CC BY
49
Вестник СПбГУ. Сер. 5. 2004. Вып. I (№ 5)
М. В. Марков
ЭКОНОМИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПРИРОДЫ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ: «ДОГОВОРНОЙ» И «ПРИНУЖДЕНЧЕСКИЙ» ПОДХОДЫ
Экономическая наука долгое время рассматривала государство как своего рода «черный ящик», ограничиваясь изучением его функций в рыночной экономике, т.е. проблемы того, что должно делать государство, а вопрос о том, как оно осуществляет свои функции, оставался в стороне. Во многом это объясняется тем, что отношения власти, предполагающие в том числе подчинение, т.е. отказ экономического агента от преследования собственных целей, противоречат индивидуалистической логике экономической теории. Поэтому исследование природы государственной власти стало возможно только в рамках неоинституционального направления, предложившего понятие грансакционных издержек в качестве инструмента разрешения этого противоречия. Аппарат неоинституциональной теории, первоначально созданный Коузом для анализа внутрифирменной организации, применим также и для анализа организации государственной власти, тем более что государство в соответствии с неоинституциональным подходом «в определенном смысле представляет собой сверхфирму (но очень особого рода), поскольку оно способно влиять на использование факторов производства с помощью административных решений».'
Таким образом, хотя непосредственно отождествлять фирму и государство нельзя, обе эти формы организации человеческой деятельности могут рассматриваться как способ реализации индивидуальных интересов в условиях наличия трансакционных издержек. Подобное отношение к государственной власти позволило неоинституционалистам преодолеть негативизм основного течения экономической науки, не отказываясь при этом от его предпосылок.
Существует два основных подхода к сопоставлению государства с фирмой. Во-первых, его граждан можно рассматривать как «собственников» такой «фирмы». В этом случае структура государственной власти исследуется с точки зрения интересов индивидов в общественном выборе. Во-вторых, их можно анализировать в качестве «клиентов» государственного руководства, выступающего в роли «собственника»,- тогда анализ ведется с точки зрения интересов группы, контролирующей государственный аппарат.2 Первый подход представляет «контрактная» модель Дж.М. Бьюкенена, дающая абстрактное экономическое обоснование возникновения государства и его теоретический идеал, а второй — «принужденческая» модель, развитая прежде всего Д. Нортом и М. Олсоном и анализирующая функционирование государственной власти в условиях неполноты информации, ограниченной рациональности и оппортунистического поведения экономических агентов.
«Контрактная» модель государственной власти разработана сформировавшейся в 5060-е годы XX в. школой общественного выбора, общепризнанным главой которой является
Марков
Максим Владимирович
- ассистент кафедры экономической теории СПбГУ. Круг научных интересов — экономика общественного сектора.
© М.В.Марков, 2004
Дж. М. Выокенен. Интеллектуальные истоки теория общественного выбора имеет в созданном в ХУИ-ХУШ вв. представителями философии естественного права (Т. Гоббс, Дж. Локк, Ж.-Ж. Руссо и др.) учении о договорном происхождении государства. Вместе с тем в своей теории Выокенен наиболее последовательно применил неоклассические принципы к анализу политических учреждений, продолжив тем самым традицию, •заложенную в конце XIX в. либеральными школами общественных финансов: шведской (К. Викселль) и итальянской (М. Панталеони, У. Маццола и др.).
