CC BY
49
1. У кого работа является моральной и психологической жизненной потребностью, возможность трудиться во время отбывания срока лишения свободы в какой-то мере удовлетворяет это желание.
2. Материальная сторона вопроса. Оплата труда, хотя и небольшая, позволяет в какой-то мере помогать семье, оставшейся без кормильца, гасить задолженности по искам, сделать накопления, которые пригодятся в первое время после освобождения.
3. С психологической точки зрения, когда человек занят работой, время летит быстрее. Здесь можно вспомнить слова И. Бродского, что «тюрьма - это недостаток пространства, возмещаемый избытком времени». Этот «избыток» и должны хорошо организовать сотрудники учреждений исполнения наказаний, приобщая осужденных к труду.
4. Работа в местах лишения свободы для многих
- это возможность приобрести достойную и полезную профессию, которая после освобождения будет способствовать ресоциализации и адаптации.
5. У работающего осужденного больше шансов для условно-досрочного освобождения.
6. Работающий осужденный менее конфликтен, более управляем с точки зрения администрации исправительного учреждения.
7. Хозяйственная, главным образом - производственная деятельность - одна из составляющих благополучного функционирования пенитенциарных учреждений. Экономический хаос 90-х гг. ХХ в. отрицательно сказался и на функционировании учреждений исполнения наказаний. Очевидно, сегодняшний глобальный финансово-экономический кризис повлияет на жизнь пенитенциарных учреждений, их производственную деятельность и соответственно
Удэ.
работу осужденных. Сегодня в условиях свободы, по данным министра Здравоохранения и социального развития Т. Голиковой, 2 млн. 132 тыс. безработных [13], и этот процесс только обостряется.
Литература
1. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы / пер. с франц. В. Наумова, под ред. Борисовой. - М., 1999.
2. Faucher L.De la reformt les prisons, 1838, P. 64; Фуко М. Указ. соч.
3. Berenger A. Rapport a L’Academie des sciences morales, juin 1636; Фуко М. Указ. соч.
4. Лукьянова Л. Реализация принципа равенства осужденных перед законом в сфере труда // Преступление и наказание, №3, 2005.
5. Наумов А. Мастерские в ... тюремных камерах // Преступление и наказание. №5. 2005; См. также: Наумов А. Иркутская Тюрьма // Преступление и наказание. №2. 2003.
6. Федотов С. Обсуждены задачи промышленного комплекса // Преступление и наказание. №4. 2003.
7. Васильева А. Через развитие производства - к ресоциализации осужденных // Преступление и наказание. №7. 2007.
8. Кононец А. Трудовая адаптация осужденных в лечебнопроизводственных (трудовых) мастерских // Преступление и наказание, №9, 2005.
9. Минязева Т.Ф. Правовой статус личности осужденных в Российской Федерации. - М.: НОРМА, 2001.
10. Яковлев С.П. Организационно-правовые формы трудоис-пользования лиц, осужденных к лишению свободы в дореволюционной России (ХУП - начала ХХвв.): автореф. дис. ... канд. юр. наук. Н. Новгород, 2005.
11. Толочек В.А. Современная психология труда. - СПб,
2005.
12. Осинский И.И., Гайдай М.К. Пенитенциарная девиантность в условиях трансформации российского общества. Социологический анализ. - Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета,
2006.
13. Савиных А. Безработные пойдут в чиновники? // Известия. 2009. - 23 марта.
Сведения об авторах
Гайдай Мария Константиновна - докторант кафедры философии Бурятского государственного университета, г. Улан-Data on authors
Gaiday Mariya Konstantinovna - doctorant of phylosophy departament of Buryat State University, Ulan-Ude.
УДК 342.7 ББК 67.400.32
Ю.И. Деревянченко «ЭКОНОМИЗАЦИЯ» СОЦИАЛЬНОГО И КОНЦЕПТ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА
В статье рассматривается проблема неприятия концепта прав человека в модернизирующихся обществах. Выясняются закономерности формирования представлений о гражданском обществе и правах человека. Делается вывод о том, что взаимообусловленность демократии, рынка и гражданского общества в динамике рождает феномен опережения развития «экономического» вызывающий деформацию традиционных форм социального и тем самым порождающий проблему прав человека в обществах, осуществляющих модернизацию.
