CC BY
276
УДК 811.161.1(045)
ББК 81.2
Каштанова Пелагея Викторовна
кандидат филологических наук, доцент
кафедра русского языка и методики преподавания русского языка Мордовский государственный педагогический институт им. М. Е. Евсевьева
г. Саранск Мосолова Галина Петровна
кандидат филологических наук, доцент
кафедра русского языка и методики преподавания русского языка Мордовский государственный педагогический институт им. М. Е. Евсевьева
г. Саранск Kashtanova Pelageya Viktorovna Candidate of Philology,
Assistant Professor
Chair of the Russian Language and Methods of Teaching the Russian Language Mordovian State Pedagogical Institute named after M. E. Evsevyev
Saransk Mosolova Galina Petrovna Candidate of Philology,
Assistant Professor
Chair of the Russian Language and Methods of Teaching the Russian Language Mordovian State Pedagogical Institute named after M. E. Evsevyev
Saransk pvkashtanova@mail.ru Эксплицитные и имплицитные средства реализации субъективной модальности в художественном тексте 1 Explicit and implicit realizations of subjective modality in fiction text В статье рассмотрены эксплицитные и имплицитные средства реализации субъективной модальности в конкретном произведении. Субъективная модальность представлена как целостная категория, обладающая системой иерархически организованных модальных значений, в которой существует определённая зависимость коэффициента модальности как фактора текстообразования от объекта описаний и прагматических установок.
The paper deals with explicit and implicit realizations of subjective modality in a particular text. Subjective modality is represented as a complex category with a system of hierarchically organized modal meanings that has a certain dependence of
1 Работа проводилась при поддержке Минобрнауки РФ в рамках Программы стратегического развития «Педагогические кадры для инновационной России» (госзадание № 2 от 16.03. 2013 г.).
modality factor as a factor of text-formation on the object of description and pragmatic purposes.
Ключевые слова: текст, объективная модальность, субъективная модальность, эксплицитные и имплицитные средства реализации, текстовая модальность.
Key words: text, objective modality, subjective modality, explicit and implicit realizations, text modality.
До появления лингвистики текста считалось, что основной коммуникативной единицей языка является предложение. Однако семантическая независимость большинства предложений весьма относительна. «Реальная жизнь» предложения возможна только в потоке связной речи. «Вырванное из контекста предложение, сохраняя свою грамматическую самостоятельность, теряет смысловую полноту, обусловленную тесными связями со смежными предложениями контекста» [10, с. 58]. Лишь немногие из них, обладая структурной завершенностью, отличаются и замкнутостью содержания. К таковым можно отнести пословицы, поговорки, афоризмы, некоторые информационные и хроникальные заметки, жанр которых, как правило, требует вместить все описание происходящего в одно предложение. Но даже и их самостоятельность, как указывает И. Р. Гальперин, «в значительной степени относительная: они всегда ориентированы на окружение» [5, с. 16]. Поэтому для того, чтобы полно выразить ту или иную мысль, передать все оттенки смысла, одного предложения недостаточно. Требуется несколько взаимосвязанных предложений, иными словами, связный текст.
В функциональном аспекте текст аналогичен предложению, отличаясь от него лишь по объёму и качественному составу конституирующих компонентов. Одной из основных языковых категорий, формирующих предложение, а значит и текст, является модальность. Вслед за В. В. Виноградовым отечественная лингвистика рассматривает модальность как единую семантикосинтаксическую категорию, отражающую оценку отношения содержания высказывания к действительности, данную говорящим [3, с. 55].
Данная функция модальности представлена противопоставлением синтаксических форм изъявительного наклонения глагола формам сослагательного и повелительного наклонений.
В современном языкознании с опорой на разграничение диктума и модуса широко развивается многоаспектный подход к модальности, позволяющий рассматривать данную категорию как обладающую системой иерархически организованных модальных значений [1].
В русской грамматической традиции принято разграничивать объективную и субъективную модальности. Объективная (общая, предикативная) модальность - оценка реальности/ирреальности высказывания. Помимо обязательного для каждого предложения объективно-модального значения, конкретное предложение может нести в себе добавочное, субъективно-модальное значение (выражать отношение говорящего к сообщаемому), образующее второй модальный план.
Объективно-модальное значение традиционно понимается как выражаемый с помощью различных языковых средств характер отношения сообщаемого к действительности. Значение субъективной модальности, используя языковой потенциал собственно структурной схемы, лексико-грамматические компоненты и интонационные возможности текста, передается через речь автора и персонажей и может быть представлено эксплицитно и имплицитно.
Особое разнообразие средств выражения субъективной модальности отмечается в художественных текстах. В этой связи интересно рассмотреть эксплицитные и имплицитные реализации субъективной модальности в конкрет-
т-1 ч_/ ч_/ /-• и /“•
ном произведении. Богатый и яркий материал для наблюдений над разнообразными способами выражения субъективной модальности представляет художественная проза И. Бунина.
