CC BY
143
Емельян Пугачев и его казачье окружение Yemelyan Pugachev and his Cossack circle
Марченко Мария Максимовна
Студентка 2 курса бакалавриата Исторического факультета МГУ им. Ломоносова Москва, Россия mariammarchenko@yandex. ru
Marchenko Maria Maksimovna
2 year Bachelor's student Faculty of history Lomonosow Moscow State University Moscow, Russia mariammarchenko@yandex. ru
Аннотация.
В статье рассматривается явление Крестьянской войны 1773-1775 гг. под предводительством Емельяна Пугачева. Можно ли считать, что именно он является главной фигурой восстания и принятие ключевых решений
- его ответственность? Или же наоборот, его можно назвать «говорящей головой» и есть определенный круг людей, которые действовали из своих соображений? На основе трех протоколов допросов Емельяна Пугачева можно сделать весьма своеобразные выводы.
Annotation.
The article examines the phenomenon of the Peasant War of 1773-1775 under the leadership of Yemelyan Pugachev. Is it possible to assume that he is the main figure of the uprising and making key decisions is his responsibility? Or vice versa, he can be called a "talking head" and there is a certain circle of people who made various decisions during the uprising? Based on the Yemelyan Pugachev's interrogation records, very peculiar conclusions can be drawn.
Ключевые слова: Крестьянская война, Емельян Пугачев, казаки, восстание.
Key words: Pugachev's Rebellion, Yemelyan Pugachev, Cossacks, uprising.
Введение
В XVII - XVIII вв. многие крестьяне, спасаясь от крепостного гнета бежали в вольные казачьи области
- в Запорожскую Сечь, на Дон, Яик, Терек.
Дон в то время можно было поистине считать центром антифеодальной борьбы казачества. После подавления восстаний под предводительством Степана Разина 1667-1671 гг. и 1707-1708 гг. под руководством Кондратия Булавина, донское казачество подверглось ограничению. Тысячи казаков были казнены, отправлены в ссылку и возвращены помещикам.
Немного позже правительство добралось до яицкого казачества. В 1706 г. на Яик, как в свое время на Дон был послан царский указ, повелевавший вернуть всех беглых помещикам, а позже, в 1718 г. туда были направлены карательные силы [3, c. 19].
В 1770 г. в разгар русско-турецкой войны Екатерина II отправила на Яик генерал-майора фон Траубенберга. В январе 1772 г. казаки мирным образом просили убрать старшин, но завязался бой, в результате которого генерал-майор и несколько офицеров погибли [3, c. 20]. После конфликта с правительством восстание казаков только набирало обороты. Но среди казаков не было единства в целях и задачах восстания. Правительство продолжало отправлять на Яик карательные корпуса, но все безуспешно. Только в июне войскам во главе с генерал-майором И. Фрейманом удалось арестовать повстанцев, но далеко не всех [3, c. 22]. Многие мятежники, разбившись на малые группы скрывались в степях и продолжали борьбу. Тревожная обстановка усиливалась распространившемся в июле слухом о восстании в Царицыне, во главе которого стоял казак Федор Богомолов,
выдававший себя за спасшегося царя Петра III. Известно, что в 60-х - начале 70-х гг. XVIII в. появилось до десяти самозванцев, выдающих себя за Петра III, но их выступления были скоротечными и эфемерными, они не обрели таких масштабов и народной поддержки как Пугачев со своим окружением [2, с. 7].
Описанные выше события проливают свет в общих чертах на обстановку на Яике к моменту прибытия туда беглого донского казака Емельяна Пугачева. Е. И. Пугачев (1742-1775) является уроженцем малороссийской Зимовейской Станицы. Он довольно рано начал казачью службу, участвовал в Семилетней, Русско-Турецкой войнах [2, с. 6]. Будучи человеком свободолюбивым и предприимчивым, он решил оставить семью и родную станицу. Пугачев бежал с Дона на берега Терека. Немного позже казаки терских станиц выбрали его атаманом. Пугачев вызвался выполнить их поручение, а именно отправиться в Петербург и выпросить в Военной коллегии выплаты жалования. В феврале 1772 г. Пугачев отправился в путь, но был схвачен под Моздоком и заключен в гауптвахту, откуда бежал на Дон. Там он был арестован как беглец, уклоняющийся от службы и отправлен в Черкасск для дознания, но смог убежать от сопровождающего его конвойного казака. Весной и летом 1772 г. Пугачев пребывал в старообрядческих селениях под Брянском и Гомелем. После этого Пугачев назвался выходцем из Польши и пройдя через Добрянский форпост получил паспорт, предоставляющий ему право селиться в заволжских старообрядческих селениях на Иргисе (поскольку тогда существовал указ, согласно которому, польских выходцев нужно селить по желанию [2, с. 61]).
На пути Пугачева встречалось множество людей, с которыми он легко находи общий язык, привлекая своей энергией и смелостью, красочными рассказами о себе, которые зачастую вызывали к нему расположение у большинства казаков. Некоторые из этих людей в дальнейшем были его товарищами и участвовали в намечающемся бунте.
Осенью 1772 г. побывал Пугачев на Иргизе и Волге, в ноябре отправился на Яик, там повстречал он многих казаков, участвовавших в восстании. Беседуя с ними, он начал подготавливать почву для совместного побега на вольные земли за Кубань. А одному из этих казаков, которым был Денис Пьянов [2, с. 261], рассказал он будто является чудом спасшимся императором Петром Третьим, которому пришлось странствовать и по зарубежью, и по России претворяясь заграничным купцом, чтобы понять, в чем нуждается простой народ и прийти к нему на помощь.
Интересен тот факт, что Пугачев был далеко не оригинален в намерении принять титул императора. Самозванство - характерное явление того времени, как уже упоминалось выше.
В декабре 1772 г. Пугачев покинул яицкий городок, а, между тем, слух о побывавшем в этих краях Петре III распространялся. Самозванец был пойман в пути близ Малыковки (г. Вольск) и отправлен в Казань, но смог сбежать и осесть на Яике. К счастью для него, каратели не включили в зону поиска области Яицкого казачьего войска. Неподалеку от Яицкого городка находился Таловый умет - постоялый двор, владельцем которого был Оболяев Степан. При его содействии Пугачев стал искать контакты с лидерами «непослушной» части казаков, участвовавших в бунте 1772 г., которые могли бы на себя взять подготовку восстания.
Среди своих первых знакомств на Яике, Пугачев обрел решительных и верных единомышленников, среди которых были И.Н. Зарубин, М.Г. Шигаев, Д. К. Караваев, Т. Г. Мясников и др. С ними он обсуждал планы предстоящего выступления.
Заручиться поддержкой не только казачества и крестьянства, но и других низших слоев было необходимо, и прозвать себя императором для Пугачева было выгодно, ведь крестьяне примут землю с большим доверием от императора, а для казаков откроются возможности борьбы за восстановление былых казачьих привилегий (выбор на казачьих кругах атаманов и старшин, справедливое распределение войсковых доходов и т.д.).
Наличие при подготовке казачьего бунта сплоченной и решительной группы заговорщиков, повстанческого центра, который наметил в общих чертах, решение ряда вопросов военного и политического характера, — является свидетельством зрелости Пугачевского движения в сравнении с предшествовавшими ему стихийными народными выступлениями XVII—XVIII вв., учитывая не только крестьянские и городские восстания, но и крестьянские войны того времени.
