CC BY
130disciplina
1. Bracciolini P. Historiae de varietate fortunae libri quatuor.
Paris, 1723.
2. Тафур П. Странствия и путешествия, 95—112.
3. Ле Гофф Ж. Герои и чудеса Средних веков. М., 2011. С. 8.
История средневековой ментальности — крайне интресная тема, которая подчас обескураживает молодых исследователей: они не знают с чего начать и рискуют запутаться во множестве теоретических работ, посвященных этой проблеме. /Дмитрий Возчиков, наш товарищ из Екатеринбурга, своей статьей дает вполне определенный ответ на этот вопрос: с источника. Историк либо начинает с источника, либо он Николай Стариков.
Экзотический бестиарий венецианского путешественника XV века
Купец Никколо Конти (ок. 1395—1469) из Венецианской республики больше двадцати лет провел в торговых поездках по арабскому миру, Индии и Юго-Восточной Азии. Его рассказы об этих землях дошли до нас в изложении флорентийского гуманиста и папского секретаря Поджо Браччолини (1380—1459), включившего их в четвертую книгу трактата «О превратности судьбы»1, а также в пересказе кастильского путешественника Перо Тафура2.
Видное место и в отчете Никколо Конти папскому секретарю, и в беседах венецианца с Перо Тафуром занимает описание фауны Индии и Юго-Восточной Азии. Сведения о животных дальних стран, доставшиеся западному Средневековью в наследство от античной и библейской традиций и время от времени пополняемые путешественниками, становились неотъемлемой частью средневекового имагинарного, по определению Ж. Ле Гоффа, «системы снов общества, снов цивилизации, трансформирующей реальность во вдохновенные духовные видения»3. Зоологический код — один из универсальных механизмов формирования картины мира у разных культур. Арабский путешественник X века ал-Масуди писал, что какую бы страну он ни посетил, всегда обнаруживал, что люди верили в существование чудовищных созданий в областях, настолько отдаленных от их собственных, насколько это возможно. Реально существующие экзотические животные внушали средневековому человеку удивление, ужас, восхищение и сложные символические ассоциации, воспринимались как часть области чудесного вместе с фантастическими зверями. Данная статья — попытка представить панораму образов фауны «трех Индий» в гуманистическом дискурсе XV века на примере отчета Никколо Конти.
После возвращения в Италию Конти прибыл в 1439 году во Флоренцию, где находился папа Евгений IV4, для того, чтобы получить прощение за отречение от христианской веры в Египте. По признанию самого Конти, он вынужден был принять ислам не столько из-за угрозы своей жизни, сколько из-за страха за жизнь жены и детей5. В качестве своеобразного искупления за вынужденное принятие ислама во владениях мамлюков Конти подробно рассказал о своих путешествиях папскому секретарю Поджо Браччолини. Гуманист основательно расспросил путешественника «в собрании ученейших мужей и у себя дома» и заключил, что его рассказы правдивы и достойны сохранения в письменном виде6. Отчет путешественника представляет собой маршрутное описание стран Южной и Юго-Восточной Азии. Браччолини пытался преподнести сведения Конти читателю как рассказ об удивительном и свидетельство открытия заново стран, известных античной традиции, и именно в этом ключе отчет Конти, позднее включенный Браччолини в текст «О превратности судьбы», прошел литературную обработку.
