CC BY
208
© И.Л. Морозов, 2009
УДК 32.001 ББК 66.1(0)
ЭКСТРЕМИСТСКИЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕОЛОГИИ В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ -ОТ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ К РЕЛИГИОЗНОМУ ЭКСТРЕМИЗМУ
И.Л. Морозов
Представлен анализ общих тенденций развития экстремистских идеологий современности. Осмыслен процесс перехода ведущей роли идеологического обеспечения сопротивления глобализации от рационально обоснованных традиционных радиальных идеологических моделей к религиозному экстремизму, в качестве примера которого рассмотрен ислам. С учетом развития глобальных систем коммуникации, новых тенденций в культурной и экономической сферах автором выдвигается гипотеза возможного возвращения на глобальную политическую арену модернизированных леворадикальных идеологий в ближайшем будущем, поскольку политический ресурс исламского экстремизма, изначально ориентированный на традиционное общество, все же ограничен.
Ключевые слова: глобализация, политический экстремизм, политический радикализм, коммунизм, религия, ислам.
ТРЕНДЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ РАДИКАЛИЗМ
Радикализм, понимаемый нами как категорическое неприятие всех иных позиций и точек зрения, кроме своей собственной, и принципиальный отказ от поисков компромисса с ак-торами-антагонистами, исторически является неизбежным спутником политических процессов и своеобразной методологической платформой экстремистских политических идеологий. Политические системы эпохи модерна породили широкий спектр теорий и практик экстремизма. Некоторым из них суждено было реализоваться в агрессивные политии, проведя свои через Гражданскую войну, репрессии, геноцид и ввергнув человеческую цивилизацию во Вторую мировую войну. Другим суждено было до конца отыграть роль маргиналов и исчезнуть с политического поля без существенных последствий для последнего [8, с. 104].
Распространение политического экстремизма в эпоху модерна было обусловлено комплексом социально-экономических и ментальных противоречий, неизбежных в процессе развития индустриальной модели общества, являвшихся «побочным эффектом» данного процесса (подробнее см.: [7, с. 181-213]). Динамично развивающиеся индустриальные центры планеты оказывали давление на периферию, прямо или косвенно искажая естественный ход истории традиционных обществ стран «третьего мира», в том числе путем навязывания им отдельных элементов своих культурно-политических элементов государственности, провоцирования преждевременной индустриализации в военных целях. Соответственно, в этих регионах появлялся и политический экстремизм.
ХХ в. довел до логического конца эволюцию всех трех ключевых для данного периода истории направлений экстремизма (правонационалистического, левокоммунистического, религиозно-исламистского), выразив их в установлении тоталитарных режимов в Германии времен Адольфа Гитлера, СССР вре-
мен Иосифа Сталина, в попытке построения теократического тоталитаризма в Иране при аятолле Рухолле Аль-Мусави Хомейни. Германский тоталитаризм был уничтожен внешними силами, советский и иранский (в значительной мере) были преодолены самими национальными социумами, однако маргинальные экстремистские движения продолжили свою деятельность, но к концу ХХ в. столкнулись с новым явлением, кардинально меняющим мир, отменяющим прежние координаты существования, профанирующим господствующие идеологии, а в значительной степени и лишающим цели деятельность экстремистских движений образца модерна.
Двадцать лет назад Элвин Тоффлер, подводя итог целого периода своих научных футурологических поисков, отмечал, что правительства индустриальных стран не в состоянии справиться с политическим терроризмом (как, впрочем, и со многими другими проблемами, замкнутыми на вопросе безопасности) [10, с. 22-23], однако предсказанное в его концептах общество будущего, постиндустриальное, став реальностью, по крайней мере для некоторых регионов планеты, продемонстрировало тут же самую неспособность адекватного ответа на данный вызов. Проблема здесь, на наш взгляд, не в том, что политии не занимались развитием своих систем, обеспечивающих безопасность. Занимались, даже в приоритетном порядке, проблема в другом - их противник изменялся, как менялась сама социально-политическая, культурная, экономическая среда существования этих политий. Сущность произошедших в западном мире изменений, на которые отрефлексировала и «мировая периферия», вступившая с Евро-Атлантикой в сложный и до конца пока так и не изученный, несмотря на обилие экспертных работ, концепций и прогнозов, современной наукой симбиоз, выразилась в целом веере трендов внешнего проявления, в том числе и в глобализации.
