CC BY
27
ПОЛИТОЛОГИЯ И СОЦИОЛОГИЯ
© 2005 г. Е.Б. Коняхин
ЭЛЕКТОРАЛЬНАЯ АКТИВНОСТЬ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ: ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ
Нынешняя конфигурация российского электорального пространства берет свое начало в процессе массовой политизации 1988-1991 гг., когда институт выборов в нашей стране начал формироваться как новая самостоятельная реальность.
Формально существовавшие в виде своего рода ритуалов избирательные процедуры (и внутри КПСС, и в избрании депутатов в Советы всех уровней) стремительно разрушались - как только начинали реально действовать те институты, в рамках которых они должны были функционировать. Если рассматривать процесс качественных скачков в политической системе страны под углом количественных показателей участия населения в выборах, то 1991 г. явился переломным в начавшемся в 19891990 гг. переходе электорального поведения от ритуальной системы голосования (с 99%-й явкой и заранее подготовленным результатом «выбора из одного кандидата») к многовариантному поведению.
Несмотря на бесспорную важность означенного периода, большинство отечественных исследователей склонны рассматривать в качестве своеобразной «точки отсчета» для анализа динамических тенденций электорального поведения россиян парламентские выборы 1993 г. [1]. Тому можно назвать две причины.
Во-первых, пик социально-психологического стресса и нарастания всех видов напряженности (экономической, политической и идейной) для населения, вызванный прежде всего реакцией на «шокотерапию», приходится именно на 1993 г. После ничего не решившего в конфликте властей референдума 25 апреля 1993 г. произошли события сентября - октября, получившие свое разрешение на выборах 12 декабря 1993 г. По мнению ряда видных исследователей, кристаллизация базовых типов российского электората была реакцией населения на социально-психологический шок общенационального масштаба [2].
Во-вторых, в 1993 г. были заложены основы избирательной системы, которая сохранила, несмотря на многие существенные трансформации, свои базовые принципы и по сей день.
Количественные показатели динамики электоральной активности в постсоветской России
Динамика электоральной активности (как, впрочем, и динамика электоральных предпочтений) может иметь прямой и диффузный характер.
Прямая (или непосредственная динамика) отражает изменение объема конкретной электоральной группы между избирательными кампаниями. В техническом аспекте измерение непосредственной динамики электоральной активности не представляет особых проблем. Для этого, как правило, достаточно сопоставить итоговые показатели официальной статистики о явке избирателей.
Диффузная электоральная динамика отражает процессы перехода избирателей из одной электоральной группы в другую. Она включат в себя непосредственную динамику, но не сводится к ней. Например, между кампаниями 1999 и 2000 гг. общий «прирост» группы активных избирателей составил чуть менее 7 % (показатель непосредственной динамики электоральной активности). Однако, по данным некоторых серьезных социологических исследований, в лучшем случае 85 % россиян, участвовавших в парламентских выборах 1999 г., приняли участие в голосовании на президентских выборах в 2000 г. [3]. Иными словами, около 15 % процентов активных избирателей перешли в группу абсентеистов, но при этом около 22 % абсентеистов активизировали свое поведение.
Измерение диффузной динамики - это достаточно сложная в методическом отношении задача, которая в полном объеме не решена до сих пор, по крайней мере, если говорить об электоральных исследованиях в современной России. Анализ специальной литературы показывает, что отечественные политологи, как правило, используют для измерения показателей диффузной динамики электоральной активности метод социологического опроса [3, 4].
Иными словами, исследователь основывает свое суждение о динамике поведения избирателей между изучаемыми электоральными циклами на основании ответов респондентов о своем участии в соответствующих выборах. Теоретически означенный метод способен дать весьма точные показатели о переходе избирателей из одной электоральной группы в другую. В зависимости от характера выборки допустимая погрешность социологических опросов, проводимых серьезными исследовательскими центрами (ВЦИОМ, РОМИР, ФОМ и т.д.) колеблется от 1,5 до 2,5 %. Однако на практике возникают проблемы, которые ставят под сомнение точность «опросных» данных (именно при измерении явки избирателей).
