CC BY
14
МЕТОДОЛОГИЯ И ТЕОРИЯ РАЗВИТИЯ НАУКИ
АЛИ-ЗАДЕ А.А. * ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЙ МОТИВ В МЕТОДОЛОГИИ ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУК. (Аналитический обзор).
DOI: 10.31249/naukoved/2022.02.01.
Аннотация. В обзоре демонстрируется, что в настоящее время исследователи в области общественных наук используют методологию, совпадающую с подходом экзистенциальной философии к человеческой / социальной реальности. Обосновывается идея, что причиной проникновения экзистенциального мотива в современные общественные науки стала необходимость адекватного ответа исследовательского сообщества в этой области на существенное повышение роли индивидуально-человеческого фактора в мировом обществе XXI в. Приведены прикладные исследования, иллюстрирующие интерес их авторов к детальной разработке темы социальной роли индивидуально-человеческого фактора.
Ключевые слова: экзистенциальная философия; И. Кант; миф о Сизифе; А. Камю; пограничные ситуации; индивидуальная человеческая жизнь; понимание; осознание ситуации; жизнь и смерть; смысл жизни; общественные науки; мировое общество XXI в.; индивидуально-человеческий фактор; экзистенциальный подход.
ALI-ZADE A.A. Existential motive in the methodology of the social sciences. (Analytical review).
* Али-заде Александр Алиевич - кандидат философских наук, ведущий научный сотрудник Центра научно-информационных исследований по науке, образованию и технологиям ИНИОН РАН.
Abstract. The review demonstrates that social science researchers are currently using a methodology that is consistent with the existential philosophy approach to human-social reality. The idea is substantiated that the reason for the penetration of the existential motive into modern social sciences was the need for an adequate response of the research community in this area to a significant increase in the role of the individual human factor in the world society of the 21st century. Applied studies are presented, illustrating the interest of their authors in the detailed development of the topic of the social role of the individual human factor.
Keywords: existential philosophy; I. Kant; the myth of Sisyphys; A. Camus; boundary situations; individual human life; understanding; awareness of the situation; life and death; meaning of life; social sciences; world society of the 21st century; individual human factor; existential approach.
Для цитирования: Али-заде А.А. Экзистенциальный мотив в методологии общественных наук. (Аналитический обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 8: Науковедение. - 2022. - № 2. - С. 40-64. DOI: 10.31249/naukoved/2022.02.01.
Родовой человек с его рефлексивным сознанием всегда хочет понять, кто он сам, что такое окружающий его мир, и объяснить свое существование в этом мире. То есть, в отличие от всех других форм жизни на планете Земля, человек обладает сознанием, которое ищет во всем смысл. Философия как чисто теоретическое мышление и наука как эмпирическое доказательство теоретических идей родились именно из этого родового для человека поиска и производства смыслов - из человеческого стремления уяснить (понять), как устроено бытие, и тем самым раскрыть смысл бытия, ответить на вопрос, для чего оно. Наука с ее упором на процедуру эмпирического доказательства - превращения гипотез в принятые теории - отодвигает в тень экзистенциальное (смысловое) измерение человеческого мышления, но экзистенциальный (смысловой) запрос никуда из науки не исчезает. Это наглядно продемонстрировал И. Кант в своей теории познания (а значит, и теории науки), рассматривая в «Критике чистого разума»
познание как имеющее неустранимую экзистенциальную (человеческую) мотивацию.
Кант вошел в историю философии как эмпирист - философ, для которого имеет смысл только то, что эмпирически существует, о чем можно составить эмпирически проверяемое знание, независимо от того, телесная это вещь или некая бестелесная сущность (разум, мораль, совесть). Разум для Канта как бестелесное эмпирическое существование - это именно человеческий разум. Назначение человеческого разума - познание окружающего мира, с этого Кант начинает свою теорию познания. Мир, окружающий человека, - это мир вещей, рассматриваемый Кантом не сам по себе, а в отношении познающего его человеческого разума. Поэтому, характеризуя окружающий человека вещный мир как объект человеческого познания, Кант использует термин «вещи-для-нас». Он задается вопросом: познавая вещи-для-нас, познаем ли мы вещи, каковы они сами по себе, в отсутствие человека? И такой мир вещей до и помимо человека он определяет понятием «вещи-в-себе». Таким образом, Кант удваивает мир: есть два мира: (1) вещей-для-нас и (2) вещей-в-себе. Отвечая на вопрос о возможности познания обоих миров, он приходит к выводу, что мир (1) познаваем человеческим разумом, а мир (2) для человеческого разума закрыт, поскольку для его познания мира человеческий разум должен совершить невероятное - посмотреть на вещи-в-себе глазами самих вещей, т.е. перестать быть человеческим разумом и стать как бы разумом самих вещей-в-себе. Сделать это невозможно, как невозможно вытащить себя за волосы из трясины. Поэтому Кант говорит: познать мир (2) способен только некий нечеловеческий разум, в терминологии Канта, «трансцендентный» (запредельный) человеку разум. Он называет этот гипотетический трансцендентный разум «чистым разумом» (т.е. не отягощенным эмпирическим существованием). Отсюда - теология Канта, поскольку нечеловеческий (трансцендентный человеку) разум может быть только божественным разумом, богом. Кант не отрицает существования трансцендентного (недоступного) человеку мира ве-щей-в-себе (бога как «чистого разума»). Он просто говорит: коль скоро мир вещей-в-себе (бога как «чистого разума») не доступен человеческому разуму, то реальное существование этого мира ни-
как не может быть доказано, поскольку доказательство - человеческое дело.