Глобализация, изначально упрощенно позиционируемая как катализатор демократического транзита на «постсоветском пространстве» и в «третьем мире», в своей политикокультурной составляющей быстро заполняла идеологический вакуум, образовавшийся на данных территориях с диффамацией и отступ-
лением коммунистических доктрин, со всей очевидностью приняла характер «вестернизации», направленной на формирование евро-ат-лантической геоэкономической конфигурации мира с модификацией национальных культур и ставших «неудобными» своей самостоятельностью локальных политических режимов. Как следствие стратегии форсированного приближения «демократического конца истории» [12, с. 503-505] мировая система откликнулась множеством локальных и универсальных радикальных протестных идеологий и основанных на них политических движений, в том числе экстремистских, обобщенно обозначаемых как антиглобализм (альтерглобализм).
Политический экстремизм теперь занимает весьма своеобразную нишу, он развивается как стихийный протест против глобализации со стороны социальных страт весьма различных по уровню культурного и экономического развития государств, объединенных общей чертой включенности правящих элит данных государств в мировую глобальную систему по ее правилам. В своей крайней форме политический экстремизм выразился в формировании международных террористических движений, строящихся по сетевому принципу. Политический экстремизм, преследующий собственные цели, во многом оказался своеобразным союзником тех государств «мировой периферии», правящая элита которых по тем или иным причинам решила открыто позиционировать себя в роли лидеров «мирового мятежа». Речь идет о странах, примерами которых являются Северная Корея, Иран, Венесуэла. Формальные поводы недовольства лидеров этих стран различны, но причина общая и заключается она в том феномене, на который обращает внимание
В.В. Лапкин: это попытки «...найти на региональном уровне решение проблемы сохранения своего потенциала развития, не допустить полного отчуждения ключевых ресурсов развития и их переход в единоличное пользование доминирующего мирового лидера» [5, с. 31].
Стихийно возникшее полиморфное течение антиглобалистов сформировало запрос на идеологии, способные не только обоснованно выразить протест глобальному проекту Евро-Атлантики, но и предложить миру теоретичес-
кие альтернативные линии социально-политического и экономического развития. В данном спектре нашлось место как попыткам реинкарнировать леворадикальные вариации идеологий прошлого века (например, геваризм, маоизм, неосталинизм), так и желаниям сконструировать модернизированные варианты марксизма путем развития концептуальной линии «новых левых» (см., например: [2; 9]) или модификации традиционных верований и культур [6, с. 69-94]. Однако наиболее серьезным идеологическим проектом «глобального мятежа» общепризнанно стал политический ислам.
ИСЛАМСКИЙ ЭКСТРЕМИЗМ -СОДЕРЖАНИЕ И ПОЗИЦИЯ ТЕРМИНА
Подобно рационалистическим экстремистским идеологиям, религиозный экстремизм в качестве первой задачи стремится модифицировать мировоззрение людей, систему взглядов и оценочных принципов, позволяющих человеку сформировать картину окружающего мира. Разумеется, проблема религиозного экстремизма не сводится к радикальным трактовкам ислама и его адаптации для решения политических задач, но в силу исторических особенностей именно ислам оказался отправной точкой идеологического обоснования своей деятельности наиболее опасных военизированных движений и террористических группировок современности. Ряд ученых отмечает возможность генерации на определенных витках истории фундаменталистских течений в недрах любой из крупных религиозных систем, в том числе и в направлениях христианства [3, с. 68-69].
В современной истории существуют примеры возникновения под прикрытием христианской идеологии политических экстремистских и террористических движений, практикующих насильственные методы: «Церковь арийской христианской нации», «Движение насилия против абортов», «Ку-Клукс-Клан» [1, ст. 59], однако они даже приблизительно не могут быть сопоставлены по масштабам действий, количеству вовлеченности участников, влиянию на политическое развитие мира со
своими исламскими радикальными аналогами. По этой же причине ислам оказался в центре внимания разнообразных научных и околонаучных исследований, в том числе и носящих характер политического заказа, вносящих противоречие в терминологический аппарат. В авторском подходе в данной связи мы предлагаем нижеследующие терминологические категории.
Политический ислам - широкий конгломерат стратегий и обслуживающих данные стратегии идеологий, использующих для расширения своего влияния и достижения поставленных политических целей апелляцию к коранической традиции и заветам.
Исламский фундаментализм - политическая стратегия и идеология, направленная на модификацию существующего светского режима и трансформацию социокультурного поля государства в сторону соответствия нормам и традициям раннего ислама, регламентации всей жизнедеятельности государства, общества и индивида в соответствии с Кораном и шариатом. Это составная часть политического ислама, поскольку предусматривает достижение поставленной цели через борьбу за политическую власть. Он может быть как умеренного, так и экстремистского толка.
