CC BY
46
УДК 140.8
М.М. Прохоров
Экономизм как социальный аналог механицизма
Нижегородский государственный архитектурно-строительный университет, г. Нижний Новгород, Россия
Аннотация. Предметом изучения автора является взаимоотношение экономики и феномена экономизма. Феномен экономизма есть социальный аналог механицизма. Они идентичны в стремлении подменить философскую картину мира (механицизм) и картину развития социального бытия (экономизм). Экономизм, как и механицизм, претендует на подмену реальности и ее динамики, но не природной, а социальной. Раскрыта неадекватность экономизма объективному содержанию и динамике науки и философии, универсальной природе человека, его «производству», наконец, процессу восхождения от классической к постнеклассической, «человекоразмерной» рациональности. Доказано, что он все больше вступает в противоречие с восходящей ветвью развития общества, становясь предпосылкой для выпадения из позитивной в негативную диалектику. Раскрыта необходимость и пути его преодоления. Методологической базой исследования выступают принципы объективности, диалектики развития, единства исторического и логического, противоположности восходящего развития и деградации.
Ключевые слова: картина мира, механицизм, природа человека, «производство», общество, экономика, экономизм, развитие, деградация.
М.М. Prokhorov
Economism as a Social Analogue of Mechanism
Nizhny Novgorod State University of Architecture and Construction, Nizhny Novgorod, Russia
Abstract. The subject of the author's study is the relationship between economics and the phenomenon of economism. The phenomenon of economism is a social analogue of mechanism. They are identical in their desire to replace the philosophical picture of the world (mechanism) and the picture of the development of social life (economism). The inadequacy of economism is revealed in the objective content and dynamics of science and philosophy, in the universal nature of man, in his «production», and finally in the process of ascent from classical to post-non-classical, «human-dimensional» rationality. Economism, like mechanism, pretends to substitute reality and its dynamics, but not natural, but social. It is proved that he increasingly comes into conflict with the ascending branch of the development of society, becoming a prerequisite for falling out of the positive into negative dialectics. It is explicated the necessity and the ways of overcoming it. The methodological basis of the research is the principles of objectivity, dialectics of development, the unity of historical and logical, the opposite of ascending development and degradation.
Keywords: world picture, mechanicism, human nature, «production», society, economy, economism, development, degradation
Введение
Экономика является одной из сфер общественной жизни, которая создает условия для существования и развития человека и общества, всех его сфер. Она не может заменять собой
ПРОХОРОВ Михаил Михайлович - доктор философских наук, профессор кафедры истории, философии, педагогики и психологии Нижегородского государственного архитектурно-строительного университета, г. Нижний Новгород, Россия.
E-mail: [email protected]
PROKHOROV Mikhail M.— Doctor of Philosophy, Professor, Professor of Department of History, Philosophy, Pedagogy and Psychology, Nizhny Novgorod State University of Architecture and Construction, Nizhny Novgorod, Russia.
другие сферы общества и человеческой деятельности, «проглатывая» или подминая их. По Т. Парсонсу, общество состоит из трех подсистем: культуры из ценностей, норм и образцов, регулирующих действия и поступки людей, экономики, основная функция которой есть адаптация к внешней среде, и социально-политической подсистемы с функцией интеграции общества; в их взаимодействии порождается консумматорное состояние удовлетворения. Достигается оно благодаря «кодам социальной информации и управлению, учитывающему обратное влияние результатов деятельности на целостное состояние социальной системы» [1].
Такой подход оставляет нас в границах саморегулирующихся систем, но не переходит к саморазвивающимся «человекоразмерным» системам». По отношению к ним недостаточно зафиксировать наличие системного качества целого. Оно дополняется в них идеей изменения видов системной целостности по мере развития системы и учитывает «переход от одного типа саморегуляции к другому», вводя представления «о превращении возможности в действительность», «целевой причинности» и направленности развития в «эволюции основных сфер Универсума - неживой природы, живой природы и общества», охватывающей все уровни организации материи [1, с. 179-181]. Такая парадигма выступает ядром «исследовательской программы по отношению к эмпирическим и теоретическим исследованиям конкретных наук» [1, с. 182]. Понятно, что она распространяется и на сферу экономики общества. Отсюда следует, что утверждение Дж. Грея «экономическая деятельность не просто отличается от всех других проявлений общественной жизни, но, сверх того, обусловливает общество в целом, а порой и господствует над ним» [2, с. 147] лежит в русле не экономики, но, скорее, экономизма, встроенного в механизмы, посредством которых мы производим и воспроизводим свою материальную жизнь. Различие экономики и экономизм нам и предстоит показать.
Универсальность человека, «производство», экономика и экономизм
Экономика не может быть понята без учета природы человека, осуществляющего производство. Сущностными характеристиками человека выступают потенциальная универсальность, бесконечность и всеобщность, которые реализуются в ходе «производства», то есть преобразования им окружающей реальности. «Производство», по словам К. Маркса, есть «полная разработка потенциальных возможностей человека», «развитие всех человеческих способностей как самоцель» или развитие «без всякой установленной заранее мерки» [2, с. 167]. «Производство» предполагает идею «соразмерности» человека всему бытию, способом существования которого являются движение (единство изменчивости и устойчивости) и развитие (единство восхождения и нисхождения, деградации), где пробивается, как ведущая, тенденция восхождения: мировой процесс порождает человека, в котором и через которого продолжается мировое изменение. Важно подчеркнуть, что «в работах Маркса к понятию «производство» относится любая обеспечивающая самореализацию деятельность, будь то игра на флейте, угощение персиками, спор о Платоне, быстрый танец, произнесение речи или организация празднования для рождения детей... Когда Маркс говорит о сущности производства как сущности человечества, он не имеет в виду, что сущность человечества состоит в набивании колбасы. Труд, как мы знаем, есть отчужденная форма того, что он называл praxis - слово, означавшее у античных греков вид свободной, самоорганизуемой деятельности, посредством которой мы преобразуем мир» [2, с. 167-168].