Так Кант констатирует тщетность человеческих попыток попасть в мир «чистого разума» (бога, вещей-в-себе). Этот мир трансцендентен человеку, несоизмерим с человеческим эмпирическим миром, и человеку не нужно задавать об этом трансцендентном мире никаких вопросов - ответов на них никогда не будет. В этом и состоит суть критики Кантом «чистого разума» и кантов-ской теории познания. Кант критикует трансцендентный «чистый разум» не в том смысле, что эта трансцендентная реальность не существует, а в том, что человеческий разум не в силах доказать ее существование или несуществование. Человеку бесполезно пытаться «открыть дверь» в трансцендентный мир, он должен жить в своем эмпирическом мире познаваемых вещей-для-нас. Иными словами, Кант определяет познание (науку) как в принципе экзистенциальное (человеческое) дело, но при этом человек должен ясно осознавать бесполезность экзистенциальных вопросов, которые находятся в ведении запредельного, недоступного человеку «чистого разума». «Осознание» - ключевое понятие в кантовской теории познания. Человеку не нужно (поскольку бесполезно) задаваться экзистенциальными вопросами, а нужно просто осознавать свою человеческую неустранимую экзистенциальную ситуацию, не пытаясь ее разрешить в доказательном познании (в науке как сфере истин), но делая осознание вечной своей экзистенциальной ситуации предметом философии как сферы обоснованных догадок, но не доказанных истин. Действительно, с древних времен философия, оставаясь протонаукой, в своей метафизической части сосредоточивалась на экзистенциальных вопросах - начал и смысла бытия. И когда возник и институционально оформился феномен эмпирической науки, Кант провозгласил в своей теории познания четкое разделение труда между философией, ведающей экзистенциальной сферой, и наукой, призванной добывать эмпирически верифицируемое знание.
Поэтому неудивительно рождение в свое время специальной философии, название которой говорит само за себя, - философии экзистенциализма, сосредоточенной на смысле бытия. В своих рассуждениях о смысле жизни философы-экзистенциалисты исходят из бесспорного логического основания - тезиса о том, что бы-
тие, жизнь определяют себя только в сравнении с небытием, смертью, т.е. что жизнь и смерть не могут существовать отдельно друг от друга. Отрицая друг друга, бытие и небытие друг друга предполагают, составляют некое нерасторжимое целое, наподобие того, как нельзя разделить полюсы магнита. Магнит - одно из проявлений фундаментальных в мироздании парных сущностей, отрицающих друг друга, но существующих только в паре. Жизнь и смерть - такого же рода парные сущности, составляющие парную базовую характеристику бытия, из чего следует: индивидуальное бессмертие недостижимо. Все старания создать «эликсир бессмертия» даже с использованием всех новейших достижений медицины, биохимии и биотехнологии имеют ту же перспективу, что и печально известные попытки создания «вечного двигателя». Именно банальную и очевидную истину о смертности человека экзистенциалисты кладут в основу своей философии, выводя из этой «банальности» далеко не банальные умозаключения в отношении главного для человека экзистенциального вопроса - вопроса о смысле человеческой жизни.
Понимание того, рассуждают экзистенциалисты, что все мы с момента нашего рождения приговорены к смерти, которая обязательно когда-то случится, обессмысливает нашу жизнь - эту временную отсрочку приведения смертного приговора в исполнение. Ощущение абсурдности, бессмысленности жизненной суеты из-за ее обреченности уйти в небытие крайне обостряется в обстоятельствах бессмысленной гибели миллионов молодых людей в войнах. Анатомия абсурда, безумия воинского торжества смерти над жизнью беспощадно представлена, например, в такой, по сути, экзистенциальной литературе, как «Красный смех» Л. Андреева, «Похождения бравого солдата Швейка» Я. Гашека, «Огонь» А. Барбюса, где неизвестно за что сражающиеся в Первой мировой войне миллионы людей изображены пациентами сумасшедшего дома. А. Эйнштейн, наблюдавший патриотический угар молодых парней, жаждущих попасть на фронты Первой мировой войны, прокомментировал ситуацию так: «Полное впечатление, что этим людям отрубили мозг».
Понимание того, что жизнь временна, а смерть вечна, порождает в разного рода угрожающих жизни кризисных обстоятельствах настроение «пира во время чумы», когда человек от
безысходности выбирает для себя принцип «хоть день, да наш» / «умри ты сегодня, а я - завтра» / «просто нужно найти свое место в этом балагане, не скучать». Экзистенциальная философия и есть мысленный эксперимент, в котором изучается поведение человека в так называемых пограничных ситуациях, крайне обостряющих вечную человеческую проблему жизни и смерти, поиска смысла жизни при знании неизбежности ее конца. Философы-экзистенциалисты задаются вопросом, как обрести смысл конечного (и потому, казалось бы, бессмысленного, абсурдного) человеческого существования - смысл, который справлялся бы со страхом смерти, не давая человеку погрузиться в животное состояние хищника или жертвы. А. Камю, один из видных философов-экзистенциалистов, считает ключом к решению этой экзистенциальной проблемы древнегреческий миф о Сизифе [2, а 230-231]. Сизиф, наказанный богами вечно вкатывать огромный камень в гору, который тут же скатывался к подножию горы, - очевидная метафора бесплодной, бессмысленной жизни. Однако, согласно Камю, ситуация Сизифа небезнадежна, у него есть из нее выход, заключающийся в осознании, что он, Сизиф, занимается именно бессмысленным делом. Этим Сизиф дистанцируется от своей бессмысленной ситуации и, формируя к ней отношение как именно к бессмыслице, обретает субъектность, позволяющую ему оставаться свободным, осмысленно жить в несвободных обстоятельствах, не быть ими раздавленным, сохранять человеческое достоинство, словом, что называется, «не сломаться».
Разумеется, подобная рефлексия в отношении «объектов устрашения», укрепляющая дух знанием, что человек на стороне добра против зла и поэтому прав, дана далеко не каждому. Таковы штучные люди, в отличие от массового человека, это герои в полном смысле слова. Вот как описывает их Ч. Дарвин: «Весьма сомнительно, чтобы потомки людей благожелательных и самоотверженных или особенно преданных своим товарищам были многочисленнее потомков себялюбивых и склонных к предательству членов того же племени. Тот, кто готов скорее пожертвовать жизнью, чем выдать товарищей, часто не оставляет потомков, которые могли бы наследовать его благородную природу. Наиболее храбрые люди, идущие всегда на войне в первых рядах и добровольно рискующие жизнью для других, в среднем гибнут в боль-
шем числе, чем другие. Поэтому едва ли окажется вероятным, чтобы число людей, одаренных такими благородными качествами, или уровень их развития могли возрасти путем естественного отбора, т.е. в результате переживания наиболее приспособленных. Не следует забывать, что, хотя высокий уровень нравственности дает каждому человеку в отдельности и его детям лишь весьма небольшое преимущество над другими членами того же племени или вовсе не приносит им никаких выгод, тем не менее общее повышение этого уровня и увеличение числа даровитых людей, несомненно, дает огромный перевес одному племени над другим. Очевидно, что племя, заключающее в себе большое число членов, которые наделены высокоразвитым чувством патриотизма, верности, послушания, храбрости и участия к другим, - членов, которые всегда готовы помогать друг другу и жертвовать собой для общей пользы, - должно одержать верх над большинством других племен, а это и будет естественный отбор» [1, а 244].
