl, 1961, p. 1].
тисты по сравнению с плюралистами были значительно критичнее в своих оценках демократичности городских политических систем. Нормативный ракурс сохраняется и в современных исследованиях, отражаясь в оценках тех изменений, которые наблюдаются в городской политике под влиянием глобализации, перехода от government к governance и др.
Интерес к этим четырем группам проблем, четко обозначившийся уже в исследованиях 1950-х годов, в значительной степени сохранился и в более поздних исследовательских практиках. При этом анализ отдельных аспектов власти становился более детальным и комплексным. Например, наряду с ранжированием лидеров и организаций, исследователи стали рассматривать возможности и ресурсы влияния институциональных секторов [Miller, 1970]. Вместе с изучением структуры власти городской общности появился интерес к правилам и нормам политической конкуренции и участия в политике [Agger, Goldrich, Swanson, 1964], различным формам конфликта и консенсуса между основными акторами [Gamson, 1966, p. 71-81; Warren, Hyman, 1968, p. 407-424], специфике лидерства и потенциалу отдельных ресурсов власти [Nutall, Scheuch, Gordon, 1968, p. 349-380] и др.
В 1960-1970-е годы в результате «компаративной революции»1 проблематика исследования власти была несколько изменена и расширена. Наиболее емко изменившуюся проблематику сформулировал Т. Кларк: «Кто правит, где, когда и с какими результатами?» [Clark, 1968b,]. Коррекция проблематики была обусловлена прежде всего тем, что исследователи постепенно пришли к вполне естественному выводу о многообразии паттернов властных отношений в городских сообществах. В связи с этим «основной вопрос власти» стал менее претенциозным: «Кто правит в данной общности?». Ученые постепенно отказывались от экстраполяции полученных результатов на другие социальные общно-сти2, а исследования были переориентированы на выявление сте-
1 Ее пик пришелся на середину 1960-х - начало 1970-х годов.
2 Ни Хантер, ни Даль, ни их последователи прямо не заявляли о том, что результаты их исследований могут быть непосредственно использованы для объяснения распределения власти в других городских общностях. Однако это в значительной степени подразумевалось, о чем свидетельствуют не только «обезличенные» названия городов, в которых проводились исследования, и указания на
пени плюралистичности политического процесса в изучаемых городских сообществах [Presthus, 1964; Agger, Goldrich, Swanson, 1964; Miller, 1970]. С помощью различных индикаторов (конфигурация наиболее влиятельных граждан и политических организаций, степень их влияния на принятие решений, эффективность политического участия, уровень партийной конкуренции и др.) исследователи стремились определить характер структуры власти в тех или иных городских сообществах, их место на шкале единого элитистско-плюралистического континуума.
В этой связи особое значение приобрело изучение факторов, определяющих характер и специфику властных отношений в социальных общностях. В их числе - размер городской общности, сложность социальной структуры и экономической системы, уровень промышленного развития, активность профсоюзов и организованность рабочего класса, наличие крупных собственников, проживающих за пределами городской общности, структура городского управления, политическая культура, а также внешние факторы (влияние структур власти более высоких уровней, национальные особенности). Изначально конфигурации переменных заметно различались, но по мере развития сравнительных исследований они существенно сблизились. Спектр исследований, проведенных в 1960-1970-е годы, был весьма широк - от простого сравнения результатов исследований, проведенных разными авторами, до обобщения результатов исследований в большом количестве городских общностей по единой методике. Хотя результаты обобщений разных авторов во многом не совпадали [Aiken, 1973, p. 437472; Clark, 1973; 1975, p. 271-295; Gilbert, 1968, p. 139-156; Line-berry, Sharkansky, I978; Walton, 1966, p. 430-438], между этими переменными была выявлета эмпирическая зависимость, на основе которой выстраивались рабочие гипотезы. При этом были предложены классификации факторов по степени их влияния на структуру власти в общностях.
Изменение проблематики исследований было связано в том числе с появлением новых подходов к изучению власти. В марксистских исследованиях в центре внимания оказалась связь город-
их «типичность», но и характер полемики по поводу полученных результатов и их интерпретаций.
