Научная статья на тему 'Эмоциональная концептосфера немецкого языка: опыт этимологического анализа'

Эмоциональная концептосфера немецкого языка: опыт этимологического анализа Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
459
315
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Красавский Н.А.

В данной статье читателю предлагаются результаты этимологического анализа слов, называющих базисные эмоции в немецком языке. Автор считает, что для полного анализа концептосферы языка в диахронии его функционирования обязательно использование метода этимологического анализа, позволяющего проследить способы семантического становление тех или иных концептов.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Emotional Sphere of Concepts: Experimental Analysis in Etymology

The article under review offers results of the etymological analysis of the words designating basic emotions in the German language. According to the author, a complete analysis of the sphere of concepts relating to the language in its diachronic functioning requires the method of etymological analysis which allows to trace the semantic development of such concepts.

Текст научной работы на тему «Эмоциональная концептосфера немецкого языка: опыт этимологического анализа»

Н.А. Красавский

ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ КОНЦЕПТОСФЕРА НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА: ОПЫТ ЭТИМОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

В данной статье читателю предлагаются результаты этимологического анализа слов, называющих базисные эмоции в немецком языке. Автор считает, что для полного анализа кон-цептосферы языка в диахронии его функционирования обязательно использование метода этимологического анализа, позволяющего проследить способы семантического становление тех или иных концептов.

В современной отечественной филологии активно формируется продуктивная парадигма -«лингвистический концептуализм», эвристический потенциал которой трудно переоценить [см.: Карасик 2004; Кубрякова 1999: 6-13; Попова, Стернин 2001; Фесенко 2004: 28-38]. Базисным понятием в этой парадигме является концепт, все чаще оказывающийся в поле зрения филологов, в особенности лингвокогнитивистов и лингвокуль-турологов. Принципиально важными в дискуссиях о сущности концепта являются такие вопросы, как соотношение понятия и концепта [Худяков 2001: 32-37], значения слова и концепта [Болдырев 2001: 25-36; Лихачев 1997: 280-287], облига-торности и факультативности вербализации концепта [Воркачев 2003: 10-15], определение параметров реализации концептов [Степанов 1997], выбор исследовательских методик, необходимых для анализа той / иной когнитивной сферы бытия человека [Залевская 2001: 36-45; Степанов 1997].

Важное место в концептосфере любого национального языка занимают эмоции - социокультурный феномен, выполняющий множество функций, в том числе и когнитивную функцию [Рейковский 1979; Buck 1984 и др.].

В лингвистических изысканиях, имеющих предметом исследования язык эмоций, указывается на теоретическую и практическую важность их основательного изучения. Однако при этом, на наш взгляд, авторы многочисленных публикаций традиционно изучают преимущественно собственно языковой механизм объективации психических переживаний человека в синхронии конкретной национальной культуры. Вне поля зрения (или в лучшем случае на его периферии) ученых остаются важные экстралингвистические факторы, оказывающие воздействие на эмоциональную (в том числе и вербально оформленную) сферу жизнедеятельности человека. При этом обычно во внимание не принимаются особенности народной психологии, архитектоника этнических культур, их типология (ср.: «горячие» и «холодные» куль-

туры), в целом особенности менталитета того / иного этноса. Следствием такого ограниченного филологическими рамками подхода к изучению феномена эмоциональных констант является достаточно большое количество лингвистических работ, ставящих перед собой задачи преимущественно лишь синхронического описания языковой объективации эмоций, что далеко недостаточно для действительно глубокого осмысления феномена психических переживаний человека, занимающего важное место как в языковой, так и в когнитивной картине мира.

По нашему мнению, действительно перспективными могут стать в первую очередь те исследования, которые проводятся в пограничной зоне интересов, казалось бы, совсем разных, но в действительности онтологически близких, смежных наук - лингвистики, культурологии, этнографии, этнологии, социологии, психологии, истории. Лингвокультурологически релевантным нам представляется многоаспектное, комплексное изучение эмоциональной концептосферы различных языков, в особенности исследование лингвистических способов и средств формирования эмоциональной номинативной системы. Диахроническое исследование ее элементов, т.е. вербальных знаков, выступающих в качестве носителей определенных концептов культуры, имеет безусловно большое теоретическое и прикладное значение для выявления сущности генерирования, развития и функционирования эмоциональной языковой картины мира.