Ключевые слова: концепт прав человека, гражданское общество, демократия, развитие, формы социального.
Yu.I. Derevyanchenko «ECONOMIZATION» OF THE SOCIAL SPHERE AND THE HUMAN RIGHTS CONCEPT
The article studies the problem of the human rights concept aversion in modernized societies. The regulations to form the ideas of a civic society and human rights are pointed out. The author draws the conclusion that interdependency of democracy, market and civic society in its dynamic state rises the phenomenon of overtaking economical sphere provoking the deformation of traditional forms of social sphere, thus, bringing to the fore the problem of human rights in modernized societies.
Key words: the rights of the man, civil community, democracy, development, form social.
Права человека относятся к числу наиболее значимых атрибутов современности, в которых принцип личностной автономии определяет содержание и протекание большинства социальных, политических и культурных процессов. Необходимость утверждения и защиты прав человека стала точкой схождения позиций совершенно различных политических сил: от либералов и консерваторов до социалистов, образуя своеобразный «символ веры» социального государства, не подлежащий сомнению и публичной рефлексии. Фактически на сегодняшний день правовая индивидуализация социального пространства становится априорным стандартом в межгосударственных отношениях. Многочисленные международные соглашения и межправительственные документы исходят из убеждения, что «права человека и основные свободы являются правами, данными с рождения каждому человеку» [1]. Все иные позиции по данному вопросу оцениваются как явно маргинальные. Другой позиции в условиях утверждения рыночного демократического государства ожидать было бы сложно.
Политический консенсус, достигнутый в развитых демократиях мира, зиждется на идее гражданского общества, исходящей из убеждения о неспособности государственной власти к самоограничению. Индивидуалистическая направленность экономически обусловленных социальных процессов входит в явное противоречие с централистской по своей природе государственной властью. В этом сходятся как классический либерализм, изначально выступавший за ограничение полномочий государства, так и современная социал-демократия, которую практика регулируемого развития социального государства убедила в опасности чрезмерного администрирования. Механизмом преодоления этой проблемы стало формирование системы социальных институтов, обуздывающих неограниченный этатизм, воплощенной в концепте гражданского общества.
Гражданское общество на понятийном уровне поддается лишь самому общему определению, демонстрируя свое существование лишь на уровне концепта. Сегодня мы имеем совершенно различные сценарии общественной консолидации в теориях Дж. Ролза, К. О. Апеля, Ю. Хабермаса и других, в то время как политическая практика демонстрирует не свойственную этим теориям гибкость и концептуальную «всеядность». Многообразие форм политических режимов, культурных традиций, экономических укладов просто не позволяет сформулировать однозначное содержательное определение гражданского общества, которое, впрочем, и не требует конкретизации в силу своей полиморфности и функциональности. Конкретные рамки противостояния государству задаются не только рамками самого государства, но и целым рядом других факторов. Однако многообразие вариантов воплощения определяется все же единством преследуемой цели, которое и определяет природу феномена. Такой формообразующей целью гражданского общества выступают права человека.
Права человека являются медиатором в отношениях между государством и гражданским общест-
вом. По существу, взаимодействие между государством и гражданскими институтами можно рассматривать как отношения по поводу прав человека. Все остальные вопросы государственного управления требуют определенной квалификации и компетенции: широкая общественность вряд ли способна разобраться в тонкостях бюджетного финансирования или эффективности применения того или иного вида вооружения. Однако и бюджетные, и военные проблемы становятся предметом публичных дискуссий и общественного давления на государство, когда они затрагивают вопросы прав человека. Падение уровня образования в результате недостаточного финансирования или страдания мирного населения в ходе военных конфликтов продуцируют гражданское воздействие на государственные структуры.
Априорная универсальность и экзистенциальная значимость прав человека делает актуальным любое, даже самое неквалифицированное мнение по их поводу. В усложняющемся специализированном мире права человека составляют суть и единственную возможность гражданского общества, все институты которого - СМИ, общественные организации, различные формы выражения общественного мнения -нацелены на обеспечение и охрану комплекса прав человека. Либерально-социал-демократическое политическое большинство, сформировавшее западные социальные стандарты, пришло к консенсусу на почве признания ценности рынка, демократических процедур и гражданских институтов. Левая реформистская мысль эволюционировала в сторону рыночной экономики во многом по политическим мотивам, поскольку экономическая зависимость от государственных структур не оставляет и возможности политической автономности. Либеральная мысль также преодолела крайность социального аскетизма под влиянием процессов институциализации структур гражданского общества.
