CC BY
65
Накануне возможной новой «перестройки» полезно обратиться к дискуссиям предыдущей. Они до сих пор практически не изучены, и тем более не поняты. Хочется верить, что их осмысление позволит избежать ошибок и провала реформ 1990-х годов.
Экономические дискуссии конца перестройки
Г. И. ХАНИН,
доктор экономических наук,
Сибирская академия государственной службы,
E-mail: galinasu@rol.ru
Концепция двухсекторной экономики
Одна из самых содержательных и оригинальных теорий конечного периода перестройки - концепция двухуровневой экономики, выдвинутая несколькими авторами в различных вариантах. Общим являлось одновременное существование двух изолированных секторов экономики, развивающихся по разным принципам.
К наиболее интересным относится вариант концепции, предложенный венгерской экономисткой Ж. Келен - сотрудницей Министерства финансов Венгрии - в ходе проводившегося в конце 1989 г. - начале 1990 г. международного конкурса на лучшую работу по конвертируемости рубля. Поступившие около 600 работ из 23 стран оценивало международное жюри из известных советских и американских экономистов1. Ж. Келен получила вторую премию.
Содержание своих предложений Ж. Келен обобщила в следующем резюме. «При разработке проекта комплексной реформы советской экономики, основным компонентом которой является новая конвертируемая валюта, я исходила из следующих негативных тезисов: 1) ввиду известных факто-
* Окончание. Начало см.: ЭКО. 2008. № 12.
1 Как сделать рубль конвертируемым. М., 1990. С. 3.
© ЭКО 2009 г.
ТОЧКА ЗРЕНИЯ 85
ров объективного и субъективного характера существующая советская экономическая система не может быть за короткое время переведена на рыночный режим. В то же время попытки смешивать и примирять две противоположные модели -планово-директивную и рыночную - пока что ни в одной стране не дали положительных результатов; 3) поскольку рубль обслуживает планово-директивную систему и к тому же находится под инфляционным нажимом, его нельзя превратить в конвертируемую валюту».
После негативных тезисов следуют позитивные: «1) я вижу единственный выход из положения: последовательно разграничивать элементы плановой и рыночной модели, что означает создание двойной хозяйственной системы; 2) планово-директивный сектор должен быть четко определен и ограничен. Богатый опыт ведомств в управлении этим сектором делает их здесь незаменимыми, но их деятельность надо подвергать демократическому контролю, чтобы они не могли расширить сферу влияния данного сектора; 3) вся хозяйственная деятельность вне рамок этого закрытого, ограниченного сектора должна быть оставлена без прямого контроля государственных органов и подвержена влиянию рыночных сил в рамках как можно быстрее создаваемых правовых норм; 4) административно-командный сектор будет обслуживаться и в дальнейшем рублем, финансирование останется подчиненным выполнению планов, но оно должно способствовать сокращению этого сектора; 5) рыночный сектор будет получать новые деньги, которые почти полностью будут конвертируемы с момента рождения; 6) рынок и "хорошая" валюта будут "выманивать" товары на рынок, и их предложение будет повышаться. Рост цен и девальвация курса будут восстанавливать равновесие между спросом на импортные и отечественные товары и на свободно конвертируемые валюты и их предложение»2.
Очевидно, что Ж. Келен является сторонниками рыночной экономики, и особенность ее позиции - способ перехода к ней, конечно, постепенный. Но сторонниками такого подхода являлись и множество других авторов. Оригинальность Келен -в технологии этой постепенности. Она отстаивает длительное изолированное развитие двух секторов - рыночного и планового.
2 Как сделать рубль конвертируемым. С. 134-135.
Нельзя сказать, что этот основной пункт ее концепции обоснован в статье достаточно убедительно. Келен противопоставляет две «возможности будущего развития. Первая из них связана с дальнейшими попытками примирить рыночную модель с директивной, как это делалось до сих пор в СССР и странах Восточной Европы во время размаха реформистских течений. Вторая возможность состоит в обособлении двух секторов друг от друга, в увеличении и укреплении рыночного сектора за счет административного. По моему мнению, первый путь уже доказал свою несостоятельность и привел бы к дальнейшей потере времени. Не имеет большого смысла вводить в административно-командную систему рыночные элементы или экономические стимулы. Эта система и модель рыночной экономики полностью противоположны и непримиримы»3.