С Перо Тафуром Конти повстречался на Синае в 1437 году на обратном пути в Италию. В непринужденной беседе с Тафуром Конти гораздо больше, чем в отчете папскому секретарю, дает волю воображению и часто рассказывает откровенно фантастические истории, в том числе о своем пребывании при дворе легендарного пресвитера Иоанна. Конти поведал кастильцу: «Когда я приехал в Индию, меня отвезли к пресвитеру Иоанну, который принял меня хорошо и оказал много милостей, женил меня на женщине, с которой я еду, и эти дети родились у меня там, и прожил я в Индии сорок лет, очень желая вернуться на родину»7. Срок в сорок лет, указанный венецианцем, — по-видимому, не просто преувеличение, а числовой образ скитаний по чужбине, восходящий к Ветхому Завету. Вполне возможно также, что Конти сознательно дезинформировал впечатлительного и доверчивого кастильца, стараясь не пустить в Индию никого, кто мог бы составить конкуренцию венецианским купцам. По словам самого Тафура, Конти, узнав, что его собеседник собирается отправиться в Индию, стал настойчиво отговаривать идальго от втягивания «в столь великое безумие, ибо дорога длинна, трудна и опасна, через земли чужих племен без царя, закона и господина»8. Далее Конти живописал жестокость жителей дальних стран, причем без конкретной локализации, и назвал их «звероподобными людьми»9. Отношение к индийцам и сиамцам в отчете Браччолини у Конти совсем иное, а столь пугающие характеристики встречаются исключительно в описании жителей Нусантары и Андаманских островов. В рассказе папскому секретарю Конти представил подробную историю
4. В миру Габриэле Кондульмер, сам венецианец по происхождению.
5. Bracciolini P. Op. cit. P. 126.
6. Ibid.
7. Тафур П. Странствия и путешествия, 96—97.
8. Ibid. C. 97.
9. Ibid. C. 98.
своих путешествий, и именно этот отчет — основной источник для данного исследования.
Отчет Конти можно условно разделить на две части: в первой, главным образом, идет рассказ о маршруте купца. Вторая часть отводится более детальному описанию хозяйства, уклада и обычаев жителей «Индий» в целом. Отсюда возникает и известная сложность: данные о разных странах — Виджа-янагаре, Сиаме, Китае — оказываются нередко перемешаны во второй части отчета. Все земли, лежащие к востоку от Ирана, фигурируют у Конти под общим наименованием «Индия»: «Вся Индия разделена на три части: первая — от Персии до реки Инд, вторая — от Инда до Ганга, а третья — все, что далее. [Третья часть — Д. В.] намного превосходит остальные в богатствах, человеческом достоинстве и роскоши, а по образу жизни и государственным 10. BramoHm p. Op. dt. p. 139. обычаям равна нам»10. Примечательно, что шарообразность Земли, очевидно, 11. Ibid. p. 143. принималась как должное и Конти, и Браччолини. Путешественник сообщал: «Индийцы плавают на кораблях, в основном ориентируясь по звездам другого полюса, так как они редко видят Большую Медведицу»11.
На примере отчета Конти как текста гуманистического круга можно проследить трансформацию сложившихся в античной и христианской традиции образов экзотических и фантастических животных под влиянием двух тенденций интеллектуальной жизни Европы XV века и, в первую очередь, Италии. Это — приращение географического знания средневекового Запада и рецепция античного наследия гуманизмом. В нашем источнике первую
из тенденций представляет рассказчик — Никколо Конти, вторую — Под-жо Браччолини. Браччолини пытался включить сведения об общественной и духовной жизни Индии, предоставленные ему путешественником, в собственное мировоззрение ренессансного мыслителя. Большая часть того, что Браччолини знал об Индии до встречи с Конти, базировалась на сведениях античных авторов. Рассказы Конти о фауне Индии и Юго-Восточной Азии содержали описания животных, известных античной и средневековой книжности, и тех существ, сведения о которых выглядели радикально новым для современников.
