CC BY
177
РАЗДЕЛ I.
СОСТОЯНИЕ ДИСЦИПЛИНЫ: ПРЕДМЕТНАЯ ОБЛАСТЬ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ЭКОПОЛИТОЛОГИИ
Е.И. ГЛУШЕНКОВА
ЭКОПОЛИТОЛОГИЯ КАК НАПРАВЛЕНИЕ НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ: ВОЗНИКНОВЕНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ
В настоящее время отношения в системе «природа - общество» почти повсеместно оцениваются как глобальный экологический кризис, острота которого обусловлена противоречием между безграничными возможностями человеческой преобразовательной деятельности и ограниченными возможностями биосферы в ресурсном обеспечении этой деятельности. Но, думается, более точной будет трактовка экологического кризиса как кризиса адаптации, суть которого заключается в том, что власть человека над окружающей средой увеличилась настолько, что видоизменяет одновременно и человеческое общество, и среду его обитания, образуя де-факто их союз, а сам человек и общественные институты оказались не способны адаптироваться к такому состоянию и социальным феноменам, им порожденным. Следовательно, причины экологического кризиса нужно искать не в природе, даже не в системе «природа - общество», а внутри самого общества и выход - в социальных и политических преобразованиях нынешнего Общества риска.
Беспрецедентным ростом рисковых характеристик развития мы обязаны глобализации. Глобализация, описываемая теориями самоорганизации, сопровождается одновременно расширением и углублением социальных связей и институтов в пространстве и во
времени; на повседневную жизнь людей все большее влияние оказывают процессы, происходящие в других уголках Земли, а действия отдельных политических акторов, в том числе местных сообществ, могут иметь глобальные последствия. Мир становится целостным и усложняется в условиях происходящих в нем нелинейных процессов. Утверждение, что глобализация ведет к подчинению суверенитета национальных государств властным возможностям определенных транснациональных акторов, неточно, так как субъектом глобализации выступает все человечество, а чей-либо контроль над ней представляется как раз проблематичным. Напротив, она порождает глобальную хаотическую конкуренцию социоэкономических и социокультурных моделей. Формируется единое мировое пространство, планета образует закрытую политическую и экономическую системы, подчиненные законам индустриально-рыночной цивилизации, с измеряемой масштабами Земли техносферой, заменяющей нам естественную среду. Антропогенные нагрузки на нее превышают все допустимые пределы, и она начинает деградировать вплоть до полной непригодности к проживанию. Наступает глобальный экологический кризис.
Но, как говорили древние, из того же корня, из которого произрастает проблема, растет и средство спасения. Феномен экологической политики не был знаком ни античности, ни Средневековью, ни Новому времени. Он возникает в ХХ в. в позднеиндустриальном обществе в ходе эволюции мира политического на фоне глобальных кризисных явлений. Новые социоприродные закономерности в Эру риска начали отражаться политическим сознанием и, воспринятые политическим процессом, стали предметом политического анализа. Свою роль сыграли новые характер и роль науки, научного знания и ученых, но ключевой стала общественная необходимость дать ответ на пресловутый «кризис властей» [Тоффлер, Морин, 1994], за которым - потеря возможностей человека к адаптации. Изменилась господствующая в общественном и научном сознании картина мира, трансформировалось научное сознание, и в системе общественных наук возникли новые направления.
Экополитология - дисциплина, изучающая принятие эколого-политических решений
Экополитология (англ. «environmental politics») - молодая плюралистическая политическая дисциплина со своим категориальным аппаратом и четко очерченным предметным полем. Она представляет собой комплексное направление политических исследований, изучающее структурно сложный характер экологической политики во взаимодействии с другими элементами политического процесса, разными политическими игроками, различными сферами политической жизни.
Ее зарождение во второй половине 60-х - начале 70-х годов ХХ в. сопровождалось такими глобальными политическими процессами, как расцвет новых социальных движений и борьба активистов гражданского общества за включение экологической проблематики в политическую повестку дня. Новые социальные движения, прежде всего антивоенные, экологические, а также правозащитные, женские и ряд других, серьезно изменили политический ландшафт многих развитых стран, где решение экологических проблем стало полноправной частью политики с начала 1970-х годов. Борьба экологического движения за новую политическую повестку дня обернулась успехом, и это стало началом прорыва к новым политическим практикам, к новой концепции политики. Так что экополитология - не результат кабинетных размышлений, а отображение реально происходящих социальных и политических процессов. И хотя сама политология оказалась, мягко говоря, не вполне готова к анализу новых феноменов, экополитология дала возможность обществоведам сделать обобщения, расширяющие рамки политической науки как дисциплины, сохраняя при этом ее классическое концептуальное ядро.
Экополитология изучает весь спектр политических решений в области окружающей среды и ее охраны, управления природопользованием, а также методы их анализа. В ее рамках, в частности, рассматриваются: государственные политика и управление окружающей средой и природопользованием, политика в области охраны природной среды и соответствующие практики хозяйствующих субъектов (особенно крупных), а также экологическая политика партий, движений, других игроков на политической арене,
агентов гражданского общества, глобальные и международные проблемы, связанные с указанной деятельностью, и др.
Принятие политических решений - это технологическое преобразование политической власти в управление общественными процессами в ходе рационализации выбора политических целей в сложной ситуации. Экополитология смотрит на принятие решений как на процесс выбора политических целей и направлений деятельности в специфической ситуации глобального экологического кризиса, в условиях нарастающей экологической опасности. Рассмотренные сквозь призму идеи адаптации человечества к глобальному кризису, осуществляемой через принятие решений, они могут быть названы не просто политическими, а эколого-политическими. Изучаемое экополитологией политическое решение в сфере природоохранного регулирования, природопользования и, шире, в области окружающей среды мы будем далее называть эколого-полити-ческим решением [подробнее см.: Глушенкова, 2009; Глушенкова, 1995; Глушенкова, Костин, 2002].
