CC BY
18№ 4 (29), 2008 "Культурная жизнь Юга России " ^ ^
опус испанского мыслителя артикулирует предельно важную проблему элитаризации искусства. Его волнует намеренный уход от демократичных и понятных широким массам выразительных средств подачи художественного материала. Необходимо учитывать, что текст Ортеги писался до периода развитого постмодернизма, который внес корректировки в культуру XX века. Поэтому дискурс, созданный философом, может быть применен с учетом современной ситуации в искусстве. Так, например, в контексте постмодерна проблема элитарности литературного произведения в значительной степени снимается. Постмодерн создал уникальные механизмы, в рамках которых у писателя появляется возможность создавать «слоеные» тексты, способные удовлетворить вкусы как широкой аудитории, так и узкой прослойки интеллектуалов. Книги популярного российского писателя Виктора Пелевина содержат в себе подобную структуру текста, в которой эффектные сюжетные фабулы, доступные для прочтения широкой аудиторией, дополняются скрытым слоем, концентрирующим в себе многочисленные отсылки к психоделической культуре, мифологии, восточной философии и критике западной философской мысли. В свою очередь, этот латентный смысловой слой требует усиленной рефлексии и интеллектуальной переработки со стороны вдумчивого читателя. Таким образом, преобразования, внесенные зрелым постмодерном, в немалой степени ослабляют актуальность построений Ортеги-и-Гассета. Однако для нашего исследования этот факт не является проблемным, ибо, применяя тезисы мыслителя к раннему протестному
американскому фри-джазу (примером которого является Арчи Шепп), мы должны принимать во внимание фактор отдаленности раннего фри-джаза от собственно постмодернизма.
Итак, следует подчеркнуть, что импровизационное творчество Шеппа во многом расщепляет проблему дегуманизации искусства, намеченную Гассетом. Анализируя творчество Шеппа, мы получаем интересный структурный расклад художественных элементов. Шепп пользовался инструментарием фри-джаза. В частности, как мы уже упомянули выше, он практиковал фрази-ровочные и ритмические наработки, созданные Джоном Колтрейном. Следует отметить, что позднее творчество Колтрейна, представляющее собой абстрактную духовность и поиски смысла, действительно можно отнести к категории дегу-манизированного ультраэлитарного искусства. Совсем иначе на этом фоне выглядят художественные поиски Арчи Шеппа. На примере его музыки мы наглядно убеждаемся в том, что этот музыкант ввел широчайший арсенал художественных приемов, будь то полиритмические рисунки или рваные петли звукоряда для того, чтобы звукоподражательно выразить напряженные социальные смыслы.
Таким образом, используя сложную импровизационную фразеологию, Шепп преодолел проблему дегуманизации. Неподготовленные слушатели воспринимали его музыку буквально, видя в ней не алеаторические изломы и полиритмическую вязь, но лишь хрип и взвизгивания саксофона, в котором они обнаруживали обращенный в звукоряд протест против расового притеснения
F. М. SHAK. ARCHIE SHEPP: THE EXPERIENCE OF GETTING OVER
The article is dedicated to the problem of getting over dehumanism of art in radicaljazzman Archie Shepp's creative work.
Key words: postmodern, dehumanism of art, jazzman, protest content, psychodelic culture.
Л. M. ДОВЛЕТКИРЕЕВА
ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ В ПОЭТИКЕ СОВРЕМЕННОЙ ЧЕЧЕНСКОЙ
АНТИВОЕННОЙ ПРОЗЫ
Автор исследует экзистенциализм как один из принципов поэтики антивоенной чеченской прозы о событиях 1994-2000 годов в произведениях М. Ахмадова, М. Айдамирова, Э. Минкаилова, М. Бексултанова.
Ключевые слова: экзистенциализм, свобода, произвол, насилие, вина, ответственность.
Экзистенциализм, или философия существования, играет значительную роль в развитии современной философской мысли. Это направление возникло в Европе на фоне крупных исторических потрясений начала XX века и активно развивалось после Второй мировой войны. Гибель миллионов людей на полях сражений остро поставила вопрос о смысле человеческого бытия, конфликтных отношениях личности и общества.