Слон
Подробнее других животных Конти описал слона. В государствах Индии и Индокитая слоны были элитной частью войска, и именно на этой их роли сосредоточился рассказчик. Несмотря на то, что слоны широко распространены в Южной и Юго-Восточной Азии, в отчете Конти они получили конкретную локальную привязку. Путешественник сообщал: «Эта провинция [Индии — Д. В.], которую жители называют Мацин, изобилует слонами, а ее царь содержит десять тысяч слонов, которых использует на войне. На спинах у слонов закрепляются башенки, с которых восемь или десять человек ведут бой дротиками, луками и тем, что мы называем баллистами»12. В ряде источников, в частности, сочинениях Иосафата Барбаро и Афанасия Никитина, термины Чин и Мачин относятся обычно к Северному и Южному Китаю соответственно13. На знаменитой карте мира венецианского монаха Фра Мауро 1459 (1460) года к Мачину отнесены области современных Таиланда, Камбоджи, Бангладеш и Северо-Восточной Индии14. Авторы лондонского издания источников по истории Индии в XV века утверждали, что Мацин, указанный Конти, — это, скорее всего, Сиам15. Вероятно, Мацин Конти — это либо сиамская держава Аютия, находившаяся во время его путешествий по Азии на подъеме могущества, либо бирманское царство Ава, одноименная столица которого упоминалась Конти как «город, наиблагороднейший из всех»16. Фра Мауро, очевидно, пользовался данными Никколо Конти: об этом говорит, например, отождествление им вслед за путешественником античной Тапробаны с Суматрой, поэтому велика вероятность, что и Мачин на его карте — это именно Мацин Конти.
Перед тем, как передать читателю подробное описание венецианцем добычи слонов для войска Мацина, Браччолини указал, что способ поимки этих животных совпадает с подобной практикой, описанной Плинием17.
12. Bracciolini P. Op. cit. P. 132.
13. Волков И. В. Сведения о Китае в сочинении венецианца Иосафата Барбаро / Общество и государство в Китае. Т. XLII, ч. 3. М, 2012. С. 86, прим. 13.
14. Волков И. В. Указ. соч. С. 87, прим. 13.
15. The Travels of Nicolo Conti in the East in the early part of the Fifteenth Century / / India in the Fifteenth Century, Being a Collection of Voyages to India / Ed. by R. H. Major. L., 1857. P. 11.
16. Bracciolini P. Op. cit. P. 132.
17. Bracciolini P. Op. cit. P. 132.
18. Bracciolini P. Op. cit.
P. 132-133
19. Ibid. P. 133
20. Ibid.
21. Ibid.
По свидетельству Конти, охотники во время брачного периода у слонов заманивали дикого самца с помощью прирученной самки в специальный загон, после чего самка удалялась из огороженного пространства, а ворота загона за-пирались18. Вскоре появлялась тысяча человек с канатами, один из них вставал перед зверем и, когда разъяренный слон бежал на него, двое других охотников набрасывали веревки с петлями на задние лапы слона, и вскоре зверь оказывался привязан к столбу. Затем загонщики «три или четыре дня изнуряют зверя голодом, давая ему лишь немного травы каждый день, а через пятнадцать дней освобождают усмиренного слона от пут»19. «Далее, — продолжает Кон-ти, — его водят по городу связанным между двумя прирученными слонами и, когда через десять дней его освобождают, он теперь такой же ручной, как и остальные»20. За описанием процесса приручения слона в Мацине следует рассказ о поимке слонов в других местах: несколько диких слонов-самцов заманивали в маленькую огороженную траншею с помощью самок, где их четыре дня держали в голоде, а потом уводили в специально устроенные места. Слонов приобретали для своих нужд цари. «Домашние слоны, — продолжал Кон-
21
ти, — питаются рисом и маслом, а лесные — ветвями деревьев и травами»21.