Грань между политическим и неполитическим решением в экополитологии очень тонка; политическими на практике становятся все решения, оказывающие ощутимое воздействие на экосистемы. Чем сильнее экологический эффект, тем более выражена его политическая составляющая, тем выше его объективная значимость для выживания социума. Ведь что есть предмет политологии, как не анализ принятия общественно значимых, ориентированных на долгосрочную перспективу решений? Экополитология изучает экологически значимые решения, причем не обязательно они должны напрямую относиться к охране природной среды. Объект экополитологии - взаимодействие политической сферы общества с системой социоприродных отношений. Непосредственным предметом экополитологии являются теория и практика принятия политических решений, относящихся к окружающей среде и ее охране, а также решений по рациональному природопользованию, которые следует рассматривать в контексте адаптации современного общества, характеризуемого как общество риска, к кризисным явлениям.
В экополитологии можно выделить эколого-политическую теорию, т.е. теоретическую экополитологию, и прикладную экопо-литологию, состоящую из экоадминистрирования и собственно
экологической политики, процесса принятия эколого-политических решений. Теоретическая экополитология предметно сближается с глобалистикой и посвящена концептуальным основам экополити-ки, теоретико-методологическим аспектам принятия политических решений в данной сфере. Она рассматривает политические ценности и цели, а прикладная в основном изучает средства и способы достижения этих целей. Экополитология, как и политология, подразделяется на сравнительную и региональную, на экополи-тологию международных отношений и т.д. Как междисциплинарная область, экополитология вобрала в себя достижения политологии, социологии, юриспруденции, экономической и экологической наук. Теоретической предпосылкой возникновения экополитологии стала идея междисциплинарного синтеза общественных и естественных наук, версией осуществления которой являются эколого-политические теории.
Существует несколько оснований отнесения экологической проблематики к политической науке. Согласно одному из них, управление окружающей средой происходит на уровне исполнительной власти. Следовательно, экополитология изучает политику государства в соответствующей сфере, и на первый план выходит политическое обоснование решений, принимаемых органами исполнительной власти относительно природной среды. Проблема осуществления адекватной, грамотной экологической политики является здесь центральной. Экополитология помещается тем самым в раздел прикладной политологии и, следовательно, состоит, по большей части, из публичной политики (public policy) и политического администрирования. С момента зарождения эколого-политологического направления исследований в рамках данного подхода появилось множество работ по анализу характера политической процедуры принятия решений, выработке политических механизмов и инструментов осуществления экологической политики и роли бюрократии, судов, элит, общественного мнения в этом процессе. Со стороны общественности выдвигались требования контроля действий технократов и бюрократов, так как именно их некомпетентное вмешательство ведет, как думали, к деградации среды. Исследователи в основном сконцентрировались на: 1) выработке путей минимизации той экологической цены, которой общество оплачивает политические приоритеты; 2) выработке страте-
гии, позволяющей реализовать в процессе принятия решений подлинный общественный интерес, состоящий в поддержании равновесия в системе «общество - окружающая среда».
Данный подход логичен, но в конечном счете стало ясно, что он слишком узок. Этого недостатка лишен другой подход, поместивший эколого-политическую проблематику в контекст не только деградации природной среды, но всего комплекса глобальных проблем и процессов, изучаемых глобалистикой. Экологический кризис - важнейшая составляющая мирового системного кризиса. Уяснить его центральное положение в ряду других кризисов можно, учитывая его природу как кризиса адаптации. Тогда предметом экополитологии должен стать поиск политического ответа на экологический вызов, путей перехода человечества к новой экологически дружественной стадии развития. В этом случае включение экологической проблематики в политическую науку происходит через расширение ее границ вплоть до слияния политического и социального. В рамках этого подхода предметом политической науки предлагается сделать человека в единстве с себе подобными и другими формами жизни, а экополитология рассматривается его приверженцами если не как альтернатива политической науке, то, безусловно, как версия ее дальнейшего развития [см., напр.: Anderson, 1987].
Из-за различия фундаментальных теоретических оснований совместить эти два подхода невозможно. Причина - в разном понимании истоков экологического кризиса. В поисках его корней велик соблазн найти причины опасности не в антропогенной деятельности, а в самой природе, ее имманентной активности. В таком случае задача будет состоять в том, чтобы погасить эту активность через видоизменение среды обитания, но без нанесения ей непоправимого ущерба. Существование и функционирование техносферы как способа жизни и типа взаимодействия со средой под сомнение не ставится - ставится вопрос о характере и пределах ее распространения. Этот образ мышления, который склонны демонстрировать адепты первого подхода, называют техноцентрист-ским. Целью экологической политики здесь становится решение ряда научных и технических задач.
Представители второго подхода не доверяют человеческому разуму, а в природе видят предпосылку, творческий источник, условие человеческой активности. Экологическая опасность, по их
мнению, кроется не в природе, а именно в системах деятельности, в специфике их организации. Суть экологического вызова такова: усиливается не природное влияние на общество, а, наоборот, социум уже технически способен уничтожить биосферу. Однако цивилизация еще не приспособилась к этому новому для себя состоянию. Стратегия адаптации с этой точки зрения должна состоять не в форсированном создании искусственных сред, но в активном видоизменении социальных институтов. Новая, экологически дружественная стадия развития должна означать создание социальных структур, которые смогут сами мобильно перестраиваться в соответствии с импульсами окружающей среды (социальной и природной), а не будут «подгонять» среду «под себя». Такие воззрения называют экоцентризмом.
Несовместимость теоретических подходов экоцентризма и техноцентризма приводит к тому, что эти два направления, две экополитологии развиваются бок о бок, причудливо переплетаясь между собой.
Подводя итог, определим экополитологию как дисциплину, раскрывающую общие особенности политического процесса в условиях экологического кризиса, исследующую формы и средства адаптации к нему мира политического, методы и направления регулирования социоэкологических взаимозависимостей в ходе этой адаптации [подробнее см.: Глушенкова, 2009].
