161
УДК 81'42
ЭМОТИВНОСТЬ В ДИАЛОГЕ И ЭМОТИВНЫЙ ДИАЛОГ В РУССКОМ ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
С. В. Коростова
Южный федеральный университет
Поступила в редакцию 29 мая 2014 г.
Аннотация: статья посвящена проблеме функционирования эмотивов в русском художественном тексте. Представлены результаты исследования категории эмотивности в диалоге, определена специфика средств репрезентации эмотивности в художественных текстах с разным типом авторизации. Ключевые слова: художественный диалог, эмотив, эмотивное высказывание, третьеличный и перво-личный нарратив.
Abstract: the article is dedicated to the problem of functioning of emotives in the text of Russian fiction. The results of the research of the category of emotivity in a dialogue are given, the specifics of the means of representation of emotivity in the texts of fiction with different types of authorization are determined. Key words: dialogue in fiction, emotive, emotive utterance, third-person andfirst-person narrative.
Текст, который создается в результате речевого общения, персонифицирован. Он не только отражает замысел автора, но и говорит нечто о нем самом. Человеческое сознание двойственно, диалогично. «Жизнь, — пишет известный философ Хосе Ортега-и-Гассет, - отличается именно погруженностью «я» человека в то, что не есть он сам, в чистого другого, то есть в свои обстоятельства» [1, с. 439-440]. Именно это определяет существование диалога в художественном повествовании и диалогичность самого нарратива.
В современных исследованиях вопрос о текстовой организации диалога не решается однозначно. По мнению О. Б. Сиротининой, «разговорная речь почти не знает текстовой организации речи» [2, с. 146]. Большинство ученых (В. Д. Девкин, Н. А. Купина, Т. В. Матвеева, Е. В. Красильникова, И. Н. Борисова) признают текстовый характер разговорных диалогов: «Текстовый статус разговорных диалогов доказывается типовой структурой таких общетекстовых категорий, как текстовое пространство и время, тональность и, с отмеченными ограничениями, — категория темы. Дополнительными текстовыми скрепами разговорных диалогов выступают внешние факторы: ситуация общения и состав участников» [3, с. 139]. Использование разговорных диалогов в художественном тексте предполагает определенную степень их литературной обработки, в результате чего в диалоге появляются структуры, типичные для монологической речи.
Повествование от 1-го лица и третьеличный нар-ратив, различающиеся в способах выражения категории эмотивности, сохраняют общие характеристики
© Коростова С. В., 2014
диалогической речи персонажей, репрезентирующей содержательные и формальные черты реальной коммуникации, разговорной речи. Однако, говоря о категории эмотивности в перволичном нарративе, следует заметить, что степень эмотивности субъект-но-речевого пространства повествователя/рассказчика значительно выше, чем в третьеличном повествовании, где субъектно-модальные планы автора и персонажа отграничены друг от друга. Эмотивный диалог в персонажной зоне определяется репрезентацией конфликтной или предконфликтной ситуации как в перволичном, так и в третьеличном повествовании, тогда как эмотивность в диалоге в перволичном нарративе имеет иные средства выражения, нежели в повествовании от 3-го лица.
Эмотивная оценка, как и сама категория эмотив-ности, отсылает нас к области коммуникативной семантики, так как большинство языковых единиц приобретает способность выражать эмоции лишь в речи, обладая в системе языка лишь потенциальной эмотивностью. Эмотивный компонент коннотации или закрепляется в системе языка, или носит окказиональный, потенциальный характер и проявляется только в речи. Эмотивом может быть не только аффикс, слово, фразеологизм или предложение, но и текст, включающий эмотивы других языковых уровней. Текст, обладающий признаками эмотива, эмоционален, так как эмоциональность есть выражение душевного переживания и чувств говорящего, автора текста. Прагматический потенциал эмотивных синтаксических единиц реализуется за счет общей эмоциональной направленности текста, который они составляют. Референтные границы эмотивных высказываний определены рамками отраженной в художест-
венном тексте эмотивной ситуации, которая представляет собой тот самый код, благодаря которому происходит дешифровка, интерпретация эмотивно-оце-ночного смысла адресатом, реципиентом.
