CC BY
139
ТЕRRА ECONOMICUS ^ 2010 Том 8 № 4
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ В КОНТЕКСТЕ ЭВОЛЮЦИИ ИНСТИТУТОВ
В.В. ВОЛЬЧИК,
доктор экономических наук, профессор, Южный федеральный университет, e-mail: [email protected];
Т.А. ЗОТОВА, кандидат экономических наук, доцент, Южный федеральный университет, e-mail: [email protected]
В статье рассматриваются альтернативные мейнстримовским подходы к анализу экономического поведения в контексте формирования и трансформации институтов. Рассматривается взаимовлияние институтов и коллективных и индивидуальных действий. Предлагается подход к исследованию экономического поведения в рамках дискурсивной (интерпретативной) институциональной экономической теории.
Ключевые слова: поведенческая экономика, институты, институциональная экономика, коллективные действия, интенциональность.
The article deals with the approaches to economic behavior analysis in context of institutional development and transformation which are alternative to the mainstream method. Interdependency of institutions and actions, both collective and individual ones, are under discussion. The approach to economic behavior analysis within discursive (interpretative) institutional economic theory is suggested.
Keywords: theory of economic behavior, institutions, institutional economics, collective actions, intentionality.
Коды классификатора JEL: B50, D03, B52.
Необходимость в выработке подходов к объяснению поведения людей как индивидуального и коллективного феномена в контексте существующих и формируемых институтов для экономической науки является одной из центральных методологических задач. В современной экономической теории проблемы поведенческой экономики, с одной стороны, и институциональной экономики, с другой, рассматриваются чаще всего по отдельности. Более того, некоторые представители мейнстрима, обращаясь к проблемам взаимосвязи исследований экономического поведения4 и институтов, заново открывают для широких научных обсуждений области экономической теории, в которых институционалисты достигли за последние сто лет значительных научных результатов. Но недостаток коммуникации и господствующие идеалы научности [25] не всегда позволяют плодотворно использовать модели и теоретические конструкции, которые существуют в рамках традиционной и дискурсивной институциональной экономики.
В историческом контексте именно определение поведенческих предпосылок легло в основу формирования экономической теории как самостоятельной научной дисциплины. Поиск ответа на вопрос, какие силы заставляют множество индивидуальных акторов вести себя таким образом, что реализуются цели развития целых стран и народов, возможность предсказания массовых реакций людей на изменения внешних условий, в которых они действуют, характеризуют интерес экономистов к спонтанным результатам индивидуального поведения.
В самом общем смысле человеческое поведение, ориентированное на принятие решений, связанных с выбором альтернатив использования экономических благ, является предметом экономической теории в ее мейнстримовском варианте. Функционирование экономической системы в целом, формирование институтов и деятельность отдельных хозяйствующих субъектов, в конечном счете, обусловлены индивидуальным человеческим поведением, принятием решений акторов о покупке, продаже, производстве, инвестировании, сбережении и т.д. Для того чтобы на основе анализа поведения индивидов сделать выводы о динамике цен и выпуска продукции на уровне отрасли или,
4 Примером может служить статьи и книга Дж.А. Акерлофа и Р.Е. Крэнтон [2].
© В.В. Вольчик, Т.А. Зотова, 2010
например, предсказать изменение курса национальной валюты, необходимо сделать ряд допущений, применив определенную поведенческую гипотезу, предполагающую некоторую типизацию и упрощение человеческой природы. Постулируя принципы человеческого поведения, представители различных школ экономической мысли определяют инструментарий исследования, и в этом смысле поведенческие модели являются элементом метода соответствующей теории.
Таким образом, можно говорить о двояком понимании проблемы поведения акторов в экономической теории: во-первых, как эпистемологической модели человека, представляющей собой научную абстракцию; во-вторых, применительно к реально существующим рыночным агентам — потребителям, предпринимателям, наемным работникам, инвесторам, выступающим как объект изучения.
В качестве аналитического инструментария, прежде всего, неоклассической теории, экономическое поведение трактуется как особая формализованная модель человеческого поведения, претендующая на универсализм и возможность использования всеми общественными науками. Данный подход является основой теории рационального выбора [18], предлагающей единую логику человеческого поведения для принятия решений в самых разных жизненных ситуациях — покупка товаров, вступление в брак, поддержка политической партии, незаконные действия; подвергшись критике по поводу империалистических устремлений, теория рационального выбора, тем не менее, нашла достаточно широкое применение в политических науках, социологии, в области права. Стандартная неоклассическая модель экономического поведения как рационального выбора основывается на концепте методологического индивидуализма, согласно которому социальные явления являются простой суммой индивидуальных действий, и эта сумма не влияет на предпочтения или ценности индивида [27].