Однако непосредственный толчок возникновению теории Быокенена дали развитие теории общественных финансов I'. Масгрэйвом,3 а также дискуссия о функции общественного благосостояния и исследования К. Эрроу, поставившие под вопрос саму возможность рационального и «недиктаторского» коллективного выбора. Анализируя, в отличие от Масгрэйва, сам процесс общественного выбора, а не его задачи, Бьюкенен смог разрешить поставленную Эрроу проблему, отказавшись, в отличие от новой экономической теории благосостояния и от самого Эрроу, как от «функции общественного благосостояния» Бергсона-Самуэльсона, предполагающей количественное измерение полезности и ее межличностную сопоставимость, так и от идеи упорядоченности коллективного выбора и социальной рациональности. Как отмечается в совместной работе Быокенена и Таллока «Расчет согласия» (1962), заложившей основы теории общественного выбора: «Мы начинаем с предпосылки, что только индивиды могут делать выбор, и рациональное поведение, если его вообще учитывать в анализе, можно содержательно рассматривать только сквозь призму индивидуальных действий».4
Отрицание всех «неиндивидуалистичных» категорий приводит к крайней субъективности теории общественного выбора,5 которая объясняет коллективную организацию исходя из индивидуальных действий, так что государство в данной теории рассматривается «как простой набор приемов, машина, которая делает возможным осуществление таких действий».'' Однако несмотря на то что экономическая теория по своей сути индивидуалистична, одно только признание приоритета индивидуальных интересов не делает какую-либо теорию экономической. Поэтому Быокенен высказывает также предположение о том, что политическая сфера, так же как и рынок, являющийся традиционной областью экономического анализа, основана на взаимовыгодных обменных отношениях: «Политика есть сложная система обмена между индивидами, в которой последние коллективно стремятся к достижению своих частных целей, так как не могут реализовать их путем обычного рыночного обмена».7
Трактовка политического процесса как процесса обмена предполагает подобие данных процессов, найденное Быокененом в согласии, которое, явно или неявно, присуще любому виду обмена, поскольку он совершается только тогда, когда участники сделки согласны с ее условиями. Бьюкенен доказывает, вслед за Кнутом Викселем, что при принятии решений о производстве общественных благ, лишь «выработка коллективных решений по правилу единогласия представляет собой институциональный аналог двустороннего обмена частными, или делимыми, благами».8 Очевидно, что без согласования всех интересов политический обмен не будет взаимовыгодным, но при этом, в отличие от свободного обмена, требуется явное согласие, что обусловлено особой природой общественных благ, которая делает невозможным неявное согласованное решение о рациональном распределении издержек на их производство.
Правило единогласия требует, чтобы любое коллективное действие вело к Парето-улучшению - именно это позволяет отказаться от нормативной функции общественного благосостояния, т. к. «для подтверждения того, что предложенное изменение является на самом деле Парето-улучшением, необходимо получить единогласную поддержку»4. Более того, преимущество данного подхода заключается в том, что использование принципа
Парето не является здесь обязательным: «Согласие между членами группы относительно конкретного варианта выбора становится единственным реальным показателем того, является ли изменение "улучшением"».10
Таким образом, целыо политического взаимодействия, по Быокенену, может быть только улучшение положения всех его участников, количественной оценкой которого является минимизация издержек, бремя которых несут эти индивиды при отсутствии совместных действий. По коллективно организованная деятельность также имеет свои издержки, зависящие от способа принятия коллективных решений (издержки ведения переговоров, выявления и согласования интересов, упущенных возможностей и т. д.). Поэтому правило единогласия не всегда оптимально и чтобы получить оптимальное правило, индивиду, который стремится минимизировать совокупные издержки социальной взаимозависимости, необходимо сопоставить две составляющие этих издержек: ожидаемые внешние издержки коллективных действий и ожидаемые издержки принятия коллективных решений."