Далее обратим внимание на противоречие, которое обнаруживается в самом основании человеческой деятельности и ее развитии. Развитие жизнедеятельности человека как общественного существа и прогресс культуры, наследующий природное восхождение к разуму и продолжающий его в направлении все большей человечности в человеческой истории, связан с разрешением противоречия между укорененной в бытии и его развитии потенциальной универсальности человека, с одной стороны, и актуальной ограниченности, диктуемой конкретными историческими условиями, определенной эпохой, существующей системой норм и ценностей, с другой.
Каковы же роль экономики и экономизма в этом процессе? С одной стороны, в бытии всего социума экономика призвана создавать условия для восходящего развития человека и чело-
вечества, существование и развитие экономики связано с универсальной диалектикой бытия, значит, с преодолением всевозможных границ и ограниченностей. Хотя в каждый исторический период человек ограничен совокупностью конкретных, локальных и исторических условий - природных и общественных, включая сферу экономики, но место и роль человека задается его родовой сущностной универсальностью, всеобщностью и бесконечностью. Благодаря этому бытие сохраняет и продолжает свое восхождение, имея свое «продолжение» в человеке. Иначе экономика стала бы принципиальным препятствием для развития бытия, общества, человека и человечества. Таким препятствием выступает не экономика, но феномен экономизма, который предопределяет выпадение из позитивной диалектики, в которой доминирует прогресс над регрессом, в негативную диалектику вырождения, что требует отличать экономизм от экономики.
Из вышесказанного при дополнении бытийных характеристик характеристиками диалектики развития вытекает возможность выявить критерий прогрессивного развития, его доминирования над проявлениями негативной диалектики. От этого критерия, которым следует поверять экономику и ее динамику, отказались «реформаторы» в постсоветской России, когда заявили свое знаменитое: «Мы не можем выбирать между плохим и хорошим, мы вынуждены выбирать между плохим и еще более плохим», что предопределило избранную стратегию как курс «на выживание», а не на развитие страны, общества и каждого человека как важнейшего субъекта (цели в себе, по И. Канту) и ресурса развития страны и общества, которыми стали пренебрегать, поставив на первый план интересы олигархов, в альянс с которыми вошли/добавились чиновники по мере выстраивания «вертикали власти».
Не случайно Е. Гайдар в работе «Государство и эволюция» [3] субъектами истории признавал лишь бизнесменов и чиновников, которые ведут между собой борьбу по типу «господство/подчинение», тогда как прочее население признавалось им скорее «средствами производства», орудиями труда. Эта «страдательная категория» не признается субъектом истории вследствие его «экономизма». Переход, условно говоря, «от Ельцина к Путину» не отменил этой идеологии. На ее основе стала выстраиваться «вертикаль власти», укрепляться позиция чиновников государства, тогда как Е. Гайдар мечтал «освободить бизнес от власти» (сказано в подзаголовке книги), превратить государство в ослабленное «полугосударство», чтобы всеми процессами в обществе «заведовала» знаменитая рука А. Смита, чтобы все было «погружено» в рынок, чтобы рыночной была не только экономика, но и общество, превращаемое в массовое общество потребления. Это означало, что общество, частью которого является экономика, и так понятую экономику меняют местами. Общество и все его сферы «погружаются» в рынок как то целое, «логос» которого явно абсолютизируется в виде руки Адама Смита. Такое экономическое устройство предполагает наличие социального неравенства между богатыми и бедными, «средствами производства».
После перехода «от Ельцина к Путину», при всей его «революционности», прочие слои населения так и остались «орудиями труда» или «средствами производства». Выстраивание «вертикали власти» привело к возрождению государства [4, с. 384], возобновившего ненавистное людям, стремящимся быть субъектами истории, крайнее социально-экономическое неравенство, закрепленное в годы гайдаровской «приватизации» и продолжающееся доныне вследствие сохраняющего свои позиции и «при Путине» «экономизма», где труд одних повышает чужую для них прибыль и могущество «имущих» и «властвующих». «Экономизм» вышел за рамки влиянии на экономику, воздействуя на все общество в целом и его части или сферы.
Сегодня требуется преодоление «экономизма», возврат к прогрессивному курсу возрождения подлинной экономики, который бы способствовал разрешению вышеуказанного противоречия, переходу общества на новую ступень, приближающую людей к «родовой сущности», ради реализации их способности к универсальности и всеобщности, соразмерности бытию и его развитию. Ведь люди только тогда по-настоящему производят, когда они делают это свободно и ради самих себя, реализуя способности «родового существа», а не в форме принуждения, хотя бы это принуждение диктовалось «нежеланием голодать».
Острые противоречия, раздирающие современную Россию, подталкивают к тому, чтобы сформулировать ключевой вопрос: нуждаются ли страна и ее жители в том, чтобы ученые «выдвигали и обосновывали варианты, сценарии, альтернативы, перспективы будущего прорывного, прогрессивного, социально справедливого развития российского общества, российской цивилизации, русского народа, человека» или достаточно, чтобы они «просто успокаивали их, призывала их быть терпимыми, примиряться с несправедливой, дикой реальностью, принимая действия «свыше» - от власти, от политических и духовных правителей и пастырей?» [5, с. 17]. Это - вопрос о приоритетах, высших ценностях, которые распространяются и на сферу экономики, ибо именно человек есть высшее существо для экономики, именно на эту высоту надлежит поднять общество и экономику, увидев в человеке цель, а не простое средство для эволюции всепоглощающей собой экономики. Формы же, которые приняли процессы в России, как и состояние экономики, подорванное воздействием усилившего свои позиции экономизма, привел к разрушительным последствиям - вследствие кризиса властных и духовных «элит», неадекватных народу и стране, элиты «тупика» [6], элиты, по словам писателя В.Е. Максимова, «растления», «на всех уровнях и во всех сферах» [7, с. 3]. России нужна сборка субъектов прогрессивного развития, в контекст которого должна быть «помещена», для своего развития, и экономика. Экономизм является антиподом такому развитию страны. Он является тормозом для экономики, извращающим ее началом. Он является социальным аналогом феномена механицизма.
