Эмоции как междисциплинарный феномен Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

В. В. Глебкин

Эмоции

как междисциплинарный феномен

Одна из определяющих проблем современный наук о человеке -отсутствие адекватной собранному экспериментальному материалу методологии. Используемые в современной психологии, социологии, лингвистике методологические каркасы в значительной степени заимствованы из предшествующей философской традиции и превращаются для этих наук в своеобразное «прокрустово ложе». В данной статье описанная ситуация иллюстрируется на материале эмоций. В ней описываются основные современные подходы к описанию эмоций (психофизиологический, экологический и социокультурный), выявляются их методологические основания и теоретические ограничения. Во второй части статьи изложены базовые идеи семиотической модели эмоций, объединяющей в системное целое указанные выше подходы.

Ключевые слова: эмоции, междисциплинарность, методология, мышление, когнитивные науки, коммуникация, античная философия, средневековая философия, психофизиологический подход, экологический подход, социокультурный подход, семиотический подход.

1. Введение

Хотя речь в статье пойдет об эмоциях, одна из ее задач состоит в описании методологической проблемы, которая носит гораздо более общий характер. Дело в том, что методологический инструментарий, используемый в современной психологии, социологии, лингвистике и других науках при исследовании человека, в значительной степени исходит не из внутренней логики этих дисциплин, а воспроизводит базовые постулаты европейской философии нового времени, часто вступающие в противоречие с собранным экспериментальным материалом и превращающееся для него в своеобразное «прокрустово ложе». Проблема отсутствия адекватного языка описания, органичного для проводимые наблюдений и экспериментов - пожалуй, основная проблема современные наук о человеке1.

Конкретизируя сделанное утверждение, можно выделить два базовыгх фактора, определяющих в подобные случаях концептуальный каркас научной теории, - повседневные представления о явлении, сохраненные, в частности, в языке

© Глебкин В.В., 2010 г.

(т.н. «народная психология») и сложившийся теоретический инструментарий, отражающий фундаментальные подходы к описанию человека. Важно отметить, что, сопоставляя экспертную и «народную» картину какого-либо явления, исследователи обычно рассматривают их как два параллельных и изначально независимых описания внешней по отношению к ним реальности (хотя и признают возможность их существенной корреляции)2. Однако эмоции - факт не столько быта, сколько языка; в повседневной жизни мы сталкиваемся не с эмоциями или чувствами в целом, а с конкретными эмоциями: стыдом, страхом, радостью и т.д. Первичная категоризация, осуществляемая языком, входит в повседневный опыт и составляет неотъемлемую часть базового представления об эмоциональных процессах3. Если исследователь, создавая теоретическую модель эмоций, не будет учитывать эту первичную категоризацию, он станет исследовать не эмоции, а нечто другое, порождая тем самым опасные аберрации у своих читателей4.

Сделанные замечания определяют структуру статьи. Прежде всего в ней будут описаны представления об эмоциях в «народной психологии» и сложившиеся в европейской культуре нового времени философские основания последующих теоретических моделей, затем будет показано, как в заданную систему координат вписываются современные экспертные представления об эмоциях и какие ограничения эта система координат накладывает на интерпретацию экспериментального материала, а в последнем блоке мы наметим контуры теоретического подхода, дающего возможность преодолеть эти ограничения и приблизиться к созданию интегративной теории эмоций.

2. Эмпирические и методологические основания

представлений об эмоциях в современной науке

2.1. Эмоции в «народной психологии»

Характеризуя «народные» представления об эмоциях, надо иметь в виду, что соответствующие языковые картины будут разными в разных языках, но при этом в них можно выделить некоторые универсалии, связанные с универсальностью человеческого опыта. Мы будем опираться на материал русского языка, имея в виду, что, по крайней мере, в европейских языках отмеченные черты также будут присутствовать5. В русском языке базовым для формирования и осмысления эмоционального переживания является слово чувства, отсылающее нас

к широкому классу «объектов», которые можно чувствовать: запах, боль, голод, усталость, страх, радость и т.д. Эти «объекты» воспринимаются как внешняя человеку субстанция, воздействующая на него (извне или проникая внутрь) и вызывающая ответную реакцию (... тупая боль, охватившая все тело, увлекла его в какую-то бездонную, черную пропасть (С. Вишенков, Испытатели); Светлая, спокойная радость наполнила душу Пандиона (И.А. Ефремов, На краю ойкумены))6. Эта реакция, выражаемая глаголом «чувствовать», в отличие от «знать», «понимать», «видеть» предполагает наличие особой интуиции, противостоящей рациональному размышлению и явно заданному повседневному опыту [Николай Всеволодович не простоял и минуты, она вдруг проснулась, точно почувствовав его взгляд над собою, открыла глаза и быстро выпрямилась (Ф.М. Достоевский, Бесы); Говорилонтак, что даже не видя его лица, вы по одному звуку его голоса чувствовали, что онулыбается[ И.С. Тургенев, Ася)).

Если говорить о формировании «народного» образа чувств как особого класса, то здесь в качестве парадигмы, видимо, выступают чувства боли, голода, жажды, имеющие легко узнаваемый субъективный рисунок. Затем возникшая «народная» классификация начинает распространяться и на чувства гнева, страха, радости и др., которые в отличие от первых называются еще и эмоциями. Это отличие состоит, на мой взгляд, в их социокультурной обусловленности: голод и боль изначально характеризуют человека как биологическое существо и сближают его с животными7, даже страх, не говоря уже о гневе, стыде, зависти и т.д. носит гораздо более отчетливо выраженный социальный характер и связан с общением с себе подобными8. В языке эти особенности выражаются в различной локализации объекта, на который направлена сила: голод, жажда, боль воздействуют на тело человека, страх, радость - на душу или ее аналоги (напр., сердце).

В «народном» представлении эмоции связаны с определенными внешними проявлениями (я вижу, что ему страшно или что он сердится), которые затем переносятся и на внутренний опыт и с ними начинают соотноситься соответствующие внутренние состояния9.

В заключение еще раз подчеркну важные для дальнейшего характеристики «народного» представления об эмоциях: это внешние силы, воздействующие на человека извне или проникающие в его душу. В отличие от других чувств эмоции имеют социокультурную обусловленность, они возникают в процес-

се коммуникации и предполагают не рациональный анализ, а внутреннюю включенность в процесс и особую интуицию, выявляясь иногда по отчетливым, а иногда чуть заметным внешним или внутренним признакам.

2.2. Методологические основания современных научных моделей эмоций

Чтобы превратить «народные» представления об эмоциях в научную теорию, необходим базовый теоретический каркас и экспериментальный материал, интерпретируемый в рамках этого каркаса. Как уже отмечалось, основу такого каркаса составляют философские установки культуры нового времени, в значительной степени опирающиеся на античную традицию. В первом приближении их можно описать следующим образом: человек - существо, состоящее из двух разнородных элементов: тела и души (ума).10 Тело представляет собой часть материального мира и отвечает за взаимодействие с материальными объектами, ум осуществляет когнитивные акты и взаимодействует с идеальными сущностями11. С другой стороны, человек как самодостаточный атом противостоит совокупности окружающих его материальных предметов и другим людям, с которыми он вступает в определенные формализованные отношения для оптимального достижения личных целей12.

Понятно, что эмоции, представляя собой ярко выраженный интерсубъективный феномен и имея отчетливые материальные и идеальные проявления одновременно, не вписываются в заданную систему оппозиций и, в отличие от мышления, они всегда были крайне неудобным и двусмысленным для европейской философии явлением. Прежде всего, эта двусмысленность проявлялась в определении их онтологического статуса. Если мышление твердо связывалась с деятельностью ума, оперирующего с идеальными объектами, и не предполагала никаких соматических проекций, то в случае эмоций использовалось две альтернативных стратегии13. Первая из них трактовала эмоциональные процессы как происходящие в душе вне связи с телом14, вторая рассматривала их как телесные изменения15. Разумеется, обе стратегии выглядят ущербными, но никаких попыток их системного объединения не было и в сложившейся методологической системе координат не могло возникнуть.

«Сомнительность» эмоций проявлялась и в трактовке их отношения к рациональному познанию. Исток этих представлений находится в античной традиции. Для ее классиков, как известно, высшим идеалом является интеллектуальное со-

зерцание, а все, что отвлекает человека от такого созерцания, считается несовершенным и даже опасным16. При такой установке эмоции оказываются вредным побочным продуктом, мешающим наиболее важному для человека занятию. При этом Платон и Аристотель допускают и даже считают полезным проявление эмоций в определенных ситуациях, но говорят о необходимости рационального контроля за ними17. Гораздо более жестким становится отношение к эмоциям в философских школах эллинизма. Проявляется оно, в первую очередь, у стоиков, но в смягченном варианте - также у эпикурейцев и скептиков. Страсти, с точки зрения стоиков, - неразумные и несогласные с природой движения души и мудрый человек бесстрастен. Апатия (бигабеих), избавление от страстей, - одно из наиболее значимых этических состояний в стоицизме18. Аналогичную нагрузку несут понятия гедонэ (т|8оуп) в эпикуреизме и атараксии (ашрама) в скептицизме19.

В средние века на дальнейшую эволюцию представлений об эмоциях определяющее влияние оказывает христианство, хотя многие античные характеристики также сохраняются. Если попытаться выделить в разнообразной и во многом противоречивой палитре средневековых взглядов на эмоции базовые инварианты, можно отметить следующее.

Эмоции обычно рассматриваются как движения или качества низших частей души, не связанных с рациональным размышлением20. В вопросе о соотношении рационального познания, воли и эмоций выделяется две позиции. Первую можно обозначить как волюнтаристскую. Она отчетливо сформулирована, например, Августином. По Августину, страсти связаны не с телом человека, а с его волей21, и порочны они только тогда, когда воля порочна. Благая воля порождает благие страсти22. Эта линия сохраняется и у францисканцев, для которых определяющим является принцип свободно действующей и ответственной за свои решения воли23. С высказанной идеей коррелируют более размытые представления средневековых мистиков о высших чувствах, связывающих людей с Богом, и противостоящих земным чувствам24.

Иная позиция сформулирована в томизме, в целом, воспроизводящем аристотелевский взгляд на эмоции. Фома Аквин-ский утверждает, что страсти проявляются в чувственном желании (т.е. с желании, связанным с телесными изменениями), в отличие от воли, которая есть умственное желание (Б/ГЬ. П-1, д.22, а.З), а также что страсти порочны в том случае, если они не подчиняются разуму. Управляемые же разумом страсти ве-

дут к добродетели25. Здесь, как мы видим, действие в значительной степени опирается на рациональный контроль и воля направляется рациональным расчетом.