В середине сентября 1773 г. была завершена подготовка к восстанию. Отряд Пугачева, насчитывающий до 80 яицких казаков, начал предпринимать первые шаги наступления. На первых порах удача была на стороне пугачевцев. Бунтующие штурмовали города и селения, удалось взять даже Оренбург, ряды пугачевцев стремительно пополнялись. Обстановка весной - летом 1774 г. стала опасной для государства. Ввиду стремительного распространения восстания по территории его было все сложнее контролировать, да и у пугачевцев не было четкого плана восстания и целей, что сделало их уязвимыми. Помимо этого, бунтующим были нанесены серьезные удары корпусами Михельсона и Голицына и Деколонга. Последнее крупное поражение повстанцы потерпели 25 августа близ Царицына и Черного Яра. После разгрома с Пугачевым осталось около 200 человек, которые спустя некоторое время выдали его властям [2, с. 21].
Стоит отметить, что изначально восстание было исключительно казачье. Пугачев заручился поддержкой яицких казаков, тех самых, которые участвовали в восстании 1772 г., поэтому казачье ядро было главным на протяжении всего восстания. Со временем к восстанию присоединялись башкиры, приписные крестьяне, мастеровые заводов. На завершающем этапе восстание казаков переросло в крестьянскую войну, но до этого год контролировалось небольшой группой казаков во главе с Пугачевым.
Пугачевский бунт - одно из наиболее масштабных антиправительственных выступлений в истории России. Оно длилось почти год - до ареста Пугачева и повстанцев и продолжалось в 1775 г. В связи с этим возникает вопрос: мог ли один человек организовать столь грандиозное движение и так долго руководить им? Конечно, роль самого Пугачева в этом восстания нельзя недооценивать, поскольку он, что будет написано ниже, не только участвовал в принятии ключевых решений, но и лично принимал их. Однако рядом с ним всегда находился небольшой круг людей, которым Пугачев доверял такие важные функции как, например, управление военными отрядами и судопроизводство. Этот круг ближайших советников и является казачьим ядром восстания, в котором принимались стратегически важные решения. Глава восстания советовался и считался со своим ближайшим кругом, а он, в свою очередь, в большой степени влиял на него самого. Исходя из этого, напрашивается цель данного исследования - определить роль Пугачева и группы яицких казаков в принятии решений. Для этого было необходимо выполнить несколько поставленных задач, а именно:
1) Определить круг ближайшего окружения Пугачева и критерии, по которым можно определить принадлежность к этой группе.
2) Выяснить, кем принимались решения о передвижениях повстанцев.
3) Выяснить, как Пугачев и его казачье окружение участвовали в принятии решений о вынесении смертных приговоров.
4) Определить, как ближайшее окружение Пугачева контролирует тех, кто может общаться с ним.
Характеристика источника
Источником для данного исследования послужил сборник документов и материалов - Емельян Пугачев на следствии - составленный доктором исторических наук Р.В. Овчинниковым и профессором А.С. Светенко под редакцией В.И. Буганова. Сборник издан в Москве в 1997 г. в современной транскрипции, но при этом передает стиль речи, присущий XVIII веку. Он содержит полное собрание протоколов следственных показаний предводителя Крестьянской войны 1773-1775 гг. Е.И. Пугачева.
Приступая к изложению истории следствия над Пугачевым, необходимо прежде всего сказать о руководящей роли Екатерины II в нем. «Буде никак от злодея самого или сообщников его узнать немножко кто выдумал самозванство Пугачева, то хотя бы и сие на себя принял, и с кем, во-первых, о сем у него речь быша» [2, с. 21]. Эти указания Екатерины II определили направления действий следственных комиссий и прямым образом сказались на содержании протоколов показаний Пугачева, где преобладает материал, отображающий предысторию Крестьянской войны.
В источнике представлены материалы трех допросов: из Яицкого городка, Симбирска и Москвы.
Первый этап следствия над предводителем Крестьянской войны начался с дознания капитана-поручика С. И. Маврина в яицком городке 14 сентября 1774 г. Допрос хронологически выстроен, с последовательным изложением фактов биографии Пугачева и событий восстания. Материалы допроса в Яике можно считать во многом ближе к истине, нежели протоколы из Симбирска и Москвы, поскольку Пугачева не пытали, он рассказывал события, происходившие не так давно, по сравнению с допросами в октябре и ноябре, а также в протоколе допроса не встречаются откровенно уничижающие характеристики Пугачева его соратников, поскольку, проводя допрос, Маврин проникся невольным уважением к самозванцу, что было вызвано мужеством и стойкостью допрашиваемого.
Следующий допрос проводился в Симбирске в течение пяти дней (2-6 октября) командующим карательными войсками генералом-аншефом графом П. И. Паниным и начальником секретных комиссий генералом-майором П.С. Потемкиным. Главная роль в следствии принадлежала Потемкину. Опираясь на протокол яицкого допроса, он сформулировал 6 основных и 12 дополнительных пунктов, по которым следовало допросить Пугачева. Эти пункты казались в основном вопросов, связанных с происхождением самозванства Пугачева и установлением инициаторов восстания. Показания из Симбирска были добыты жестокими пытками. Пугачев, сломленный психологически пристрастными допросами, начал давать вымышленные показания, оговорив до двух десятков знакомых ему раскольников, будто способствовавших в подготовке восстания и в принятии имени и титула Петра III, тем самым подтвердил версию Потемкина с целью избежать истязаний. Эти ложные показания сплелись с достоверными фактами из его биографии и легли в основу симбирского протокола. Важно отметить, что этим допросом Потемкин собирал материал для обвинительного заключения.
С начала ноября по середину декабря 1774 г. дознание Пугачева проводилось следственной комиссией Московского отделения Тайной экспедицией Сената, в состав которой вошли генерал-аншеф князь М.Н. Волконский, обер-секретарь тайной экспедиции С.И. Шешковский и генерал-майор П.С. Потемкин. Основной допрос длился с 4 по 14 ноября, где Пугачев подробно изложил свою биографию с момента рождения до ареста. Внимание следователей преимущественно было сконцентрировано на событиях, предшествовавших восстанию. Помимо этого, Пугачев дал показания еще на 14 допросах и очных ставках. На допросах в Москве Пугачев дал подробные показания о своих родственниках, о юности, об участии в Семилетней и Турецкой войнах и о ходе крестьянской войны. Наряду с датами и событиями, которые выдавала феноменальная память допрашиваемого присутствует ряд вымышленных показаний, что особенно характерно для «большого» допроса (4 - 14 ноября). Однако это не умаляет значения данных документов как первостепенных источников изучения как биографии Пугачева, так и событий Крестьянской войны.
Смысл допроса Шешковского заключался в том, что Екатерина II искала иностранную руку в действиях повстанцев, она была уверена, что бунт был организован из заграницы, что могло быть логично в разгар русско-турецкой войны. Несмотря на то, что сыск не подтвердил это, Шешковский по настоянию императрицы целенаправленно проверял данную теорию.
Необходимо также принять к сведению тот факт, что протоколы допросов разные относительно исследуемой темы. Необходимо было не только выяснить степень влияния казаков и Пугачева на принятие решений, но и кто именно из казаков их принимал, а для этого внимательно изучить показания Пугачева. Сравнив протоколы, можно прийти к выводу, что в третьем протоколе много имен, а в первом и втором постоянно фигурируют «безликие» яицкие казаки; в первом и третьем допросе Пугачев подчеркивает коллегиальность в принятии решений, а во втором этого практически нет. В третьем допросе Пугачев приписывает Овчинникова практически ко всем действиям яицких казаков. Возможно он это делал из-за того, что у него возникла мысль о возможности остаться в живых и отбывать пожизненное наказание.
