Научная статья на тему 'Экзистенциальная модель человека и "богоубийцы" в текстах Ф. М. Достоевского'

Экзистенциальная модель человека и "богоубийцы" в текстах Ф. М. Достоевского Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
1307
201
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
EXISTENTIALISM / PERMISSIVENESS / "LOGICAL SUICIDE" / POST-SACRAMENTAL SPACE / ABSURDITY / "DEICIDE" / ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ / ВСЕДОЗВОЛЕННОСТЬ / "ЛОГИЧЕСКОЕ САМОУБИЙСТВО" / ПОСТСАКРАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО / АБСУРД / "БОГОУБИЙЦА"

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Тимченко Н. С., Бетенькова Е. М., Миронова С. В., Тимченко С. А.

В статье рассматривается вопрос о том, правомерно ли считать Ф.М. Достоевского одним из духовных отцов экзистенциализма. В процессе решения этой проблемы анализируются экзистенциальная модель человека и его жизненного пути и образы героев трёх романов Достоевского: «Преступление и наказание» (Родион Раскольников), «Братья Карамазовы» (Иван Карамазов), «Бесы» (Алексей Кириллов). Именно эти персонажи называются Ж-П. Сартром и А. Камю героями, реализующими абсурдные истины вседозволенности и «логического самоубийства». В результате анализа названных произведений авторы статьи приходят к выводу что русский писатель-философ твердо стоял на платформе христианства и предтечей экзистенциализма считается ошибочно.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

EXISTENTIAL MODEL OF MAN AND “DEICIDE” IN F.M.DOSTOYEBSKY'S TEXTS

The article discusses a question of whether it is legitimate to assume that F.M. Dostoevsky was one of the spiritual fathers of existentialism. In the process of solving this problem, the existential model of a person and his life path and the images of the heroes of Dostoevsky’s three novels are analyzed: “Crime and Punishment” (Rodion Raskolnikov), “The Brothers Karamazov” (Ivan Karamazov), “Demons” (Alexey Kirillov). These characters according to J.-P Sartre and A. Camus are heroes who realize the absurd truths of permissiveness and “logical suicide”. As a result of the analysis of these works, the authors of the article come to the conclusion that the Russian writer-philosopher stood firmly on the platform of Christianity and is considered the forerunner of existentialism for no reason.

Текст научной работы на тему «Экзистенциальная модель человека и "богоубийцы" в текстах Ф. М. Достоевского»

Н.С. Тимченко, д-р социол. наук, проф., зав. каф. гуманитарных наук, Алтайский государственный медицинский университет, г. Барнаул, E-mail: nattimchenko@yandex.ru

ЕМ Бетенькова, канд. филос. наук, доц. каф. гуманитарных наук, Алтайский государственный медицинский университет, г. Барнаул, E-mail: elena.betenkova@gmail.com

С.В. Миронова, канд. социол. наук, доц. каф. гуманитарных наук, Алтайский государственный медицинский университет, г. Барнаул, E-mail: sve14042009@yandex.ru

С.А. Тимченко, ст. преп. каф. гуманитарных наук, Алтайский государственный медицинский университет, г. Барнаул, E-mail: nattimchenko@yandex.ru

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ МОДЕЛЬ ЧЕЛОВЕКА И «БОГОУБИЙЦЫ» В ТЕКСТАХ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО

В статье рассматривается вопрос о том, правомерно ли считать Ф.М. Достоевского одним из духовных отцов экзистенциализма. В процессе решения этой проблемы анализируются экзистенциальная модель человека и его жизненного пути и образы героев трёх романов Достоевского: «Преступление и наказание» (Родион Раскольников), «Братья Карамазовы» (Иван Карамазов), «Бесы» (Алексей Кириллов). Именно эти персонажи называются Ж-П. Сартром и А. Камю героями, реализующими абсурдные истины вседозволенности и «логического самоубийства». В результате анализа названных произведений авторы статьи приходят к выводу, что русский писатель-философ твердо стоял на платформе христианства и предтечей экзистенциализма считается ошибочно. Ключевые слова: экзистенциализм, вседозволенность, «логическое самоубийство», постсакральное пространство, абсурд, «богоубийца».