ской политики с классовыми отношениями и функционированием центральных экономических, политических и идеологических институтов современного общества. Поэтому в проблематике исследования одно из центральных мест занимал вопрос о степени зависимости местной структуры власти от функционирования капиталистического государства в целом. Другой важной темой стало выявление механизмов воспроизводства и поддержания господства капиталистического класса, обеспечивающего реализацию его основных интересов. По сравнению с другими направлениями в изучении власти, марксисты фокусировались в основном на стратегических выгодах, получаемых правящим классом в результате осуществления городской политики, которая формируется не только в силу преобладания представителей правящего класса на арене принятия решений, но и в результате действия структурных преимуществ, заложенных в социальной системе. Наконец, в повестку марксистских исследований нередко включались вопросы, касающиеся возможностей, движущих сил и перспектив изменения структуры власти, - как на уровне городских общностей, так и в обществе в целом. Роль структурных факторов в механизме власти и возможности противодействия сложившейся системе господства стали предметом специального внимания и исследователей, опиравшихся на так называемые «многомерные концепции власти» (П. Бахрах и М. Барац, М. Кренсон, Дж. Гэвента) [см.: Ледяев, Ле-дяева, 2008, с. 205-224].
Расширение проблематики исследования проявилось также в том, что сама структура власти в городской общности стала рассматриваться как независимая переменная, влияющая на результаты городской политики. Хотя исследователи и ранее так или иначе касались вопросов, связанных с оценкой результатов деятельности властных структур, основной интерес все же фокусировался на самом характере властных отношений, а не на их последствиях для развития городского сообщества. Почему одни общности успешно достигают поставленных целей, а другие менее успешны? Как характер распределения власти в общности влияет на эффективность городского управления, выбор управленческих приоритетов, характер использования ресурсов, систему предоставления общественных услуг и другие важные аспекты городской жизни? Этим вопросам уделялось все большее внимание в эмпи-
рических исследованиях власти. В сфере внимания оказались направления и программы городского развития, налоговая политика, развитие инфраструктуры, услуг и другая деятельность местной власти [Clark, 1968b, p. 22-23; 1985, p. 437-455]. Изучение результатов и последствий функционирования структуры власти в городских сообществах стало не только важной частью традиционных исследований распределения власти (community power studies), но и одним из основных направлений общего анализа городской политики (urban policy analysis)1. При этом характер изучения связи между властью и результатами городской политики во многом зависел от методологических ориентаций исследователя. Теория элит акцентировала внимание на характеристиках лидеров, их происхождении, социализации и т. д., в плюралистических интерпретациях на переднем плане оказывался анализ ресурсов различных групп, их влияния на осуществление власти.
Рост интереса к данным проблемам был обусловлен прежде всего общим изменением акцентов в изучении городской политики - от преимущественно философского и / или институционального анализа к исследованиям политики как политического курса (policies). Как отметил Дж. Уилсон, «кто правит?» - это интересный и важный вопрос. Однако еще более интересным и важным представляется вопрос «какая разница в том, кто правит?». При этом изучение результатов политической деятельности и последствий принятия тех или иных решений помогает лучше объяснить и саму структуру власти, поскольку оба аспекта тесно взаимосвязаны. Наконец, имели место и прагматические мотивы: исследования власти требуют существенных ресурсов, а те, кто ими обладает и финансирует исследователей, более заинтересованы в изучении практических аспектов и возможных социальных изменений, и их, разумеется, меньше волнуют проблемы демократической теории и методологии социальных наук [Hawley, Wirt, 1974, p. 260].
1 Т. Кларк и его коллеги выделяют четыре важных направления изучения городской политики: (1) политическое лидерство и результаты функционирования политической системы; (2) административный процесс и организация сферы услуг; (3) политические предпочтения и участие граждан; (4) изменения в составе населения и экономическая деятельность [Urban policy analysis: a new research agenda, 1981, p. 23-78; Clark, 1985, p. 437-455].
Данная проблематика получила дальнейшее развитие в современных моделях исследования власти в городских сообществах - теориях «машин роста» и «городских режимов» [см.: Ледяев, 2005, c. 5-23, 2008, с. 32-60]. Расширение проблемного поля исследования власти в значительной мере было связано с использованием более объемного концепта власти. Еще в 1980-е годы основатель теории «городских режимов» К. Стоун предложил расширить концепцию власти, включив в нее некоторые новые аналитические конструкты. Он полагал, что для многих исследователей власть символизировала лишь один из видов отношений, связанных с возможностью одних индивидов и групп осуществлять контроль над другими индивидами и группами. Однако «парадигма социального контроля» упускала из виду некоторые важные проявления феномена власти. Стоун предложил схему, в которой выделяется три измерения власти, имеющие некоторые очевидные сходства с многомерной концепцией власти С. Лукса [Lukes, 1974] и его последователей.
