CC BY
133
А.Д. Ивинский
ЕКАТЕРИНА II, М.Н. МУРАВЬЁВ И КАРАМЗИН: К ВОПРОСУ О КОНТЕКСТАХ «ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО»
Аннотация
Историческая концепция Н.М. Карамзина базировалась на трудах Екатерины II и М.Н. Муравьёва. Их объединяла идеологическая программа, которая в 1830-е годы будет известна как «уваровская триада»: «православие - самодержавие - народность».
Ключевые слова: Екатерина II, Н.М. Карамзин, М.Н. Муравьев, «православие - самодержавие - народность», «Записки касательно российской истории», «История государства российского».
IvinskijA.D. Catherine the Great, M.N. Murav'ev and Karamzin: To the problem of the contexts of «History of Russian state»
Summary. Karamzin's historical conception was based on works of Catherine the Great and M.N. Murav'ev. They were united by ideological program, that in 1830 s would be known as «Uvarov's triad» - Orthodoxy, autocracy and nationality.
В.М. Живов назвал Н.М. Карамзина одним из «отцов русского национализма» и высказал предположение, что, в частности, к его трудам восходит знаменитая формула «православие - самодержавие - народность»: «Обеспечивающими целостность нации чертами оказываются любовь к вере отцов и верность монархическому принципу, т.е., говоря в терминах уваровской триады, православие и самодержавие, которые и составляют содержание народности»1. При этом исследователь связал эту идеологию с текстами Ж.Ж. Руссо: «Сентиментализм Карамзина напрямую связан с Руссо, и именно Руссо формулирует доктрину националь-
ного суверенитета и тем самым в определенном смысле стоит у истоков французского национализма»2. Более того, он подчеркивал, что «национальная легитимация - это результат кризиса просвещенческих идей»3.
Как представляется, данная схема может быть пересмотрена. Во-первых, если продолжать поиски истоков уваровской триады4, то придется значительно расширить хронологические рамки: основные положения карамзинской исторической концепции, в частности идея «православие - самодержавие - народность», восходят к трудам М.Н. Муравьёва, который воспринимается обычно как один из наиболее значимых предшественников Карам-зина5, и Екатерины II6. При этом речь идет и о целом ряде частных пересечений - вплоть до использования одних и тех же формул для интерпретации тех или иных исторических сюжетов. Следовательно, придется выбрать одно из двух: либо «национализм» в России начал формироваться в 1760-е годы, либо Карамзин с ним не связан или, по крайней мере, связан не только с ним. С нашей точки зрения, «История государства Российского» должна быть рассмотрена в контексте имперского, а не националистического дискурса. Во-вторых, столь жесткая «спайка» Карамзина с Руссо скрывает иные, альтернативные контексты, которые, как представляется, были для Карамзина не менее, а возможно, и более значимыми7. В первую очередь мы имеем в виду, конечно, Вольтера. Прославленный писатель, историк, собеседник просвещенных монархов - все эти роли были для Карамзина исключительно актуальными. Поэтому в данном контексте, как кажется, преждевременно говорить не только об отказе Карамзина от «просвещенческой парадигмы», но и о том, что он воспринимал ее состояние как «кризисное».
Напротив, именно идеи, восходящие к «просветителям», были центральными и для Екатерины II, и для Муравьёва, и для Карамзина. «Монархический проект» базировался на идее «внешнего воздействия» на человека, погрязшего в заблуждениях и пороках8. Наиболее последовательно и полно эта идеология была реализована в русских литературных журналах 1760-1770 гг., и особенно в екатерининской «Всякой всячине». Человек без правильного воспитания - животное, которому нет места в обществе, а его жизнь -это путь развития. При этом самодержавие - это инструмент реа-
лизации данного проекта9. В данном контексте рассматривалась и история России. Она мыслилась как путь от «тьмы» к «свету», от варварства к цивилизации, от анархии к монархии. А те или иные события прошлого трактовались в зависимости от того, приближали ли они страну к этому идеалу или, напротив, отдаляли от него. При этом, как правило, подчеркивалось, что подлинное самодержавие невозможно без «любви народа» и истинной веры.
