CC BY
94
Экономическое и социокультурное развитие народов Поволжья в Российской Федерации
в начале ХХ века
И.М.Корнилова
К моменту формирования советской социально-политической системы народы Поволжья, как и другие народности многонациональной России, в своем историческом развитии прошли долгий и трудный путь, основные вехи которого неразрывно связаны с исторической судьбой русского народа. Между поволжскими народами было много общего как по степени их культурно-экономической зрелости, так и по общественным формам развития. Особняком существовали только калмыки. С одной стороны, в среде народностей Поволжья к началу XX века преобладал патриархально-феодальный уклад жизни, с другой — они стали постепенно втягиваться в капиталистические отношения. Этому способствовало и то, что Поволжский регион, расположенный между двумя промышленными районами — Центральным и Уральским, к февралю 1917 года являлся среднеразвитой в промышленном отношении зоной.
Ключевые слова: социальное развитие, национальное расселение, перепись населения, экономика, кустарное производство, рабочий класс, сельское хозяйство
Для цитирования: Вестник МИЭП. 2016. № 1 (22). С. 125-134.
На рубеже Х1Х-ХХ вв. Россия находилась на стадии пореформенной модернизации, которая охватила экономическую, социальную, политико-правовую и культурную сферы общественной жизни. Хотя изменения были взаимосвязаны, уровень и характер отношений между ними варьировались в самом широком диапазоне. Ритмы модернизаци-онных процессов задавались как внутренними стимулами соответствующих сегментов общества, так и внешними воздействиями. При этом имперская модель цивилизации, направленная на обеспечение военно-промышленной базы и сильной армии, была доминирующей. Огромная территория страны, большая часть которой приходилась на зону рискованного земледелия, колонизация восточных окраинных территорий, отстающих от центральных регионов, низкая плотность населения — все это было серьезным барьером для ускоренной модернизации стра-
Корнилова Ирина Михайловна — доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры истории Российского экономического университета им. Г.В.Плеханова. Адрес для корреспонденции: [email protected].
ны и перехода к интенсивным формам развития. Поэтому в ряде областей России модернизационные процессы сочетались с докапиталистическими формами жизни и хозяйствования.
В историческом развитии народностей Поволжья имелись особенности, которые в некоторой степени выразились в формах национально-государственного строительства в первые годы Советской власти. Одной из них, в частности, стало то, что они были присоединены к Российскому государству раньше (в основном в середине XVI в., а калмыки — в начале XVII в.), чем многие другие народы страны. Кроме того, существенной особенностью было их территориальное положение — они населяли не окраины, как многие другие нерусские народы России, а внутренние районы страны. При этом поволжские народы располагались не компактной этнической группой в отдельной российской губернии или административном районе, а были расселены небольшими частями в разных поволжских губерниях. Еще В.В.Берви (Флеровский) заметил, что народности, населяющие Поволжье «до того перемешались, что в одном селении иногда живут три или четыре национальности» [1]. В 9 губерниях: Вотской, Казанской, Уфимской, Пензенской, Симбирской, Самарской, Саратовской, Нижегородской и Астраханской, где проживала основная масса нерусских национальностей Поволжья, по подсчетам исследователя И.Д.Кузнецова, две трети населения составляли русские, а около трети — 7 национальностей, из которых впоследствии были образованы автономные республики и области РСФСР. Лишь около 6% населения составляли украинцы, белорусы, поляки, евреи, т.е. народности, в большинстве своем проживавшие вне данного региона. По данным И.Д.Кузнецова, если в европейской части России проживало 90% всех татар, то 85% из них, т.е. абсолютное большинство, проживало на территории этих губерний. В этих же губерниях проживало 65,1% всех башкир, 83,2% мордвы, 94,6% мари, 97,6% удмуртов, 98,2% чувашей. Наиболее компактно татарское (45,7%) и чувашское (66,6%) население проживало в Казанской губернии. Основная масса башкирского населения (92,6%) проживала в Уфимской губернии, удмуртского (91,7%) — в Вотской. Народ мордвы проживал в основном в Самарской (28%), Симбирской (22,2%) и Пензенской (22%) губерниях. Марийцы расселялись в основном в Вотской (40,8%), Казанской (34,6%) и Уфимской (22,7%) губерниях. Большая часть калмыков (75%) проживала в Астраханской губернии [1, с. 56-58]. В результате нерусские народы Поволжья политически и экономически были значительно крепче связаны с Российским государством и русским населением, чем народы, обитавшие на окраинах страны.
