CC BY
76
В. В. КАНИЩЕВ, Н. ЦИНЦАДЗЕ
ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ КРЕСТЬЯНСКОЙ РЕФОРМЫ 1861 г.
(по материалам Тамбовской губернии)*
В традициях русской дореволюционной историографии было изучение юридических аспектов отмены крепостного права. В советской исторической науке более всего изучались социальноэкономические предпосылки и последствия крестьянской реформы. Лишь в единичных работах дореволюционных и советских авторов в самом общем виде говорилось о недостаточном обеспечении освобожденных от крепостной зависимости крестьян разнообразными природными ресурсами (Корнилов 1905: 89, 195; Мороховец 1937; Дружинин 1978). Конкретные расчеты по распределению природных ресурсов в крестьянских хозяйствах накануне реформы сделал только Б. Г. Литвак, выявивший необходимые материалы по Курской губернии (Литвак 1972: 101-104).
В условиях перехода современной российской исторической науки к использованию различных теоретических подходов в познании отечественной истории середина XIX в. все больше рассматривается в контексте кризиса традиционного, аграрного общества, а 1861 г. как начало модернизаторских реформ. Учитывая высокую степень связи аграрного общества с природной средой, историки стали обращать внимание на социоестественные составляющие кризиса этого общества - демографический переход как разрушение традиционного воспроизводства населения и экологический кризис как нарастание противоречий в традиционном природопользовании.
В наиболее развернутом виде концепцию демоэкологического кризиса развивает екатеринбургский математик и историк С. А. Нефедов, который, применяя классические представления циклической теории к истории России, называет период 1833-1850 гг. де-
* Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, грант № 04-01-00266а.
История и современность, № 2, сентябрь 2005 64-79
мографической стагнацией, а 1861 г. началом периода стагфляции -неустойчивого экологического равновесия, когда национальная катастрофа могла разразиться в любой момент под действием случайных факторов (Нефедов 2005: 83-96). Помимо первого опыта применения теории демоэкологических кризисов к российской истории XIX в. в статье С. А. Нефедова интересен конкретно-исторический подход, в частности, указания на то, что кризисные явления зависели от особенностей отдельных регионов Российской империи. По мнению автора, в первую очередь такие явления происходили в Нечерноземном Центре России, где уже в первой половине XIX в. были исчерпаны резервы земельных ресурсов, а рост населения переполнил «экологическую нишу». С середины века подобные процессы стали наблюдаться и в Черноземном Центре.
Тамбовские историки уже отмечали некоторые черты зарождения и развития экологического кризиса аграрного общества в XIX в. на территории Тамбовского региона (Аврех, Канищев 2002: 3-17; Канищев 2002: 91-92; Канищев 2002а: 42-74; Канищев, Хмель 2002: 34-47; Канищев 2003а: 513-532; Канищев 2003: 14-17; БуасИкоу, Кап^сЬеу 2004: 199-223). Однако недостаточно исследована пока роль крестьянской реформы 1861 г. в нарастании экологических проблем региона.
В долговременной перспективе «пусковым крючком» экологических кризисов в земледельческих цивилизациях являлось само начало ведения экстенсивной обработки земли на новой территории. Широкое хозяйственное освоение Тамбовского региона в виде распахивания обширных участков «дикого поля» началось в первые десятилетия XVIII в. По оценкам агрономов, при экстенсивном земледелии признаки истощения почв проявляются примерно через 150 лет.
Для значительной части территории Тамбовской губернии такой момент наступил в середине XIX в. и совпал с периодом реформирования помещичьей деревни. Разработчики реформы 1861 г. вряд ли могли учесть все последствия своего начинания, в том числе уловить едва наметившиеся признаки экологического кризиса аграрного общества. Главной своей задачей они видели более или менее оптимальное обеспечение землей помещиков и крестьян без оценки неосвоенных ресурсов земельного фонда и ухудшения качества земли. Тем самым натягивался «спусковой крючок» эколо-
гического кризиса аграрного общества уже в среднесрочной перспективе - с 1880-х гг.