Прагматика эмотивных высказываний определена их функционированием в сфере адресата, «ты»-сфере, содержащей эмоции, оценки, взгляды говорящего на положение вещей, выражающей его отношение к миру и другим людям. Такой сферой можно признать художественную коммуникацию, отражающую авторскую картину мира. Динамическое коммуникативное пространство русского художественного текста предопределяет динамику смыслопорождения, возможность синтаксических трансформаций субъективно-оценочного характера.
Анализируя эмотивно-оценочные высказывания в текстах с различным типом авторизации, мы учитывали систему речевого взаимодействия коммуникантов, представленную динамической моделью диалога. Диалогическая речь осуществляется с учетом эмотивно-оценочных реакций одного из коммуникантов на реплики другого. Условиями репрезентации подобных реакций становятся конфликтные или предконфликтные ситуации, связанные с нарушением социальной, этнической или общечеловеческой нормы общения.
Показателен с этой точки зрения текст романа М. А. Шолохова «Тихий Дон». С первых страниц романа Шолохов стремится сохранить в диалогах персонажей подлинность разговорной речи, изобилующей эмотивами. Герои романа говорят, что думают и чувствуют, и так, как думают. Например: (1) Пантелей Прокофьевич подумал, что им отказываютзагорячился: - Оно само собой - дело хозяйское... Жених, он навроде старца, где хошь просит. А уж раз вы, к примеру, ищете, может, купецкого звания жениха аль ишо что, то уж, совсем наоборот, звиняйте.
(2)... Тек Пантелею Прокофьевичу в уши патокой свашенькин журчливый голосок. Слушал старик Мелехов и думал: «Эк чешет, дьявол, языкастая! Скажи, как чулок вяжет. Петлюет - успевай разуметь, что и к чему! Иная баба забьет и казака разными словами... Ишь ты, моль в юбке!» - любовался он свахой, пластавшейся в похвалах невесте и невестиной родне, начиная с пятого колена (Тихий Дон, кн. 1).
Представленные в диалогической реплике (1) синтаксические конструкции разговорной речи наполнены вводными словами, выражающими неуверенность говорящего в осуществлении цели, причем персонаж оценивает ситуацию как предконфликтную, именно поэтому можно говорить об эмотивном диалоге. Во внутреннем эмотивном диалоге (2) введены эмотивные высказывания, представляющие собой
особый коммуникативный тип: «... Эмоциональная оценка сохраняет максимальную значимость для говорящего, что обусловливает вершинную позицию эмотивного компонента в иерархической смысловой структуре будущего высказывания» [4, с. 28]. Значит, и на этапе внутреннего программирования, внутренней речи, и на этапе вербализации сохраняется типовое значение эмотивных синтаксических конструкций: «Ишь ты + какая/какой/ + негативно-оценочная (реже - позитивно-оценочная) номинация!» (удивление, одобрение/неодобрение, восхищение/ возмущение в зависимости от ситуации) (ср. Ишь ты, благородный какой! Сгинь, сукин сын!... ; Ишь ты, курва, мало тебя били!..; Ишь, джигит нашелся, мать твоя курица.). В приведенном выше фрагменте текста отражены статусные отношения в казачьей среде, которые определяют невозможность вербализации положительной оценки по отношению к женщине. В этом случае мелиоративная оценка может быть отражена только во внутренней речи, причем оценка интенсифицируется и за счет введения эмотивов, к которым относятся бранные слова, просторечная лексика, сравнительные обороты и метафоричные глаголы речи (дьявол, чешет, как чулок вяжет, петлюет, забьет и казака разными словами).
Представление об эмоциональной составляющей коммуникации имеет ярко выраженный этнический характер, ведь эмоции любой языковой общности социально и психологически обусловлены национальным опытом, составляя значимый фрагмент картины мира определенного этноса. Донские казаки, как свидетельствует текст романа «Тихий Дон», преимущественно выражают эмоциональные состояния и отношения вербальными средствами, паравербальные - или интенсифицируют речевой акт, или являются дополнительным маркером эмоционального состояния говорящего, но не обязательным компонентом коммуникации.
Например, разговор Пантелея Прокофьевича с Ильиничной о Наталье может служить примером эмотивности в художественном диалоге:
- Может, хворая?
- Нет, пытала... Либо порчу напустили, либо с Гришкою чего...
- Он к этой... случаем, не прибивается опять?
- Что ты, дед! Что ты! - Ильинична испуганно всплеснула руками. - А Степан, аль глупой? Не примечала, нет. (Тихий Дон, кн. 1).