Экспансии государственного аппарата, интегрирующего в рамки господствующей идеологии все формы социальной практики, могут противостоять только индивиды, объединенные в общественные ассоциации, осознающие свои интересы и способные к их активному отстаиванию. Наиболее репрезентативно этот взгляд выразили Ю.Хабермас в концепции просвещенной общественности, К. О. Апель - в концепции коммуникативного сообщества.
Однако существующие теоретические представления о неразрывной связи демократии, рынка и гражданского общества наталкиваются на определенные противоречия в процессе экспорта этой модели за пределы исторического ареала возникновения. Именно гражданское общество и права человека, как его структурообразующий элемент, вызывают наибольшее количество взаимных нареканий как со стороны старых демократий, обвиняющих развивающиеся страны в нарушении прав человека, так и со стороны развивающихся стран, успешно внедряющих рыночные принципы в экономике и демократические в политике, но не испытывающих никакой внутренней потребности в формировании института прав человека. Реальная практика, к удивлению многих аналитиков, демонстрирует вполне жизне-
способное сосуществование демократических политических принципов с весьма архаичными системами ценностей, определяющими социальную активность индивидов. Традиционные общества с холист-ским мировоззрением обеспечивают необходимое политическое единодушие и в условиях свободного волеизъявления без применения каких-либо механизмов явного принуждения.
Система всеобщих демократических выборов зачастую оказывается даже более управляемой, нежели авторитарная вертикаль власти. Во всяком случае, отечественная политическая действительность показывает, что способность региональных лидеров долгое время оставаться у власти, обеспечивалась именно их выборностью. Опыт демократии в различных частях планеты обнаруживает, что стабильность воспроизводства демократических процедур обеспечивается внесистемными признаками: традициями, существующими общественными ценностями и т.д., при отсутствии которых демократия вполне способна принять характер манипулятивного управления.
Идея прав человека, одобряемая всеми на официальном уровне, за пределами западного мира в своем эмпирическом применении оказывается невостребованной и поэтому воспринимается как навязываемая извне. Вряд ли вопрос заключается в противоречии между либеральным индивидуализмом, основывающимся на идее автономности личности, и традиционалистским коллективизмом, требующим подчинения частного общественному. Реализация прав человека становится камнем преткновения и для стран, уже давно уже преодолевших социальнокультурную гомогенность. В современной России факторов общественной консолидации, пожалуй, даже меньше, чем в странах выступающих оплотом индивидуализма, поскольку российское общество в череде радикальных социальных переворотов лишилось большинства традиционных механизмов обеспечения социальной солидарности.
Однако столь же сомнительно и то, что причина лежит в уникальных особенностях исторического развития определенных государств. Распространенность феномена неприятия прав человека в странах с совершено разными социальными, культурными и политическими традициями свидетельствует о его универсальном характере. Все эти страны объединяют незавершенность процессов модернизационного развития и отторжение автономных прав личности. Причины этого, очевидно, кроются в особенностях функционирования переходных обществ. Распространение либеральной модели социальной организации обусловлено конкурентными преимуществами рыночного хозяйства. Интерес государств, вступающих на путь модернизации, сосредоточен на вопросах преодоления технологического отставания, поэтому из опыта развития западных стран заимствуются, прежде всего, экономические механизмы. Социальные последствия такого заимствования воспринимаются как несущественные и даже вредные, поскольку входят в противоречие со свойственным традиционным обществам формами социальной организации, о чем свидетельствуют многочисленные попытки построения рыночного общества с «россий-
ской», «корейской», «арабской» спецификой. Если экономические и политические механизмы возможно импортировать и внедрить достаточно быстро, то трансформация мировоззрения требует нередко жизни нескольких поколений. Проблема прав человека, именно как проблема, появляется в условиях противоречия между экономическими и социальноантропологическими реалиями.
