УДК 81-25
Эмоционально окрашенная лексика в материалах СМИ по борьбе с международным терроризмом
Е.О. Ермолина1
Московский государственный университет печати имени Ивана Федорова 127550, Москва, ул. Прянишникова, 2А e-mail: Rosette.94@yandex.ru
В работе рассматривается типизация и актуализация использования эмоционально окрашенной лексики в текстах печатных СМИ, направленных на борьбу с международным терроризмом. Приводятся классификация эмоционально окрашенной лексики, ее оценочные характеристики и анализ ряда эмоционально окрашенных слов в журналистских материалах о терроризме.
Ключевые слова: эмоционально окрашенная лексика, отрицательно эмоционально окрашенные слова, отрицательная оценка, журналистский текст, терроризм, семантика слова, слово-функция, прагмема, коннотация.
В настоящий момент особенно остро встал вопрос о террористической угрозе не просто в отдельных государствах, но и по всему миру. С разных концов света достаточно часто поступают сообщения о терактах, захвате заложников и других действиях экстремистских группировок. Россия также очень часто становится объектом террористической атаки.
1 Работа была проведена под руководством М.В. Петрушиной, к. фил. Н., доцента кафедры русского языка и стилистики.
135
Бороться с терроризмом нужно. Необходимо направлять общество на эту борьбу, пропагандировать мир и агитировать аудиторию на противостояние экстремистским идеям. По правилам журналистской этики журналист должен писать непредвзято, не выражая эмоций. Но нет правил без исключений (мы имеем в виду эмоциональность, а не непредвзятость). Поэтому обращение к эмоционально-окрашенным средствам русского языка в данном случае не только оправданно, но и необходимо, так как позволяет достичь поставленных целей. Журналист как представитель гражданского общества формирует свое отношение к ситуации и выражает его в эмоционально окрашенных словах, воздействуя на аудиторию.
Эмоционально окрашенные слова - это специфический пласт лексики русского языка. Они несут в себе положительную или отрицательную оценку, не просто обозначая предметы или явления, но и наделяя их дополнительным смыслом, формируя определенную эмоциональную атмосферу в контексте, создавая ощущение живости и полноты передаваемого сообщения.
Журналист отличается от обычного человека тем, что, как правило, целенаправленно и осознанно употребляет разнообразную оценочную лексику, чтобы пропагандировать свои взгляды и выражать отношение к предмету сообщения в текстах. Тем самым он воздействует на аудиторию. Так появляется вероятность ответной реакции, взаимодействия.
В случае материалов о борьбе с международным терроризмом эмоциональный характер публикаций не случаен. Статьи с этой проблематикой обращают на себя особое внимание общества, потому что террористические акты в человеческом подсознании ассоциируются с внезапной угрозой жизни как одного человека, так и группы людей, эмоциональной болью, психологическим давлением и смертью.
С помощью эмоционально окрашенной лексики в статьях о терроризме формируется нужный эмоциональный и оценочный подтекст, агитирующий читателей на неприятие террористических позиций и взглядов, психологическую борьбу с ними.
Рассмотрим использование журналистами оценочных слов на конкретных примерах и проследим особенности функционирования такой лексики.
Проанализировав тексты из разных изданий, можно сделать вывод, что самое употребляемое слово в статьях об экстремистских группах - это, конечно, терроризм и его однокоренные слова. В современной действительности они (слова терроризм, террористы, террористический акт) приобрели острую асоциальную оценку. Весь однокоренной ряд мотивирован словом террор, которое во всех своих значения содержит отрицательно оценочные семы: 1) устрашение своих политических
136
противников, выражающееся в физическом насилии, вплоть до уничтожения; 2) жесткое запугивание, насилие». (Словарь Ожегова) Следовательно, отрицательная оценка терроризма и всех его проявлений заложена уже в самой семантике слов.
Возможно, поэтому слова, используемые в сочетании с вышеперечисленными, как правило, усиливают отрицательно оценочный характер, конкретизируют негативные стороны явления.