Основные источники по истории отмены крепостного права -дворянские проекты, материалы Редакционных комиссий, уставные грамоты, подворные переписи пореформенных десятилетий, на наш взгляд, содержат достаточный информационный потенциал для изучения вопроса об экологических условиях функционирования крестьянского хозяйства в XIX в. Под этими условиями мы понимаем не просто окружающую крестьянские поселения и помещичьи усадьбы среду, а социально-экономические возможности использования близлежащих природных ресурсов и последствия воздействия на них человека.
Изучение дворянских проектов освобождения крестьян первой половины XIX в. показывает, что наиболее образованные и прогрессивные представители дворянства хотя бы в общем виде понимали нарастающую проблему сокращения природных ресурсов для сельского хозяйства в наиболее густонаселенных губерниях Европейской России, необходимость оптимального наделения крестьян ресурсами для сельскохозяйственной деятельности при сохранении ресурсной базы помещичьего хозяйства и создании основ рационального природопользования. Мы проанализировали 84 дворянских проекта, опубликованных в научных изданиях (Бокова 1995: 40-51; Великая реформа... 1911; Данильчева 2000: 112-115; Дворянские проекты... 2002; Джаншиев 1894; 1905; Иванюков 1903; Ко-чергина 1992: 43-52; Найденов 2000: 140-156; Первое издание материалов. 1859; Семенов 1889-1894; Скребицкий 1862-1868; Федоров 1966). В 16 из них были выявлены сюжеты, посвященные проблеме обеспечения крестьян природными угодьями после отмены крепостного права.
Уже в некоторых проектах начала XIX в. ставился вопрос о наделении крестьян землей, другими угодьями именно как природными ресурсами, а не просто социально-экономическими категориями.
В записке А. М. Бакунина (1801-1803 гг.), посвященной земледельческим губерниям России, предусматривалось закрепление за крестьянами земельного надела, состоявшего преимущественно из пашни, которая была непременным элементом крестьянского хозяйства этих губерний (Бокова 1995: 40-51).
Предполагаемый автор записки, представленной Александру I в 1 81 8 г., нижегородский помещик, декабрист А. А. Крюков даже пытался вычислить размеры угодий, достаточные для поддержания должного хозяйственного уровня крестьян: в расчете на одну душу мужского пола приходилось бы 0,5 дес. пашни; 0,5 дес. сенокоса; '/5 часть лесных угодий. Он также предлагал включить в крестьянские наделы огороды и гуменники, сохранить общий с помещиком выгон. В проекте оговаривалось, что помещики не должны стеснять крестьян на общих выгонах, препятствовать пользованию водопоем, рытью колодцев и т. п. (Дворянские проекты. 2002: 138-145).
В проекте А. А. Аракчеева, составленном в 1818 г., минимальный размер крестьянского надела определялся в 2 дес. на ревизскую душу. Все основные угодья должны были, по мнению автора, оставаться в собственности помещиков (Дворянские проекты. 2002: 160-163).
Очень тщательный проект в том же году представил Е. Ф. Кан-крин, который мыслил проведение аграрной реформы в России в десять этапов, рассчитанных на 60 лет. На третьем этапе (с 1822 г.) Канкрин предлагал разделить все земли по числу крестьянских дворов на пашню, леса и выгоны, а там, где будет излишек удобной земли, он должен был оставаться в запас для наделения ею новых дворов (Дворянские проекты. 2002: 163-168). Заметим, что это был единственный проект, в котором предполагалось учесть возможный рост демографической нагрузки на ограниченные природные ресурсы.
Тверской помещик В. Н. Зубов в 1819 г. предлагал наделить крестьян пашенной землей и покосами в размере 4-5 дес. на мужскую душу (Дворянские проекты. 2002: 221-226).
Смоленский помещик, декабрист И. Д. Якушкин в записке, составленной в 1819-1820 гг., высказывал мысль об освобождении крестьян с уступкой им в пользование дворов, выгонов, усадебной земли. Пахотные земли Якушкин считал необходимым сдавать крестьянам в аренду (Дворянские проекты. 2002: 249-252).
Помещик Левшин в 1843 г. высказывал предложение о наделении крестьян участком, включавшим усадебную землю и полевые угодья, размером в 5 дес. на мужскую душу (Великая реформа. 1911: 160).