Современная экономическая наука характеризуется состоянием мультипарадигмальности, отсутствием методологического единства, однако лидирующие позиции в объяснении и прогнозировании экономических явлений по-прежнему занимает неоклассическая ортодоксия, или экономика мейнстрима. В связи с этим наибольшее распространение получила трактовка экономического поведения как рационального, соизмеряющего цели и ограниченные ресурсы для их достижения, оценивающего, максимизирующего индивидуальную полезность поведения5. Такое понимание экономического поведения одновременно расширяет и сужает предмет экономической науки. Расширяет — так как в поле зрения исследователей попадает не только поведение людей в сферах производства, распределения, обмена и потребления материальных благ и услуг (хозяйственная сфера), но и все виды рационального выбора в человеческой деятельности. Сужает — так как исключает экономическую активность, обусловленную не рациональным поведением, а традициями, нормами, обычаями, т. е. значительную часть хозяйственной жизни в докапиталистических обществах, и ряд явлений в современной рыночной экономике [1].
Остается открытой проблема верификации поведенческих гипотез в экономической науке, которые, очевидно, не могут достоверно отражать реального человеческого поведения, носят догматичный характер, не всегда соответствуют требованиям усложняющейся экономической действительности. Наиболее жесткой критике поведенческие предпосылки неоклассического анализа подвергаются со стороны представителей неортодоксальных теорий, в частности, институциональной и эволюционной экономики6. Так, по словам Дж. Ходжсона, «...мы отвергаем представление, что в основе всех значимых поступков людей лежит главным образом рациональный расчет. Существует большой класс действий, актуальных для экономической науки, источники которой имеют иную природу» [17]. Соответственно, возникает необходимость в разработке такой теории человеческого поведения, которая не опиралась бы существенно или тем более исключительно на рационалистические механизмы и предпосылки.
Контраргументы апологетов рационального подхода к экономическому поведению в данной дискуссии представляют собой широкий спектр точек зрения от признания априорной аксиоматич-ности поведенческих предпосылок, не подлежащих эмпирической проверке [9], до отрицания важности реалистичности таких предпосылок вообще, если построенная на их основе теория обладает прогностическими свойствами [15].
В мейнстримовском варианте экономической теории предполагается, что институты являются экзогенно заданными [22]. Данный подход не только игнорирует причины и механизмы эндогенных институциональных изменений, но подходит к проблеме экономического поведения чисто с механистических позиций анализа оптимизации функций полезности.
Поведенческие постулаты в институциональной теории формировались на основе пересмотра рациональных моделей и отталкивались от предположений о более сложной мотивации экономических акторов и меньшей стабильности их предпочтений. Одним из наиболее спорных постулатов
5 «Все человеческое поведение характеризуется тем, что участники максимизируют полезность при стабильном наборе предпочтений и накапливают оптимальные объемы информации и других ресурсов на множестве разнообразных рынков... экономический подход дает целостную схему для понимания человеческого поведения» [3].
6 «Тренированный взгляд экономиста проникает за фасад помпезного притворства, хитроумного обмана и вдохновенной демагогии, выявляя рациональное преследование собственного интереса у мучеников за веру, торговцев и убийц.» [14].
ТЕRRА ECONOMICUS ^ 2010 Том 8 № 4
ТЕRRА ECONOMCUS ^ 2010 Том 8 № 4
можно признать наличие у акторов познавательных систем, способных правильно смоделировать ситуации выбора и получить информацию, необходимую для оптимального рационального решения. Сам термин «рациональный» в экономической теории носит особый смысл, не совпадающий с его широкой трактовкой в толковом словаре: «разумный; неабсурдный, не противоречащий здравому смыслу, умный, здравый»; в экономической теории рациональный человек — это максимизатор, соглашающийся лишь на лучший вариант [12].
Так как поведенческие модели субъективны, а информация отличается неполнотой, в большинстве случаев не приходится говорить о достижимости условий единственно верного выбора. Только признав эти модификации в принципах поведения экономических акторов, можно понять смысл существования и структуру институтов и объяснить направление институциональных изменений.