В Новое время первая позиция отражается в романтизме и близких к нему философских течениях, занимающих в целом маргинальное положение, вторая гораздо более характерна для доминирующей в культуре философии рационализма26. В целом следует еще раз подчеркнуть, что разделение эмоций и разума и трактовку эмоций как силы, которая уводит человека в сторону от правильного решения, можно считать доминирующим мотивом в европейской философии Нового времени27.

3. Современные научные теории эмоций

Описав заданную «наивной психологией» и философскими установками европейской культуры систему координат, рассмотрим теперь, что представляют собой современные научные теории об эмоциях, в какие классы они объединяются и как заданная система координат определяет структуру этих классов. Первый (и, в значительной мере, определяющий) вопрос, который здесь встает - какие факты психической жизни человека относить к эмоциональным, как провести границу между эмоциями и не-эмоциями? Уже в ответе на этот вопрос мы не находим среди исследователей единства, они отчетливо разделяются на две большие группы. Сторонники подхода, который мы условно обозначим как психофизиологический, говорят о наборе базовых эмоций, присутствующих во всех культурах, и имеющих онтогенетические основания во врожденных нейронных программах, а филогенетические - в поведении животных. Обычно это - радость, печаль, страх, гнев, к которым часто добавляются заинтересованность, удивление, отвращение и презрение28. Авторы признают, что в выражении этих эмоций в различных культурах существуют более или менее существенные различия, но не они становятся предметом их анализа. Фокус интересов исследователей здесь сосредоточен на описании стоящих за всеми различиями инвариантных структур.

Однако в рамки психофизиологического подхода плохо укладываются психические состояния, которые в «народной психологии» тоже маркируются как эмоции и при этом несут отчетливый социальный характер: гордость, самодовольство, религиозная экзальтация, благоговение, уничижение, ревность, скука и др29. Эти эмоции либо не замечаются исследо-

вателями, либо сводятся к базовым, и их социальная составляющая игнорируется30. Иногда, напротив, здесь относятся к эмоциям состояния, противоречащие базовой интуиции (напр., боль)31.

Иным образом проводится граница между эмоциями и неэмоциями для исследователей, работающих в рамках, условно говоря, социокультурной парадигмы32. Базовый набор эмоций здесь значительно шире, и иногда в него попадают даже отчуждение и классовое сознание в его марксистской интерпретации33. Эти исследователи делают акцент на социальных механизмах конструирования эмоционального переживания, социокультурных контекстах, в которые это переживание погружено. Сразу замечу, что, по-разному определяя объект исследования (по-разному деформируя заданные повседневным опытом границы), исследователи первой и второй группы говорят о разных феноменах34, пусть и имеющих общие корни35.

Третья группа исследователей работает в рамках парадигмы, которую можно обозначить как экологическая или инте-ракционистская. Центр их интересов - человек (или животное) как целостная, динамически развивающаяся система, находящаяся в непрерывном и разноуровневом взаимодействии с окружающей средой. Для них семантическая граница не имеет принципиального значения и они предпочитают говорить об эмоциях в целом, демонстрируя основания своего подхода на любой эмоции, интуитивно относимой к таковым36.

В первом приближении различия в подходах можно показать, выделив базовые для каждого из них целостности. В первом случае это - тело человека, во втором - социум или различные социокультурные подсистемы, в третьем - человек как целостное «Я». Разумеется, часто в работах происходит эклектичное соединение указанных подходов37, но за ними стоят существенные различия в мировоззренческих установках, в избранной методологии и, как мы уже видели, в объекте исследования, поэтому для более отчетливого осознания целостной картины кажется оправданным независимое описание каждого из них, при понимании условности предложенного деления38.

3.1. Основные черты психофизиологического подхода к описанию эмоций

Имея свои истоки в работе Ч. Дарвина «О выражении эмо-ций у человека и животных»39, этот подход, как принято утверж-

дать, отчетливо сформулирован в конце XIX века в рамках концепции Джемса-Ланге40. Конкретные утверждения ее авторов во многом устарели, но идеологический пафос актуален до сих пор41. Эмоция в интерпретации Джемса-Ланге и есть ни что иное, как ее физиологические проявления. Больше никаких дополнительных смыслов она не несет42.

Работающие в рамках описанной парадигмы исследователи говорят о трех уровнях, необходимых для описания и классификации эмоций: осознанное переживание эмоции, ее внешние проявления, доступные для стороннего наблюдателя и стоящий за ними специфический нейронный субстрат43. При этом авторы, по сути, не выходит за рамки концепции Джемса-Ланге. Для них субъективное переживание эмоции и есть, в своей основе, процессы в мозге и нервной системе, проявлением которых становятся специфическая мимика и жесты44.

В рамках описанной идеологии ключевой задачей исследователей становится составление «физиологического портрета» эмоции, позволяющего на уровне физиологии отличать эмоции от драйвов и инстинктов, а также, по возможности, различать их между собой. Это предполагает движение в двух направлениях: внешнее феноменологическое описание эмоций и описание соответствующих процессов в центральной и периферийной нервной системе, выявление нейронного субстрата45. В первом направлении базовыми подходами являются задание системы шкал (удовольствие-неудовольствие и т.д.), в рамках которых определяется весь спектр эмоциональных состояний,46 и характеристика дискретного набора базовых эмоций, не предполагающая объединяющего шкалирования47. Во втором направлении, истоком для которого также служат работы Джемса-Ланге48, основные усилия направлены на то, чтобы выявить, какие отделы центральной и периферийной нервной системы связаны с различными составляющими эмоциональных процессов. В целом, здесь собраны интересные данные49, однако их интерпретация вызывает ряд вопросов, которые мы обсудим ниже.

Основные сомнения в корректности базовых установок психофизиологического подхода можно сформулировать следующим образом:

Органические изменения характеризуют определенную степень возбуждения нервной системы и не говорят ничего о том, какие причины (страх, холод, лихорадка, напряженная мышечная работа) вызвали это возбуждение. С другой сторо-

ны, одна и та же эмоция может приводить к различным органическим изменениям50. Более того, существуют ситуации, когда у испытуемого фиксируется переживание эмоции, но отсутствуют ее внешние проявления (т.н., as-iffeelings), т.е. существует зазор между субъективным переживанием эмоции и ее объективными характеристиками, доступными для внешнего наблюдения51. Обобщая эти утверждения, можно сказать, что при отождествлении эмоции с ее физиологическим портретом мы лишаемся возможности корректно провести различие между эмоциями и первичными драйвами (голод, жажда, боль), а также не имеем возможности корректно описывать сложные психологические переживания, носящие социокультурный характер (ревность, зависть, скука и т.д.), т.е. говорим не собственно об эмоциях, а об ином классе явлений, сближающих человека с животными, и оставляем в стороне его собственно человеческую основу52.

Сделанные замечания в целом связаны с одним существенным методологическим изъяном психофизиологического подхода. Даже если предположить, что удалось описать базовые нейронные схемы для основных эмоций, к нашим представлениям об эмоциях это не добавит ничего качественно нового. За сведением эмоций к определенным нейронным цепям стоит механистический взгляд на человека. Заложенное в образе демона Лапласа представление о том, что, зная в некоторый момент времени координаты и скорости всех частиц, составляющих Вселенную, а также их уравнения движения, можно точно предсказать будущее Вселенной, порочно не потому, что обладание таким знанием невозможно практически, а потому, что оно бесполезно по сути для понимания многих вещей, просто не описываемых подобным образом. Так, конфигурации атомов, составляющих живое и мертвое тело, качественно не различаются между собой53.

Если теперь обратиться к сформулированным в начале статьи установкам, можно понять место психофизиологического подхода в заданной ими системе координат. Этот подход опирается на базовую интуицию (эмоция в повседневном опыте определяется по внешним проявлениям и внутреннему переживанию) и, неявно исходя из системообразующего для европейской философии противопоставления материальное-идеальное, трактует эмоции как материальные процессы в теле человека. Другими словами, осуществляемые в рамках данного подхода деформации исходного материала связаны с неполной адекватностью опорных теоретических установок.

3.2. Основные черты экологического подхода к описанию эмоций

Экологический подход выделяется, прежде всего, новым проблемным полем, новыми вопросами, которые ставят перед собой исследователи. Это вопросы о роли эмоций в жизни человека как целостного существа, во взаимодействии с окружающей его социальной и природной средой. В качестве начальной точки для дальнейшего обсуждения имеет смысл обратиться к концепции эмоций, предложенной А.Н. Леонтьевым. Исходя из утверждения, что определяющий путь формирования человека как социального существа задается активным усвоением исторически сложившихся социальных форм и видов деятельности54, он выдвигает в качестве основания всякой деятельности субъекта, обладающего потребностями, и предмет потребности - материальный или идеальный - называет мотивом деятельности. Тогда эмоции «выполняют роль внутренних сигналов... они непосредственно отражают отношения между мотивами и реализацией отвечающей этим мотивам деятельности. При этом речь идет не о рефлексии этих отношений, а именно о непосредственном их отражении, о переживании. Образно говоря, эмоции следуют за актуализацией мотива и до рациональной оценки деятельности субъекта.

Таким образом, в самом общем виде функция эмоций может быть характеризована как индикация плюс-минус санкционирования осуществленной, осуществляющейся или предстоящей деятельности»55.

Разумеется, предложенная схема носит слишком общий характер и требует существенных уточнений (что понимается под актуализацией мотива и рациональной оценкой деятельности, как быть с ситуациями, когда эмоция следует за рациональным осмыслением, как, например, в феномене отложенного страха56), но во многом благодаря этому она наглядно демонстрирует наиболее характерные для данного направления подходы, а также круг активно обсуждаемых в нем проблем.

Основная часть создаваемых здесь концепций - это более или менее сложно организованные схемы, на входе которых находится внешнее возмущение, а на выходе - ответное действие или система действий. Пространство внутри заполнено различными элементами, призванными отразить разноуровневую структуру эмоции, ее связь с предшествующим опытом и другими системами организма, а также выполняемые ей функции, среди которых обычно выделяются две: оценка ситуации

в.в. Глебкин Письма малограмотных авторов...

(appraisal) и подготовка будущего действия, точнее, используя военную лексику, перевод организма в состояние повышенной боевой готовности (action readiness) (одна из возможных схем приведена на рис. I)57.