В статьях о терроризме журналисты используют не только лексику с корнем террор, а также весь спектр отрицательно оценочных слов. Их можно разделить на три группы.
Первая группа - это оценки-функции, в которых отрицательная оценка представляет собой денотативный компонент значения. То есть существует группа слов, в семантике которых уже заложена, «встроена» оценка, и их основная функция - выражение отношения говорящего к объекту, о котором идет речь. Так как мы рассматриваем лексику с отрицательной оценкой в своем значении, то основным смыслом таких слов будет именно неодобрение, осуждение и порицание. Они менее эмоционально насыщены, чем слова остальных двух групп. Например, одно из самых употребляемых таких слов - плохой.
Вторая группа - это слова-прагмемы, оценочность которых является лишь дополнительным признаком семантической структуры слова. Оценка заложена в них в качестве самого явления, которое эти слова называют. Предметное и понятийное значения в таких словах тесно связаны на уровне иерархии сем в составе одной семемы и гармонируют между собой. То есть, употребляя слово-прагмему, говорящий не только называет объект, но и выражает свое отношение. Оценка оказывается результатом выражения отношения говорящего к обозначенному явлению. Например, слово потеря. В первоначальном значении -«лишиться чего-либо из-за забывчивости», но есть и еще одно значение, тесно связанное с предыдущим - «утрата кем-либо кого-либо». В этом значении слово приобретает более трагичный оттенок.
Третья группа - это слова-коннотации, оценочность которых проявляется только в контексте и не свойственна им вне высказывания. Оценочная номинация выражается словом, прямое значение которого ничего не предопределяет в отношении говорящего к объекту оценки, переносное метафорическое значение оценки создается условиями использования ассоциативного потенциала слова в контексте. Например, «Авиаторам подложили смертницу» («Ъ») - о теракте в самолете. Здесь слово смертница используется не в привычном окружении лексически сочетаемых слов. Есть известный фразеологизм «подложить свинью», что означает «подставить». Здесь же переработанный фразеологизм приобретает большую экспрессию и более глубокий смысл.
Проанализируем эти группы на конкретных примерах. Разберем такие слова и словосочетания, как дезинформация, гибель,
137
уничтожение, бессильная ярость, доморощенный, герой, аппетит, ударить, блеф, гроша ломаного не стоит, сезон охоты, ручной и дикий, яд.
Многие из этих слов без контекста не обладают той экспрессивностью, с которой ее употребляют журналисты. Проверим, как они работают в тексте. Начнем со слов-функций.
Слово дезинформация означает неправильное ориентирование общественности, ложную информацию. Негативная оценка уже «встроена» в значение слова. В статье Елены Милашиной «Беслан. 10 лет после теракта» («Новая Газета», 2014) оно звучит так: «Бесланский теракт вошел в историю России как пример беспрецедентной дезинформации населения. Вплоть до штурма школы/ официальные лица скрывали масштабы/ трагедии (количество заложников)». Здесь слово дезинформация употребляется в сочетании со словом беспрецедентный» (небывалый). Хотя эти слова чаще всего употребляются в официально-деловом стиле и не имеют там высокой эмоциональной окраски, здесь, в данном сочетании, они выражают возмущение и протест автора против правительства, обладают более сильной экспрессией. Причем беспрецедентность усиливает отрицательную оценку дезинформации.
Слово гибель в своем значении несет большую отрицательную оценку, чем дезинформация и означает уничтожение, разрушение, смерть. Владимир Корсунский в своей публикации о Норд Осте «Еще девять дней войны» (Грани.ру, 2002) пишет: «Столь же неопределенно звучат заявления официальных лиц о трагедии, случившейся 23~26 октября в Москве. И через 9 дней после гибели заложников представители власти не сумели ответить ни на один вопрос, который беспокоит общественность. До сих пор неизвестно ни точное число погибших в результате штурма заложников, ни сколько из них и почему пропало без вести. Власти отбиваются, как умеют». Усиливают эмоциональность слова однокоренное погибшиеи прагмема трагедия (в первом значении это драматическое произведение, изображающее напряженную и неразрешимую коллизию, личную или общественную катастрофу и обычно оканчивающееся гибелью героя, во втором потрясающее событие, тяжкое переживание, несчастье), которые одновременно помогают усилить эмоциональность всего текста. Таким образом создается атмосфера случившейся неизбежности, в которой, по мнению журналиста, виновато правительство.