Плиний Старший зафиксировал несколько способов поимки слонов. Какой из них мог напомнить Браччолини описание Конти? В Индии, согласно «Естественной истории», погонщик на одомашненном слоне догонял дикого, отбившегося от стада, и хлестал его до изнеможения, после чего перебирался ему на спину и погонял, как предыдущего, а в Африке слонов захватывали
с помощью ям-ловушек22. «Раньше, — продолжал Плиний, — чтобы приручить слонов, цари конницей сгоняли их в рукотворную траншею, протяженность которой вводила их в заблуждение, и усмиряли зверей, запертых между склоном и рвом, голодом. Если слон кротко принимал от человека ветку, это было знаком его прирученности»23. По-видимому, рассказ Конти о заманивании слонов в траншею (шота1^) вызвал ассоциацию гуманиста с третьим способом приручения слонов из приведенных Плинием. Однако метод поимки диких самцов с помощью самок, аналогичный тем, которые описал Кон-ти, приводится у другого античного автора — грека Арриана в сочинении «Индия». Арриан писал, что индийские охотники посредством трех-четырех «наиболее ручных» самок заманивают диких самцов в специальное ограждение, окруженное рвом. После этого они убирают мост через ров и ждут, пока слоны не ослабеют от голода, а затем на ручных слонах входят в заграждение и бьют диких, пока те не упадут, и уже «сами садятся на лежащих»24.
«Крупнейшее [из сухопутных животных — Д. В.] и наиболее близкое человеку по чувствам — слон»25, — писал Плиний. Плиний считал слона умнейшим из животных. Слоны, по Плинию, — честные, проницательные и справедливые существа, они понимают язык своей родины, повинуются приказам, способны к обучению, жаждут любви и почестей и имеют даже религию в форме почитания светил, Солнца и Луны26. У Конти слон также предстает как умное и верное животное: «Это животное настолько умно, что в бою часто подставляет подошвы своих ног под вражеские дротики, чтобы защитить се-доков»27. Погонщики управляли животными при помощи загнутого железного крюка. Царь Мацина ездил на белом слоне, шею которого украшала длинная золотая цепь с драгоценными камнями.
Излагая рассказ венецианца о слонах, папский секретарь старался соотнести сведения рассказчика с данными Плиния об этих животных, мало известных средневековой книжности, но подробно описанных античной традицией. В бестиарии Конти—Браччолини рассказ о превращении дикого слона в ручного напоминает своеобразную инициацию — переход от дикости к культуре. Вероятно, это пространное описание следует воспринимать в символическом ключе, исходя из главной оппозиции всего текста отчета Кон-ти — противопоставления рафинированной городской культуры Виджаяна-гара, Авы и Китая варварству отсталых племен.
22. P/in. Nat Hist. VIII, 24.
23. P/in. Nat. Hist. VIII, 25.
24. Арриан. Индия. 13, 1-13.
25. P/in. Nat. Hist. VIII, 1.
26. Plin. Nat. Hist. VIII, 1.
27. Braccio/ini P. Op. cit. P. 133.
Носорог/единорог
28. Поло М. Кшга Марко Поло / Пред. В. В. Бартольда.
М., 2012. С. 173.
29. Bracciolini P. Op. cit. P. 134.
Марко Поло, посетивший Суматру (Малую Яву) в 1292 году на пути из Китая, описал суматранского носорога следующим образом: «Водятся тут дикие слоны и единороги, ничуть не менее слонов; шерсть у них как у буйвола, а ноги слона, посреди лба толстый и черный рог; кусают они, скажу вам, языком; на языке у них длинные колючки, языком они и кусают. Голова как у дикого кабана и всегда глядит в землю; любит жить в топях да по болотам. С виду зверь безобразный. Не похожи они на то, как у нас их описывают; не станут они поддаваться девственнице: вовсе не то, что у нас о них рассказывают»28. Марко Поло, скорее всего, лично увидев носорога, счел его именно единорогом, но критически пересмотрел традиционные представления об этом звере, восходящие к александрийскому «Физиологу». При этом в портрет зверя Поло добавил восточное представление о его шершавом языке: мусульманские географы обычно приписывали его животному зурафа, а китайский автор Чжао Жугуа в «Описании всего иноземного» (1225) — носорогу.