Context

Person

Regulation Processes

Mbtives/Goalse Expectations

Context

Cause > Perception

Emotion

Appraisal

Action Readiness

Feeling

Physiological Reaction_

Transform into Action

Emotion-focused Action

Expression

Problem-• focused Action

Рис. 1: Модель эмоций в экологической парадигме58.

При всем разнообразии предлагаемых схем они достаточно далеко отходят от базовых представлений об эмоциях и не формулируют отчетливых критериев, позволяющих произвести корректную эмоциональную идентификацию. Каждая из них опирается на интуитивно понятные, но не оформленные понятийно, представления о человеке и характере его взаимодействия с внешним миром. Поэтому обсуждаемые проблемы, хотя и расширяют спектр общих подходов к описанию эмоций, в значительной степени напоминают «спор о словах».

Одним из наиболее интересных аспектов этого спора является вопрос о наличии в эмоциях рационального элемента и о соотношении эмоционального и рационального в человеке59. Основные позиции здесь можно обозначить следующим образом: а) эмоции и эволюционно и в поведении человека предшествуют рациональному познанию; б) эмоция следует за рациональным познанием, представляя собой реакцию на него; в) в саму эмоцию входит когнитивный аспект, выражающийся в оценке ситуации. В значительной степени разнообразие позиций порождено различием в определениях, и прежде всего это касается определения когнитивных процессов. Те, кто понимает под ними ментальные акты, связанные с анализом, переработкой и хранением информации (т.е. операции пересчета, аналогичные работе компьютера), не выявляют в

эмоциях когнитивного элемента, а те, кто связывает когнитивные процессы с обретением нового знания в не до конца знакомой ситуации, с решением различных задач (от преодоления препятствия или вдевания нитки в иголку, требующих, в первую очередь, телесной координации, до теоретических проблем), говорят о наличии в этих процессах эмоциональной составляющей, а в эмоциональных, наоборот, когнитивной60. Интересным развитием этого сюжета является попытка разделить два типа знания и соответствующие им когнитивные парадигмы: непосредственное знание, опирающееся на повседневный опыт, и теоретическое знание, предполагающее абстрагирование от этого опыта. Первый тип знания соотносится с эмоциональными процессами, второй нет61.

Обсуждение вопроса о наличии в эмоциях когнитивной со -ставляющей, наряду с другими подобными сюжетами62, дает возможность осознать ограничения экологического подхода и его связь с базовыми философскими установками европейской культуры. С одной стороны, кажется, что здесь преодолевается оппозиция материального и идеального начал в человеке, и он выступает как единое целое. Но если мы посмотрим на схемы, аналогичные приведенной на рис. 1, мы заметим, что эмоции в них являются составным элементом некоего механизма, состоящего из таких «виртуальных» блоков, как «мотив», «способность к действию», «процесс регуляции» и т.д., т.е. теоретических конструктов. Это означает, что базовой при таком описании оказывается определяющая для европейской культуры нового времени механистическая модель, в которой из эмоций исчезает их «человеческая» составляющая, они «окостеневают», превращаясь в деталь механизма.

Второе ограничение состоит в фактическом игнорировании социокультурной природы эмоций. Непонятно, что подобное описание может дать для понимания, например, чувства благоговения. Вопрос об организации социокультурной составляющей в эмоциях является системообразующим для исследований в рамках третьей парадигмы.

3.3. Основные черты социокультурного подхода к описанию эмоций

Исследователи, рассматривающие эмоции как социокультурное явление, почти не придают значения процессам в периферийной и центральной нервной системе, а сопровождающие эмоцию мимику и жесты воспринимают как вторичные характеристики, не раскрывающие ее сути. Для них эмоции

представляют собой особые социокультурные практики, и они видят свою задачу в том, чтобы включать их в стоящие над человеком структуры социума или культуры. При этом можно выделить три возможных позиции: эмоции как самодостаточное социокультурное явление; как функция некоторых социокуль-турныхпроцессов; и как фактор, обеспечивающий устойчивое функционирование социума и его эволюцию.

Обсуждение первой позиции можно начать с работ лингвистов и, прежде всего, с исследований А. Вежбицкой и Кл. Годдарда. Обращаясь к вопросу об универсальности и культурной заданности эмоций, Вежбицкая дает на него ответ, исходя из NSM (natural semantic metalanguage) модели. Базовыми универсалиями являются семантические примитивы, поэтому эмоции можно рассматривать как универсалии, если их описания на семантическом метаязыке в различных культурах совпадают63. Другими словами, для Вежбицкой фактически отсутствует дистанция между самой эмоцией и отражением этой эмоции в языке. Как у Джемса эмоция и есть определенное физиологическое переживание, так для нее эмоция, по сути, тождественна семантической конструкции, которая выражается через набор семантических примитивов, а все остальное выступает как дополнительный фактор. Можно сказать, что эмоция становится просто «фактом языка»64.

Варианты феноменологического подхода предлагаются и вне рамок лингвистики. Один из таких вариантов - представление об «эмоциональных культурах», включающих в себя не только базовый словарь эмоций, но и культурные верования об эмоциях (такие как миф о романтической любви, например), образцы эмоционального поведения и т.д.65 Похожую нагрузку выполняет, кажется, и довольно размытое понятие эмоционального стиля, содержащее естественную для культуры классификацию эмоций, принятые формы эмоционального поведения, нормативные контексты проявления эмоций, естественные для культуры связи эмоций между собой и с другими культурными процессами: верования, ритуалы и др.66

Говоря об эмоциях как функциях базисных социокультурных процессов, можно выделить два подхода. В первом из них акцент делается на фундаментальных, не связанных с конкретной культурой явлениях, таких как стратификация, властные отношения. Здесь подход оказывается столь же универсалистским, как и в предыдущей парадигме, только базовой единицей теперь становится Общество. Методологическую базу для исследований в данном направлении задают работы

Э. Гоффмана67, сводящего повседневное поведение к последовательности взаимодействий с другими людьми, в которых мы представляем себя в определенной ситуационной роли (front, позднее face). Личность (self) у Гофмана фактически сводится к совокупности таких ситуационных ролей, в которых человек выстраивает свое поведение, учитывая ожидания и синхронное ролевое поведение других «игроков»68. Другими словами, человек уподобляется сложно устроенной вычислительной машине, осознанно или неосознанно «считывающей» поступающую из внешней среды информацию. Чувства в такой схеме выполняют функцию смазки, облегчающей и направляющей в нужную сторону протекание взаимодействия: они выступают как необходимое приложение к face69. Близкие установки используют в качестве основы для своего описания эмоций Р. Коллинз и Т. Кемпер70.

Другой подход в рамках обозначенной общей позиции (эмоции - следствие базовых социокультурных процессов) отрицает универсализм первого. Он исходит из тезиса о многообразии культур и многообразии формирующегося в рамках этих культур эмоционального поведения. Прежде всего, он используется в работах по исторической антропологии, выявляющих зависимость эмоционального поведения в целом или каких-либо конкретных эмоций от тех или иных культурных констант71. Попытка построения простейшей обобщающей теории предпринята в уже неоднократно упомянутой здесь работе М. Холодински и В. Фридлмайера, в которой особенности эмоционального поведения связываются с «коллективистским» или «индивидуалистическим» характером изучаемой культуры72.

Отдельно нужно сказать об оказавшей заметное влияние на социологию последних десятилетий книге Н. Элиаса «О процессе цивилизации»73. Исследуя значительный массив текстов, посвященных представлениям о еде, сморкании, плевании, отношению к обнаженному телу, трансформации порога жестокости при движении от средних веков к новому времени, он приходит к выводу, что формирование этикетных представлений, отличающих цивилизованного человека от варвара происходило вместе с усложнением социальной структуры. Основной механизм этого процесса - перевод внешнего принуждения перед лицом высших по статусу во внутреннее принуждение, движение от внешнего контроля за аффектами к самоконтролю. Такие трансформации, по Элиасу, связаны с формированием централизованных государств, с развитием

абсолютизма: рыцарь превращается в придворного, и свобода поведения, проявляющаяся в неконтролируемом выражении аффектов ярости, гнева и т.д., сменяется этикетной формализацией слов и жестов перед лицом, занимающим более высокий статус74. Потом эти нормы становятся общим местом и распространяются уже на всех, внешний контроль переходит в самоконтроль. Элиас видит в подобном процессе еще один, наряду с деятельностью буржуа, источник нововременного рационализма75.

Третье направление социокультурных исследований эмоций предлагает рассматривать их уже не как следствие определенных социокультурных процессов, а как одно из оснований сохранения и развития социального целого. Основателем подобной традиции обычно считается Дюркгейм с его представлением об объединяющих общество ритуалах и порождаемом этими ритуалами чувстве солидарности76, однако она находит свое продолжение и у современных социологов77. В работах последнего времени трактовка эмоций как ключевых составляющих продуктивного социального действия часто противопоставляется моделям рационального выбора, в рамках которых, как утверждают авторы, человек редуцируется до производящей рациональные вычисления машины, что ведет к заметному упрощению реальности и к искажению подлинных мотивов социального поведения78.

Сопоставляя в итоге соцокультурный подход к описанию эмоций с базовыми установками культуры нового времени, мы видим, что в значительной части работ здесь преодолевается «атомарность» нововременного человека, но при этом сохраняется общая функционалистская установка, превращающая эмоции в элемент социального механизма. В этих работах предлагается ответ не на вопрос «Что такое эмоции?» или «Как описывать эмоции?», а на вопрос «Как функционируют эмоции?» (теперьуже не в человеке, ав социуме и культуре). Однако такое представление об эмоциях как «функциональном органе» противоречит исходному эмпирическому материалу, изложенному в начале статьи. Предложенные подходы не позволяют провести качественную границу между описанием эмоций и описанием таких понятий, как «идентичность», например79.

В целом создается впечатление, что адекватная и полная теория эмоций могла бы появиться при объединении трех рассмотренных парадигм (психофизиологическая, экологическая и социокультурная) в одно системное целое. К описанию общих контуров такой теории мы и переходим.