1. Командная власть имеет место в случаях открытого конфликта, где властные отношения асимметричны и один актор явно доминирует над другими. Если акторы находятся в состоянии открытого конфликта, но не имеют достаточных ресурсов для доминирования, то они могут начать торг. В этом измерении власти различие между доминированием и торгом обусловлено степенью асимметрии властных отношений.
2. Интеркурсивная власть связана с формированием коалиций. Акторы с взаимодополняющими типами ресурсов и / или обладающие командной властью в своих сферах вступают в переговоры для выработки условий кооперации. Кооперация позволяет им достичь целей, которых они не могут достичь самостоятельно. «Интеркурсивная власть - это способствующая (enabling) власть - "власть для"; она отличается от доминирующей власти или "власти над", представленной командной властью» [Stone, 1986, p. 82-83].
3. Экологическая власть представляет собой способность субъекта обеспечить сохранение благоприятных институциональных правил социального взаимодействия. Как отмечает Стоун, это в некотором смысле «амальгама» указанных выше форм власти; она возникает на основе обладания ресурсами и участия в коалиции, т.е. опирается на командную и интеркурсивную власть. Поня-
тие экологической власти выражает возможность «формировать контекст» и «вносить изменения в социальное окружение» [Stone, 1986, p. 84].
Политика, подчеркивает Стоун, - это «нечто большее, чем борьба между господствующими и подчиненными группами» [Stone, 2006, p. 24]. Наряду с необходимостью доминирования над оппонентами, не менее важную роль в политике играет способность добиваться поставленных целей - «власть для» [Stone, 1989, p. 229]. Ее значимость обусловлена сложным характером социальных связей, их высокой вариативностью и изменчивостью. В современном фрагментированном мире «проблема состоит в том, как обеспечить уровень кооперации между частями общности, достаточный для решения задач в отсутствии всеобъемлющей структуры власти и единой идеологии» [Stone, 1989, p. 227]. Отдельные акторы понимают ограниченность своих возможностей, и только вместе с другими акторами они могут реализовать свои цели; при этом роль «власти для» особенно значима для формирования прогрессивных режимов, часто противостоящих акторам с большими экономическими ресурсами. Однако создание и поддержание коалиций и совместной деятельности в нужном направлении часто весьма затруднительно; поэтому в концепции Стоуна способность обеспечить координацию усилий («интеркурсивная власть») выходит на передний план.
Фокус на «власти для» не только корректирует и расширяет проблематику исследования, но и расставляет новые акценты в изучении городской политики, обусловливая несколько иные интерпретации ряда традиционных проблем. Подчинение и легитимация уже не являются центральными темами в анализе власти; более значимым становится вопрос о том, «кто может обеспечить координацию усилий нескольких акторов, занимающих стратегические позиции» [Stone, 1989, p. 230]. В соответствии с этим одной из задач исследования стало выявление стратегической направленности режима, конфигурации целей и задач, определяющих его повестку. При изучении американской политической практики исследователи чаще обнаруживали режимы «роста»; в Европе спектр городских режимов (или квазирежимов) оказался более широким и менее предсказуемым.
Однако в наибольшей степени изменение исследовательской проблематики проявилось в появлении специального интереса к источникам и причинам стабильности правящей коалиции. Почему в одних городах возникают политические режимы, а в других -нет? В теории режимов, особенно в ее стоуновской версии, подчеркивается проблемный (неавтоматический) характер режима. С одной стороны, его возникновение стимулируется потребностью в объединении усилий акторов, имеющих разные типы стратегических ресурсов; с другой стороны, в силу различия интересов акторов их кооперация часто носит крайне ограниченный характер и не становится прочной структурой, дающей ее участникам существенные преимущества над другими акторами городской политики. В соответствии с этим меняется и формулировка «основного вопроса» в изучении власти. Если традиционное «кто правит?» акцентирует внимание на неравном распределении властных ресурсов и позиций, то главный вопрос теории городских политических режимов - каким образом осуществляется управление в сложных городских системах? (how is long-term governance achieved in complex systems?) - фокусирует исследования на изучение сложного взаимодействия основных акторов городской политики, характер которого и определяет возможности формирования и тенденции изменения городских режимов. По-новому объясняется и эффективность местной власти (local government), которая увязывается со способностью мобилизовать государственные и негосударственные ресурсы для достижения общезначимых целей. Таким образом, исследования городских политических режимов вращаются вокруг трех основных проблем, четко сформулированных Стоуном: кто составляет правящую коалицию; как формируется коалиция; каковы последствия осуществления политики правящей коалиции [Stone, 1989, p. 6]?