Никколо Конти через почти полтора столетия после Марко Поло поведал папскому секретарю об однорогом звере, живущем в Мацине: «Также есть животное с головой, напоминающей свиную, с бычьим хвостом и рогом на лбу, похожим на рог единорога, но короче, длиной около локтя. Окрасом и размерами этот зверь похож на слона, с которым ведет постоянную войну. Его рогом лечатся яды, поэтому он и ценится весьма высоко»29. Путешественник
не назвал зверя, лишь сравнив его с единорогом, но можно с уверенностью идентифицировать его как носорога. При этом, как и Поло, Конти отдал дань традиционному образу единорога, поместив рог зверя на лоб, а не на нос.
В отличие от книги Марко Поло, в отчете Никколо Конти однорогий зверь не отождествлен с единорогом. Но Перо Тафуру Конти все же сказал,
дав волю фантазии, что «видел много единорогов»30. У Браччолини вновь ска- зо. тафур п. странствия и залась литературная зависимость от античных авторов. Плиний упоминал как путешествт-1°7-врага слона носорога — rhinoceros31. Носорог был хорошо знаком грекам и 31 plmnat hlst xxix' 71 римлянам, а представление о его вражде со слоном также встречается у Ди-одора, Элиана, Страбона, Агатархида, Солина. Позже Исидор Севильский в «Этимологиях» соединил символический образ единорога из «Физиолога» и описание носорога, и в Средневековье носорог, поглощенный фигурой единорога, был основательно забыт европейцами.
Сравнение существа с кабаном или свиньей в средневековом тексте — характеристика сугубо уничижительная, особенно, если учесть, что единорога обычно изображали изящным. Свинья считалась грязным животным, кабан — сатанинским зверем, с середины XIII века в бестиариях и теологических сочинениях их образы сливаются, а в конце Средневековья кабан и вовсе символизирует шесть из семи смертных грехов. Однако у Поло несимпатичный однорогий зверь — это еще единорог, а в тексте гуманиста Браччолини — уже не единорог. При этом целебные свойства рога зверя, указанные Конти, совпадали с характеристиками, которыми современники наделяли единоро-жий рог. В Средние века рог единорога, за который обычно выдавали бивень нарвала, считался мощным противоядием. Рога, приписываемые единорогам, были драгоценным знаком престижа для властителей Европы. Самые известные «единорожьи» рога хранились в сокровищнице Св. Марка в Венеции и в аббатстве Сен-Дени. По свидетельству венецианского государственного деятеля Марино Санудо (1466—1536), в Венеции на празднике Вознесения рога единорогов обычно выставлялись на обозрение публики вместе с другими сокровищами города. Вероятно, унаследованное от «Физиолога» предание о деве, укрощающей зверя, наполнялось венецианцами особым историческим смыслом. Бернардо Джустиниани (1409—1489), гуманист и член Совета Десяти, сравнивал Венецию с Девой Марией. В контексте венецианского мифа, сформировавшегося в XV веке, обладание рогами единорога для «Светлейшей» — форма уподобления Богоматери. Возможно, факт нахождения легендарного рога в Венеции повлиял на упоминание венецианцем единорогов как реальных зверей в беседе с Тафуром.
32. Bracciolini P. Op. cit. P. 133.
33. Ibid. P. 136.
34. Ibid. P. 137.
35. Мялль Л. Э. Наги / / Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1982.
Т. 2. С. 195.