Однако несмотря на то что полученное в результате оптимальное правило лишь в крайнем случае будет соответствовать правилу единогласия, последнее играет в теории общественного выбора принципиальную роль, заключающуюся в том. «что оно представляет собой критерий, с помощью которого можно анализировать решения индивидов по конституционным вопросам».12 Иначе говоря, основополагающее значение правила- единогласия определяется необходимостью введенного Быокененом фундаментального разграничения конституционной и постконституционной стадий функционирования договорной общественной системы. Если па постконституционной стадии происходит обмен частными или общественными благами, то на конституционной стадии определяются правила такого обмена и закрепляются права собственности. Важным условием единогласия при принятии конституционного договора является отсутствие эгоистичного интереса, поскольку «индивид на стадии выбора правила принятия решений совершенно не знает, какова будет его роль в процессе принятия коллективных решений в будущем» и поэтому он «будет пытаться встать на позиции репрезентативного участника ожидаемых в дальнейшем коллективных действий».11
Четкое разграничение общественного выбора на конституционную и постконституционную стадии является важнейшей составляющей концепции Быокенена, т. к. оно позволило выделить две ролевые функции государства — защищающую и производящую.м С одной стороны, «государство защищающее» возникает на конституционной стадии и в качестве беспристрастного арбитра выступает внешним субъектом по отношению к договаривающимся сторонам, обеспечивая соблюдение закрепленных в конституционном договоре прав (эти права, в частности, права на те или иные экономические блага приобретаются индивидом в результате действия некоего анархичного «естественного распределения» на предконтрактной стадии). С другой стороны, «государство производящее» является органом, при посредстве которого индивиды обеспечивают себя общественными благами на постконституционной стадии.
На конституционной стадии определяется также оптимальный размер деятельности государства и структура власти, в частности, степень ее централизации. Теоретики общественного выбора отрицают значительную экономию от масштаба в государственной деятельности (за исключением некоторых особых сфер, таких как оборона и дипломатия). Наоборот, децентрализация власти, но их мнению, одновременно способствует минимизации ожидаемых внешних издержек коллективных действий и ожидаемых внешних издержек принятия коллективных решений, являясь альтернативой конкурентному рынку для общественного сектора. Децентрализация благоприятствует принятию на постконституционной стадии таких решений об объеме и характере
производства общественных благ, которые наилучшим образом удовлетворяют предпочтениям индивидов, снижая в результате масштабы стратегической торговли. Кроме того, децентрализация облегчит принятие таких решений также и потому, что «чувство соучастия в коллективном выборе у индивида сравнительно сильнее в локализованных сообществах, ... поскольку степень влияния одного индивида на решение группы обратно пропорционально ее величине».15
Итак, согласно теории общественного выбора, условием централизации государственной власти и расширения сферы ее деятельности является однородность предпочтений членов общества, а при принятии коллективных решений на конституционной стадии должно выполняться правило единогласия. Отсюда следует, что эта теория описывает гомогенное сообщество, в котором отсутствуют противоречия, совершенно исключается насилие, решения принимаются по общему согласию, а в процессе их принятия никто не обладает особыми преимуществами.
Таким образом, контрактная модель оптимистично относится к человеческий природе и решает проблему коллективных действий в духе Дж. Локка, оставляя в стороне другую, идущую от Гоббса, интеллектуальную традицию, в которой государство является средством насильно прекратить непрекращающуюся социальную войну."' У Локка же государственная власть призвана мирно сбалансировать несовпадающие интересы людей, стремящихся к собственной выгоде, и «никогда не может простираться далее, нежели это необходимо для общего блага».17 В отличие от Гоббса, -который полагал, что человек подвержен иррациональным страстям и порокам, Локк «рассматривал человека как существо, способное исходя из правильно понятых собственных интересов осознать с помощью разума необходимость государственной ассоциации».1К Как мы видели выше, теория общественного выбора также предполагает рациональность индивида, при этом поведение в политическом процессе соответствует не только его собственным интересам, но и определенным правилам. Быокенен и его последователи отказываются исследовать «игру не по правилам», ограничивая тем самым свой анализ лишь одной стороной социального взаимодействия. Более того, контрактный подход отрицает само понимание государства как такого сообщества, которое, по классическому определению М. Вебера, «претендует (с успехом) на монополию легитимного физического насилия».|ч