Экзистенциальная философия предлагает методологию героического противостояния людей «пограничным ситуациям», в которых люди могут оказаться. Предлагается метод осознания ситуации как «пограничной», т.е. метод дистанцирования от «объекта устрашения», когда человек, испытывающий страх, формирует отношение к своему страху, не позволяя ему полностью овладеть собой, управляя им, сохраняя в «устрашающей» ситуации свою субъектность, способность принимать решения. Это, собственно, и дает человеку шанс не только духовного, но и физического выживания.
Предложенная экзистенциальной философией методология сохранения человеческого достоинства в критических для человека экзистенциальных ситуациях не была чем-то новым, если вспомнить эллинистическую философию - скептиков, киников, стоиков, софистов. По свидетельству Диогена Лаэртского, скептик Пиррон говорил, что «люди живут не по истине - они не знают, что такое истина, и не стремятся к ней, - а по обычаю или закону» [7, p. 61]. Отсюда - ключевое у Пиррона понятие «мудрец»: мудрец - это тот, кто понимает, что истину для человека заменяет именно «обычай или закон», и, понимая это, осознает, что «обычай или закон» могут быть такими, что превратят жизнь человека в абсурд. Поэтому мудрый человек ради своего духовного (а воз-
можно, и физического) самосохранения выберет в отношении навязываемой ему массовой игры по «обычаю или закону» ди-станцированность, неучастие, противопоставит массовой чужой игре свою нонконформистскую игру.
«Мудрец» Пиррона, как и философы-экзистенциалисты, видит человеческий «театр абсурда», где поиски истины и справедливости зачастую наталкиваются на грубую реальность принципа «кто силен, тот и прав». Бесконтрольная власть, пользуясь своей силой, навязывает обществу любые законы, в том числе откровенно несправедливые, абсурдные, не имеющие к праву никакого отношения. Не отстают и «обычаи», выдающие свои абсурдность и несправедливость за истину и справедливость. «Мудрец» Пиррона выглядит в этом человеческом «театре абсурда» кем-то вроде Чацкого (П. Чаадаева), объявленного именем «обычая и закона» сумасшедшим, а философия Пиррона - протестом против конформистского общественного большинства. И если иметь в виду, что «мудрец» Пиррона - протестант против бездумного конформизма подавляющего большинства общества, то он не просто не участвует и невозмутим, а демонстративно не участвует и невозмутим. Он демонстрирует свое неучастие и свою невозмутимость не вообще, а в обществе, вынуждающем «мудрецов» к неучастию, уединению. Философия скептиков (а также киников, стоиков, софистов) дает понять: если человек, попавший в унижающие его обстоятельства, - «мудрец», то он через осознание их унизительности возвысится над ними и спасет себя, но «глупец», позволяющий поглотить себя такими обстоятельствами, никак не пытающийся определиться по отношению к ним, обречен стать их жертвой. В сущности, античная философия, как и философия экзистенциализма, призывает людей к тому, чтобы в любых жизненных обстоятельствах, экзистенциально критических и некритических, они хотя бы пытались быть «мудрецами» - осознавали себя в них в роли субъекта, управляли ими, а не наоборот. Главная мысль этих философий звучит так: любой человек, будь он духовно сильным или слабым, героем или трусом, должен осознавать, что его субъектность неотчуждаема, что смысл его индивидуальной жизни - оставаться субъектом перед лицом даже самых критических обстоятельств, не утратить себя, своего человеческого достоинства.
Экзистенциальная философия (к которой следует отнести и все школы эллинистической философской мысли) действительно сделала великое дело, сформулировав идею смысла трудной, безнадежно конечной и потому, казалось бы, бессмысленной и абсурдной индивидуальной человеческой жизни. Этот смысл вполне точно озвучивается известными словами: «Человек - это звучит гордо!» Чувство гордости, что «я - человек», связанное с самоидентификацией индивида в качестве представителя рода Homo sapiens, дано далеко не каждому. Почему - разъясняют, например, такие авторитеты в области психологической науки, как Э. Фромм и Л. Колберг. Согласно их теориям:
- ребенок в своем развитии проходит три последовательных ментальных уровня: (1) доморальный уровень («надлежащего поведения»); (2) уровень конвенциональной морали («авторитарной совести»); (3) уровень автономной морали (осознания морали как абсолютной ценности);
- уровни (1) и (2) становления морального сознания достигаются всеми, а уровень (3) - осознание индивидом, что он представитель человечества и, значит, должен относиться к любому другому человеку как к самому себе (следовать императиву морального поведения), - достигается не каждым, поскольку такое понимание воспитывается или не воспитывается в период социализации индивида (главным образом в родительской семье) [3; 14].
Именно о статистической группе людей, наделенных автономной моралью, говорится в вышеприведенном социологическом наблюдении Ч. Дарвина: в обществе всегда были, есть и будут люди, хотя их и немного, удерживающие общество от моральной деградации. Важно заметить, что речь у Ч. Дарвина идет о мизерной статистической группе «моральных героев», которые не только знают, в чем истинный смысл человеческой жизни, но и всем своим поведением это демонстрируют. Противоположный им полюс -тоже мизерная статистическая группа «моральных уродов», потерянная для императива морального поведения. Поэтому экзистенциальная философия обращена не к этим двум аудиториям, а к «негероическому», конформистскому, подверженному разного рода жизненным соблазнам общественному большинству - к обычным, нормальным людям, которые, погруженные в житейские будни, просто не задумываются об экзистенциальном измерении
своей жизни. В сущности, философы-экзистенциалисты используют метод Сократа, пытавшегося в своем общении с массовым человеком вынудить его самостоятельно прийти к базовым смыслам человеческого существования - вызвать у обычного, массового человека осознание своей жизненной ситуации.