Исламский экстремизм - идеология, призывающая к той или иной вариации радикальной трансформации общества на основе коранических традиций и оправдывающая применение силовых стратегий для реализации поставленной цели.
Исламский терроризм - стратегия, использующая для оправдания своих действий идеологию исламского экстремизма, основанная на уничтожении или угрозе уничтожения представителей как государственного аппарата, так и рядовых граждан в целях оказания влияния на принятие тех или иных политических решений.
Напомним, что исторически ислам рождается как политический мобилизатор и интегратор, призванный подавить межплеменную рознь и противоречия в арабской элите и активизировать военную деятельность арабских племен, направив ее во внешний мир. И в современных условиях сохраняются возможности для реализации его потен-
циала в отношении схожих задач, хотя сейчас это осложнено многими факторами, не на последнем месте из которых стоит острейшая политическая конкуренция правящих элит различных исламских стран, усиленная как исторической памятью (военные конфликты между исламскими народами в прошлом и настоящем), так и конфессиональными расхождениями (шиитский Иран, несмотря на всю свою антиамериканскую направленность, так и не пришел на военную помощь суннитскому правительству Ирака ни в 19901991 гг., ни в 2003 г.).
Политический потенциал, который сокрыт в исламе, подтверждается той легкостью, с которой его догматика может быть обращена в сторону экстремизма, что демонстрируется от древней секты ассасинов до ваххабитских восстаний в Дагестане 1999 года. Восточный менталитет, топос цивилизации, располагает к победе религиозных политических концепций или политикофилософских систем на религиозной основе над рационалистическими конструкциями, более характерными и успешными для западного мира.
В российской политической науке преобладающей является лабильная позиция, согласно которой современная исламская религия сама по себе радикальных экстремистских политических тезисов не содержит, таковые появляются в результате умышленной недобросовестной трактовки коранических канонов со стороны заинтересованных в развязывании агрессии лиц, хотя существуют и противоположные утверждения, вплоть до самых крайних. Например, представитель Института корпоративной безопасности В. Е. Лановой отождествляет арабов с перманентной агрессией, которая может носить явный или скрытый, отложенный характер: «Всех потомков Ишмаэля, к которым причисляют себя арабы, можно разделить на две части: первую часть, которую можно купить, и потому какое-то время она может быть неопасной, и вторую часть, которую купить невозможно, по разным причинам, в том числе по религиозным, и потому она всегда будет представлять угрозу для всех окружающих людей» [4, с. 90].
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИСЛАМ В ДИСКУРСЕ «СТОЛКНОВЕНИЯ ЦИВИЛИЗАЦИЙ»
В развитие современных теорий грядущего глобального конфликта внесли вклад многие зарубежные и отечественные футурологи, в том числе и один из ведущих теоретиков индустриальных и постиндустриальных моделей развития Элвин Тоффлер. В его работах мы находим тот же знакомый нам по Семюэлу Хантингтону расколотый и отчаянно сопротивляющийся вестернизации мир, представляющий собой конкурирующие макросегменты. Однако, в отличие от Семюэла Хантингтона, Элвин Тоффлер в соответствии со своей методологией проводит линию разлома, разумеется, не столько по религиозному, сколько по технологическому параметру [11, с. 50].
Отметим, что фундаментальная футурологическая концепция Элвина Тоффлера внутри самой себя содержит тезис, доказывающий, что Запад еще далеко не полностью перешел на уровень «Третей волны». Согласно Элвину Тоффлеру, краеугольным стержнем новой экономики станут возобновляемые и экологически чистые источники энергии, которые придут на смену нефти и тем самым снимут с международной повестки дня острейшие конфликты и противоречия [10, с. 226-227]. Реальность, наступившая через 25 лет после выхода в свет книги Элвин Тоффлера, убеждает нас в том, что нефть как стратегическая основа энергетики человеческой цивилизации не собирается сдавать свои позиции и сойдет с исторической сцены лишь по мере естественного истощения месторождений. Более того, глобальные конфликты XXI в. вплотную завязаны на нефти. Не только в Персидском заливе, но и на Балканах военные действия США обусловлены далеко не в последнюю очередь нефтяным фактором. Югославия расположена на пути реального и потенциального следования стратегических нефтегазопроводов, и оставлять данную территорию в руках политически «нелояльного» режима Западу не хочется. Оказавшиеся под геоэкономическим прессингом Евро-Ант-лантики, цивилизации защищаются, как могут, в том числе и радикализацией ислама.