Помимо этого, следует остановиться на других особенностях содержания протоколов допросов Пугачева. Обе стороны допроса преследуют свои цели: следователи пытаются выяснить как можно больше достоверных фактов, чтобы получить реальную картину внутреннего состояния пугачевского войска, допрашиваемый стремится утаить информацию или вовсе не помнит каких-либо вещей. Помимо этого, в документах многократно приводятся негативные оценки повстанческого движения, например - «злодейское предприятие», Пугачев именуется «вором», «злодеем» и т.д. они были внесены в показания следователями, ведь они были заинтересованы в том, чтобы показать его в худшем виде, дискредитировать Пугачева и его окружение. Стоит отметить, что особенно тенденциозны в этом отношении симбирский и московский протоколы, что зависит, как мне кажется, от следователей, которые мели эти два допроса. Можно проследить, что тенденциозный подход также проявился в чрезмерном внимании следователей к расправам повстанцев, при этом, факты такого рода преподносились в основном в извращенном виде. Сложность при работе с источником заключается в выявлении субъективизма и отслоении чужеродных характеристик, оценок, суждений, которые отражают позицию следователей.
Таким образом, данный источник весьма интересен для исследования. Его три части с одной стороны одинаковы, ведь сюжеты пересекаются, с другой рассказывают об одних и тех же событиях по-разному. Помимо преимуществ источника, таких как современная транскрипция при сохранившемся стиле речи XVIII века, хронологическая последовательность изложения событий, существует также обратная сторона. Во-первых, трактовка одних и тех же событий по-разному, а иногда упоминание разных людей, персонализация яицких казаков в лице Овчинникова в третьем допросе, оценочные суждения во втором и третьем и т т.д.
Ближайшее окружение Пугачева
Чтобы определить роль группы яицких казаков в принятии решении следует для начала выяснить из кого состоял круг приближенных и основания их перехода в повстанческое войско. Ниже будут перечислены те, кто был с Пугачевым с самого начала восстания, личности, которые чаще всего фигурируют в показаниях Пугачева.
Для начала необходимо остановиться на моменте принятия Пугачевым имени и титула Императора Петра III, а также проследить кто из его окружения знал о том, кем он является на самом деле.
Итак, впервые Е.И. Пугачев решил примерить титул императора беседуя с казаком Денисом Пьяновым в Яицком городке в конце ноября 1772 г [2, с. 261]. Но эти первые шаги не предусматривали последующих реальных целей и действий. В августе 1773 г., будучи в Таловом умете (постоялом дворе на реке Таловой, хозяином которой является Оболяев Степан Максимов, или в народе - Еремкина Курица - казак, входящий в круг приближенных предводителя влсстания) [2, с. 71], Пугачев огласил себя Петром III в кругу верных яицких казаков. По всей видимости, это решение он связывал с подготовкой вооруженного восстания на Яике: «В сие то время я разсудил наимяновать себя бывшим государем Петром Третьим в чаянии том, что яицкие казаки по обольщению моему скоряй чем в другом месте меня признают и помогут мне в моем намерении действительно» [2, с. 71].
Первым казаком, которому Пугачев сказал, что является Петром III, уже преследуя свои цели, стал Еремкина Курица [2, с. 71]. Здесь стоит отметить, что Степан Максимов был давно знаком с Пугачевым, поскольку, до этого момента, владелец умета уже принимал беглеца на ночевку. Он также знал, что Пугачев был пойман караулом и интересовался; - отпущен ли он - на что Пугачев ответил, что бежал [2, с. 70]. Здесь стоит отметить, что Еремина Курица сразу поверил, что Пугачев - государь, ведь стал ему делать знаки учтивости. Следующими, кто узнал об оставшемся в живых царе, стали яицкие казаки Григорий Закладнов и Денис Караваев (второй - участник восстания на Яике 1772 г.) [2, с. 72]. Далее, за обедом с императором познакомились ранее участники восстания 1772 г., а в дальнейшем первые сподвижники Е. И. Пугачева Чика-Зарубин, Тимофей Мясников и Максим Шигаев. Пугачев рассказал им историю своего спасения, дальнейшие скитания по России и зарубежным странам. Он объявил, что не намерен смотреть как самодержавие угнетает крестьян и желает вступиться за них. Яицкие казаки приняли чудом спасшегося царя с воодушевлением: «Примем, батюшка, только вступись за нас, и в наших от старшин обидах помоги. Мы де в конец разорились от больших денежных поборов» [2, с. 74].
Стоит упомянуть, что лишь немногие знали, что Петр III является Емельяном Пугачевым. ".. .и когда открыл ты прямое звание свое, Емельки Пугачева" [2, с. 119]. Важны те люди, которым Пугачев говорил правду о себе, которые. Эти казаки появляются до начала восстания. Знание факта самозванства Пугачева говорит о его доверии казакам, что является важным критерием ближайшего круга.
По ходу подготовки восстания круг казаков пополнялся. Поскольку у скрывавшегося беглеца существовали проблема с ночлегом и опасность быть пойманным, он с Чикой и Мясниковым отправился к яицким казакам, участникам восстания 1772 г. - братьям Кожевниковым (Михаилу, Андрею и Степану), которые владели хутором в 35 верстах ниже Яицкого городка. Там Чика рассказал им историю о чудом спасшемся императоре и о необходимости подготовки нового восстания [2, с. 75]. Далее на пути самозванца встречается Василий Коновалов - также бывший участник восстания и видный сподвижник Пугачева в дальнейшем [2, с. 75].
Позже на речку Усиху, где собирались повстанцы, прибыли Дмитрий Лысов - яицкий казак, который в войске Пугачева служил полковником до тех пор, пока не совершил покушение на самозванца и не был убит повстанцами [2, с. 269]; и Кузьма Иванов - казак, бывший участник восстания, который служил Пугачеву с сентября 1773 г. по сентябрь 1774 г. - вплоть до своего ареста. В то же время появляется Иван Почиталин, который во время восстания стал думным дьяком пугачевской Военной коллегии - его перу принадлежали манифесты и указы Пугачева, а также предписания Военной коллегии [2, с. 269]. Здесь еще стоит выделить Идорку - яицкого казака из татар, который на момент восстания служил у Пугачева толмачом, его приемного сына Балтая и Алексея Кочурова - бывшего участника восстания 1772 г. и сподвижника Пугачева [2, с. 270]. На первом допросе в Яицком городке был также упомянут Никита Каргин, но Пугачев сказал про него по ошибке памяти, на самом деле Каргин присоединился к повстанцам в январе 1774 г., а в феврале избран войсковым атаманом яицких казаков-повстанцев [2, с. 269].
Здесь можно проследить еще один критерий ближайшего окружения - доверительные отношения и непосредственный контакт с казаками: В то время Зарубин, беседуя с Пугачевым наедине, говорил ему, что он напрасно скрывает от него, что он, Пугачев, — донской казак, а не Петр III: " «От людей-де утаишь, а от Бога вить не утаишь, — ты-де донской казак!» На что Пугачев сказал: «Врешь-де, дурак». На то Зарубин говорил: «Яде в том Караваеву дал клятву, чтоб никому о том не сказывал, так и тебе-де, батюшка, даю, — вить-де мне в том нужды нет: хоша ты и донской казак, только-де мы уже за государя тебя признали, так тому-де и быть». Выслушав сие [Пугачев] ответствовал: «Ну, коли так, то смотри же, держи втайне: я-де подлинно донской казак Емельян Пугачев. Не потаил-де я о себе и сказывал [о том] Караваеву и Шигаеву, также Пьянову»" [2, с. 267]. Среди
Пугачева и казаков, которым он говорил о себе правду были доверительные отношения, об этом как раз и свидетельствуют упреки Зарубина.