Отсюда напрашивается определение того, что такое человек, что отличает человека от всех других форм жизни на планете Земля: человек - это осознающее себя существо в отношении окружающего мира и собственной жизнедеятельности. Ключевое здесь словосочетание - «осознающее в отношении», требующее, чтобы человек как социальное существо соотносил свою жизнь, свои поступки с жизнью и поступками других людей. Такое соотнесение и есть выполнение морального императива - ненарушения человеком прав другого человека. В свете этого определения «моральные герои» демонстрируют наивысший уровень человеческого в человеке, образец того, каким должен быть человек, а «моральные уроды», для которых чужие человеческие жизни ничего не значат, представляют что-то неодушевленное, не более чем расходный материал, - образец вырождения в человеке человеческого.
Экзистенциальная философия отвергает пустую позитивистскую формулу «смысл жизни - в самой жизни», так же как и, например, софистическое от Эпикура преодоление человеком страха смерти: «Мы со смертью никогда не встречаемся: когда мы есть, смерти нет, когда смерть есть, нас нет». Вместо подобных пустых утешений эта философия предлагает человеку трудную работу культивирования, воспитывания в себе человеческого -жизни по моральному императиву, по формуле «поступай как должно, и будь что будет», формуле общечеловеческого, индивидуализированного сознания, противоположного сознанию «племенному», а точнее, коллективному бессознательному, зафиксированному в социальной психологии понятием «толпа». Экзистенциальная философия призывает «массового» человека не опускаться до бездумного, инстинктивного «человека толпы», но подняться если не до уровня «моральных героев», то хотя бы до осознания неизбежности утраты в «толпе» как такового человеческого, а значит, и всякого смысла. Смысл индивидуальной человеческой жизни заключается в том, чтобы индивид осознавал необходимость поступать в любой жизненной ситуации в соответствии
с человеческим (моральным) долгом. Сознание морального долга спасительно в отношении не только духовного, но и физического выживания в невыносимых условиях. А. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» пишет, что тверже всего в лагерях держались именно верующие, так называемые религиозники, сектанты. В. Шала-мов подтверждает это наблюдение: «Если в лагере и были люди, которые, несмотря на все ужасы, голод, побои и холод, непосильную работу, сохранили неизменно человеческие черты, - это сектанты и вообще религиозники, включая православных попов. Конечно, были отдельные хорошие люди и из других групп населения, но это были только одиночки, да и, пожалуй, до случая, пока не было слишком тяжело. Сектанты же всегда оставались людьми» [4, с. 43]. Действительно, искренние верующие служат долгу (пусть этот долг - идея бога или любая другая высокая идея), т.е. реально живут по моральному императиву «поступай как должно, и будь что будет». И обретенный ими смысл должного дает им моральную силу самосохраняться в убийственных обстоятельствах.
Таким образом, философский экзистенциализм подсказывает не «моральным героям» и не «моральным уродам», а именно массовому человеку смысл его индивидуальной жизни: осмысленно, сознательно жить в соответствии с человеческим (моральным) долгом, не позитивистски, довольствуясь ощущениями здесь и сейчас, а в любой жизненной ситуации определяясь с должным поведением. Сознание морального долга (морального закона, по И. Канту) - вот что философский экзистенциализм пытается разбудить в массовом человеке, именно его гордость, что он - человек, и понимание того, что он не должен терять эту гордость, этот генеральный жизненный смысл ни в каких, даже самых мрачных обстоятельствах.
Как показало время, философский экзистенциализм с его пониманием абсолютной ценности индивидуальной жизни и усилиями поднять эту ценность в массовом сознании не остался «гласом вопиющего в пустыне», но оказался провидческой, вполне прикладной доктриной. Видный французский социолог С. Моско-вичи справедливо назвал XX в. «веком толп», когда средства массовой информации в условиях популярности социалистических-коллективистских идей эффективно формировали людские «тол-
пы» разного рода - политические, фанатские (в художественной культуре, спорте). «Век толп» хорошо описан в немецком драматургическом и литературном экспрессионизме 1920-1930-х годов -Б. Брехтом, Г. Фалладой, А. Деблиным, включая одного немецкого социолога, охарактеризовавшего состояние общества в национал-социалистической Германии словами: «Как, оказывается, легко превратить 80 млн львов в 80 млн баранов». В условиях подобной общественной тенденции - господства коллективного сознания -призыв экзистенциальной философии к сознанию индивидуализированному был очевидно маргинальным.
В XXI в. произошла грандиозная коммуникационная и информационная революция, радикально изменившая мировое общество. Оно стало глобальным, и, главное, благодаря цифровым коммуникационным технологиям, высвободившим человеческую / социальную коммуникацию из-под каких бы то ни было разрешительных регламентов, беспрецедентно повысилась его субъект-ность. Тем самым в мировом обществе возник огромный спрос на индивидуализированное сознание, на горизонтальные, субъект-субъектные взаимоотношения людей, и философский экзистенциализм оказался прикладной, эмпирически подтвержденной теорией. Собственно, так и должно было рано или поздно случиться, поскольку экзистенциальная философия ориентирована на субъ-ектность, свободу воли человека как неотчуждаемую его сущность. Попытки искоренить эту родовую человеческую сущность (политическими репрессиями или соблазном нового социального порядка) безнадежны: человек, в каких бы социально-политических условиях ни оказался здесь и сейчас, всегда будет стремиться жить в социально-политической среде, наиболее отвечающей его неотчуждаемой субъектной сущности. Поэтому мировое общество XXI в. не случайно пришло на смену «веку толп» - «модной» в XX в. социальной тенденции, глубоко противоречащей неотчуждаемому человеческому праву на свободу и субъектность. Кстати говоря, ранний К. Маркс строил свою политологию на идее сквозного в социальной истории фактора смены общественно-экономических формаций, называя таким фактором именно неотчуждаемые права человека, в разной мере отчуждавшиеся историческими общественно-экономическими формациями с пиком этого отчуждения в современном К. Марксу капитализме. По мнению Маркса, капита-
лизм середины XIX в. накопил критическую массу отчуждения для революционного воссоединения человека с неотчуждаемыми его правами, как он думал, в коммунистической формации. История поправила Маркса: общество обрело беспрецедентную субъект-ность не в коммунистической утопии, а благодаря цифровым коммуникационным технологиям XXI в.