Эксплицитные средства реализации субъективной модальности соотносятся с содержательно-факультативной информацией текста и могут быть представлены в виде модально окрашенной лексики, особых грамматических форм,
определенных синтаксических конструкций. Модально окрашенными могут становиться и отражающие особое эмоциональное восприятие авторские характеристики, например:
По вечерам этажи «Атлантиды» зияли во мраке огненными несметными глазами, и великое множество слуг работало в поварских судомойнях и винных подвалах (И. Бунин).
В прямом значении зиять обозначает «быть раскрытым, обнаруживая глубину, пустоту, провал» [9, с. 230]. В данном контексте это слово приобретает особую оценку: выражает авторское отношение к роскоши «Атлантиды».
Имплицитным выражением субъективной модальность является подтек-стовая информация, которая выражается внутритекстовыми и внетекстовыми ассоциативно-семантическими связями, индивидуально-авторским оформлением монолога, диалога, прямой и несобственно-прямой речи как видов речетворческих актов.
Так, например, несмотря на графическую скупость изображения внешности «господина из Сан-Франциско» (персонаж И. Бунина лишён имени, его прошлое - «работал не покладая рук»), мы ясно представляем облик этого человека. Выражению данного модального значения способствует контекст.
И. Р. Гальперин к наиболее прямым средствам, реализующим модальность в предложении и в тексте, относит эпитет. «Становясь многократно повторяемым стилистическим приёмом», эпитет «начинает вскрывать текстовую модальность», что особенно заметно в литературных портретах [5, с. 116]. В тексте модальная функция эпитета реализуется, как правило, во взаимодействии с другими эксплицитными и имплицитными средствами, например:
Обед длился больше часа, а после обеда открывались в бальной зале танцы, во время которых мужчины, - в том числе, конечно, и господин из Сан-Франциско, - задрав ноги, до малиновой красноты лиц накуривались гаванскими сигарами и напивались ликёрами в баре, где служили негры в красных камзолах, с белками, похожими на облупленные крутые яйца (И. Бунин).
Эпитеты И. Бунина семантически осложнены, повышают уровень экспрессивности текста, «говорят с наличия не выраженных вербально, но угадываемых смыслов» [6, с. 113-114].
В концепциях некоторых известных лингвистов (С. Г. Ильенко, Г. Я. Солганик) субъективная модальность понимается как единственная текстовая модальность художественного произведения (оценочное отношение автора к изображаемому) и распространяется только на те текстовые фрагменты, в которых обнаруживается оценка автора.
В этом понимании модальность тесно соприкасается с текстообразующей категорией оценки, которую А. Ф. Панина считает самостоятельной текстовой категорией и которой даёт следующее определение: «Оценка - это непосредственная или опосредованная реакция говорящего (субъекта) на наблюдаемые, воображаемые, воспринимаемые органами его чувств действия, признаки признаков реальных объектов, объектов внутреннего и внешнего мира говорящего» [11, с. 268].
Категория оценки проявляется на широком фоне нейтральной лексики, то есть слов, называющих предмет, его действия, состояния и признаки, не определяя ценности названного явления. Однако в контексте подобные слова могут получать оценочные значения.
К субъективным оценкам относят аксиологические общеоценочные типы, содержащие маркеры/операторы («хороший/плохой») и частнооценочные типы, к которым относят эмоциональную, эстетическую, этическую, сенсорную, количественную, рациональную, логическую оценки.
Оценка в тексте чаще всего выражается посредством заполнения компонентов классической схемы предложения лексемами с коннотативным значением. Указанным значением могут обладать единицы лексико-семантического, фразеологического, морфологического, словообразовательного уровней языка.
Особенно ярко это проявилось в рассказе И. Бунина «Господин из Сан-Франциско». Так, в портретных характеристиках главного героя намечены ос-
новные микротемы произведения: «Сухой, невысокий, неладно скроен, но крепко сшитый», «нечто монгольское было в его желтоватом лице с подстриженными серебряными усами», «золотыми пломбами блестели его крупные зубы, старой слоновой костью - крепкая лысая голова».
В рассказе четко вырисовывается двойственность внешнего облика «господина из Сан-Франциск», использованные в тексте избирательные средства имплицитно подчеркивают характер субъективной оценочности (при всей видимой бесстрастности, отрицательная оценка очевидна) [8]. С одной стороны, представлена лексика, характеризующая физически сильного человека («крепко сшитый», «крепкая лысина» и т.п.), с другой - изображающая мертвящий облик («желтоватое лицо», «серебряные усы» и т.п.), который и является доминантой характерологичности в микроконтексте [4]. Подобного рода сравнения последовательно проводятся на протяжении всего рассказа («остатки жемчужных волос», «хриплое клокотанье, вырывающееся из открытого рта, освещённого отблеском золота, слабело»). Благодаря повтору осуществляется семантическая интеграция текста [2].
Важную роль играет анализ тематических полей как совокупности средств, косвенных характеристик, создающих необходимый фон для восприятия подтекстовой информации и понимания авторской оценки изображаемого. Параллельно с темой смерти на протяжении всего произведения прослеживается мотив бездуховности, фальшивости окружающей действительности, который создаётся оппозицией быть/казаться («притворно мучаться», «грешноскромная» и т.п.) [7].