Вышеописанные события происходят в сентябре 1773 г. В этом месяце вокруг Пугачева собирается группа казаков, которые стали его ближайшим окружением и именно с этих людей начинается Крестьянская война 1773-1774 гг.
17 сентября 1773 г. в хуторе Толкачева примкнул к повстанческому войску Еким Давилин - яицкий казак, участник восстания 1772 г. На период бунта он служил адъютантом или «дежурным» [2, с. 271].
18 сентября 1773 г. группу повстанцев пополнил Андрей Овчинников (Авчинников) - бывши участник восстания 1772 г. В войске Пугачева он служил походным атаманом, а также руководил рядом крупных боевых операций. В этот же день вступает в ряды повстанцев Петр Быков [2, с. 274].
По мере продвижения Пугачева вверх по р. Чаган к Яицкому городку, войско повстанцев пополнялось в основном казаками, которые переходили охотно, но также увеличивалось количество пленных, среди которых оказался Андрей Витошнов. Казаки пощадили его и он присягнул Пугачеву: «В то время сказано было мне, что в числе пополненых был старшина Витошнов, коего я спросил, знает ли он меня? А как он говорил, что видал еще малинькова, то я, указав на него, говорил тем, кои еще во мне сумневались: "Вот, детушки, он меня знает"» [2, с. 80]. Здесь можно увидеть желание Витошнова остаться в живых и идти ради этого на любую ложь. Казак прослужил в войске до апреля 1774 г. - до того момента как был арестован.
В ходе первых выступлений повстанцев необходимо было созвать казачий круг для согласованности в действиях и выбора наиболее авторитетных казаков на командные посты в повстанческом войске. Такой был создан Пугачевым 19 сентября 1773 г. На нем были избраны: войсковым походным атаманом — Андрей Овчинников; полковником — Дмитрий Лысов; есаулами — Андрей Витошнов, Андрей Иголкин, Иван Григоричев, Емельян Судачихин; сотниками — Тимофей Мясников, Василий Меркульев, Михаил Логинов; хорунжими — Иван Зарубин, Григорий Бородин, Яков Пономарев, Алексей Кочуров, Степан Кожевников, Алексей Губанов, Осип Морковцев, Андрей Антонов, Иван Солодовников, Барын Мустаев [2, с. 275].
Когда повстанцы взяли Илек, в войско Пугачева перешел Федор Дубовский, отбывавший на тот момент пожизненную ссылку в Илецком Городке. В январе 1774 г. по указу Пугачева он был назначен атаманом казаков Сакмарского городка.
24 сентября 1773 г., во время прохода через илецкие хутора, Пугачев также создал круг, на котором полковником и командиром илецких казаков был избран Иван Творогов (казак, вступивший в повстанческое войско за день до круга, с ноября 1773 г. он являлся членом повстанческой Военной коллегии, летом 1774 г. стал одним из главных среди заговорщиков, которые арестовали Пугачева 8 сентября и через неделю доставили его в Яицкий городок).
26 сентября войско Е. И. Пугачева овладело Нижне-Озерной крепостью, оттуда двинулось к Татищевой [2, с. 83]. Сотник крепости - Тимофей Подуров - руководящий 150 оренбургскими казаками, входящими в состав карательного корпуса бригадира Х. Х. Билова, перешел на сторону повстанцев с казаками своего отряда и помог ее взять. Немного позже Подуров командовал полком оренбургских казаков-повстанцев, участвовал в осаде Оренбурга [2, с. 279].
2 октября повстанцы двинулись к Сакмарскому городку. Там от оренбургского губернатора к Пугачеву был выслан каторжник Хлопуша (Афанасий Соколов), которому было поручено отправиться в лагерь повстанцев, провести там разведку и вручить повстанцем противопугачевские указы, за что ему было обещано помилование и денежное вознаграждение. Но Хлопуша предпочел перейти на сторону восставших и выразил готовность служить в рядах повстанческого войска, где позднее командовал полком заводских крестьян [2, с. 281]. Говоря
про Хлопушу, важно упомянуть необходимо упомянуть присоединение Перфильева, которого самозванец упоминает в третьем допросе. Он приехал в лагерь повстанцев из Петербурга с намерением вступить в их ряды. Пугачев его принял, но на следующий день, по настоянию Овчинникова, Перфильев признался, что был послан правительством с целью навредить, чего делать не собирался [2, с. 392]. Холопуша и Перфильев - яркие примеры участников, которым некуда деваться. Вступив в войско Пугачева, они не имеют пути назад и поэтому их можно считать одними из самых преданных самозванцу казаков среди его окружения, чего нельзя сказать про остальных, которые, имея возможность влияния на Пугачева, могут изменить ход восстания в своих интересах, отдавать распоряжения за спиной предводителя или предать.
Стоит внимательно рассмотреть фигуры тех, кто занимал руководящие позиции в войске, а также личностей, которых самозванец чаше всего упоминает на допросах.
Зарубин, Мясников, Почиталин, Коновалов, Идорка и другие - группа казаков, отличающихся наибольшей верностью. Большинство из них будет с Пугачевым вплодь до момента его выдачи. Противопоставить им можно Овчинникова, Шигаева, Лысова и Творогова, которым было чем рисковать, поэтому они могли манипулировать предводителем или предать его, что в результате и получилось. Стоит также отметить, что сразу после перехода в войско восставших, они получали высокие чины и именно они Пугачев упоминает чаще всего на допросах.
Анализируя вышесказанное, можно сделать вывод, что основными критериями принадлежности к ближайшему окружению были доверие и знание факта самозванства Пугачева. Но важно понимать, что среди приближенных предводителя были преданные ему казаки, а также те, кому было что терять. Последние готовы были предать Пугачева ради личной выгоды, что впоследствии и сделали. Именно эту часть ближайшего окружения можно считать хозяевами положения.
Контроль в пугачевском стане
Несмотря на то, что Пугачев большую часть своего времени контактировал с ближайшим окружением, ему также приходилось лично общаться с обычными людьми, которые приходили к нему с посланиями. Показателен следующий случай. Когда Пугачев был в Берде, к нему пришел неизвестный казак, который оказал влияние на важное стратегическое решение: "В тот же день прибежал к нему, Емельке, с поставленной около Берды заставы яицкой казак, — а как зовут, — не знает, — и сказал ему, што-де «идет от Озерной крепости генерал Корф с камандою, и пробираетца-де к Оренбурху». Он, Емелька, услышав о сем, закричал: «Казаки, на кони!»" [2, с. 180]. Исходя из этого, в интересах казаков был контроль за теми, кто контактирует с Пугачевым. Само собой разумеется, что те, кто контактировал с Пугачевым на постоянной основе (командующие повстанческими отрядами, секретари, жена) подвергались еще большему отбору.
Изучая взаимодействие Пугачева с казаками, можно увидеть случаи, когда казаки ближнего круга решают, кого стоит подпускать к Пугачеву, а кто будет опасен, и предпочтительнее настоять, чтобы Пугачев дал распоряжение казнить или расправится с ним за спиной предводителя.
Одним из первых прецедентов, который стоит рассмотреть подробнее, является расправа с Дмитрием Николаевым [2, с. 84], что уже упоминалось выше. Казаков не устраивало решение Пугачева оставить Кальминского на службе писарем из-за того, что он был дворянином, поэтому они расправились с ним не спрашивая "государя".
Здесь нельзя оставить без внимания Афанасия Перфильева и его взаимоотношения с казаками и руководителем восстания.