Созданный цифровыми коммуникационными технологиями социальный контекст актуализировал подход к человеку с позиций экзистенциальной философии - как смысла и цели любой общественной активности. Экзистенциальное присутствие человека -именно как субъекта, центральной ценности, центрального смысла -проявилось в том числе и в науке. В естественных науках в силу четкого разграничения на уровне их метода между субъектом-познающим и объектом-познаваемым и, соответственно, недопустимости ценностного мышления экзистенциальное измерение запрещено. Субъектность познающего носит не индивидуально-человеческий, а сугубо инструментальный, профессиональный характер, служит внешней по отношению к целостному человеку цели. Тем не менее экзистенциальное, целостно-человеческое содержание проникает и в естествознание. Философы, теоретики и методологи науки давно показывают, что даже естественно-научное исследование добивается лишь вероятных, условных истин, которые получают титул истин не по своей самоочевидности, а по принятию их за истины научным сообществом в данной области. Иными словами, называемое в науке объективными истинами оказывается таковым не само по себе, а по решению специалистов, приходящих к согласию, что прошедшую все эмпирические проверки рассматриваемую теорию можно на данный момент признать истинной, но без гарантии, что она не будет отвергнута когда-нибудь в дальнейшем. И такая процедура принятия теорий, безусловно, не освобождает даже естественно-научные исследования от экзистенциального, целостно-человеческого, ценностного фактора. Тем более что общественные науки, имеющие дело с экзистенциальной реальностью человека / социума, просто обречены использовать экзистенциальный подход.
Собственно, апробирование именно экзистенциальной методологии общественных наук идет уже очень давно. Достаточно вспомнить методологию понимания (герменевтики) - типично эк-
зистенциальный подход, когда исследователь устанавливает с исследуемой человеческой / социальной реальностью субъект-субъектные отношения обратной связи, пытаясь встать на место исследуемой экзистенции, увидеть мир ее глазами, понять ее мотивы. Императив экзистенциальной методологии стучится в общественные науки особенно настойчиво сегодня - в глобальной социальной среде, сформированной цифровыми коммуникационными технологиями. Эти технологии дезорганизовали прежний мировой социальный порядок, в котором институт власти / государства в той или иной мере (в демократиях - меньше, в автократиях - больше) подавлял субъектность общества, которую новый мировой социальный порядок беспрецедентно раскрепостил, вынудив уже институт власти / государства искать новую свою нишу в системе беспрецедентной социальной самоорганизации. Благодаря цифровым коммуникационным технологиям произошла мировая социальная революция, и историю эту невозможно повернуть вспять, поскольку она не политическая, а технологическая, и в ней, как никогда, заявила о своих правах индивидуальная человеческая жизнь.
С тем что индивидуальная человеческая жизнь стала не только приватной, но и социальной ценностью, экзистенциальный мотив (ценности, смысл существования отдельного человека) пропитывает складывающееся сегодня мировое общество. Это прямой экзистенциальный вызов общественным наукам, на который они не могли не ответить и уже ответили существенной перестройкой своей методологии, значительно расширившей исследовательский инструментарий (далеко за академические пределы), ничем не стесненный выбор которого определяется приоритетной и в сущности герменевтической задачей - понять мотивированную человеком, насквозь пропитанную психологией социально-экономическую и социально-политическую реальность. И только решение этой экзистенциальной задачи понимания (с использованием многообразных партиципативных методов) [8; 10; 12; 17; 19; 20; 26] позволяет исследованию двигаться дальше - к созданию (разумеется, вероятностных) объяснительных и прогностических моделей, т.е. прикладных теорий.
О том, что в области общественных наук XXI в. складывается именно экзистенциалистская исследовательская парадигма,
предусматривающая двухступенчатую структуру исследования -ступень понимания и на ее основе ступень достижения знания, -свидетельствует популярность в исследовательском сообществе темы понимания. Категория «понимание» теснейшим образом связана с человеком как когнитивным (понимающим, познающим) существом. При этом понимание является не объективной, а субъективной и интерсубъективной категорией смысла, относящейся к индивидуальному человеку с его субъективным смысловым миром. И взаимопонимание между людьми, между их субъективными смысловыми мирами достигается лишь на поверхностном, интерсубъективном, не исчерпывающем взаимодействующие смысловые миры уровне. Другими словами, современный исследовательский интерес к экзистенциальной теме понимания продиктован реально возросшей субъектностью общества, складывающейся из множества субъектностей индивидуальных человеческих жизней, где каждая индивидуальная субъектность имеет значение, не исчезая в абстракции коллективного субъекта.
Пытаясь разгадать экзистенциальную головоломку человеческого понимания и взаимопонимания, исследователи обращают внимание на тот парадокс, что хотя людям и свойственно понимать все невероятное разнообразие действий друг друга, не удивительна и огромная проблема человеческого взаимопонимания. Поведение человека - продукт сложной персональной рефлексии, формирующей персональную мотивацию поведения. Информация о ней недоступна наблюдателям, и о ней невозможно судить по видимому поведению. Все люди в отношении друг друга в известном смысле отшельники, живущие каждый в своем мире и в общении между собой слушающие лишь каждый себя, когда любой диалог оказывается, в сущности, столкновением монологов. Вместе с тем для людей крайне важно взаимопонимание - просто потому, что человек по своей природе коммуникатор. Всегда существовала необходимость научного изучения аппарата человеческого понимания, но возникновение исследовательского интереса к этому чрезвычайно трудному предмету именно сейчас доказывает, что наука не просто так решила заняться вечной для человека проблемой понимания, но в ответ на экзистенциальный вызов общества. Показательно, что сегодня исследователи обращаются к герменевтической философии П. Рикера, который указывал, что следует
подходить к пониманию действий человека с очень конкретными вопросами: «кто», «что», «почему», «как», «где» и «когда», ответы на которые и дадут понимание, как у этой персоны сформировался именно этот мотив, что и привело к совершению персоной именно этого действия [11].
Ценно то, что продиктованное революционным сдвигом современного мирового общества от состояния организованности к состоянию самоорганизации исследовательское внимание к отдельной человеческой личности носит не общетеоретический, философский, но вполне прикладной характер. Исследователи изучают когнитивные механизмы адаптации людей к сложным (открытым, динамичным и малопредсказуемым) средам, способности индивида в таких средах принимать рациональные и в то же время гибкие, творческие и быстрые решения вплоть до решений экзистенциального характера. Например, исследуется, какой организационный дизайн среды, в которой оказываются люди, наилучшим образом активизирует их способность когнитивной адаптации к данной среде [21], активизирует то, что экзистенциалист А. Камю в своей интерпретации мифа о Сизифе называет «осознанием (пониманием) ситуации». И только когда осознание (понимание) ситуации состоялось, когда произошло когнитивное к ней адаптирование, возможно рациональное решение людьми, погруженными в ситуацию (рабочую или экзистенциальную), соответствующих (рабочих или экзистенциальных) задач.