Как известно, экзистенциализм предполагает ограниченность рационального, а в качестве глав-
ного средства познания мира рассматривает интуицию, чувства и переживания. Проблема отчуждения и связанные с ней вопросы свободы, произвола, насилия, ответственности и вины, случайности и необходимости являются центральными в философии существования. Среди ее представителей - известнейшие писатели и мыслители XX века (Ж.-П. Сартр, А. Камю, С. де Бовуар и др.). Экзистенциальные мотивы можно встретить и у таких выдающихся беллетристов, как Г. Гессе, Э. Хемингуэй, Э. М. Ремарк.
132 "КулътУРная жизнь Юга России "
№ 4 (29), 2008
Трагические события на рубеже ХХ-ХХ1 веков, произошедшие в Чечне, не могли не отразиться на мироощущении чеченских писателей и их творчестве, которое обнаружило много общего с экзистенциальной проблематикой. Изображая действительность, они руководствуются личными ощущениями, чувствами, реализуя принцип неразрывности субъектно-объект-ного описания (1). При этом основное внимание они обращают на эмоционально-волевую сферу переживаний человека. Это уже известные, состоявшиеся прозаики М. Ахмадов, М. Бексултанов, Э. Минкаилов, атакже молодые литераторы С. Мусаев, М. Хасаева, А. Шатаев, Э. Литаева, И. Гунаев. Как очевидцы событий, пережившие военную трагедию, они изображают ее глазами своих персонажей - представителей интеллигенции: журналиста, писателя, учителя литературы, художника. Лучшие произведения этой тематики объединяет идея о том, что война антигуманна в своей сущности, какие бы цели ни преследовались воюющими сторонами. Задача авторов - не зафиксировать реальные события, а осмыслить их в художественной форме, выявить причины трагедии и указать на ее тяжелейшие духовные и нравственные последствия.
В рассказе «Чтобы свечу не задуло ветром» Муса Ахмадов обращается к периоду предвоенной смуты, еще не зажившим ранам чеченской военной кампании и мытарствам беженцев. Каждый из гражданских чеченцев испытал то же, что и Ашми: растерянность перед лицом надвигающейся опасности, тревогу за себя и своих близких, боль утрат, душевное опустошение, возвращение на родное пепелище и начало новой жизни, в которой, несмотря ни на что, все же осталось место вере и надежде. Автор использует экзистенциальный метод художественного осмысления действительности, заключающийся в непосредственном усмотрении сущности явления в процессе его переживания. Настроения и чувства приходят и уходят не по нашей воле, а являются реакцией внутреннего «Я» на происходящее, т. е. источник переживаний - вне нас, а чувства - лишь субъективное проявление, отражающее существующую реальность и раскрывающее ее фундаментальные черты.
М. Ахмадов подчеркивает темные свойства бытия, его абсурдный характер: «Время было и трудным, и странным, и смешным, и безжалостным, как страшные сновидения, в которых все перемешалось» (2). Тема абсурдности существования - основополагающая в экзистенциализме (вспомним «Миф о Сизифе» А. Камю или роман Ж.-П. Сартра «Тошнота»). Мир оказался для человека враждебным и жестоким. Вседозволенность, хамство, хаос, «пляски несправедливости», апокалипсис («от имени государства бомбят своих же граждан») - все эти оскалы действительности переполнили душу Ашми тревогой, эмпирическим страхом, касающимся каждодневного существования, и онтологическим, лежащим в сердцевине бытия (3).
Раскрытию внутреннего мира героя подчинена вся система тропов и литературных приемов. Пейзаж в рассказе играет не только сюжетно-композиционную роль, являясь фоном, на котором развертывается действие, но и служит реализации идейного замысла. Выступая в качестве средства психологической характеристики, он срастается с описанием душевного состояния героя, символизирует его. Беглые и краткие пейзажные зарисовки передают нарастание внутреннего напряжения: «дождливые, холодные осенние дни» и тревога в душе Ашми; «буран усилился», «кружила метель» в то время, когда он был в отчаянии. Рефреном проходящая через повествование песенная строка «Дует ветер холодный, холодный...» еще более усиливает ощущение безнадежности, нагнетает «подавленно-грустную атмосферу». Эту же функцию выполняет олицетворение - «жалобный рев машин» и метонимия
- «машины были в большей опасности, чем пешеходы, так как были хорошо видны с самолетов и поэтому абсолютно беззащитны (курсив наш. -Авт.)» (4). Очеловечивание бездушного предмета вызывает острое чувство сострадания к тем, кто внутри, подчеркивая неразумность, бессмысленность и жестокость реалий военного времени.