По мере расширения географии использования теории городских политических режимов усиливается акцент на сравнении специфики режимов в различных странах. В центре внимания оказывается и эвристический потенциал теории, возможности ее применения в иных социально-политических контекстах. Центральное место здесь занимает вопрос о влиянии национальных особенностей на процессы складывания городских политических режимов, их состав и динамику. Для нас данный ракурс исследова-
ния имеет особое значение в контексте формирования современной стратегии изучения власти в российских городах и регионах.
Все вышесказанное, разумеется, не охватывает всей проблематики исследования власти в городских сообществах. Указанные проблемы в той или иной конфигурации образуют ядро практически любого эмпирического исследования; но каждое из них реализует и какие-то свои специфические задачи и направления научного поиска, определяемые исследовательскими приоритетами, используемой методологией и / или соображениями практического характера.
Список литературы
Ледяев В.Г. Классические методики определения субъектов политической власти: западный опыт // Политическая наука в современной России: время поиска и контуры эволюции: Ежегодник РАПН за 2004 г. / Отв. ред. А.И. Соловьёв. -М.: РОССПЭН, 2004. - С. 33-55. Ледяев В.Г. Эмпирическая социология власти: теория «машин роста» // Власть, государство и элиты в современном обществе / Под ред. А.В. Дуки и В.П. Мо-хова. - Пермь: Пермский государственный технический университет, 2005. -С. 5-23.
Ледяев В.Г. Городские политические режимы: теория и опыт эмпирического исследования // Политическая наука. - М., 2008. - № 3. - С. 32-60. Ледяев В.Г. Изучение власти в городских сообществах: основные этапы и модели
исследования // Неприкосновенный запас. - М., 2010. - № 2. - С. 23-48. Ледяев В.Г., Ледяева О.М. Многомерность политической власти: опыт эмпирического исследования // Элиты и власть в российском социальном пространстве / Под ред. А.В. Дуки. - СПб.: Интерсоцис, 2008. - С. 205-224. Agger R.E., Goldrich D., Swanson B.E. The rulers and the ruled; political power and impotence in American communities. - N.Y.: John Wiley and sons, Inc., 1964. - 789 р. Aiken M. Comparative cross-national research on subnational units in Western Europe: problems, data sources, and a proposal // Journal of comparative administration. -New Hampshire: Sage publications, 1973. - Vol. 4. - Р. 437-472. Belknap G., Smuckler R. Political relations in a mid-west city // The public opinion
quarterly. - Oxford, 1956. - Vol. 20, N 1. - Р. 73-81. BanfieldE.C. Political influence. - N.Y.: The free press, 1961. - 354 p. Clark T.N. Introduction // Community structure and decision-making: comparative analyses / Ed. by Terry N. Clark. - San Francisco: Chandler pub. co., 1968a. - P. 3-11.
Clark T.N. Who governs, where, when, and with what effects? // Community structure and decision-making: comparative analyses / Ed. by Terry N. Clark. - San Francisco: Chandler Pub. Co., 1968b. - P. 15-23.
Clark T.N. Community power and policy outputs. - Beverly Hills; L.: Sage, 1973. - 296 p.
Clark T.N. Community power // Annual review of sociology. - Palo Alto, 1975. -Vol. 1. - P. 271-295.
Clark T.N. Urban policy analysis // Annual review of sociology. - Palo Alto, 1985. -Vol. 11. - P. 437-455.
Dahl R.A. Who governs? Democracy and power in an American city. - New Haven: Yale univ. press, 1961. - 367 p.