Экзистенциализм, родившийся и развивавшийся в ХХ веке, имеет своим центром проблему человеческого существования в мире, моделирует путь человека к истине. Экзистенциалисты считают своими духовными наставниками Кьеркегора, Ницше и Достоевского.

Отправной точкой экзистенциальной концепции стала знаменитая формула Ницше: «Бог умер». Она означает утрату человечеством веры как основы жизненного поведения, оправдания страданий и смерти и опоры во взаимодействии с миром, который, хоть и кажется часто враждебным и несправедливым, имеет высший смысл, непонятный человеку, но известный Богу В условиях утраты веры в Бога, то есть в постсакральном пространстве, необходимо дать человечеству новую опору, создать новую поведенческую модель, которая наполнит жизнь новым смыслом. В этом и состоит цель философии экзистенциализма. Её создатели оказались милосерднее немецкого философа: их рецепт осмысленного существования возможен не только для сильной личности, «аристократов духа», но для каждого человека.

Кьеркегор подсказал экзистенциалистам начало творчества экзистенции: необходимость абсолютного выбора в состоянии отчаяния от страха смерти и кажущейся бессмысленности жизни. Личность должна выбрать себя в своём вечном значении, то есть грешной, виновной и раскаивающейся, осуществив таким образом свою внутреннюю свободу Результатом поисков выхода из этого состояния является, по Кьеркегору, переход в религиозную стадию через необъяснимый «прыжок» веры, осуществляемый вопреки разуму, через абсурд. Концепция Кьеркегора стала основой теистической ветви экзистенциализма, которая в основных пунктах согласуется с христианским учением:

- бытие Бога несомненно, Его законы - благо;

- человек - подобие Божье, поэтому ему доступны богопознание и познание Божьего мира;

- путь человека, некогда утратившего веру, имеет целью приход к Богу, который возможен только через христианскую жизнь.

От христианских канонов эту ветвь экзистенциализма отличает отказ от идеи Божьего предопределения человеческой жизни: решение собственной судьбы в руках личности и зависит от её отношения к космосу и Богу Утратив веру, человек понимает, что находится в чуждом ему мире; в моменты потрясений («пограничных ситуаций», по Ясперсу) происходит «озарение экзистенции» - необходимость свободного постижения себя, которое приведёт к сознательному выбору веры. Заметим в скобках, что такое возвращение к Богу по необходимости не кажется нам продуктивным. К тому же, несмотря на признание богоподобия человека и того, что он несёт Бога в себе, Творец всего сущего осознаётся экзистенциалистами как сила, внешняя по отношению к человеку, с которой можно поссориться, которой можно изменить, но, покаявшись, заслужить прощения и помириться. Может быть, об этом не стоило бы говорить, если бы третьим духовным отцом экзистенциалисты не считали Достоевского, и именно его фразу «Всё позволено». По замечанию Ж.-П. Сартра, слова Достоевского: «Если бога нет, всё позволено», - стали отправной точкой экзистенциализма, причём последний сделал из этих слов «трезвые, последовательные выводы» [1, с. 331].

Следует отметить, что слова, вдохновившие экзистенциалистов, принадлежат не самому писателю, а одному из героев романа «Братья Карамазовы» Ивану. В полном варианте мысль эта выглядит следующим образом: если бога и бессмертия нет (то есть если веры нет), то «для каждого частного лица.., не верующего ни в бога, ни в бессмертие своё, нравственный закон природы должен... измениться в полную противоположность. религиозному, и. эгоизм даже до злодейства. должен быть дозволен человеку. и даже признан необходимым, самым разумным. исходом в его положении» [2, с. 81]. «Нет добродетели, если нет бессмертия» [2, с. 82], так как такого закона природы, чтобы человек любил человечество, не существует. Необходимо понять, как относится к этой теории своего героя автор, а для этого выяснить личность Ивана: его кредо (если он су-

ществует), причины его убеждений и его поведение. Сделать это будет непросто, ибо характер, слова и поступки этого героя полны противоречий.