Является ли совпадением то, что наиболее известные как умеренные, так и агрессивные проекты альтернативного глобальной вестернизации мироустройства в наши дни происходят именно из нефтеносных стран. Венесуэла дала миру Уго Чавеса с концепцией Боливаризма, Саудовская Аравия породила Усаму бен Ладена с призывом уничтожать американцев всюду, а Мексика явила Субкоманданте Маркоса, кумира антиглобалистов. И Венесуэла, и Саудовская Аравия входили в состав стран-учредителей Организации стран-экспортеров нефти (ОПЭК). Согласно Уставу данного объединения одной из главных целей является стабилизация цен на мировом нефтяном рынке для устранения негативных колебаний. Не надо углубляться в теорию геоэкономики, чтобы понять, что страны-экспортеры и страны-импортеры углеводородов будут совершенно по-разному трактовать содержание формулировки «вредные и ненужные колебания».
Учитывая, что военно-политическая и финансовая мощь сосредоточена в руках вторых, а контроль над нефтяными месторождениями - в руках первых, нетрудно спрогнозировать режим взаимоотношений между ними. Обострение проблемы мирового терроризма не в последнюю очередь обусловлено эскалацией культурного, экономического и военного (Ирак, Иран, Сирия, Афганистан) противостояния между двумя геоэкономическими лагерями. Сирия и Афганистан, не имея на своей территории значимых нефтяных месторождений, оказались объектами прямого или косвенного военного давления со стороны США в силу своего значимого географического расположения.
Наиболее уязвимой точкой западной цивилизации в отличие от Востока является утрата религиозно-культурной идентичности. Ислам выступает как центр консолидации уммы, культурной самоидентификации населения, генератором действий по защите своих политических институтов. К этому добавляется предсказанная Семюэлом Хантингтоном проблема социально-политической активизации в первые годы XXI в. исламской молодежи, которой стало непропорционально много в сравнении с удельной массой той же демографической категории в стареющих
США и Европе. Хотя американский политолог и считает, что в итоге исламское возрождение, как и любое другое, канет в Лету, но до этого оно успеет вызвать серьезную конфронтацию по линии межцивилизационных разломов, оказать демографическое давление на окружающие немусульманские народы [13, с. 172-180]. Разумеется, не только энергетический фактор, лежащий в основе геоэконо-мической перекройки современной карты мира активизировал исламский экстремизм в конце ХХ - начала ХХ1 века. Можно упомянуть в этой связи минимум ключевых факторов (подробный анализ международной политической обстановки не является предметом данной статьи).
Прежде всего это деидеологизация постсоветского геополитического пространства. Значительная часть Евразии после крушения СССР и его сателлитов оказалась в поле «вакуума» военно-политической силы. Не было альтернативных и реально работающих идеологий, учитывающих менталитет оказавшихся в новых координатах существования народов. Радикальные исламисты начали заполнять образовавшуюся нишу, превратив религию в инструмент борьбы за политическую власть. С окончанием «холодной войны» обозначилась и ментальная пустота западной цивилизации, не способной, в отличие от периода ХУШ-ХХ вв., генерировать достаточно заманчивые идеологические концепции и доктрины, пригодные к «экспорту» в другие регионы мира. Не имеющий реальных военно-политических ресурсов для удержания под прямым контролем всего пространств Евразии, Запад, способный методами технотронной войны эффективно и быстро разрушать восточные политии и квазиполитии, регулярно бросает прямой вызов народам исламского Востока, не только угрожая их традиционалистским культурным ценностям, но и самой инфраструктуре государства-нации или иным формам политической организации социума.
Демографическая экспансия из бедных исламских стран в богатые северные - следующий фактор. Мигранты, имеющие слабые механизмы социальной адаптации и встраивания в легальный рынок труда, в качестве компенсации вынуждены выбирать общинный, коллективистский способ выживания и конку-
ренции с местным населением, а важнейшим объединяющим фактором выступает исламская религия, которая в условиях недружественной внешней социальной среды может сползать к экстремистским вариантам.