Еще больший надел, отходивший в крестьянскую собственность, предлагал в середине 1840-х гг. В. А. Черкасский - по 5 '/3 дес. на душу мужского пола (Великая реформа. 1911: 160).
В проекте Н. И. Трубецкого (1844 г.) предлагалось передать в собственность крестьян по 1 дес. на душу мужского пола огородной земли, а леса и покосы отдавать в аренду крестьянам сроком на 25 лет (Великая реформа. 1911: 162-163).
Большое внимание наделению крестьян разнообразными ресурсами уделили губернские комитеты по подготовке отмены крепостного права (Первое издание материалов. 1859). Нижегородский, Костромской, Черниговский, Владимирский, Ярославский комитеты выступили за наделение крестьян пахотной и сенокосной землей. Симбирский, Витебский, Харьковский, Полтавский, Псковский, Воронежский, Тамбовский, Саратовский, Вятский, Астраханский комитеты предлагали присоединять к наделу крестьян еще и выгон.
Некоторые комитеты даже пытались определить нормальную пропорцию пашни к покосу в общем составе надела. Нижегородский комитет для земледельческих имений в 5-десятинном тягловом участке предлагал выделить 4,5 дес. пашни и 0,5 дес. покоса. Астраханский комитет вносил предложение деления 7-десятинного тяглового участка на 2 части: 3 дес. пашни и 4 дес. сенокоса. Владимирский комитет высказал мнение о необходимости выделения 1,5-2,5 дес. пашни и '/4-3/4 дес. сенокоса на душу мужского пола.
Некоторые комитеты предлагали расчеты по количеству выгонной земли: Воронежский - 0,5 дес. на ревизскую душу, Саратовский -200 кв. саж. (ок. 0,08 дес.), Рязанский - 150 кв. саж. (0,06 дес.).
Выделение крестьянам лесного участка или снабжение их лесом на топливо и другие хозяйственные потребности практически все комитеты признавали необязательным для помещиков.
Как видно, предложения губернских комитетов по наделению крестьян природными угодьями были весьма разнообразными, что порождалось особенностями географических и демографических условий разных регионов России. Поэтому Редакционным комиссиям пришлось выработать 4 местных положения об освобождении крестьян, в которых учитывалась специфика природных условий крупнейших регионов страны. Конкретика проявилась только в
установлении высшего и низшего размеров крестьянского надела без разделения по угодьям внутри него, выделялась только усадебная земля. При этом вопрос о наиболее ценных ресурсах в положениях решался явно в пользу помещиков.
На недостаточный учет губернскими комитетами того, что мы сейчас называем экологическими аспектами реформы, обращали внимание уже дореволюционные историки и публицисты. Наиболее развернуто по этому вопросу высказался А. А. Корнилов: «Губернские комитеты, обсуждая проекты реформы, как бы совершенно забыли, что в распоряжении помещиков остается еще значительная часть имения, обыкновенно превышавшая ту, которая предоставлялась, по их проектам, в надел крестьян. Особенно резко это было заметно в черноземных губерниях, да и в нечерноземных оставшиеся за помещиком усадьбы, другие сооружения, леса и луга имели ценность, которая в будущем могла лишь возрасти» (Корнилов 1905: 89). Далее историк обращал внимание на то, что количество земли, полученное в результате реформы, оказывалось недостаточным для «продовольствия самих крестьян, рабочего и домашнего скота», что лугов и кормовых средств в распоряжении крестьян было мало. Однако в работах историков вплоть до середины XX в. явно не хватало конкретного анализа первичных источников по истории реформы 1861 г., чтобы четче показать верно подмеченные ими в общем виде экологические аспекты освобождения крестьянства.
Советские историки второй половины XX в. ввели в оборот огромный фактический материал, но, как уже отмечалось, почти не затрагивали экологическую сторону подготовки и проведения отмены крепостного права. В частности, Б. Г. Литвак вычислил, что дореформенный надел тамбовских крестьян составлял 3,2 дес., а после составления уставных грамот он составил 2,8 дес. Для историка наиболее важным показалось то, что отрезки в Тамбовской губернии были самими меньшими в Черноземном Центре - 13 % (Литвак 1991: 157). Но он никак не оценивал размеры до- и пореформенного надела помещичьих крестьян с точки зрения их достаточности. По мнению ученых-аграрников второй половины XIX в., достаточным для нормального ведения крестьянского хозяйства в ЦЧР считался надел земли как сельхозресурса в 12-15 дес. на двор.