В ноябре, будучи в Петербурге вместе с казаком П. А. Герасимовым, он взял на себя исполнение поручения правительства, а именно проникнуть в стан Пугачева, войти в доверие как казаков, так и самого
предводителя и организовать среди них заговор против Пугачева [2, с. 312]. В конце декабря 1773 г. Перфильев приехал в Бердскую слободу в лагерь повстанцев и рассказал этот замысел Овчинникову [2, с. 312]. По его настоянию Перфильев раскаялся Пугачеву, который простил его и определил в войско.
Отсюда следует, что Овчинников играет важную роль в том, кого подпускать к Пугачеву. Более того, Овчинников выступал в роли фильтра, так как сначала приходили именно к нему, а Овчинников, в свою очередь, передавал это Пугачеву: "...пришол к Овчинникову незнаемо откудова приезжей мужик и сказал: «К Сакмаре-де идет енарал Кар с камандою»! И Овчинников спросил: «Велика ли каманда?» Мужик сказал: «Не добре-де велика, однако, таки и не мала ж». О сем как лепортовал ево, Емельку, Овчинников." [2, с. 181]
Рассматривая эпизоды с Кальминским и Перфильевым, можно сделать вывод, что решения о допуске к Пугачеву, либо о казни зависят от происхождения человека. В первом случае казаки решили, что лучше будет избавиться от дворянина. А Перфильев был допущен не просто так, ведь являясь участников восстания 1772 г., казаки не могли ждать от него предательства, в его интересах было принять участие в восстании.
Для того, чтобы понять, как казаки контролируют окружение Пугачева, необходимо также рассмотреть эпизод, связанный с его женитьбой.
В конце января 1774 г. в разгар штурма Яицкого городка, группа казаков уговорила Пугачева жениться на казачке. Интересно, что в первом и третьем допросах упоминаются разные фамилии. В первом допросе самозванец упомянул Никиту Каргина, Ерофеева, трех братьев (Михаила, Петра и Степана) Толкачевых и д. р [2, с. 91]. В третьем допросе фигурируют следующие фамилии: Овчинников, Никита Каргин, Семен Коновалов, Денис Пьянов, Михаил Толкачев. Из этой группы лишь Петр Толкачев, Семен Коновалов и Андрей Овчинников присоединились к Пугачеву в самом начале восстания - 17-18 сентября 1773; Каргин и Толкачев были одними из многих командующих отрядами повстанцев. Остальные названные лица не обладали довольно яркими ролями в окружении самозванца и не занимали командных должностей. Из этого следует, что идею о женитьбе подали далеко не самые видные члены окружения, к тому же присоединившиеся не в самом начале. К сожалению, не удается найти рационального объяснения, по какой причине не самые видные представители ближайшего круга Пугачева сыграли важную роль в выборе его жены. Присутствие таких лиц как Овчинников, Толкачев и Коновалов объясняется таким фактом, что Пугачев приписывал их почти ко всем действиям.
Казаки говорили "императору": "«Ты-де как женисся, так-де войско Яицкое все к тебе прилежно будет»" [2, с. 187]. Окружение Пугачева настаивало, чтобы он женился на девушке из казацкой семьи и предложили шестнадцатилетнюю Устинью Кузнецову. На нее пал выбор не просто так. Отец девушки - Петр Кузнецов -отставной яицкий казак, участник восстания 1772 г., что является немаловажным критерием казацкого окружения самозванца. Невеста и ее отец не желали этой свадьбы, о чем пишет Дубровин: «Эти слова ("А завтра быть свадьбе") еще более огорчили отца и дочь, и они были в "великих слезах"» [1, с. 63]. Отсюда следует сделать вывод о прямом намерении казаков окружить «своими» Пугачева со всех сторон. Стоит отметить, что у Пугачева уже была жена - Софья Дмитриевна, но он утаил это от казаков, сказав, лишь бы та вышла за него по собственному желанию. Казаки солгали, что она этому будет только рада. То есть они не собирались рассказывать Пугачеву правду, что говорит об их прямом намерении женить государя на местной казачке в скором времени.
Нельзя оставить без внимания тот факт, что уже после свадьбы к новоявленной государыне была назначена главная надзирательница Аксинья Толкачева [1, с. 63] - жена сподвижника Толкачева, которого вместе с Почиталиным Пугачев избрал своими сватами [1, с. 62]. Это еще раз подтверждает, что казаки пытались контролировать людей, которые были близки к Пугачеву.
Интересны мысли Дубровина на этот счет. Он считал, что окруженный разнохарактерной толпой и будучи сам далеко не самостоятельного характера, Пугачев совершенно легко поддавался постороннему влиянию и был марионеткой в руках лиц, преследовавших свои личные узкокорпоративные цели [1, с. 61].
Женитьба Пугачева дала результаты обратные тем, которых ожидали яицкие старшины. Враждебные восстанию элементы воспользовались этим, чтобы сеять недоверие среди казаков к личности "императора", и это, очевидно, им отчасти удалось. Так, Иван Почитали отмечал: "когда Пугачев обвенчался, то в народе сделалось сумнение, что Пугачев не государь, и начали из толпы ево расходится, и усердие... к ево особе истреблялось" [3, с. 115].
Таким образом, женитьбу Пугачева можно рассматривать как инициативное со стороны казаков предприятие. Они намеревались воздействовать на "послушных" казаков кремля, который тогда брали штурмом, чтобы привлечь их на свою сторону, т. е. собирались продемонстрировать им особую благосклонность "императора" к яицким казакам. Но кроме этого, таким образом они повлияли и на Окружение Пугачева, выдав за него в жены одну из своих.
Итак, в основном решения о допуске к Пугачеву зависели от происхождения человека, от личного доверия круга казаков к этому лицу. То же самое произошло и с выбором жены, которая была дочерью яицкого казака в отставке, ранее участвовавшего в восстании.
Принятие решений о передвижениях войска
Одним из важнейших аспектов управления восстанием является принятие решений о передвижении войска. От того, насколько продуманно руководство повстанцев выбирает дальнейшие направления, зависит успех восстания. Такую же роль передвижения играли и в восстании Пугачева, руководители которого постоянно находились перед выбором, куда направить войско после взятия очередной крепости или одного из поражений, понесенных от правительственных войск. Поскольку этот выбор часто являлся судьбоносным для всего восстания, необходимо определить, кто именно делал этот выбор и как в нем участвовал сам руководитель восстания. Ответ на этот вопрос позволит выяснить ту роль, которую играло ближайшее окружение Пугачева, степень его зависимости от них.
Проблема дальнейших передвижений стояла перед восставшими еще до начала мятежа. Тогда они еще не решали, куда будет двигаться войско, но они думали о не менее важном объекте восстания: самом "императоре". В августе 1773 года над Пугачевым висела угроза поимки, его преследовали за побег. В тот день, по словам Пугачева, собрались Чика, Шигаев и Караваев, которые думали, к кому лучше отправить Пугачева, чтобы до него не добрались. В итоге, они сошлись на том, что Пугачев поедет с Чикой [2, с. 75]. Необходимо отметить, что в этом эпизоде сам "император" в обсуждении не участвовал, он в нем скорее выступал как объект, что вполне объяснимо, так как его жизнь на тот момент находилась в руках казаков.
Еще одним подтверждением того, что Пугачев на самом раннем этапе восстания выступал в роли объекта является этот момент: "...о, Емелька, спросил Зарубина и Почиталина: «Куда ж это мы едим?» И на то Зарубин и Почиталин сказали: «Ехать больше некуда, как поедим на хутор к Толкачовым»" [2, с. 164]. Будущий глава восстания не имеет понятия, даже куда его везут, что говорит о его полной несамостоятельности в тот момент.