Для возникновения представлений о правовой автономии личности наиболее значимой стала универсализация социальных связей, произошедшая в Новое время. Формирование универсалистского плана общества, как представляется, послужило важнейшей и необходимой предпосылкой становления гражданского общества в Европе. Процесс личностной эмансипации, происходивший в ходе универсализации общества, неотделим от секуляризации социального, в закономерностях развития которого и следует искать истоки отторжения идеи прав человека в обществах незавершенной модернизации.
Первичные формы социальности тотальны в антропологическом смысле. Родовое общество образует единый сплоченный организм, включающий в себя каждого индивида, в свою очередь, являясь частью вселенского целого. Принцип аналогии, господствующий в архаичном сознании, инкорпорирует в систему родовых отношений любое проявление индивидуальности, которая рассматривается лишь как отражение рода. Каждое действие родового человека воспроизводит в себе всю систему родового общества и даже шире - мироздания, приобретая тем самым космический характер. В силу бытийной значимости индивидуальные действия ритуализируются и наделяются сакральным характером. Родовая жизнь предстает как культовая практика, а социальные нормы - как нормы религиозные. Сакральный и институциональный порядок настолько интегрированы, что коллектив в целом может рассматриваться как культовое сообщество.
Неслучайно, что суд над Сократом, столь значимый для философской рефлексии, для его участников имел значение, далекое от современных интерпретаций. Судьи рассматривали деятельность Сократа как религиозное нечестие, несмотря на принципиальное воздержание философа от разговоров на религиозные темы. Негативную реакцию афинского полиса вызывает не столько сократовские идеи, сколько его образ жизни. Подвергая сомнению своими поступками существующие социальные нормы, философ совершал святотатство.
Понятие индивидуального в архаичном обществе также невозможно в силу непрерывности социальных связей: даже в античных демократиях наделение права голоса лишь мужчин определенного возраста, равно как и лишение этого права, есть вполне логичный акт, не подразумевающий политической дискриминации. Мужчина, обладающий политическими правами, выступает как представитель родовой ячейки, права членов которой осуществляются в правах ее представителя, другие же социальные категории - вольноотпущенники и иностранцы -не представляют коллектива, и поэтому для греческого сознания их политическое значение ничтожно.
Сакрализация повседневного превращает социальное в разновидность культовой практики, многие явления полисной жизни - патриотизм, гражданственность, искусство - имеют религиозную основу. В условиях слияния религиозного и социального в родовом обществе автономная индивидуальность просто не существует. Интегративные функции социальной системы «обобществляют» любые компоненты индивидуальных практик. В классическом античном полисе даже собственность рассматривается как принадлежащая общине, право индивида ограничивалось лишь владением [2].
Средневековье, разделив сферы трансцендентного и повседневного, ослабило сакральную нагрузку на социальное пространство. И хотя наиболее важными социально-антропологическими характеристиками средневекового общества по-прежнему являются фиксированность схем социальной практики и не-выделенность автономной индивидуальности, этот процесс впервые создает возможность формирования комплекса прав личности. Христианский теологический персонализм, десакрализуясь в социальном пространстве, порождает своеобразный вариант коллективного персонализма.
Степень индивидуальной автономности в средневековых обществах, как и раньше, напрямую зависит от способности выражать коллективные представления. Личность и коллектив образуют тесную связку, обусловливая друг друга. Индивид выступает не как социальный субъект, а как представитель социального субъекта-коллектива. Преобладающим типом ценностей являются ценности холистского характера, но при этом политические права предельно персонализированы: ими наделяется сравнительно небольшой круг лиц, образующих высшее сословие и реализующих в акте правоприменения коллективную волю. В силу этого средневековое общество характеризуется в вышей степени иерархизированной системой распределения прав, сосредоточением которых в конечном счете оказывается лишь одна персона - суверен.