В значительном количестве современных экономических исследований не учитывается тот факт, что экономические взаимодействия в рамках хозяйственного порядка связаны с ситуациями, характеризующимися фундаментальной неопределенностью. Иногда к путанице приводит некорректное использование терминов. То, что в современном мейнстриме понимается под неопределенностью, является риском в трактовке Ф. Найта7. Возврат к проблеме фундаментальной неопределенности требует более широкого взгляда на особенности экономического поведения в мире, где постоянно создается новое знание и институты. В своей недавней работе нобелевский лауреат Д. Норт отмечает важность проблемы фундаментальной неопределенности при исследовании институциональных изменений [11].
С эволюционной точки зрения ключевой вопрос заключается в том, какая из описываемых в теории разновидностей «экономического человека» является наиболее адаптированной к реальным условиям формирования человечества. Реалистичная и научная оценка человеческой натуры, а также степени проявления и природы свойственного ей стремления к следованию собственному интересу может опираться на факты, касающиеся биологических и культурных детерминант поведения современного человека, а также эволюционных факторов, обусловивших возникновение этих детерми нант.
За пределами сферы человеческой мотивации экономисты неявно используют теоретические предположения, которые нельзя назвать реалистичными, например обеспечение обществом безусловного соблюдения контрактов, не связанное с несением каких-либо издержек, или игнорирование социальных сетей, определяющих модели заключения сделок. Эволюционный подход применим для того, чтобы сформулировать ответ на вопрос, как функционирует экономика в условиях ограниченных возможностей обеспечения выполнения контрактов, а также для того, чтобы показать, какое значение имеют при этом неэкономические факторы социальных взаимоотношений.
Институциональная и эволюционная экономическая теория на современном этапе развития вышла за рамки, заданные базовым набором поведенческих предпосылок, связи экономической теории с другими социальными науками и с биологией стали как более очевидными, так и более плодотворными. Роль собственного эгоистического интереса как основы поведения и социальная кооперация являются взаимосвязанными, взаимозависимыми темами и имеют фундаментальное значение не только для экономической теории, но и для всей социальной науки, а также — в значительной мере — для биологии. Джек Хиршлайфер, неоднократно проницательно указывавший на универсальный характер этих тем, провозгласил, что «существует только одна социальная наука». Чтобы «обобщенная экономическая теория» могла выступать в роли такой науки, она «должна будет описывать человека таким, каков он есть, — преследующим или не преследующим собственные интересы, полностью или не полностью рациональным» [14, с. 606-616].
Значительные достижения в различных научных сферах существенно улучшили представления о том, как, несмотря на слабость или отсутствие институциональной поддержки, может возникнуть кооперативное поведение вообще и обмен в частности. Все эти достижения, по крайней мере отчасти, укладываются в общую многоуровневую эволюционную схему, в которой типы поведения, воспроизводимые благодаря действию различных механизмов, испытывают влияние процесса отбора. Наибольшие трудности и наибольшую полемику вызывает проблема описания связей между уровнями. На этом фронте к сегодняшнему дню также достигнут прогресс, в частности благодаря работам, в которых изучаются взаимосвязи между эволюцией биологической и эволюцией культурной. Такие взаимосвязи важны как для понимания биологии человека, так и для исследования культурных детерминант экономического поведения. Концепции естественного отбора и эволюции не следует рассматривать в качестве средства для решения специфических вопросов биологической науки и имеющих потенциальную ценность для изучения некоторых аспектов экономической теории. Они в большей степени являются элементами новой концептуальной структуры, которая может с успехом использоваться в биологии, экономической теории и других социальных науках.
Изучение институтов, характерных для того или иного хозяйственного порядка, позволяет выявлять устойчивые поведенческие паттерны, которые соотносятся с доминирующими стратегиями экономического поведения. Таким образом, выделяемые в ходе исследования поведенческие пред-
7 Ф. Найт впервые в экономической теории ввел различие между риском и неопределенностью. В найтовском понимании, неопределенность не может быть сведена к оценке вероятности наступления тех или иных событий. [10].
посылки должны соотноситься с историческими контекстами формирования институциональной среды хозяйственного порядка. Поэтому трудно избежать некоторой доли релятивизма при исследовании особенностей экономического поведения. Однако в социальных науках данная проблема находит органическое решение при исследовании проблемы формирования знания, обусловленного процессами социальной институционализации [4].