Несмотря на несамостоятельность Пугачева в то время, казаки все равно с ним советовались: "...а оставшиеся со мною разсуждали всячески к лутчему моему на плавню или в город въезду, и какия меры изобрать способнее, договаривались" [2, с. 77]. Пугачев, хотя тогда еще не имел за собой реальной силы, был для казаков достаточно авторитетен. Более того, с Пугачевым нужно было считать, потому что восстание без него имело намного меньше шансов на успех.
Итак, Пугачев на этапе подготовки восстания не был полностью самостоятельной фигурой, которая могла единолично решить, куда направляться ему и будущему войску. Он либо вообще не участвовал в таком обсуждении, либо был частью совета.
Когда Пугачев стал во главе армии, его роль в принятии решений, несомненно, значительно выросла. Однако казаки не отдали своих прежних позиций, Пугачев обходился без их советов лишь в немногих случаях. Сам он не мог принять решений, как минимум, без их согласия, главе восстания приходилось делиться своими планами: "А между тем разговаривал с казаками: «Я-де пошлю туда к войску указ, и когда нас примут, так прямо въедем, а когда будут противиться, то поедем мимо, за Строганов сад, и там начуем»" [2, с. 79].
Также были моменты, когда Пугачев лично выбирал цель движения, а казаки в соответствии с ней определяли направление: "И так я говорил; «Что, други мои, вас терять напрасно? Пойдем туда, где нас примут». А казаки говорили: «Пойдем-де, ваше величество, по линии до Илецкой станицы»" [2, с. 81]. В этом эпизоде Пугачев обращается к восставшим скорее потому, что не так хорошо знает местность.
Важно отметить, что Пугачев, судя по всему, не был против принятия решений о передвижении войска коллегиально. Предводитель восстания сам нередко обращался к ним за советом. В марте 1774 года пугачевские войска потерпели поражение от князя Голицына. Пугачев приказал Овчинникову с оставшимися частями задерживать Голицына, а сам в спешке побежал в Берду, где он созвал специальный совет для определения дальнейших действий. Так описывает этот совет Пугачев в своем первом допросе: "...объявил им свое несчастие, случившееся в Татищевой крепости, и требовал от них совета, куда нам теперь, — против ли князя Голицына достальною силою вооружитца, или в другое место следовать? Тогда все мне присоветывали, чтоб обойти князя Голицына мимо, итти чрез Сорочинскую крепость в Яицкой городок. А я, на их предложение согласившись, тотчас приказал собиратца в поход" [2, с. 96]. Примерно в таком же ключе, но более подробно описывается этот совет и в третьем допросе [2, с. 192]. На нем Пугачев не выдвигает собственные идеи, куда направляться дальше, он лишь задает уточняющие вопросы. Руководитель восстания выступает в качестве третейского судьи, который оценивает аргументы своих сподвижников и принимает собственное решение. Следователь спрашивает Пугачева, где находятся называемые им места, но Пугачев отвечает, что не знает: "...Из Гурьева-де городка пойдем к Золотой Мечете» (где оная, — не знает)" [2, с. 192]. Это еще раз говорит о том, что глава восстания плохо знал местность, что заставляло его обращаться за советом к казакам.
И на более позднем этапе восстания, в октябре 1774 года, Пугачев продолжает советоваться с казаками о дальнейших передвижениях войска: "Я же с казаками, коих тут бьшо сто шестдесят четыре человека, поехали в степь. Потом разсуждали: куда ехать? И по многим разговорам согласились ехать на Узени..." [2, с. 102].
На протяжении всего восстания прослеживается, что Пугачев иногда мог полностью положиться на свой ближайший круг в вопросах передвижения войска. Как видно выше, он чаще всего активно советовался с казаками: он объяснял им свои планы, задавал уточняющие вопросы, выслушивал разные мнения, на основе которых он и принимал важные стратегические решения. Однако были случаи, когда Пугачев передавал проблему передвижения войска в руки ближайшего круга: "После сего злаго совершения показанных Овчинникова и Лысова, как главных своих в сем зле сообщников, спросил он, Емелька: «Куда ж отсюда мы пойдем?» (о сем он спросил потому, что он нимало о сей дороге не ведал, равно и какие там города есть). И оные ему сказали: «Отсюда де пойдем мы чрез все фарпосты нашего Яицкого войска, коиде с нами согласны, и их всех поберем за собою." [2, с. 171]. Пугачев сам на допросе посчитал нужным подчеркнуть, что он просто не знал местности, поэтому ему пришлось полностью положиться на своих сподвижников. Возможно, своей ремаркой Пугачев хотел сказать, если он знал местность, он бы сам принял решение.
Такая же ситуация прослеживается и в мае 1774 года после очередного поражения повстанческих войск. Тогда Пугачев, только заняв Троицкую крепость, был выбит из нее, а его войско разбежалось. Об этом времени довольно подробно рассказал Пугачев на третьем допросе: "[Когда] по взятии Троицкой крепости стал он с толпою на лугах, то казак Горлов, которой у нево бьш хорунжим, при Овчинникове и Перфильеве, и при других казаках говорил ему: «Вот, батюшка, отсюда станем пробиратца на Иртыш». И он, Емелька, сказал: «Я этих мест не знаю и здесь не бывал, так куда вы хотите, туда меня и ведите»" [2, с. 195].
В сентябре 1774 года Пугачев снова оказался в ситуации, когда он лично не знал, куда следует идти войску: "И евши дыню, Чюмаков спросил ево, Емельку: «Што ж, куда мы пойдем?» И он, Емелька, сказал: «Я и сам не знаю, куда пойдем. Куда вы хотите, туда и я пойду». И оной Чюмаков говорил; «Я вам правду скажу: не пойдем мы ни в Сибирь, ни в чюжую землю и никуда, а пойдем в Яицкой городок»" [2, с. 213]. В этом момент непонятно, Пугачев просто опять не знает местность и полагается на ближайший круг, или он вовсе не знает, куда следует двигаться войску.
Итак, проблема передвижения войск всегда была одной из самых важных в пугачевском стане. На начальном этапе восстания Пугачев почти не участвовал в обсуждении своих же передвижений, казаки сами решали, куда он отправиться. Однако нельзя говорить, что они тогда совсем не советовались с ним, так как иногда Пугачев утверждает, что они вместе приняли решение. В ходе восстания, как видно из источника, вопросы передвижения войска обсуждались сообща, на специальных советах. В них активное участие принимал и сам Пугачев, за которым, по-видимому, было последнее слово. Но глава восстания не имел возможности самолично принять решение о передвижении войска, ему нужно было получить согласие казаков. Были случаи, когда Пугачев полностью доверял мнению своего ближайшего круга. Это имело место, когда глава восстания плохо знал местность, а его сподвижники, наоборот, прекрасно в ней ориентировались. Этот факт скорее говорит о рациональности и разумности Пугачева, чем о его слабости перед казаками. Таким образом, решения о передвижениях в пугачевском войске в подавляющем большинстве случаев принимались коллегиально, а о преимуществе в этом вопросе казаков или Пугачева говорить не приходится.
Принятие решений о вынесении смертных приговоров
Суд и расправа в пугачевском стане, явление, с которым сталкивались повстанцы постоянно. Нельзя было впускать в круг подозрительных или несогласных с политикой восстания казаков. Многие примыкали к повстанцам по собственному желанию, но также встречались несогласные. Во втором случае население захваченных городов и сел ждала расправа.
Решения о вынесении смертных приговоров, а самое главное - кто их принимал, являются важной частью исследования, поскольку, рассмотрев соотношение действий Пугачева и решений яицких казаков, которые навязывали предводителю свои идеи или вовсе казнили неугодных за его спиной, можно сделать соответствующие выводы и преобладании мнений либо Пугачева, либо его окружения в повстанческом войске.