4. Интегральная семиотическая модель описания эмоций

Наша задача состоит в том, чтобы найти способ по возможности полного описания эмоций и провести осмысленную демаркационную линию между ними и пограничными к ним состояниями. Как уже отмечалось, первичным критерием в этом случае является языковая интуиция, связывающая эмоцию с осознанным в самом процессе или после него субъективным переживанием, с одной стороны, (я почувствовал страх или я испытал стыд) и изменениями во внешнем облике и поведении человека, с другой (я вижу, что ему страшно; я чувствую, что ему стыдно). Разумеется, эти изменения имеют свои нейрофизиологические основания, которые можно зафиксировать. В этом смысле, три выделенные в рамках психофизиологического подхода параметра (осознанное переживание эмоции, ее внешние проявления, доступные для стороннего наблюдателя, и специфический врожденный нейронный субстрат, ведущий к определенным процессам в центральной и периферийной нервной системе) кажутся вполне соответствующими первичной интуиции. Однако при непосредственном восприятии эмоций вне поля зрения остаются социокультурные условия их порождения, представляющиеся нам естественным фоном и не становящиеся поэтому объектом анализа. Эти социокультурные факторы превращают в объект анализа те, для кого эмоции - в первую очередь, процессы в социуме и культуре. Если попытаться объединить эти позиции в целостную систему, то правильно, наверное, говорить об эмоциях как особых социокультурных практиках, в которых отражением внешней реальности являются не знаки, а внутренние переживания. Такая позиция подчеркивает природу человека как социокультурного существа, встроенного в окружающий мир. Осознаем мы это или не осознаем, но наш страх или гнев, не говоря уже о зависти, ревности, стыде и т.п., вместе с определенным психологическим переживанием включает в себя и нормативный социокультурный фон80.

В качестве иллюстрации обращусь к фрагменту из романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина»: «На террасе собралось все женское общество. Они и вообще любили сидеть там после обеда, но нынче там было еще и дело. Кроме шитья распашонок и вязанья свивальников, которым все были заняты, нънче там варилось варенье по новой для Агафьи Михайловны методе, без прибавления воды. Кити вводила эту новую .методу, употре-

блявшуюся у них дома. Агафья Михайловна, которой прежде было поручено это дело, считая что то, что делалось в доме Левиных, не могло быть дурно, все-таки налила воды в клубнику и землянику, утверждая, что это невозможно иначе; она была уличена в этом, и теперь варилась малина при всех, иАгафъя Михайловна должна была быть приведена к убеждению, что и без воды варенье выйдет хорошо.

Агафъя Михайловна с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что на нее, как на главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала на жаровню» (Анна Каренина, VI, 2).

Если пользоваться здесь взглядом на эмоции в рамках психофизиологического подхода, то для описания гнева Агафьи Михайловны нужно описать ее выражение лица и жесты, выдающие поведение гневного человека (в идеале также - скрывающийся за ними нейронный субстрат). Однако этого критерия явно недостаточно д ля понимания смысла происходящего. Представим себе, что данный фрагмент читает представитель традиционной китайской или японской культуры, для которого идея субординации принадлежит системе базовых ценностей. Для него идентификация поведения Агафьи Михайловны как гнева будет весьма затруднительной, потому что слуга в такой ситуации не может гневаться на хозяина. Несмотря на очевидные признаки гнева он, скорее всего, проинтерпретирует ее реакцию иным образом, связав такое поведение, например, с плохим самочувствием. Другими словами, в событие «гнев Агафьи Михайловны» входит не только набор внешних поведенческих реакций, но и весьма сложно организованная социокультурная реальность: особенности взаимоотношений д ворян и дворовых крестьян в определенном круге д ворянских семей, а также отражение этих взаимоотношений в русской литературе (достаточно вспомнить отношения Савельича и Петра Гринева в «Капитанской дочке»). Не знакомый с этой реальностью человек не в состоянии не только осознать факт гнева во всей его полноте, но и провести корректную эмоциональную идентификацию.

Описанная ситуация наводит на вполне отчетливые лингвистические параллели. В качестве иллюстрации могу со-

слаться на непонимание, с которым я столкнулся, прочитав следующий фрагмент из рассказа А.П. Чехова «Осенью»: «За прилавком сидел сам дядя Тихон, высокий, мордастый мужик с сонными, заплывшими глазками. Перед ним, по сю сторону прилавка, стоял человек лет сорока, одетый грязно, больше чем дешево, но интеллигентно. На нем было помятое, вымоченное в грязи летнее пальто, сарпинковые брюки и резиновые калоши на босу ногу». Понимая все слова, входящие в данную фразу, и достаточно хорошо представляя, что значит «одетый интеллигентно», я совершенно не мог понять, как это сочетание может быть употреблено в данном контексте. Дальнейший анализ показал, что «одетый интеллигентно» в данном случае - одетый так, как одевается представитель «интеллигентного класса», не так, как одевается народ81. .Аналогично и в ситуации «гнева Агафьи Михайловны» корректная идентификация эмоции требует не только фиксации внешних признаков ее проявления, но и понимания ее значения в конкретном случае.

Обобщая приведенную аналогию, можно сказать, что эмоции тоже имеют свое значение, аналогичное значению слов или знаков, и этим значением является совокупность базовых для данной ситуации культурных смыслов, находящих свое выражение в конкретных практиках. Тогда сам знак будет представлять собой определенное психосоматическое переживание, проявляющееся в мимике и жестах и имеющее соответствующий нейронный прообраз, т.е. эмоцию в ее непосредственном понимании.

В этом случае психофизиологическое описание эмоций можно рассматривать как анализ внутренней структуры знака, экологический подход соотнести с описанием прагматического аспекта языка, а социокультурный - с исследованием семантического аспекта. При этом хотелось бы подчеркнуть, что речь идет не о языке эмоций, а об эмоциях как языке, т.е. не том, какими средствами и в какой форме язык отражает эмоциональные состояния и процессы, но о самих этих, внешних для языка, эмоциональных состояниях и процессах, обладающих отчетливыми семиотическими характеристиками82.

Семиотическую аналогию для эмоций нельзя считать искусственным приемом, внешне эффектным, но произвольным по сути - она имеет под собой глубокие основания. Одна из основных функций языка - коммуникатавная, функция посредника между человеком и окружающей его социокультурной средой. Как мы видели, эта же функция является базовой и для эмоций. Инструментарий лингвистики в силу исторически

сложившейся ситуации можно считать наиболее разработанным для описания процессов коммуникации, поэтому его использование при исследовании эмоциональных явлений выглядит вполне естественно. Разумеется, при более внимательном анализе становятся заметными и весьма существенные особенности, характеризующие язык эмоциональной коммуникации, но это именно особенности, не отменяющие продуктивности лингвистической параллели в целом83.

В этом случае отличие эмоций от драйвов проводится на уровне семантики, а от таких характеристик, как «классовое сознание» - на уровне синтактики. Это позволяет создать модель, гораздо ближе соответствующую начальной интуиции, чем каждая из рассмотренных выше парадигм в отдельности.

Для развития этой модели хотелось бы обратить внимание на еще один момент. В подавляющем большинстве проанализированных работ эмоции представляют собой статичные, неизменные структуры. Однако страх ребенка при виде собаки и страх взрослого мужчины, подписывающего письмо протеста против политических репрессий - разные страхи и их описание будет существенно различаться. Кажется, примирить сторонников утверждения о врожденности и биологической природе эмоций с приверженцами культурно-исторического подхода могло бы понимание эмоций как динамически изменяющейся и усложняющейся системы с усиливающимся когнитивным компонентом84.

Условно можно выделить три уровня эмоционального развития, характеризующихся различной степенью произвольности по отношению к эмоциям.

Первый уровень характерен и для животных. Здесь область эмоционального еще предельно размыта и говорить о выделении в ней конкретных эмоций сложно. В данном случае эмоции функционально почти не отличаются от драйвов (боль, сексуальный инстинкт). В качестве примера эмоционального поведения на этом уровне можно привести чувство эмпатии, неоднократно зафиксированное в различных исследованиях поведения животных85.

На втором уровне эмоциональная структура заметно усложняется и дифференцируется. Это усложнение и дифференциация происходит параллельно с развитием когнитивных процессов, с усложнением форм мышления. Здесь допустимо говорить уже об оформлении и осознании конкретных эмоций, таких как страх, гнев, радость, печаль. Однако в основном здесь доминируют сильные и простые по структуре чувства с мини-

мальным включением когнитивного элемента, а сложно организованные, связанные с учетом большого числа социальных факторов эмоции находятся в зачаточном состоянии86. Это касается как отдельных эмоций, так и эмоциональной структуры в целом. Важной характеристикой эмоционального поведения является отсутствие рационального контроля над эмоциями, их открытое выражение87. Этот уровень соответствует дотео-ретическим культурам (первобытная и традициональная культура, культуры первой древности)88.

На третьем уровне эмоции попадают в сферу рационального контроля за поведением. Заметно усложняется их структура, важное место в которой начинает занимать элемент рациональной оценки. Эмоциональные нормы, образцы эмоционального поведения становятся предметом осознания и рационального конструирования89. Этот уровень соответствует теоретическим культурам. При этом и здесь можно говорить об определенной эволюции эмоциональных норм и представлений. Для ранних теоретических культур (таких, как древнегреческая, например) эмоции описываются как составляющая социальных процессов, в которые индивид включается как часть социума90, позднее же, в западной культуре Нового времени, они выступают уже как внутренние состояния человека и их социальные характеристики отходят на второй план91.

В различных жизненных ситуациях в качестве доминантного выступает один из выделенных уровней, что необходимо учитывать при комплексном анализе эмоций.

В целом, как можно заметить, описанная эволюция соотносится с эволюцией мышления, которое тоже претерпевает качественные изменения при переходе от животных к человеку, а также от симпрактических к теоретическим культурам. В обоих случаях ключевым моментом становится рост рефлексии, ведущий к повышению степени произвольности поведения92.

Проиллюстрирую сделанные утверждения на примере одной эмоции, традиционно относимой к базовым - гнева.

На первом уровне гнев еще не выделяется из свойственных животным разнообразных форм агрессивного поведения, имеющих инстинктивный характер и способствующих сохранению вида в целом93.

На втором уровне гнев уже осознается как самостоятельная реальность, как сила, овладевающая человеком, но еще не контролируемая им. При этом проявления гнева обычно связываются с нормативным мужским поведением, выступая как важная составляющая мужественности. Если обратиться к

В.В. Глебкин

Письма малограмотных авторов.