Концепт, по мнению Ю.С. Степанова, включает в себя такие важнейшие компоненты, как «1) основной, актуальный признак, 2) дополнительный, или несколько дополнительных, «пассивных» признаков, являющихся уже не актуальными, «историческими», 3) внутреннюю форму, обычно вовсе не осознаваемую, запечатленную во внешней, словесной форме [Степанов 1997: 44].

Первый компонент концепта, его основной, актуальный признак, значим, «известен» всем но-

сителям того / иного языка, той / иной культуры. Выраженный вербально он, в нашем понимании, есть средство коммуникации представителей определенной этнической общности, нации, народа. В отличие от него, второй компонент - дополнительный, пассивный признак концепта - обнаруживает свою актуальность далеко не для всего этноса. Он понятийно доступен для представителей определенной социальной группы, для конкретного микросоциума. Социальная релевантность данного признака (или признаков) корпоративно ограничена (ср. с «ближайшим» и «дальнейшим» значениями слова у А.А. Потебни). И, наконец, третий компонент концепта (этимологический признак или внутренняя форма) является наименее актуальным для языко- и концептоносителей любой культуры, поскольку историей жизни слова, как известно, занимаются главным образом специалисты конкретных наук. Вместе с тем, этот (в нашей собственной терминологии) самый «научный» признак релевантен опосредовано, «как основа, на которой возникли и держатся остальные слои значения» [подробнее см.: Степанов 1997: 45-46].

Эти рассуждения приводят к мысли о выборе адекватных методов изучения концептов. В соответствии с указанной выше структурой концепта целесообразно применение как минимум: 1) метода компонентного анализа, 2) психолингвистических методик и 3) метода этимологического анализа. Если использование ставших традиционными и эффективными во второй половине XX столетия метода компонентного анализа и психолингвистических методик, позволяющих «срезать» тот / иной фрагмент языкового сознания современных носителей языка, может оказаться полезным при изучении сущности концепта в синхронии, то применение метода этимологического анализа приоткрывает занавес тайны самых первых шагов жизни концепта, т. е. становится возможным его исследование в диахронической плоскости.

В данной статье мы рассмотрим вопрос происхождения слов, обозначающих базисные эмоции в немецком языке. К ним в психологии принято относить страх, удовольствие, радость, печаль и гнев [Изард 1980; Риман 1998].

Этимологический анализ номинантов эмоций предполагает выяснение: 1) времени появления в языке самой лексемы (она, как правило, изначально не обозначает эмоцию); 2) времени появления у слова значения, фиксирующего эмо-

цию / эмоции; 3) источника возникновения слова в немецком языке.

Слово Angst (angest<angu) появляется уже в древневерхненемецком языке (VIII в.). Изначально оно употребляется как обозначение физической величины - «узость пространства». По В. Пфайферу, это слово родственно древнеиндийским корневым морфемам amhas и amhah, которые употребляются в значениях: 1) «(физическое) стеснение, сдавливание» и 2) «переживание страха, состояние подавленности» [Pfeifer 1989: 40]. Этимологи обнаруживают генетическую связь немецкого слова со словами целого ряда индоевропейских языков: с авест. gsah - «сдавливание (горла)», «стеснение», «узость»; с лат. angustus (<angostos) «узкий», anguistia «узость», «стесненность»; с ц.-слав. ozos-to «сужение» [Pfeifer 1989: 40; Pokorny 1994: 42-43]. Слово Angst образовано при помощи индоевропейского суффикса -st, служащего для обозначения абстрактных понятий [Pfeifer 1989: 52]. Семантика этого форманта трансформирует качество (физическое свойство «быть узким, сжатым») в когнитивную субстанцию.

Этимологический анализ слова Angst обнаруживает связь между ощущением, восприятием архаичным и впоследствии также средневековым человеком физических объектов и вызываемыми ими в его организме определенными физиологическими процессами. Воспринимаемые человеком отдельные фрагменты физического мира могли в силу своих свойств представлять угрозу для его существования. Можно предположить, таким образом, вероятность переноса наименования физиологической реакции, спровоцированной восприятием физического объекта, на само психическое ощущение человека. Следовательно, древнее слово Angst, первоначально обозначавшее фрагмент физической действительности, некое физическое / физиологическое измерение, со временем расширяет свою семантику, что приводит к появлению у него вторичного (т.е. эмоционального) значения. Слово Angst начинает употребляться и для обозначения непосредственно самого психического переживания. Данное слово на определенном этапе развития немецкого языка (предположительно Средневековье) применялось как для номинации физиологического ощущения человека (сдавливание горла в определенных ситуациях, например, при восприятии им представляющих угрозу объектов действительности и т. п.), так и для обозначения соответствующей отрицательной эмоции.