Екатерина II
«Записки касательно Российской истории» Екатерины II были посвящены наследникам престола Александру и Константину и выполняли в первую очередь воспитательную функцию: «Сии записки касательно российской истории сочинены для юношества в такое время, когда выходят на чужестранных языках книги под именем "Истории российской", кои скорее именовать можно сотворениями пристрастными; ибо каждый лист свидетельством служит, с какою ненавистью писан, каждое обстоятельство в превратном виде не токмо представлено, но к оным не стыдилися прибавить злобные толки. Писатели те хотя высказываются, что имели российских летописцев и историков пред глазами, но или оных не читали, или язык русский худо знали, или же перо их слепою страстию водимо было. Беспристрастный читатель да возьмет труд сравнить эпоху российской истории со историями современников великих князей российских каждого века, усмотрит ясно умоначертания всякого века, и что род человеческий везде и по вселенной единакие имел страсти, желания, намерения и к достижению употреблял нередко единакие способы. Все европейские народы до святого крещения, быв погружены в суеверие, в идолопоклонство, имели правила и права иные; получив просвещение Евангельское, получили правила до того им неизвестные, кои не инако могли переменить обычай, мнение и мысли людей, стариной занятые, как мало-помалу»10. Особенно показательно примечание Екатерины, в котором она изобличает Н.-Г. Леклерка: «Собиратель сих записок касательно российской истории - не в числе змей, вскормленных за пазухой: он век свой чтился выполнить долг благодарного сердца. Он думает, что похвальное не останется без хвалы; непохвальное без опорочения, доброго же умалять доброту
или порочного умножать дурноту, и тем подобиться неискусному врачу либо невежеством наполненному детскому учителю, не есть дело его»11. Этот пассаж перекликается с тем, что она писала Гримму 20-28 преля 1783 г.: «<...>Эта вторая эпоха начинается с 862 г. и кончается в половине XII столетия; все это было закончено в три месяца или около того; это будет антидотом против негодяев, которые унижают историю России, как лекарь Леклерк и учитель Левек, которые, с вашего позволения, глупцы, и притом скучные или отталкивающие»12.
Но, конечно, Леклерк и Левек не были единственными объектами полемики. Императрица построила свои «Записки», отталкиваясь от трудов А. Л. Шлецера. В первую очередь она предложила иную периодизацию русской истории. О сути этой, казалось бы, сугубо научной дискуссии позднее писал Карамзин: «Муж ученый и славный, Шлёцер, сказал, что наша история имеет пять главных периодов; что Россия от 862 года до Святополка должна быть названа рождающеюся, от Ярослава до Монголов разделенную, от Батыя до Иоанна III угнетенною, от Иоанна до Петра Великаго победоносною, от Петра до Екатерины II процветающею. Сия мысль кажется мне более остроумною, нежели основательною. 1) Век Св. Владимира был уже веком могущества и славы, а не рождения»13. Екатерину II, как и Карамзина, такая постановка вопроса устроить не могла.
Императрица подчеркивала, что даже самый древний период славянской истории отмечен величием - военными походами и победами: «Новгородский летописец сказует следующее. Един князь Славян с братом Скифом, имея многие войны на востоке, пошли к западу, многие земли около Черного моря и Дуная себе покорили»14. Отметим примечание, сделанное к этому месту: «Что славяне и скифы имели многие войны на востоке и западе, и многие земли покорили - о том сомнения нету»15. Успехи на поле боя -это то, что сближало славян и скифов, культура - то, что разделяло: «Славян князь оставил по Дунаю сына Бастарда, пошел к полуночи, град великий создал, во имя свое назвал Славянск»16. Примечание Екатерины к этому месту: «Славяне везде, куда ходили, созидали грады»17. Об этом же Екатерина II писала в письме к Гримму: «<. > везде куда они только приходили, они строили деревни, села и города. Стало быть, это был народ не пастуше-
