CC BY
36
мода. Учёный пишет что, «.. .язык и сперва язык, произносимый и очень распространённый, есть начало и пластическая субстанция всякого искусства» [6, с. 102]. Между тем Ю.М. Лотман указывает, что «темп развития естественного языка не сопоставим с темпом, например, моды, сакральная сфера всегда консервативнее профанической» [4, с. 241]. В отличие от языка, который серьёзно подходит к отбору материала, моду не волнует смысл, скрываемый её отдельными означаемыми [10, с. 120].
Необходимо отмети, что при всей значимости языка для моды, он не оказывает влияния на её развитие. В то время как последствия воздействия моды очень часто можно встретить в языке. Так, в 1987 году в нашей стране насчитывалось около 5 млн. Татьян, в Москве проживало 15 Александров Сергеевичей Пушкиных, 90000 Ивановых и из них 1000 Иванов Ивановичей [9, с. 9].
Нетрудно видеть, что «личные имена, далёкие от мира торговли., также подвержены моде» [10, с. 108]. Кстати сказать, в этой области Франция оказала в своё время влияние на государства Европы. К 1850 г. Франция пережила переворот в скорости образования новых имён, который повлёк за собой ускорение образования имён в Дании, Шотландии, Исландии и др. [10, с. 18].
Наиболее яркое проявление языка - литература не остаётся в стороне от моды. Писатели всех времён ищут новые способы выражения, новые жанры, изобретают слова и придают старым новые значения. Все авторы зависимы от вкуса публики, если их творчество находит понимание, то возникает новая мода.
Таким образом, можно говорить, что язык и мода, как культура в целом, находятся в состоянии постоянного взаимодействия: культурного обособления и культурной ассимиляции. Мода активно использует языковые возможности в процессе распространения по миру и основным оружием модного внушения является язык.
Список литературы
1. Барт, Р. Система моды: Статьи по семантике культуры / Р. Барт; пер. с фр., вступ. ст. и сост. С. Н. Зенкина. - М.: Издательство им. Сабашниковых, 2003. - 512 с.
2. Гофман, А. Б. Мода и люди. Новая теория моды и модного поведения / А. Б. Гофман. - 3-е изд. - СПб.: Питер, 2004. - 208 с.: илл.
3. Лотман, Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века) / Ю. М. Лотман. - 2-е изд., доп. - СПб.: Искусство - СПб, 1999. - 145 с.: илл.
4. Лотман, Ю. М. Семиосфера / Ю. М. Лотман. - СПб.: Искусство - СПб, 2000. - 704 с.
5. Покна, М. Ф. Кристиан Диор / М. Покна. - М.: Издательство Вагриус, 1998. - 383 с.
6. Тард, Г. Сущность искусства: Пер. с фр. / Под ред. и с предисл. Л.Е. Оболинского. - 2-е изд. - М.: Издательство ЛКИ, 2007. - 120 с.
7. Толстых, В. И. Мода за и против / В. И. Толстых // Сборник статей / общ.ред. и сост. В.И. Толстых. -М.: «Искусство», 1973 - С. 7 - 39.
8. Фукс, Э. Иллюстрированная история нравов: Эпоха Ренессанса / Э. Фукс; пер. с нем. - М.: Республика, 1993. - 511 с.: илл.
9. Шубин, Г. Г. Мода и эстетическая культура / Г. Г. Шубин. - М.: Знание, 1987. - 64 с.
10. Эрнер, Г. Жертвы моды? Как создают моду, почему ей следуют / Г. Эрнер; пер. с фр. Кисловой Н. -СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2008 - 272 с.
11. Gericke, L. Das Phänomen Farbe. Zur Geschichte und Theorie ihrer Anwendung / L. Gericke, K. Schöne. -Berlin: Henschelverlag, 1970. - 173 S.