Во-первых, многие социологические опросы, проводившиеся в электоральной сфере, были ангажированы, особенно это характерно для ситуации середины 1990-х гг. [5, 6].
Во-вторых, как отмечает большинство социологов, российские избиратели склонны давать «социально одобряемые» ответы относительно своей электоральной активности, т.е. завышают ее уровень.
В-третьих, даже если респондент настроен дать искренний ответ, он может просто не помнить, принимал ли он участие в голосовании, если речь идет о предыдущем (а не о текущем) электоральном цикле.
На наш взгляд, более адекватным индикатором диффузной динамики электоральной активности, чем данные социологических опросов, является динамика региональной вариации явки избирателей между электоральными циклами. Соответствующий показатель ориентирован на порядковый уровень измерения диффузной динамики (мы не можем сказать, какой процент избирателей изменил свое поведение, но можем определить, между какими избирательными кампаниями уровень диффузной динамики был выше, а между какими ниже). Казалось бы, в этом отношении показатель региональной вариации явки избирателей «проигрывает» данным социологических опросов, которые претендуют на метрический уровень измерения диффузной динамики. Однако у него есть два важных преимущества.
Во-первых, замер диффузной динамики при помощи анализа региональной вариации явки избирателей более надежен.
Во-вторых, подобный способ измерения способен нивелировать эффект «ситуативной» диффузной динамики. Как справедливо отмечает Ю. Гудина, на любых выборах, которые не носят чисто декларативный характер, около 10-12 % избирателей не принимают участие в голосовании вследствие ситуативных причин (болезнь, срочная командировка и т.п.) [7].
Учитывая, что данный показатель в силу статистического закона случайных колебаний достаточно стабилен в рамках конкретного региона, он не отражается на изменении региональной вариации явки избирателей между кампаниями. Соответственно, исследователь получает возможность оценить уровень диффузной динамики, вызванный более серьезными причинами, чем случайное стечение обстоятельств.
На рис. 1 представлены количественные показатели (в относительном выражении) явки избирателей во всех избирательных кампаниях федерального уровня, начиная с 19.12.1993 г., на рис. 2 - показатель региональной вариации этой явки. Анализ графика, представленного на рис. 1, позволяет выявить две базовые динамические тенденции, связанные с изменением непосредственных показателей явки избирателей.
Во-первых, периодические «всплески» активности электората на президентских выборах в сравнении с предшествующими парламентскими выборами (соответствующие всплески в большей или меньшей степени характеризуют каждый электоральный цикл).
Во-вторых, обнаруживается общая тенденция к снижению явки избирателей, если речь идет о выборах одного типа. Не «вписывается» в данную схему лишь динамика явки избирателей между парламентскими выборами 1993 г. и парламентскими выборами 1995 г., в данном случае наблюдается небывалый рост активности избирателей. Подобные резкие отклонения от общей тенденции называются на языке статистики «выбросами» и, как правило, требуют особого анализа ситуации.
12 68 64 60 56
12.12.1493 19% I тур 19.12.1949 07.12,2003
17.12.1995 1996 2 тур 26.03.2000 14.03.2004
Рис. 1. Динамика явки избирателей в относительном выражении
Согласно эмпирическим данным, можно отметить несколько весьма серьезных колебаний региональной вариации явки избирателей - между первым и вторым туром президентских выборов 1996 г., между вторым туром президентских выборов 1996 г. и парламентскими выборами 1999 г., между президентскими выборами 2000 г. и парламентскими выборами 2003 г. Во все означенные периоды уровень вариации явки изменял свое значение приблизительно на 4 %. Соответственно, именно между названными выборами наблюдалась относительно высокая диффузная динамика электоральной активности (многие активные избиратели «переходили» в группу абсентеистов и наоборот).
12.12.1993 1996 I тур 19.12.1999 07.12.2003
17,12.1995 1996 2 тур 26,03.2000 14.03.2004
Рис. 2. Показатель региональной вариации явки избирателей
Содержательные характеристики динамики электоральной активности
Попытаемся объяснить вышеперечисленные эмпирические тенденции, характеризующие динамику активности российского электората.
Вероятно, проще всего объяснить «скачки» электоральной активности между парламентскими и президентскими выборами. В данном случае целесообразно использовать метод исключения.