Именно понятие насилия, совершенно не учитываемое теорией общественного выбора, указывает границы этого подхода и возвращает нас к гоббсианской трактовке человеческого действия и общественного договора, для которой является очевидным тог факт, что добровольная организация далеко не всегда может решить проблему взаимодействия индивидов, которые часто подвержены аффективной мотивации и могут преследовать свои интересы с использованием любых, т. е. не только законных, средств. Поэтому сфера применимости теории общественного выбора, являющейся своего рода «теорией совершенной политической конкуренции», достаточно узка. Кроме того, эта теория совершенно неисторична, хотя и обладает некоторой инструментальностыо, определяющей ее функциональность. Данный факт признают и сами создатели «контрактной» модели, отмечая: «В лучшем случае, теория коллективного выбора может позволить нам сделать несколько самых элементарных предсказаний, касающихся структурных характеристик групповых решений».20
Некоторые недостатки теории общественного выбора смог преодолеть Д. Норт, экономическая теория государства которого была в дальнейшем дополнена моделью «оседлого бандита» Олсона-МакГира и другими исследованиями. Значение вклада Норта определяется тем, что он, принимая рациональность выбора в качестве основной мотивационной характеристики индивидов, признает в то же время ограниченность сферы рационального. Поэтому Норт стремится найти условия эффективности политических
институтов не в «расчете согласия» индивидов и основанном на этом согласии общественном выборе, а в исторической эволюции данных институтов и обстоятельствах их возникновения: «...текущие формы политической, экономической и военной организации и их максимизирующая деятельность опираются на набор возможностей, который складывается на основе институциональной структуры, развивающейся, в свою очередь, инкрементно».:1
Для того чтобы яснее обозначить свою позицию. Порт, осуществив упомянутую выше классификацию подходов к анализу государственной власти, называет свой подход, в отличие от «контрактной» (договорной) модели, развиваемой в рамках быокененовской теории совершенной политической конкуренции, «эксплуататорским» (грабительским) и рассматривает государственную власть в качестве осуществляющего насилие «дискриминирующего монополиста».
Норт доказывает, что приближение политического рынка к описываемому теорией общественного выбора идеальному состоянию возможно лишь при наличии встроенных стимулов к созданию и закреплению эффективных прав собственности, развитие которых не может произойти автоматически: «политическим системам органически присуща тенденция производить неэффективные права собственности, которые приводят к стагнации или упадку»."" Это объясняется тем. что участники политического процесса руководствуются лишь своими собственными интересами и, в частности, эффективная структура прав собственности не всегда выгодна правителям, которые одновременно стремятся максимизировать свои доходы, извлекая монопольную ренту, и сохранить власть от посягательств конкурентов, опираясь на те или иные социальные группы.
Следовательно, если в теории Быокепена государство призвано повысить благосостояние всего общества, поскольку является результатом рациональною расчета составляющих его индивидов, то в теории Порта подчеркивается несовпадение экономических интересов индивидов, и государство является средством максимизации дохода находящегося у власти индивида или группы. Контрактная модель обосновывает необходимость коллективного принятия согласованных решений в рыночном обществе, а государство в этой модели выступает как третейская сторона, призванная гарантировать соблюдение конституционного договора членов общества. Напротив, в «принужденческой» модели государство полностью подчинено интересам контролирующей его группы, т. к. Норт полагает, что «исходя из строгой поведенческой посылки о максимизации личной выгоды трудно создать даже абстрактную модель осуществления контроля третьей стороной. Если говорить упрощенно, то, предположив, что государство располагает принудительной силой, мы должны признать, что лица, управляющие государством, будут использовать эту силу в своих интересах за счет остального общества».21
Отметим, что для анализа политических процессов, предпринятого некоторыми представителями экономической науки, в частности Парето и Шумпетером, был и ранее характерен подобный «макиавеллизм», направленный на выявление подлинных эгоистических интересов участников политического взаимодействия, а не их стремления к «общему благу». Неоинституциональная теория государства продолжила эту традицию, дополнив свой анализ некоторыми понятиями теории фирмы — как отмечает Т. Эггертссон, «подход, которым мы обязаны Норту, заключается в комбинировании экономической теории трансакционных издержек и теории агентских отношений при анализе политических институтов и политических процессов на основе концепции рационального выбора».24