В фокусе внимания экополитологии находится экологическая политика, хотя ее анализом данная дисциплина не ограничивается. Первостепенное значение имеет вопрос о смысле понятия экологической политики как политики охраны окружающей среды (environmental policy). Это не просто охрана природы (protection of nature), которая существует с глубокой древности, а с определенного момента приобретает характер целенаправленной деятельности государства. Экологическая политика в современном понимании этого слова возникает во второй половине 1960-х годов, ее систематическое осуществление начинается с включения экологической проблематики в политическую повестку дня современных национальных государств. Главные ее предпосылки - не только экологический кризис как таковой, но и озабоченность людей этим кризисом и его отдельными проявлениями, подлинными и мнимыми. Одно из свидетельств успеха гражданского общества в отстаивании
на политическом уровне экологических интересов - возникновение экологического права как самостоятельной отрасли правового регулирования. Экологические права граждан вошли в перечень гарантированных государством прав.
Традиция экополитики в корне отличается от традиции охраны природы, так как она не исчерпывается консервационизмом. Так называемое консервационистское (охранительное, от англ. «conserve» - сохранять) понимание экологической проблемы заключается в том, что природа, ее ресурсы рассматриваются как объект сохранения для будущих поколений. Консервационизм исходит из того, что ресурсы надо тратить, но беречь. Экологическая политика, не отрицая этой задачи, ставит проблему совсем иначе, подчеркивая необходимость сбережения, сохранения природы в первозданном виде. Главной ценностью экополитики становятся человек (в глобальном масштабе - человечество как биологический вид) и защита его права на благоприятную среду обитания. Консервацио-низм «нацелен» на защиту интересов производства и в конечном счете на выживание данной экономической, политической системы. Возможно, консервационизм реализует в том числе и задачу экологически безопасного бытия, только понимание экологической проблемы он переводит в плоскость экономических, ресурсных и прочих аспектов хозяйствования.
В центре экополитики - право на чистую, безопасную среду обитания, понимаемую как неотъемлемое, неотторгаемое право на жизнь, здоровье и благополучие каждого человека, живущего на Земле, - право, зафиксированное в основополагающих международных документах. Объектами и субъектами экологической политики являются гражданин и народ, их выживание, тогда как в случае охраны природы ключевую роль играет государство. Как субъект охраны, современное государство, естественно, осуществляет природоохранную деятельность, но необязательно - экополи-тику. Для ряда стран, в том числе для России, остро стоит проблема подмены экологической политики охраной природы. Соответственно, в этих странах актуальной задачей является переход от природоохранной деятельности к экологической политике в подлинном смысле этого слова.
Чем это вызвано? В основе каждого политического действия лежит противоборство самых разнообразных интересов. Если мы
имеем в виду политическое действие в экологическом контексте, то подразумеваем, что все заинтересованы в предотвращении экологической катастрофы. Однако эколого-политическое действие часто наталкивается на противоречие между заинтересованностью одних социальных групп в охране природы и частными выгодами производителей и потребителей.
Мировая политическая динамика отображает сегодня противоборство игроков, выступающих в интересах индустриальных политических элит, и акторов, не входящих в эти элиты и выступающих за перемены в системе общественных отношений. Бизнес, государственная и международные бюрократии в большинстве своем олицетворяют первую группу сил, а значительная часть неправительственных организаций (НПО) и глобального гражданского общества представляет интересы второй. Принимающие основную массу решений по экологическим вопросам бюрократия и бизнес, таким образом, и являют собой элиту индустриального общества, интересы которой имеют краткосрочный горизонт, что противоречит долгосрочным природоохранным нуждам. Сложность каждодневного осуществления экологической политики состоит, таким образом, в том, что индустриальные элиты в экологических переменах не особо заинтересованы. Однако в реальности государство везде занимает неодинаковые позиции по вопросам экополитики. Это зависит от господствующих в данном социуме отношений в системе «государство - гражданское общество» и, прежде всего, в степени контроля индустриальными элитами рычагов власти, характера и масштабов распространения гражданского участия.
Политические решения могут быть продиктованы разными группами интересов и приниматься в различных обстоятельствах. Речь может идти как о решениях во имя интересов общества в целом, так и об институциональных решениях, принимаемых в корпоративных интересах, в частности в результате лоббистских усилий. В современном обществе преобладают решения, источник которых - корпоративный интерес или лоббистская деятельность. Процесс принятия решений национальной значимости в условиях представительной демократии, наоборот, затруднен до тех пор, пока не появляется группа интересов, которая берется представлять соответствующий вопрос на политической арене. Именно к этой категории относятся эколого-политические решения, так как вы-
звавшиеся их лоббировать силы имеют собственные цели и интересы, которые не только не совпадают, но, скорее всего, существенно расходятся с «национальным интересом». Реализация указанной группы решений в любом случае затруднена, особенно, если в обществе нет механизмов выявления и артикуляции соответствующих интересов [Глушенкова, 2003; Глушенкова, 2005].
Как правило, в процессе принятия эколого-политических решений разворачивается экологический политический конфликт. В экологической политике такого рода конфликты, особенностью которых является столкновение разнонаправленных интересов и стоящих за ними сил, широко распространены. Абсолютное большинство принимаемых эколого-политических решений отражают противостояние основных сторон экополитического процесса -экологически недружественного бизнеса (поллютанта, загрязнителя, виновника обострения экологических проблем) и страдающего (актуально или потенциально) от его действий населения, рядовых граждан. При этом обе стороны конфликта представляют в широком смысле гражданское общество. Огромную роль здесь играет то, какую позицию занимает, на чью сторону встает государство [Responding to environmental conflicts, 2002].
На практике экологическая политика - это политическая деятельность, направленная в основном на снижение риска необратимых и долгосрочных негативных экологических последствий хозяйственной деятельности. Вопрос об эффективности экологической политики нужно рассматривать именно в контексте управления рисками. Эффективный процесс принятия решений имеет место тогда, когда наиболее желаемая цель достигается наименьшими затратами экономического, политического и иного капитала. Разумеется, описание политического процесса как процесса сугубо рационального является идеальной схемой, - и в действительности дело не всегда обстоит таким образом. В нашем случае критерий эффективности будет зависеть от того, рассматриваем ли мы экологическую политику как рутинную политическую активность или оцениваем ее в контексте экологической эффективности, снижения экологического риска и соответствия принципам устойчивого развития, теория которого представляет собой рамочную концепцию современной экологической политики.