Любопытен, на наш взгляд, факт сохранения диахронической корреспонденции указанных выше значений диффузного в прошлом слова Angst в современном немецком языке, о чем, возможно, свидетельствуют многочисленные клише -aus Angst zittern, aus Angst erblassen, die Angst drueckte ihn nieder, vor Angst konnte er kaum atmen, die Angst liess ihn nicht gehen и т.п. Страх сковывает человека в его стремлении совершать физические движения; от страха замирает сердце, от переживания страха появляется комок в горле и т.д. Переживание чувства страха физиологически воздействует на организм человека - vor Angst blass werden.

Саму же языковую идиоматику мы рассматриваем как реликт представлений древнего человека о сущности переживаемых им эмоций. Эти ассоциативные представления зафиксированы в нашем лексиконе. Они сохранились на уровне устойчивых выражений и по-прежнему активно употребляются в современном языке, поскольку не теряют своей актуальной природной связи с физиолого-психическими процессами, происходящими в организме человека вне зависимости от времени его проживания и культурного пространства, в котором он пребывает. (Аналогичные вышеприведенным примеры, судя по научной и художественной литературе, можно обнаружить во многих языках).

Время последующего сужения семантики анализируемого слова этимологами точно не установлено. В современном немецком языке есть два разных слова, два разных понятия, никак сегодня не связываемых друг с другом его наивными (среднестатистическими) носителями - die Enge («пространственная узость») и die Angst («страх»). Заметим, что слово Angst в современном немецком языке моносемично.

Анализ этимологии слова Freude обнаруживает, во-первых, его исконно немецкое происхождение и, во-вторых, оно датируется ранним появлением в языке (IX в.). Номинант эмоции Freude (< др.-верх.-нем. глагол irreven) образован при помощи абстрактного немецкого суффикса -ida [Pfeifer 1989: 474]. В отличие от большинства номинантов эмоций, слово Freude изначально обозначает человеческое переживание [Pfeifer 1989: 474]. Во всяком случае, его более ранние значения этимологам не известны.

Как можно видеть, семантика анализируемого слова в целом не меняется уже на протяжении достаточно продолжительного времени. Трансформации наблюдаются, по Ф. Клуге, глав-

ным образом в его морфологической структуре -ср.: др.-верх.-нем. frewida, frouwida и ср.-верх.-нем. формы vroeude, vroeide, vreude [Kluge 1999: 285]. В современном немецком языке это слово полисемично.

Как и Freude базисный номинат эмоции Lust появляется в немецком языке уже в IX в. Первоначально Lust употребляется в значении «необузданность, распутство». Этимологически данное слово связано с древнеиндийской формой lasati - «(воз)желать, иметь потребность»; ср. с лат. lascivus «необузданный, похотливый, сладострастный», с рус. «ласка». Общим при этом у всех названных слов считается индоевропейский корень *las - «жадный, жаждущий развлечений» [Pfeifer 1989: 1038-1039]. Немецкое слово Lust первоначально имело только одно значение. Оно выражало физиологическую потребность человека в интимном общении. В современном же немецком языке это слово полисемично: полностью сохранив отмеченное выше значение, оно приобрело также значение «желание, намерение вообще что-либо сделать», не обязательно применительно только к сексуальной области человеческих отношений. Следовательно, в этом случае правомерно говорить о расширении семантики слова Lust.

Слово Trauer (X в.) имеет две версии этимологического толкования. Оно является дериватом (Trauer< trurag). Его первичное значение -«болезненный» (ср.: schmerzlich< Schmerz< *smer-и *smel— «schwelen», «brennen», т.е. «болезнен-ный»< «боль»< «распухать», «гореть»). Физическая первооснова древненемецкого слова trurag подтверждается его генетической связью с др.-англ. dreorig - «кровавый; болезненный; печальный» [Pfeifer 1989: 1832].

Несколько отличную этимологическую версию предлагает Ф. Клуге. По его мнению, Trauer производно от глагольной формы truren (IX в.). В древневерхненемецком языке truren имело значение «die Augen niederschlagen» («опустить глаза»). В основе этого слова лежит конкретный жест скорби человека, выражаемый опусканием глаз, головы [Kluge 1999: 833].