Уничтожение, уничтожить - истребить, разрушить, прекратить существование кого-, чего-либо. В тексте Бориса Соколова «Почему не взорвался «Норд-Ост» (Грани.ру, 2002) оно звучит так: «Практически никак не уменьшив возможности террористов по уничтожению заложников, газ привел лишь к многочисленным жертвам как среди тех, кого предстояло освобождать, так и среди самих «альфовцев» и прочих спецназовцев, чьи потери вообще полностью засекречены». Здесь сло-
138
во уничтожение на первый взгляд не выделяется из основного контекста. Мы привыкли употреблять его в своей речи, слышать в сообщениях СМИ. Пробегая текст глазами, мы не выделяем его как насыщенное эмоциональностью слово, это происходит на подсознательном уровне. Уничтожение несет в себе резко отрицательную семантику, мы воспринимаем ее, и вследствие этого атмосфера самого текста для нас меняется.
Дмитрий Соколов-Митрич в своей публикации «Моя психотравма» («Православие.ру», 2014) написал такие строки: «Я видел людей, которые в бессильной ярости до крови разбивали кулаки об стены домов. Когда они немного успокаивались, я их спрашивал: "Работа была проведена под руководством М.В. Петрушиной, к. фил. Н., доцента кафедры русского языка и стилистики. Кто у вас там погиб?" — "У меня никто, — отвечали люди. — У соседа моего Аслана дочь там осталась''». Здесь интересно выражение бессильная ярость. Журналист играет на антитезе оценок-функций, создает на их основе оксюморон, а именно, на основе тех оценочных значений, которые несут в себе эти слова. Ярость, согласно токовому словарю Ушакова, это сильный гнев, озлобление. Бессильный же здесь — не имеющий возможности действовать, оказывать воздействие (Основное значение — не имеющий сил, крайне слабый). Бессилие - отсутствие силы, и ярость - гнев, на который направляются силы, создают в тексте образ людей, готовых бороться за близких, но им не дают возможности. Такое выражение может создать сильный эмоциональный отклик со стороны читателей.
Теперь перейдем к словам-прагмемам. Попробуем найти одно из таких слов в тексте статьи «Запад не защищен от доморощенных террористов» Дарьи Цилюрик: «Первые в истории Канады атаки, совершенные на почве радикального исламизма, опять дали экспертам повод говорить о том, что Западу следует бояться в первую очередь собственных граждан. Доморощенные экстремисты не способны на крупный теракт, однако устраиваемые ими мелкие атаки крайне сложно предотвращать, тем более что злоумышленники умеют скрывать свои взгляды и намерения». (Дарья Цилюрик, 2014). В толковом словаре Ожегова слово доморощенный имеет два значения. В прямом смысле - выращенный дома, в переносном — заурядный, непрофессиональный. В данном контексте, играя на многозначности слова, журналистка употребила его, крепко связав в иерархии обе семы одной семемы. В случае переносного значения проявляется функция воздействия, и слово доморощенный в контексте сообщения приобретает отрицательную оценку и говорит о маломасштабных, но весьма эффективных (в плохом смысле) действиях начинающих террористов.
В статье Виктора Литовкина «Террористы не могут быть героями» в самом заголовке интересно обыграно слово-прагмема герой. Противопоставляя его со словом террорист, в котором изначально за-
139
ложена отрицательная семема, автор выделяет и слово герой (по словарю Ушакова это исключительный по смелости или по своим доблестям человек). Таким образом в заголовке заложена яркая экспрессия, построенная на антитезе оценочных значений слов террористы и герои, что уже заранее формирует отношение читателя к получаемой здесь информации.