Экополитика, эффективная как политика традиционная, может быть неэффективной с точки зрения второго из названных критериев. Экологическая политика является действенной в полной мере тогда, когда процесс принятия решений в области охраны окружающей среды осуществляется в соответствии с общими принципами политической эффективности и в то же время обеспечивает решение экологических задач. Но часто бывает, что приходится выбирать либо одно, либо другое. Кроме того, экологическим критериям соответствует определенный набор применяемых ресурсов, что усложняет задачу, стоящую перед лицом, принимающим политическое решение. Некоторые типы политических решений в области охраны окружающей среды имеют столь высокую «экологическую цену», что торг о затратах денежного и иного капитала, в других случаях более чем естественный, здесь, по крайней мере на концептуальном уровне, представляется неуместным. Но в реальности, как правило, это происходит.
Ответственность за экологическую сторону принимаемого решения лежит в основном на экспертах. Особая роль экспертной оценки является отличительной особенностью экологической политики, которая базируется на системе научных представлений об окружающей среде. При принятии решений необходимо учитывать «экологическую цену», т.е. те долгосрочные последствия, к которым приведет решение. Выявить их помогает эксперт, устанавливающий научно обоснованные рамки принятия данного решения. На начальном этапе процесса роль эксперта весьма велика и порой предопределяет экологически дружественное решение. Эксперт, готовый принять «сторону природы», может повлиять на мнение и взгляды чиновника. Но доминирование эксперта на всем протяжении процесса принятия решений ставит под вопрос эффективность соответствующих решений. Предназначение эксперта - оценить неизбежный экологический риск. Однако экспертная оценка не может быть абсолютно достоверной, риск и неопределенность присутствуют всегда, и этим могут воспользоваться и сам эксперт, и лица, принимающие решения (ЛПР), склонные манипулировать как экспертом, так и его оценками.
Присутствие этической составляющей является еще одной важной особенностью экологической политики. В конечном счете эта составляющая, будучи соотнесена с контекстом экологических
ценностей, способствует повышению эффективности экополитиче-ских решений.
Если следовать классификации Уильямса - Мэтни [Williams, Matheny, 1995], экополитику можно подразделить на управленческую, плюралистическую и коллективную. В первом случае ЛПР концентрируются на технических аспектах принятия решения, так сказать, на технологии процесса. Здесь ключевая роль принадлежит именно экспертам. Плюралистическая концепция означает, что в принятии решений участвуют не одни эксперты и игроки со стороны государства, но - широкий круг участников, в том числе представители гражданского общества. Здесь «техника принятия решения» отходит на второй план, а на первый выходит активность различных «зеленых» неправительственных организаций (экоНПО). В третьем случае речь идет о практике, когда имеет место коллективное участие в принятии требуемого решения. Наиболее демократичной провозглашается передача государством полномочий в принятии определенных решений группе граждан, которых эти решения затронут в первую очередь1. В реальной экополитике присутствуют в разных сочетаниях все три вышеупомянутые разновидности.
На метод экополитологии наложили отпечаток так называемые постнеклассические теории, содержащие закономерности функционирования открытых саморазвивающихся систем, и неклассическая картина мира, несовместимая с картезианской и ньютоновской системами. Именно этим продиктовано обращение экополитологов к теории систем Л. фон Берталанфи: окружающая природная среда, наряду с социальной, является средой политической организации-системы; понимание этого фундаментального факта позволяет поставить вопрос о корреляции между взаимодействием, скажем, системы-государства и природной среды, и особенностями поведения государства в системе всех окружающих его сред [Харелл, 2002; Костин, 2005].
В принципе поведение системы-государства может быть каким угодно. Экополитология не имеет нормативистской направленности. Хотя в основе рамочной концепции экологической политики - теории устойчивого развития - лежат некие «экологические аксиомы», экополитология сама по себе - не отдельная теория, она
1 Это может быть, скажем, компактно проживающая рядом с неким проектируемым объектом группа граждан.
не базируется на неких принципах, не требующих доказательств, а изучает актуальное политическое измерение социоприродных взаимозависимостей. Идеальные модели важны для экополитического анализа, но предметом анализа являются политическая реальность, конкретные направления деятельности и политические решения, а не изначально заданные нормативные предписания. Политика может иметь и ярко выраженный антиэкологический характер. Исследуя политические причины происходящего, экополитолог предлагает политические же способы преодоления экологического кризиса.
Говоря об эволюции экополитологии, заметим, что ее зарождение происходило в одно время с глобалистикой. Более того, у обоих направлений были во многом общие корни, но экополитоло-гия быстро выделилась в отдельную дисциплину. Используя примерно один и тот же багаж современной науки (в том числе теорию систем, синергетический подход, футурологию и др.), эти направления демонстрируют тенденцию к интеграции классического и постнеклассического научного знания.
Первый этап (конец 1960-х - начало 1970-х годов) - этап формирования экополитологии - совпал с началом систематической охраны окружающей среды, а также освоения космоса; в это время были заложены методологические и научно-теоретические основания исследования глобальных проблем, в том числе экологических; экологическая проблематика прочно вошла в политическую повестку дня.
Второй этап (1970-е годы) - определение предметной области экополитологии и основных направлений исследований в ее рамках; экополитология окончательно «расходится» с глобалистикой, но возникает острая нужда в объединяющей, рамочной теории экологической политики.
Третий этап эволюции пришелся на 1980-е годы, когда в известной степени снизилось внимание к общетеоретическим проблемам, а на первый план вышли практические аспекты эколого-политического анализа. В эти годы окончательно формируется прикладная экополитология, направленная на изучение процессов и механизмов принятия эколого-политических решений. Концепция устойчивого развития (УР) постепенно приобретает для экополитологии парадигмальное значение.
Четвертый этап (конец 1980-х - начало 1990-х годов) совпал с радикальными переменами в геополитической структуре мира и обретением им современного облика. Остро встали проблемы глобальной безопасности, что сказалось и на дальнейшем развитии экополитологии. Завершается этот этап событием всемирного значения - Всемирной конференцией ООН по окружающей среде и развитию, проходившей в Рио-де-Жанейро (1992), где была выдвинута глобальная стратегия долговременного развития, основанная на концепции экологической устойчивости, поставившая перед человечеством задачу консолидации на пути преодоления глобального экологического кризиса. УР выступает в качестве концептуальных рамок экополитологии. Ее концептуальный синтез теперь завершен.