Это напоминает доводы экономистов восточноевропейских стран в начале 1960-х годов о невозможности совместить прямой и косвенный хозрасчет4, хотя на этот раз речь шла о полном переводе на рыночные методы государственного сектора. Ж. Келен считает, что ее «работа не призвана доказать истинность данного тезиса теоретической аргументацией или описанием отрицательного опыта из практики других стран или самого СССР, хотя я полностью признаю, что это было бы очень полезным». Более ясно мысль автора изложена в короткой фразе: «Планово-директивную экономику невозможно улучшить применением таких экономических стимулов, которые предназначены только для стимулирования рыночных механизмов и созданы тем же бюрократическим аппаратом, который отвечает за составление плохих планов». Проще говоря, этот сектор нереформируем (но может быть разрушен реформами), однако без него нельзя обойтись несколько лет. Этот вывод является результатом экономической интуиции, основанной на реальном опыте реформирования. Как же предполагается осуществить разделение на два сектора?
3 Как сделать рубль конвертируемым. С. 119-120.
4 Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время. Т. 1. Новосибирск, 2008. С. 186.
Вполне оправданно опасаясь развала в ходе хаотичного реформирования всей экономики и социального взрыва, автор считает, что «было бы мудрее признать, что в нынешнем тяжелом положении... применение "чистой" сталинской модели могло бы быть рациональным». Редкое и смелое признание для убежденного сторонника рыночной экономики! При этом «необходимо удалить из планово-директивного сектора все чуждые ему элементы (рыночные), "экономические" механизмы или методы»5.
В состав административно-командного сектора Ж. Келен предлагает включить следующие сегменты экономики: 1) производство предметов повседневного пользования (продукты питания, одежда и предметы домашнего обихода), сырье и полуфабрикаты для их производства; 2) продукцию, необходимую для покрытия обязательств по внешним долгам; 3) энергоснабжение и коммунальные услуги.
В отличие от доминирующего в то время мнения, автор предлагает оставить в составе директивной системы как раз производство повседневных предметов потребления (в отличие от предметов роскоши). Очевидно, что в дезорганизации этой сферы, обеспечивающей повседневные нужды основной части населения, она видит наибольшую опасность для социальной стабильности. Сохранение контроля над сферой, обеспечивающей выплаты внешних долгов, означает включение в этот сектор как минимум нефтяной и газовой промышленности. Наконец, энергоснабжение и коммунальные услуги также обеспечивают повседневные нужды населения и второго сектора.
Обращает на себя внимание то, что в этот сектор ею не включается огромная военная промышленность СССР. В целом, судя по перечисленным отраслям, этот сектор (с учетом нерыночных услуг) должен надолго охватить большую часть экономики или созданного в ней ВВП. В механизме функционирования этого сектора она готова допустить введение реальных относительных цен и реформу заработной платы, но в целом это должна быть классическая чистая административно-командная система.
5 Как сделать рубль конвертируемым. С. 119-121.
Важнейшей особенностью остального рыночного сектора является создание отдельной валюты для сделок внутри самого сектора, а также с командно-административным сектором. Ж. Келен называет эту валюту новым червонцем (НЧ), в отличие от старого рубля, которым будут, как и прежде, осуществляться расчеты в первом секторе. «Деньги эти должны быть настолько привлекательными, чтобы "выманить" на рынок все те товары, которые ныне исчезают по каналам легальных и нелегальных бартерных сделок. Они должны заставлять производителей делать дополнительные усилия и повышать свою отдачу»6.
Сторонником двухсекторной экономики был и выдающийся советский экономист Ю. В. Яременко, однако в отличной от предложенной Ж. Келен форме. Концепция Яременко была изложена в 1990 г. в разработанной под его руководством в Институте экономики и прогнозирования научно-технического прогресса АН СССР стратегии перестройки экономики страны. Если Ж. Келен исходила из нереформируемости административно-командной системы, то, по мнению Ю. В. Яременко, «глубина структурных деформаций обрекает на неудачу попытки перейти к экономическим методам управления, сделать какие-либо шаги к рынку. Несбалансированная производственная структура, увы, может функционировать только при условии постоянного нарушения законов рыночной экономики»7.
Впрочем, было и общее: наследие существующей системы, которое невозможно быстро устранить без разрушения экономики, препятствует ее рыночному реформированию. Поэтому предпосылки широкомасштабного развития рыночной экономики он связывал с устранением структурных деформаций силами государственной экономической политики. Попытки преждевременного развития коммерческого сектора, как он показал на основе анализа деятельности кооперативов, разрушают экономику, из чего можно сделать вывод, что «для перехода к рынку предлагается использовать двухсекторную схему управления экономикой». «Представляется целесообразным сосредоточить усилия на формировании рыночного
6 Как сделать рубль конвертируемым. С. 123.