При пересчете душевых данных Б. Г. Литвака на подворные получается, что крестьяне Тамбовской губернии накануне 1861 г. имели в среднем на двор 12,8 дес., а по условиям реформы получили 11,2 дес. Дворовый надел в результате оказался немного ниже естественной нормы.
При этом следует учитывать, что возможности для расширения земельных наделов, необходимого в связи с пореформенным демографическим ростом, в Тамбовской губернии были малы. В частности, почти в 300 уставных грамотах Кирсановского уезда совсем не упоминаются пустоши, указывается небольшая доля неудобий. (Здесь и далее мы, во-первых, не абсолютизируем данные по одному из 1 2 уездов губернии; во-вторых, ввиду того, что электронная база данных уставных грамот только начинает обрабатываться, мы приводим не точные цифры, а порядок цифр).
Средний размер земельного надела бывших помещичьих крестьян Тамбовской губернии в 1877-1878 гг.
Таблица 1
Уезд Размер надела (в дес.)
Борисоглебский 2,8
Елатомский 2,6
Кирсановский 2,4
Козловский 2,4
Лебедянский 2,4
Липецкий 2,2
Моршанский 2,4
Спасский 2,0
Тамбовский 2,6
Темниковский 2,0
Усманский 2,6
Шацкий 2,5
Губерния в целом 2,4
Источник: Зайончковский, П. А. Проведение в жизнь крестьянской реформы 1861 г. М., 1958. С. 441.
Как показывает таблица, к исходу пореформенного двадцатилетия ввиду нехватки свободных земель при быстром росте населения средний земельный надел бывших помещичьих крестьян губернии снизился еще на 1 0 %, и только в одном Борисоглебском
(самом южном, степном) остался на уровне, близком к минимальной норме.
Материалы земских исследований тамбовской деревни показывают, что к началу 1880-х гг. в губернии завершилась распашка пригодных для земледелия угодий. При сохранении низкого уровня агротехники в крестьянских хозяйствах это вело к истощению почв, оврагообразованию, широкой вырубке лесов и увеличению числа засух, распашке под пашню сенокосов и выгонов для скота (Канищев 2002а: 42-74; Канищев, Хмель 2002: 34-47).
Нарастание экологического кризиса бывшей помещичьей деревни заметили уже современники. Так, в отчете сенатора Мордвинова, ревизовавшего Тамбовскую губернию в 1870-е гг., отмечались явные признаки уменьшения крестьянского благосостояния, связанные во многом с истощением плодородности земли вследствие беспорядочной и хищнической ее обработки («И пыль веков от хартий отряхнув...» 1993: 131).
Материалы Приложений к трудам Редакционных комиссий дают некоторые сведения о пользовании крестьянами животноводческими и лесными угодьями накануне реформы 1861 г. (см. табл. 2).
Пользование крестьянами Тамбовской губернии выгонами в имениях крупных помещиков накануне 1861 г.
Таблица 2
Уезд Число имений Крестьянские выгоны Общие выгоны Нет выгонов или неизвестно
Число % Число % Число %
1 2 3 4 5 6 7 8
Борисоглебский 33 3 9 28 85 2 6
Елатомский 101 2 2 67 66 32 32
Кирсановский 125 10 8 100 80 15 12
Козловский 119 25 21 94 79 0 0
Лебедянский 26 2 8 17 65 7 27
Липецкий 28 5 18 17 61 6 21
Моршанский 79 7 9 72 91 0 0
Спасский 25 2 8 18 72 5 20
Тамбовский 135 12 9 102 76 21 16
Темниковский 48 1 2 34 71 13 27
Окончание таблицы 2
1 2 3 4 5 6 7 8
Усманский 38 2 5 26 68 10 26
Шацкий 79 11 14 50 63 18 23
Источник: Приложения к трудам Редакционных комиссий. Т. 5. СПб., 1860. С. 134-150.