С 1992 г. начался нынешний, современный этап эволюции дисциплины. Для него характерна концентрация исследователей на анализе национальных экологических политик, в то время как анализ глобальных, общечеловеческих проблем отошел на вторые роли. В центре внимания оказались проблемы практической политической реализации концепции УР на национальном уровне и осуществления необходимых для этого реформ. На данном этапе экопо-литология в качестве отрасли политической науки отражает последствия не только экологического кризиса, но всего комплекса глобальных изменений.
Устойчивое развитие как концептуальные рамки экополитологии
Ранний период развития экополитологии отличался алармизмом (англ. alarm, тревога) на фоне отсутствия единой системы политических понятий, какой-либо общей платформы политического действия, общего языка, который разделяли бы ученые и активисты. Настало время практической экологической политики, но на первоначальном этапе она не могла быть результативной. Приоритетными были критерии политической эффективности принимаемых решений, тогда как собственно экологические критерии, в тот момент не имевшие внятных научных оснований, неизбежно оказывались на втором плане [подробнее см.: Охрана природы России, 2003].
Едва ли не первой попыткой разработать научно обоснованные принципы экологической эффективности стало осмысление экологической проблематики в контексте глобалистики. Глобалистский дискурс сам по себе не стал, не мог стать центральным эколого-политическим дискурсом, но он способствовал широкому признанию идей биосферного равновесия и несущей способности экосистем, которым в трансформированном, переработанном виде суждено было лечь в основу концепции УР. Последняя, в свою очередь, достаточно быстро обрела статус рамочной концепции экологической политики. Ее появление поставило процесс принятия эколого-политических решений на твердую почву экологической эффективности, которую уже можно было количественно измерить.
Происхождение понятия «устойчивое развитие» (sustainable development) связывают с работой американского политолога У. Офулса «Экология и политика дефицита», вышедшей в свет в 1977 г. [Ophuls, 1977]. Комментируя теорию устойчивого (steady, а не sustainableI)1 общества экономиста Г. Дэйли, он употребил, отчасти как синоним, прилагательное «устойчивый» (sustainable) со словом «общество», и лишь затем его стали использовать в более привычном для нас словосочетании. С 1980 г. оно встречается в международных документах, первым из которых был доклад Международного союза охраны природы (World Conservation Union) «Всемирная стратегия охраны природы», подготовленный для ООН. В тот момент теория еще не имела внятного и общепризнанного концептуального наполнения. Но уже к моменту завершения работы Международной комиссии ООН по окружающей среде и развитию под руководством Г.Х. Брундтланд в 1987 г. теория в основном сформировалась. Последним концептуальным штрихом к ней стал синтез теорий биосферного равновесия и основных («базовых») потребностей, что произошло в начале 1980-х годов. В докладе Комиссии Брундтланд прозвучало определение УР, которое является наиболее цитируемым: «Устойчивое развитие - это развитие, которое удовлетворяет потребности нынешних [поколе-
1 Английское словосочетание sustainable development некорректно переведено у нас как «устойчивое развитие»; смысл термина - это не «искусственно поддерживаемое», а, напротив, сдерживаемое, «придерживаемое» развитие, причем в качестве источника устойчивости и сбалансированности подразумевается скорее не внешнее усилие, а сама развивающаяся система (англ. суффикс <sustain>-able говорит нам об этом).
ний], не подвергая риску способность будущих поколений удовлетворять [аналогичные] потребности» [Брундтланд, 1989]1. Доклад Комиссии Брундтланд сделал понятие «устойчивое развитие» достоянием широкой общественности. Наработки Комиссии легли в основу документов, принятых на Всемирной конференции на высшем уровне по окружающей среде и развитию в 1992 г. в Рио-де-Жанейро. Она приняла УР как интегрированный социальный, экономический и экологический показатель развития человеческого общества. В этом же духе выдержана Декларация тысячелетия, одобренная 8 сентября 2000 г. главами государств - членов ООН, а на Всемирной конференции по устойчивому развитию в Йоганнес-бурге 2002 г. ее участники договорились о серии конкретных обязательств и действий, причем принятый План выполнения решений по УР на 2002-2012 гг. нацелен на преодоление диспропорций в развитии, хотя для беднейших стран пока лишь сформулирована общая цель борьбы с бедностью. С 1992 г. концепция УР - неотъемлемая часть международной политической повестки дня; она становится и национальной стратегией в той мере, в какой то или иное государство готово привести собственную экологическую политику в соответствие с ней. Процесс принятия национальных стратегий УР развернулся в мире в 1990-е годы; вместе с тем интерес к идее УР, вызванный в свое время «докладом Брундтланд», начал постепенно ослабевать2.
Немецкий исследователь Г. Бехманн в конце 1990-х годов насчитал более 70 определений УР, а ведь он еще не был знаком с российскими разработками в этой области. Многообразие дефиниций не означает необходимости в новом концептуальном синтезе. Дело в том, что УР представляет собой мегатеорию, мегадискурс, который едва ли не каждый ученый склонен, скажем так, «дополнять» результатами своих собственных интеллектульных изысков.
В целом УР представляет собой нормативистскую теорию, предполагающую регулирование условий жизни на основе четырех принципов. Первый из них - это удовлетворение базовых потребностей всех ныне живущих людей. Второй принцип предусматривает равные стандарты для всего населения планеты. Третий - бе-
1 В данном случае приведен авторский перевод соответствующего фрагмента английского текста доклада.
2 О генезисе и эволюции теории УР подробнее см.: [Глушенкова, 2001].