7 Проблемы прогнозирования. 1990. № 2. С. 3.
сектора в первую очередь в сфере услуг, части сельского хозяйства (территории Нечерноземного Центра, Севера и т. д.), непроизводственном строительстве. Наибольших успехов следует ожидать там, где предприятия рыночного сектора способны функционировать наиболее самостоятельно, не опираясь на постоянные массовые поставки государственных предприятий тяжелой индустрии. Основная задача государственного централизованно управляемого сектора, в котором необходимо свернуть непродуктивные формы либерализации, должна состоять в реализации структурного маневра»8. Уже здесь видно стремление отделить оба сектора, оставив рыночному сферу его относительно автономного развития, причем она оказывалась весьма скромной.
Конкретизируя свою концепцию, Ю. В. Яременко включал в сферу государственного управления экономикой стратегическое управление и систему централизованной поддержки текущего ее функционирования9. Из содержания этих функций и форм их реализации следует, что автор включал в сферу централизованного регулирования до устранения структурных диспропорций (что требовало, очевидно, многих лет) большую часть экономики. В формах хозяйственной деятельности обращает на себя внимание создание крупных относительно самостоятельных хозяйственных формирований (несколько в каждой отрасли) вместо отраслевых министерств. Вместе с тем повышается роль Госплана СССР, предлагается восстановить недавно ликвидированные «Союзглавснабсбыты» -один из важнейших инструментов командной экономики.
Нельзя сказать, что схема Ю. В. Яременко была вполне ясной. Но общий ее смысл был очевиден: до устранения структурных диспропорций в экономике необходимо ограничить рыночный сектор целесообразным и безопасным для остальной экономики минимумом, модернизировав в то же время централизованный государственный сектор. Обращает на себя внимание, что автор практически игнорирует проблему разложения государственного аппарата и его низкую квалификацию.
8 Проблемы прогнозирования. 1990. № 2. С. 6.
9 Там же. С. 40-45.
Под структурными диспропорциями, которые предлагалось устранить, понимались гипертрофия ВПК (или внеэкономической нагрузки, как ее называл Яременко), чрезмерная инвестиционная нагрузка в ближайшие 3-5 лет, слабое развитие комплекса социальных услуг, препятствующих трудовой мотивации населения и направленных на гуманизацию экономики, экономически необоснованная товарная и географическая переориентация внешнеэкономических связей. Ключевую роль в структурной перестройке экономики, по мнению автора, должна была сыграть конверсия оборонной промышленности.
Кратко рассмотрим еще две программы двухсекторной экономики. Одна из них принадлежит известному американскому финансисту Дж. Соросу и его научным консультантам (среди которых - В. В. Леонтьев, американский советолог Э. Хьюитт, английский советолог Ф. Хансен, один из основателей МВФ Я. Младек и венгерский экономист М. Тардош). Как вспоминает Сорос, в ответ на просьбу советского посла в США Ю. Дубинина - «подскажите нам, что мы сами можем сделать», он летом 1988 г. разработал концепцию «открытого сектора, который нужно имплантировать в тело централизованной плановой экономике»10. Сущность его предложений более подробно высказана в тезисах, представленных, к сожалению, не в оригинальном виде, а в изложении двух советских ученых, активно сотрудничавших с ним в этот период, - С. Б. Чернышева и В. В. Криворотова.
Еще один план двухсекторной экономики в 1989 г. выдвинули советские экономисты В. Д. Белкин, П. А. Медведев, И. В. Нит - план введения обратимых денег, опиравшийся на реализованные товарные фонды потребительского сектора и экспортные поставки, и призванный стимулировать структурные изменения в советской экономике. Здесь за пределами обратимых денег оставались товарные ресурсы отраслей, не ориентированных на внутренний или внешний рынок.
Анализ первых трех программ двухсекторной экономики показывает их большую институциональную и структурную реалистичность по сравнению с более радикальными экономическими программами. Каждая из них имела свои сильные
10 Сорос Дж. Советская система: к открытому обществу. М., 1991. С. 42.
и слабые стороны. Возможна была, по-видимому, их интеграция. Но все они оказали слабое воздействие на государственную экономическую политику.