Можно заключить, что, во-первых, Trauer -дериват либо прилагательного trurag, либо глагола truren и, во-вторых, это слово употребляется, по всей видимости, изначально в «физиологическом» значении (реально воспринимаемая человеком боль), либо же в «физическом» значении (опускание глаз, головы в знак скорби). В любом случае происхождение слова Trauer следует ин-

терпретировать либо как результат переноса наименования физиологического ощущения (боль), либо же как результат переноса наименования скорбного жеста на само человеческое психическое состояние. Здесь допустимо предположение о том, что на определенном этапе своего языкового развития анализируемое слово употреблялось как минимум в двух значениях. Возможно, что по истечении времени ставшее более актуальным для сознания языконосителей вторичное значение вытеснило более раннее - первичное. Сами же хронологические рамки переструктурирования отдельных словозначений у Trauer этимологами, к сожалению, не установлены.

Это слово имеет в современном немецком языке три значения. В толковых словарях в качестве первого (основного) дается именно обозначение эмоции; далее указывается значение «(официальное) время скорби по умершему» и затем фиксируется значение «траурная одежда» [Duden 1989: 1552]. Важен сам факт указания лексикографами последовательности называемых значений у рассматриваемого полисеманта. В лексикографической практике принято первым фиксировать то значение, которое является наиболее актуальным для современного языкового сознания. Выдвижение значения эмоции в слове Trauer в качестве основного может, как кажется, интерпретироваться как знак повышения степени релевантности определенного психического феномена, с одной стороны, а с другой - как возможное снижение значимости ритуальных поступков, ритуального поведения в культуре. Данное предположение вписывается в концепцию деритуализа-ции, демифологизации архаичного и средневекового мира, по крайней мере, в современной западной, часто называемой нетрадиционной культуре [см.: Юдин 1999: 24-35].

Появление в немецком языке слова Zorn датируется IX в. С тех пор морфологическая структура этого слова не претерпела заметных трансформаций. Другой особенностью данного слова является его моносемичность в современном немецком языке: «Zorn - heftiger Unwille, aufwallender Aerger [Duden 1989: 1470]. Изначально семантика слова Zorn была широкой - ср.: др.-верх.-нем. zorn - «Erbitterung, Wut, Entruestung» («огорчение, бешенство, возмущение»), ср.-верх.-нем. zorn - «ploetzlich entstandener Unwille, Heftigkeit, Zank, Streit» («внезапно возникшее недовольство, порывистость, горячность, ссора, спор») [Pfeifer 1989: 2032]. Очевидна размытость границ семантики слова Zorn в др.-верх.-нем. и в

ср.-верх.-нем. языке. Примечательно, что диф-фузность его семантики еще более очевидна в ср.-верх.-нем. языке (ср., с одной стороны, номинан-ты эмоций Unwille, Wut, а с другой - соответствующие эмоциогенные события, их провоцирующие - Zank, Streit). В данном случае, по всей видимости, речь идет о недостаточно четком вербальном различении архаичным и средневековым языковым сознанием родственных явлений - самих эмоций и сопровождающих их эмоциогенных ситуаций. Это предположение косвенно доказывается, в частности, этимологией немецкого слова Zank, появившегося лишь в XIV ве. Хронология употребление слова Streit в его современном значении («ссора») не известна [см.: Kluge 1999: 801; Kluge 1999: 903]. Следовательно, есть большая вероятность употребления средневекового слова zorn в разных значениях, в том числе и в значении «ссора».

Ученые указывают на генетическое родство Zorn (< др.-сакс. форма torn) со словами германских языков: зап.-герм. *turna, др.-ирл. drenn в значении Streit - «ссора» (Kluge 1999: 915), др.-англ. torn со значениями «Grimm, Kummer, Leid, Elend» - «грусть, тоска, страдание, беда» [Pfeifer 1989: 2032]. Все приведенные выше слова происходят от общего индогерманского корня *der-, имеющего значение spalten («раскалывать»). Отсюда и появление в немецком языке глаголов zerren («рвать с силой») и «zuernen» («злиться, сердиться») [Kluge 1999: 915]. Мы можем констатировать факт сужения семантики слова Zorn, анализируемого в диахронии языка. В современном немецком языке границы понятия, обозначенного данным словом, достаточно четко очерчены, менее диффузны, нежели в древне- и сред-неверхненемецком языке.