Ситуацию, стимулом которой является душевное состояние другого, близкого человека, нельзя назвать конфликтной или предконфликтной, однако в диалог введены лексические эмотивы просторечного характера и эмотивные высказывания, свидетельствующие о неравнодушии говорящих к судьбе Натальи.
Одним из способов вербализации эмоционального состояния говорящего является употребление в речи эмотивно-оценочных личных имен. С помощью названных языковых средств говорящий не только фиксирует границу личного пространства, но выражает эмоционально-оценочное отношение к собеседнику или ситуации в целом. Имена-обращения эмо-тивно-оценочного характера способны нести индивидуальный коммуникативный опыт личности, национально-культурные и этнические традиции общения носителей языка.
В языковой картине мира донского казачества, семейный уклад которого формировался под влиянием социальных, нравственных и религиозных представлений, эмотивно-оценочное личное имя в функции обращения становится маркером особых отношений между казаками: социальных, этических, родственных, гендерных и т. д.
Безусловный приоритет среди обращений занимают личные существительные. Основной функцией обращения признается специализированная функция называния адресата - апеллятивная, хотя эмотивно-оценочные антропонимы функционируют и как номинативы. Традиционно выделяют два класса прямого обращения: социально ориентированные и лич-ностно-эмоциональные обращения [5]. Социально ориентированные обращения являются индикаторами более или менее устойчивых социальных позиций собеседников по отношению друг к другу. Их использование обусловлено соблюдением субъектом речи социально предписанных норм этикетного речевого поведения. Речь идет о социально маркированных обращениях (господа старики, ваше благородие, хозяин, казачок, станичники и т.п.), которые являются сигналом ролевых отношений, маркером социального взаимодействия коммуникантов.
Казаки в общении друг с другом используют как нейтральные в эмоциональном отношении, этикетные, так и эмотивно-оценочные антропонимы: одно-сум, ребяты, дружок, служивые, атаманец, братцы, братушки, землячок, братцы атаманцы, господин старый казак и др. На социальной дистанции общения определяющим критерием выбора формы обращения является статусно-ролевое равенство или неравенство коммуникантов. В ситуациях общения, описываемых в романе «Тихий Дон», чаще всего наблюдается статусно-ролевое равенство, отраженное в диалогах казаков. Такие ролевые отношения квалифицируются как симметричные. Диалоги между жителями одного хутора, как и казачьи песни, «разыгрываются», причем перформативность коммуникации проявляется в оценочных высказываниях, включающих прибаутки, дразнилки и прозвища, на которые следует реакция адресата. Говорящий имеет полное право оценить ситуацию и адресата со своей
точки зрения, несмотря на его возрастной или социальный статус. Причем одной из особенностей использования эмотивно-оценочных личных существительных в речи является отражение статусно-ролевого равенства в повседневном общении между мужчинами и женщинами, старыми и молодыми казаками.
Как правило, сценарий такой эмоциональной ситуации включает в себя определенный языковой код, интерпретируя который можно получить представление о коммуникантах. В качестве ключевых слов часто используются эмотивно-оценочные диалектизмы или личные существительные негативно-оценочной семантики. В диалоге на первый план выдвигается эмоционально-оценочная семантика конструкций, целью которых становится выражение эмоционального отношения говорящего к адресату. Например: ...Митька, перегнувшись в седле, открыл калитку, въехал на баз. Его с крыльца окликнула старуха.
- Ты, забурунный, чего прибег? — спросила она с видимым неудовольствием. Недолюбливала старая отчаянного и драчливого Митьку.
- И чего тебе, Ильинишна, надоть ? — привязывая к перилам жеребца, удивился Митька. — Як Гришке приехал. Он где?
- Под сараем спит. Тебя, что ж, аль паралик вдарил? Пешки, стало быть, немогешь ходить?
- Ты, тетенька, кажной дыре гвоздь! — обиделся Митька. Раскачиваясь, помахивая и щелкая нарядной плеткой по голенищам лакированных сапог, пошел он под навес сарая (Тихий Дон, кн. 1).