Осознание абсурдности бытия (гибель Элимы
- любимой женщины Ашми - стала последней каплей) привело к тому, что у героя возникло естественное стремление к бегству из этого мира: «Хотелось уйти... уйти». И как следствие - экзистенциальный бунт: «У меня, разуверившегося во всем, обозлившегося на всех, появлялось желание умереть, сразившись со всем миром. Потом хотелось кричать во весь голос, повергая в ужас мир, проклиная всех» (5). Бунт возвращает утерянное величие существования. Отказ от примирения с ужасающей действительностью и в то же время способность решиться жить в таком мире, борьба интеллекта с превосходящей его реальностью - первый шаг на пути к внутренней свободе. Второй шаг - сближение с другими отчаявшимися (например, с Падам и ее ребенком) и совместное преодоление страха и душевной пустоты. Способность оказать помощь, поддержку случайной попутчице в мире, в котором, казалось, рухнули все нравственные устои и нет места для проявления простых человеческих чувств, придала существованию Ашми наполненность и смысл.
Контрастная игра светотени в описании пейзажа, проходящая через всю сюжетную канву, символизирует вечную борьбу добра и зла: сырой, холодный, мрачный город, грязь под ногами, темнота и «солнечный свет, щедро разливающийся по полу» там, где стояла она. Природа в рассказе не только передает психологическое состояние героев, но и направляет читателя на философское осмысление действительности. Оптимистичная вера писателя в конечное торжество добра передана с помощью короткой зарисовки: «Метель прекратилась, ярко светило солнце, ясный выдался день, под ногами поскрипывал снег» (6). Белый снег - символ освобождения от мрачных мыслей. Образом, выражающим надежду на спо-
№ 4 (29), 2008 "Культурная жизнь Юга России " ^
собность героя и всей нации к духовному возрождению, является «пламя свечи, горящей у окна»; оно «заметалось, но не погасло». Ветер выступает в произведении как знак войны, враждебных человеку сил; свет олицетворяет мир, спокойствие: «Задувший в окно ветер опять чуть не погасил свечу» (7). Несмотря на то, что автор изображает трагические события, концепция рассказа является позитивной.
Попытку осмысления причин последних трагических событий в Чеченской Республике предпринимает Машар Айдамирова в рассказе «Горе от ума». На примере старика Мовсара, испытавшего тяготы выселения в первой половине XX века и потерявшего всю семью на пороге XXI («четырнадцать человек канули в небытие, будто их совсем и не существовало») (8), автор выявляет черты национального характера, которые позволили чеченскому народу пережить двойной геноцид, выстоять в условиях враждебной человеку реальности («Мовсар даже и не подозревал, что в нем столько силы духа и стойкости») (9). Прошлое и настоящее народа преломляются в полной трагизма судьбе героя, соединяясь в едином пространстве.
Айдамирова, на наш взгляд, использует экзистенциальный метод анализа действительности. В тексте отсутствуют сюжет, описание событий. Важно не само действие, а его восприятие, которое в экзистенциальной философии не может быть беспредметным. Объект сознания есть отражение какой-то стороны объективного существования. Поэтому внимание автора сосредоточено на внутреннем мире героя, его размышлениях. Испытываемые им чувства - проекция внешнего мира, определяющая оправданность или неоправданность происходящего. В сердце героя «тоска, полная тревоги и необъяснимого страха», «он устал от этой жизни» (10). Писательница оперирует основополагающими понятиями экзистенциализма - «тоска», «страх», «отчаяние», «надежда». Для воплощения творческого замысла она использует различные приемы создания образа, в том числе психологический портрет («Мовсар <...> устало выпрямил сгорбленную спину, которая уже колесом изогнулась от безрадостно прожитых лет») (11), метафору («А он кто? Или что? Старый, иссохший дуб, вырванный с корнями из земли и давно уже истлевший») (12).