Эволюция институциональной среды экономики, согласно более плюралистическому подходу неортодоксальных научных школ, формирует предпосылки для создания и использования новых поведенческих моделей. Данный процесс является кумулятивным. Однако обратная зависимость от изменения моделей экономического поведения к трансформации институциональной структуры также должна быть учтена. Непродуктивно ограничиваться жесткими рамками и теоретическими клише при исследовании экономического поведения. Широта и междисциплинарность в изучении экономического поведения являются важным фактором релевантного понимания динамических процессов в экономике.
Значимым аспектом исследования экономического поведения и институтов является выделение поведенческих моделей, которые обладают конкурентными преимуществами в эволюционной перспективе. Герберт Саймон показал, что в определенных институциональных рамках модель альтруистического поведения обладает несомненными эволюционными преимуществами над моделью корыстного рационального поведения [24]. Например, включение в анализ экономического поведения фактора демаркации групповых и индивидуальных ценностей при выработке стратегий поведения в рыночных или иных механизмах хозяйственной координации [19].
Важной проблемой являются трудности, которые возникают при измерении многих переменных, оказывающих влияние на экономическое поведение. Упрощения, присущие неоклассической теории, призваны элиминировать данную проблему за счет построения все более изящных математических моделей, являющихся, по сути, «экономикой классной доски» [8]. Такой подход, безусловно, влияет на престиж экономической науки, которая у многих обществоведов ассоциируется с разгадыванием головоломок, не имеющих никакого отношения к реальному миру. Противоположный подход, связанный с качественными исследованиями, включающими достижения смежных социальных наук, сопряжен с трудностями, связанными с расплывчатостью понятий, эклектичностью методологии и отсутствию четкой исследовательской программы. Однако именно данный подход позволяет вернуться к исследованию ситуаций реального мира, характеризующегося сложностью и многогранностью проблемы выбора и принятия экономических решений.
Исследования в рамках социальной антропологии являются частью современных исследований как процесса формирования хозяйственных институтов, так и вопросов, связанных с особенностями экономического поведения, включенного в различные социально-культурные контексты, например, этническое предпринимательство. Исследования в рамках социальной антропологии могут дать не только понимание разнообразных экономических институтов и их влияния на экономическое поведение, но также быть полезными при составлении прогнозов [28], например, при проведении мер экономической политики, направленных на снижение теневой составляющей национальной экономики.
Заимствование психологических моделей и инструментов исследований не должны создавать иллюзию «естественной детерминированности» хозяйственных процессов. Формирование социальных институтов связано прежде всего со спонтанными процессами социальных, культурных и экономических обменов, в ходе которых создается новое знание, а также формируются новые объекты и смыслы, используемые при мыслительной реконструкции действительности. Запрограммировать или предсказать результаты формирования такого нового знания не только нельзя, но и вредно для процесса понимания механизмов спонтанной рыночной координации. Разделение спонтанных и целеориентированных процессов в экономике требует создания разных подходов и теоретических концептов для построения классификаций и исследований в различных сферах экономики.
Важной характеристикой экономического поведения, которая совсем недавно снова стала применяться в экономических исследованиях, является интенциональность. Интенциональность8 является необходимой особенностью экономического поведения в мире, где изменяющиеся институты и поведенческие модели взаимосвязаны.
Дуглас Норт неоднократно отмечает, что институты должны находить объяснение в терминах ин-тенциональности человека [11]. Однако в работах Норта нет четкого определения и разъяснений, что он понимает под интенциональностью в контексте институциональных изменений. Известный современный философ Дж. Серль дает следующую трактовку интенциональности: «Интенциональность имеет отношение к тому аспекту психических состояний человека, благодаря которому они направлены на положения дел в мире, находящемся вне их. Убеждения, страхи, надежды, желания и стремления — все это суть интенциональные состояния, равно как и любовь, и ненависть, опасения и радость, гордость и стыд» [13, с. 52]. При анализе институтов и институциональных изменений важно учитывать, что наши интенции могут не всегда адекватно соответствовать тем или иным случаям выбора (если вы не сделали то, что намеревались сделать, значит, вы изначально установили для себя неверные предпосылки и ваша интенция не принадлежит к числу правильных интенций [13, с. 40]).
8 Интенция (от лат. ^епйо — стремление) — намерение, цель, направление или направленность сознания, воли, отчасти также и чувства на какой-либо предмет.