античной традиции, то следы такого представления отчетливо заметны в ранних главах «Илиады»94

С ростом рационализации культуры трансформируются и представления об гневе. Он уже перестает восприниматься как внешняя сила, охватывающая человека и подчиняющая его себе, гнев теперь допускает возможность контроля и рационального регулирования95. Чувство гнева становится предметом рефлексии, осознанного поведения, которое проявляется в двух стратегиях. Первую, «мягкую», мы встречаем у Платона и Аристотеля. С их точки зрения, отношения в социуме допускают избирательное применение гнева. Важно только рационально контролировать его степень и направленность, правильно определять нужный момент (см.: R.P. II 375b-376c; IV 440 Ь-е, IX 572a-b; Leg. V 731 b-c; Rh. II, 2, 1378b35 - 1379b37; Nie. Eth. IV, 5, 1125b27 - 1126b 10). Другая позиция обозначается в трудах стоиков, а также, хотя и в меньшей степени, эпикурейцев и скептиков. С проповедуемым ими идеалом бесстрастия гнев сочетается плохо. Позицию стоиков отчетливо выражает трактат Сенеки «О гневе (De ira)». С его точки зрения, гнев - самая отвратительная из охватывающих человека страстей, похожая на кратковременное безумие, и умение подавить его в зародыше - важное качество мудрого человека (De ira I, 1-2).

Похожая эволюция прослеживается в европейской культуре средневековья и нового времени. Отношение к гневу в философских и богословских средневековых текстах статично и в целом воспроизводит картину поздней античности96, но эволюция этого отношения в повседневной жизни средневекового и нововременного человека во многом напоминает описанные выше процессы97.

В заключение мне хотелось бы привести еще один фрагмент из «Анны Карениной», показывающий всю сложность и многоплановость эмоции гнева в развитых теоретических культурах:

«Алексей Александрович после встречи у себя на крыльце с Вронским поехал, как и намерен был, в итальянскую оперу. Он отсидел там два акта и видел всех, кого ему нужно было. Вернувшись домой, он внимательно осмотрел вешалку и, заметив, что военного пальто не было, по обыкновению, прошел к себе. Но, противно обыкновению, он не лег спать и проходил взад и вперед по своему кабинету до трехчасов ночи. Чувство гнева на жену, не хотевшую соблюдать приличий и исполнять единственное поставленное ей условие - не принимать у себя своего любовника, не давало ему покоя. Она не исполнила его

требования, и он должен наказать ее и привести в исполнение свою угрозу - требовать развода и отнять сына...

Он не спал всю ночь, и гнев его, увеличиваясь в какой-то огромной прогрессии,, дошел к утру до крайних пределов. Он поспешно оделся и, как бы неся полную чашу гнева и боясь расплескать ее, боясь вместе с гневом утратить энергию, нужную ему для объяснения с женою, вошел к ней,, как только узнал, что она встала.

Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот был твердо и презрительно сжат. В походке, в движениях, в звуке голоса его была решительность и твердость, каких жена никогда не видала в нем» (Анна Каренина, II, 35).

Здесь мы видим, во-первых, что гнев далеко не всегда -кратковременная и бурно протекающая эмоция, как принято утверждать, - он может овладевать человеком и на довольно длительное время; во-вторых, в структуре эмоции здесь отчетливо заметен рациональный элемент; в-третьих, понимание природы гнева Каренина требует хорошего знания социальных норм и культурных моделей поведения элиты русского дво -рянства в XIX веке. Традиционные модели описания эмоций не учитывают всей сложности аналогичных описанному Л.Н. Толстым эмоциональных процессов, предложенный выше подход дает, кажется, возможность более полного и корректного их описания.

Примечания

Иллюстрацию сделанного утверждения на материале процессов мышления см.: ГлебкинВ.В. Проблема мышления в философии // Развитие личности. №2, 2007. С. 162-193; Глебкин В.В. Проблема мышления в психологии / / Развитие личности. №3, 2007. С.108-137; на материале лингвистической семантики - Глебкин В.В. Критика семантического разума // Вестник РГГУ. №8. Сер. «Языкознание». - М.: РГГУ, 2007. С. 10-40.

Ср. Wierzbicka Anna. Semantics: primes and universals. - Oxford, N. Y.: Oxford University Press, 1996. C. 338-344; KovecsesZ. Metaphor and emotion : language, culture, and body in human feeling. - Cambridge, U.K.; New York : Cambridge University Press; Paris: Editions de la Maison des sciences de l'homme, 2000. C. 114-138.

Другими словами, «эмоции» представляют собой не категории базового уровня, непосредственно соотносимые с нашим опытом (такими кате-

2

3

гориями являются конкретные эмоции - гнев, страх, радость и т.д.), а некоторое обобщение, упорядочивание этих категорий по интуитивно понятному, но на практике допускающему заметные разночтения набору признаков, что делает границы понятия размытыми и, с одной стороны, резко увеличивает число возможных интерпретаций, а с другой - заметно усложняет корректную работу с ним (о категориях базового уровня см.: RoschE. Principles of Categorization // Cognition and categorization. -Hillsdale, N.J. : L. Erlbaum Associates ; New York : distributed by Halsted Press, 1978. P. 27-48, атакже: Семантика и категоризация / Подред. P.M. Фрумкиной. -M.: Наука, 1991. С. 47-58; ЛакоффДж. Женщины, огонь и опасные вещи. - М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 71-72).

4 Подробнее см. : Глебкин В.В. Ритуал в советской культуре. М. : Янус-К, 1998. С. 5-8.

5 А. Вежбицкая утверждает, что emotion- сложно организованное и культурно специфичное слово, тогда как глагол_/ее1универсален и относится к семантическим примитивам (см. Wierzbicka Anna. Emotions across Languages and Cultures. Diversity and Universale. - Cambridge [England] ; New York: Cambridge University Press ; Paris: Editions de la Maison des sciences de l'homme, 1999. P. 5, 9-10. He обсуждая здесь концепцию семантических примитивов (см. об этом: Глебкин В.В. Критика семантического разума. С. 12-22), можно согласиться с тем, что глагол «чувствовать» в различных языках опирается на универсальность человеческой практики, связанную с общими законами существования человеческого организма.

6 Ср. утверждение 3. Кёвечеша о базовых для эмоций метафорических характеристиках контейнера и внешней силы. См. : Kövecses Z. Указ. соч. Р.36-37,146-147. Ср. также: АрутюноваН.Д. Язык и мир человека.-М.: «Языки русской культуры», 1999. С. 385-402.

7 Это не мешает, разумеется, потом помещать эти чувства в определенные культурные рамки, придавая им различные культурные смыслы.

8 А. Вежбицкая разделяет эмоции и чувства, делая акцент на когнитивной составляющей в эмоциях [Wierzbicka Anna. Emotions across Languages and Cultures. Diversity and Universals. - Cambridge [England]; New York: Cambridge University Press; Paris: Editions de la Maison des sciences de l'homme, 1999. P. 2-4). Однако можно показать, что когнитивная составляющая в эмоциях является следствием их социокультурной обусловленности.

9 Интуитивно кажется, что при самоидентификации тех или иных эмоций могут работать разные факторы - для эмоции страха важнее инте-роцепция, для эмоции гнева - взгляд со стороны на себя действующего и фиксация в своем поведении внешних признаков гневающегося человека.

10 Троичные модели (тело-душа-ум) в итоге оказываются периферийными и принципиально не изменяют ситуации.

11 Такая постановка проблемы порождает вопрос о согласованности дей-

ствий человека как телесно-духовного единства. Наиболее общим для философии Нового времени ответом на этот вопрос становится метафора автомата. Так, Лейбниц неоднократно называет душу и тело

автоматами и утверждает, что они не взаимодействуют между собой непосредственно, а их согласованность достигается за счет того, что Бог синхронизует их действия. Подробнее см.: ГлебкинВ.В. Критика семантического разума. С. 16-18. О проявлении указанной оппозиции при описании когнитивных процессов см.: Глебкин В.В. Проблема мышления в философии.

12 Эти установки явно прописаны у идеологов концепции общественного договора. См., например, фрагмент из «Общественного договора» Руссо: «"Найти такую форму ассоциации, которая защищает и ограждает всею общею силою личность и имущество каждого из членов ассоциации, и благодаря которой каждый, соединяясь со всеми, подчиняется, однако, только самому себе и остается столь же свободным, как и прежде". Такова основная задача, которую разрешает Общественный договор» (Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. - М.: КАНОН-пресс, Кучково поле, 1998. С. 207).

13 О двух альтернативных подходах в описании эмоций писал еще Аристотель: «Однако рассуждающий о природе и диалектик по-разному определили бы каждое из этих состояний души, например, что такое гнев. А именно: диалектик определил бы гнев как стремление отомстить за оскорбление или что-нибудь в этом роде; рассуждающий же о природе - как кипение крови или жара около сердца. Последний приводит в объяснение материю, первый - форму и сущность, выраженную в определении» (Arist. De an. I, 1, 403a27-403b2, пер. П.С. Попова)

14 Так, Платон, наряду с разумным, выделял в душе вожделеющее и яростное начало (Rep. IV, 439a - 441c). Стоик Хрисипп утверждал, что эмоции - это ложные суждения (см. Knuuttila S. Emotions in Ancient and Medieval Philosophy. Oxford N.Y.: Clarendon Press, 2004. P. 53-54). В целом вполне рационалистична трактовка эмоций у Юма и у Спинозы. См.: Юм Д. Трактат о человеческой природе / / ЮмД. Сочинения в 2 т. T.I. - М.: Мысль, 1996. C. 328-494, особ. с. 328-335; СпинозаБ. Этика // Спиноза Б. Избранные произведения в 2-х т. T.I. М.: Государственное издательство политической литературы, 1957. C. 519-520, 530, хотя ср. с. 456.

15 По сути, такой была позиция Декарта. Хотя он и говорил о страстях души как об идеях, в непосредственном описании он сводил их движению духов по нервам и крови (ДекартРене. Страсти души / / Декарт Р. Сочинения в 2 т. Т. I. - М.: Мысль, 1989. с. 482-506). Замечу, что в учении о страстях Декарт вступал в противоречие со своей дуалистической схемой, локализуя душу в особой железе, расположенной в центре мозга, и допуская ее контакт с телом (т.е. фактически материализуя ее).

16 Аристотелевский нус, наиболее совершенная сущность во Вселенной занят непрерывным мысленным самосозерцанием (см., напр.,: Met. XII, 9, 1074b33-1075a10). Умственное созерцание является высшей деятельностью и в человеке (EN X, 6, 1177a12 - 1178a9). Наиболее совершенная деятельность для души, по Платону, - созерцание эйдосов, представляющих собой подлинное бытие (см., напр.,: Phaedr., 247c-e).