Постепенный переход к рыночной экономике
Программа постепенных рыночных реформ была разработана в Государственной комиссии по экономической реформе Совета министров СССР, созданной в июле 1989 г. Ее возглавил академик АН СССР Л. И. Абалкин, бывший в то время директором Института экономики АН СССР. Практическая деятельность по подготовке программы осуществлялась работниками его аппарата - Е. Г. Ясиным и Г. А. Явлинским, которых, видимо, и можно считать настоящими авторами этой концепции.
Выработанная концепция являлась значительным шагом в продвижении СССР по пути рыночных реформ. Первым ее отличием от сложившегося к тому времени хозяйственного механизма было более широкое признание многообразия форм социалистического хозяйствования и общественной собственности. Термин «приватизация» еще не употреблялся, и ее проведение не предполагалось. Даже к завершению переходного процесса в 1995 г. планировалось сохранить в государственной собственности и под прямым государственным управлением примерно 30% основных фондов экономики. Долю акционерных предприятий в основных фондах предполагалось довести до 25%, арендных - до 30%, кооперативных - до 15%п.
Как видно, это все формы общественного хозяйства, хотя и коммерциализированные. При этом экономическая сущность и возможное поведение заимствованных из капиталистической практики форм в другой экономической среде и на базе общественной собственности не были ясны. Здесь был важнее скорее вектор намерений, что точно и быстро заметили экономисты коммунистического направления.
Был взят вполне определенный курс на либерализацию хозяйственной жизни, что проявлялось в планах постепенного расширения доли свободной реализации продукции в общем объеме производства с 30% в 1991 г. до 70% в 1995 г.
11 Абалкин Л. И. Неиспользованный шанс. М.,1991. С. 74.
и сокращении доли обязательного государственного заказа с 50% до 18%. Остальную часть отводили добровольному государственному заказу. Менее определенно говорилось о либерализации цен. Предусматривалась также и либерализация внешнеэкономических связей, заработной платы, финансов и т. д. без календарной разбивки12.
Весь процесс рыночных преобразований растягивался на пять лет - с 1991 г. по 1995 г., в чем и проявлялся их постепенный характер. Он обосновывался опасностью быстрого неподготовленного перехода от одной системы хозяйствования к другой. План постепенной или умеренно-радикальной реформы противопоставлялся двум другим сценариям - консервативному (сохранению в основном старой системы) и радикальному (быстрому переходу к рыночной системе).
При всей внешней разумности доводов в пользу умеренно-радикального варианта по сравнению с радикальным он таил в себе очень серьезное противоречие. Алгоритм сопряжения планового и рыночного секторов в течение переходного периода в программе не просматривался, если он вообще существовал. Рыночный сектор оказывался для предприятий заведомо более выгодным (особенно в условиях инфляции), и было почти невозможно предотвратить разрушительный для экономики переток ресурсов, не связанный с лучшим их использованием, в пользу рыночного сектора.
Данный сценарий как раз демонстрировал то, что реально происходило в экономике. Теневая экономика разлагала плановый сектор и дезорганизовывала всю экономику страны. Именно проекты двухсекторной экономики позволили благодаря отдельным денежно-кредитным системам изолировать оба сектора и не позволяли рыночной экономике паразитировать за счет плановой. Фактически в 1989-1991 гг. и реализовы-вался умеренно-радикальный сценарий, и катастрофическое развитие экономики как раз и вынудило (при нежелании и невозможности в той политической системе) обратиться к радикальному варианту, которого так опасалось тогдашнее советское руководство.
12 Абалкин Л. И. Неиспользованный шанс. С. 76
Некоторую радикальность постепенным рыночным реформам придала программа их ускоренного проведения, выработанная правительством СССР весной 1990 г. Подтолкнуло к этому резко ухудшившееся экономическое положение СССР в начале 1990 г., всего лишь через два месяца после утверждения правительством и съездом народных депутатов СССР умеренно-радикальной программы. Стало ясно, что она не способна остановить развал экономики. В связи с этим в правительстве разрабатывались два варианта: откат к административной системе 1985г. и более радикальная экономическая реформа. Первый вариант разрабатывался в Госплане СССР под руководством его председателя Ю. Д. Маслюкова, второй -в комиссии по экономической реформе. В конце концов, признав нереальность и опасность первого варианта (откат мог дойти до уровня 1937 г.), обе группы остановились на вто-ром13. Показательно, что с этим выбором согласился и Ю. Д. Маслюков, не готовый, как и большая часть советской бюрократии, на возврат к авторитаризму, несущему ей большие личные и материальные угрозы.