ТЕRRА ECONOMICUS ^ 2010 Том 8 № 4
ТЕRRА ECONOMCUS ^ 2010 Том 8 № 4
Новейшие исследования поведенческих психологов и экономистов говорят о том, что люди склонны принимать решение скорее не на основе калькуляции выгод и выбора наилучшего варианта, а на основе мыслительных образов (паттернов), которые они считают релевантными для того или иного случая экономического или социального выбора [11]. Таким образом, исследования экономического поведения в контексте изменяющихся институтов сильно усложняются и, видимо, не могут приводить к установлению жестко детерминированных законов, подобных законам естественных наук. Но это не значит, что исследования изменения институтов должны быть исключительно индуктивными и описательными. Важным ключом к методологии исследования экономического поведения в условиях изменяющихся институтов может служить аналогия с правовыми исследованиями, основывающимися на глубоком историческом и культурном контекстах возникновения и эволюции социальных норм, структурирующих повторяющиеся взаимодействия между людьми.
Среди современных экономистов не перестает бродить очень старая идея о необходимости предсказывать экономические и другие социальные события с помощью разработки все более изощренных теорий9. Причем качество теорий будет определяться все той же их предсказательной силой. Любые попытки напомнить о том, что нам никогда не собрать всей необходимой информации, так как существует неявное знание, фундаментальная неопределенность, несводимая к вероятностям, приводят только к повторяющимся, как мантры, рассуждениям о необходимости расчета оптимальных и равновесных аукционов, политических рынков и т.д.
Изучение закономерностей поведения экономических акторов, важная и очень сложная задача. Однако нельзя создать теорию, которая бы заменила рыночную конкуренцию, согласование интересов множества предпринимателей, обладающих уникальными знаниями и информацией, которую нельзя свести ни к функциям полезности, ни к функциям прибыли. И здесь может показаться, что мы попадаем в ловушку релятивизма и абсолютизации рыночного процесса и конкуренции. Однако данный подход далеко не релятивистский, он только акцентирует внимание на том факте, что сами рыночные взаимодействия являются источником информации, которая не может быть создана иным способом, даже с помощью прогрессивных теорий. И задача экономистов-теоретиков не столько пропагандировать либеральные рыночные ценности и делать предсказания, сколько давать адекватное понимание необходимых условий для осуществления спонтанных рыночных взаимодействий, которые и являются процедурой открытия нового знания [16].
Человек, существующий и действующий в рамках реального хозяйственного порядка, никогда не принимает решений вне контекста сложившихся норм, правил и наконец, институтов, определяющих возможности и выгоды экономического, социального и политического обменов. Психологические факторы, безусловно, определяют важнейшие особенности механизма выбора или воздержания от выбора имеющихся альтернатив. Например, неправильные представления о регрессии могут приводить к переоценке действенности отрицательных стимулов по сравнению с положительными [26]. Однако при анализе конкретной ситуации необходимо четко представлять, какие стимулы соответствуют существующей институциональной организации хозяйственного порядка. Идентификация положительных и отрицательных стимулов возможна только в контексте существующих обычаев, норм и институтов соответствующего социального порядка. Наша убежденность в действенности положительных стимулов может не соответствовать устойчивым стереотипам, которые используются акторами, ответственными за выработку и реализацию мер экономической политики [5].
При анализе экономического поведения необходимо учитывать, что институты являются, с одной стороны, продуктом коллективных действий, а с другой — сами определяют поведенческие предпосылки и правила экономического поведения акторов. Институтам присуща нисходящая причинная связь [21], которая показывает, как существующие институциональные формы влияют на предпочтения индивидов и формируют среду для сотрудничества, кооперации и обменов.
Поведенческая экономика утверждает, что экономисты игнорируют важные переменные, которые воздействуют на поведение. Новые переменные затрагивают решения, которые можно смоделировать в ходе поведенческих экспериментов [23]. Современная поведенческая экономическая теория во многом основывается на концептах экспериментов, проводимых обычно в среде студентов. Подход, основанный на поведенческих экспериментах, безусловно, интересен и дает множество фактических данных о механизмах принятия решений. Однако у данного подхода есть один существенный недостаток. Эксперименты не могут выявить из-за своей специфики влияние конкретных институциональных паттернов, которые используются акторами исходя из понимания конкретных экономических ситуаций в контексте использования и создания неявного знания в процессе конкурентных взаимодействий.