Прикладная исследовательская разработка темы человека как адаптивной системы прямо свидетельствует об экзистенциальном подходе к человеку, поскольку изучаются именно адаптивные механизмы, которые защищают, сохраняют людей в разных жизненных ситуациях. Философия подобных прикладных исследований - явно экзистенциалистская, руководствующаяся идеей ценности отдельной человеческой жизни. Не случайно адаптивная система человека исследуется в современной - цифровой - социальной среде, что лишний раз показывает обусловленность нынешнего экзистенциального сдвига общественных наук именно характером современного мирового социума. Адаптационные механизмы людей анализируются методом психофизиологических замеров для оценки изменений функционального состояния человека. Такая информация собирается через датчики в режиме ре-
ального времени с целью выявить моменты повышенного спроса на когнитивные ресурсы испытуемого и найти способ вывести эти ресурсы на уровень, адекватный требованиям выполняемой испытуемым задачи. Одна существенная характеристика физиологических замеров, зондирующих адаптивную систему, - способность замера отразить изменения в поведении испытуемого. Например, исследователи определили, что на высоких уровнях когнитивной рабочей нагрузки некоторые реакции могут смещаться к своим базовым (нормальным) показателям, когда у человека происходит когнитивная мобилизация. Подобная реакция очень похожа на открытие «второго дыхания» у бегуна на длинные дистанции; у человека может открываться когнитивное «второе дыхание» при решении «длинной» когнитивной задачи. «Короткая» же когнитивная задача требует весьма концентрированной (уложенной в режим цейтнота) когнитивной мобилизации, и здесь также существует полная аналогия с бегуном-спринтером [27].
Важно заметить, что эти осуществляемые в рамках экзистенциального сдвига общественных наук прикладные исследования внимательны к отдельному человеку не как атомизированной единице человеческого мира, а как к индивидуальному участнику социального взаимодействия, социального обмена, коллективного (социального) действия, не теряющего в коллективе своей индивидуальности. Действительно, свою индивидуальность человек как социальное существо способен реализовать только в коллективе, где будет видна его индивидуальность. Экзистенциальный подход исследователей состоит именно в том, что предмет их внимания -не абстрактный, сам по себе, а реальный, социальный, участвующий в коллективных действиях индивидуум. Это - подход к человеку как целостности «двуликого Януса», целостности индивидуально-коллективного существа.
В научной литературе прямо отмечается, что в последние два десятилетия в области общественных наук очевиден рост внимания к когнитивному фактору индивидуально-коллективной деятельности человека. Феномен человеческого познания все больше рассматривается как базовый фактор именно коллективной человеческой деятельности. Тема познания уже перестает разрабатываться в некоем статическом ключе - как то, что происходит внутри отдельных голов по раз навсегда заведенному порядку.
Теряется интерес и к построению чисто анатомических (в рамках нейронауки) структурных моделей познания, когда мыслительные ряды ставятся в функциональную зависимость от нейрональных мозговых процессов. Сегодня уже нельзя уйти от реальности познания как прямого механизма социальной динамики - познания, которое работает в режиме своего распределения между людьми в их рабочих коллективах. И возникает вопрос о том, как осуществляется этот коллективный когнитивный процесс, как он распределяется между членами коллектива, оставаясь единым. Познание -дело не отдельных индивидуумов, но когнитивного обмена между ними, превращающего познавательный процесс в распределенное (между всеми участниками когнитивного обмена) познание. Распределенное познание испытывает в настоящее время огромное технологическое влияние не только со стороны социальных технологий, представленных на различных мобильных устройствах, но и со стороны виртуальной работы в условиях тотальной компьютеризации, вызвавшей к жизни новые проблемы, связанные с приватностью, информационной безопасностью, всевозможными рисками [18, р. 116-117]. Поэтому разрабатываемое сегодня исследователями понятие «распределенное познание» - экзистенциальное по своему содержанию. И вот прямая отсылка категории «распределенное познание» к экзистенциальному понятию «осознание ситуации», с помощью которого экзистенциалист А. Камю интерпретировал миф о Сизифе: «Одно из исследовательских расширений понятия "распределенное познание" - изучение когнитивного феномена осознания ситуации» [18, р. 118].
В связи с этим весьма красноречивым фактом является то, что ряд современных методологических текстов в области общественных наук специально посвящен категориям «осознание ситуации» (ОС), «когнитивная готовность» (КГ), «осознанный выбор» (ОВ), описанию их структуры и методам их измерения именно как индивидуально-человеческих характеристик социальных процессов [9; 13; 15; 16; 22; 24; 25]. ОС, КГ и ОВ представляют индивидуально-человеческие характеристики, поскольку они разные у разных людей, и сама исследовательская разработка таких характеристик лучше всего говорит об адекватном, в русле экзистенциалистской философии, ответе исследователей на становление современного мирового общества как выраженной экзистенциальной
реальности, в которой основательно заявляет о себе индивидуально-человеческий фактор.
Исследователи-обществоведы часто называют мировое общество XXI в. постмодернистским, указывая тем самым на его экзистенциалистскую сущность. Действительно, постмодернизм можно охарактеризовать следующим образом:
- разнонаправленность, в которой ни одно направление не имеет преимущества перед другими направлениями, все направления равноправны;
- плюрализм мнений, идей, поведения, когда ни одно мнение, ни одна идея, ни одно поведение не имеют преимущества перед другими - все мнения, идеи, поведенческие образцы равноправны;
- человеческий плюрализм, отменяющий организованное «хождение строем» и «пение хором»: каждый - «солист», каждый -«командир», каждый сам себе организатор.
Словом, постмодернистское общество - это в целом самоорганизующийся, «броуновского движения» социум, хаотический и турбулентный из-за столкновений резко умножившихся интересов при отсутствии институциональных арбитров разрешения таких конфликтов. В постмодернистском обществе произошло то, что можно пафосно назвать «гибелью богов», когда на освобожденную от «богов» социальную территорию пришло множество «лидеров общественного мнения» в виде, например, блогеров, имеющих свои аудитории в сотни тысяч и миллионы человек. Постмодернистское мировое общество XXI в. - демократия нового, экзистенциального типа, в которой электоральный голос общественного большинства уступает место индивидуально-человеческой разноголосице.