В обосновании принятого 11 марта 1990г. постановлении Совета министров СССР «О подготовке материалов, необходимых для осуществления перехода к планово-рыночной экономике» говорилось: «Назрела настоятельная необходимость в приближении сроков, а также уточнении намеченных этапов осуществления экономической реформы и, прежде всего, ускорения перехода к планово-рыночной экономике». В изложении Е. Г. Ясина предложенный план был планом радикальной экономической реформы14. Однако подвергнутый критике на Президентском совете и Совете Федерации за чрезмерный радикализм, этот проект был модифицирован.
В более умеренном виде изложенный в докладе Н. И. Рыжкова на сессии Верховного Совета СССР в мае 1990 г. проект представлял собой с небольшими изменениями все тот же план умеренно-радикального перехода к рыночной экономике. Об этом говорил график перехода к рынку в течение пяти лет
13 Абалкин Л. И. Неиспользованный шанс. С. 120-123.
14 Абалкин Л. И. Неиспользованный шанс. С. 124; Ясин Е. Г. Российская экономика. М., 2002, С. 143-145.
и решительный отказ от варианта шоковой терапии15. Серьезными нововведениями стали лишь более определенное допущение частной (трудовой) собственности и признание неизбежности спада производства и жертв населения на первых этапах перехода к рынку.
Радикальная рыночная реформа
Первой полуофициальной программой радикальной экономической реформы (с очень серьезными оговорками) стала знаменитая программа «500 дней». Программе не повезло в экономической и исторической литературе: в момент выхода ее либо восторженно восхваляли сторонники скорейшего слома коммунистической системы и СССР, либо столь же яростно проклинали противники. Но вдумчивого профессионального анализа ее содержания не было ни у тех, ни у других. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что от нее очень быстро отказались ее учредители -М. С. Горбачев и Б. Н. Ельцин.
Для выработки программы была создана рабочая группа в составе ряда известных (в роли свадебных генералов) и малоизвестных ученых, а также некоторых членов правительства Н. И. Рыжкова, устранившихся от участия в рабочей группе. Фактически работой этой группы руководил Г. А. Явлинский, назначенный заместителем Председателя Совета министров РСФСР и председателем Комиссии по экономической реформе Совета министров РСФСР - прыжок в карьере, возможный только в такое революционное время.
С учетом того, что на составление программы отводился всего один месяц, ошибки были неизбежными. Верно и то (в чем ее упрекал Л. И. Абалкин), что при ее подготовке были использованы наработки правительственных программ, в составлении которых принимали участие Е. Г. Ясин и Г. А. Явлинский.
Наиболее бросающимся в глаза и существенным отличием программы «500 дней» от других была концепция экономи-
15 Рыжков Н. И. О концепции перехода к регулируемой рыночной экономике //Трудный поворот к рынку. М., 1990. С. 526-556.
ческого Союза. В соответствии с характером поручения двух президентов авторы представили свое видение экономической части Союзного договора, в котором от прежнего Союза ничего не оставалось. При этом волей-неволей им пришлось вторгнуться в сферу большой политики. В полном противоречии с Конституцией СССР (уже привычный к этому времени правовой нигилизм) создавалось объединение по типу Европейского союза.
Эта идея соответствовала чаяниям национальной бюрократии и части интеллигенции союзных республик, но прямо противоречила азбучным принципам международной экономической интеграции, предполагающей для такого рода объединений относительную близость уровня экономического развития входящих в них стран. Между тем в этот Союз должны были войти страны, не обладающие рыночными институтами, с подорванной денежной системой. Создавался совершенно нежизнеспособный и к тому же неправовой конгломерат. Он неизбежно развалился бы при попытке его реализации хотя бы при решении вопросов о субсидиях отдельным республикам и ассигнованиях на содержание общесоюзных органов.
Свое название - «500 дней» - радикальный план получил прежде всего за заявленное намерение создать основы рыночной экономики всего лишь за 500 дней вместо пяти лет, отводимых в правительственной программе. Действительно, этот срок может вызвать оторопь. Для обсуждения и принятия тысяч законов, не говоря уже о подзаконных актах, для функционирования рыночных институтов и обучения методам их работы десятков тысяч ведущих сотрудников требуются годы. Только слабой общеэкономической образованностью и острым желанием быстрых перемен можно объяснить, что первоначально эта программа была встречена почти с восторгом значительной частью советских экономистов (я, увы, не был исключением). В лучшем случае речь могла идти об опасной игре в необратимость реформ.