У Валерия Ширяева в статье (и заголовке) «Блеф безопасности» («Новая Газета», 2014) заложена яркая экспрессия: «Новый пакет антитеррористических нормативных актов ничем не поможет спецслужбам, зато ударит по бизнесу и простым гражданам. <...> в этой части закона из спецслужб заложили дпя граждан бомбу, способную в будущем покалечить не одну судьбу». Слово блеф имеет два значения, причем первоначально это прием при игре в покер, когда игрок, имеющий плохие карты, ведет себя так, чтобы соперники сочли его карты выигрышными. Переносное значение: выдумка, ложь с целью внушения кому-либо явно преувеличенного представления о чем-либо. Сочетание этих двух значений говорит о том, что перед нами слово-прагмема. В самом тексте скрывается еще одно такое слово. Казалось бы, когда автор пишет слово ударить, то не имеет в виду ударить кого-то физически. Однако в толковом словаре Ожегова ударить означает напасть, обрушиться, и это одно из прямых значений многозначного слова. Таким образом, ударить в данном контексте остается словом-прагмемой. Интересно рассмотреть и выражение заложить бомбу, когда оно, благодаря контексту и ассоциациям, создало яркую экспрессию в нашем подсознании. Это слово-коннотация. Мы привыкли употреблять такое словосочетание, обозначая при этом реально существующее место в пространстве, куда бомбу можно заложить. Но, оказывается, ее можно «спрятать» и в букве закона, что будет означать крайнюю неразработанность законопроекта. Как следствие, такая халатность в будущем пойдет во вред гражданам.
Интересно рассмотреть еще случаи, когда слова, не имеющие в своем значении негативного отношения, могут приобретать такой эффект.
Например, в своей статье Захар Гельман говорит: «Захватнические аппетиты ИГ, претендующего на создание «Всемирного халифата», не менее зловещи, чем претензии на мировое господство гитлеровцев». В данном случае словарь Ожегова говорит нам о двух значениях слова аппетит: 1) желание есть, 2) потребность, желание (разг., перен.). Само по себе слово отрицательной оценки не несет, но в контексте статьи Гельмана оно приобретает негативную окраску. Чрезмерность осуждается автором как порок. Такой оттенок слово аппетиты приобретает с помощью стоящего рядом эмоционально окрашенного слова захватнические (силой овладеть кем или чем-либо). Такое восприятие слова произведет больший эффект на читателя.
140
В одной из статей написано о неправомерных действиях властей во время терактов и возможности прессы говорить об этом: «Стоит тебе усомниться в правильности действий тех вооруженных людей, в рядах которых тыы находишься, а еще, не дай бог, высказаться публично на страницах своего издания или с экрана телевизора, и за твою жизнь, здоровье и безопасность никто не даст и ломаного гроша». Здесь выражение не даст ломаного гроша — это переработанный фразеологизм. В естественной интерпретации он звучит так: ломаного гроша не стоит и означает «никуда не годится, не представляет никакой ценности» (Фразеологический словарь русского литературного языка, 2008). В переработке автора он принимает дополнительное, коннотативное значение: никто даже не подумает защитить. Такой прием усиливает эмоциональность текста и позволяет поместить в слова скрытый смысл.
В статье «Головорезы» автор использует слова-коннотации совсем непривычно нашему слуху: «Сезон охоты на журналистов (особенно в зонах конфликтов) открыт не сегодня. Международная федерация журналистов ставила эти вопросы перед мировым сообществом и правительствами десятки лет». Словосочетание сезон охоты приобретает новую для аудитории саркастическую оценку автора по поводу нападений на журналистов, в частности это сравнение относится к террористическим группировкам как к охотникам на живых людей. В привычном значении сезон охоты - это время, когда официально разрешено охотиться на тех или иных животных. В данном контексте автор скорее говорит с горькой иронией о том, что в современном мире журналистов убивают безнаказанно и давно.