В теологически осмысливаемом обществе фигура суверена принципиальна в правовом плане. Падение Римской империи, определившее развитие средневековой государственности, уничтожило само понятие централизованной власти. Восстановление государственности в варварских королевствах происходит на совершенно иных принципах, чем в Римской империи. Власть в новых государствах Европы оказывается распределеной между множеством социальных групп: феодалами, крестьянскими и городскими общинами, а в последних - между цехами. Средневековое общество - это сложная социальная структура со множеством автономных властных единиц разной степени значимости, между которыми выстраиваются отношения (король-город/феодал-сельская община). Сословия даже во время бунтов не противостоят власти, поскольку сами являются ее носителями, хотя объемы полномочий различных социальных групп, естественно, существенно различались. Но все же крестьянское восстание ничем принципиально не отличалось от заговора знати - и то, и другое представляли собой внутривластные
споры. Единственной структурой, выполняющей квазигосударственные функции в соответствии с принципами римского права, являлось папство. Католическая церковь и институт пап мыслились как необходимая интегрирующая сила, объединяющая всех верующих в Pax Christiana. Контекстность и лаконичность средневекового права подразумевают субъектность правого акта, персонифицированного в фигуре суверена. Сама правовая норма полиморфна и поэтому оформляется только в акте правоприменения. Правами конкретный индивид обладает лишь в той мере, в какой они делегируются ему сувереном, естественно, объем делегированных прав изменяем в зависимости от ситуации. «Распыленность» суверенитета в системе вассальной зависимости впервые рождает еще не права личности, но уже персональные права. Источником персонализации, в том числе правовой, по-прежнему выступает сакрализованная практика. Политико-правовые учения этого периода К. Шмитт очень точно охарактеризовал как политическую теологию [3].
Рационализация индивидуального и общественного сознания, начавшаяся в эпоху Возрождения, эмансипирует дискурс в секулярной форме. Естественнонаучные представления приобретают для политического права, как, впрочем, и для остальных сфер человеческого духа, парадигмальный характер. Механистический деизм в политико-правовых представлениях концептуально оформляется в образе государственной машины. Этот взгляд радикально меняет природу политического права, приводя, в недалекой перспективе, к его имманентизации. Последовательное устранение теистических представлений из концепций государства делает возможным кардинальное переосмысление юридической картины и, как следствие, подталкивает к формированию нового понятия легитимности. Прежде всего, процесс имма-нентизации рождает концепт правового государства.
Как пишет К. Шмитт, идея правового государства была бы невозможна без философии деизма, изгоняющей чудо из окружающего мира, всецело подчиняя его законам природы. Правовое государство основывается на тотальности правовых норм, исключительный случай для него имеет столь же нарушающее значение, как и чудо для естественных законов мироздания. Устранение случайности в форме абсолютистского правового волюнтаризма из сферы политического ликвидирует фигуру суверена так же, как устранение чуда из естественного мира лишает Бога каких-либо конститутивных качеств. «Суверен, который в деистической картине мира, пусть и вне мирового целого, оставался все же механиком огромной машины, радикальным образом вытесняется. Машина теперь работает сама по себе» [4]. Идея правового государства как торжество закона, всеобщего возможна лишь после исключения случайного, частного из картины мира.
Утратив представление о трансцендентности, политическая мысль с неизбежностью организуется сферой имманентности. Новое понятие легитимности уже всецело принадлежит имманентному, и поскольку, как замечает Шмитт, понятие всеобщего обретает в отношении субъекта количественное оп-
ределение, субъектом легитимации становится народ. Учение об общей воле Ж.-Ж.Руссо впервые отчетливо продемонстрировало этот поворот. Народ, или человечество, в политической теории структурно замещает Бога, демократия - монархию, множественность - единство.
Секуляризация социальных практик, осуществленная в эпоху модерна, окончательно эмансипирует индивидуальность, сменившую в качестве субъекта социального взаимодействия коллектив. Углубляющаяся структурная сложность общества и множественность субъектов социального взаимодействия приводит к появлению новых механизмов социальной интеграции и саморегуляции. Устранение сакрального из социальных практик означает, что подобные механизмы должны быть независимы от нормативных контекстов. Эпоха модерна переносит механизмы социального регулирования из области сакрального в область экономического. Законы экономической динамики становятся определяющими и для социальных процессов.
Как уже отмечалось, формирование концепта прав человека возможно лишь в обществе, интегрированном на основе универсальных принципов. Однако становление такого общества мыслимо только при наличии эквивалента, способного конвертировать специфичные социальные явления в условиях структурной дифференциации.