В рассказе рассматривается проблема вины и ответственности - одна из важнейших в философии существования. Верующему человеку свойственно успокаивать себя мыслью о заданности сущности и существования, поскольку в его представлении все происходит по воле Всевышнего. Эта фатум-формула позволяет снять с себя ответственность за происходящее и переложить ее на Бога. Мысль о предопределении, судьбе, роке дает религиозному сознанию утешение. Однако нельзя упускать из виду то, что ислам, как и христианство, предполагает ответственность человека за содеянное, его причастность, выражающуюся в идее Судного дня. Однажды брошенный в мир человек отвечает за все, что делает. Не держав-
ший в руках оружия, не призывавший на митингах к священному газавату, Мовсар, тем не менее, ощущает на себе груз вины, поскольку в свое время не выступил в защиту мира хотя бы словом. Таким образом, Айдамирова подводит читателя к мысли об ответственности каждого за то, что творится вокруг. Не важно, кто ты - активный участник преступления или сторонний наблюдатель.
Неудачей автора является, на наш взгляд, название рассказа. Повторяя одноименную комедию Грибоедова, оно вызывает соответствующие семантико-идиоматические литературные ассоциации, отвлекая от сути изложенного.
Экзистенциальный метод интенционального анализа действительности использует и другой чеченский прозаик - Эльбрус Минкаилов (рассказ «В тумане»). «Было такое ощущение, что пылает весь мир» (13) - так воспринимает рассказчик происходящее в военном Грозном. Повествование ведется от первого лица, что позволяет острее передать отчаяние и страх человека, оказавшегося в ситуации войны. Тошнота героя как естественная реакция отторжения внутренним «Я» кошмарной действительности, неприятие ее рассматриваются нами как следование традиции Ж.-П. Сартра, одного из создателей экзистенциальной прозы. Эпизод с собакой, не успевшей укрыться от обстрела с воздуха, подчеркивает антигуманность войны, несущей страдания всему живому. Ее противоестественная сущность передается также с помощью такой художественной детали, как «снег, почерневший от пепла». Сцены, живописующие ужасы военного времени, способны вызвать у читателя эмоциональный отклик; они развенчивают миф о романтике войн и революций, порождают единственное желание - бежать от абсурда. Но война страшна еще и тем, что у человека, оказавшегося в ее водовороте, нет возможности что-либо изменить; простым людям нечего противопоставить ее лавинному характеру, сметающему все на своем пути. Она настигает героя и вне города, в горном ущелье, приводит к горькой мысли: «Есть ли в этом мире место, куда можно податься, а если есть, смогу ли добраться до него?..» (14). От войны трудно укрыться. Поэтому так важно делать все возможное, чтобы не допустить ее начала. Такова, на наш взгляд, мысль автора.
В рассказе Мусы Бексултанова «И кто постучится в дверь твою в ночи...» внимание писателя сконцентрировано на внутреннем мире персонажа - журналиста. Автор не называет его имени, подчеркивая тем самым типичность испытываемых им чувств для тех, чьи сердца опалены войной. Повествование, так же как и в предыдущем примере, ведется от первого лица, что придает ему характер исповедальности, максимальной душевной обнаженности. Посттравматическая психика героя проецируется на следующие временные плоскости: прошлая жизнь, реальное настоящее, воображаемое настоящее, неосуществимое будущее, вечность и безвременье.
Прошлая (мирная) жизнь озарена светом любви, понимания единственной женщины - Зарги.
^ "Культурная жизнь Юга России "
№ 4 (29), 2008
Точкой отсчета для реального настоящего становится гибель любимой на пятый день после начала войны. Закопав ногу - все, что осталось от телесной субстанции Зарги, он покидает разрушенный дом и бродит по дорогам войны неприкаянным странником «в поисках самого себя». Его чувства на этом пути - одиночество, потерянность, постоянный страх, безнадежность. Чем более ясным становится осознание происходящего вокруг (страдания безвинных, жестокость на войне переданы с оголенной натуралистичностью), тем глубже герой окунается в скорлупу собственного «Я», прячась от абсурдного мира, острее ощущает свою слабость перед обстоятельствами, от него не зависящими.