Вряд ли повышенная активность избирателей в рамках президентских выборов (наблюдаемая на протяжении всех электоральных циклов) может быть связанна с мотивами социальной или политической солидарности.
Социальная солидарность - фактор достаточно инертный и не может быть существенно изменен за тот короткий период, который разделяет в России парламентские и президентские выборы, какие бы манипулятив-ные технологии ни использовали участники избирательной кампании. Тем более, социальная солидарность не может меняться со столь завидной цикличностью.
Политическая солидарность может рассматриваться в качестве детерминанты означенной тенденции в тех случаях, когда уровень поддержки кандидатов в президенты среди населения существенно превышает уровень поддержки политических партий и их лидеров. В 1996 г. таких условий явно не наблюдалось.
Помимо Ельцина все другие серьезные кандидаты в президенты являлись одновременно и лидерами политических партий, участвовавших в предыдущей парламентской кампании. Сам же Ельцин по данным ФОМа обладал в 1996 г. очень низким личностным рейтингом доверия (не более 10-12 %).
Ситуация меняется с появлением на политической арене В.В. Путина. Его личностный рейтинг доверия, безусловно, превышает рейтинги доверия других лидеров и политических партий. Однако рейтинг доверия политическому лидеру теоретически может, но практически далеко не всегда трансформируется в мотив активности избирателей.
По данным социологического опроса, проводившегося ФОМ накануне президентских выборов 2004 г., когда Путин был на пике популярности, всего 15 % избирателей назвали в качестве причины, способной повлиять на их участие в выборах, стремление «помочь кандидату, который мне нравится, стать президентом» [8]. Иными словами, если мы попытаемся объяснить 8%-й скачок активности россиян на президентских выборах 2004 г. (в сравнении с парламентскими выборами 2003 г.) солидарностью избирателей с президентом, то нам необходимо допустить, что на выборах 2003 г. мотив политической солидарности повлиял на активность не более 7 % избирателей.
К сожалению, опрос о стимулах и помехах участия в голосовании на парламентских выборах 2003 г. не проводился ни ФОМом, ни другими
серьезными социологическими центрами (по крайне мере, соответствующие данные не представлены в архивах этих центров), поэтому однозначно говорить об уровне влияния политической солидарности на активность избирателей в 2003 г. нет возможности. Однако косвенные данные свидетельствуют, что политическая солидарность мотивировала в 2003 г. активность гораздо большего (чем 7 %) числа избирателей [9]. Иными словами, если и нельзя исключить «вклад» личной популярности Путина в повышение активности избирателей, то полностью (или в большей части) объяснить «всплески» показателя явки на президентских выборах соответствующим фактором тоже нельзя.
Воздействие идеологической мотивации на повышенную явку избирателей в процессе президентских кампаний (по крайней мере, на выборах 2000 и 2003 гг.) можно исключить априори. Идеологические позиции большинства кандидатов в президенты были в меньшей степени выражены, чем идеологические позиции партий (не говоря уже о «главном» кандидате В.В. Путине). Соответственно идеологический мотив скорее должен был «работать» на снижение явки. Долг гражданина воздействует на активность избирателей в равной степени как на парламентских, так и на президентских выборах.
Исключая эмоциональные и ценностные мотивы в качестве ведущих факторов повышенной активности избирателей в рамках президентских кампаний, можно выдвинуть гипотезу, что данная повышенная активность обусловлена преимущественно рациональными мотивами.
Конечно, рациональные мотивы не однородны. Однако, как справедливо замечает Д.В. Нечаев, универсальной составляющей практически любого рационального мотива электоральной активности выступает «цена выборов» [10]. Данная «цена» складывается из различных компонент, одной из которых выступает доверие к избираемым органам власти как политическим институтам (чем выше доверие, тем выше предполагаемая избирателем выгода от выборов). Рассматривая уровень доверия электората к парламенту и институту президентства как индикатор рациональной мотивации участия избирателей в соответствующих выборах, можно верифицировать выдвинутую выше гипотезу.