Поведение экономического человека не может быть достаточно хорошо понято вне контекстов его верований, языка и, шире институционального знания, которое является как индивидуализированным, так и субъективным. Чтобы понять мотивы и механизмы поведения, исследователи должны правильно интерпретировать имеющиеся институты, которые невозможно понять без дискурсивного анализа хозяйственных взаимодействий индивидов10. Понимание особенностей восприятия правил,
9 Подобная точка зрения берет свое начало с известной работы М. Фридмана [20].
10 Основные концепты интерпретативной (дискурсивной) институциональной экономической теории содержатся в работах В. Ефимова. См.: [6, 7].
норм и институтов в различных уникальных хозяйственных порядках позволит сделать обобщения,
которые могут быть полезны для развития исследовательской программы современной институциональной экономической теории в ее неортодоксальном варианте.
ЛИТЕРАТУРА
1. Автономов В.С. Модель человека в экономической науке. СПб., 1998. С. 17.
2. Акерлоф Дж.А., Крэнтон Р.Е. Экономика идентичности. Как наши идеалы и социальные нормы определяют, кем мы работаем, сколько зарабатываем и насколько счастливы. М., Карьера Пресс, 2010.
3. Беккер Г.С. Человеческое поведение: экономический подход. М., 2003.
4. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Издательство «Медиум», 1995.
5. ВольчикВ.В. Всепобеждающий оппортунизм: эволюция институтов размещения государственного заказа в России // TERRA ECONOMICUS. 2009. Т. 7. № 4. C. 44-50.
6. Ефимов В. Предмет и метод интерпретативной институциональной экономики // Вопросы экономики, 2007. № 8.
7. Ефимов В.М. Спор о методах и институциональная экономика // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2007. Т. 5. № 3.
8. Коуз Р. Фирма, рынок и право // Фирма, рынок и право. М.: «Дело», 1993.
9. Мизес Л. Человеческая деятельность: трактат по экономической теории. Челябинск, 2005. С. 32-34.
10. Найт Ф. Риск, неопределенность и прибыль. М., 2003.
11. Норт Д. Понимание экономических изменений. М.: ГУ-ВШЭ, 2010.
12. Саймон Г.А. Рациональность как процесс и продукт мышления // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 3.
13. Серль Дж. Рациональность в действии. М.: Прогресс-Традиция, 2002.
14. Уинтер С. Естественный отбор и эволюция // Экономическая теория. Под ред. Итуэлла Дж., Мил-гейта М., Ньюмена П. М.: ИНФРА-М, 2004.
15. Фридмен М. Методология позитивной экономической науки//1ШХ15. 1994. Т. 2. Вып. 4. С. 20-52.
16. Хайек Ф. Право, законодательство и свобода. М.: ИРИСЭН, 2007.
17. Ходжсон Дж. Экономическая теория и институты. М., 2003. С. 159.
18. Эггертсон Т. Экономическое поведение и институты. М., 2001. С. 21-25.
19. Etzioni A. Behavioral economics: A methodological note // Journal of Economic Psychology. Vol. 31, 2010. pp. 51-54.
20. Friedman M. Essays in Positive Economics. Chicago: University of Chicago Press, 1953.
21. Hodgson G.M. The hidden persuaders: institutions and individuals in economic theory. Cambridge Journal of Economics. 2003. V. 27.
22. Jeroen C.J.M. van den Bergh, Sigrid Stagl, Coevolution of economic behavior and institutions: towards a theory of institutional change // Journal of Evolutionary Economics (2003) Vol.13.№ 3. p. 290.
23. Pesendorfer W. Behavioral Economics Comes of Age: A Review Essay on «Advances in Behavioral Economics // Journal of Economic Literature, Vol. 44, № 3 (Sep., 2006), pp. 712-721.
24. Simon H.A. Altruism and Economics (in The Economics of Altruism) // American Economic Review. 1993. V. 83. № 2. Papers and Proceedings of the Hundred and Fifth Annual Meeting of the American Economic Association
25. Tomer John F. What is behavioral economics? // Journal of Socio-Economics. Vol. 36 (2007) pp. 463-479.
26. Tversky A., Kahneman D. Judgment under Uncertainty: Heuristics and Biases // Science 27 September 1974: Vol. 185. no. 4157, pp. 1124-1131.
27. Vatn A. Cooperative behavior and institutions // Journal of Socio-Economics 38 (2009) p. 189.
28. Zarri L. Behavioral economics has two 'souls': Do they both depart from economic rationality? // The Journal of Socio-Economics. 2009.
ТЕRRА ECONOMICUS ^ 2010 Том 8 № 4