Змеи
Конти утверждал, что в Мацине водятся «страшные змеи толщиной с человека, без ног и длиной в шесть локтей» (очевидно, питоны), которых жители едят в жареном виде и считают деликатесом32. Змей в шесть локтей венецианец обнаружил и в области Малабар, но там они безобидны, если их не злить, и вид маленьких мальчиков доставляет им наслаждение. В Малабаре и «провинции Сусинария», по мнению Конти, лучшей пищей считалась четвероногая «змея» размером с собаку33. Помимо реальных змей и ящериц, в рассказе Конти встречаются фантастические создания: «В этой области также водятся змеи удивительного облика длиной в один локоть, с крыльями, как у летучих мышей, с семью головами, расположенными вдоль туловища. Живут они на деревьях и очень быстро летают. Они самые ядовитые змеи из всех, и одно их дыхание убивает людей»34. Конти заимствовал распространенное в Индии и буддийском мире представление о нагах, которые в его описании смешались с кобрами. Наги, согласно буддийской мифологии, могут убить взглядом, а их дыхание ядовито35. По-видимому, венецианец, проявивший интерес
к индийскому искусству, не раз видел их изображения, но по-своему переработал образ этого полубожественного народа. За крылья летучей мыши он мог принять капюшоны голов кобры, которые в скульптуре обычно веером окружают человеческую голову наги. Некоторые наги, например, царь Шеша, изображаются просто в виде многоголовых змей.
Птицы
Пернатые более других классов животных интересовали венецианца с точки зрения торговли. Особое внимание Конти уделил птицам Нусантары, в Европе неизвестным. «На Большой Яве, — сообщал путешественник, проведший на Яве девять месяцев, — водится необыкновенная птица, напоминающая голубя и лишенная ног. У нее тонкое оперение и продолговатый хвост, и она постоянно ютится на деревьях. Ее мясо не едят, но перья и кожа, используемые как головные украшения, высоко ценятся»36. Возможно, имелась в 36. BmccioUm p. Op. cit. p. 136. виду райская птица с Новой Гвинеи и близлежащих островов, чучело которой 37. ibid. Конти мог видеть на Яве. Конти, осведомленный о региональных торговых 38. ibid. p. 147. связях, утверждал, что на острове Бандам, торгующем гвоздикой с яванцами, обитает три вида попугаев, из которых особо выделяется cachi — белый попугай размером с курицу. Кахи превосходят прочих попугаев в подражании человеческой речи и даже умеют отвечать на вопросы37. Вероятно, Бандам — это архипелаг Банда в составе Молуккских островов, а кахи — какаду.
Венецианец рассказывал, что однажды он был так заворожен звучанием свирели, что индийцы, видя его восхищение, рассказали ему, что свирель подражает пению птицы Семенды. Браччолини передал легенду о ней так: «Он [Никколо] утверждает, что в пределах центральной Индии есть удивительная птица, в клюве которой есть несколько отличных друг от друга трубок со множеством отверстий. Когда приходит время умирать, птица собирает в своем гнезде сухое дерево и, сидя на нем, начинает сладостно петь всеми трубками в клюве, зачаровывая слушателей. Затем птица поджигает дерево хлопанием крыльев, давая себе сгореть. Вскоре из пепла вылезает червь, из которого вновь рождается та же птица»38. В рассказе Конти феникс, известный в бести-ариях, начиная с «Физиолога», получает имя «Семенда». Очевидно, речь здесь идет не об индуистском, а о мусульманском предании. В ряде персидских источников два «огненных» образа античной традиции — феникс и саламандра — контаминировались в птицу саламандру, а араб Бузург ибн Шахрияр в «Чудесах Индии» рассказывал о птице самандал, не горящей в огне. Скорее всего, историю Семенды Конти, владевший арабским и персидским языками, узнал от мусульман.
39. Одорико де Порденоне. Восточных земель описание, исполненное Одорико, богемцем из Форо Юлио, что в провинции Антония / / После Марко Поло. Путешествия западных чужеземцев в страны трех Индий / Пер., введ. и прим. Я. М. Света. М., 1968. С. 186.
40. Поло М. С. 176.
41. Тафур П. Странствия и путешествия, 106.
42. Bracciolini P. Op. cit. P. 137.
Народы-монстры
Одна из особенностей повествования Конти — отсутствие распространенного в Средние века представления о народах-монстрах. Миссионер Одорико де Порденоне первой половины XIV века говорил о жителях Никобарских островов: «И у мужчин, и у женщин здесь собачьи морды»39. Марко Поло тоже нашел место псоглавцам в своем рассказе, «населив» ими Андаманские острова40.