Более или менее унифицированные (проводившиеся по единой методике) замеры рейтинга доверия к различным политическим институтам предоставляются российскими социологическими центрами с конца 1999 г. Примечательно, что за это время рейтинги доверия Государственной Думе и институту президентства практически не менялись и составляли соответственно 6-7 и 23-25 % [11]. Иными словами (по крайне мере, в отношении последних двух избирательных циклов), гипотеза полностью подтверждается.
В отношении избирательного цикла 1995-1996 гг. верифицировать гипотезу сложнее (унифицированных лонгитюдных замеров рейтинга доверия к институтам власти в тот период не проводилось или же они засекре-
чены). Однако ряд разрозненных социологических данных показывает, что и тогда ситуация в исследуемом аспекте не имела принципиальных отличий. Например, Петрова, ссылаясь на данные опроса населения 1996 г., отмечает, «лишь один из десяти опрошенных (11 %) полагает, что Государственная Дума работает эффективно, приносит много пользы, даже больше, чем другие органы власти, например правительство» [12]. Впрочем, россияне всегда отличались большим доверием к исполнительной вертикали власти, чем к власти законодательной.
Особо следует отметить, что исполнительная власть получила по конституции 1993 г. огромный объем полномочий, соответственно рационально мыслящий избиратель воспринимал (на протяжении всего исследуемого периода) выборы президента как более значимое политическое событие, чем парламентские. Иными словами, с точки зрения внешних стимулов повышенная явка избирателей на президентских выборах связана скорее не с применением различных манипулятивных технологий, но с объективной конфигурацией властных институтов в постсоветской России.
К сожалению, объем данной работы не позволяет столь же подробно «разобрать» и другие динамические тенденции электоральной активности. Поэтому остановимся на наиболее принципиальных моментах.
По нашему мнению, общая тенденция к снижению активности избирателей (как на президентских, так и на парламентских выборах) обусловлена двумя базовыми причинами.
Первая причина - ослабление (в целом) рациональной мотивации электората. Помимо доверия к конкретным органам власти, уже упоминавшаяся нами «цена» выборов складывается и из доверия избирателей к самому электоральному процессу. Рационально действующий избиратель должен быть уверен (или, по крайней мере, надеяться), что его голос способен повлиять на исход выборов, иначе все «затраты» на участие в голосовании пропадают «впустую».
Данные социологических исследований по данному вопросу весьма примечательны. В 1995 г. в качестве причины своего абсентеизма неверие в то, что их голос может что-то решить, называли всего 10 % избирателей [13]. На следующих парламентских выборах произошло небольшое увеличение данного показателя - 15 % [14]. Однако уже на президентских выборах (2000 г.) число избирателей, не верящих в значимость своего голоса, просто «зашкаливает» - 27 % [15]. В последний электоральный цикл этот показатель еще увеличился (хотя уже и не так резко) - 32 % [16].
Как можно легко убедиться, общая тенденция к снижению явки практически полностью совпадает с увеличением «неверия» избирателей в ценность своего голоса. С точки зрения стимулов внешней среды подобное «неверие», прежде всего, есть следствие снижения конкурентности выборов. Убедить избирателя в обратном, похоже, не удалось, несмотря
на то что действующая власть предпринимала подобные попытки (особенно в рамках последнего электорального цикла).
Вторая причина - ослабление такого ценностного мотива, как идеологическая идентификация. В качестве эмпирического индикатора участия избирателей в голосовании по идеологическим соображениям можно рассматривать уровень корреляции между явкой избирателей и их голосованием за партии с выраженной идеологической направленностью или, наоборот, за прагматические партии.
Достаточно высокую положительную зависимость с уровнем активности электората (в 1993-1996 гг.) имеет лишь показатель голосования за Г.Зюганова и КПРФ. На парламентских выборах 1993 г. - 0,48, на президентских 1996 г. 1-й тур - 0,45, 2-й тур - 0,33 [17].
В последующие электоральные циклы ситуация меняется. Связь между активностью электората и голосованием за такую идеологическую партию, как КПРФ (и ее лидера Зюганова) фактически исчезает. Однако появляются статистически значимые корреляции между явкой избирателей и поддержкой Единства в 1999 г., Единой России в 2000 г., Путина в 2000 и 2004 гг. При этом эмпирические исследования показывают, что названная партия и действующий президент воспринимались основной частью электората без «привязки» к какой-либо идеологии [9, 18].