Механицизм и его исторические формы
Чтобы раскрыть сущность экономизма, последствия его влияния на экономику и общество, - без этого невозможно его преодоление, - целесообразно сравнить, сопоставить его с феноменом механицизма, который давно обнаружил свою несоразмерность с бытием и его развитием. Механицизм есть мировоззрение, основанное на представлении, будто механическая форма движения есть единственная и последняя объективная и наиболее фундаментальная реальность, на основе и в пределах которой существует и может быть объяснено все существующее, все сущее. Он, как говорят, «переносит» понятия механики в область физики, химии и биологии. Точнее, механицизм «переносит» в механические представления понятия физики, химии и биологии, лишая соответствующие явления их специфики, которая явно выходит за границы механики. И так же механицизм обращается с философскими категориями (причинности, взаимосвязи и т.д.), будучи не в состоянии учесть универсальной диалектической сложности движения и развития материального мира и его явлений. В этом состояла «абсолютизация» законов механики, в сферу действия которых погружали все виды материального движения (по Х. Вольфу, «мир есть машина», по Ламетри, человек есть «человек-машина»). Последовательное проведение такого взгляда приводит к отрицанию качественного многообразия явлений в природе и обществе, к представлению, что такое многообразие есть лишь субъективная иллюзия, поэтому сложные явления правомерно «сводить», редуцировать к более простым формам.
Характеризуя механицизм как экспликацию движения и взаимодействия изучаемых объектов, исходя из механических закономерностей, нередко выделяют «исторические формы механицизма» [8, с. 421], демонстрирующие различные его аспекты. Первый связан с рассмотрением движения как внешнего по отношению к неизменяющейся, вечно самотождественной субстанции, являющейся носителем движения. В результате логически равноправными могли выступать утверждения, что познаваемые объекты могут находиться, а могут и не находиться в движении, хотя движение является тем способом, каким существует бытие. Чтобы преодолеть его порой прибегали к софистическим утверждениям о наделении движением материи богом, «привнося» его из сверхъестественного псевдоначала.
Бытие - базовое понятие философии. Его формирование было связано с постановкой и решением основного вопроса, разделившего философское познание на альтернативные направления материализма и идеализма. Но к определению бытия как материи, адекватному такому размежеванию история философии пришла не сразу. Определение бытия как материи,
в соответствии с разделением философов на материалистов и идеалистов, было дано В.И. Лениным. Термин приобрел адекватное, философское, без путаницы с естественнонаучными понятиями. Он стал классическим. Такой подход долго сдерживалось путаницей, механистической трактовкой бытия, затрудняя введение обобщающих понятий «материалисты» и «материализм», антитетичных по отношению к понятиям «идеалисты» и «идеализм», что было важно «для понимания сути главных философских конфронтаций» [9, с. 55]. Например, С. Кларк (1675-1729) признавал «материалистическим» «космогонически-механический натурализм»: согласно «материалистам строение Универсума возникло исключительно из механических начал материи и движения» в противоположность «Математическим началам натуральной философии» И. Ньютона, который так и не смог построить удовлетворительной модели для действия тяготения и распространения электромагнитных волн в рамках механицизма и обосновывал положение, что «строение Солнца и планет может возникнуть только по разумной и свободной Причине» [10, с. 432, 437]. Дж. Локк, руководствуясь взглядами механицизма, утверждал, что от Бога исходит движение тел, и сама материя есть продукт божественного творения (такое мнение сохранилось до сих пор [11]).
В Новое время развитие и обоснование механицизма обнаруживает связь с расчленением знаний о субстанции (материи) и движении в различных областях науки. Допускалось существование особых видов фантазийной «невесомой» материи - теплорода, светорода, электрических и магнитных флюидов (философы-постмодернисты говорят в таком случае о «симу-лякрах») и столь же воображаемых природных сил-симулякров, соединения их с изучаемыми изменениями тел («плавательная сила», «магнитная сила» и т.д.). Эта форма механицизма в науке и философии была преодолена тогда, когда было раскрыто, что многообразные природные силы и формы энергии суть проявления одного и того же единого сохраняющегося движения, суть его различных видов (закон сохранения и превращения энергии). Вторая историческая форма механицизма связывается с употреблением понятия движения только в одном, «зауженном» смысле пространственного перемещения тел (механическое движение), приводя к неадекватности механистических представлений миру в его бесконечности, универсальности, неисчерпаемости. Даже когда в философии были выдвинуты утверждения о движении как атрибуте и способе существования материи (Толанд, Гольбах, Дидро), то, строго говоря, имелось в виду простое механическое перемещение, а не движение как изменение и взаимодействие «вообще», во всем богатстве его неисчерпаемых проявлений. Третья историческая форма механицизма (сохраняется и в настоящее время) связана с крайностями применения метафизики как метода редукции более сложных форм движения к более простым, когда игнорируется многоуровневость внутренне противоречивой природы движения и качественное своеобразие законов каждого уровня, не сводимое к законам других уровней движения. Механицизм в целом как мировоззренческая парадигма сводит сложное к простому, целое к сумме частей, отрицает качественно своеобразные законы у объектов с различным типом системной организации.
Механицизм порожден тем, что механика была в свое время единственной наукой, получившей достаточное развитие и применение в производстве, и казалась «наукой вообще». Это препятствовало формированию философских представлений о бытии как движущейся материи, приводя к путанице философии и конкретной науки (в духе позитивизма): «часть», одна из форм движения материи представала в качестве того целого, в котором «расплавлялось» все сущее. Она подменяла собой философскую категорию «материи».