Вместе с тем, более тщательное изучение текста программы позволяет усомниться в ее чрезмерном радикализме. Начну с вопроса о собственности. В ней не шла речь о быстрой «капитализации» экономики. Впервые употреблялся термин
«приватизация», но ее размеры предполагались весьма ограниченными, поскольку с самого начала авторы программы исходили из платности разгосударствления и приватизации и широкого привлечения в этот процесс трудящихся. Наиболее наглядно видна умеренность авторов в социально-экономических преобразованиях из прогнозируемого в программе изменения доли отдельных укладов в промышленности. Доля частного сектора даже к концу 20-летнего периода предполагалась в размере лишь нескольких процентов. Более значительной она намечалась лишь в таких областях сферы услуг, как торговля, общественное питание, бытовое обслуживание, а также в сельском хозяйстве и грузовом автомобильном транспорте. Правда, в приложении указывался преобладающий размер основных фондов, подлежащих приватизации, но очевидно, что имелись в виду и приватизация, и разгосударствление16.
Другим свидетельством умеренности и частично социалистического (хотя этого слова в тексте программы не было) характера намечаемых преобразований было огромное внимание к сохранению уровня жизни и социальных гарантий для населения. Наиболее очевидное его проявление -установление к концу переходного периода минимальной заработной платы для мужчин трудоспособного возраста в размере 138 руб. в месяц при средней заработной плате в 1989 г. в 240,4 руб. К другим социальным гарантиям относились индексация доходов в соответствии с ростом потребительских цен, введение пособия по безработице, социальное вспомоществование для бедных и почему-то право на собственность и доходы от нее17.
Конечная цель этих социальных гарантий - создание социально ориентированной экономики и недопущение даже в переходный период (в отличие от правительственной программы) падения уровня жизни населения. При всем благородстве поставленных социальных целей авторы явно недооценили реальное состояние советской экономики:
16 Переход к рынку. М., 1990. С. 68, 73, 220.
17 Переход к рынку. М., 1990. С. 101, 211; Народное хозяйство СССР в 1990г. М., 1991. С. 36.
ТОЧКА ЗРЕНИЯ
4 ЭКО №2, 2009
степень ее дезорганизации, негативное влияние на социальное расслоение стремительно растущей теневой экономики, уровень внешней задолженности и т. д. Реально было лишь замедление снижения реальных доходов населения.
Оторванность авторов программы от жизни отчетливо видна в их рассуждениях о теневой экономике. Они рассматривают ее исключительно как продукт разложения дефицитной командной экономики и надеются на значительный положительный эффект от ее легализации. Ее паразитическая и грабительская сущность попросту игнорируется. Утопичны были методы (и особенно результаты) макроэкономической стабилизации, которую планировалось достичь уже в первые 100 дней проведения реформы благодаря сокращению бюджетных расходов и кредитных вложений, малой приватизации и распродаже свободного государственного имущества. Возникающие трудности и реальное время проведения этих мероприятий не принимались во внимание. Столь же призрачны были надежды на быстрое формирование рыночных институтов. Совершенно не замечалось авторами моральное разложение советского общества в этот период.
Вместе с тем отдельные разделы программы производят хорошее впечатление. Так, глубокое понимание состояния экономики показывает раздел, посвященный структурной политике и конверсии, в котором авторы воспользовались разработками Института народнохозяйственного прогнозирования АН СССР.
В целом программа «500 дней» является зеркалом состояния значительной части советской экономической науки того времени - незрелость ее в институциональных вопросах, оценке состояния общества и умении прогнозировать экономические явления, и в то же время - понимание физического состояния экономики и сохраняющийся социальный романтизм (в лучшем смысле этого слова). Можно с уверенностью утверждать, что принятие программы быстро обнаружило бы ее утопичность, а кризис советской экономики продолжался бы примерно так же, как и без нее. В то же время это была полезная в учебном плане попытка набросать комплексную
экономическую программу экономических преобразований для выявления возникающих при этом проблем.
Последующая судьба программы «500 дней» весьма показательна. Поддержанная первоначально М. С. Горбачевым и Б. Н. Ельциным, она не была осуществлена ни на союзном, ни на республиканском уровне по многим не до конца ясным причинам. Депутатов Верховного совета СССР мог испугать ее чрезмерно радикальный характер и весьма убедительная критика ее Л. И. Абалкиным18, а также фактическое упразднение многих союзных органов власти.
