CC BY
76
. ДИСКУССИЯ
™ журнал научных публикаций
ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Е. В. Блошенко, старший преподаватель,
кафедра культурологии и дизайна,
Уральский федеральный университет
имени первого Президента России Б. Н. Ельцина,
г. Екатеринбург, Россия,
ЭЛЕМЕНТЫ АРХАИЧЕСКОГО МИФА В СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЕ
Миф — самая ранняя форма познания. Каждый народ создает свою мифологическую систему, которая отражает геополитические, климатические, социальные особенности жизни данного социума. Первичные, естественные мифологические системы обладают сакральным характером и основываются на дологическом мышлении. Естественные, архаические мифы, опираясь на чувственное, эмоциональное восприятие мира, составляют образную систему, способную объяснять и формировать жизнь общества.
Трансформация социальных представлений происходит при нарушении какого-либо фактора, поддерживающего социальное национальное, политическое единство: нарушение границ, активное проникновение «чужой культуры», неактуальность существующей системы ценностей. Основная причина возникновения всех видов трансформации: утрата, ослабление национального самосознания и необходимость поиска национальной самоидентификации не через генетическую однородность — «кровь» или природную историю и традицию — «почву», а через якобы возвышаюшую народ сверхприродную и абсолютную сущность — высшую идею, диктуемую извне, являющуюся проявлением чуждой культуры, требующей всеобщего признания и подчинения со стороны местного населения. На базе новой системы ценностей возникают новые
Каждый народ создает свою мифологическую систему, которая отражает геополитические, климатические, социальные особенности жизни данного социума.
мифические представления — креативные мифы. Под креативным автор понимает миф искусственный, привнесенный из другой культуры и обладающий «автором». Все искусственные мифы создаются с конкретной целью — достижение власти, материального благополучия, социального статуса. По своему характеру креативный миф — завоеватель. Привнесенный извне, он сам подчиняет себе человека: сказитель (жрец, вождь, законодатель) предлагает слушателю (прихожанину, подчиненному) участвовать в своем мифе (конкретной мифической ситуации), подчиняться его законам (сценариям) посредством страха наказания. Креативный миф способен изменить уже существу-ющу архаическую мифологическую систему.
Трансформации социальных представлений в соответствии с характером правящей элиты и ее идеологией создают новый идеал, включающий в себя элементы традиций — подмены, и являются актуальными на всех уровнях жизнедеятельности человека от частной семьи до политического уклада всего сообщества.
Креативная мифология советского государства активно пользовалась отсылками на пра-опыт, пра-память людей. В основе многих явлений тоталитарного символизма лежали ритуалы христианских и языческих времен. Происходило обращение к архетипам. Как отметил М. Элиаде, «предмет или действие становятся реальными лишь в той
№ 2 (20) ФЕВРАЛЬ 2012
дискуссия т
журнал научных публикаций V
мере, в какой они имитируют или повторяют архетип»1, поэтому советская мифология проста и понятна, она оперирует не отвлеченными представлениями, а доходчивыми, визуально представимыми образами, такими как враг, товарищ, социаль- :
ное единство, равенство. Она апеллирует в большей степени к чувствам и эмоциям человека, чем к разуму, и вписывается в универсальную социальную модель: Род, Рота, Истина.
Архетип рода в данной модели проявляется через стремление к единому, к унификации — одна партия, один вождь, один язык. Общество стремится описывать себя как единый организм, главная цель которого в достижении всеобщего согласия и любви. Выражается ликующими и воодушевленными массами людей, объединенными в торжественном шествии, параде, в боевом строю, трудовом порыве: подобные сцены были излюбленными в советском кинематографе, например, фильмы «Цирк» «Кубанские казаки».