Вряд ли Ивана Карамазова можно назвать атеистом. Скорее он считает, что Бога и законы, данные Им миру, необходимо отменить, потому что они слишком многого требуют от «слабого, порочного и ничтожного» человека. Но поскольку большинство человечества «всегда ищет, пред кем преклониться», Бога должен заменить кумир - человекобог - сильная личность, которая в состоянии вынести бремя свободы и знания. Мир жесток и несправедлив, он таким и останется, но знать об этом будут только «сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла». Остальные «тысячи миллионов счастливых младенцев», подчинившись сильным и получив от них хлеб земной и разрешение безнаказанно грешить, обретут покой и умиротворение. Эта теория изложена Иваном в его поэме о Великом Инквизиторе, который собирается исправить подвиг Христа. Несомненно, Иван считает себя таким «аристократом духа», по терминологии Ницше, и уверен, что им движет любовь к слабым и несчастным, «униженным и оскорблённым». Следует отметить, что такая программа идёт в разрез с экзистенциальной концепцией, которая оставляет каждому человеку возможность и даже необходимость свободного выбора жизненного поведения после осознания враждебности и абсурдности мира. Видимо, это и есть «разумные и последовательные выводы», о которых говорит Сартр.

Однако абсолютно ли убеждён сам Иван в верности своей теории? Зачем он пересказывает поэму Алёше - монастырскому послушнику, свято верующему? Чтобы услышать от него ответ «расстрелять» (помещика, затравившего собаками ребёнка) и таким образом испытать теорию на прочность? Зачем он пишет статью о необходимости государства-церкви почти одновременно с другой, где доказывает, что безбожнику «всё позволено»? Зачем говорит об обеих этих взаимоисключающих идеях на приёме у старца Зосимы? На все эти вопросы отвечает старец: «Идея эта ещё не решена в вашем сердце и мучает его. пока с отчаяния. вы. забавляетесь.., сами не веруя своей диалектике.»

Мы застаём Ивана на пороге выбора себя (по экзистенциальной терминологии) и своего жизненного пути, выбора сложного и мучительного для него. Отличает героя Достоевского от экзистенциального человека ограниченность этого выбора и определённость взаимоисключающих сил, между служением которым он обречён выбирать. В мировоззрении и художественном мире Достоевского существуют только две борющиеся за человека силы: Бог и дьявол. Ограничивает ли такая альтернатива свободу выбора и зависящего от этого выбора жизненного поведения? Свободен ли Иван Карамазов? Он ведь ищет именно независимости от Бога. Придуманный им Великий Инквизитор такую свободу обрёл: «Мы не с тобой, а с ним - вот наша тайна!» - говорит он Христу. Он собирается использовать имя Спасителя и Его учение в собственных интересах, приобретая таким образом власть не только над обманутыми людьми, но и над ним самим. Он не позволяет Христу разубедить себя: «Поцелуй горит на его сердце, но старик остаётся в прежней идее» [2, с. 298]. Иван тоже в «прежней идее»: «всё позволено» - его кредо, к которому он пришёл путём размышлений над мироустройством и человеком, то есть рационалистически. Позволено любое деяние, которое выгодно, любой грех, позволено «бога убить». Такое удивительно точное выражение употребляет, говоря о своём грехе, десятилетняя Матрёша, совращённая Ставроги-ным, литературным «братом» Ивана, обвиняя себя, а не развратившего её «че-ловекобога». Откуда в таком случае колебания, метания, исповеди? На поверку оказывается, что «убить бога» вне себя достаточно просто: растлевающие речи и без того готовых на грех людей (Иван и Смердяков, Иван и Дмитрий); создание «постсакрального пространства» (которого, по убеждению Достоевского, в России не было и быть не могло). Но для обретения истинной свободы этого недостаточно. Главное - убить бога в себе, в своём сердце. Возможно ли это? Все события, происходящие в романе, убеждают нас в невозможности этого акта.