Поскольку в концепции Норта государство обладает «грабительской» природой, будучи подчинено интересам правящей группы, то оно определяется им как «организация, имеющая сравнительные преимущества при осуществлении насилия и распространяющаяся на определенную географическую территорию, границы которой определяются властью
этой организации облагать налогами подданных».25 Здесь у Норта, так же как и у Вебера, и основе определения природы государственной власти лежит понятие насилия. Поэтому, если в теории общественного выбора политический обмен возникает только тогда, когда это выгодно его участникам, то в теории Норта государство возникает при появлении возможности реализации сравнительных преимуществ в осуществлении насилия. Тем не менее две эти концепции не противоречат друг другу — разница лишь в том, что контрактная модель предполагает равномерное распределение потенциала насилия между участниками политического процесса, а эксплуататорская — неравномерное (государственный аппарат контролирует, присваивая монополию насилия, та группа индивидов, которая обладает его наибольшим потенциалом). По мнению Норга, контрактная модель описывает происхождение государственной власти как результат первоначального договора, к изменению которого неизбежно приводит существование трансакционных издержек и агентских отношений.
«Эксплуататорская» модель объясняет причины формирования неэффективных прав собственности, рассматривая возникновение политических систем в их исторической эволюции и предполагая рациональную экономическую мотивацию индивидов. Эта теория не отрицает контрактную природу государства, но, в отличие от концепции Быокенена, в которой, как мы видели, предполагается явный договор между участниками коллективного выбора, в «упрощенной модели» Норта речь,идег о неявном договоре между «правителем» и его подданными но поводу обмена общественных благ на налоги: «В этих простых условиях правитель действует как дискриминирующий монополист, предлагая различным группам избирателей защиту и справедливость или, по крайней мере, снижение внутреннего беспорядка и защиту прав собственности, в обмен на уплату налогов»."''
Необходимость деятельности государства обосновывается в «эксплуататорской» концепции тем, что она сопровождается значительным эффектом «экономии от масштаба» (вспомним, что теоретики контрактной модели не признают наличие такой экономии).2' Кроме того, наличие трансакционных издержек, затрудняющих спецификацию исключительных прав собственности на некоторые виды ресурсов, делает эффективной общественную собственность на эти ресурсы. Возникающая экономия не только оправдывает существование государственной власти, но и задает, в зависимости от технологических возможностей осуществления насилия, ее границы.
Распределение положительного эффекта от деятельности государства определяется долгосрочными «контрактными» отношениями между «правителем» и другими индивидами. Характер и результат данного взаимодействия зависит от соотношения сил между ними, поскольку монополия на легитимное насилие, присваиваемая «правителем», ограничивается оппортунистическим поведением стремящихся противостоять его власти «подданных». При этом способность разных групп индивидов сопротивляться «правителю» неодинакова и последний вынужден устанавливать с каждой из этих групп особые отношения. Очевидно, что вырабатываемая в подобных условиях политика всегда будет соответствовать интересам тех групп, для которых потенциальная возможность смены власти более доступна, т. к. они могут оказать организованное сопротивление действиям существующего «правителя» или прибегнуть к услугам альтернативного.
Поэтому цели государственного руководства, стремящегося, согласно теории Норта, повысить свой денежный доход, имеют двойственный характер. С одной стороны, доход «правителя» увеличивается за счет роста налогооблагаемого совокупного продукта общества в результате экономии от масштаба при производстве общественных благ. С другой стороны, «правитель» может максимизировать свою монопольную ренту за счет общества, устанавливая неэффективные права собственности. Также необходимо учитывать, что «даже если правители захотят принимать законы, руководствуясь
соображениями эффективности, интересы самосохранения будут диктовать им иной образ действий, поскольку эффективные нормы могут ущемить интересы сильных политических группировок».28 Иначе говоря, «правитель» может максимизировать свой долгосрочный доход, способствуя росту доходов общества, или же стремиться к максимизации краткосрочного дохода, ориентируясь прежде всего на перераспределение и изъятие доходов общества в текущем периоде.