ЭКСПРЕССИВНО-СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ ПРИЛОЖЕНИЙ В ТЕКСТАХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ (НА МАТЕРИАЛЕ ПОВЕСТЕЙ А. КУПРИНА)
Приложение представляет собой второстепенный член предложения, который заключает в себе второе наименование предмета, обозначенного определяемым существительным. В традиционной отечественной лингвистике приложение представляет собой разновидность несогласованного определения. Согласно академической грамматике, «приложение, как и другие разряды определений, может относиться к любому члену предложения, выраженному именем существительным, местоимением, субстантивированным прилагательным или причастием, числительным. Приложения могут быть обособленными и необособленными. Присоединяясь к определяемому слову, приложение характеризует его с самых разных сторон. Приложение может обозначать название предмета (газета «Нижегородские новости»), различные качества и свойства определяемого предмета (студент-отличник). Приложение может указывать, к какой категории
Грузнова Ирина Борисовна
Канд. филол. наук, доцент Мордовского государственного педагогического института им. М. Е. Евсевьева, г. Саранск
относится то или иное лицо по социальной принадлежности, родству, профессии (старик-осетин, юноша-банкир). Приложение также может служить для более точного описания или характеристики предмета или лица (дом-новостройка). При этом особенностью приложений является то свойство, что они могут служить средством только эмоциональной оценки, выражения отношения говорящего к определяемому предмету, например: Уж как она устала, моя голубушка» [3, с 57-58].
«Приложения обозначают не просто качества, а лица, предметы с этими качествами, то есть они по сравнению с другими определениями обладают большей самостоятельностью и смысловой ёмкостью» [5, с. 442].
Приложение как «имя-атрибут» обладает сложной пространственной структурой, позволяющей автору реализовать свои когнитивно-коммуникативные и номина-
ционно-изобразительные интенции в тексте, чем обусловлен лингвокультурный потенциал данного языкового явления. «Приложение как синтаксическое наименование, имеющее предметную отнесенность, является производным индивидуально-авторского осмысления действительности», - справедливо отмечает Л. А. Рыбакова [4, с. 34].
Анализ функций приложений в художественных текстах - повестях А. И. Куприна «Олеся», «Суламифь», «Гранатовый браслет» - позволяет сделать некоторые выводы.
Экспрессивно-стилистические возможности приложений в художественных произведениях обусловлены:
1. Наличием стилистической маркированности у слов, выступающих в роли приложений. Так, согласно данным «Толкового словаря русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой, к разговорному стилю принадлежат существительные краснобай (= «человек, склонный к краснобайству» [2, с. 253]): Эти обороты речи сразу убедили меня, что старуха действительно пришлая в этом крае; здесь не любят и не понимают хлесткой, уснащенной редкими словцами речи, которой так охотно щеголяет краснобай-северянин («Олеся») [1, с. 49]; малолетка (= «ребенок, маленький мальчик или девочка» [2, с. 280]): Я бегу от них, да только тебя, малолетку, все оберегаю... («Олеся») [1, с. 102].
Просторечная окраска зафиксирована у существительного бедолага (= «бедняга, неудачник» [2, с. 45]): -Ох, правда, правда, Олеся, - все на нас, бедолаг, свалят... («Олеся») [1, с. 102]; у прилагательного поганый, которое также в ходит в состав распространенного приложения висельники поганые: Ну, думаю, пусть уж мне попадет, а за что же дитю-то неповинную обижать?.. Одно слово - варвары они, висельники поганые! («Олеся») [1, с. 102].
2. Наличием эмоционально-экспрессивной окраски у слов, выступающих в роли приложений в тексте. Эмоционально-экспрессивная окраска свойственна, например, существительному злодей, которое может употребляться в качестве бранного: злодей (= «человек, который совершает злодеяния или способен на них, преступник» [2, с. 197]): То есть ни сном ни духом тут моей вины не было, а ведь они меня чуть не убили, злодеи... Камнями стали шибать... («Олеся») [1, с. 102].
Важно подчеркнуть, что экспрессивно-стилистическая маркированность и эмоционально-экспрессивная окраска слов, играющих роль приложений в повествовании, усиливается за счет соответствующего лексического окружения. Кроме названных приложений, встречаются и другие разговорные и просторечные слова: варвар, дурища, словцо, щеголять, шибать и др., идиома ни сном ни духом. Ряд слов имеет в своих значениях и эмоционально-экспрессивные коннотации: например, ироничную окраску - глагол щеголять и существительное словцо, бранную - существительное варвар, употребленное в переносном значении. Кроме того, указанные слова встречаются в достаточно узком, ограниченном контексте, например, в речи Мануйлихи - старой, деревенской, неграмотной женщины. Отсюда необходимость стилизации изложения под простонародную речь, что свидетельствует о такой текстовой функции приложений, как стилезаторская. Близкое же «соседство» стилистически маркированных приложений усиливает их изобразительно-выразительные свойства.