Речевая цель говорящего - выразить свое недовольство, неодобрение, негативное отношение - реализуется в вопросительных синтаксических конструкциях, актуализирующих персональность адресации («ты», «тебя») и направленность эмоциональной оценки. Конфликтность ситуации усиливается в речи за счет использования диалектного эмотивно-оценоч-ного обращения забурунный, которое в Словаре русских донских говоров имеет толкование «скандальный, вздорный, драчливый; неспокойный» [6, с. 161]. Ответная реплика адресата представляет собой своеобразную защиту от вербальной агрессии: структура вопросительной конструкции такова, что передает скрытое побуждение, но при этом не вторгается в эмоционально-волевую сферу собеседника (ср. Не твое дело, отстань!).
Эмоциональное состояние адресата - «обиделся» - в контексте отношений между казаками соответствует состоянию недоумения, недовольства, быстро проходящему, не имеющему негативных последствий. Родственный характер обращения - тетенька -убеждает собеседника в мирных намерениях говорящего. В диалоге важно, кому принадлежит последняя реплика, именно она снимает дискомфорт от общения
и отчасти нейтрализует негативное отношение собеседника.
Особенностью обращений является то, что они часто сигнализируют о дружественном, фамильярном отношении к адресату, в том числе и к адресату иного социального и возрастного статуса. Когда отношения между говорящими можно представить как горизонтальные или симметричные (собеседники находятся в равной социальной позиции), выбор обращения склоняется в пользу эмотивно-оценочных форм.
Частотными можно признать личные имена существительные, передающие чувства любви или неприязни к другому человеку. Негативно-оценочные личные имена, инвективы в речи героев-казаков позволяют им сохранять душевное равновесие, снять эмоциональное напряжение, поскольку в речи эмо-тивно-оценочные формы способствуют скорее выражению эмоционального состояния говорящего, чем эмоционального отношения к адресату. Например, Пантелей Прокофьевич, обращаясь к Григорию, передает чувство злости на ситуацию, им созданную, которая противоречит традиционным нравственным канонам казачества (стервец, проклятый сын, чертово семя, сукин сын, стерва и т.п.), но при этом продолжает испытывать к нему истинно отцовские чувства. Любящая Григория Аксинья при первой встрече пытается скрыть свое эмоциоциональное состояние и «разыгрывает» негативное отношение, вводя в речь бранные слова: чертяка бешеный, дьявол дурной.
Эмотивно-оценочные существительные могут обозначать лицо либо через какое-то единичное событие или кратковременное отношение, либо через более долговременные, длительные отношения и связи. Именно обращения первой группы, имеющие личностно-эмоциональный характер и обозначающие лицо через «точечное», чаще конфликтное или пред-конфликтное событие, преобладают у М. А. Шолохова, что, на наш взгляд, объясняется живыми традициями межличностного общения казачества, отраженными в романе «Тихий Дон». Эмоционально-оценочные личные имена в основном национально маркированы, отражают особенности быта и отношений в среде донских казаков, что особенно ярко отражается в эмотивном диалоге в ситуации конфликта:
Потемневший Петро держал под уздцы взволнованных криком лошадей, ругался:
- Убить бы мог, сволочь!
- И убил бы!
- Дурак ты! Черт бешеный! Вот в батину породу выродился, истованный черкесюка! (Тихий Дон, кн. 1)
Особо следует выделить эмотивно-оценочные обращения, выражающие отношение женщин-казачек
к близким и любимым. Высказывания, обращенные к детям, отражают, как правило, позитивные эмоции, передаваемые и эмотивно-оценочной семантикой антропонимов: зернышко мое, дочушка, цветочек мой, гулюшка моя, кровиночка моя, ягодка, касатка, вну-чушка и т.п. Широкая палитра эмоциональных состояний - от любви до ненависти - находит свое выражение в эмотивно-оценочных обращениях героев «Тихого Дона»: колосочек, дружечка, голубок, соколик, ягодка ежевичная, черничка, милушка; гадюка подколодная, дьявол хромой, идолюка, стерва и т.п.
Как показывает анализ функционирования эмо-тивно-оценочных личных имен, смена эмоциональных состояний говорящего часто происходит в одной конфликтной речевой ситуации и маркируется именно с помощью обращения.
Исследуя способы выражения эмоций персонажей в русском художественном тексте, сценарии эмоциогенных ситуаций и их результаты, отраженные в последующем повествовании, можно с уверенностью говорить о непосредственной связи между языковым представлением эмоционального состояния говорящего и коммуникативной ситуацией-стимулом.