Выбор между двумя этими альтернативами определяется структурой стимулов «правителя», для описания которой М. Олсон предложил в развитие принужденческой концепции две модели его поведения - «бандит-гастролер» и «оседлый бандит»."9 «Бандит-гастролер» представляет .негосударственную форму нерегулярного прямого насилия, которое постепенно приобретает систематический и предсказуемый характер. В ходе этой трансформации обладающий властью индивид стремится создать, а затем поддерживать монополию на насилие, закрепив исключительные права на «ограбление» определенной территории, и в результате превращается в «оседлого бандита». Для закрепления своего господства и обеспечения будущих доходов «оседлый бандит» вынужден осуществлять расходы на обеспечение безопасности и поддержание порядка, т. е. на создание структурирующей взаимодействие между индивидами институциональной среды, учитывая, что налогообложение оказывает дестимулирующее воздействие на экономическую активность, а значит, по мере роста ставки налога снижается размер налоговой базы по сравнению с потенциальным уровнем.
Однако максимизирует «правитель» свой личный чистый доход, формируемый разницей между объемом собранных налогов и государственными расходами. Отсюда следует, что «правитель», трактуемый Олсоном как «оседлый бандит», себя тем не менее в качестве такового не рассматривает и управление общественными делами ведет лишь в целях своего личного обогащения, чтобы реализовать накопленный доход в некой иной сфере, т. е. речь здесь идет о временщике, диктаторе, неограниченная власть которого не имеет легитимности. Поэтому, несмотря на то что данная теория обладает определенной инструментальностыо и легко может быть формализована, т. к. оперирует малым числом переменных, она описывает частный случай функционирования государственной власти.
В противном случае, когда власть «правителя» законна, даже если государство отождествляется с его частным владением (хотя в исторической достоверности такого отождествления можно усомниться, по крайней мере, для европейских стран, являющихся основным объектом анализа в рассматриваемой теории), определение законных прерогатив и прав власти налагает на нее определенные границы. Легитимность власти предполагает ее ограниченность, что характерно даже для «абсолютных» монархических режимов -авторитетный современный исследователь западноевропейских монархий XV[—XV111 вв. отмечает: «Монарх обладал властью, поскольку был источником и хранителем права: следовательно, он должен был действовать законно или потерять власть».Можно утверждать, что доход абсолютного монарха, стремящегося укрепить не только свою власть, но и власть своей династии, всегда связан с осуществлением им государственных функций. Такой правитель отнюдь не государство отождествляет со своим личным владением, а, наоборот, «отождествляет» себя с государством. При этом роскошь его двора является лишь формой политического дискурса, средством демонстрации и укрепления власти.
Если же мы вернемся к сопоставлению государства с фирмой, то «правитель» эксплуататорской модели является, очевидно, собственником подобной фирмы. В таком случае его чистый доход - это аналог прибыли. Однако фирму в рыночной экономике к максимизации прибыли подталкивает конкуренция, а «правитель» же, наоборот, под давлением конкуренции свою «прибыль» минимизирует, иначе он не может удержаться у
власти. И даже если признать наличие чистого дохода или прибыли «оседлого бандита», сомнительным остается теоретическое обобщение о стремлении последнего лишь к его максимизации, поскольку отсутствует механизм, опосредующий индивидуальную мотивацию каждого конкретного «правителя». Исторический опыт свидетельствует, что в условиях абсолютной власти поведенческая модель рационального «правителя», управляющего государством как торговым предприятием, совсем не является общераспространенной. Вполне уместно поставить здесь вопрос и о самой возможности использования предпочтений одного человека или узкого круга людей, даже обладающих значительной властью, в качестве объясняющей переменной при исследовании закономерностей функционирования государства.