Рассмотренные в статье разнообразные средства эксплицитных и имплицитных реализаций субъективной модальности, составляющие в своей совокупности повествовательную канву рассказа И. Бунина «Господин из Сан-Франциско», обладают широкими изобразительно-выразительными возможностями, они непосредственно отражают ход событий, участвуют в обрисовке героев и их взаимоотношений. Все это позволяет рассматривать субъективную модальность как целостную категорию, обладающую системой иерархически
организованных модальных значений, в которой существует определённая зависимость коэффициента модальности как фактора текстообразования от объекта описаний и прагматических установок.
Библиографический список
1. Белоглазова, Е. В. Градуальная функция разноуровневых средств языка в формировании диктумного содержания предложения : дис. ... канд. филол. наук : 10.02.01 : защищена 23.10.2003 / Белоглазова Елена Владимировна. - Саранск, 2003. - 200 с.
2. Белова, Н. А. Интеграция гуманитарных дисциплин и пути ее реализации в вузовском педагогическом образовании / Н. А. Белова // Гуманитарные науки и образование. - 2010. - № 2. - С. 32-37.
3. Виноградов, В. В. Исследования по русской грамматике /
B. В. Виноградов. - М. : Наука, 1975. - 559 с.
4. Водясова, Л. П. Метафорическое представление концептов «жизнь» и «смерть» в мордовских, русском и английском языках/ Л. П. Водясова // Гуманитарные науки и образование. - 2011. - № 1. - С. 61-64.
5. Гальперин, И. Р. Текст как объект лингвистического исследования / И. Р. Гальперин. - М. : Наука, 1981. - 139 с.
6. Гехтляр, С. Я. Л. Толстой и И. Бунин: Опыт сравнительного анализа /
C. Я. Гехтляр, С. И. Шишкова // Особенности языка и стиля Л. Н. Толстого: Межвуз. сборник научных трудов. - Тула : Тул. гос. пед. ин-т, 1990. - С. 113121.
7. Грузнова, И. Б. Градационные отношения междуоднородными определениями (на материале произведений современных писателей) / И. Б. Грузнова // Казанская наука. - Казань : Казанский издательский дом. - № 7. - 2012. - С. 142-144.
8. Морозова, Е. Н. Компаративные фразеологические единицы со значением характеристики человека в русских говорах Мордовии / Е. Н. Морозова // Казанская наука. - Казань : Казанский издательский дом. - № 9. - 2012 - С. 170-174.
9. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова - М. : Азбуковник, 2001. - 944 с.
10. Солганик, Г. Я. Стилистика текста / Г. Я. Солганик - М. : Флинта : Наука, 1997. - 253 с.
11. Панина, А. Ф. Текст: его единицы и глобальные категории / А. Ф. Панина. - М. : Эдиториал УРСС, 2002. - 368 с.
Bibliography
1. Beloglazova, E. V. The gradual function of means of language of different levels in shaping the dictum content of a sentence : dis . ... cand. of philology : 10.02.01 : 23.10.2003 / Beloglazova Elena Vladimirovna. - Saransk, 2003 . - 200 p .
2. Belova, N. A. Integration of the humanities and the ways of its realization in higher pedagogical education / N. A. Belov // Humanities and education. - 2010. -
№ 2. - S. 32-37.
3. Vinogradov, V. V. Studies on Russian grammar / V. V. Vinogradov. - M. : Nauka, 1975 . - 559 p.
4. Vodyasova, L. P. The metaphorical representation of concepts “life” and “death” in the Mordovian, Russian and English languages / L. P. Vodyasova // Humanities and education. - 2011. - № 1. - S. 61-64 .
5. Galperin, I. R. Text as an object of linguistic research / I. R. Galperin. - M. : Nauka, 1981. - 139 p.
6. Gehtlyar, S. Y. Leo Tolstoy and Ivan Bunin: Experience of a comparative analysis / S. Y. Gehtlyar , S. Shishkova // Features of the language and style of Leo Tolstoy : Intercollege collection of scientific papers. - Tula : Tul. gos. ped. in-t, 1990.
- P. 113-121.
7. Gruznova, I. B. Relations between homogeneous gradation members (on the material of modern writers) / I. B. Gruznova // Kazan Science. - Kazan : Kazan publishing house. - № 7. - 2012. - P. 142-144.
8. Morozova, E. N. The steady comparisons in Russian dialects of Mordovia / E. N. Morozova // Kazan Science. - Kazan : Kazan publishing house. - № 9. - 2012.
- P. 170-174.
Ozhegov, S. I., Shvedova, N. Ju. Explanatory Dictionary of Russian Language /
S. I. Ozhegov. N. Ju. Shvedova - M. : Azbukovnik, 2001. - 944 p.
9. Solganik, G. Ja. Textual Stylistics / G. Ja. Solganik - M. : Flinta : Nauka, 1997. - 253 p.
10. Panina, A. F. Text: its units and global categories / A. F. Panina. - M. : Jeditorial URSS, 2002. - 368 p.