У отдельных поволжских народов специфические особенности их этнического быта, традиций, жизненного уклада не так резко были противопоставлены русским традициям. В то же время некоторые этносы сохраняли свою обособленность как в этническом, так и в конфессиональном отношении. Например, у народа мордва, который территориально находился ближе всех к центральным областям России, имел наиболее ранние (начиная с 1Х-ХШ вв.) экономические и политические связи со славянским населением, этническая близость с русскими была более очевидной. У башкир же, населявших восточные окраины Поволжья и в силу ряда обстоятельств экономически менее тесно связанных со славянами, такая близость наблюдалась слабее. Не последнюю роль в этом сыграло и принятие мордвой, чувашами, мари, удмуртами православия, тогда как башкиры оставались мусульманами.
Полиэтничная Российская империя была унитарным государством, где отсутствовали национально-государственные образования. Среди этносов Поволжья до революции по уровню социокультурного развития заметно выделялись татары, за ними по своему культурному развитию следовали башкиры и чуваши. В целом же между всеми поволжскими народами было много общего как по степени их культурно-экономической зрелости, так и по общественным формам развития. Особняком существовали только калмыки. С одной стороны, в среде народностей Поволжья к началу XX в. преобладал патриархально-феодальный уклад жизни, с другой — они стали постепенно втягиваться в капиталистические отношения. Этому способствовало и следующее географическое обстоятельство. Поволжский регион, расположенный между двумя промышленными районами — Центральным и Уральским, к февралю 1917 г. являлся среднеразвитой в промышленном отношении зоной.
Основная масса нерусского населения Поволжья тяготела к крупным промышленным городам: Казани, Уфе, Перми, Вятке, Ижевску, Пензе, Самаре, Нижнему Новгороду, Оренбургу, Астрахани. Важную роль в развитии товарно-рыночных отношений в регионе играли река Волга и построенная в 1891-1893 гг. Московско-Казанская железная дорога [1, с. 111], служившие транспортным коридором для связи с центральными областями, южными и восточными районами страны. Хозяевами фабрично-заводских предприятий, как правило, являлись русские предприниматели, но активно проникал сюда и иностранный капитал. В конце XIX в. — начале XX в. на территории Урала, отнесенной впоследствии к Башкирии, в золотодобывающей и горнозаводской промышленности возникли монополистические объединения, в создании которых активно использовались иностранные капиталовложения.
В Чувашии и Мордовии были созданы акционерные компании по привлечению зарубежного капитала.