Экзистенциальное бегство и защитная реакция из-за невозможности жить с «ясным видением» (погружение в самообман, жизнь, создаваемую воображением) соответствуют изображению героя во временной плоскости вымышленного настоящего, которое является продолжением довоенного прошлого. Подсознательно приближая вымысел к реальности, герой и здесь теряет Заргу. Войны же не было вовсе. Естественное ощущение боли и горя утраты близкого человека заполняет его душу. Однако эту тяжесть не сравнить с настоящей. В придуманной жизни есть будущее - сын, с которым герой остается после смерти жены и которого в действительности у него нет. В реальности же будущее не подразумевается, оно исключено, невозможно, потому что убито войной.
В снах, воплощающих художественное время вечности, к герою часто приходит Зарга; в этих картинах с ней всегда не рожденный на самом деле малыш. Не успевшего взглянуть на этот мир ребенка, о существовании которого даже отец не подозревал, война лишила жизни. Гибель младенца в утробе разорвавшейся на части матери истово обличает античеловеческую сущность войны.
Безграничность принятой человеком боли передана через ощущение вечности и безвременья: «Мне кажется, я существую со дня сотворения мира. Ведь мои мысли, родившиеся в течение минуты или часа, проходят сквозь столетия» (15).
Шопенгауэровское представление о свободе с горькой иронией обыгрывается писателем. О себе и других обитателях подвала, скрывающихся от бомбардировок, герой М. Бексултанова говорит: «Мы могли думать о чем угодно» (16), т. е., говоря словами немецкого философа, были совершенно
свободны. Но даже такая, кажущаяся абсолютной свобода мысли на войне находит свой ограничитель - страх: «Да, меня освободили от ожиданий, любви. От страха не освободили. Страх оставили, чтобы моя душа меня угнетала, стала лишней, чтобы я продал душу...» (17). Нарастая, это состояние сжимает мнимую свободу мысли, как шагреневую кожу, и сводит в итоге к одному - самоуничижительному ожиданию насилия: «И кто постучится в дверь твою в ночи...»
В заключение отметим, что многие чеченские писатели обращаются к теме войны, однако по-настоящему ценными, на наш взгляд, являются лишь те произведения, в которых ставятся и решаются в художественной форме вечные экзистенциальные вопросы (самоощущение человека в условиях войны, отчуждение и свобода личности, возможность и невозможность выбора, вина и ответственность). Лучшие образцы такой прозы отличаются подлинной искренностью.
Литература и примечания
1. Мы соотносим эту особенность чеченской антивоенной прозы с феноменологическим методом Эдмунда Гуссерля (1859-1938), который используют экзистенциалисты, изменяя в соответствии со своей концепцией. Этот метод получил также название интенционального анализа. Интенция означает направленность сознания на какой-либо предмет.
2. Ахмадов М. Чтобы свечу не задуло ветром. Рассказ // Вайнах. 2005. № 1. С. 27.
3. Там же. С. 26.
4. Там же. С. 27.
5. Там же. С. 29.
6. Там же. С. 31.
7. Там же. С. 33.
8. АйдамироваМ. Горе от ума. Рассказ // Вайнах. 2005. № 4. С. 12.
9. Там же. С. 9.
10. Там же. С. 11.
11. Там же. С.10.
12. Там же. С. 12.
13. Минкашов Э. В тумане. Рассказ // Вайнах. 2005. № 5. С. 58.
14. Там же. С. 60.
15. Бексултанов М. И кто постучится в дверь твою в ночи//Чеченский рассказ: сб. Грозный, 2006. С. 108.
16. Там же. С. 115.
17. Там же. С. 116.
L. M. DOVLETKIREEVA. EXISTENTIONALISM IN THE POETRY OF THE MODERN CHECHEN ANTIWAR PROSE
This article is dedicated to the analyses of the existentionalism as one of the principles in the poetry of the Chechen antiwar prose about the events of 1994-2000 years in works by M. Akhmadov, M. Aidamiov, A. Minkailov, M. Besku-lantov.
Key words: existentialism, freedom, abusing, violence, fault, responsibility.