Domhoff G. W. Who really rules? New Haven and community power reexamined. -New Brunswick, N.J.: Transaction books, 1978. - 202 p.
Dye T. Who's running America? : The Bush restoration. - 7th ed. - Upper Saddle River, N.J.: Prentice Hall, 2002. - 231 p.
Gamson W.A. Rancorous conflict in community politics // American sociological review. - Wash., 1966. - Vol. 31, N 1. - Р. 71-81.
Gilbert C. Community power and decision-making: a quantitative examination of previous research // Community structure and decision-making: comparative analyses / Ed. by Terry N. Clark. - San Francisco: Chandler pub. co., 1968. - P. 139-156.
Hawley W.D., Wirt F.M. Methodological problems in specifying patterns of community power // The search for community power / Ed. by Willis D. Hawley and Frederick M. Wirt. - Englewood Cliffs, N.J.: Prentice Hall, 1974. - P. 129-138.
Holmes L. Politics in the communist world. - Oxford: Clarendon press; N.Y.: Oxford univ. press, 1986. - 473 p.
Hunter F. Community power structure: a study of decision-makers. - Chapel Hill: Univ. of North Carolina press, 1953. - 311 p.
Lineberry R., Sharkansky I. Urban politics and public policy. - 2nd. ed. - N.Y.: Harper and Raw, 1978. - 421 p.
Locating leaders in local communities: a comparison of some alternative approaches // American sociological review / Freeman L.C., Fararo T.J., Bloomberg W. jr., Sunshine M.H. - Wash., 1963. - Vol. 28, N 5. - Р. 791-798.
Lukes S. Power: a radical view. - L.: Macmillan, 1974. - 63 p.
LyndR.S., LyndH.M. Middletown. - N.Y.: Harcourt, Brace, and World, 1929. - 550 p.
Lynd R.S., Lynd H.M. Middletown in transition; a study in cultural conflicts. - N.Y.: Harcourt, Brace and company, 1937. - 622 p.
Miller D.C. International community power structure. Comparative studies of four world cities. - Bloomington; L.: Indiana univ. press, 1970. - 384 p.
Nutall R.L., Scheuch E.K., Gordon C. On the structure of influence // Community structure and decision-making: comparative analyses / Ed. by Terry N. Clark. - San Francisco: Chandler Pub. Co., 1968. - P. 349-380.
Presthus R. V. Men at the top: a study in community power. - N.Y.: Oxford univ. press, 1964. - 485 p.
Stone C. The elite view // Community power: directions for future research / Ed. by Robert J. Waste. - Beverly Hills: Sage Publications, 1986. - P. 77-113.
Stone C.N. Regime politics: governing Atlanta, 1946-1988. - Lawrence, Kan.: Univ. press of Kansas, 1989. - 328 p.
Stone C. Power, reform and urban regime analysis // City and community. - Oxford, 2006. - Vol. 5, N 1. - Р. 23-38.
Theories of urban politics / Ed. by David Judge, Gerry Stoker and Harold Wolman. -L.; Thousand Oaks, Calif.: Sage Publications, 1995. - 319 p.
Theories of urban politics. - 2nd ed. / Ed. by Jonathan S. Davies and David L. Imbro-scio. - Los Angeles: Sage, 2009. - 295 p.
Urban policy analysis: a new research agenda // Urban policy analysis: directions for future research / Clark T.N., Burt R.S., Ferguson L.C., Kasarda J.D., Knoke D., Lineberry R.L., Ostrom E.; Ed. by Terry N. Clark. - Beverly Hills: Sage, 1981. -P. 23-78.
Vidich A.J., Bensman J. Small town in mass society: class power and religion in a rural community. - Princeton, N.J.: Princeton univ. press, 1958. - 345 p.
Walton J. Substance and artifact: The current status of research on community power structure // American journal of sociology. - Chicago, Chicago univ.press 1966. -Vol. 71, N 4. - P. 430-438.
Warren R.L., Hyman H.H. Purposive community change in consensus and dissensus situation // Community structure and decision-making: comparative analyses / Ed. by Terry N. Clark. - San Francisco: Chandler Pub. Co., 1968. - P. 407-424.
Wildavsky A. Leadership in a small town. - Totowa, N.J.: The Bedminster press, 1964. - 397 p.