Семантически родственное ему слово Wut (первичная форма wuot, IX в.) изначально, согласно версии В. Пфайфера, употребляется в качестве номинанта эмоций - «сильное возбуждение, волнение, сильное душевное потрясение». Генетически это слово связано со ср.-нидерл. woet («гнев», «бешенство»), нидерл. woede («гнев», «бешенство»). По В. Пфайферу, wuot обнаруживает корреляцию с существовавшим в древневерхненемецком языке прилагательным firwuot (X в.), имевшем значение «бессмысленный, неразумный», а также с гот. wods («одержимый», «гневный»). Немецкое слово генетически связано и с некоторыми негерманскими словами: в частности, с др.-инд. vatati (последнее дериват формы *uat, переводимой как «набухать, разбухать»). При

этом часто указывается на первичность индоевропейского корня *uat - «быть душевно возбужденным». Нередко индоевропейский корень *wat («дуть, веять») связывают с этимологией рассматриваемых слов. Есть предположение, что первичное значение данного индоевропейского корня -это «вызванное нечеловеческими силами (демонами, богами) состояние потери человеком контроля над собой, его сильное возбуждение» [Pfeifer 1989: 1999]. В некоторых древних языках отмеченный выше корень слова обозначает различные состояния человека - «безумие», «необузданное возбуждение», «дикий гнев», «бешенство». В современном немецком языке актуальны как раз последние два значения [Pfeifer 1989: 1999].

По утверждению Ф. Клуге, слово Wut корреспондирует с именем бога Wotan. Wotan буквально значит «вдохновляющий, побуждающий к действиям» [Kluge 1999: 900]. Здесь, как нам кажется, уместно указать на интересные рассуждения Ю.С. Степанова относительно происхождения рассматриваемого слова. Он, анализируя в одной из своих работ этимологию индоевропейского корня *uat, пишет о том, что в его семантике передано состояние возбуждения, вдохновения, экстаза. Неслучайно во многих языках, по мнению Ю.С. Степанова, этот индоевропейский корень породил слова со значением «пророк, поэт, прорицатель»: лат. vates, др.-ирд. faith. Ученый предлагает сравнить читателю данные слова с гот. wods («одержимый») и др.-исл. odr. От последнего как раз и было образовано имя одного из богов в германском пантеоне - Одина, бога магического знания и вдохновения, предводителя войска мертвых (др.-исл. Odinn, др.-англ. Woden, др.-верх.-нем. Wuotan [Степанов 1997а: 296].

Предложенные выше версии толкования слова Wut обнаруживают между собой сходства. Оно этимологически коррелирует либо с др.-верх.-нем. номинацией firwuot - «неразумные, бессмысленные поступки человека», либо с др.-инд. обозначением фрагмента физического мира (vatati <*uat - «набухать, разбухать»), которое впоследствии было перенесено на психический мир - *uat («быть душевно возбужденным»), либо же с индоевропейской формой *wat, обозначающей изначально 1) природное явление («дуть, веять») или же 2) «вызванное нечеловеческими силами (демонами, богами) состояние потери человеком контроля над собой, его сильное возбуждение».

В заключение резюмируем изложенное выше.

Во-первых, данные этимологических и современных толковых словарей позволяют сделать

вывод о том, что базисные равно как и не основные номинанты эмоций [см. подробнее: Красав-ский 2000: 37-46], как правило, производны от слов, изначально обозначавших реальные, физически воспринимаемые объекты мира (Angst, Trauer). Этот лингвистический факт можно объяснить, по нашему мнению, самим характером процесса формирования человеческого мышления: первичная форма мышления - предметно-действенна. Мышление, понимаемое как эволю-ционно возрастающая человеческая способность к совершению отвлеченных, абстрактных операций, не связанных непосредственно с наблюдаемой, физически данной реальностью, филогенетически предметно. Оно эволюционирует по мере освоения человеком мира.

Во-вторых, значения слов, обозначающих базисные эмоции, в частности в средние века, характеризуются высокой степенью диффузности. Одним и тем же языковым знаком часто номинируются сами эмоции и события, их провоцирующие или сопровождающие, что мы объясняем синкретизмом языкового сознания древней и средневековой языковой личности. На раннем этапе развития нашей цивилизации реальные события, явления, предметы, способные вызывать у человека определенные эмоциональные реакции, не имели, по-видимому, четкой вербальной дифференциации. Вероятно, они представляли собой некий единый комплекс самых общих, синкретично организованных представлений человека о самом реальном объекте физического мира и соответствующем эмоциональном отношении к нему.