Таблица отчетливо показывает, что в имениях крупных помещиков (свыше 1 00 душ крепостных) во всех уездах не менее 60 % составляли общие с крестьянами выгоны. С одной стороны, наличие такого совместного угодья ставило крестьян в зависимость от произвола помещиков. С другой стороны, давало крестьянам при добрых отношениях с владельцем больший маневр в пастьбе скота. Можно предположить и то, что при общем выгоне помещик вряд ли мог разрешить распашку его части под крестьянские посевы.
Некоторые данные Приложений позволяют говорить о том, что крестьянам даже в ряде крупных имений не хватало животноводческих угодий, ради получения которых они готовы были выполнять дополнительные повинности в пользу владельца. В одном из имений Тамбовского уезда крестьяне отрабатывали «сгонные дни», получая лишнюю землю и сенокос, а также возможность пасти скот на господских землях (Приложения. 1860: 134). По Елатом-скому уезду известен факт, что крестьяне «за больший, значительный надел лугами доставляют в господский дом дрова и сено» (Приложения... 1860: 137). 106 тягол одного из имений Козловского уезда платили по 1 рублю за право пасти скот по помещичьему жниву (Приложения... 1860: 140). В Шацком уезде отмечен факт, что крестьяне за пользование лугами владельца возили господский хлеб «в дальнюю пристань» (Приложения. 1860: 150). При нехватке кормов для домашних животных крестьяне одного из поместий Моршанского района сверх оброка возили навоз на поля владельца и дрова из его леса, получая «пособие» сеном и овсом (Приложения. 1860: 144).
В большинстве из 300 уставных грамот Кирсановского уезда отмечается сохранение после реформы выгонов у крестьян, но только в единичных случаях сообщается о крестьянских сенокосах. При этом более чем в половине случаев крестьяне получили в свое распоряжение бывшие общие выгоны полностью или частично.
С одной стороны, это увеличивало хозяйственную самостоятельность крестьян, с другой - провоцировало распашку выгонов под недостающие полевые угодья.
Почти во всех изученных нами уставных грамотах говорится о сохранении после реформы возможности пользования крестьянами водопоями. В грамотах редко отмечается наличие «рыбной ловли» как места промысла. Во всех случаях право рыбной ловли оставалось за помещиком.
Наиболее сложно обстояло дело с лесными ресурсами (см. табл. 3).
Пользование крестьянами Тамбовской губернии лесами в имениях крупных помещиков накануне 1861 г.
Таблица 3
Уезд Число имений Пользование крестьянами владельческими лесами
Число имений, %
Борисоглебский 33 10 30
Елатомский 101 68 67
Кирсановский 125 35 28
Козловский 119 25 21
Лебедянский 26 12 46
Липецкий 28 7 25
Моршанский 79 64 81
Спасский 25 7 28
Тамбовский 135 25 19
Темниковский 48 26 54
Усманский 38 0 0
Шацкий 79 43 54
Источник: Приложения к трудам Редакционных комиссий. Т. 5. СПб., 1860. С. 134-150.
Как видно из таблицы, только в северных, относительно лесистых уездах губернии (Елатомском, Моршанском, Темниковском и Шацком) более чем в половине крупных поместий дореформенные крепостные крестьяне могли пользоваться владельческими лесными угодьями.
К тому же существовали ограничения на пользование лесами. Так, в Темниковском уезде в 13 имениях крестьяне лишь частично бесплатно удовлетворяли свои потребности в лесных материалах,
а частично покупали их у хозяев. Еще в 13 имениях лес только покупался крестьянами. В одном имении за пользование лесом крестьяне вынуждены были отрабатывать «сгоны» (Приложения. 1860: 147). Также вынуждены были приобретать лес у хозяев крестьяне отдельных имений Елатомского и Кирсановского уездов (Приложения. 1860: 137, 139). В Тамбовском уезде в большинстве случаев помещичьими лесами пользовались только беднейшие крестьяне (Приложения. 1860: 134). В одном из имений Кирсановского уезда при чистке леса крестьянам разрешалось лишь собирать хворост (Приложения. 1860: 139). Уникальный случай «в пользу» крестьян отмечен только в единичном поместье Спасского уезда, где владелец сам приобретал лес для крестьянских построек (Приложения. 1860: 145).