Интересно использует коннотацию Ольга Романова в публикации «Теперь об этом нельзя рассказывать» (Грани.ру, 2002): «Понимают ли государевы чиновники, что мы тоже их понимаем? Да знают наверняка. Они презирают ручных журналистов и ненавидят журналистов диких. При этом рассказывают - ласково глядя в глаза — представителям диких журналистов о том, как один из известных всей стране репортеров государственного телеканала придумал подложить к трупу Мовсара Бараева бутылку коньяка. Подробности рассказывают, фамилию называют — брезгливо так». Здесь интересно разворачивается метафора в сравнении журналистов с дикими и ручными животными. Непривычное для нас сочетание создает для аудитории совершенно новое значение слов ручной и дикий — СМИ проправительственные и оппозиционные. Это не случайно. Слова ручной и дикий проще воспринимаются среднестатистическим читателем, к тому же ассоциативный ряд становится наиболее экспрессивным и создает более живые картинки в подсознании человека.
В очерке «Моя психотравма» Соколова-Митрича, помимо многих экспрессивных эпитетов и длинной метафоры, интересно упот-
141
ребляется слово яд. «Очередное злодеяние действует по законам ядерного взрыва: основные жертвы и разрушения — не в точке удара. Главный поражающий эффект создает взрывная волна и заражение местности. Миллионы людей по всему миру сладострастно впитывают яд этого известия, как будто давно его ждали: ура, жизнь не имеет смысла, жизнь не имеет смысла, жизнь не имеет смысла!» Злодеяние здесь сравнивается с ядерным взрывом, которое с помощью своей взрывной волны заражает все вокруг. Злодеяния, жертвы, разрушения, поражающий эффект, взрывная волна — слова, употребляющиеся в прямом значении, но в совокупности создающие новые образы и смыслы. Исключение здесь — это впитывать яд известия. Человек не может в прямом смысле впитать в себя информационный яд как жидкость или влагу, поэтому используется переносное значение, и слово становится коннотацией с сильным экспрессивным и оценочным воздействием.
Итак, мы рассмотрели газеты разных направлений. Все они с помощью отрицательной эмоционально окрашенной лексики одинаково жестко осуждают любое проявление террора. Кто-то из них стремится передать свои мысли через яркую экспрессию слова, кто-то в подтексте, а кто-то предпочитает играть на точном значении самого слова. Причем, как мы выяснили, такие слова служат не только для привлечения внимания и передачи своих мыслей, но и для создания более яркой картины современной действительности. СМИ стремятся доказать аудитории, что терроризма не нужно бояться, его нужно принять как серьезную проблему и бороться с ним.
В газетной журналистике важно использовать экспрессивные и оценочные слова, так как с их помощью можно более точно передавать свою точку зрения, скрытый смысл. Причем это будет наиболее эффективным способом, так как среди нейтральной лексики слова с эмоциональным оттенком выделяются из контекста, а следовательно, и запоминаются лучше. Они рисуют образные картинки в сознании читателя, помогают лучше усвоить смысл сказанного или написанного. Так появляется большая вероятность того, что автор смог донести до читателя главную мысль и сагитировал его на более решительные если не поступки, то мысли, направленные на борьбу с террористической угрозой.
Библиографический список
1. Данилевская Н.В. Стилевые функции речевых разновидностей. — М., 2003.
2. Жеребило Т.В. Словарь лингвистических терминов. 5-е изд. Назрань, 2010.
3. Кара-Мурза Е.В. В помощь редакторам. эксперты-лингвисты о предвыборной информации и агитации. — http.// www.evartist.narod.ru/text3/81.htm#%D0%B7_03
142
4. Лазутина Г. Профессиональная этика журналиста, элект-
ронная версия. - http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Gurn/Lazut/ pril_01.php
5. Маркелова Т.В. Прагматика и семантика средств выражения оценки в русском языке : монография. - М. : МГУП им. Ивана Федорова, 2013.
6. Маркелова Т.В. Семантика оценки и средства ее выражения в русском языке : монография. М., 1993.
7. Маркелова Т.В, Монина Т.С. Оценочная функция англицизмов в газетно-публицистическом стиле // Проблемы полиграфии и издательского дела. - 2012.
8. Темиргазина З.К. Оценочные высказывания в современном русском языке : монография, 1999.
143