Однако значительная часть местного населения, особенно в сельской местности, продолжала быть занятой в кустарном производстве. В начале XX в. только в Чувашии около 60 тыс. человек были заняты кустарным трудом. Если в 1896 г. в кустарной промышленности было занято 7,3% крестьянских хозяйств Казанской губернии, в том числе в Цивильском уезде — 2,3%, в Чебоксарском — 2,9% и в Ядринском — 0,8%, то через 15 лет процент крестьян, занимавшихся кустарными промыслами, увеличился в несколько раз. Так, в 1911 г. в Козьмодемьянском уезде этот процент достиг 14,7, в Чебоксарском — 11,3, Цивиль-ском — 8,5 и Ядринском — 5,8. В некоторых волостях Чебоксарского, Цивильского уездов кустарным промыслом занимались все крестьянские дворы. Купцы Ефремовы, Тихомировы, Ескины, Хлебниковы и др. держали свои кустарные мастерские. По их заказам работали сотни и тысячи ремесленников. Широкое распространение кустарно-ремесленные промыслы имели в Марийском крае, где почти не имелось промышленного пролетариата (на нескольких предприятиях фабрично-заводского типа было занято около 1,5 тыс. рабочих) [2]. До революции кустарями были до 25 тыс. человек, имевших добавочный заработок в 1,5 млн довоенных рублей. Кустари работали в очень тяжелых условиях. Работая в день по 15-16 ч, кустарь зарабатывал не более 25 коп. [2, с. 45]. Сам он напрямую не был связан с рынком, вынужденно пользуясь посредничеством скупщиков и ростовщиков, занимавшихся торговыми операциями по сбыту продукции и закупкой сырья. Такие кабальные формы постепенно вытеснялись капиталистическими формами взаимоотношений работника и работодателя, но сохранялись в Поволжье вплоть до 1917 г.
Условия труда на предприятиях были исключительно тяжелыми. Рабочий день обычно длился 12-15 ч, а в некоторых случаях — и 18 ч. Рабочие находились в помещениях, не приспособленных для нормальных условий труда, находившихся в антисанитарном состоянии, без соблюдения самых элементарных правил охраны труда. Например, на предприятиях Алафузовых в Казанской губернии только за один год было зарегистрировано 3710 несчастных случаев. На меховых фабриках даже самые выносливые рабочие через 10-15 лет становились нетрудоспособными и лишались работы. Заработная плата рабочих и служащих была намного ниже прожиточного минимума. Особенно тяжелым было положение работающих женщин и подростков, которые получали за труд меньше мужчин. Условия жизни рабочих были ужасающими,
и, как следствие этого, среди рабочих свирепствовали различные болезни. Особенно были распространены туберкулез, тиф, ревматизм, ко -торые преждевременно уносили в могилу тысячи жизней. По данным земской статистики, в 1913 г. в Казанской губернии насчитывалось 422 тыс. больных трахомой (т.е. около 17% населения). Наибольший процент заболеваемости трахомой наблюдался среди чувашского (35,7%), татарского (16,8%) и марийского (16,1%) населения. В начале XX в. до 10% чувашского населения были слепыми. Развитие медицины на исследуемых территориях существенно отставало от потребностей населения в медицинской помощи. Так, до Октябрьской революции на территории Чувашии насчитывалось всего 19 больниц общего типа на 486 коек, 14 фельдшерских пунктов и 23 аптеки. Вся эта сеть обслуживалась 22 врачами, 53 фельдшерами и 21 акушеркой. Таким образом, средний радиус врачебного участка равнялся 75 км, а на одну больницу приходилось до 40 тыс. населения [2, с. 78-80].