В-третьих, эмоциональная концептосфера как и любая другая система оязыковленных понятий испытывает на себе действие универсальных семантических трансформаций, выражающихся в сужении (иногда в специализации) или расширении значений соответствующих слов. Этот лин-гвокогнитивный процесс мы интерпретируем как результат все более успешной эвристической деятельности человека. Изначально присущая словам диффузность сменяется их более точным определением homo sapiens, проводящим границы между различными эмоциональными понятиями. Базисные номинанты эмоций, рассматриваемые в диахронии языка, могут либо сужать свою семантику (напр., Zorn), либо же, наоборот, ее расширять (напр., Freude, Lust) посредством своего метафорического употребления, ведущего к полисемии. Кроме того, слова, обозначающие в современном немецком языке эмоции, могут чередовать указанные выше семантические процессы (напр.,

Angst). Сужение семантики исследуемых слов в диахронии немецкой лингвокультуры мы понимаем как результат когнитивно-вербальной дифференциации человеческим сознанием объектов мира (физического и ментального). Расширение же семантики данных слов нами интерпретируется как следствие когнитивно-лингвистической интеграции сознанием человека объектов различных форм действительности (объективной и субъективной).

И, наконец, в-четвертых, мы считаем целесообразным и в высшей степени технологичным применение метода этимологического анализа при изучении любых, в том числе и эмоциональных, концептов. Знание первичных форм и значений слов, употребляемых в языках на современном этапе их развития, позволяет увидеть ученому важнейшие направления вербально-когнитивных поступков человека в диахронии его культуры.

Список литературы

Болдырев Н.Н. Концепт и значение слова // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. - Воронеж: ВГУ, 2001.

Воркачев С.Г. Концептология концепта: к плюрализму в лингвистике // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. № 4 (05). Сер. Филологические науки, 2003. - Волгоград: Волгоградский государственный педагогический университет, 2003.

Залевская А.А. Психолингвистический подход к проблеме концепта // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. - Воронеж: ВГУ, 2001.

Изард К. Психология эмоций. - СПб.-М-Харьков-Минск: Питер, 1999.

Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - М.: Гнозис, 2004.

Красавский Н.А. Эмоциональная концепто-сфера немецкого языка (этимологический анализ номинантов эмоций) // Языковая личность: проблемы креативной семантики: Сб. науч. тр. - Волгоград: Перемена, 2000.

Кубрякова Е. С. Языковое сознание и языковая картина мира // Филология и культура. Мат-лы II Междунар. науч. конф. Ч. 3. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1999.

Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. - М.: Academia, 1997.

Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. - Воронеж: ВГУ, 2001.

Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. - М.: Прогресс, 1979.

Риман Ф. Основные формы страха. Исследование в области глубинной психологии. - М.: Алетейа, 1998.

Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. - М.: Языки русской культуры, 1997.

Степанов Ю.С. Слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. - М.: Academia, 1997(а).

Фесенко Т.А. Перевод - когнитивная игра? // Языки и транснациональные проблемы. Мат-лы I Междунар. науч. конф. Т. II. - М.-Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2004.

Худяков А.А. Понятие и концепт: опыт терминологического анализа // Филология и культура. Мат-лы III Междунар. конф. Ч. 2. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2001.

Юдин А. В. Русская народная духовная культура. - М.: Высшая школа, 1999.

Buck R. The Communication of Emotions. -N.Y.: Guilford, 1984.

Duden. Deutsches Universalwoerterbuch. Mannheim - Wien - Zuerich: Bertelsmann Lexikonverlag, 1989.

Kluge F. Etymologisches Woerterbuch der deutschen Sprache. Berlin - N.Y.: Walter de Gruyter, 1999.

Pfeifer W. Etymologisches Woerterbuch des Deutschen in 3 Bd. - Berlin: Walter de Gruyter, 1989.

Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Woerterbuch in 2 Bd. Tuebingen und Basel: Bertelsmann Lexikonverlag, 1994.

N.A. Krasavskij

EMOTIONAL SPHERE OF CONCEPTS: EXPERIMENTAL ANALYSIS IN ETYMOLOGY

The article under review offers results of the etymological analysis of the words designating basic emotions in the German language. According to the author, a complete analysis of the sphere of concepts relating to the language in its diachronic functioning requires the method of etymological analysis which allows to trace the semantic development of such concepts.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.