17 См. Phaed. 66b-67a; EN III, 15, 1119b10-15; ср. Knuuttila S. Указ. соч. P. 262-264.

18 См.: D.L. VII, 110-118. Позиции отдельных стоиков в трактовке эмоций различались. О позиции Хрисиппа см. выше.

19 Ср.: Gill Ch. Reactive and objective attitudes: anger In Vergil's Aeneld and Hellenistic philosophy / / Ancient Anger: Perspectives from Homer to Galen. WestNuack, N.Y.: Cambridge Unlvercity Press, 2004. P. 211-216.

20 См, напр.: S.Th. I-II, q. 22-23.

21 Дьявол не имеет тела, но одержим худшей из страстей - гордыней. См.: De civ. Dei XIV, 6.

22 «Поэтому хотят, остерегаются, радуются и добрые и злые или, другими словами, страстно желают, страшатся, ликуют и добрые, и злые; но одни - во благо, другие - во зло, в зависимости от того, на правильную или искаженную цель направлена их воля» (De civ. DeiXIV, 8,3.- здесь и далее пер. автора)

23 См., напр.: LagerlundH., Yrjonsuurl М. Introduction // Emotion and Choice from Boetius to Decartes / Eds. H. Lagerlund and M. Yrjonsuurl -Dordrecht, Boston, L.: Kluwer Academic Publishers, 2002. P. 19-20, 27.

24 Ср.: KnuuttilaS. Emotions in Ancient and Medieval Philosophy. Указ. соч. P. 54-55.

«.. .страсти души, когда они противоречат упорядочивающему воздействию разума, склоняют к грезу, когда же следуют за разумом - ведут к доблести» (S.Th. II-I, q.24, а.З, г. ob.3).

26 Так, для Декарта и Спинозы требование контроля над эмоциями составляет важный аспект учения, хотя их взгляды на пределы такого контроля различаются. См.: ДекартР. Указ. соч. С. 501-505; Спиноза Б. Указ. соч. С. 588-591.

27 Многие исследователи видят причину жесткого противопоставления разума и эмоций в особенностях нововременной культуры, сформированных рыночной экономикой, где в основу взаимоотношений людей положены строгий расчет и калькуляция, составляющая основу практической рациональности. В такой модели для эмоций не остается места. С другой стороны, благодаря жесткому разделению мужского и женского, досуга и работы иррациональные эмоции связываются с женским поведением и со сферой досуга. См., напр.: BarbaletJ.M. Emotion, Social Theory & Social Structure: AMacrosoclological Approach. Port Chester, N.Y.: Cambridge University Press, 1998. P. 63-67. Нисколько не умаляя значимости этих процессов, следует заметить, что они выступают как дополняющий к выделенной в начале раздела базовой установке фактор.

28 См.: Izard С.Е. Human Emotions. N.Y., L.: Plenum Press, 1977. P. 6-7, 83-99; Izard C.E. The Psychology of Emotions. N.Y., L.: Plenum Press, 1991. P. 49-50; Torrikms S. Affects and Drives // Approaches to emotion. Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum Associates, 1984. P. 167-168; PlutehikR. Emotions: AGeneral PsychoevolutionaiyTheoiy //Approaches to emotion. Hillsdale, N.J. : Lawrence Erlbaum Associates, 1984. P. 216; Thoits P.A. The Sociology ofEmotions//Annual Review of Sociology. V. 15, 1989. P. 319. Cp.: DamasioA.R. Emotions and Feelings // Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P.52-53; Kemper T. A Social Interaction Theory of Emotions. - N.Y. etc.: John Wiley&Sons, 1978. P.336; Buck Я Motivation, Emotion and Cognition: ADevelopment-InteractionistView // International Review of Studies of Emotion. V. 1. - Chichester etc.: Yohn Wiley & Sons, 1991. P. 103. Следует заметить, что в целом этот набор точно соответ-

ствует базовым эмоциям, выделяемым в средневековых медицинских трактатах. См. об этом: Knuuttila S. Medieval Theories of the Passions of Soul / / Emotions and Choice from Boetius to Decartes. Dordrecht, Boston, London: Kluver Academic Publiscers, 2002. P. 56-58.

29 См.: Shott S. Emotion and Social Life: A Symbolic Interactionist Analysis // The American Journal of Sociology. V. 84, № 6, 1979. - P. 1317-1334. P. 1324-1325; Thoits P.A. Указ. соч. P. 328-330; Ellsworth Ph. Some Implications of Cognitive Appraisal Theories of Emotion / / International Review of Studies of Emotion. V.1. - Chichester etc.: Yohn Wiley & Sons, 1991. P. 146. Ср. замечание Соломона о произвольности разделения эмоций на «базовые» и «высшие когнитивные» в отношении произвольности или непроизвольности действия: все зависит от ситуации (Solomon R. On the Passivity of the Passions / / Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 14, а также FrijdaN. Emotions and Action // Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 168).

30 Так, ревность в изложении К. Изарда «разлагается по компонентам» страха и гнева (Izard C.E. The Psychology of Emotions. P. 404-405).

31 См., напр., LewisM. The Development and Structure of Emotions // What develops in emotional development? / Ed. M. Mascolo and Sh. Griffin. - New York: Plenum Press, 1998. P.44; ср., однако, Radden J. A confusion of pains. The sensory and affective components of pain, suffering, and hurt / / Fact and Value in Emotion / Ed. L.C. Charland, P. Zachar. - Amsterdam/ Philadelphia: John Benjamins Publishing Company, 2008. P.65-86, где проводится различие физиологической и эмоциональной боли.

32 Их называют обычно символическими интеракционистами и социальными конструктивистами. См. Thoits P.A. Указ. соч. P. 319-320; Shott S. Указ. соч. P. 1320-1321.

33 Cм. Kemper T. An Introduction to the Sociology of Emotions / / International Review of Studies of Emotion. V.1. - Chichester etc.: Yohn Wiley & Sons, 1991. P. 304.

34 Обычно делаемая здесь отсылка на специфику предметных областей («эмоции» в психологии и социологии - разные вещи) ничего не объясняет, а напротив, затемняет картину: можно измерять один предмет разными инструментами и с разных сторон, но при этом предмет все-таки должен быть один.

35 Если приводить поясняющие аналогии, то можно сказать что эмоции в их трактовке различаются между собой, как, например, пошлость в интерпретации Набокова отличается от пошлости в интерпретации Зеньковского. При этом обе интерпретации трансформируют базовую семантическую структуру слова в современном им языке, хотя и опираются на нее.

36 В зависимости от предпочтений, они могут привлекать материал из области физиологии, или использовать элементы социкультурного анализа, но в целом эти идеи играют для них вспомогательную роль.

37 Показательный пример такого эклектичного объединения представляет собой работа: Izard C.E. The Psychology of Emotions.

38 Иная, но в целом соотносимая с изложенной классификация предла-

гается в работе HolodynskiM., Friedlmeier W. Development of emotions and emotion regulation. - N. Y.: Springer, 2006. Экологическая парадигма обозначена в ней как функционалистская, психофизиологической соответствует структуралистская. Работы, отнесенные авторами к парадигме динамической системы, в основном также воспроизводят базовые установки психофизиологической модели, хотя некоторые из них выполнены в рамках экологической парадигмы. См. также: Solomon R. Указ. соч. Р. 13; ElsterJon. Strong Feelings: Emotion, Addiction, and Human Behavior. Cambr., Mass.; L.: A Bradford Book, 1999. P. 26-27.

39 Дарвин Ч. О выражении эмоций у человека и животных. - СПб.: Питер, 2001.0 месте этой работы Дарвина в психологии эмоций см.: Сасюрро J., LarsenJ., Smith. К., Bemston G. The Affect System: What Lurks below the Surface of Feelings? Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 225; PlutchikR. Emotions and Evolution // International Review of Studies of Emotion. V. 1. - Chichester etc.: Yohn Wiley & Sons, 1991. P. 37-39; Ptutehik Я Emotions: A General Psychoevolutionary Theory // Approaches to emotion. Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum Associates, 1984. P. 197; ЛеонтьевA.H. Потребности, мотивы и эмоции. М., 1971. С. 29; Рубинштейн С. JI. Основы общей психологии: В 2 т. Т. П. -М.: Педагогика, 1989. С. 144-145; Lutz С., White М. The Anthropology of Emotions / / Annual Review of Anthropology of Emotions. V. 15, 1986. P. 410; Ellsworth Ph. Указ. соч. P. 147.

40 Авторы концепции - американский философ и психолог Уильям Джемс и датский физиолог Карл Георг Ланге.

41 См.: Damasio A.R. Указ. соч. Р. 50; Pankseep J. Basic Affects and the Instinctual Emotional Systems of the Brain // Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 178-187; Winston J., DolanR. Feeling States in Emotion: Functional Imaging Evidence // Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 209-210; PribramKH. Emotion: ANeurobeheavioral Analysis // Approaches to emotion. Hillsdale, N.J.: L. Erlbaum Associates, 1984. P. 13-17, 23; Strongman K.T. The Psychology of Emotion. Chichester etc.: John Wlley&sons, 1987. P. 15-17; Thoits P.А Указ. соч. P. 320.

42 См.: James W. What is an emotion? // Mind. 1884. V.9, №34, p. 188-205. P. 197-198; ЛангеГ. Душевные движения. СПб.: Издание Ф. Павленкова, 1896. С. 57.

43 См.: Izard. C.E. Human Emotions. P. 4, 17, 83, 101-102; EmdeR. Levels of Meaning for Infant Emotions: A Biosocial View // Approaches to emotion. Hillsday, New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates, 1984. P. 80; EkmanP. Expression and nature of emotion // Approaches to emotion / Ed. K. Scherer, P. Ekman. -Hillsdale, NJ: Erlbaum. -P.319-343. P.340. Ср.: Izard C.E. The Psychology of Emotions. P. 17,49-50.

44 Ср.: «Когда мы ощущаем гнев, мы можем также почувствовать внезапный жар на лице, напряжение в мускулах и стук своего сердца» (Izard С. Е. Human Emotions. P. 102)

45 См.: Damasio A.R. Указ. соч. Р. 56; PribramKH. Emotion: ANeurobeheavioral Analysis // Approaches to emotion. Hillsdale, N.J.: L. Erlbaum Associates, 1984. P. 22-28; BuckR. Указ. соч. P. 103-104. Ср.: StrongmanKT. The

Psychology of Emotion. Chichester etc.: John Wiley & sons, 1987. P. 15-27.