Необходимо учесть и палестинский вопрос - невозможность, несмотря на все усилия руководства Израиля, достичь окончательного решения. Как следствие - периодически предпринимаемые отчаянные попытки форматировать, в том числе и военным путем, расстановку сил на Ближнем Востоке. На протяжении 2006-2008 гг. Израиль не только проводил военные операции против «Хезболлах» в Ливане и ХАМАС на территориях Палестинской автономии, но и поощрял администрацию Д. Буша-младшего к провокационным заявлениям в адрес Сирии и Ирана на предмет возможной превентивной военной операции против них. Внешнеполитическая составляющая концепции борьбы с терроризмом и США, и Израиля во многом общая, обеим странам присущ подход, согласно которому причины успеха террористических организаций заключены не в них самих, а в суверенных государствах, которые за данными организациями стоят и на которые, соответственно, надо жестко воздействовать.
Исламу как духовной базе цивилизации в этой связи пока не требовалась глубокая идеологическая модернизация в соответствии со спецификой исторического момента. Ислам проявлял себя как своеобразный каркас, который был способен подключать к себе внешние идеологические элементы, а потом отказываться от их. Например, в период геополитического могущества СССР в ислам проникали концепты социализма, национального возрождения, периодически всплывали агрессивные учения, адаптированные к войне с колониальным вторжением, например, деобан-дизм. Все это до сегодняшнего момента странным образом уживалось с кораническими традициями и в ряде случаев даже временно материализовывалось в государственно-политическом плане.
Несмотря на то что все фундаменталистские государственные проекты в итоге потерпели крах, вопрос об исторической перспективе последнего остается открытым. Разумеется, исламский мир с его запасами не-
фти представляет настолько большое значение для опустошившей свои недра в ходе индустриализации и технических переворотов Евро-Атлантики, что с ее стороны будут предприняты все возможные попытки сохранения существующего расклада сил, возможно, даже и ценой жертвы России. Однако захочет ли исламский мир и дальше довольствоваться ролью гигантского «бензобака западной цивилизации», с которой его не связывают, в отличие от России, никакие культурные традиции, никакой опыт совместного мирного созидательного сосуществования, лишь многовековая холодная и горячая вражда (см., например: [14; 15])?
Межцивилизационный характер противостояния отражается не только на тактических действиях исламских экстремистов, но и на их информационной политике. Динамика современной международной системы, основные тренды социокультурного, демографического и геополитического движения цивилизаций открывают широкое «окно возможностей» для политического ислама, который благодаря непродуманному вмешательству глобали-стской стратегии Запада проявляет тенденцию к перерастанию в экстремистские формы, реализует террористическую тактику. России в этих условиях разумнее было бы «взять паузу», переждать десятилетия пассионарного подъема ислама, вызванного совпадением двух мегатрендов: общим демографическим ослаблением западной цивилизации и демографической революцией в странах Востока. Перефразируя постулат Карла Клаузевица, можно сказать, что в сложившихся условиях исламский терроризм предстает как продолжение политики иными средствами.
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ЭКСТРЕМИЗМ В XXI ВЕКЕ
Размышляя о будущем экстремистских движений, апеллирующих к исламу, следует заметить, что как любая религиозная система ислам имеет весьма серьезные ограничения к развитию, что затруднит его адаптацию к новым конфигурациям и параметрам мировой системы и ее локальным сегментам, которые возникнут в будущем под воздействием глобализации. Ислам показал свою эффек-
тивность применительно к традиционным обществам, он также оказался способен идеологически подпитывать экстремистские движения в эпоху индустриализма. Однако сумеет ли он сохранить свои позиции в будущем, которое предъявит принципиально новые требования на рынке идеологий (в том числе и протестно-экстремистского спектра)?
Основным качеством, гарантирующим успех во все убыстряющемся культурном, экономическом, политическом и демографическом изменении мира, является открытость, способность не просто к модернизации, а к радикальному перерождению, движению сквозь бифуркации старых констант, к профанации вчерашних кумиров и высмеиванию их догм, умению феерически избавляться от рудиментов прошлого. Именно по такому пути развивался до определенного момента сапа-тизм, что и обеспечило совершенно несоразмерную мировую славу и известность маргинальному и малочисленному движению национального протеста индейцев Чьяпаса.
У ислама, как и у любой, повторимся, ортодоксальной закрытой и самодостаточной религиозной системы, как раз с указанными выше качествами могут быть серьезные проблемы. Исламское возрождение, совпавшее с демографическим взрывом в мусульманских странах и последовавшей за ним мировой миграцией больших масс населения, безусловно, активизировало актуальность изучения феномена исламского экстремизма и терроризма как сейчас, так и в будущем. Однако ХХ1 в. может явить совершенно непредсказуемые с традиционных позиций идеологические построения и концепты, способные стать основой глобального сопротивления «маргиналов» - всех тех народов, страт общества, отдельных индивидов, кто отождествляет такие понятия, как глобализация, вестренизация, неоколониализм.