В трех сотнях уставных грамот Кирсановского уезда наличие лесов в имениях упоминается редко. По условиям реформы они почти всегда оставались за помещиками. Выявлены единичные случаи, когда лес остался в общем пользовании владельца и крестьян. Таким образом, доступность лесных угодий для крестьян после 1861 г. резко сократилась (см. табл. 4).
Структура крестьянских угодий в некоторых имениях Кирсановского уезда до и после реформы 1861 г. (в %)
Таблица 4
Имение Полевые угодья Усадьба Выгон Сенокос
до после до после до после до после
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Н. Ф. фон Леске (д. Березовка) 83 72 17 16 0 12 0 0
В. Д. Можаров (д. Дмитриевка) 94 94 3 3 3 3 0 0
К. П. Нарышкин (с. Оржевка) 90 90 7 7 3 3* 0 0
К. П. Нарышкин (д. Жулидовка) 94 94 3,5 3,5 2,5** 2,5** 0 0
А. В. Астафьева (с. Покровское, М. Ломовис, Дворнящино) 95 95 3 3 2** 2** 0 0
Окончание таблицы 4
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Д. М. Булыгин (д. Андреевка) 91 91 6 6 3** 3** 0 0
Е. П. Евстахова (с. Троицкое) 90 90 7 7 3 3 0 0
А. А. Жемчужников (с. Алатор, Покров-ское) 92 92 5 5 3 3 0 0
В. Д. Зайцев (с. Карай Алтуфьево) 85 90 5 3 10 7 0 0
В. П. Зайцева (д. Бордуковка) 82 82 3 3 15 15 0 0
А. А. Коромышева (с. Трескино) 71 53 10 7 17 30 0 0
Е. А. Крюкова (д. Гусевка) 95 95 1 1 4 4 0 0
Е. А. Баратынского наследники (д. Яд-ровка и Веденеевка) 83 86 4,5 4 3,5 2 9 8
Примечания: * Крестьяне пользовались еще и общим с помещиками выгоном; вместо выгона у крестьян были только выпуски.
Данные по отдельным имениям, которые представляют собой случайную выборку, мы не собираемся абсолютизировать. И все-таки они не противоречат общегубернским показателям. В первой половине 1860-х гг. распределение земельных угодий в Тамбовской губернии выглядело следующим образом: пашня (вместе с усадебной землей, включая выгоны и выпуски) занимала 70 %, леса - 18 %, сенокосы - 12 % (Военно-статистический сборник 1871: 229). Учитывая, что у помещичьих крестьян совсем не было лесов, а также имелось мало сенокосных угодий, наличие почти 1 00 % земли под пашней и усадьбами (с выгонами и выпусками) в изученных имениях Кирсановского уезда вряд ли было исключением в губернии.
Основная экологическая опасность, которую демонстрируют данные по некоторым кирсановским имениям, заключалась в том, что почти во всех из них крестьяне уже до реформы перешли через разумный предел распашки. Выдающийся ученый-аграрник Н. П. Огановский писал: «В районах черноземной полосы предел дальнейшему распространению пашни кладется тогда, когда она достигает круглым счетом 80 % удобной безлесной территории» (Сборник очерков. 1922: 47).
Как видно из таблицы 4, крестьяне, судя по всему, осознавали опасность предельной распашки своих наделов, оставляя хоть небольшую их часть под выгоны и особенно под усадьбы, которые с экологической точки зрения наиболее ценны тем, что они лучше всего удобрялись и обрабатывались.
Тамбовские статистики 1 920-х гг. цифрами подтвердили понимание крестьянами губернии такой опасности. По их расчетам, доля пашни в надельных землях, достигнув в 1881 г. 79,5 %, оставалась неизменной до 1917 г. (Сборник очерков. 1922: 46). В таком случае при минимально достаточном для региона душевом наделе в 3 дес. пашня должна была составлять не более 2,4 дес. Как мы видели, именно такой цифры достиг в среднем весь надел бывших помещичьих крестьян Тамбовской губернии к концу 1870-х гг. Поэтому объективные потребности в дополнительной пашне у пореформенного крестьянского хозяйства существовали.