режное, осторожное (экологически устойчивое, sustainable) использование природных ресурсов. Смысл четвертого заключается в сохранении возможности для будущих поколений реализовать те же запросы в рамках тех же стандартов, что и ныне живущее поколение. Все названные принципы, каждый из которых стал частью концепции в разное время, равноценны, но центральным считается третий, в основе которого лежит идея ограниченности воспроизводственного потенциала экосистем Земли, наличие предела в способности природных комплексов нести хозяйственные нагрузки. Речь идет о концепте carrying capacity, несущей способности (природной емкости) экосистем, который относится к предмету теории биосферного равновесия. Существует предел нарушения человеком целостности экосистемы. Переступать его нельзя, так как по мере накопления возмущений, поступающих из внешней, окружающей ее среды, и действия внутренних дестабилизирующих ответных факторов экосистема постепенно утрачивает возможность компенсировать понесенные потери, перестает сохранять свои коренные свойства - и наконец гибнет. Задачу УР можно сформулировать как развитие, возвращающее планету в границы воспроизводственного потенциала ее биосферы и составляющих ее экосистем.
Из этого вытекает пятый принцип УР, находящий непосредственное воплощение в экополитике. Наше знание об окружающей среде, ее изменениях всегда неполно, мы не можем предвидеть все последствия наших действий. С другой стороны, современная наука способна произвести вполне достоверные расчеты природной емкости экосистемы. При принятии решений нужно следовать принципу предосторожности (precautionary principle). Его суть - в соблюдении правила: принятие политических и хозяйственных решений не должно вести к необратимой деградации окружающей среды. При дефиците информации о потенциальных экологических эффектах решение должно учитывать недостаток знания таким образом, чтобы при всех мыслимых сегодня сценариях не допускать необратимых последствий для окружающей среды. Ограниченность нашего знания о реакции среды на вмешательство человека принимается в расчет с помощью механизмов моделирования и прогнозирования, так что на случай наихудшего сценария оставляется некий резерв экологической надежности. Объемы этого резерва должны устанавливаться на основе расчета несущей
способности, природной емкости данной экосистемы или одной из ее подсистем.
Таковы общие контуры теории УР, но между ее интерпретациями существуют серьезные расхождения.
Охранительная трактовка УР отражает стремление сохранить нынешнюю модель экономического развития. Экономический рост признается необходимым, поскольку он создает предпосылки для природоохранной политики, так как способствует ликвидации нищеты, которая объявляется основной причиной экологического кризиса. Рост экономики, указывают сторонники данной версии УР, стимулирует технический прогресс, необходимый для замены ограниченных естественных ресурсов неограниченными искусственными. В серьезных социальных реформах нет необходимости, нужно строго следовать рыночным нормам хозяйствования и освобождать силы рынка от пут государственного регулирования, что вместе с научными достижениями станет залогом успеха в борьбе с экологическим кризисом. УР здесь фактически выступает как новое издание старой модели развития, целью которой является социально-экономический прогресс. Обращает внимание концептуальное сходство данной трактовки УР, безоговорочно техноцентристской, и консервационизма.
УР в версии экологической модернизации - это трансформация социальных систем и институтов в соответствии с экологическими требованиями без радикальной перестройки общества, своеобразная «модернизация современности». Ущерб окружающей среде наносит ее сверхэксплуатация, вызываемая неопределенностью прав собственности и возможностью злоупотреблений со стороны частного сектора. Но приверженцы данного подхода отвергают и «коллективную собственность» на ресурсы. В отличие от сторонников сохранения нынешней модели экономического развития, они выступают за усиление роли государства, за развитие под его руководством экологической отрасли в национальных экономиках. Экономический рост нужен в постиндустриальных сегментах - отраслях hi-tech, непроизводственной сфере и, конечно же, в природоохранном секторе. Приветствуются структурные изменения в энерго- и ресурсоемкой индустрии, «зеленый бизнес». Данный подход можно охарактеризовать как сбалансированную, взвешенную позицию в отношении преодоления экологического кризиса.
Третий вариант интерпретации УР - структурная экологизация. По мнению ее теоретиков, причины кризиса - и в нынешней модели экономики, и в экономическом росте. Новые технологии, государственное экологическое регулирование, экологическая активность бизнеса лишь отдаляют катастрофу, которая неизбежна, поскольку пагубен сам вектор индустриального развития. Главный источник зла - общество потребления. Необходимы преодоление господствующей системы ценностей и переход к моделям производства и потребления, базирующимся на постматериалистических ценностях. Для этого необходимы политическая реформа, развитие институтов народовластия и «демократии участия», причем государство не играет здесь определяющей роли. В любом случае должно произойти ограничение потребления (добровольное, конечно, т.е. самоограничение) в индустриально развитых странах. Сторонники данного подхода обращают пристальное внимание на социальные и международные аспекты развития, включая преодоление глобального неравенства. Версия структурной экологизации имеет нормативный характер. Ее отличают экоцентризм и радикализм.
Автор данной классификации, немецкий ученый Г. Бехманн, выделяет еще один подход к УР, антимодернизм - самый радикальный, внесистемный подход, который в современном обществе отстаивают, в том числе, некоторые антиглобалисты. Его принципиальное отличие состоит в том, что он полностью отбрасывает любые аспекты модернизационной парадигмы и уходит в полный отрыв от существующей политической и экономической реальности, выступая, по сути, предельно радикальной версией экоцентризма. Идеологическим обоснованием данного подхода служит философское направление «глубинная экология» (А. Нисс и др.). Его адептов отличает отсутствие единства в трактовке обстоятельств и направлений политических реформ в русле УР, политического облика самого устойчивого общества, а позиции варьируются от авторитарных моделей, с перегруженным экорегуляторными функциями государством, до экоанархизма. Помимо свойственных постмодерну эклектичности, отсутствия концептуальной завершенности, этот подход явно содержит признаки утопизма [Бехманн, 2003]. Кроме того, в России пользуются популярностью представления о ноосфере как «модели» УР - подход, остро нуждающийся в концептуальном синтезе; здесь согласимся с Д. В. Ефременко, отмечающим,
что, «несмотря на грандиозный масштаб учения Вернадского о биосфере, "ноосферный" дискурс до сих пор продолжает оставаться региональным», отечественным, «для внутреннего» пользования [Ефременко, 2006, с. 145].