Возможность возрождения механицизма покоится на том, что любая сколь угодно сложная и развитая форма движения материи заключает в себе механическое движение, к которой и происходит ее «редукция»; это ведет к утверждению о принципиальной невозможности познания ее качественной специфики. Знание, которое раскрывало бы «надмеханическое содержание», признается ненаучным, что предполагает третирование диалектических понятий и категорий, вместо которых механицизм конструирует некие внешние силы, в которых реальные моменты, абстрагированные от движения, превращаются в самостоятельно существующие,
будто бы субстанциальные механические «причины» движения, в особые «силы». Это явление известно как «гипостазирование». Так, когда пытаются изобразить мышление как функцию механической системы, механицизм оставляет без внимания те социальные условия, при наличии которых возникает и мыслит человеческий мозг.
Механицизм принято рассматривать как проявление метафизического способа рассуждения, неспособного «сладить» с противоречиями, играющими в диалектике принципиальное значение источников движения и развития. Не случайно, в эпоху засилья механицизма были распространены представления, что материя лишена активности, а источником движения и развития выступает Бог, духовное первоначало, обладающее бесконечной Силой и высшим Умом, от которого происходят все низшие сущие. Этот вопрос стал ключевым в истории XVI-XVIII веков, демонстрируя путаницу философского «материализма» и «механицизма» (впрочем, проявления механицизма были присущи и философам-идеалистам), проистекающей из гипостазирования механики как науки, в которое уже явно не вмещалась «антропо-социаль-ная философия» мыслителей, стремившихся к усовершенствованию человеческого общества в соответствии с чаяниями тех людей, которые, как писал, например, П.А. Гольбах, «берутся за оружие, чтобы, рискуя жизнью, положить конец своим страданиям» [12, с. 341].
Как пишет В.Н. Кузнецов, «антропо-социальная философия Гольбаха примыкала к его материалистической «философии природы», но по существу не была (вопреки видимости и утверждениям самого автора) ее логически необходимым следствием» [2, с. 76]. Она должна была исходить из более универсальной, философской, а не конкретно-научной категории, через которую пытаются определять бытие. На основе обобщения данных всех наук философский материализм интерпретирует механическое движение как сторону, «абстрактно-всеобщее условие всякого движения. В составе высших, надмеханических процессов оно оказывается «побочной формой», необходимой, но далеко недостаточной для характеристики природы этих процессов» [13, с. 425].
Экономизм как аналог механицизма
Преодоление механицизма в целом происходило в XX в., не получив полного завершения до сих пор. Сегодня он дополняется экономизмом, социальным аналогом механицизма. Этот процесс соответствует духу перехода «от позитивизма к постмодернизму», делающего ставку на гипостазирование понятий (и явлений) не естественных, а гуманитарных наук. В самом общем виде экономизм характеризуется тем, что все многообразие явлений, прежде всего связанных с человеком и его существованием, «погружается» внутрь экономики, как если бы экономика была не стороной, частью общества, всей общественной жизни, социальной системы, но самим этим «универсумом» общественной жизни, который она подменяет и «подминает» под себя - как в механицизме механическая форма движения претендовала на подмену всех иных, более сложных форм движения материи; «подминала» их под себя. Например, сегодня в России в экономику погружены (грубо говоря, «сунуты») сферы образования (образование рассматривается в качестве сферы услуг), науки (признают прикладную и отрицают фундаментальную), искусства, медицины, управления, физической культуры, как если бы они были не частями общества, всей общественной жизни, к которым относится и экономика, но частями экономики, сраженной экономизмом.
Опираясь на антропо-социальную философию и политэкономию предшественников, К. Маркс фактически обратил внимание на явление экономизма и выдвинул проект его преодоления [14, с. 87-91], аналогичный преодолению механицизма, но относящийся к сфере «философии истории». В 1845 г. К. Маркс писал («Тезисы о Фейербахе»), что все прежние «философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». И в это время он в самом общем виде уже знал, что именно подлежит изменению. Это прояснилось в «Экономическо-философских рукописях 1844 г.», где речь идет о человеческой истории, которая в принципе к этому времени уже была описана классиками «политической экономии». Политико-экономы показали «тюремное заточение», «пещерное бытие» человека в мире экономики, которая, будучи частью общества, подчинила своей власти его как целое.
Против этого состояния и было направлено материалистическое понимание истории Маркса. Он был уверен, что экономика есть необходимое условие жизни, ибо без экономического базиса невозможна жизнь человека, как уверен он был и в том, что цель и смысл человеческой жизни лежит совсем не в этом необходимом базисе жизни, что можно и нужно поставить его на место части общества, чтобы она не подчиняла себе жизнь общества в целом. Именно в этом пункте Маркс расходился с «политико-экономами», позитивно относившимися к господству части над целым. В разделе «Заработная плата», не потерявшем своей актуальности и сегодня, Маркс показывает, что она, во-первых, определяется враждебной борьбой между капиталистом и рабочим. «Согласно политико-экономам, интерес рабочего никогда не противостоит интересу общества, тогда как в действительности общество всегда и непременно противостоит интересу рабочего», ибо своим «гнетом вообще он обязан этому строю общества»; напротив, «интерес капиталистов... враждебно противостоит интересу общества», что может быть лишь смягчено, но не отменено «конкуренцией капиталистов» [15, с. 528-529, 538]. Таковы причины поражения в этой войне тех, кто вынужден продавать свой труд, и когда богатство общества прогрессирует, и в кризисные времена, когда оно «приходит в упадок». Того, кто живет только своим трудом, классики политической экономии даже не рассматривают как человека, различая (Маркс цитирует В. Шульца «Движение производства. Историко-статисти-ческое исследование для обоснования новой науки о государстве и обществе». Цюрих, 1843. С. 69) «между работой человека с помощью машины и его работой в качестве машины». Они - «не люди, а лишь орудия производства» (К. Маркс цитирует Э. Бюре «О нищете рабочих классов в Англии и во Франции». Т. 1. Париж, 1840. С. 68-69), который добавляет, что «в будущей жизни народов, действующие в машинах слепые силы природы, станут нашими рабами и крепостными» (с. 74). Это - уход человека из сферы производства в смысле отчужденного труда, переход к техническим средствам, наделенным, как мы теперь знаем, искусственным разумом и реализующим функции создания потребных для людей благ, которые прежде создавались при непосредственном участии человека. Теперь человек становится «рядом» с таким производством, осуществляемым с участием 1Т-техники. Это есть качественное изменение, совпадающее с переходом к коммунизму [16]. А пока что хозяин, покупающий труд рабочего по цене столь низкой, что ее едва хватает рабочему для удовлетворения наиболее настоятельных потребностей, не виновен ни в недостаточности заработной платы, ни в чрезмерной продолжительности работы, ибо он сам повинуется этой «силе вещей».