Один из первых ярких прецедентов - казнь Алексея Скворкина 18 сентября. Он был яицким казаком «послушной» стороны, посланным старшиной М. М. Бородиным для разведывания сил восставших. Схвачен был казаком-повстанцем Василием Кшининым у Сластиных хуторов. «Не доезжая же последнего к Яицкому городку хутора, чей, — не знаю, поймали толпы моей казаки в стороне яицкаго казака Скворкина. А как он был старшинской руки, то яицкия казаки и просили меня, чтоб онаго для страху повесить, что я тотчас и исполнить велел» [2, с. 79]. В этой расправе инициатива не принадлежала Пугачеву, казаки сами решили, что Скворкина следует казнить. Интересно, что первая казнь стала прерогативой окружения Пугачева, а тот не раздумывая согласился.
Также стоит начать с того, что уже на первых этапах восстания, казаки, которые только что перешли к Пугачеву, не соглашаются с предводителем касаемо определенных вопросов и настаивают на своем. 19 сентября казаки решали судьбу пленных, на что Пугачев отвечал: «Надобно их уверить, да привесть к присяге». Но казаки отвечали: «Мы-де им не верим». Овчинников и Лысов говорили: «Мы-де, ваше величество, знаем, кого можно простить и кого повесить, тут-де есть великия злодеи» [2, с. 80]. Пугачев прислушался к мнению казаков и дал распоряжение казнить 11 человек, а Витошнова оставить, так как они на этом настояли. Когда пленных вешали, Пугачев просил, чтобы не погубили невиновных, на что казаки отвечали: «Мы-де, ваше величество, знаем» [2, с. 81]. Описанная выше ситуация дает характеристику пугачевскому окружению как людям, имеющим обыкновение не соглашаться с руководителем и настаивать на своем. Здесь стоит отметить в первую очередь Овчинникова и Лысова, которым принадлежала инициатива, ведь они больше всех настаивали на казни.
Стоит рассмотреть ситуацию с жалобой на атамана Лазаря Портнова. В двух допросах показано, что Овчинников самовольно арестовал Портнова. Пучачев узнал об этом только когда сам поинтересовался: «Где здешней атаман Лазарев?» [2, с. 173]. Овчинников мотивировал свое действие так: «А вот за што арестовал: ваше величество приказали, чтоб посланной от вас манифест он прочел казакам, но он читать его не стал, а положил в карман. Он же-де разламать приказал чрез Яик мост и вырубил два звена, чтоб вам сюда с войском перейтить было нельзя; а после хотел уже и бежать». Слова Овчинникова подтвердили Творогов, Горшков и Другие илецкие казаки: «все заговорили, что оной Лазарев великия им делал обиды и их раззорял». Пугачеву никогда не доводилось общаться с атаманом Портновым, он даже ни разу его не видел, но не раздумывая приказал казнить, из чего можно сделать вывод о высоком уровне доверия казакам или же о какой-то степени безразличия к ходу восстания. С учетом того, что такие прецеденты возникали не один раз, и Пугачев все же принимает рациональные решения, как, например, он когда-то решил помиловать Кальминского и сделать его секретарем по объективным и рациональным причинам наперекор давлению казаков, то можно прийти к заключению, что Пугачев доверял казацкому окружению.
Еще одна расправа, где инициатива исходила от казаков, шла следом за казнью одиннадцати человек. «"Надежа-государь, прикажи сего злодея повесить. Отец ево нам делал великие обиды, да и он, даром што молот, но так же, как и отец, нас смертельно обижал". А притом и другие злодейской его артели казаки в разные голоса закричали: «Подлинно он, батюшка, плут, прикажи его повесить, — таковской». И он, Емелька, не размышляя нисколько, сказал: «Ну, кали он такой худой человек, так повесьте его». Которого тот час схватили и тут же при нем и перед всею сволочью повесили, — но, кто имянно вешал, — не знает» [2, с. 168]. Об этом просили Пугачева Яким Давилин. Предводитель наивно соглашается с решениями казаков, не задумываясь о том, что того или другого человека можно было бы взять в повстанческое войско.
Однако нельзя утверждать, что Пугачев был подвластен мнению окружения. По его самостоятельному решению были как казнены, так и помилованы многие люди: «Однакож велел ево, поймав, повесить, приговаривая, что от великаго государя бегать незачем»; «Оной слободы жители встретили меня со всякою честию, яко царя, почему тут ни одного человека и не повесил» [2, с. 84]; «Сиим афицерам казнь, как и в других местах, потому больше чинена была, что оне соблазняли чернь, да и казаки уговаривали меня, что их щадить не для чего. А потом мною сия лютость отменена была, разве что без ведома моего где чинено было сие. В таком случае я часто говаривал, чтоб безвинно людей не губили» [2, с. 90]. В последнем случае казаки уговаривают Пугачева насчет казни, а он в свою очередь приказывает, чтобы без вины не вешали.
Немного позже Пугачев отдал суд полностью в руки казаков: «И он, Емелька, не хотя сам разбирать их жалобы, тем пришедшим к нему татарам сказал: «Подите. С теми, кто вас посажал в погреб, и управьтесь сами, как себе хотите». И оные, отойдя от него, как он слышал от своей сволочи, порезали до смерти пять человек и
притом сожгли два двора, — кого ж имянно убили и кто ж имяны убийцы, — не знает, — потому што он о том не спрашивал» [2, с. 192].
Здесь стоит упомянуть помилование Кальминского «Дмитрия Николаева». Утром 18 сентября 1773 г. Кальминский был послан подполковником И. Д. Симоновым в нижне-яицкие крепости и форпосты с противопугачевским указом, предписывающим схватить и выдать властям новоявленного «Петра П1», но в 6 верстах от Чаганского форпоста был схвачен казаками-повстанцами и предан Пугачеву [2, с. 275]. Он тут же приказал приготовить виселицу, но Дмитрий Николаев кланяясь умолял его: «Виноват пред вашим величеством, помилуй, я вину свою заслужу вам», а в это время казаки кричали: «Што на нево смотреть? Прикажи повесить!». Но все же Пугачев не стал прислушиваться к советам казаков, а сжалился над пленником, к тому же Кальминский писать умел, а в войске на тот момент из писарей был только Почиталин. Пугачев помиловал Кальминского и назначил секретарем: «Добро, господа казацкое войско, я его прощаю, пусть ево и мне, и вам служить станет» [2, с. 170]. Здесь Пугачев проявил снисходительность к пленному и взял к себе в войско. Однако важно заметить, что после взятия Татищевой крепости казаки-повстанцы втайне от Пугачева утопили Дмитрия Николаева, мотивируя этот тем, что он, будучи дворянином по происхождению, организовывал заговор против предводителя [2, с. 275]: «Как ето, ваше величество, нас-де отбиваете прочь, а дворян стали принимать?» - казакам не угодило решение предводителя и они решили расправиться с Кальминским за его спиной.
Интересен тот факт, что на начальных этапах восстания, хотя предложения и исходят от ближайшего окружения, казаки все же совещаются с Пугачевым. В протоколе допросов можно встретить также ряд случаев самоуправства казаков - расправ за спиной Пугачева, как уже упомянуто выше. Несанкционированный суд -явление, встречающееся довольно часто в пугачевском стане.
Рассмотрим несколько таких ситуаций: «ево казаки окружили возы, то гранодеры бросили ружье, коих он, Овчинников, також и четырех афицеров взял, и из них гранодеров и дву афицеровз привез в Берду, а другие-де два афицера истреблены» [2, с. 182] - Овчинников решил самовольно казнить подпоручика Алекандра Карташева и поручика Михаила Карташева. Еще один яркий пример: «И Овчинников сказывал ему, что оные и повешены, в том числе одну женщину, у которой в городе он, Емелька, обедал, без его приказу казаками ево повешена, но, кем имянно, — не знает» [2, с. 203].