Концепция УР дала экополитологии экологическое смысловое ядро, в котором она так нуждалась. На разных этапах развития парадигмы УР каждая из «двух экополитологий» вносила в нее свой вклад. Две версии УР из перечисленных выше могут быть описаны в понятиях экоцентризма. Однако с точки зрения концептуальных рамок экоцентристский подход к экополитологии не полностью адекватен УР в нынешнем виде, хотя изначально, на так называемом неклассическом этапе эволюции теории (до 1987 г.), все было наоборот. Экоцентризм и разрабатываемые в его русле неклассические трактовки УР подразумевают сосуществование общества и природы не как видоизменение окружающей природной среды системой «под себя», а как перестройку общественной системы, ее самоадаптацию. Определение, концептуально объединяющее УР, экоцентристский и техноцентриский подходы, может звучать так: УР - это осуществляемый в основном за счет внутренних резервов способ жизнедеятельности социальных систем, в основе которого - способность к автоматической самокорректировке в целях бессрочного выживания человечества как социального организма, человека как биологического вида и данной нации в непрерывно меняющейся окружающей среде [подробнее см.: Глу-шенкова, 2004]. В этом - суть интегральной модели устойчивого развития человеческой цивилизаации.
Экополитология - новейшая политическая дисциплина, междисциплинарное направление в системе политических наук. Многое из того, что она изучает, - не типичные политические практики, а практики и образы политического действия, которые пока являются маргинальными, нестандартными формами политического поведения. Ими мы обязаны постиндустриальным изменениям в политике. Наряду с практиками для экополитологии очень важен анализ замыслов тех политических реформ, которые должны ориентировать социальные трансформации в направлении, ведущем к выходу из экологического кризиса.
Экополитология - не наука о социальных аспектах природоведения. Англоязычный термин environmental politics, рус-
ским аналогом которого является «экополитология», отсылает нас к «политическим теориям окружающей среды», т.е. не природной среды, а среды вообще. Равным образом экополитология не дает политической интерпретации «законов природы», а экологические ценности вовсе не имманентны концептуальным основаниям политического анализа. Ее «экологизм» заключается не в том, что в общественную, политическую жизнь (или теорию) привносятся некие «экологические» принципы, а в том, что она рассматривает взаимоотношения индивидуумов и политических сообществ, в которые они организованы, с «нечеловеческими» условиями и событиями в окружающей их среде в ходе процесса взаимной адаптации.
И все же можно говорить о политических закономерностях в экополитологии. Характер общественной системы и специфика ее взаимодействия с окружающей средой тесно взаимосвязаны, и нельзя изменить второе, не реформировав первое. Это заключение - аксиома экополитологии, имеющая своим источником общую теорию систем, проникшую в нашу область знания на основании постулируемого ею принципа изоморфизма [Костин, 2005].
В эколого-политическом анализе мы выходим за рамки предметного поля, описанного традиционной, «классической» наукой. Экополитология изучает политическое пространство будущего, то, которое не только моделируется, но и творится нами сегодня. Политическая наука нового типа - дисциплина, уясняющая, что нужно для сохранения человечества, - не в этом ли заключается высшее предназначение экополитологии? Дисциплины, нацеленной на поиск облика грядущего мира, версии развития не
только политической науки, но и обществознания в целом.
***
Современная экополитология ставит перед политологами ряд острых проблем. Как можно видеть из обзора подходов к УР, в ходе реализации стратегии перехода к устойчивому развитию вполне возможен сценарий нарушения прав человека. Как сохранить воспроизводственный потенциал планеты, не нарушая фундаментальных прав человека, улучшая качество его жизни? Скажем, весьма проблематичной является задача повышения уровня удовлетворения потребностей жителей стран Юга до уровня наиболее развитых
государств. Если бедные страны в потребительской гонке за лидерами глобализации включатся в интенсивную эксплуатацию ресурсов планеты, нарушится баланс ее экосистем - и воспроизводственный потенциал планеты будет безвозвратно исчерпан. Велик соблазн трактовать УР с позиций техноцентризма, когда в центр внимания ставится достижение неких технических показателей развития, пусть даже в русле идей биосферного равновесия. Сохранить несущую способность Земли проще всего за счет человека, во всяком случае, с охранительной точки зрения (business as usual). С другой стороны, с учетом идеи базовых потребностей (равные возможности для всех) теорию УР следует рассматривать в контексте антропоцентризма. Борьба за конкретную модель реализации УР в той или иной стране - это борьба за будущее этой страны, в том числе и за будущее демократии.
У биосферы нет своих интересов, зато они есть у граждан. Как заставить людей из всех интересов, в том числе сиюминутных и краткосрочных, отдать предпочтение тем, которые будут способствовать принятию экологически взвешенных решений? Современная представительная демократия является далеко не идеальным механизмом выражения воли избирателей. Она не дает гарантий выбора оптимальных решений, поскольку сохраняется возможность манипулирования информацией, за которым будут стоять те или иные группы интересов.