46 Наиболее распространена трехкомпонентная система шкал: evaluation (оценка эмоции, положительная - отрицательная, удовольствие - неудовольствие); activation (интенсивность протекания эмоции), potency (сила, «глубина» эмоции) (Подобная классификация впервые стала широко известной благодаря работам В. Вундта. См. ВундтВ. Очерк психологии. - Спб.: Издание Ф. Павленкова, 1897. С. 121-124; Вилюнас В. Психология эмоций. Спб.: Питер, 2004. C. 63-83). Здесь каждая эмоция может быть представлена точкой в трехмерной системе координат. Так, радость характеризуется положительной оценкой, средней интенсивностью протекания и средней силой, печаль - отрицательной оценкой, большой глубиной и низкой интенсивностью протекания, ужас - отрицательной оценкой, и, наоборот, небольшой глубиной и высокой интенсивностью протекания (см.: MorganR.L.,HeiseD. Structure of Emotions // Social Psychology Quarterly. V. 51, № 1, 1988. p. 28). Следует заметить, что предложенная схема действует post hoc. Она позволяет различить уже известные эмоции в заданной координатной системе, но не позволяет по заданным координатам определить, какая эмоция соответствует им.

47 Здесь, в первую очередь, необходимо назвать уже неоднократно упомянутые работы К. Изарда.

48 См., напр., Лонге Г. Указ. соч. С. 77.

49 См. Pribram K.H. Emotion: A Neurobeheavioral Analysis // Approaches to emotion. Hillsdale, N.J.: L. Erlbaum Associates, 1984. P. 22-24; Rolls E.T. The brain and emotion. Oxford, Eng.: Oxford University press, 1999. P. 75-147; HolodynskiM., Friedlmeier W. Указ. соч. Р.47; ВеличковскийБ.М. Когнитивная наука: Основы психологии познания: в 2 т. - М.: Смысл: Издат. центр «Академия», 2006. T.2. С. 360-363.

50 См.: Выготский 1984, с. 111-112; HolodynskiM, Friedlmeier W. Указ. соч. P. 15. Ср. также замечания лингвистов о наиболее стабильных эмоциональных метафорах, за которыми стоят одинаковые физиологические проявления в случае холода и страха (трястись, бледнеть, дрожать), тошноты и отвращения и т.д. Апресян В.Ю. Семантические типы эмоциональных метафор / / Эмоции в языке и речи. - М.: РГГУ, 2005. С. 9-30. с.11, 12.

51 См.: HolodynskiM, Friedlmeier W. Указ. соч. P.17-18, 50-53.

52 В целом приверженцы психофизиологического подхода признают необ -ходимость учета социокультурных факторов, но включение этих факто -ров в описание носит характер механического присоединения их к уже заданной схеме, которая по своей структуре исключает их учет. В этих случаях вместо единой, хотя и страдающей существенными ограничениями, системы мы получаем эклектичное соединение разнородных моделей.

53 Ср.: Lutz C., White M. Указ. соч. P. 406-407; Elster J. Указ. соч. Р. 5. Связь установок психофизиологов с механицизмом XVII в. подробно проанализирована Л.С. Выготским, который находит методологические основания идей Джемса-Ланге в декартовском учении о страстях, прямо вырастающем из картезианского дуализма. Выготский обнаруживает прямую параллель между утверждением Ланге о решающей роли в порождении эмоций вазоматорной системы и утверждениями Декарта,

что страсти - восприятия души, поддерживающиеся и усиливающиеся деятельностью жизненных духов (ВыготскийЛ. С. Учение об эмоциях / / ВыготскийЛ.С. Собрание сочинений в 6 т. Т. 6. М.: Педагогика, 1984. С. 185, ср. ЯрошевскийМ.Г. Послесловие // ВыготскийЛ.С. Собрание сочиненийвбт.Т.б. М.: Педагогика, 1984. С. 343-346; LeavittJ. Meaning and Feeling in the Anthropology of Emotions / / American Ethnologist. V. 23, № 3,1996. P. 526).

54 См. : Леонтьев A.H. Проблемы развития психики. M. : Издательство Московского университета, 1981. С. 360; ЛеонтьевА.Н. Начало личности -поступок / / Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения: В 2-х т. T. 1-М.: Педагогика, 1983. С. 384-385.

55 Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы и эмоции. С. 16. Другими словами, эмоции маркируют окружающий человека мир, делая его субъективно окрашенным, задавая уникальную, не имеющую точной копии конфигурацию. Ср. утверждения К. Изарда о том, что эмоции (в первую очередь, эмоция интереса) фильтруют наше восприятие, делая его избирательным. См.: Izard. C.E. The Psychology of Emotions. P. 14, 70-71, 89-91.

56 См., напр., : Izard C.E. The Psychology of Emotions. P. 299-301.

57 См. также Frijda N. The Laws of Emotion. - Mahwah, N.J. : Lawrence Erlbaum Associates, 2007. P.20; BuckR. The communication of emotion. N.Y., L.: The Guilford Press, 1984. P.64; BuckR. Motivation, Emotion and Cognition: A Development-Interactionlst View. P. 106.

58 Приводится no: HolodynskiM., Friedlmeier W. Указ. соч. P. 20.

59 Некоторые исследователи говорят о нем как о ключевой проблеме теории эмоций. См., напр.,: ElsterJ.Указ. соч. Р. 31.

60 Именно различие в определении когнитивных процессов лежит в основе часто цитируемой полемики Р. Зайонка и Р. Лазаруса, посвященной наличию у эмоций когнитивной составляющей [Zqjonc R. The Interaction of Affect and Cognition // Approaches to emotion. Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum Associates, 1984. P. 241-245; Lasarus R. Thoughts on the Relations Between Emotion and Cognition // Approaches to emotion. Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum Associates, 1984. P. 247-252). Можно показать, что за этим различием стоит различие во взглядах на мышление, принятых в философии (операции с понятиями) и психологии (нахождение правильного алгоритма в неизвестной ранее ситуации), имеющее свои основания еще в античной традиции. См. : ГлебкинВ.В. Проблема мышления в философии; ГлебкинВ.В. Проблема мышления в психологии.

61 См., напр., работы Р. Бака (Buck R. The communication of emotion. N.Y., L.: The Guilford Press, 1984; BuckR Motivation, Emotion and Cognition: A Development-Interactionlst View). Надо заметить, что предложенное Баком разделение хорошо соотносится с разделением теоретического и сим-практического типа деятельности и связанного с ним деления культур на теоретические и симпрактические. См. Романов В.Н. Историческое развитие культуры. Психолого-типологический аспект.- М.: Издатель Савин С .А., 2003. С. 57-300. Другой вариант выделения в эмоции когнитивной составляющей - представление ее как протяженного во времени процесса, в который с некоторого момента включаются когнитивные оценки. Такая модель предложена, например, в работе Ф. Эллсворфа (EUsworthPh. Указ. соч. Р. 145, 153-158).

62 Еще один из таких сюжетов - соотношение эмоций и мотиваций. Здесь также можно выделить два подхода: одни исследователи жестко противопоставляют эмоции и мотивации, утверждая, что первые разрушают естественный ход процессов, а вторые интенсифицируют естественное поведение (см., напр., PribramK.H. Указ. соч. Р. 26-28; Strongman 1987, p. 26), другие, наоборот, говорят о глубокой внутренней связи между эмоциями и мотивами (напр., BuckR. Motivation, Emotion and Cognition: A Development-Interactionist View, p. 105-106, а также BuckR. The communication of emotion. P. 29-32, 116-118; Isen A. Some Perspectives on Positive Feelings and Emotions / / Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 265; FrijdaN. Op. cit. P. 159-161, 170).

63 См. Wierzbicka Anna. Human emotions: Unuversal or Culture-Specific // American Anthropologist, New Series. - V.88, №3, 1986. - P. 584-594; Wierzbicka Anna. Emotion Across Culture: Similarities and Differences // American Anthropologist, New Series. -V. 90, №4, 1988. P. 983. Проделанный А. Вежбицкой анализ показывает, что обычно эмоции, считающиеся универсальными, имеют не совпадающие значения в разных языках. Например, английское «disgust» и французское «degout» выражают разные эмоции, потому что ведут к различным наборам семантических универсалий (Wierzbicka Anna. Human emotions: Unuversal or Culture-Specific. P. 591).

64 Важно отметить, что в отличие от изложенной в начале статьи позиции, «фактами языка» для Вежбицкой становятся не только эмоции в целом, но и конкретные эмоции, относящиеся к категориям базового уровня.

65 См.: Thoits P.A. The Sociology of Emotions / / Annual Review of Sociology. V. 15, 1989. Р. 322-323; Thoits P.A. Emotion Norms, Emotion Work, and Social Order / / Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 362-365.

66 См.: MiddletonD.R. Emotional Style: The Cultural Ordering of Emotions // Ethos. V. 17, № 2, 1989. P. 188-189. Следует заметить, что высказываемые идеи носят характер, скорее, набросков, чем целостной системы; мне не удалось встретить написанные в рамках феноменологического подхода работы с системным изложением, реализованном на конкретном материале.

67 GojjmanE. The Presentation of Self in Everyday Life. -Garden City, New York: Doubleday Anchor Books, 1959; Goffman E. Interaction Ritual. L.: Allen Line The Penguin Press, 1972.

68 GojjmanE. Interaction Ritual. P.31.

69 Ibid. P. 6

70 См.: Collins R. The Role of Emotion in Social Structure // Approaches to emotion. Hillsday, New Jersey: Lawrence Eribaum Associates, 1984. -P. 385-396; Collins R. Interaction Ritual Chains. - Prineston, N.Y.: Prineston University Press, 2004; Kemper T. A Social Interaction Theory of Emotions; Kemper T. Power, Status and Emotions: A Sociological Contribution to A Psychophysiological Domain / / Approaches to emotion. Hillsday, New Jersey: Lawrence Eribaum Associates, 1984. - P. 369-383; Kemper T., Collins R. Dimensions of Microinteraction // The American Journal of Sociology. V. 96, № 1, 1990; Kemper T. An Introduction to the Sociology of

Emotions. P. 301-349. Так Кемпер сводит весь спектр эмоций к двум базовым социальным параметрам: power и status. См. Kemper Т. A Social Interaction Theory of Emotions. P. 27-34; Kemper T. Power, Status and Emotions: A Sociological Contribution to A Psychophysiological Domain. P. 371-373; KemperT., CoUinsR.DimensionsofMicrointeraction. P. 32-34; Kemper T. An Introduction to the Sociology of Emotions. P. 316-317.