Довольно значимыми мифологемами являются образы Великого Отца, Великой Матери, Великой семьи. Образ вождя — мудрого старца, стоящего у начала мира, присущ многим народам. В системе тоталитаризма этот образ воплотился в культе Ленина, Сталина, Хрущева. Образ Ленина предстает «старцем», первопред-ком, который неусыпно следит за жизнью советских людей с портретов и постаментов в центре городских площадей. Он является прообразом некоего кумира, идола, обладающего охранительной функцией. Мавзолей стал зримым образом преодоления смерти, материализацией личного бессмертия, к которому может
Предмет или действие становятся реальными лишь в той мере, в какой они имитируют или повторяют архетип.
приобщиться каждый, кто войдет внутрь. Метафора «Ленин — всегда живой» четко соответствует архаическому представлению о вездесущем и бессмертном первопредке, Боге. Перед нами предстает общество, вся жизнь ко" торого, как и в древности, пронизана непререкаемым авторитетом вождя, старейшины, отца. Сталин — отец народов, воспроизводящий национальный идеал через образ (архетип) великой Семьи. Он в большей мере несет на себе отпечаток мифологической сакральности и религио-подобного идеологического культа. Его политическая харизма воссоздает облик волевого и мудрого правителя, учреждающего в мире жестокий, но безупречный порядок. Образ вождя заменяет собой мифологему ведического Рода и христианского Бога-Отца.
Образ Великой Матери воплотился в представлении о Родине — родной стране: «Забота у нас простая, забота у нас такая — жила бы страна родная, и нету других забот», — говорится в советской «Песне тревожной юности». Единственная забота советских граждан — страна родная, советская родина, все остальное не имеет значения. Границы государства — сакральное пространство, важная роль уделялась пограничникам — они как жрецы охраняли пространство, где действуют свои законы: «Пересечение границ Советского Союза, расширение его границ в стратосферных полетах — все это связано с распространением тепла и света родины на мрачную чуж-бину»2.
Архетип правды в коммунистическом обществе принимает причудливую форму — за основу берется «незнание». «Все знает партия, партия всег-
. ДИСКУССИЯ
™ журнал научных публикаций
ФИЛОСОФИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
да права. Возникает всевластие лжи, как единственная форма легитимизации власти, основанной на ленинских принципах»3. Важно было соглашаться с партией во всем, иначе возникало инакомыслие, которое нарушает один из основных законов тоталитарного государства — единомыслие. Инакомыслие всегда вырастало на знании, которое не контролировалось государством. Государство само формировало свою правду, пользуясь вербальными символами: прежде всего исчезала отрицательная информация, ориентация делалась на будущее, большое внимание уделялось хвалебной риторике: «самые первые в мире», «гигантские успехи» и т. п. Таким образом регулировалось поведение советских людей: закреплялось «знание» через многократное повторение лозунгов. Государство при помощи «правды» учило, как понимать события окружающего мира, как вести себя, как относиться к членам семьи, соседям, чужим.
Советское коммунистическое государство имеет большое сходство по своей духовной конструкции с московским православным царством. Русская монархия имела корни в религиозных верованиях народа, она себя осознавала и оправдывала, как теократию, как священное царство. Новое коммунистическое государство тоже имеет корни в верованиях народа—в новых верованиях рабоче-крестьянских масс, оно тоже осознает себя как священное царство. Как отметил Н. Бердяев: «Русский народ не осуществил мессианскую идею о Москве как Третьем Риме. В Советской России удалось осуществить Третий Интернационал, на который перешли многие черты Третьего Рима. В нем воплотилось трансформированное мессианство — русская национальная идея, вы разившаяся в патриотизме, стремлении за
Все искусственные мифы создаются с конкретной целью - достижение власти, материального благополучия, социального статуса.
щищать свое отечество, во имя него готовы жертвовать жизнью»4. Аксиоматика жерт-_ венности определяла весь ход истории. При этом повторялась христианская мифологема: сегодняшнее страдание, лишения благородны, а избавление, радость придет завтра. Символ жертвенности подчеркивался и в организации жизнедеятельности общества, выделяя мифологические модели поведения, на которых с детских лет воспитывается советский человек.