А. Камю считает, что Иван реализует абсурдную истину «всё позволено», имея в виду, вероятно, убийство старика Карамазова. Однако действительно

реализует её, непосредственно совершает убийство незаконнорождённый брат Ивана, развращённый его разговорами Смердяков. Сам же Иван даже от себя скрывает, что желает смерти отца, не позволяет себе понять смысла весьма прозрачных намёков лакея, убеждает себя в том, что убил Дмитрий, так как в этом случае даже косвенной вины его самого нет. Вряд ли им движет трусость, Иван слишком горд, чтобы подчиниться такому неблагородному чувству Что заставляет его признаться в своём преступлении (которое для суда и не преступление вовсе), когда уже ничего доказать невозможно, так как единственный свидетель его вины Смердяков мёртв? «Страшно впасть в руки бога живаго». Совесть - «живой бог» - всегда в душе человека, и этот бог не позволяет ему безраздельно и бестрепетно отдаться в руки дьявола. «Тут дьявол с богом борется, а поле битвы -сердца людей». Это об Иване, который одновременно испытывает ненависть и к дьяволу, явившемуся ему в кошмаре, и к чувству, заставляющему его покаяться, но сопротивляться этому чувству не может. Даже Смердяков, снижающий двойник Ивана, не выдерживает греха и кончает жизнь самоубийством.

Иван так и остаётся на пороге выбора, не решается пока его переступить. Его сердце раздирают на части гордыня, не позволяющая принять смирение и служение богу, порождение «подлого ума», и отвращение к преступлению и цинизму, которых не приемлет его душа. Соучастие в преступлении, которое он скрывает от себя самого, не является реализацией абсурдной идеи. Иван не находится в ситуации экзистенциального человека, окончательно утратившего веру в бога, оказавшегося один на один с враждебным миром, обнаружившим эту враждебность по отношению к человеку и вынудившем его вырабатывать жизненное поведение, которое позволит ему в этом мире существовать, опираясь только на силы собственной познанной личности. Иван Карамазов не испытывает жестокости действительности (а не мироздания в глобальном смысле) в собственном опыте, он теоретик, им движет гордость, мешающая вере. У его преступления неблагородный, меркантильный мотив. Все эти нюансы поступка героя остаются незамеченными Камю.

Если уж искать у Достоевского человека, реализовавшего идею вседозволенности, то это, несомненно, Родион Раскольников. На первый взгляд, он живёт по правилам экзистенциализма. Первое потрясшее его впечатление связано со смертью, а, вернее, с убийством, зверски жестоким и бессмысленным [3, с. 5]. Он видит безнаказанность силы, уничтожающей слабое существо, неспособное ей сопротивляться. То, что происходит с мальчиком, можно с некоторой натяжкой назвать «озарением экзистенции»: в ребёнке говорит не разум, который ещё не может осмыслить увиденное, а чувства, то «ненасытимое сострадание», которое толкает его к бунту и остаётся в его душе, когда руководство выбором и поступками героя принимает на себя «евклидовский ум». Все жизненные наблюдения и переживания убеждают Раскольникова в несправедливости божьего мироустройства: собственная нищета, бедность родных и зависимость сестры от власть имущих, несчастья семейства Мармеладовых, жизнь «униженных и оскорблённых» в условиях тупика, когда «некуда пойти». Разум и сострадание подсказывают ему выход, который кажется герою единственно возможным, хотя и жестоким, -путь бунта и кровопролития, путь вседозволенности ради достижения «нового Иерусалима». Раскольников изучает себя, свои возможности подобно экзистенциальному человеку, но не ради поисков личного пути. Ему нужно убедиться в собственных силах, в собственной способности переделать этот мир, устроить его так, чтобы в нём люди, подобные Лужину, не могли «жить и делать гадости», а Катерина Ивановна не была обречена на медленное и неотвратимое умирание. Но оказывается, что благими намерениями выстлана дорога в ад. Взбунтовавшись против бога, герой переживает мучительную борьбу с собой: его душа, «бог живой», восстаёт против теории, поработившей «подлый» ум. Раскольников не утратил веру в бога окончательно, он потерял доверие к нему и данному им миру закону; он считает, что человек может быть равен богу и дать миру новый, лучший закон. То, что герой принимает за слабость, в действительности является залогом его будущего спасения, которым автор считает обретение истинной веры. Пройдя через преступление («убийство» бога, грехопадение), наказание (внутреннюю борьбу-болезнь, самоизоляцию), покаяние (признание в убийстве), Раскольников приходит к богу не через абсурд (прыжок, не продиктованный разумом, необъяснимый), а вполне логично и предсказуемо: душа, полная любви и сострадания, побеждает и усмиряет бунт.