При всем том бесспорно одно — «простая» модель Порта позволяет перейти к модели более сложной и реалистичной (особенно при анализе государственной власти в современном обществе), в которую вводится концепция «представительного органа, отражающего интересы групп избирателей и их роль в достижении соглашения с правителем»." Представительный орган играет роль своег о рода посредника, облегчающего обмен между сторонами. Следовательно, с одной стороны, в данной модели система разделения властей, основанная на независимости представительной и судебной власти, способствует надежной защите прав собственности и, в конечном итоге, росту налогооблагаемой базы, а с другой стороны, «правитель» в осуществлении своих функций опирается на бюрократическую структуру агентов. Государственная власть в этой сложной модели деперсонализируется и становится объектом борьбы многообразных групп интересов, вступающих в политический обмен. В целях повышения эффективности данной системы, т. е. снижения издержек обмена, группам интересов «необходимо выработать набор институциональных соглашений, создающих возможность для осуществления обмена в пространстве и времени».12
Однако на политических рынках, в отличие от экономических, отсутствует, как мы видели, автоматический механизм достижения равновесия, а наличие групп с особыми интересами становится одним из основных источников неэффективности политических систем. Классический анализ данной проблемы представлен М. Олсоном в книге «Логика коллективных действий», где государство рассматривается как одна из организаций, обеспечивающих коллективные блага для своих членов (хотя, конечно же, «стоит первым в списке» таких организаций).31 Обеспечивая коллективное благо, государство ограничивает индивидуальную свободу, лишая потребителя возможности выбора. По мысли Олсона, подобное ограничение чаще всего производится неэффективно и в интересах меньшинства членов общества, поскольку чем меньше группа индивидов со сходными интересами, тем больше у нее шансов эффективно организоваться для их защиты.14
В результате малые группы, объединенные общими интересами, оказывают деформирующее воздействие на государство, а проблема структуры власти решается соотношением их сил. В то же время необходимо отметить, что, при наличии равного доступа к политическому влиянию, взаимная борьба групп особых интересов может значительно ограничить их возможности. В частности, по мнению Г. Беккера, существование демократических институтов, дающих такой доступ, создает условия, при которых влияние различных групп уравновешивается. В этом случае приобретение одной из таких групп особых преимуществ вызовет реакцию со стороны остальных групп, что вызовет рост затрат на получение данных преимуществ, ослабив заинтересованность, а значит, и активность, добивающейся их группы.ъ
Таким образом, если в договорной модели структура государственной власти определялась интересами каждого отдельного индивида, вступившего в контрактные отношения, то в модели насилия она определяется взаимоотношениями и борьбой
индивидов и их групп, часть из которых, в условиях неполноты информации, ограниченной рациональности и оппортунистического поведения, обладают относительно большим влиянием на принятие решений в ущерб всему сообществу. В первой модели акцент делается на производности государства от индивидуальных интересов и взаимовыгодном характере коллективных действий, а во второй, напротив, — на насильственной и эксплуататорской по отношению к индивиду природе государственной власти. Но обе эти концепции исходят из принципа методологического индивидуализма, что во многом обусловливает предвзятость и ограниченность их выводов, основным из которых в обоих случаях является требование ограничения государственной власти.
Итак, институциональная теория государства от признания несовершенств рынка, возникающих в результате наличия трансакционных издержек, пришла к анализу государственной власти. Тем не менее неизбежным следствием индивидуалистических предпосылок этой теории является признание несовершенства государства, его ущербности по отношению к рынку, как наилучшему способу осуществления индивидуальных действий. В итоге неоинституциональный анализ, несмотря на свое кажущееся стремление к научной объективности и формализации, приобретает нормативную природу и служит защите старых предрассудков экономического либерализма. В то же время, хотя рассмотренные теории и не могут адекватно определить природу государственной власти, зато они способны служить средством оценки эффективности ее организации.