Наступление эпохи модерна, сопровождавшееся распространением научной рациональности, частного предпринимательства и расширением производства, впервые сделало возможным подобную социальную систему. В качестве всеобщего, в том числе социального эквивалента, выступают деньги. В условиях модерна интенсификация развития делает основной проблемой максимизацию целей в условиях ограниченности ресурсов, что приводит к отождествлению общественного и экономического. Построение экономических моделей человека и общества происходит в теоретических концепциях, как левого, так и правого толка. Прогресс культуры, знания, общества отождествляется с прогрессом экономики. Перенесение закономерностей развития производственных отношений на общество в целом приводит ко все большей универсализации социальных связей. Идея универсализма становится концептуальным стержнем эпохи модерна.
В рыночной экономике, основанной на частной собственности и возрастании капитала, личность человека, его достоинства и недостатки, действительные и мнимые, не имеют значения, поскольку человек сводится к своим производственным функциям. При определении социального статуса имеет значение место индивида в системе общественного производства, а не его личные качества. Любые достижения - коммерческие, научные, политические - могут быть с помощью денег монетаризированы и, следовательно, соотнесены друг с другом. Деньги в качестве механизма социального обмена опосредуют уникальность и освобождают ее от ценностных характеристик. Институциализированное в качестве средства системной саморегуляции денежное обращение делает современное общество предельно уни-
версальным и абстрактным: индивидуальность сводится к роли случайности.
Формирование универсалистского, абстрактного плана общества, формирующего жестко определенные статусные и ролевые наборы, имеет целый ряд негативных последствий, неоднократно анализировавшихся в культуре Х1Х-ХХ вв. Редукция сферы приватности и обезличенность общественного бытия придают проблеме социального отчуждения невиданную прежде остроту. Деперсонализация и утрата контроля над социальными процессами превращают человека в «индивида по установлению» [5].
Но именно эта анонимность и фрагментарность делает возможным в обществе модерна политическое оформление комплекса прав личности, которые есть у каждого абстрактного человека в силу его гражданского и, шире, человеческого статуса, а не у конкретного человека за конкретные заслуги. Проблема прав человека абстрагируется от всего частного и тематизируется в формально-правовом поле.
«Экономизация» социального, осуществленная в эпоху модерна, в конечном счете рождает парадоксальный феномен современного правового общества
- лишь обезличившись, личность может обрести права. Но это обстоятельство и входит в противоречие с реалиями модернизирующихся государств, где социальная система по-прежнему интегрирована личными взаимозависимостями. Атомизация и социальная деперсонализация, проявляющиеся в ходе заимствования рыночных механизмов, блокируются как недостатки, свойственные западному типу общества, которые можно и необходимо избегать. Однако лишенный нравственных оценок «человек экономический», описываемый неолиберальной мыслью, оказывается иной стороной «человека правового». Эффективное функционирование рынка, требующее автономизации субъектов, предопределяет формирование универсальных правил рыночного взаимодействия и тем самым универсализирует право. Защита прав человека оказывается защитой рыночных принципов организации общества. Степень актуальности прав человека напрямую зависит от степени развития рыночных отношений в том или ином обществе и, в конечном счете от глубины проведенной модернизации. Взаимообусловленность демократической системы правления, рынка и гражданского общества на уровне социально-политической модели бесспорна, однако в динамике она рождает феномен опережения развития «экономического» и тем самым проблему прав человека в модернизирующихся обществах.
Литература
1. Венская декларация и Программа действий. Принята на Всемирной конференции по правам человека 25 июня 1993 года в Вене [электронный ресурс] // Организация Объединенных наций в Беларуси // иЯЬ: - http://un.by/ru/documents/humrights/viennaprog/ (дата обращения: 19.11.2008).
2. Елизаров Е.Д. Античный город. М., 2000.
3. Шмитт К. Политическая теология. Четыре главы к учению о суверенитете // Политическая теология: сб. [Текст] - М.: КА-НОН-пресс-Ц, 2000.
4. Шмитт К. Политическая теология. Четыре главы к учению о суверенитете ... С. 73.
5. Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос,
2002.
Literature
1. Viennesse declaration and Action Plan. Adopted at World conference on human rights on June, 25 1993 in Vienna [electronic reference] // United Nations Organisation in Belorussia. URL: -http://un.by/ru/documents/humrights/viennaprog/ (referred to:
19.11.2008).