Наоборот, возвышенный, одический стиль создается за счет синтаксического «равновесия» фразы в повести «Гранатовый браслет», которому соответствует и характер распространенного приложения: Ты, ты и люди, которые окружали тебя, все вы не знаете, как ты была прекрасна. Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час расставания с жизнью все-таки пою - слава Тебе. Вот она идет, все усмиряющая смерть, а я говорю - «слава Тебе!..» («Гранатовый браслет») [1, с. 224]. Данный фрагмент изобилует синтаксическими и лексическими повторами, парцеллированными конструкциями, которые усиливают экспрессию, повышают эмоциональность изложения.
Эмоционально-экспрессивную функцию обнаруживают приложения-эмотивы, использование которых также повышает выразительность повествования и усиливает субъективную окраску, раскрывая авторское отношение к изображаемому, а, следовательно, добавляя оценочность высказыванию:
Шестьдесят воинов, блестя золочеными шлемами и щитами, стояло в ряд по левую и по правую сторону трона; старшим над ними сегодня был чернокудрый красавец Элиав, сын Ахилуда («Суламифь») [1, с. 171];
Такая заботливость Ярмолы, заведомого браконьера, беспечного бродяги, с мнением которого никогда даже не подумал бы считаться сельский сход, -такая заботливость его об общественном интересе родного села почему-то растрогала меня («Олеся») [1, с. 37];
Она сама налила мне полную тарелку крупника, похлебки из гречневой крупы с салом, луком, картофелем и курицей, чрезвычайно вкусного и питательного кушанья, которого я с удовольствием отведал («Олеся») [1, с. 68].
В данных примерах эмотивами являются существительные красавец, браконьер, бродяга и прилагательные заведомый, беспечный; на авторское отношение к предмету речи указывает и часть распространенного приложения чрезвычайно вкусного и питательного кушанья.
Этой же цели подчинено и обращение автора:
1) к конструкциям, содержащим указательные местоимения, которые помогают правильно расставить акценты и подчеркнуть значимость информации, содержащейся в приложениях: Каждый день я все с большим удивлением находил, что Олеся - эта выросшая среди леса, не умеющая даже читать девушка - во многих случаях жизни проявляет чуткую деликатность и особенный, врожденный такт («Олеся») [1, с. 82];
2) к сочетаниям идиоматического характера: -Давала, родной, давала. Не бере-ет! Вот история... Четвертной билет давала, не берет... Куд-да тебе! Так на меня вызверился, что я уж не знала, где стою. Заладил в одну душу: «Вон ди вон!» Что ж мы теперь делать будем, сироты несчастные! Батюшка родимый, хотя бы ты нам чем помог, усовестил бы его, утробу ненасытную. Век бы, кажется, была тебе благодарна («Олеся») [1, с. 77].
Нередко приложения участвуют в создании антитезы; контрастное сопоставление объектов описания поддерживается и посредством использования узуальных антонимов (старший ^ младший), например: Сестры радостно поцеловались. Они с самого раннего детства были привязаны друг к другу теплой и заботливой
дружбой. По внешности они до странного не были схожи между собою. Старшая сестра, Вера, пошла в мать, красавицу англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрасными, хотя довольно большими руками и той очаровательной покатостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах. Младшая - Анна, - наоборот, унаследовала монгольскую кровь отца, дед которого крестился только в начале XIX столетия и древний род которого восходил до самого Тамерлана («Гранатовый браслет») [1, с. 204]. Антитеза обусловливает двучастное построение фразы (в данном случае отдельного абзаца текста), что свидетельствует и о такой текстовой функции приложений, как структурно-композиционная.
Ритмико-композиционная функция отчетливо прослеживается в приложениях, функционирующих в тексте повести «Суламифь». С целью стилизации изложения под восточное сказание с его напевной интонацией автор прибегает к использованию преимущественно распространенных приложений, изобилующих определениями и организованных между собой и с другими определениями по принципу синтаксического параллелизма. Это придает повествованию «восточный колорит» и облегчает решение ряда художественных задач. Например: Изливал он елей и возжигал курение Изиде и Озирису египетским, брату и сестре, соединившимся браком еще во чреве матери своей и зачавшим там бога Гора, и Деркето, рыбообразной богине тирской, и Анубису с собачьей головой, богу бальзамирования, и вавилонскому Оаниу, и Дагону филистимскому, и Авде-наго ассирийскому, и Утсабу, идолу ишевийскому, и мрачной Кибелле, и Бэл-Меродоху, покровителю Вавилона - богу планеты Юпитер, и халдейскому Ору - богу вечного огня, и таинственной Омороге - праматери богов («Суламифь») [1, с. 163].