Более парадоксально отношение к этой программе российских властей. Она была практически без обсуждения одобрена Верховным советом РСФСР уже через несколько дней после ее опубликования (!), но безо всяких объяснений так и не проведена в жизнь и практически дезавуирована рядом мероприятий в экономической политике. Уже в октябре 1990 г. Г. А. Явлинский подал в отставку. Можно полагать, что эта программа для Б. Н. Ельцина была скорее средством политической борьбы с центром, нежели имела практическое значение. Имеются свидетельства того, что он опасался в результате ее реализации подорвать свои шансы на избрание на пост президента России в июне 1991 г.
Только после этих выборов возникла потребность в новой программе экономических реформ в России. Центром ее разработки стало Министерство экономики РСФСР, которое в июле 1991 г. возглавил Е. Ф. Сабуров. Следует иметь в виду, что по сравнению с летом 1990 г. экономическое положение СССР и России значительно ухудшилось. Основными отличиями программы Сабурова от программы «500 дней» стали: 1) упор на бесплатную приватизацию как более быструю; 2) ускоренная либерализация цен; 3) готовность допустить инфляцию; 4) введение российского рубля, что практически означало выход России из состава СССР19. Очевидно, что это была еще более радикальная программа, чем «500 дней», но она даже не рассматривалась ни правительством России, ни Верховным советом РСФСР.
18 Абалкин Л. И. Неиспользованный шанс. С. 225-228.
19 Ослунд А. Россия: рождение рыночной экономики. М., 1996. С. 96.
ТОЧКА ЗРЕНИЯ
4*
Выводы
Безусловно, впервые в истории СССР гласность позволила выявить весь спектр экономических концепций, существовавших в советском обществе. То, что ранее выходило только в самиздате или тамиздате ничтожными тиражами (или закамуфлированно в легальной литературе) теперь открыто распространялось по всей стране, влияя на понимание широкими кругами интеллигенции происходящих в экономике процессов и вариантов экономического развития. Вопрос в том, насколько общество способно было квалифицированно оценить качество предлагаемых альтернатив. Это зависело от уровня экономического образования, общего интеллектуального уровня общества, интересов и общественных предпочтений его членов, состояния экономики и общественной жизни. Судя по голосованию на выборах и опросам общественного мнения, основная часть интеллигенции воспринимала экономические концепции скорее эмоционально, нежели рационально. Даже профессиональные научные работники в подавляющем большинстве были долгое время не готовы оценить качество предлагаемых программ. В этом сказывались дефекты экономического образования в СССР и длительное отсутствие гласности в экономической науке.
Низкий уровень экономических знаний был характерен и для советского руководства. Поэтому оно с большим опозданием реагировало на изменение экономического положения и было неспособно оценить относительные достоинства предлагаемых программ. На его действия влияли материальные интересы (например, выгоды спонтанной приватизации) и давление общественного мнения.
Выявились сильные и слабые стороны экономической науки. К сильным можно отнести способность реально оценить состояние экономики сторонниками всех концепций. Наиболее глубоко его оценивали в Институте народнохозяйственного прогнозирования, где давно вели соответствующие расчеты. Намного хуже обстояло дело с обоснованием предлагаемых реформ.
В целом советская экономическая наука оказалась плохо подготовлена к этой проблеме - сказались многолетние гоне-
ния на объективные исследования в области экономической теории, которые отвращали от нее наиболее талантливых членов общества. Нужно скорее удивляться не провалам в данной сфере, а появлению довольно содержательных концепций. Их авторами чаще всего были не именитые сановники от науки, а ранее малоизвестные научные работники, готовившие тексты экономических программ, даже если они и подписаны были свадебными генералами от науки (за исключением работ под руководством академика Ю. В. Яременко). Перестройка и гласность позволили намного лучше установить, кто есть кто в экономической науке. Впрочем, на этой волне также всплыли научные демагоги и «мыльные пузыри».
Однако самым большим недостатком почти всех экономических программ было игнорирование социально-нравственного состояния общества, национального менталитета (об этом упоминала только Ж. Келен). Данный фактор мог игнорироваться лишь при стабильном состоянии общества и реформах ограниченного масштаба. Здесь же речь шла чаще всего о коренных реформах. Дело, возможно, не только в «экономическом кретинизме», т. е. неспособности выйти за рамки чистой экономики, но кое-где - и в выгодности такой позиции.