Вопрос о корреляции непосредственного переживания эмоции и ее описания тесно связан со спецификой представления эмоциональных состояний в художественных текстах. Очевидно, эмотивный синтаксис диалогов в художественном тексте более разнообразен, чем в реальной разговорной речи. Например, в произведениях Ф. М. Достоевского основными синтаксическими средствами передачи эмотив-ности выступают конструкции с риторическими вопросами и восклицаниями, а также с разного рода повторами (лексическими, смысловыми и синтаксическими). Названные конструкции универсальны в плане отражения эмоций: они используются как для репрезентации положительных эмоциональных состояний (радости, восторга и т.п.), так и негативных (злобы, раздражения, горя и т.п.). Например:
(...) Тут он опять пожал мне руку, и в прекрасных глазах его просияло доброе, прекрасное чувство. Он так доверчиво протягивал мне руку, так верил, что я ему друг! (Униженные и оскорбленные);
(...) Он думал, что и я перед ним собачонкой на задних лапках буду выплясывать; на-тка, брат, возьми закуси! Нет, брат, ты только за дугу, а я уж в телеге сижу! (Село Степанчиково и его обитатели).
Особую функцию в процессе создания эмотивной доминанты текста выполняют коммуникемы, или эмотивные синтаксические идиомы (термин И. Н. Кру-товой).
По мнению исследователей (работы В. Ю. Мели-кяна, И. Н. Крутовой и др.), коммуникемы представ-
ляют собой нечленимые предложения, экспрессивность которых «заложена не только в их коннотатив-ном аспекте, но и в ядре значения» [7, с. 22]. Эмотив-ные синтаксические идиомы в речи персонажей реализуют прагматические установки говорящего, опосредованно выражая эмоциональное состояние или отношение к собеседнику:
1) (...) Нечего было тут прибавлять. Я молчал, и мне самому хотелось заплакать, смотря на нее, так, от любви какой-то. Что за милый был это ребенок! Я уж не спрашивал ее, почему она считает себя способною сделать счастье Алеши. (Униженные и оскорбленные);
2) (...) Но потом каждый день я угадывал в ней что-нибудь новое, до тех пор мне совсем незнакомое, как будто нарочно скрытое от меня, как будто девушка нарочно от меня пряталась, — и что за наслаждение было это отгадывание! (Униженные и оскорбленные);
3) (...) - Вообще мы теперь уговариваемся в наших убеждениях и положили заниматься изучением самих себя порознь, а все вместе толковать друг другу друг друга...
- Что за галиматья! - вскричал князь с беспокойством, - и кто этот Безмыгин? Нет, это так оставить нельзя... (Униженные и оскорбленные).
Как показывают исследованные тексты, эмотив-ные синтаксические идиомы, построенные по модели «Что за + Имя сущ. в Им. п.» в перволичном повествовании чаще выражают восхищение [7], однако в эмотивном диалоге, отражающем конфликтные или предконфликтные речевые ситуации, могут менять свое значение, выражая недовольство или недоумение в зависимости от прагматической установки говорящего (см. выше пример 3).
Конструкции, построенные по модели «Какое + повтор одного из слов предыдущей реплики собеседника!», служат созданию диалогического единства, выполняют текстообразующую функцию, выражая опровержение, отрицание, несогласие, одновременно интенсифицируя эмотивно-оценочные смыслы неодобрения, возмущения, раздражения в текстовом пространстве микрополя эмотивной оценочности [8, с. 32], например:
(...) - Как третий день? — спросил я в изумлении, - да она сама вчера говорила, что он вчера утром был да еще вчера вечером хотел приехать...
- Какое вечером! Он и утром совсем не был! Говорю тебе, с третьего дня глаз не кажет» (Униженные и оскорбленные);
(...) - Не обедала, а ужинала. Дворник принес. Вы, впрочем, не разговаривайте, а лежите покойно: вы еще не совсем здоровы, - прибавила она, поднося мне чаю и садясь на мою постель.
- Какое лежите! До сумерек, впрочем, буду лежать, а там пойду со двора. Непременно надо, Леночка (Униженные и оскорбленные).
Необходимо заметить, что использование эмотив-ных синтаксических идиом (коммуникем) в качестве средств выражения эмоций героев, возможно, объясняется их универсальным характером: эмотивно-оце-ночный смысл таких конструкций «считывается» благодаря представленной речевой ситуации и общим фоновым знаниям автора и читателя, исключая в большинстве случаев авторский комментарий о том, в каком эмоциональном состоянии находится говорящий персонаж.