Н.А. Бердяев, прошедший школу марксизма, также указывал, что человечество все еще живет в «экономическом веке» [17, с. 148], что в экономике люди видят не столько сферу средств, сколько идентифицируют ее с целью, смыслом человеческой жизни, погружая все в экономику (в духе «экономизма»). И возражает, что экономика (как и техника) «всегда есть средство, а не цель», что не может быть технической или экономической цели жизни, что «цели жизни всегда лежат в другой области», хотя часто средства жизни подменяют цели жизни. В нашу эпоху в особенно крупных масштабах, поясняет Н.А. Бердяев на примере техники, она для ученого или изобретателя, непосредственного занятого именно в этой сфере, конечно, может стать главным содержанием жизни. Но не больше. Даже в этом случае нельзя оставаться в границах «экономизма» и соответствующего ему видоизменения экономики, ибо человек есть существо универсальное, соразмерное бытию и его развитию, появившемуся на уровне социума.
Возникший на рубеже ХХ-ХХ1 веков экономизм в социал-демократии критиковал В.И. Ленин. Он видел его политическую сущность в том, что она редуцировала действия трудящегося до стихийного процесса, поглощенного экономизмом, так что его программа сводилась к плану действий, согласно которому «рабочим - экономическая, либералам - политическая борьба» [18, с. 343-344] (звучит вполне современно. - М.П.). Речь шла о борьбе против «экономических задач борьбы», зауженных в духе экономизма, поскольку классы не есть чисто экономическое явление. Ведь «трудно представить себе такое нечто, которое было бы чисто экономическим. Даже монеты», ибо их «можно собирать и выставлять как экспонаты в витринах, восхищаясь их эстетическими качествами», хотя они позволяют «понять, почему
все человеческое бытие так легко свести к экономике»: «наиболее чудесным и загадочным в деньгах является то, что они, как мощнейший аккумулятор, сосредотачивают» «почти безграничное богатство человеческих возможностей», «обеспечивают нам доступ к большинству из них», «позволяют нам налаживать полноценные отношения с другими людьми без опасения сконфузить окружающих, в самый неподходящий момент упав и скончавшись от голода у них на глазах», «вызывать поразительные перевоплощения товаров из их исходной, ничем не примечательной формы. Деньги сами по себе есть форма редукционизма. В пригоршне медяков заключены целые вселенные» (выделено мной. - М.П.) [2, с. 163-164].
Экономизм и универсальность человека
Экономизм будет преодолен ради утверждения социальности человека как универсального существа, порожденного развитием бытия, приведшего к выделению социума, общества из природы и продолжающего в этой новой форме бытия материи ее развитие, в котором восхождение доминирует над нисхождением, деградацией, вырождением. В этом смысле неизбежная революция есть восстановление и пролонгация развития бытия, а сфера экономики призвана создавать для этого необходимые условия, обеспечивая человеческие потребности людей. Но ее следует освободить от экономизма, тех же «политико-экономов», которые, подобно энтомологам, изучающим каких-либо букашек, позитивно относятся к обществу, в котором господствует «частный интерес», это «несчастье общества», феномен экономизма. В отличие от них К. Маркс относится к нему «критически», отрицательно - с целью и в поисках преодоления существующей бесчеловечности в будущем. Они позиционируют себя просто как ученых, которые, согласно Э. Бюре (С. 68), изучают и описывают то, как «промышленность стала войной, а торговля - игрой», констатируют что «положение рабочего перед лицом того, кто использует его труд, не есть положение свободного продавца», ибо «капиталист всегда волен использовать труд, рабочий же всегда вынужден его продавать», что «для того, чтобы жизнь человека была товаром, надо допустить рабство», что до сих пор промышленность находилась в состоянии завоевательной войны. Значит, «она расточала жизнь людей, образующих ее армию, столь же хладнокровно, как и великие завоеватели. Целью ее было обладание богатством, а не счастье людей».
Иную позицию занимает К. Маркс [19, с. 386-387], давая вместо поверхностно-прагматического в интересах буржуа, универсальное, философское обоснование экономической науке. Для него философия есть, прежде всего, своего рода «зеркало» диалектики процесса развития, некоторый способ самосознания «восходящего класса», восходящего субъекта развития. Философ приводит все познания в единство, руководствуясь определенными направляющими схемами анализа и обобщения, которые выставляют на суд эпохи и мира образ действий и методы, применяемые восходящим субъектом. Философия, пребывающая в полной силе, никогда не выступает как нечто инертное, пассивное, завершенное единство знания. Будучи порождаема общественным движением, она представляет собой это движение бытия и простирает свое влияние на будущее. Ее конкретное обобщение перерастает в проект будущего развития, проект изменения мира. В этом плане философия характеризуется как метод исследования и объяснения; ее уверенность - в себя и в свое будущее развитие - лишь воспроизводит убеждение субъекта, который служит носителем развития бытия. Следовательно, любая философия является практической, даже та, что поначалу кажется сугубо «созерцательной», ибо ее «метод» есть «социальное и политическое оружие» («Тезисы о Фейербахе»).