Точки соприкосновения у произведений Достоевского с экзистенциализмом, несомненно, есть. А. Камю правильно отмечает озабоченность героев писателя поисками смысла жизни в несправедливом мире. Все они принуждены делать активный сознательный выбор между добром и злом, ориентируясь на возможности собственной личности. Сближает русского мыслителя с экзистенциализмом и отношение к рациональному знанию как явлению, не приносящему человеку счастья и лишающему его внутренней свободы, толкающему личность

Библиографический список

на противоестественные поступки. Однако исходная точка пути человека в обществе (а не в мироздании) коренным образом отличается от экзистенциальной, так же, как и конечный пункт этого пути. Героями писателя движет стремление помочь страдающим людям, а не достижение собственного душевного комфорта. Пройдя через трагические метания и заблуждения, они встают на путь русского инока, видящего высшее назначение и счастье человека в уничтожении своего Я и отдалении его всем безраздельно и безответно. Это путь Алёши Карамазова, Сони Мармеладовой, будущий путь Раскольникова. Русский писатель-философ твёрдо стоит на христианской идеологической и этической платформе.

Отличает мировоззрение Достоевского от экзистенциализма и его отношение к вседозволенности, которая неизбежно приводит к преступлению (в самом прямом, юридическом смысле) человека, разрешившего себе её реализовать. Образы Ивана Карамазова, Смердякова, Раскольникова - недвусмысленное тому свидетельство. Но если эти герои не выдерживают последствий человекоубийства и платят за свой грех страшную цену, то Лужин («Преступление и наказание») и Пётр Верховенский («Бесы») не сомневаются в своём праве на любые поступки, если они приносят им выгоду. В полифонических романах Достоевского, где каждый герой имеет возможность свободно и всесторонне раскрыть свою личность, очень немного отрицательных персонажей, так как все действующие лица неоднозначны («широк человек»). Но к вышеназванным героям это не относится. Они совершают преступления бестрепетно и не считают себя виновными. Лужин готов погубить Соню и ускоряет смерть Катерины Ивановны, Верховен-ский нагромождает горы трупов ради мелкой мести и для того, чтобы обезопасить себя. Этим господам удалось убить бога в себе, и писатель показывает, к каким страшным последствиям для окружающих и самого богоубийцы это приводит, во что превращает человека отсутствие в нём «дыхания божия».