Необходимо разъяснить фамилии инициаторов большинства казней, чтобы понять, из кого состоял круг казаков, пользующихся наивысшим авторитетом и влияющих в большей степени на предводителя.
Из Вышеупомянутых примеров чаще всего фигурирует Овчинников. Более того, можно сказать, что судопроизводство было в его руках.
Во-первых, Овчинников - главный советчик руководителя. Для аргументации лучше всего подойдет ситуация, которая произошла с Портновым, описанная выше. А также показательна казнь солдат в сентябре 1773 г.: " И по допросе Овчинников лепортовал ево, Емельку, что оные салдаты и каменданша во всех винах винились, и он, Емелька, велел их всех повесить, кои при Овчинникове и повешены" [2, с. 176]. Отсюда следует, что Пугачев доверял в вопросах казни Андрею Овчинникову.
Во-Вторых, Пугачев несколько раз упоминал на допросе, что многие казни происходили по инициативе Овчинникова, который не спрашивал его разрешения. «Овчинников без ево приказу засек оную афицерскую жену плетьми до смерти, о чем ему после уже сказал Давилин. И как стал он, Емелька, Овчинникову говорить: для чего он ее без ево приказу засек, то оной Овчинников говорил: «Мы-де не хотим на свете жить, чтоб ты наших злодеев, кои нас раззоряли, с собою возил, ин-де мы тебе служить не будем». И он, Емелька, услышав этакие слова, как оной Овчинников — первой человек во всей его толпе, замолчал» [2, с. 204]. Здесь можно говорить о
ситуации, в которой Овчинников сам взял на себя управление судами и при этом пригрозил Пугачеву а тот не стал сопротивляться.
Помимо этого, в документах встречается множество прецедентов, где Овчинников показан как самостоятельный предводитель и главный среди повстанцев. Например, стоит упомянуть случай, когда в конце ноября Пугачев с войском находился в Берде, где ряды повстанцев значительно пополнились боярами, заводскими работниками и приписными крестьянами. «Но сколько оных было, — то не только он, но думает, что и Овчинников не знал» [2, с. 181] - Овчинников точно преобладал над остальными повстанцами и пользовался авторитетом у Пугачева. Здесь же следует еще один красочный пример: «По учреждении сего злодейского сонмища пришол к Овчинникову незнаемо откудова приезжей мужик и сказал: "К Сакмаре-де идет енарал Кар с камандою"» [2, с. 181]. Потом Овчинников передал его слова Пугачеву, но факт того что мужик обратился к не к Пугачеву, а к Овчинникову уже не удивляет.
Анализируя вышесказанное, можно заметить, что Овчинников играет серьезную роль в принятии решений, когда Пугачев в большинстве случаев его слушает и отдает распоряжения. Поскольку встречаются случаи, что Овчинников казнит самовольно, можно подумать, что его призывы к Пугачеву: «Вели его казнить» - можно считать прикрытием, чтобы предводитель постоянно думал, что он здесь главный. Однако можно и усомниться в этом суждении, ведь Пугачев - человек не глупый. Пусть он и не знает грамоту, зато у него за плечами большой опыт военной и казачьей службы, поэтому, что касается хода восстания, он знает что делать и скорее всего доверяет Овчинникову в плане определенных решений.
Таким образом, прослеживаются несколько возможных сценариев, а именно: иногда Пугачев принимал решения о вынесении смертных приговоров самостоятельно; либо советовался с казаками, либо полностью доверялся их мнению; казаки за спиной могли также казнить, не считаясь с предводителем восстания. Ближе к концу восстания, казаки, в частности Овчинников, взяли судебную власть в свои руки. Судебная власть, пожалуй, хуже всего контролировалась Пугачевым.
Заключение
Как видно из данного исследования, в восстании под предводительством Пугачева окружение играло важную роль. Казаки влияли на принятие решений Пугачевым, а иногда и сами действовали-злодействовали за его спиной. Область этих решений распространялась, во-первых, на такой важный аспект восстания как передвижения войска, от которых зависел успех всей кампании; во-вторых, на судопроизводство, без которого невозможно было поддерживать порядок; в-третьих, на допуск людей, которые могли повлиять на предводителя восстания.
Таким образом, можно подчеркнуть, что в первом случае, решения о передвижениях принимались в основном коллегиально, но не редки случаи единоличных решений Пугачева или казаков. Последнее зачастую происходило ввиду не знания местности руководителем восстания, в связи с чем важные стратегические решения лежали в руках ближайшего окружения. В ходе восстания вопросы касаемо передвижении войска обсуждались сообща, на специальных советах. В них активное участие принимал и сам Пугачев, за которым, по -видимому, было последнее слово. Но глава восстания не имел возможности самолично принять решение о передвижении войска, ему нужно было получить согласие казаков.
Что касается судебной власти, эта сфера, пожалуй, хуже всего контролировалась Пугачевым. Безусловно, встречается довольно много прецедентов самостоятельных повелений Пугачева, ближе к развязке восстания их становится все меньше. Можно сказать, что судебная власть переходит в руки окружения, а именно к Овчинникову. Также существует тенденция расправ за спиной Пугачева.
Интересным представляется разница во влиянии Пугачева в выборе передвижений войска и в вынесении смертных приговоров. Действительно, в вопросах передвижений Пугачев явно имел намного больший вес: он нередко самостоятельно принимал решения или участвовал в обсуждениях, где имел важный, а порой, решающий голос. В судопроизводстве же Пугачев выступал явно не в главной роли, а к концу восстания, по-видимому, потерял всякое влияние в этой области. В связи с этим возникает вопрос, чем объясняется данная разница? С уверенностью дать на него ответ в рамках этого исследования не представляется возможным, но можно сделать некоторые предположения. Во-первых, казаки были склонны больше доверять Пугачевы в вопросах, касающихся военных дел, так как глава восстания имел богатый опыт в этой сфере: например, он участвовал в Семилетней войне, где мог ознакомиться с современными тактиками и стратегиями. Предводитель восстания действительно был довольно талантливым полководцем, его оригинальные решения нередко были очень полезны во время осад городов. Таким образом, казаки понимали, что Пугачеву в вопросах передвижения и ведения боевых действий можно довериться, поэтому он и играл более важную роль при решении соответствующих проблем. Во-вторых, как было написано выше, казаки всеми силами стремились контролировать людей, которые были близки к Пугачевы, а одним из важнейших инструментов такого контроля, конечно, был суд. Более того, проблему судопроизводства нельзя было отдать в руки одного Пугачева, который с помощью казней мог получить слишком сильную власть, так как он мог избавиться от влиятельных соратников. В связи с этим казаки старались держать судопроизводство в своих руках, а Пугачева подпускать к этому либо формально, либо вовсе отстранить его.
На протяжении всего бунта ближайший круг тщательно отслеживал, с кем общается Пугачев, какие люди могут контактировать с ним. Окружение старалось сделать так, чтобы повсюду предводителя окружали надежные, по их мнению, казаки, любых других непонятных личностей, как, например, дворян они предлагали казнить.
Список используемой литературы:
1. Дубровин Н. Ф. Пугачев и его сообщники. Эпизод из истории царствования императрицы Екатерины II. - М., Центрполиграф, 2019.
2. Емельян Пугачев на следствии: Сб. док. и мат-лов/Сос. Р.В. Овчинников, А.С. Светенко. М., 1997.
3. Рознер И.Г. Казачество в крестьянской войне 1773-1775гг. Львов, 1966