И сегодня «экономика никогда не предстает в виде принадлежащих только ей предметов. То, что финансовая пресса называет экономикой, есть род фантома. Определенно можно сказать, что ее никто и никогда не видел. Это есть абстракция сложного общественного производства. И как раз ортодоксальная экономическая мысль склонна сужать понятие экономики. Напротив, марксизм исходит из более развернутой и содержательной трактовки производства. Он утверждал, что большинство совершающихся производств вообще не является подлинным производством, поскольку люди не производят «свободно и ради самих себя» (в полной мере это станет возможным только при «коммунизме»; примером «неотчужденного труда» Маркс считал «искусство» [2, с. 164-165]).
К. Маркс указывает и на другой полюс, мышление представителей которого определяется попытками найти прибежище от объективности в утонченной субъективности, чтобы не видеть своего будущего, которое определяется вырождением, уходит в небытие. Он исследует историческую преходящность пещерных условий экономизма, возможность перехода в «царство свободы», которое «начинается там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью, следовательно, по природе вещей оно лежит по ту сторону сферы собственно материального производства» [19, с. 387], но не по ту сторону процесса развития бытия. Первое относительно, преходяще, второе абсолютно, непреходяще. Когда же преходящность мира гнета и нужды, господство такой экономики (и техники) реализует себя, только тогда марксизм исторически и логически изживет себя, станет историей. К. Маркс ищет пути восстановить социальность, чтобы пролонгировать развитие бытия, поставив развитие экономики под контроль людей, общества, чтобы не жить в «пещере» экономизма как в тюремном заключении и не глядеть на все через денежные знаки (сегодня - рубля, доллара или евро), но ценить все сущее по его собственным характеристикам и критериям. Следовательно, марксизм не утверждает материальность как вечное господство экономики, пораженной и сраженной экономизмом, как это нередко утверждается в литературе. Напротив, он открывает преходящность сражаемой экономизмом экономики. Марксизм есть не утверждение экономизма, а поиск и изобретение путей его преодоления. Для этого и потребовалось постижение сущности экономики, открытие законов ее развития. А потому называть такие «экономические» интересы материальными, чтобы увековечить их, равносильно тому, чтобы отождествлять механицизм с материализмом. Экономизм загораживает бытие и развитие, как делает это и механицизм. Значит, нужно различать и противопоставлять экономику как часть общества, сторону общественной жизни, и экономизм, как часть, стремящуюся п(р)оглотить все общество, поглотить, подмять под себя все общественные явления, всю социальную систему общества.
Экономизм, наука и философия
Для развенчания и преодоления экономизма его, как и механицизм, нужно противопоставлять не только философской картине мира, но и научной картине, репрезентирующей не философскую онтологию бытия в целом, но конкретную научную онтологию познаваемого объекта, сущего. Предметом философии, взятой в форме общетеоретического мировоззрения, является чистое всеобщее или всеобщее как таковое, которое есть цель и душа философии. Предметом же любой науки является частное, единичное, конкретный «кусок» мироздания. Действительность же есть единство всеобщего, особенного и единичного. Всеобщее в ней существует не иначе как через особенное и единичное, а единичное и особенное существует не иначе как единичное и особенное проявление всеобщего. Данное обстоятельство с разных сторон обнаруживает философия, утверждая диалектический взгляд на это соотношение (например, Гегель), и наука, демонстрируя динамику развития науки, к науке неклассической и, далее, к постнеклассической науке.
В механи(сти)ческой картине мира, взятой вне этой динамики, считалось, что фундаментом мироздания являются атомы, неделимые корпускулы, из которых построены все тела -жидкие, твердые и газообразные, которые взаимодействуют между собой на основе принципа дальнодействия, путем мгновенной передачи сил, подчиняясь жесткой лапласовской детерминации; взаимодействуют в абсолютном пространстве с течением абсолютного времени. Такие системы называют простыми или малыми системами. Их свойства однозначно определяются элементами (атомами и т.п.), которые вне системы обладают теми же свойствами, что и в системе; значит, система не порождает системного качества, свидетельствующего о несводимости целого к сумме частей. Вещь, тело, корпускула суть нечто первичное к процессу как их силовому взаимодействию; пространство и время рассматриваются как внешние к системе, движение и взаимодействие не сказываются на характеристиках пространства и времени. На основе такой «онтологической схемы» рассматривали электродинамическую картину, хотя уже обнаруживалась неадекватность ее более сложным типам системной организации объ-
ектов. При их объяснении возникали «парадоксы», демонстрирующие потребность в ее пересмотре.
Пересмотр в физике оказался связанным с разработкой квантово-релятивистской физики. Обнаружился корпускулярно-волновой дуализм микрообъектов. Квантово-механическое описание многочастичных объектов открыло кооперативный эффект: совместное действие частиц демонстрировало свойства, не присущие отдельно взятым частицам (сверхпроводимость, сверхтекучесть, когерентное электромагнитное излучение), прежнее представление о причинности потребовало дополнения вероятностной причинностью, в СТО Эйнштейна были элиминированы представления об абсолютности пространства и времени, появилась идея различения внутреннего и внешнего пространства физических систем. Еще большие изменения были связаны с биологией, где дали о себе знать системные качества целого, не-редуцируемые к свойствам образующих его элементов, где утвердилась идея несводимости целого к простой, аддитивной сумме частей. Изменялись представления о причинности, возникли представления о циклической причинности. Вещь стала пониматься как процессуальная система, которая самовоспроизводится в результате взаимодействия со средой на основе саморегуляции. Радикальному переосмыслению подверглись категории части и целого, их соотношение, вхождение частей в систему, их свойства определяются характером ее целостности. Если в рамках механистической картины мир уподобляли часам, механическому устройству, то в неклассической науке при освоении сложных систем в технике и с развитием кибернетики в середине XX века мир стали уподоблять организму, рассматривали его как процесс, исключающий «мертвое равновесие» и «предопределенность вперед установленной гармонией» в духе Г. Лейбница [20, с. 314]. Мир объектов стал восприниматься на основе онтологии сложных саморегулирующихся систем [2, с. 172].