Исследователи, реагируя на эту формирующуюся сегодня экзистенциалистскую парадигму демократии, видят ее проблемы, высвеченные именно ее системообразующим индивидуально-человеческим фактором. В парадигме прежней институциональной демократии роль индивидуально-человеческого фактора вуалировалась фактором электоральных групп и демократической процедурой электорального процесса. Когда же в наступившей постмодернистской реальности вся социальная ответственность взвалилась на индивидуального человека, стало отчетливо видно,
что человек как отдельная человеческая единица - не «сверхчеловек», что он, лишенный групповой защиты, слаб, и непонятно, как из постмодернистского «броуновского движения» может вывариться упорядоченность, организованность, процедурность, направленность. Поэтому исследователи задаются вопросом о том, на что способен человек постмодернистской (экзистенциальной) социальной реальности, каковы его ценностные ориентации, поскольку ценностное отношение к действительности формирует у человека позицию, делает его мотивированным, целеустремленным.
Ценности, мотивации, поведение человека постмодернистской глобальной социальной реальности XXI в. - еще один, наряду с методологической разработкой понятий ОС, КГ и ОВ, сегодняшний исследовательский интерес, находящийся в экзистенциалистской парадигме общественных наук. Так, в центр внимания исследователей попадает вопрос о социологической роли скрытых глубоко индивидуальных человеческих побуждений, т.е. вопрос о человеке с точки зрения не бихевиоризма, но когнитивизма, именно экзистенциализма [5; 19]. Рассматривается индивидуально-человеческий фактор с ценностной его стороны в условиях современной социальной реальности, постмодернизм которой, связанный с ценностным плюрализмом, ставит вопрос о статистическом соотношении ценностей в современном плюралистичном обществе - материальных и постматериальных. Понятно, что хотя постмодернистское общество - разнонаправленное (ненаправленное) и равноправное, но статистически магистральным должно быть постматериальное ценностное направление, коль скоро системообразующим в постмодернистской социальной реальности XXI в. является индивидуально-человеческий, экзистенциальный фактор. Материалисты с их массовым сознанием, хотя их и статистическое большинство, оказываются в такой в целом экзистенциальной реальности не в социально-ценностном тренде, который представляет статистическое меньшинство постматериалистов с их индивидуализированным сознанием. Материалисты сосредоточиваются на достижении контроля над объектной реальностью и ее трансформировании, тем самым удовлетворяя свои самые заветные желания. Для постматериалистов же опыт взаимодействия с физическим миром лишен персональных материальных выгод в
виде обретения власти над физической реальностью. Реальный человек всегда есть материально-постматериальное единство, и люди делятся на тех, кто скорее материален, чем постматериален, и тех, кто скорее постматериален, чем материален. С возрастом ценностные ориентации человека до некоторой степени меняются с изменением экономических и социальных условий, но его базовая позиция бывает мало поколеблена. По одной ценностной модели, базовая ценностная структура человека формируется в юности, и сильный фактор этого формирования - сосредоточенность на том, чего не хватает и что поэтому становится ценностью. Так статистически формируются ценностные модели поведения людей, сдвигающие в поколениях материально-постматериальное ценностное соотношение.
Другая линия анализа в отношении материально-постматериального соотношения ориентаций людей опирается на представление о рациональном человеческом поведении, о том, что предпринимаемые людьми действия носят рациональный характер и отражают ценности вопросов о том, кто такой человек и что он делает в этой жизни. Эта ценностная модель согласуется с истиной о сложности и многообразии человеческих мотиваций, с той истиной, что человеческое поведение руководствуется чем-то еще, кроме простого материализма, сосредоточенного на материальных приобретениях. Исследователи находят, например, что именно постматериальные ценности обусловливают добровольческую деятельность и что наиболее склонны к участию в добровольческой деятельности люди с высокой социальной коммуникабельностью. И это лишний раз подтверждает в целом постматериальный характер современного мирового общества с его беспрецендентной свободой человеческой / социальной коммуникации.
Человек - ценностное существо, поэтому любая его социальная активность имеет ценностное измерение. Политическая активность - не исключение. Участие в политике может быть пассивным, как это происходит для огромных масс людей, голосующих на выборах. Однако другое дело - политические активисты, те, кто участвует в подписании разного рода петиций, бойкотировании, протестных демонстрациях и т.д. Исследования показали, что постматериальные ценности позитивно, а материальные - негативно влияют на активность участия в политике. Вы-
бор постматериализма имеет важные макроэкономические последствия. Если в обществе возрастает доля постматериального поведения и соответственно снижается доля поведения, обусловленного материальными ценностями, то возникает больше времени и возможностей для осуществления креативных проектов. Это влечет за собой падение популярности потребительства, поскольку постматериальное поведение преследует достижение не личного, а общего блага. Притом что это связано с разобщением людей, являющимся средством повышения роли индивидуально-человеческого, экзистенциального фактора [5, p. 84-85, 88, 96].
Формирование в настоящее время экзистенциалистской исследовательской парадигмы в области общественных наук сказывается в том, что множатся прикладные исследования, предметом которых выступают любые частные, единичные проявления социальной активности, относимые раньше к чуждой высокой науке сфере приватной человеческой жизни, но теперь рассматриваемые как ключ к разгадке тайны общества. Исследователи считают, что «даже самое мелкое и тривиальное действие человека может высветить в целом социальную среду, в которой человек произвел это свое незначительное действие. Поэтому, во-первых, должна быть серьезная социология повседневной жизни (sociology of everyday life). Во-вторых, нужна социология, специально исследующая "странное человеческое поведение", причем не в терминах психопатологии и / или аморализма, но с той позиции, что такое поведение не является асоциальным, что оно - просто иная социальность, допускающая разные интерпретации, такие как протест против обыденности, самоутверждение и другие» [19, p. 647].