Основным занятием башкир, калмыков, мари, мордвы, татар, удмуртов, чувашей по-прежнему оставалось экстенсивное сельскохозяйственное производство, основанное на примитивной конно-ручной технике. Не только техническая, но и структурная отсталость, дробность хозяйственных единиц, примитивное трехпольное земледелие, полунатуральное, чаще натуральное ведение хозяйства не давали возможности поднять производительность сельского хозяйства. Урожай зерновых культур в самые плодородные годы не превышал здесь 3040 пудов с десятины [5]. Общее состояние сельского хозяйства национального Поволжья можно продемонстрировать на примере Чувашии. Здесь на душу населения перед Первой мировой войной в 1913 г. приходилось только 0,68 десятины пашни и 0,05 десятины лугов. В среднем одно хозяйство владело не более 3-4 десятинами. На 7-8 человек приходились 1 лошадь и 1 корова; на 2-3 человек — одна овца и на 10-11 человек — одна свинья. Особенно тяжелым было положение сельской бедноты, которая вынуждена была сдавать свой надел в аренду богатым крестьянам и батрачить на кабальных условиях. Например, в 1907 г. в Чебоксарском уезде число семей, сдавших землю в аренду, составляло 1,1%, в Цивильском уезде — 1,6%, в Ядринском — 0,3%. Эти данные будут неполными, если не учесть число безземельных семей, уже к 1907 г. лишившихся своего надела. Таких крестьян в Чебоксарском уезде насчитывалось 2,5%, в Цивильском — 2,3%. Только в этих уездах к 1907 г. кулаки арендовали у бедноты более 11 тыс. десятин. Эти данные являются далеко неполными, ибо большое число сделок по аренде земли не регистрировались земством. Основным орудием для вспашки
земли у чувашей была соха. В 1920 г. из 164 642 хозяйств Чебоксарского, Цивильского, Ядринского уездов только 11 703 хозяйства имели плуги, 110 080 — сохи, а остальные вообще не имели сельскохозяйственных орудий [2, с. 89]. Лишь к концу 1920-х гг. накануне массовой кампании по раскулачиванию крепкие индивидуальные хозяйства Чувашии старались обзавестись более совершенными сельскохозяйственными орудиями.
Малоземелье чувашского крестьянства усугублялось нехваткой рабочего скота. Статистические данные Казанского земства за 1890 г. показывают, что в Цивильском уезде не имели рабочего скота 13% крестьян, в Чебоксарском — 15,7%, а в Ядринском — 9,2%. В среднем в этих трех уездах число безлошадных крестьян составляло более 12%. Не улучшилось их положение и через 20 лет. Так, в 1910 г. в Муратовской волости Буинского уезда Симбирской губернии насчитывалось 13% безлошадных крестьян, а в Шемуршинской волости того же уезда — 11%. Были волости, где крестьяне-безлошадники составляли до 17% [2, с. 65]. Огромное число сельских жителей вообще не имело продуктивного скота (коров, овец, свиней).
С развитием капитализма обезземеливание крестьянства в России в целом резко ускорилось, но в Поволжском регионе этот процесс имел свои особенности. Лучшие земли, особенно на территории Башкирии и Удмуртии, скупались за бесценок купцами, торговцами, чиновниками или же приобретались по царскому указу промышленниками, которые строили здесь свои заводы и фабрики. Фабриканты использовали дешевый труд, главным образом, пришлых русских крестьян из центральных губерний. На территории Башкирии Крестьянский поземельный банк организовал широкую перепродажу башкирских земель выходцам из центральных и западных губерний России. Ввиду того что многие башкирские крестьяне вели полукочевое скотоводческое хозяйство, процесс обезземеливания сокращал выпасные земли и ударял по животноводческим хозяйствам башкир. Все это объективно способствовало формированию сильного национального антагонизма и социальному противостоянию в период революции.
Картину социально-экономической жизни народов Поволжья дополняли патриархально-родовые и раннефеодальные пережитки. Например, у удмуртского крестьянства существовал «кенещ» — совет домохозяев общины, к которому прибегали служители культа и зажиточные крестьяне, да и все население удмуртских сел при решении насущных хозяйственных или этических вопросов. В башкирской деревне в конце XIX в. — начале XX в. вся экономическая и политическая
власть была сосредоточена в руках старших старост и мулл, которые также широко использовали такие традиции патриархально-родовой взаимопомощи, как «омэ» или «сау» [6].