Приведем и другие примеры подобного характера:
Там пребывала сама богиня, Она, Невидимая, Подающая плодородие, Таинственная, Мать, Сестра и Жена богов («Суламифь») [1, с. 183];
Между ними сидели военачальники Соломоновы, его министры, начальники провинций и придворные. Здесь был Ванея, некогда царский палач, убийца Иоава, Адонии, Семен, главный начальник войска, невысокий, тучный старец с длинной седой бородой. Был также Азария, сын Нафанов, желчный высокий человек с сухим, болезненным лицом и темными кругами под глазами, и добродушный, рассеянный Иосафат, историограф, и Ахелар, начальник двора Соломонова, и Завуф, носивший высокий титул друга царя, и Бен-Авинодав, женатый на старшей дочери Соломона - Тафафии, и Бен-Гевер, начальник области Арговии; под его управлением находилось шестьдесят городов, окруженных стенами, с воротами на медных затворах; и Ваана, сын Хушая, некогда славившийся искусством метать копье на расстоянии тридцати парасангов, и многие другие («Суламифь») [1, с. 171];
Также разделял он ложе с Балкис-Македа, царицей Савской, превзошедшей всех женщин в мире красотой, мудростью, богатством и разнообразием искусства в страсти; и с Ависагой-сунамитянкой, согревавшей старость царя Давида («Суламифь») [1, с. 155].
Использование в последнем случае присоединительной конструкции с союзом и придает изложению перечислительную интонацию и напевность.
В этой связи следует обратить внимание на инверсионный принцип организации некоторых приложений, также способствующий стилизации изложения под «восточное сказание»: Покажи нам снова лицо твое, светлый бог. Вот Нефтис, сестра твоя. Она обливается слезами и в горести рвет свои волосы («Суламифь») [1, с. 187]; на включение в состав распространенного приложения обособленных приложений, находящихся в постпозиции: Очередной жрец - древний старец в белой одежде, с бритой головой, безусый и безбородый, повернулся с возвышения алтаря к народу и произнес тихим, усталым голосом («Суламифь») [1, с. 182].
Нельзя не отметить обилие приложений, содержащих указания на родственные отношения персонажей, их родословные линии, что также характерно для «восточного» стиля описания: - Нет, я и теперь не знаю этого. Я думала... Но мне стыдно признаться... Я боюсь, ты будешь смеяться надо мной... Рассказывают, что здесь, на горе Ватн-эль-Хав, иногда бродят языческие боги... Многие из них, говорят, прекрасны... И я думала: не Гор ли ты, сын Озириса, или иной бог? («Суламифь») [1, с. 176]; Так живописал царя Соломона Иосафат, сын Ахплуда («Суламифь») [1, с. 162].
Таким образом, приложения в художественных текстах обладают значительными экспрессивно-стилистическими возможностями и способны выполнять различные функции, повышая выразительность, эмоциональность повествования, раскрывая авторскую позицию по отношению к изображаемому и воплощая такую важнейшую для художественного повествования категорию, как категория субъективности. Среди основных функций приложений можно отметить эмоционально-экспрессивную, стилезаторскую, ритмико-композиционную и структурно-композиционную функции, заключающуюся в создании антитезы. Реализация указанных функций способствует решению художественных задач, поставленных автором.
Функционально-прагматические возможности приложений как синтаксических наименований, рассмотренных нами в художественных текстах, обусловлены идио-стилем А. Куприна - тем пространством, в котором и осуществляется реализация номинативно-аналитических установок автора, характеризующих его как ярко выраженную индивидуальность.
Список литературы:
1. Куприн, А. И. Сочинения: в 2-х т. Т. 1 / А. И. Куприн. - М.: Худ. лит., 1980. - 451 с.
2. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка: около 100 000 слов, терминов и фразеологических выражений / С. И. Ожегов; под ред. Л. И. Скворцова. - М.: ООО «Издательство Оникс», 2009. - 736 с.
3. Русская грамматика: в 2-х т. Т. 2 / под ред. Н. Ю. Шведовой. - М.: Наука, 1980. - 709 с.
4. Рыбакова, Л. А. Приложение и квалификативное сказуемое как стилеобразующие средства в художественной речи / Л. А. Рыбакова // Научные труды Куйбышевского педагогического института. - 1974. - Вып. 133. - С. 34-38.
5. Современный русский язык: учебник / под ред. С. М. Колесниковой. - М.: Высшая школа, 2008. - 559 с.