Основные положения развития русского государства и строительства коммунизма содержались в программах и постановлениях пленума ЦК КПСС и в собраниях сочинений классиков марксизма — ленинизма, которые воплощали архетип правды. Требования Партии воспринимались как заветы, данные "с неба". В различных мифологических системах существует представление о священной книге, продиктованной Богом или упавшей с неба (в Язычестве — Голубиная Книга, в Христианстве — Библия); эту книгу никто не может прочитать до конца, но тем не менее в ней заключена истина. Нечто подобное представляли собой и данные сочинения, которые стояли на видном месте в каждой библиотеке и в «красном» углу в домах «истинных коммунистов».
Советский человек являлся «идейной личностью, ставящий на первое место общественный интерес, разделяющий цели и принципы коммунистической идеологии»5. Отсюда такие свойства личности, как преданность идеалам коммунизма, стремление к их осуществлению, развитие сознания хозяина своей страны и ее богатств, оптимизм, целеустремленность, высокая политическая и трудовая активность. Модели поведения советского человека повторяют жизненные ситуации вождей, активных деятелей компартии, «народных героев» советского вре-
№ 2 (20) ФЕВРАЛЬ 2012
дискуссия
журнал научных публикаций
мени. Человек в процессе своего взросления ориентировался на описание жизни Дедушки Ленина: этапы его жизни — от кудрявого мальчика, гимназиста, революционера — он проживает как октябренок, пионер, комсомолец. Во взрослой жизни продолжает следовать Заветам Ильича как истинный коммунист — член коммунистической партии. С него начинается история коммунистического государства, с его портрета начинается школьный букварь, путь к знаниям. Так же в процессе своей жизнедеятельности человек должен был опираться на «опыт» героев, возведенных советской идеологией. Перед советским человеком была выстроена череда реальных героев: Павлик Морозов, Стаханов, Зоя Космодемьянская, Олег Кошевой и др. Все они представляли примеры социальных подвигов — определенного личного жертвования (смерть, изнурительный труд) ради победы иерархически высшего уровня — государственного.
Структурный характер действующих лиц советского времени проявляется в их разных функциях и в разных отношениях друг с другом. Существует множество профессий, но символический мир вбирает в себя лишь некоторые из них, основываясь на данных функциях как на скелете. По мнению автора, они не являются профессиями в обычном понимании, а скорее представляют социальные роли: герой — летчик Чкалов, герой — шахтер Стаханов, герой — пионер Павлик Морозов и т. д. Излюбленными становятся образы — атлет, вооруженный воин, пионер, рабочий, готовые к преодолению трудностей, выполнению почетного задания или подвига. Подобно архаическим представлениям вся идеологическая система базируется на функции героя. Особенностью, определяющей героя, является его прорыв в инопространство — герой должен отдать жизнь, но не просто отдать жизнь, а только в обмен на смерть врага. В результате своего подвига попадает в пространство не-смерти, приобретает статус «живее всех живых».
Из сказанного выше автор может сделать следующий вывод: креативная мифология советского общества поддерживается архаическими мифологемами (образы Великого Отца, Великой Матери, Великой Семьи), но в отличие от архаической модели представляет собой орудие управления. Главным идеологом выступает партия, которая посредством своих мифов руководит всем. Подмены традиционных социальных представлений сохраняют идею создания идеального общества, поиска социальной правды на земле, архаического единения. ^
1. Элиаде М. Космос и история. М.: Прогресс. 1987. С. 55.
2. Гюнтер Х. Сталинские соколы. Анализ мифа 30-х годов // Вопросы литературы. 1991. № 11-12. С. 136.
3. Почепцов Г. Тоталитарный человек. Киев: Глобус. 1994. С. 72.
4. Бердяев Н. А. Духовные основы русской революции. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: АСТ, 2006. С. 371.
5. Смирнов Г. Л. Советский человек. Формирование социалистического личности. М.: Политиздат. 1973. С. 220.