Постомодерн трансформировал многие ключевые глобальные тренды, в том числе и в культурной, информационной сферах, в идеологии. Последнее проявилось в том, что базовые рационалистические идеологические доктрины, претендующие на универсализм, перестают работать как эффективное информационное оружие или приводят к непредсказуемым для своих адептов последствиям.
Ярчайшим примером является классический марксизм. В политические тупики ведет и следование классическим фашистским идеологиям. Религиозный фанатизм также является призраком прошлого, хотя все еще активно борющимся за современность, но мало что способного предложить будущему. В то же время те протестные учения, которые сумеют вовремя сделать шаг в сторону иррационализма, учета местных культур и верований, избегая при этом жесткого догматизма, свойственного религиозным системам, окажутся не только жизнеспособными, но и востребованными диссидентскими слоями общества. Боливаризм, сапатизм и, как ни парадоксально, российский национал-большевизм ранней стадии - локальные примеры подобного феномена.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ермаков, И. Политический экстремизм и религия / И. Ермаков // Власть. - 2001. - № 12. -
С. 58-61.
2. Каллиникос, А. Антикапиталистический манифест / А. Каллиникос. - М. : Праксис, 2005. -192 с.
3. Кудряшова, И. В. Фундаментализм в пространстве современного мира / И. В. Кудряшова // Полис. - 2002. - № 1. - С. 66-77.
4. Лановой, В. Е. Арабский терроризм в зеркале причинно-следственных связей / В. Е. Лановой // Политические технологии и PR против международного терроризма : материалы «круглого стола» (Москва, институт Европы РАН 28 ноября 2001 г.). - М. : Изд. дом ООО «Экслибрис - Пресс», 2002. - С. 86-90.
5. Лапкин, В. В. Кризис. Все, о чем мир смутно догадывался, но боялся себе признаться / В. В. Лапкин // Полис. - 2009. - № 3. - С. 30-33.
6. Маркос. Четвертая мировая война / Маркос. - Екатеринбург : УльтраКультура, 2005. - 695 с.
7. Морозов, И. Л. Политический экстремизм: особенности эволюции при переходе от индустриального общества к информационному / И. Л. Морозов. - Волгоград : Изд-во «Перемена», 2007. - 458 с.
8. Морозов, И. Л. Модель эволюции левотеррористического движения в индустриальном обществе / И. Л. Морозов // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 4, История. Ре-гионоведение. Международные отношения. -2008. - № 2 (14). - С. 99-105.
9. Нэбб, К. Радость революции / К. Нэбб. -М. : Едиториал УРСС, 2003. - 144 с.
10. Тоффлер, Э. Третья волна / Э. Тоффлер. -М. : ООО «Издательство “АСТ”», 2002. - 776 с.
11. Тоффлер, Э. Война и антивойна: Что такое война и как с ней бороться. Как выжить на рассвете
ХХ1 в. / Э. Тоффлер, Х. Тоффлер. - М. : АСТ : Тран-зиткнига, 2005. - 412 с.
12. Фукуяма, Ф. Конец истории и последний человек / Ф. Фукуяма. - М. : ООО «Издательство “АСТ”», 2004. - 588 с.
13. Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций / С. Хантингтон. - М. : ООО «Издательство “АСТ”», 2005. - 603 с.
14. Phares, W. Future Jihad: Terrorist Strategies Against America / W. Phares. - N. Y. : Palgrave Macmillan, 2005. - 277 p.
15. Williams, P The Al Qaeda Connection: International Terrorism, Organized Crim, and the Coming Apocalypse / P. Williams. - N. Y : Prometheus Books, 2005. - 280 p.
EXTREMIST POLITICAL IDEOLOGIES IN THE CONDITIOUS OF GLOBALISATION:
FROM CONCEPTUAL RATIONALITY TO RELIGIOUS EXTREMISM
I.L. Morozov
The analysis of current extremist ideology tendencies is presented in the article. The transition process of the leading ideological maintenance to globalization resistance from rationally proved traditional models of Left-wing radical ideology to religious extremism is interpreted. Considering development of global communication systems, new tendencies in cultural and economic spheres, the author puts forward a hypothesis of possible returning of the modernized Left-wing radical ideologies to the global political arena in the near future. The author hold the view that the political resource of Islam extremism initially focused on a traditional society is limited.
Key words: globalization, political extremism, political radicalism, communism, religion, Islam.