' К о у з 1'. Проблема социальных издержек // Коуз I1. Фирма, рынок и право. М„ 1993. С. 105.
2 Данная классификация предложена Д.Нортом (см.: North D. Structure and Change in Economic History. New York, 1981. P. 22).
1 См. об этом: Buchanan J.M., Musgrave R.A. Public finance and public choicc: two contrasting visions of the State. Cambridge, 2000.
4 В ь ю к е н е н Дж., Г а л л о к Г. Расчет согласия. Логические основания конституционной демократии // Выокенеи Дж. Сочинения. М.. 1997. С. 69.
1 В крайнем субъективизме упрекал Быокенена и Эрроу в более позднем издании своей книги (см.: Arrow К. Social Choice and Individual Values. New Haven, 1963. P. 107).
" Б l io к e h e к Дж.. Г а л л о к Г. Расчет согласия. С. 49.
7 Б ыо к е н е н Дж. Конституция экономической политики // Быокенсн Дж. Сочинения. С. 23.
"Бьюкенен Дж. Границы свободы. Между анархией и Левиафаном // Быокснен Дж. Сочинения. С. 259.
4 Б ыо к е и е н Дж.. Т а л л о к Г. Расчет согласия. С. 127,
'"Там же. С. 43.
" См.: Гам же. С. 97-106.
12 Там же. С. 42.
" Там же. С. 125. 128. В данном аспекте концепция Быокенена сближается с философским подходом Дж. Ролэа к анализу принципов справедливости, как результата «честного соглашения» между индивидами, принятого за «занавесом неведения». (См.: Р о л з Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1997.)
14 См.: Бьюкенен Дж. Границы свободы. С. 297-299.
15 Там же. С. 341.
" О значении этих двух подходов для современного анализа власти см.: Ф л и г с т и н Н. Поля, власть и социальные навыки: критический анализ новых институциональных течений // Экономическая социолог ия: новые подходы к институциональному и сетевому анализу. М„ 2002. С. 128-129.
" Л о к к Дж. Второй трактат о правлении II Локк Дж. Сочинения в трех томах. М., 1988. Т.З. С. 337.
К о з » о в с к и П. Общество и государство: неизбежный дуализм. М., 1998. С. 158.
" В е б е р М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 645.
20 Б ыо к е и е и Дж., Т а л л о к Г. Расчет согласия. С. 41.
21 II орт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997. С. 152.
22 H о рт Д. Институты и экономический рост: историческое введение//THESIS. 1993. Вып. 2. С. 72.
2' H о р т Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. С. 82.
2<Эггертссон Т. Экономическое поведение и институты. М., 2001. С. 341.
"North D. Op. cit. P. 21.
2'' H о р т Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. С. 70.
" Порт даже считает, что: «Экономия от масштаба, связанная с разработкой системы законодательства, правосудия и обороны, является фундаментальным источником цивилизации» (North D. Op. cit. P. 24).
Л Норт Д. Институты и экономический рост. С. 72.
Подробное формализованное описание поведенческой модели «оседлого бандита» дано Олсоном и МакГиром (см.: М с G u i г с М. С , О I s о n М. The Economics of Autocracy and Majority Rule: The Invisible Hand and the Use of Force // Journal of Economic Literature. 1996. March. Vol. 34).
X e н hi e л л H. Миф абсолютизма. Перемет.! и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени. СПб., 2003. С. 173.
Но рт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. С. 70.
Там же. С. 72.
" О л с о н М. Логика коллективных действий. Общественные блага и теория групп. М.. 1995. С. 14.
34 См.: там же. С. 48-52.
35 См. об этом: Becker G. S. Public Policies. Pressure Groups, and Dead Weight Costs // Chicago studies in Political Economy / Ed. byG. J. Stigler. Chicago, 19X8. P. 85-103.
Статья поступила в редакцию 12 ноября 2004 г.