Одновременно с этим в начале XX в. происходил ускоренный процесс вовлечения почти всех народностей России, в том числе народов Поволжья, в ряды рабочего класса. Формирование класса национальных пролетариев в Поволжье происходило за счет отходников извне. Ряд губерний, в том числе Казанскую, Симбирскую, Пензенскую и Тамбовскую, В.И.Ленин еще в своей работе «Развитие капитализма в России» назвал «главным районом выхода земледельческих рабочих». Так, если в 1899 г. число покинувших пределы Казанской губернии в надежде найти работу по найму составляло 154 185 человек, то в 1913 г. оно достигло 228 317 человек. Десятки тысяч крестьян — выходцев из Татарии — работали на шахтах и рудниках Донбасса, на Ленских приисках и нефтепромыслах Баку, в рыбной промышленности Каспия. Там проходили они «университеты» пролетарской классовой борьбы и интернационализма. Так, основная масса татарского промышленного пролетариата находилась вне территории Казанской губернии. Они были разбросаны по всей стране, и к 1914 г. по всей России их насчитывалось около 150 тыс. рабочих [3].
Процесс зарождения рабочего класса наблюдался и в других районах Поволжья. В Чувашии накануне Первой мировой войны было выдано около 40 тыс. паспортов рабочим отходникам, а в 1917 г., по подсчетам И.Д.Кузнецова, почти 11% чувашского населения находилось на отхожих промыслах. Другие данные говорят о том, что число отходников в Чувашии в этот период доходило до 55 тыс. человек. Анализируя разрозненные данные, можно сказать, что в Чувашии отхожим промыслом занималось ежегодно около 8-9% взрослого населения. Так, в 1905 г. в 7 волостях Буинского уезда из проживавших там 43 532 человек паспорта на выезд получили 3063 человека, в 3 волостях Козьмодемьянского уезда —1146 человек из общего числа 17 170 человек [3, с. 22]. Тысячи чувашей работали на лесных разработках, сотни крестьян с семьями каждое лето уходили в Симбирскую, Самарскую губернии убирать помещичьи хлеба. А число тех, кто находился в полной кабальной зависимости от кулаков, не поддается учету. В Мордовии ежегодно 200 тыс. рабочих-отходников в поисках работы по найму отправлялись в другие районы России. А в Казанской губернии только в 1913 г. документы на выезд получили 33 791 человек. В Удмуртии только в 1898 г. было выдано 75 тыс. паспортов крестьянам, которые ушли на отхожие промыслы. Ежегодно 25% марийского населения работало на лесоразработках
края [3, с. 34]. Необходимо отметить, что большинство отхожих крестьян пополняли ряды неквалифицированных чернорабочих, которые занимались тяжелым физическим трудом.
Несмотря на это, переход к промышленному труду создавал условия для получения элементарной грамоты и приобщения к элементам демократической культуры. Представители народов Поволжья именно этим путем наиболее активно втягивались в революционную борьбу, становились слушателями воскресных школ и участниками революционных кружков. Следует отметить, что народы Поволжья становились объектом влияния революционных организаций различного толка. Так, в сентябре 1905 г. в Казани состоялась аграрная конференция большевистских организаций Поволжья, на которой рассматривался вопрос об активизации работы среди нерусского населения края (татар, башкир, чувашей, удмуртов и др.), что, безусловно, сыграло существенную роль в мобилизации представителей этих народов вокруг социал-демократов в революционные дни 1917 г. [4].
Социальной реальностью кануна и начала 1917 г. в Поволжье стали также массовые волнения среди национального поволжского населения, которое страдало как от издержек правительственной модернизации, так и от тягот смутного военного и революционного времени. Например, с марта по август 1917 г. на территории Мордовии произошло 195 крестьянских волнений, из них 43 — в селениях [1, с. 102]. При этом крестьяне разных национальностей объединялись и выступали сообща. Их недовольство было направлено не столько против местных помещиков, сколько против своих же зажиточных крестьян, хуторян и обрубщиков. В Удмуртии крестьянское недовольство было направлено против государственных чиновников местной администрации и православного духовенства.