А. Камю, исследовав творчество русского мыслителя и найдя в нём черты экзистенциальной теории, обвинил Достоевского в непоследовательности: гениально передав «всю близость и всю пытку абсурдного мира», он делает вывод, что «жизнь есть ложь и она является вечной», а в качестве выхода из противоречий между личностью и миром предлагает смирение [4, с. 123]. Для человека, хорошо знакомого с творчеством Достоевского, такая трактовка главной идеи писателя выглядит более чем странной. Достаточно вспомнить финальный разговор Алеши Карамазова с мальчиками, чтобы понять, насколько эта трактовка ошибочна. «...не бойтесь жизни! - говорит Алеша. - Как хороша жизнь, когда что-нибудь сделаешь хорошее и правдивое» Смирение, которое писатель проповедует вслед за Священным Писанием, вовсе не означает пассивности человека, капитуляции перед злом. Люди вольны и даже обязаны противостоять злу, не пользуясь, однако, его приемами. Единственное средство, достойное человека и доступное ему, - добрые дела, способные пусть немного и не скоро, но улучшить этот мир и облегчить жизнь несчастных и страдающих. Это уничтожение зла в своем сердце, способность служить добру в жестоком и несправедливом мире. «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его», - сказано в Евангелии от Иоанна [5, с. 5]. Смириться означает для человека обуздать свою гордость, не равнять себя с Богом, не пытаться перетворить мир с помощью теорий, созданных несовершенным человеческим разумом. Достоевский убедительно доказывает, что любая, самая оригинальная и гуманная человеческая теория, при столкновении с живой реальностью разрушается жизнью или превращается в собственную противоположность. Такая метаморфоза происходит и с идеей Кириллова, одного из героев романа «Бесы», которого Камю считает «абсурдным героем», «так как его самоубийство - протест против абсурдности человеческого существования в непонятном и унижающем его мире и утверждение своеволия как основы, определяющей путь человечества» [6, с. 71]. Всё это верно до определенного момента. Умереть, не испытывая страха перед лицом смерти, у Кириллова не получается, страх доводит его до безумия, он в лихорадке. А ведь именно отсутствие страха, по мысли Кириллова, уравнивает человека с Богом и убивает Бога. Более того, Кириллов позволяет Верховинскому использовать его самоубийство в своих низменных целях, что совершенно уничтожает первоначальную «абсурдную» идею «логического» самоубийства.

Убеждённый противник всяческих теорий, этих волюнтаристских «игр разума», Достоевский видел единственное средство улучшения мира: уничтожение зла в собственном сердце и совершение добрых дел. Все его творчество служит доказательством этой идеи. Сам Камю, пережив войну, ближе узнав жизнь, отказался от «ребяческого исступления». Достигнув зрелости, он видит единственно верное правило жизни в том, чтобы жить и умирать, отказавшись быть богами, чтобы остаться людьми. «Человек. должен улучшить в мироздании все, что может быть улучшено, .человек может лишь арифметически уменьшить количество горя в мире» [4, с. 154].

1. Сартр Ж-П. Экзистенциализм это гуманизм. Сумерки богов. Москва: Изд-во полит литературы, 1990: 319 - 344.

2. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. Ч. 1-2. Москва: Современник, 1981

3. Достоевский Ф.М. Преступление и наказание: роман. Москва: Изд. Худ. лит, 1969.

4. Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство. Камю А. Бунтующий человек. Москва: Полит издат, 1990: 120 - 380.

5. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Барнаул: День, 1999.

6. Достоевский Ф.М. Бесы: роман. Москва: Худож. лит, 1990.

References

1. Sartr Zh-P 'Ekzistencializm 'eto gumanizm. Sumerki bogov. Moskva: Izd-vo polit literatury, 1990: 319 - 344.

2. Dostoevskij F.M. Brat'ya Karamazovy. Ch. 1-2. Moskva: Sovremennik, 1981

3. Dostoevskij F.M. Prestuplenie inakazanie: roman. Moskva: Izd. Hud. lit., 1969.

4. Kamyu A. Buntuyuschij chelovek. Filosofiya. Politika. Iskusstvo. Kamyu A. Buntuyuschij chelovek. Moskva: Polit. izdat, 1990: 120 - 380.