2. Elizarov E.D. Antic city. - M, 2000.
Сведения об авторах
Деревянченко Юрий Иванович - кандидат философских наук, доцент кафедры философии Омского государственного педагогического университета, г. Омск, e-mail: [email protected].
Data on authors
Derevyanchenko Yurij Ivanovich - Candidate of Philosophical Sciences, associate professor of Chair of Philosophy, Omsk State Pedagogical University, Omsk, e-mail: [email protected].
3. Schmitt K. Political theology. Four chapters to study sovereignity// Schmitt K. Political theology. Collection of articles [Text document] - M.: Kanon-press-C, 2000.
4. Schmitt K. Political theology. Four chapters to study sovereignity...^. 73.
5. Bauman Z. Individualized society. - M.: Logos, 2002.
УДК 338.242.4 ББК 66.033.141
Т.П. Латыговская
ТРАНСФОРМАЦИЯ ПРИНЦИПОВ УПРАВЛЕНИЯ В ГОРИЗОНТЕ «АНТИБЮРОКРАТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ»: К ОФОРМЛЕНИЮ «ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЙ МОДЕЛИ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ»
В статье поставлен вопрос о современном реформировании государственных институтов, об основаниях создания так называемой « предпринимательской модели государственного управления» оформлении антибюрократической стратегии государственного управления..
Ключевые слова: государство, управление, бюрократия, предпринимательская модель государства.
T.P. Latygovskaya
TRANSFORMATION OF PRINCIPLES OF MANAGEMENT IN HORIZON OF “ANTIBUREAUCRATIC REVOLUTION”: TO FORMATION OF «ENTERPRISE MODEL OF THE GOVERNMENTAL MANAGEMENT»
The article gives an attention to the question on modern reforming of the state institutes, on the foundations of creation so-called «enterprise model of the governmental management» oo formatioo of aatiburraaccatic ctrategg of the government.
Key words: government, management, Uureaucratic, enterprise model government.
Проблема взаимодействия институтов гражданского общества и государства, равно как и проблема становления институтов правового государства, не может не затрагивать вопрос о современном реформировании государственных институтов, кардинальном изменении принципов работы органов государственного управления. Сегодня ведущие аналитики (Д.Осборн, П. Пластрик, Т. Геблер, Т.Уильямс, П.М. Эньон) делают предметом исследования предпринимательскую модель государственного управления. В этой модели государственные органы выступают в качестве производителей услуг, а граждане - в качестве их потребителей.
Создание же рыночной среды способствует повышению результативности деятельности традиционно негибких бюрократов. В свое время это случилось в Новой Зеландии: занимающая третье место в 1950-х г. в мировом рейтинге по уровню жизни населения, страна снизила темпы экономического роста, заняв в рейтинге только 22 место. И тогда пришедшие к власти лейбористы, сторонники «социалистического» расширения государства, инициировали шоковую терапию. Лейбористы пошли на полную реорганизацию системы государственного управления: сосредоточили внимание на внутренней экономии, покончив с продолжавшейся десятилетиями практикой раздачи государственных субсидий и регулирования, перекроив социальные программы.
Они снизили таможенные тарифы, предназначавшиеся для поддержки внутреннего производителя, отменили контроль за ценами и зарплатами, снизили ставки налогов и расширили налоговую базу.
Полная реорганизация системы государственного управления означала здесь превращение этой системы из бюрократической в предпринимательскую, -явление, получившее название «экономического либерализма»: вместо министерств и департаментов были созданы десятки небольших организаций, оказывающих услуги населению на основе гибких смет-программ и отвечающих за результаты своей деятельности экономически, конкурируя с частными компаниями за право оказания этих услуг. Были распроданы (т.е. приватизированы) государственные предприятия примерно 5 млрд дол. США. Остальные отрасли государственного сектора правительство преобразовало в так называемые предприятия государственной собственности (ПГС), предоставив им свободу действовать как коммерческие фирмы. За первые пять лет существования ПГС повысили доходность на 15%, учетверили прибыли и сократили численность рабочей силы наполовину. В основе этого - идея экономического либерализма.
Основоположник философии либерализма Дж. Локк писал, что идеи либерализма основаны на узком понимании того и следовании тому, что государство создается для удобной, благополучной и