Этот пересмотр онтологии системности объектов науки продолжился с появлением пост-неклассической науки, будучи определяемым еще большей сложностью систем, которые характеризуются, во-первых, уже не только как саморегулирующиеся, и как саморазвивающиеся, но и как «человекоразмерные» системы, поскольку они включают в свой состав людей, субъектов, преследующих свои собственные цели, для реализации которых они подбирают те или иные средства их достижения. Общим для классики и неклассики является то, что ни классическая, ни неклассическая рациональность не выводят нас в область человеческой деятельности, которая имеет специальной целью переделку действительности, что отличает их от постнеклассической науки, изучающей сверхсложные системы с участием человека как целеполагающего начала в таких системах. Только здесь можно вести речь о предумышленном изменении онтологии объекта человеком взамен «созерцающего сознания», ибо «само человеческое действие не является чем-то внешним», но «включается в систему, видоизменяя каждый раз поле ее возможных состояний» [21, с. 283].
Обнаруживаются противоположные типы редукционизма. С одной стороны, неправомерен традиционный редукционизм, когда сложные системы сводятся к простым, механическим, с другой стороны, неоправданно рассматривать простые системы как всегда включенные в сложные, по идеалам и образцам сложных систем, с отрицанием их самостоятельного существования. Переход науки на ступень постнеклассики предполагает идеи и представления об эволюции основных сфер Универсума - неживой природы, живой природы и общества. Эти идеи «универсального эволюционизма» «составляют концептуальное ядро современной научной картины мира» и ее «исследовательскую программу» [2, с. 166, 181, 183]. Они явно далеко выходят за пределы и механицизма, и экономизма. Ведь нужно учитывать, что свойства экономики как подсистемы общества обусловлены обществом, состоящим не только из экономики. «При изучении «человекоразмерных» объектов, - по словам В.С. Степина, - поиск истины оказывается связанным с определением стратегии и возможных направлений преобразования такого объекта, что непосредственно затрагивает гуманистические ценности», значит, «объективно истинное объяснение и описание применительно к «человекоразмерным» объектам
не только допускает, но и предполагает включение аксиологических факторов в состав объясняющих положений», как и решение «проблем этического характера, определяющих границы возможного (и необходимого! - М.П.) вмешательства» [21, с. 285-286; 22, с. 43-46]. Нормы и идеалы постнеклассической науки позволяют преодолеть изображение частного, экономического процесса, ставшего универсальным в экономизме, открыть возможность представления экономики как частного проявления всеобщего развития бытия и общества.
Уж если материя, еще лишенная разума, не обретшая его, все же сумела обеспечить приоритет восхождения над нисхождением, преодолев механицизм, на который ее обрекали сторонники механицизма, то для разумной материи, представленной противниками экономизма, обеспечение такого приоритета следует признать идеалом и нормой. «Тюремное заключение» человечества не может продолжаться вечно (неправомерно отождествлять «экономизм» (как и «механицизм») с «материализмом»). Преодолевая это «пещерное бытие», с одной стороны, предстоит освободиться от чрезмерной «подручности», «средственности» человека (М. Хайдеггер), с другой стороны, нужно утверждать «субъектность личности, чтобы сам индивидуально-ответственный способ существования в мире возвысить до исторически значимой величины» [23, с. 120]. Данная проблема сегодня превратилась в острую и актуальную проблему отчуждения от социальности, в результате которого не только постсоветская Россия, но и все человечество, вся земная цивилизация явно вступила на гибельный путь самоуничтожения [24, с. 31]. Экономизм и является основанием отчуждения от социальности, а его преодоление будет способствовать преодолению отчуждения от социальной реальности в целом и ее развития как преодоление механицизма способствовало преодолению отчуждения от всей материальной реальности и ее движения.
Заключение
Подведем итоги исследования. Оно актуально, значимо для философской теории и для практики. Статья содержит новую интерпретацию целого ряда известных положений, в ней обоснованы принципы осмысления методологических оснований современной философии, новых идей и смыслов философских категорий. Использован метод единства исторического и логического. В практическом отношении в ней предлагаются принципы решения важнейших проблем, переживаемых современным обществом.
Дан сравнительный анализ экономизма и механицизма, доказано их онтологическое и методологическое сходство - редукционизм. Показано, что экономизм, как и механицизм, сводит сложное к простому, высшее к низшему, стремится все явления общества «погрузить» в экономику, превращая её в всепоглощающий фактор по отношению к социальной реальности. Сделан вывод, что экономизм является социальным аналогом механицизма. Он обосновывается с привлечением положений из трудов К. Маркса, В.И. Ленина, И. Канта, Н.А. Бердяева, К. Поппера, В.С. Степина, В.С. Семенова, Е.Т. Гайдара, Н.Г. Козина и других. Несостоятельность экономизма обосновывается выдвижением человека в современном обществе на первый план. Предметом науки становятся «человекоразмерные» объекты. Важным для преодоления экономизма является раскрытие его неадекватности объективному содержанию науки и философии, вскрывающим универсальность человеческой природы, соразмерной бытию и развертывающемуся процессу восхождения от классической к постнеклассической, «челове-коразмерной» рациональности.
Статья начинается с анализа взаимоотношения универсальности природы человека, «производства», экономики и феномена экономизма. Далее следует анализ онтологии и методологии механицизма, который предваряет обоснование того, что экономизм представляет собой социальный аналог механицизма. Раскрытие сути экономизма позволяет выявить противоречие его с универсальной природой человека, что открывает возможность установить несоответствие экономизма современным положениям в науке и философии, предложить конкретные пути его преодоления.
Литература
1. Степин В.С. Цивилизация и культура. - СПб., 2011. - 407 с.
2. Иглтон Терри. Почему Маркс был прав. - М., 2012. - С. 288.
3. Гайдар Е.Т. Государство и эволюция. Как отделить собственность от власти и повысить благосостояние россиян. Изд. 2-е, испр. - СПб.: Норма, 1997. - 224 с.
4. Алексеев П.В., Панин А.В. Философия. - М., 2014. - С. 384.
5. Семенов В.С. Судьбы философии в современной России. - М., 2011.