5. Bibliya. Knigi Svyaschennogo Pisaniya Vethogo i Novogo Zaveta. Barnaul: Den', 1999.

6. Dostoevskij F.M. Besy: roman. Moskva: Hudozh. lit, 1990.

Статья поступила в редакцию 02.12.19

УДК 81

Volkova N.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Russian Language and Literature, Gorno-Altaysk State University (Gorno-Altaisk, Russia), E-mail: volkova_n.altay@mail.ru

Galkina O.A., teacher (Russian Language and Literature), Maima Agricultural Technical College (Gorno-Altaisk, Russia), E-mail: 82lesenok82@mail.ru

LOVE POETICS IN THE STORY "THE RED FOXES" BY E.G. GUSHCHIN. The article reveals some aspects of poetics of the story of E. Gushchin "The Red Foxes". It shows that the love subject in the story is realized in a number of different ways by means of several codes: geometrical, color and natural. The image of the red foxes corresponds to a subject of freedom and choice. To this image the motive of the circle connected with the idea of recurrence, continuity is positioned. The characters cannot overcome these circles, built not by one generation of their predecessors. A floral code also gives additional meanings in realization of the main subject. The special poetics of the story places E. Gushchin in one row with the largest classics of 20 century.

Key words: E.G. Gushchin, regional literature, story poetics, theme of love, geometrical code, natural code, floral code.

Н.А. Волкова, канд. филол. наук, доц. каф. русского языка и литературы, Горно-Алтайский государственный университет, г. Горно-Алтайск, E-mail: volkova_n.altay@mail.ru

О.А. Галкина, преп. русского языка и литературы, Автономное профессиональное образовательное учреждение Республики Алтай «Майминский сельскохозяйственный техникум», г. Горно-Алтайск, E-mail: 82lesenok82@mail.ru

ПОЭТИКА ЛЮБВИ В ПОВЕСТИ Е.Г. ГУЩИНА «КРАСНЫЕ ЛИСЫ»

В данной статье раскрываются некоторые аспекты поэтики повести Е. Гущина «Красные лисы». Показано, что тема любви в повести реализуется многомерно, посредством нескольких кодов: геометрического, цветового, природного. Образ красных лис соотносится с темой свободы, выбора. Данному образу позиционируется мотив круга, связанного с идеей цикличности, неразрывности. Герои не могут преодолеть эти круги, «заложенные» не одним поколением их предшественников. Цветочный код также даёт дополнительные смыслы в реализации главной темы. Особая поэтика повести ставит Е. Гущина в один ряд с крупнейшими классиками XX века.

Ключевые слова: Е.Г. Гущин, региональная литература, поэтика повести, тема любви, геометрический код, природный код, цветочный код.

Изучение творчества Евгения Гущина на сегодняшний день актуально, так как его произведения не получили в филологической науке широкого исследования, хотя ещё при жизни творчество этого автора не раз было отмечено высокими наградами: автор был удостоен премии журнала «Наш современник» (1975), звания лауреата премии ВЦСПС и Союза писателей России за лучшее произведение о колхозном крестьянстве (1984); за роман «Ведьмин круг» получил премию Демидовского фонда (1993). Е. Гущин является дважды лауреатом краевой премии имени В.М. Шукшина (1991, 1995); лауреатом премии Алтайского края (1998). Был награждён медалью Петровской академии наук и искусств «За развитие литературы на Алтае» (2000), в 2004 г - премией им. Г Егорова.

Евгений Гущин является автором 15 книг художественной прозы: рассказов, повестей, романов. Широкую известность на Алтае и за его пределами принесли романы «Правая сторона», «Ведьмин круг» и повести «Облава», «По сходной цене», «Храм спасения». По рассказам «Тень стрекозы» и «Красные лисы» Новосибирская студия кинохроники поставила игровые фильмы, которые успешно шли по телевидению.

Изучением творчества Е. Гущина занимались В. Горн [1; 2], А. Бутаков [3], Л.К. Вальбрит [4] и др. «Проза Е. Гущина обращена к читателю думающему. Она ощутимо набирает эстетическую силу, в ней приметы нашего времени с его сложными общественными проблемами, многозначностью социально-нравственных коллизий» [2]. Важно также отметить, что о творчестве Е. Гущина в своё время высоко отзывался В. Распутин. Творчество Гущина целиком принадлежит родной алтайской земле, его богатой, но суровой природе, накладывающей неизгладимый отпечаток на людей этого заповедного края.