Может быть не самый важный, но самый яркий пример кризиса идеологического мотива электоральной активности - это высокая отрицательная корреляция между явкой избирателей в 2003 г. и поддержкой партии «либеральной идеологии» СПС (около - 0,6).
Вопрос об объективных причинах деидеологизации электоральной активности слишком сложен и требует отдельного исследования. В данном случае позволим себе лишь высказать предположение, что свою «лепту» в данный процесс внесли и манипулятивные (планомерная дискредитация идеологических партий) и естественные факторы.
Завершая анализ динамических тенденций активности российских избирателей, попытаемся выявить субъективные и объективные причины диффузии электората. Почему многие абсентеисты активизировали свое поведение, а часть ранее активного электората, наоборот, отказалась от участия в выборах? Почему диффузия означенных электоральных групп была особенно высока между вторым туром президентских выборов 1996 г. и парламентскими выборами 1999 г., между президентскими выборами 2000 г. и парламентскими выборами 2003 г.?
Диффузная динамика (если она не имеет случайного характера) свидетельствует о перераспределении удельного веса конкретных мотивов в общей мотивации активности электората - одни мотивы ослабли (поэтому часть активных избирателей перешла в группу абсентеистов), другие мотивы усилились (поэтому часть абсентеистов активизировали свое поведение).
Выше уже говорилось об ослаблении ряда мотивов в связи с анализом общей тенденции к снижению явки избирателей. Наличие диффузной динамики позволяет утверждать, что данная тенденция была бы выражена гораздо сильнее, если бы отток избирателей в группу абсентеистов отчасти не компенсировался обратным процессом. Какие же мотивы усилили свое влияние на активность избирателей, вызвав этот «обратный процесс»?
Если говорить о периоде между президентскими выборами 2000 г. и парламентскими выборами 2003 г., то основным мотивом, усилившим свое влияние на активность электората, была вера избирателей в то, что участие в голосовании есть необходимый гражданский долг. В начале 2000 г. участие в голосовании как долг, а не как право воспринимали 26 % избирателей [19]. Во время последнего электорального цикла эта цифра достигла 34 % [20].
Подобное усиление чувства долга, по нашему мнению, обусловлено эффектом внушения. Накануне последних парламентских выборов, а немного позже, перед президентскими выборами, ЦИК провела не виданную доселе (как по масштабу, так и по качеству исполнения) РЯ кампанию, направленную на увеличение явки избирателей. И если, как отмечалось ранее, доказать рационально мыслящим избирателям, что их голос может повлиять на исход выборов, не удалось, то внушить части электората, что участие в выборах их долг, оказалось вполне реальным.
Примечательно, что в этот же период многие рационально мыслящие избиратели (27 %!) начинают называть в качестве причины своего участия в голосовании такой специфический протестный мотив, как «нежелание, чтобы их голосом воспользовались для фальсификаций» [21]. Повышение значимости соответствующего мотива обусловлено отчасти естественными факторами (реальные фальсификации), отчасти манипулятивным воздействием. Источником такого воздействия на этот раз являлась не действующая власть, но оппозиция. Избирателю популярно «объясняли», что если он не придет на выборы, то его голос отдадут «нужному» кандидату.
Между 1996 и 1999 г. «усиливались» несколько иные мотивы. Впервые в социологических опросах начинает фигурировать такое субъективное обоснование активности, как «жалко государственных денег на новые выборы» (рационально-социотропный мотив) и «боюсь негативных санкций за неучастие в выборах» (рационально-эгоистический мотив). Хотя количество подобных ответов невелико (колеблется от 2 до 4 %), ранее они не встречались в принципе.
Суммируя результаты вышеизложенного анализа, можно прийти к весьма неожиданному заключению. Мотивы, которые обусловливали снижение явки в исследуемый период, и мотивы, компенсировавшие этот процесс (хотя и не полностью), принадлежат к одним и тем же группам -группе рациональных и группе ценностных мотивов.