71 Cm. : RosemveinB. Controlling Paradigms //Anger's past: the social uses of emotionin the Middle Ages. - Ithaka, N.Y.: Cornell University Press, 1998. P. 233-247; RosenweinB. Worrying about Emotions In History // The American Historical Rewiev. V. 107, Is.3, 2002 P. 821-845; AWwjfG. Ira Regis: Prolegomena to a History of Royal Anger//Anger's past: the social uses of emotionin the Middle Ages. - Ithaka, N.Y.: Cornell University Press, 1998. P. 59-74; Stearns C.Z., Stearns P.N. Emotionology: Clarifying the History of Emotions and Emotional Standarts // The American Historical Review.-V. 90, №4,1985. P. 813-836; Stearns C.Z., Stearns P.N. Anger. The Struggle for Emotional Control in America's History. - Chicago and L.: The Univercity of Chicago Press, 1986; Harris W.V. Restraining Rage. The Ideology of Anger Control In Classical Antiquity. - Cambr., Mass.; L.: Harvard University Press, 2001; Most G. Anger and pity in Homer's Iliad / / Ancient anger: Perspectives from Homer to Galen. West Nyack, N.Y.: Cambridge University Press, 2004. P. 51-75, а также Mesquita В., Markus H. Culture and Emotion//Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. -Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 324-343; Thoits P.A. The Sociology of Emotions. P. 334; Thoits P.A. Emotion Norms, Emotion Work, and Social Order. P. 359-360; ShwederR.A. Deconstracting of Emotions for the Sake of Comparative Research / / Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 85-91.

72 HolodynskiM., FriedlmeierW. Op.cit. P. 200-210, особ. 200-201,209-210.

73 Элиас H. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. Т. 1-2. СПб.: Университетская книга, 2001.

74 Сборники хороших манер XVI-XVIII вв. особо подчеркивают это: что допустимо перед нижестоящими (например, обнажение), невозможно перед равными и высшими по статусу.

75 В дальнейшем, с развитием буржуазии, значимой для европейской культуры становится и обратная траектория - рассматривая увеличение капитала как единственную деятельность, обладающую непреходящей ценностью и будучи по воспитанию неспособным освоить весь комплекс утонченных манер, признаваемых значимыми для дворянина, буржуазия призывает к простоте и естественности, к свободе выражения чувств, что находит свое отражение в сентиментализме, отчасти, романтизме.

76 См.: Fisher G., КиотК. Durkheim and the Social Construction of Emotions / / Social Psychology Quarterly. V. 52, №1,1989. P. 6; KemperT. An Introduction to the Sociology of Emotions. P. 319.

77 См., напр.: Thoits P.A. The Sociology of Emotions. P. 327.

78 Cm. : FrankR, Introducing Moral Emotions into Models of Rational Choice / / Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc.-Cambridge: Cambridge University Press, 2004. -P. 422-440; BarbaHetJ.

Introduction: why emotions are crucial / / Emotions and Sociology. Oxford: Blackwell Publishing, 2002. P. 2-3.

79 Понятие идентичности также можно рассматривать как следствие одних социокультурных процессов и причину других. При этом, хотя осознание своей идентичности способно порождать разнообразные эмоции, сам акт идентификации эмоцией, очевидно, не является.

80 Ср.: Leavitt J. Op.cit. P. 522-527, особ. p.526; BurkittIan. Complex emotions: relations, feeling and images in emotional experience / / Emotions and Sociology. Oxford: Blackwell Publishing, 2002. P. 151-167. P. 160-163, а также Leavitt J. Op.cit. P. 515-516; ShottS. Op.cit. P. 1318; FrijdaN. Emotions and Action / / Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P.159.

81 Подробнее см.: ГлебкинB.B. Можно ли «говорить ясно» об интеллигенции? / / Труды по культурной антропологии. М.: Восточная литература, 2002. С. 100-103

82 В целом такая интерпретация является одним из вариантов расширений языка в рамках «невербальной семиотики».

83 Единственная из встретившихся мне работ, в которой предпринята попытка построить теорию эмоций, исходя из семиотической аналогии, - книга М. Холодински и В. Фридлмайера. В ней проводится параллель между «внутренней речью» и «as-if emotion», рассматриваемой как эмоция в ее развитом состоянии (HolodynskiM.,FriedlmeierW. Op.cit. P. 63-74, 80-129). Однако там эта теория не доведена до системного завершения и непонятно, как она может использоваться при описании конкретных эмоций.

84 В качестве образца здесь можно взять работы Н.А. Бернштейна, посвященные исследованию построения движений. .Автор выявляет несколько уровней построения движений, показывая, как эти уровни формируются в процессе эволюции, и как по ним раскладывается сложное движение. Хотя конкретные утверждения Бернштейна подвергаются критике, предложенная им методология выглядит продуктивной для других областей физиологии и психологии. См., напр.: БернштейнН.А. О ловкости и ее развитии. М.: Физкультура и спорт, 1991, с.34-199. Ср. ВеличковскийБ.М. Когнитивная наука: Основы психологии познания: в 2 т. - М.: Смысл: Издательский центр «Академия», 2006. T.2. C.358-360.

85 Чувство эмпатии, по мнению исследователей, опирается непосредственно на механизм заражения одних особей состоянием других и имеет в качестве своих предельных оснований облегчение контакта мать-дитя и выживание группы особей в целом. См.: PrestonP.D., de Waal F. B. Empathy: Its ultimate and proximate bases // Behavioral and Brain Sciences. - V. 25, №1, 2002. P. 5-9; de WaalF. On the Possibility of Animal Empathy / / Feeling and Emotions: the Amsterdam Symposium / Ed. By A. Manstead etc. - Cambridge: Cambridge University Press, 2004.-P. 381-401. P. 385-387.

86 Один из примеров такого эмоционального поведения - отмечаемая многими исследователями эмоциональная холодность средневековой семьи, в которой отсутствует привычная для нас эмоциональная привязанность родителей к детям, а также эмоциональная близость между супругами. См., напр.: StoneL. The Family, Sex and Marriage In England

1500-1800. -Harmondsworth: PengulnBooks, 1979. P. 77,81-82; Аръес Ф. Ребенок и семейная жизнь при Старом порядке. - Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1999. С. 9-10. Дополнением к этим наблюдениям служат уже упомянутые утверждения Н. Элиаса о низком пороге чувствительности средневекового человека, о свободном выражении им агрессивных эмоций.

87 В частности, на этом уровне еще не происходит жесткого разделения муж-

ского и женского поведения. Мужское поведение гораздо более открыто, и для мужчин допускаются эмоции, которые считаются недостойными их в современной культуре. Так, Ахилл, Агамемнон, Одиссей плачут, и это не считается зазорным. См. П. 1,348-349; IX, 1-14; Od. VIII, 520-534. Ср.: KoziakB. Homeric Thumos: The Early History of Gender, Emotion and Politics//TheJournalofPolitics.-V. 61, №46, 1999. P. 1076.

88 Работы, в которых описывается жесткий контроль над эмоциями в традициональных культурах, обычно основываются либо на недоразумении, либо на нечетком определении. Там говорится о ритуальных аспектах поведения, а не о его естественных проявлениях.

89 Только для этого уровня характерно отмеченное К. и П. Стернсами (Steams C.Z, Stearns P.N. Emotionology: Clarifying the History of Emotions and Emotional Standarts //The American Historical Review. -V. 90, №4, 1985-P. 813-836) различие между эмоциональными нормами, декларируемыми культурой, и непосредственным эмоциональным поведением.

90 Ср.: Barhabet, J. М. Emotion, Social Theory & Social Structure: A Macrosocio-

logical Approach. P. 66; Konstan D. Aristotle on anger and the emotions// Ancient anger: Perspectives from Homer to Galen. West Nyack, N.Y.: Cambridge University Press, 2004. P. 99.

91 Описанные трансформации связаны с уже отмеченной выше «атомиза-цией» нововременного человека, не предполагающего других в качестве обязательного элемента завершенности собственного «я», воспринимающего себя как самодостаточное целое вне системы социальных связей.

92 Этот процесс описан в множестве исследований. См., напр.: Выготский Л. С. Мышление и речь // ВыготскийЛ.С. Собрание сочинений: В 6-ти т. Т. 2.-М.: Педагогика, 1982-С.5-361; РомановВ.Н. Указ. соч.; Тулъвисте П. Культурно-историческое развитие вербального мышления. -Таллин: Валгус, 1988.

93 См., напр.: ЛоренцК. Агрессия. - М.: Прогресс: Универс, 1994. С. 91-113.

94 См.: Harris W.V. Op.cit. P. 50-54; Cairns D. Ethics, ethology, terminology: Iliadic anger and cross-cultural study of emotion // Ancient anger: Perspectives from Homer to Galen. West Nyack, N.Y.: Cambridge University Press, 2004; MostG. Op.cit. P. 51. Мировоззрение, отраженное в ранних главах «Илиады», с определенными оговорками, соответствует дотеоре-тической культуре. Формирование теоретической культуры в Древней Греции связано с процессами, происходящими в VI-IVbb. до н.э.

95 Описание способности сдерживать свои эмоции, контролировать их внешние проявления встречается уже у Гомера, рассматриваясь им как положительное качество. Именно так, например, ведет себя Одиссей с женихами Пенелопы и это помогает ему выйти победителем из ситуации (см.: Od. XX, 9-21, 301; ср. аналогичное поведение Афины и Геры в «Илиаде» (II. IV22-24; XV101-103), см.: Cairns D. Op. cit. P. 44). У Геродота

проявления гнева характерны, в гораздо большей степени, для варваров, чем для греков. В качестве характеристик такого поведения и последствий, к которым оно ведет, см.: Hdt. III 34-36. Ср. Hdt. VII 38-39; IX, 111-112.

96 См., напр., Harris W.V. Op.cit. P. 395-398; RosenweinB. Op.cit. P. 233-234.

97 Эта эволюция наглядно показана, напр., в работе Н. Элиаса, сопоставившего стратегию поведения средневекового рыцаря и придворного эпохи абсолютизма. См.: ЭлиасН. Указ. соч. Т.2, с. 282-283, а также тЛ, c. 271-285; AlthoffG. Op.cit. P. 62-63. Об эволюции представлений о гневе в североамериканской культуре см. Stearns C.Z., Stearns P.N. Anger. The Struggle for Emotional Control in America's History.