Тематика его произведений разнообразна: он писал о сибирской природе, о родном доме, о провинциальных сибирских чудиках, о любви, о чести и совести [5; 6]. Среди произведений о любви заметно выделяется повесть «Красные лисы» [7]. Она интересна своей особой поэтичностью. Отметим, что повесть была экранизирована Новосибирской студией кинохроники (фильм вышел под названием «Однажды осенью»). Книга Е. Гущина «Красные лисы» издавались и переиздавались в Барнауле, Иркутске, Новосибирске и Москве.

Тема любви является важной для понимания человека в творчестве Е. Гущина. В любви человек реализует лучшие свои качества: благородство, порядочность, честность. Однако в произведениях Гущина чаще даётся изображение любви трагической, в которой невозможны долговременные отношения героев. Автор делает акцент на мгновениях любви, которые дают радость и счастье. Герой у Гущина - немолодой и женатый, которому вдруг дано счастье полюбить. Любовь нарушает обычный ритм его жизни и одновременно высвечивает эмоциональную бедность его прежней жизни. В отношения двоих у Гущина всегда входит молва, которая способствует прекращению отношений, а также опошляет

то, что дорого герою (так, например, в повести «Небесное созданье» - это друзья, коллеги, просто жители деревни). Отношения часто прерываются обстоятельствами, оттого любовь трагична.

Повесть «Красные лисы» - это история любви, которая заканчивается, как часто это наблюдается в произведениях Е. Гущина, драматично: главный герой Иван вынужден оборвать свои чувства к молодой девушке Вере по просьбе своей семьи.

Рассмотрим, как на уровне поэтики реализуется исследуемая в данной статье тема любви. Отметим, что произведение, несмотря на свой малый объём, многомерно, здесь реализуется несколько кодов прочтения темы: можно говорить о геометрическом коде, о цветочном коде, о природном коде.

Проиллюстрируем, как реализуется геометрический код в повести. Как уже было сказано, в «Красных лисах» сюжет связан с традиционным любовным треугольником, который составляют Иван, его жена Мария и молодая девушка Вера. Но этот треугольник «затушевывается» другой фигурой - кругом, и мотив круга несёт определённую смысловую нагрузку на композиционном и идейном уровне произведения. Так, можно выделить несколько обозначенных кругов: семейный круг (к нему относятся отец, брат Ивана, Григорий и семья Ивана - жена и дети), родовой круг в широком смысле этого слова, связанный с традиционным крестьянским укладом жизни: «Много лет отец описывал круги на своём тракторе вокруг березняка, поднимая то весновспашку, то зябь, и поле кормило его и многих других людей, которых он никогда не знал и не видел. Сошёл отец с круга, и его сменил Иван. Жизнь на поле тоже по-прежнему шла кругами: возрождалась, созревала и, дав семена для продолжения рода, умирала. Вечным было поле и щедрым. Оно не только кормило людей, но и наполняло жизнь Ивана мудрым смыслом, без которого человеку никак нельзя» [7, с. 428 - 429]. Образ круга также воспроизводится и в хронотопе повести: местом встречи Ивана и Веры становится поле: «Иван завёл трактор и пустил его по загонке - вокруг березняка, привычным кругом» [7, с. 429].

Таким образом, фигура круга лейтмотивом проходит в содержании повести, указывая на некую форму мышления, связанную с традиционностью, с природным земледельческим циклом, со своеобразным служением не только своей семье, но и человечеству вообще.

Вырваться из привычного круга главного героя заставляет любовь к чистой, невинной девушке. Своеобразной метафорой любви Ивана и Веры становится пара лис, которая явно выступает знаковой, деля пространство на «своё» и «чужое»: «Пойдем к нашим лисам, - иногда говорила Вера, и Ивана обдавало трепетной радостью от слова «наши». Значит, появилось у них то, что принадлежало только ей и ему и никому больше» [7, с. 431]. Образ красных лис -это также попытка закрепить себя в мире вне круга, создать свой микрокосм, где

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.