Осознание взаимосвязи экономических преобразований и социального поведения населения стало происходить лишь на самом закате перестройки у отдельных российских исследователей и никак не сказалось на подготовке реформ. В 1990 г. В. В. Криворотов говорил: «Если честно отвечать, то сейчас некому строить экономику. Индустриализация, или реформы, или перестройка - назовите как угодно, предполагают того, кто все это делает. Вот этого "кто" просто нет, он отсутствует»20.
Развивая этот тезис, С. Б. Чернышев писал: «У нас 100 млн маргиналов... Наше общество на самом деле - общество маргиналов, они у нас составляют большинство». Говоря о рыночных реформах, он предсказывал: «После этого, во-первых, будет грандиозный бардак, во-вторых, мы при этом, в лучшем случае, продвинемся с 10-х годов XVII века до 1830-х годов. Неизбежны тяжелейшие социальные последствия». Поясняя свою мысль о незрелости советских
20 Платонов С. После коммунизма. М., 1991. С. 357.
общественных наук и самосознания советского общества, он продолжал: «Мы находимся в ситуации полного непонимания того, что же надо делать, непонимания от начала до конца...».
В. В. Криворотов поэтому полагал, что «в этих условиях реформа возможна, только если появится так называемый просвещенный государь или реформатор. Как он появится -вопрос загадочный»21. Не стану обсуждать достоверность приведенных данных о количестве маргиналов - их источники не указывались и вряд ли вообще существовали, но, по крайней мере, авторами ставился вопрос о социальном фоне реформ и делался вывод о об опасности их поспешного и всеобщего проведения.
Еще более остро влияние социально-нравственного состояния советского общества на проведение реформ показывалось М. П. Казачковым. Основное внимание он уделяет коренным отличиям российского общества от западного и восточного и влиянию советского периода на его состояние. «Лак культуры на Западе слой за слоем накапливался веками и образовал довольно прочную конструкцию. Все же, чем сегодня располагает советское общество, это тоненькая пленочка, чуть схватившаяся лишь в последние десятилетия упадка режима. Ведь все, что Россия к Октябрю 1917 г. накопила в культуре, было затем безжалостно выскоблено, как при самом топорном криминальном аборте. С тех пор основная масса населения утратила последние остатки и этих традиционных крестьянских ценностей, и из народа во многом превратилась в толпу социально и культурно перемещенных лиц, а интеллигенция в ее классическом понимании просто вымерла».
Вслед за Иосифом Бродским он сравнивает общество с пирамидой, в основании которой находится национальное подсознание, из чего делает совсем нетривиальный для сторонника демократизации общества вывод, что «если действительно существенная перестройка национальной пирамиды по всей ее высоте все же каким-то образом осуществится, то результатом ее с необходимостью станет разрушение этнокуль-
21 Платонов С. Указ. соч. С. 367-368, 371, 373, 375.
турной самобытности данного народа, то есть в той или иной степени его исчезновение».
Явный «западник» Казачков тем не менее считает, что конвергенция с Западом «принципиально невозможна. Основные свойства национального менталитета нимало не изменились, так что типологически речь, видимо, идет об очередной русской утопии. Конвергенция, осуществляемая технократами (как и в 1917 г., и вообще всегда- с лучшими намерениями), - это. сооружаемая из подручного материала еще одна идеологическая морковка на линии исторического горизонта, и она обречена на неограниченное удаление по мере "приближения" к ней»22.
Справедливости ради следует отметить, что изредка указанные мысли посещали умы и высокопоставленных государственных деятелей. Так, отвечая на вопрос о том, верит ли он в перестройку, Л. И. Абалкин ответил: «Нет, пока у нас мальчишки пишут в лифтах бранные слова. Пока не появится новое поколение, в котором с детства двигателем будет стыд - народ будет падать глубже, и перестраиваться будет некому»23. Впрочем, никаких практических выводов из этих справедливых замечаний сделано им не было.
Советское общество и государство, определяя экономическую политику в период перестройки, не могли опираться на достаточно глубокую научную ее проработку интеллектуальным сообществом, расплачиваясь таким образом за многолетние его гонения. Однако все же у сообщества оказалось немало здравых и ярких идей, в основном, у аутсайдеров. Но власть оказалась неспособной воспринять их.
22 Казачков М. Лента Мебиуса //Дружба народов. 1991. № 5. С. 235, 238239, 247.
23 Абалкин Л. И. Неиспользованный шанс. С. 86.