В этом же ряду находятся исследования, посвященные социальному напряжению, вызываемому лежащим глубоко в природе человека конфликтом между коллективным и индивидуальным его поведением. Именно отсюда возникает напряжение между глобальным миром и локальными мирами, снижающееся при установлении глобально-локального равновесия, нарушение которого в пользу одной или другой стороны вызывает на противоположной стороне хаос, что и демонстрирует мировое общество XXI в. Резкий сдвиг равновесия между коллективным и индивидуальным поведением человека в пользу индивидуального поведения стал причиной хаотизации (постмодернизации) глобального социально-
го пространства. Напряжение между коллективным и индивидуальным поведением человека создает вечную проблему взаимопонимания между людьми, поскольку только в коллективном человеческом поведении работает индивидуальный человеческий аппарат понимания, работает только через лингвистический обмен, только в диалогическом контексте. В современном обществе с его мощной тенденцией к самоорганизации, сильно возросшей ролью индивидуально-человеческого фактора проблема человеческого понимания существенно актуализировалась из-за ослабления коллективистского контекста лингвистического обмена. Это сильно затруднило такой обмен, происходящий теперь на низком уровне интерсубъективного понимания - как обмен монологами. Именно поэтому экзистенциалистская тема человеческого понимания оказалась в центре исследовательского внимания. И разрабатывая эту тему, исследователи уже не могли занять отстраненную позицию в отношении изучаемой реальности (человеческого понимания), вынуждены были в прямом смысле погрузиться в экзистенциальную реальность лингвистического обмена, становиться «полевыми» участниками этого обмена с обязанностью решения исследовательской задачи - установления механизма (методологии) взаимопонимания между обменивающимися сторонами. Такая явно экзистенциальная исследовательская задача предусматривает метод идентификации коммуникационных напряжений, которые представляют сущность человеческого мира. Поэтому отвечающий самой природе социума метод идентификации коммуникационных напряжений вполне может претендовать на место базового метода общественных наук [10].
Список литературы
1. Дарвин Ч. Сочинения. - Москва ; Ленинград : Изд-во Академии наук СССР, 1953. - Т. 5 : Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор. - 1040 с.
2. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Камю А. Сумерки богов / под ред. А.А. Яковлева. - Москва : Политиздат, 1989. - С. 230-231.
3. Фромм Э. Психоанализ и этика. - Москва, 1993. - 416 с.
4. Шаламов В. Что я видел и понял в лагере // Дусаев О. 18 июня - сто лет со дня рождения великого русского писателя Варлама Шаламова [Электронный ресурс] // Новое время. - Москва, 2007. - № 19. - URL: https://newtimes.ru/ articles/detail/11902/
5. Booth D. Postmaterial experience economics // Journal of human values. - 2018. -Vol. 24, N 2. - P. 83-100.
6. Daye Ch. How to train your oracle : the Delphi method and its turbulent youth in operations research and the policy sciences // Social studies of science. - 2018. -Vol. 48, N 6. - P. 846-868.
7. Diogenes Laertii de vitis, dogmatis et apophthegmatis clarorum philosophorum, libri X. - Genevae : Excvd. Henr. Steph, 1594. - 808 p.
8. Enriching qualitative research by engaging peer interviewers : a case study / Devot-ta K. [et al.] // Qualitative research. - 2016. - Vol. 16, N 6. - P. 661-680.
9. Gutzwiller R., Clegg B. The role of working memory in levels of situation awareness // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2013. - Vol. 7, N 2. -P. 141-154.
10. Hong X., Falter M., Fecho B. Embracing tension : using Bakhtinian theory as a means for data analysis // Qualitative research. - 2017. - Vol. 17, N 1. - P. 20-36.
11. Keestra M. Understanding human action. Integrating meanings, mechanisms, causes, and contexts // Трансдисциплинарность в философии и науке : подходы, проблемы, перспективы / под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. - Москва : Издательский дом «Навигатор», 2015. - С. 201-235.
12. Kezar A., Maxey D. The Delphi technique : an untapped approach of participatory research // International journal of social research methodology. - 2016. - Vol. 19, N 2. - P. 143-160.
13. Kluge A., Burkolter D. Enhancing research on training for cognitive readiness: research issues and experimental designs // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2013. - Vol. 7, N 1. - P. 96-118.
14. Kohlberg L. Moral development, moral education, and Kohlberg : basic issues in philosophy, psychology, religion, and education / Ed. by Munsey B. - Birmingham : REP, 1980. - VIII, 478 p.
15. Langhals B., Burgoon J., Nunamaker J. Using eye-based psychophysiological cues to enhance screener vigilance // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2013. - Vol. 7, N 1. - P. 83-95.
16. Mason P., McQuade J. Preface to the special issue on exploring cognitive readiness in complex operational environments : advances in theory and practice // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2013. - Vol. 7, N 1. - P. 66-68.
17. Mawer M. Observational practice in virtual worlds : revisiting and expanding the methodological discussion // International journal of social research methodology. -2016. - Vol. 19, N 2. - P. 161-176.
18. McNeese M. The phenomenal basis of human factors: situating and distributing cognition within real-world activities // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2016. - Vol. 10, N 2. - P. 116-119.
19. Michael M. Notes toward a speculative methodology of everyday life // Qualitative research. - 2016. - Vol. 16, N 6. - P. 646-660.
20. Nachane D. Methodology of the social sciences in the age of complexity : unity, autonomy or integration? // Journal of interdisciplinary economics. - 2016. -Vol. 27, N1. - P. 1-32.
Anu-3ade A.A.
21. Naikar N., Elix B. Reflections on cognitive work analysis and its capacity to support designing for adaptation // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2016. - Vol. 10, N 2. - P. 123-125.
22. Predicting team performance in a dynamic environment: a team psychophysiological approach to measuring cognitive readiness / Walker A., Muth E., Switzer F., Rosopa P. // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2013. -Vol. 7, N 1. - P. 69-82.
23. Roth W.-M. Cultural practices and cognition in debriefing // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2015. - Vol. 9, N 3. - P. 263-278.
24. Saetrevik B., Eid J. The «Similarity index» as an indicator of shared mental models and situation awareness in field studies // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2014. - Vol. 8, N 2. - P. 119-136.
25. Supporting complex decision making through option awareness / Pfaff M. [et al.] // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2013. - Vol. 7, N 2. -P. 155-178.
26. The social sciences and the web: from «lurking» to interdisciplinary «big data» research / Bone J. [et al.] // Methodological innovations. - 2016. - Vol. 9. - P. 114.
27. Utility of baroreflex sensitivity as a marker of stress / Anderson A. [et al.] // Journal of cognitive engineering and decision making. - 2016. - Vol. 10, N 2. - P. 167177.