В отличие от коммуникем, доминирующих в эмотивном диалоге, риторические вопросы и восклицания предполагают такой комментарий, включающий номинант эмоции или ее дескриптор, т.е. описание мимики и жестов, сопровождающих вербальное выражение эмоционального состояния. Например: (...) - Ах, зачем мы не все счастливы! Зачем, зачем!.. Боже! Что это я такое сделала! — вскричала она вдруг, точно опомнившись, и, вся задрожав от ужаса, закрыла лицо руками (Униженные и оскорбленные);
(...) - Так будешь? — спросил он настойчиво.
- Сказал, что буду.
- Нет, дай честное слово.
- Фу, какой! Ну, честное слово (Униженные и оскорбленные).
Сравнивая представленные конструкции, можно убедиться в том, что коммуникемы выражают эмоциональное состояние говорящего как в реальном, так и в виртуальном диалоге, каковым является художественный диалог двух персонажей, тогда как риторические высказывания способствуют созданию эмо-тивности в диалоге, скорее характеризуя некое театральное действие, представление, типичное для разыгрываемых в художественном пространстве ситуаций. Преобладание последних в прозе Ф. М. Достоевского, на наш взгляд, определяется установкой писателя на интенсификацию эмотивного пространства романов за счет неожиданных скандалов и конфликтных ситуаций, тем самым актуализируется авторское отношение к риторике героев и самим персонажам.
Исследование конструкций эмотивного синтаксиса в русском художественном тексте позволило сделать вывод о том, что они несут в себе не только изображение эмоций героев, но и определяют специфику языковой личности самого автора. В художественном тексте, как справедливо замечает О. В. Шаталова, «принципиальным является соотношение языковой личности автора и языковой личности персонажа. <.. .> ... анализ синтаксической репрезентации образа автора и персонажа доказывает различие
как позиций автора и его героя, так и форм реализации их позиций» [9, с. 175].
Перспективным представляется изучение эмотив-ного диалога и эмотивности в диалоге в контексте анализа языковой личности писателя, языковой картины мира, отраженной в перволичном и третьелич-ном нарративе.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ортега-и-Гассет X Эстетика. Философия культуры / Х. Ортега-и-Гассет. - М.: Искусство, 1991. -588 с.
2. Сиротинина О. Б. Разговорный стиль / О. Б. Си-ротинина // Функциональные стили и формы речи. - Саратов : Изд-во СГУ, 1993. - С. 140-167.
3. Матвеева Т. В. Непринужденный диалог как текст / Т. В. Матвеева // Человек. Текст. Культура. - Екатеринбург, 1994. - C. 125-140.
4. Пиотровская Л. А. Взаимодействие эмоциональной и рациональной оценки в процессе порождения речи
Южный федеральный университет
Коростова С. В., доцент кафедры русского языка
E-mail: svetolen@yandex.ru
Тел.: 8 (863) 257-80-46
/ Л. А. Пиотровская // Русский язык : исторические судьбы и современность : труды и материалы III Меж-дунар. конгресса исследователей русского языка / сост. М. А. Ремнева, А. А. Поликарпов. - М. : МАКС Пресс, 2007. - С. 28-29.
5. Долинин К. А. Стилистика французского языка / К. А. Долинин. - М. : Просвещение, 1978. - 303 с.
6. Словарь русских донских говоров : в 3 т. - Ростов н/Д. : Изд-во Ростов. ун-та, 1975-1976.
7. Меликян В. Ю. Эмоционально-экспрессивные обороты живой речи : словарь / В. Ю. Меликян. - М. : Флинта : Наука, 2001. - 240 с.
8. Коростова С. В. Эмотивность как категория художественного текста / С. В. Коростова // ФИЛОЬ0008. - Вып. 14 (3). - Елец : ЕГУ им. И. А. Бунина, 2012. -С. 28-36.
9. Шаталова О. В. Синтаксическая характеристика языковой личности / О. В. Шаталова. - СПб. : ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2012. - 200 с.
Southern Federal University
Korostova S. V, Associate Professor of the Russian Language Department
E-mail: svetolen@yandex.ru
Tel.: 8 (863) 257-80-46