Не менее важен и временной горизонт решений, принимаемых в процессе демократического волеизъявления. Демократия в лучшем случае может быть лишь властью ныне живущих людей. Но политическое измерение имеют и интересы будущих поколений - обеспечение бессрочного выживания человечества. Эти интересы отличны от интересов отдельных групп. В условиях современной демократии даже экологически образованные и наиболее активные граждане едва ли будут действовать в интересах еще не появившихся на свет людей, особенно если эти интересы противоречат их собственным. Однако именно это от них и требуется, когда речь идет о представительстве интересов еще не родившихся потомков в демократическом процессе принятия политических решений. Современные концепции демократии далеки от защиты прав тех, кто в принципе не способен осознать свои права (еще не рожденные дети, животные). Нельзя доказать права грядущих по-
колений на чистую среду и исходя из естественного права. Но вытекает ли из этого необходимость ограничения демократии, в том числе с использованием силового сценария? Для проникновения экопроблематики в политическую повестку дня потребовалось гражданское участие, в том числе, и за рамками формальных институтов. В условиях современной представительной демократии экологическая политика осуществляется не одними элитами, но и другими участниками политического процесса. Зеленые оправдывают само свое пребывание на политической арене борьбой за экологические реформы в политике и экономике, а вовлеченность экоНПО в политический процесс является необходимой предпосылкой эффективности экологической политики. «Демократия участия» здесь выступает рычагом перехода экологического управления под гражданский контроль. В этом контексте следует рассматривать и теорию делиберативной демократии. На смену традиционному либеральному видению общества как совокупности индивидуальных потребителей приходит осознание коллективной ответственности за состояние среды обитания. В рамках делиберативной модели политический процесс означает достижение консенсуса на основе диалога политических акторов. В случае экологической политики, ориентированной на учет плюрализма мнений и интересов, речь фактически идет о диалоге поллютанта и жертвы загрязнения, в котором также участвуют эксперты, активисты экологических движений и т.д. Именно такое взаимодействие обеспечивает максимальный результат и в плане эффективности реализации соответствующих решений, и в плане их легитимации. Сейчас на Западе доминирует такое восприятие проблемы эффективности, в соответствии с которым в полной мере эффективным является решение, не только соответствующее неким формальным техническим показателям, но прежде всего базирующееся на согласии заинтересованных сторон. При этом участие в процессе принятия решения неспециалистов, представляющих гражданское общество, должно предотвращать опасность захвата рычагов власти и управления представителями экспертной и политической элит, препятствовать усилению авторитарных, олигархических тедненций. Но здесь слишком многое зависит от экоактивиста. Побудить гражданина подчинить свои интересы, в том числе краткосрочные, задаче принятия экологически взвешенных решений
может только гражданское общество в целом и его передовой отряд, экоНПО. Но субъектом осуществления экологической политики и реформ, ориентированных на достижение целей устойчивого развития, является вся совокупность граждан, ныне живущих в данной стране, гражданское общество в единстве его организованных и неорганизованных сегментов. Именно они, как потенциальные родители, имеют право и способность выступать от лица будущих поколений. ЭкоНПО, часть гражданского общества, обладающая наиболее высокой степенью компетентности в этой области, должны участвовать в экологической политике, работать с населением, с общественностью, со СМИ, пропагандировать экологические идеалы. Однако сами они не имеют права монопольно представлять «природу» или «будущие поколения».
Необходимо осознавать, что этот путь таит в себе также опасность тоталитаризма (технототалитаризма) и технократической диктатуры как сценариев возможного политического будущего. С другой стороны, вряд ли современный человек, сформировавшийся в условиях общества потребления, готов жертвовать ростом комфорта здесь и сейчас ради будущего своих детей. Индустриально-рыночная цивилизация как таковая не обладает средствами преодоления экологического кризиса: «Экологический пессимизм связан главным образом с конечностью Земли... При этом забывается главное: пределы человека... Нам, людям, преодолеть их нельзя» [Кутырев, 1999, с. 23]. Пока идет формирование политики нового типа, т. е. политики, подчиненной критериям УР, поиск ответа на вопрос «как совместить сохранение экологического баланса Земли с удовлетворением растущих запросов человека» продолжается.
ЛИТЕРАТУРА
Anderson W.T. To govern evolution: Further adventures of the political animal. - Boston: Har-court Brace Jovanovich, 1987. - 376 p.
Ophuls W. Ecology and the politics of scarcity: Prologue to a political theory of the steady state. -San Francisco: W.H. Freeman, 1977. - xi, 303 p.
Responding to environmental conflicts: Implications for theory and practice / Petzold-Bradley E., Carius A., Vincze A. - Dordrecht; Boston; L.: Kluwer academic publisher, 2002. - 324 p.
Williams B.A., Matheny AR., Democracy, dialogue and environmental disputes. - New Haven (CT): Yale univ. press, 1995. - 272 p.
Бехманн Г. Концепция устойчивого развития // Глобалистика: Международный энциклопедический словарь / Под ред. И.И. Мазура, А.Н. Чумакова - М.; СПб.; Нью-Йорк: Питер: Елима, 2006. - С. 916-918.
Брундтланд ГХ. Наше общее будущее: Доклад Международной комиссии по окружающей среде и развитию. - М.: Прогресс, 1989. - 374 с.
Глушенкова Е.И. Генезис экополитологии: Зарубежный опыт // Вестник МГУ. Сер. 12: Политические науки. - М., 1995. - № 4 - С. 80-88.
Глушенкова Е.И. Политические аспекты модели устойчивого развития. - М: ИМЭМО РАН, 2001. - 198 с.
Глушенкова Е.И. Сетевые международные организации экологического профиля: За кем будущее? // Международные процессы. - М., 2003. - № 3. - С. 78-84.
Глушенкова Е.И. Устойчивое развитие как концептуальная основа стратегии национальной безопасности России. - М.: ИМЭМО РАН, 2004. -101 с.
Глушенкова Е.И. Международные неправительственные экологические организации и ТНК: Политическое противостояние на глобальном уровне // ТНК в мировой политике и мировой экономике: Проблемы, тенденции, перспективы. - М., 2005. - С. 99-104.
Глушенкова Е.И. Экополитология: Конспекты лекций. - М.: Изд-во МНЭПУ, 2009. - 210 с.
Глушенкова Е.И., Костин А.И. Прикладная экополитология: Программа курса // Вестник МГУ. Сер. 12: Политические науки. - М., 2002. - № 3. - С. 113-133.
Ефременко Д.В. Эколого-политические дискурсы: Возникновение и эволюция. - М.: ИНИОН, 2006. - 284 с.
Костин А.И. Экополитология и глобалистика. - М.: Аспект-Пресс, 2005. - 418 с.
Кутырев В.А. Разум против человека: (Философия выживания в эпоху постмодернизма). -М.: ЧеРо, 1999. - 230 с.
Охрана природы России: От Горбачева до Путина / Ларин В., Мнацаканян Р., Честин И., Шварц Е. - М.: КМК, 2003. - 416 с.
Тоффлер А., Морин Э. Кризис властей: Беседа с футурологом А. Тоффлером и социологом Э. Морином // Сегодня. - М., 1994. - 6 января. - С. 11.
Харелл Э. Международная политическая теория и глобальная окружающая среда // Теория международных отношений на рубеже столетий. - М.: Гардарики, 2002. - 363 с.