Перо Тафур спрашивал Никколо Конти, «не видел ли он всяких монстров в человеческом обличье, тех, которых некоторые называют людьми с одной ногой или одним глазом, или маленьких в локоть высотой, или больших, с копье ростом; он говорит, что о таких ничего не слышал»41. Правда, в отчете Браччолини Конти сообщил, что индийские моряки поведали ему про ^ере — водяной народ, питающийся рыбой и вылезающий из воды по ночам, внешне неотличимый от людей, но который «можно назвать или рыбами, или монстрами»42. Здесь, впрочем, речь идет не о продолжении западного представления о народах-монстрах, а о заимствовании из воображаемого мира индийцев персонажей, прототипом которых, по-видимому, были представители
племенной периферии. Те же андаманцы предстают у Никколо Конти не чудовищами, как у Марко Поло, а «антропофагами» и варварами43. В отчете Кон- 43. ВттоНт p. op. at. p. 130. ти дискурс народов-монстров постепенно замещается дискурсом варварства.
Поджо Браччолини искал в рассказах Конти известия, подтверждающие вновь обретаемые гуманизмом данные античных авторов об Индии. Индия рассматривалась гуманистом как страна чудес, как живой свидетель греко-римской культуры. Слон был обильно представлен в античной литературе. Образ этого зверя из рассказов Конти у Поджо — символ возвращения древнего наследия. Особенно показательны здесь сцены приручения дикого слона. На примере отчета Конти прослеживается также отступление ряда устоявшихся в Средневековье мифологем, вроде народов-монстров как олицетворения непознанных пространств. Значительная часть настоящих и воображаемых существ Индии и Юго-Восточной Азии, упомянутых Конти, в античной традиции представлена не была. В экзотическом бестиарии Никколо Конти европейское имагинарное дополняется имагинарным других цивилизаций: мусульманской и индуистской. Вероятно, образ воскресающей из пепла се-менды весьма импонировал настрою Браччолини — почитателя и возродите-ля античной словесности.
Дмитрий Возчиков Уральский федеральный университет [email protected] vk.com/id18108038*
Список литературы
i. Белозерская М. Жираф семейства Медичи, или Экзоты в большой политике. М., 2009.
ii. Ле Гофф Ж. Герои и чудеса Средних веков. М., 2011.
iii. Пастуро М. Символическая история европейского Средневековья. СПб., 2012.
iv. Тафур П. Странствия и путешествия // Пер., пред. и комм. Л. К. Масиеля Санчеса. М., 2006.
v. Юрченко А. Г. Книга Марко Поло: записки путешественника или имперская космография. СПб., 2007.
vi. Bedini S. Pope's Elephant: An Elephant's Journey from Deep in India to the Heart of Rome. New York, 1997.
vii. Bracciolini P. Historiae de varietate fortunae libri quatuor. Paris, 1723.
viii. Pliny the Elder. Natural History / with an English translation by H. Rackham. London, 1967. Vol. 3, Libri VIII-XI.
ix. Rosand D. Myths of Venice: the Figuration of a State. Chapel Hill; L., 2001.
x. Rubies J.-P. Travel and Ethnology in the Renaissance: South India through European Eyes, 1250— 1625. Cambridge, 2002.
*Все URL-адреса, а также гиперссылки в журнале работают
xi. Sanudo M. Venice, cita excelentissima: selections from the Renaissance diaries of Marin Sanudo / ed. by Patricia H. Labalme and Laura Sanguined White; translated by Linda L. Carroll. Baltymore, 2008.
xii. Suarez T. Early Mapping of Southeast Asia: The Epic Story of Seafarers, Adventurers, and Cartographers Who First Mapped the Regions Between China and India. Singapore, 1999.