Однако между ними есть одно принципиальное различие. Слабели преимущественно полноценные мотивы электоральной активности, т.е. мотивы, ориентированные на определенный результат выборов (получение личной или социотропной выгоды, победу определенной идеологии). Усиливались же преимущественно ограниченные мотивы электоральной активности, т.е. ориентированные исключительно на сам процесс участия в голосовании. При этом ослабление первых, в основном, обусловливается «естественными» факторами политического процесса - снижением конкурентности избирательных компаний, общей деидеологизацией политической культуры, неверием избирателей в принципиальную эффективность института выборов. Усиление же «компенсирующих» мотивов, по большому счету, является следствием целенаправленного применения суггестивных и иных манипулятивных технологий участниками избирательного процесса (как представителями действующей власти, так и оппозицией), спектр которых чрезвычайно широк, от давления «на сознательность» избирателя до его прямого запугивания.
Литература
1. Первый электоральный цикл в России (1993-1996) / Общ. ред.: В.Я. Гельман, Г.В. Голосов, Е.Ю. Мелешкина. М., 2000.
2. Анализ тенденций развития регионов России в 1991-1996 гг. http://www.nns.ru/analytdoc/tasn0.html
3. Результаты нашего EXIT POLLS (линейное распределение ответов) http://www.vybory.ru/sociology/260300ep.php3
4. Колосов В.А. Политические ориентации российских регионов: произошел ли в декабре 1995 «обвал»? (анализ голосования по партийным спискам) // Политические исследования. 1996. № 1. С. 91-102.
5. РуткевичМ.Н. Выборы-95: прогнозы и результаты // Власть. 1996. № 3. С. 53-58.
6. Руткевич М.Н. Выборы-99 в зеркале социологии // Социальные исследования. 2000. № 5. С. 3-12.
7. Гудина Ю.В. Активность российских избирателей: теоретические модели и практика // Полис. 2003. № 1.
8. Участие в выборах: стимулы и помехи. Опрос населения. 04.03.2004. http://bd.fom.ru/report/cat/policy/elections/attendance/elect_turnout_2004/tb04091
9. http://bd.fom.ru/cat/policy/political_party/politicheskie_partii__monitoring
10. Нечаев Д.В. Избиратели покупатель, продавец или вкладчик? // Полис. 2001. № 6. С. 40-50.
11. http://bd.fom.ru/cat/policy/services/reitingi_doveriya_nedoveriya_institutam_vlasti
12. Петрова А., Воронцова А. У Государственной Думы - невысокая репутация -http://bd.fom.ru/report/cat/policy/services/reitingi_doveriya_nedoveriya_institutam_ vlasti/duma_confidence/of19963903
13. Мигдисова С., Петренко Е., Захарова Т., Воронцова А., Чубуков Д. Аргумент тех, кто отказывается от участия в выборах: «Я убедился, что депутаты, попав
в парламент, думают о своих личных интересах, а не избирателях» (14.07.1995). http://bd.fom.ru/report/cat/policy/elections/attendance/of19952705
14. Ядова Е.В О тех, кто не проголосовал (24.12.1999). http://bd.fom.ru/report/cat/policy/elections/attendance/of905204
15. Петрова А. Не хотели голосовать: почему? (31.03.2000). http://bd.fom.ru/report/cat/policy/elections/attendance/ofD01305
16. Петрова А. Исход выборов известен, но участие в голосовании не отменяется (04.03.2004). http://bd.fom.ru/report/cat/policy/elections/attendance/ elect_turnout_2004/ofD40802
17. Динамика явки избирателей на федеральном уровне. http://www.nns.ru/analytdoc/tasn0.html
18. http://bd.fom.ru/cat/policy/president2/putin
19. Петрова А. Мотивы участия или неучастия в выборах (31.10.2002). http://bd.fom.ru/report/cat/policy/elections/attendance/of324101
20. Российское общество накануне президентских выборов (аналитический доклад). http://www.wciom.ru/files/040212.doc
21. Петрова А. Почему россияне участвуют в выборах (04.03.2004). http://bd.fom.ra/report/cat/policy/elections/attendance/oЮ40803
Ростовский государственный университет 29 июня 2004 г.