Одним из путей преодоления крестьянского малоземелья и соответственно нехватки необходимых природных ресурсов становилась аренда крестьянами помещичьих угодий. Поскольку помещики зачастую не выставляли перед крестьянами особых условий по бережному и рациональному отношению к арендуемой земле, а крестьяне смотрели на нее как на чужую собственность, такая земля распахивалась сверх разумного предела (Сборник очерков. 1922: 46). Это обстоятельство наряду с низким качеством обработки крестьянами помещичьих угодий способствовало переносу экологических проблем и на эти угодья, углублению экологического кризиса аграрного общества на территории губернии в целом.
Эффективным путем выхода из этого кризиса могла быть интенсификация сельскохозяйственного производства и становление рационального природопользования. Несмотря на малоземелье крестьян, примитивность крестьянского землепользования, недостаток средств для улучшения хозяйства у крестьян и большинства помещиков в пореформенные десятилетия проявилось очевидное желание вести хозяйство по возможности более рационально. Показателями интенсификации стали: изменение структуры посевов полевых культур (больше корнеплодов, особенно картофеля), внедрение многополья, использование удобрений, рациональные приемы обработки почвы (двоение пара, расширение использования плугов и др.) (Канищев, Хмель 2002: 34-47).
Но масштабы рационального природопользования были недостаточными, чтобы остановить нарастание экологического кризиса аграрного общества на территории региона. Как показали исследования Е. В. Хмель, даже в 1880-1910-е гг. среди 379 крупных частных землевладений четырех важнейших уездов Тамбовской губернии только в 34 хозяйствах реально осуществлялись мероприятия по интенсификации производства, имевшие ресурсосберегающую направленность, в том числе лишь в двух внедрение технологии рационального природопользования шло комплексно во всех отраслях сельского хозяйства (Хмель 2004: 19). Понятно, что возможности крестьянского хозяйства для внедрения интенсивных приемов ведения сельского хозяйства были еще меньшими (Есиков 1998).
Но даже наличие небольшого числа примеров ведения рационального хозяйства показывает, что в российском обществе пореформенного периода существовала реальная альтернатива преодоления кризисных явлений во взаимоотношениях человека и природы. Это позволяет, не нарушая принципа историзма, указывать на недальновидность правящих кругов и огромного большинства помещиков второй половины XX в. в решении экологических проблем пореформенной деревни. В историческом итоге эти проблемы стали одними из предпосылок аграрной революции в России, уничтожившей помещиков как слой общества (Крестьянское движение. 2003: 6-9).
Однако ни победа аграрной революции в российской деревне, ни последующие усилия советского государства по созданию современного крупного интенсивного комплексного сельского хозяйства, ни современные реформы аграрного сектора по внедрению различных форм земельной собственности и соответственно потенциально разумных собственников не привели к слому чисто земледельческой парадигмы в менталитете огромного большинства россиян. И в нынешних условиях почти все руководители аграрных регионов России и специалисты сельского хозяйства по-прежнему стремятся к широкой распашке земельных угодий. Экологическая история позволяет напомнить политикам, хозяйственникам, ученым-аграрникам о важности учета проблем во взаимоотношениях общества и природы, которые возникли многие десятилетия тому назад.
Литература
Аврех, А. Л., Канищев, В. В. 2002. Естественно-исторические условия модернизации аграрного общества. Тамбовская губерния, Х1Х-ХХ вв.
Социальная история российской провинции в контексте модернизации аграрного общества вXVIII—XXвв. (3-17). Тамбов.
Бокова, В. М. 1995. А. М. Бакунин и его трактат «Условие помещика с крестьянами». Вестник Московского университета. Сер. 6: Экономика 5: 40-51.
Великая реформа. Т. 1-3. М., 1911.
Военно-статистический сборник. Вып. 4. Россия: СПб., 1871.
Данильчева, Л. В. 2000. О проекте А. А. Аракчеева по освобождению крестьян. Бартеневские чтения (112-115). Липецк.