Важным обстоятельством развития просвещения среди народов Поволжья стало формирование образованной прослойки чиновников из представителей местных национальностей, просвещенных националов-землевладельцев и местного духовенства. Ряд представителей национальной верхушки получали дворянские звания и тем самым приучались не только к самодержавному престолу, но и к русской культуре. Многие из таких дворян, по национальности татары или башкиры, очень скоро принимали православие, вступали в родственные отношения с русским дворянством. Так появились некоторые русские дворяне с татарскими и башкирскими фамилиями — князья Юсуповы и Кугушевы, дворяне Кудашевы, Янгаличевы, Адашевы и др. Представители российского дворянства из народов Поволжья имели мощные хозяйства
на территории Мордовии, Казанской, Уфимской и Оренбургской губерний, которые по технологическим и экономическим показателям не отличались от хозяйств русских помещиков. Кроме того, в капиталистическое предпринимательство стали втягиваться и предприимчивые и практичные люди из других слоев общества. Чаще всего они занимались в широких масштабах торговлей и финансами. Этот слой местного населения стал базой для либеральных идей в России. Например, накануне Октябрьской революции почти во всех нерусских народностях Поволжья были члены кадетской партии.
Накануне установления советской власти многие из нерусских народов Поволжья представляли собой вполне сложившиеся национально-этнические общности. Им не хватало только национально-политической организации и консолидации. Административное устройство земель, деление на губернии и уезды в Российской империи проводились без учета национальных особенностей. Территория, например, Чувашского края частями входила в состав Казанской и Симбирской губерний. В ряде мест, например, в Башкирии, до 1881 г. органы власти были представлены военнослужащими. В таких условиях речь не могла идти о сколько-нибудь целенаправленном развитии национальной культуры нерусских народов Поволжья. В начале XX в., особенно после революции 1905 г., правительство усилило политику насильственного «обрусения» народов России, в том числе в Поволжье.
Литература
1. Корнилова И.М. Исторический опыт подготовки кадров народного хозяйства в национальных республиках Поволжья в 1918-1990 гг. М., 2009. С. 65.
2. Корнилова И.М. Деятельность органов советской власти в Калмыкии по ликвидации неграмотности и малограмотности среди взрослого населения // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2013. № 3. С. 27-33.
3. Корнилова И.М. Формирование системы высшего образования в национальных районах России (на материалах Поволжья). Учебное пособие. Элиста, 2008. С. 23-25.
4. Завражин А.В. Развитие политического мировоззрения общества в условиях деятельности Государственной Думы России // Социально-гуманитарные знания. 2014. № 6. С. 210-223.
5. Яблочкина И.В. Реализация компетентностного подхода в преподавании истории в университете // Современная система образова-
ния: взгляд в будущее: сборник материалов VI Ежегодной международной научно-практической конференции, посвященной Дню Учителя / Под ред. С.С.Чернова. Новосибирск, 2015.
6. Корнилова И.М. Русская культура и развитие просвещения у народов Поволжья в конце XIX в. — начале XX в. // Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2012. № 2. С. 28-31.
Economic, social and cultural development of peoples of the Volga region in the Russian Federation in the early twentieth century
Kornilova Irina — Doctor of Historical Sciences, Associate Professor, Professor of the History Department of the Plekhanov Russian Economic University Address for correspondence: [email protected]
At the time of formation of the Soviet socio-political system the people of the Volga region, like other peoples of the multinational Russia, had a long and arduous historical development, the key milestones which are inextricably linked with the historical fate of the Russian people. Peoples of the Volga region had much in common as by the degree of their cultural and economic maturity, and social forms of development. Apart there were only the Kalmyks. On the one hand, by the beginning of XX century among the peoples of the Volga region patriarchal and feudal way of life was dominated, on the other, they were gradually drawn into capitalist relations. This was facilitated by the fact that the Volga region located between two industrial areas — the Central and Urals in February 1917 was of medium industrial developed area.
Key words: social development, national resettlement, census, economy, craft production, working class, agriculture
For citation: Herald of International Institute of Economics and Law. 2016. N 1 (22). P. 125-134.