6. Козин Н.Г. Есть ли будущее у России? Критика исторического опыта современности. - М.: Норма,
2008. - 464 с.
7. Максимов В.Е Самоистребление. - М.: Голос, 1995. - 352 с.
8. Петушкова Е.В. Механицизм // Новейший философский словарь. - Минск, 1998. - С. 421.
9. Кузнецов В.Н. Проблема значения понятий «материалисты» и «материализм» в новоевропейской философии XVII-XVIII веков» // Историко-философский альманах: Вып. 2. - М., 2007. - С. 55.
10. Лейбниц Г.В. Сочинения: В 4 т. Т. 1. - М., 1982. - С. 432, 437.
11. Моррис Генри. Сотворение мира: научный подход. - Сан-Диего, Калифорния, 1981.
12. Гольбах П.А. Избранные произведения: В 2 т. Т. 1. - М., 1963. - С. 341.
13. Потемкин А. Механицизм // Философская энциклопедия: в 5 т. Т. 3. - М., 1964. - С. 425.
14. Прохоров М.М. Несколько соображений о марксистской философии и современности // Вестник Российского философского общества. - 2010. - № 4(56). - С. 87-91.
15. Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних работ.
- М., 1956. - С. 528-529, 538.
16. Платонов С. После коммунизма: Кн., не предназначенная для печати. 2-е изд.; Второе пришествие: Беседы. - М., 1991.
17. Бердяев Н.А. Человек и машина. Проблема социологии и метафизики техники // Вопросы философии. - 1989. - № 2. - С. 148.
18. Ленин В.И. Полн. собр. соч., 5 изд. Т. 26. - С. 343-344.
19. Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Изд-е 2. - Т. 25. - Ч. II. - С. 386-387.
20. Винер Н. Я - математик. - М., 1964. - С. 314.
21. Степин В.С. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура: Коллективная монография / отв. ред. Л.П. Киященко и В.С. Степин. - СПб.,
2009. - С. 283.
22. Копнин П.В. Гносеологические и логические основы науки. - М., 1974. - С. 43-46.
23. Гусейнов А.А. Что говорил Кант, или Почему невозможна ложь во благо? // Логос, - 2008. -№ 5. - С. 120.
24. Дубровский Д.И. Проблема добродетельного обмана. Кант и современность // Вопросы философии. - 2010. - № 1. - С. 31.
References
1. Stepin V. S. Civilizacija i kul'tura. - SPb., 2011. - 407 s.
2. Iglton Terri. Pochemu Marks byl prav. - M., 2012. - S. 288.
3. Gajdar E.T. Gosudarstvo i jevoljucija. Kak otdelit' sobstvennost' ot vlasti i povysit' blagosostojanie rossijan. Izd. 2-e, ispr. - SPb.: Norma, 1997. - 224 s.
4. Alekseev P.V., Panin A.V. Filosofija. - M., 2014. - S. 384.
5. Semenov V.S. Sud'by filosofii v sovremennoj Rossii. - M., 2011.
6. Kozin N.G. Est' li budushhee u Rossii? Kritika istoricheskogo opyta sovremennosti. - M.: Norma, 2008.
- 464 s.
7. Maksimov V.E Samoistreblenie. - M.: Golos, 1995. - 352 s.
8. Petushkova E.V. Mehanicizm // Novejshij filosofskij slovar'. - Minsk, 1998. - S. 421.
9. Kuznecov V.N. Problema znachenija ponjatij «materialisty» i «materializm» v novoevropejskoj filosofii XVII-XVIII vekov» // Istoriko-filosofskij al'manah: Vyp. 2. - M., 2007. - S. 55.
10. Lejbnic G.V. Sochinenija: V 4 t. T. 1. - M., 1982. - S. 432, 437.
11. Morris Genri. Sotvorenie mira: nauchnyj podhod. - San-Diego, Kalifornija, 1981.
12. Gol'bah P.A. Izbrannye proizvedenija: V 2 t. T. 1. - M., 1963. - S. 341.
13. Potemkin A. Mehanicizm // Filosofskaja jenciklopedija: v 5 t. T. 3. - M., 1964. - S. 425.
14. Prohorov M.M. Neskol'ko soobrazhenij o marksistskoj filosofii i sovremennosti // Vestnik Rossijskogo filosofskogo obshhestva. - 2010. - № 4(56). - S. 87-91.
15. Marks K. Jekonomichesko-filosofskie rukopisi 1844 g. // Marks K., Jengel's F. Iz rannih rabot. - M., 1956. - S. 528-529, 538.
16. Platonov S. Posle kommunizma: Kn., ne prednaznachennaja dlja pechati. 2-e izd.; Vtoroe prishestvie: Besedy. - M., 1991.
17. Berdjaev N.A. Chelovek i mashina. Problema sociologii i metafiziki tehniki // Voprosy filosofii. - 1989.
- № 2. - S. 148.
18. Lenin V.I. Poln. sobr. soch., 5 izd. T. 26. - S. 343-344.
19. Marks K. Kapital // Marks K., Jengel's F. Soch., Izd-e 2. - T. 25. - Ch. II. - S. 386-387.
20. Viner N. Ja - matematik. - M., 1964. - S. 314.
21. Stepin V.S. Klassika, neklassika, postneklassika: kriterii razlichenija // Postneklassika: filosofija, nauka, kul'tura: Kollektivnaja monografija / otv. red. L.P. Kijashhenko i V.S. Stepin. - SPb., 2009. - S. 283.
22. Kopnin P.V. Gnoseologicheskie i logicheskie osnovy nauki. - M., 1974. - S. 43-46.
23. Gusejnov A.A. Chto govoril Kant, ili Pochemu nevozmozhna lozh' vo blago? // Logos, - 2008. -№ 5. - S. 120.
24. Dubrovskij D.I. Problema dobrodetel'nogo obmana. Kant i sovremennost' // Voprosy filosofii. - 2010.
- № 1. - S. 31.