Дворянские проекты решения крестьянского вопроса в России в конце XVIII - первой четверти XIX в. Липецк, 2002.
Джаншиев, Г. А.
1894. А. М. Унковский и освобождение крестьян. М.
1905. Эпоха Великих реформ. СПб.
Дружинин, Н. М. 1978. Русская деревня на переломе. 1861-1880 гг. М.
Есиков, С. А. 1998. Крестьянское хозяйство Тамбовской губернии в начале XX в. (1900-1921 гг.). Тамбов.
«И пыль веков от хартий отряхнув...» Хрестоматия по истории Тамбовского края. Тамбов, 1993.
Иванюков, И. 1903. Падение крепостного права в России. СПб.
Канищев, В. В.
2002. Геоинформационная система по истории Тамбовской области XVII-XX вв. Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер» 30: 91-92. Специальный выпуск: Материалы VIII конференции Ассоциации «История и компьютер». М.
2002а. Хозяйственная деятельность В. И. Вернадского в контексте экологической ситуации в Тамбовской губернии в конце XIX - начале XX в. В. И. Вернадский и Тамбовский край (42-74). М.
2003. Экологические аспекты кризиса аграрного общества. Тамбовская губерния. XIX - первая треть XX в. Региональные тенденции взаимодействия человека и природы в процессе перехода от аграрного к индустриальному обществу (14-17). Материалы междунар. конференции. Тверь.
2003а. Экономика, демография, экология в контексте модернизации аграрного общества (Тамбовская губерния в XIX - начале XX в.). Экономическая история: Ежегодник (513-532). 2002. М.
Канищев, В. В., Хмель, Е. В. 2002. Элементы рационального природопользования в хозяйствах крестьян и крупных землевладельцев Там-
бовской губернии в 1880-е гг. Сравнительный историко-экологический анализ. Тамбовское крестьянство: от капитализма к социализму (вторая половинаXIX- началоXXв.): сб. науч. статей (34-47). Вып. 4. Тамбов.
Корнилов, А. А. 1905. Крестьянская реформа. СПб.
Кочергина, И. В. 1992. Программа решения крестьянского вопроса в книге декабриста Н. И. Тургенева «Россия и русские». Вестник Московского университета. Сер. 8: История 5.
Крестьянское движение в Тамбовской губернии (1917-1918 гг.). Документы и материалы. М., 2003.
Литвак, Б. Г.
1972. Русская деревня в реформе 1861 года. Черноземный центр. 1861-1895. М.
1991. Переворот 1861 г. в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. М.
Мороховец, Е. А. 1937. Крестьянская реформа 1861 г. М.
Найденов, А. А. 2000. Князь А. И. Васильчиков и подготовка крестьянской реформы 1861 г. Вехи минувшего (140-156). Вып. 2. Липецк.
Нефедов, С. А. 2005. Об экономических предпосылках русской революции. Общественные науки и современность 3: 83-96.
Первое издание материалов Редакционных комиссий для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. Ч. II-III. СПб., 1859.
Приложения к трудам Редакционных комиссий. Т. 5. СПб., 1860.
Сборник очерков по вопросам экономики и статистики Тамбовской губернии. Тамбов, 1922.
Семенов, Н. П. 1889-1894. Освобождение крестьян в царствование императора Александра II. Т. 1-3. СПб.
Скребицкий, А. И. 1862-1868. Губернские комитеты, их депутаты и Редакционные комиссии в крестьянском деле: в 4 т. Бонн-на-Рейне.
Федоров, В. А. 1966. Падение крепостного права в России. Документы и материалы. Вып. 1 . М.
Хмель, Е. В. 2004. Формирование рационального природопользования в хозяйствах крупных частных землевладельцев Тамбовской губернии в концеXIX- началеXXв. Автореф. дисс. .канд. ист. наук. Тамбов.
Dyachkov Vladimir and Kanitschev Valery. 2004. Tambov regional development in context of integral history, 1800-1917. Contradictions in the modernization of Russian society on a basis of micro-history (199-223). Where the twain meet again. New results of the Dutch-Russian project on regional development. 1780-1917. Groningen/Wageningen.