ский, не кочевой? Славяне были народ свободный и любили свободу. Рабами были у них только военнопленные»18. Скифы же «не имели селений»19. Культурная гегемония в регионе обеспечила политическую: «Потом был князь Вандал, который, владея славянами, ходил войною на север, восток и запад морем и сухим путем, и возвратился во град великий, покоряя народы многие»20. В другом месте читаем: «Славяне более к воинской службе прилежали, нежели к наукам и художествам, и потому не диво, буде красноречивых дееписателей между ими не случилось; однако же по сказаниям Нестеровым и иных видно, что они древние истории письменные имели, да оные утрачены или еще не отысканы, и потому до нас не дошли. Славяне задолго до Рождества Христова письмо имели; они своим соседям известны были под своим именем, иногда же и под другими многими именами. Распространением и умножением славянского языка доказывается распространение славянского народа. До времен Рюрика почти вся Россия уже славянским языком говорила. Многие народы в свете завоеваниями теряли свой язык, но славянский язык перенимали побежденные славянами народы. <...> Славяне на востоке, юге, западе и севере обладали толикими областьми, что в Европе едва осталась ли землица, до которой не касались. Где же побывали, тут строили города, коим многим славянские имена до днесь остались»21. В подтверждение этой приводится «этимологический» аргумент: побед было так много, что они были известны, «славны» повсюду, отсюда и происхождение этнонима: «Примечается, что славянский народ любил везде употреблять слово "слава". Князи и вожди того народа имели имена от славы, как-то: Святослав, Ярослав, Изя-слав, Мстислав, Мечеслав, Судислав, Ростислав, Радислав, Болеслав, Владислав, Венцеслав, Вышеслав, Славомир, Преслава, Возмислава, Будислава, Подражислава, Сбыслава и проч.; даже и в народных песнях припев всегда был и есть "слава". Самое имя славянского народа писатели производят от славных дел славян»22.
Здесь же выясняется, что сравнение России и Европы - один из важнейших полемических приемов, которыми пользовалась императрица. Несмотря на то что Русь находилась еще в «младенческом» состоянии, она и тогда была больше иных современных европейских государств: «Выше писанное, касательно первой эпохи российской истории пределов северных, представляет Русь
и Русию до 480 года по Рождестве Христове, противу нынешнего состояния яко во младенчестве. Пределы русские, однако же, простираются уже на девять степеней широты и на двадцать восемь степеней долготы и, следовательно, обширнее суть некоторых царств европейских нынешнего века»23. Ср.: «Славяне те, коих имя писатели производят от славных дел того народа. Славянская пехота та, коя на Востоке, Юге, Западе и Севере овладала толикими областьми, что в Европе едва осталась ли землица, до которой не дошли»24. О более поздних периодах русской истории Екатерина II писала в «Антидоте»: «Знайте же, невежа, что <...> Римские законы были введены у нас вместе с христианством, ибо они входили в состав законов церковных; что великий князь Ярослав, отец святого Александра Невского велел изложить письменно составленные им законы, которым служили образцом древние законы Новгородские; эти же последние не отличались ничем от тех, которым следовал почти весь Север. Царь Иван Васильевич велел составить новое уложение; царь Алексей Михайлович другое. Земские судьи с незапамятных времен назначались ежегодно, и никто не подвергался приговору без предварительного суда. Все дела вершились приказами, для этого назначенными. <. > Мне кажется, что вот правительство, устроенное как почти все прочие в Европе того времени, и даже лучше некоторых из них. Страсть аббата состоит в том, чтобы приводить весьма пространно все, что он может откопать худшего, или то, чему можно дать ненавистный оборот»25. Более того, вплоть до конца XVI в. Россия шла «ровным шагом со всеми прочими нациями Европы, за исключением, быть может, Италии, и лишь смуты, последовавшие за смертию этого государя, замедлили наше развитие»26. Россия никогда не была изолирована от Европы, напротив, постоянно с нею взаимодействовала: «Что касается для сообщений Русских с чужими краями, они существовали всегда, и вот каким образом. Русские с древнейших времен делали частые завоевания. Оставляю в стороне времена самые древние, когда с берегов Борисфена они доходили до Константинополя, и когда великий князь Святослав перенес свою резиденцию на берега Дуная <. > начинаю лишь со времени построения города Москвы. И что же? Сколько завоеваний, оружием и политикою, сделал народ, заселивший губернию этого имени? I. Новгород со всей его областью, заключающею Ладожское озеро,
Псков, Вубцов, Тверь и часть Архангельской губернии. II. Царство Казанское. III. Царство Астраханское. IV. Всю Сибирь. V. Смоленск. VI. Украйну. VII. Ингерманландию. VIII. Финляндию. IX. Ливонию. X. Эстляндию. <...> внутри Империи были целые города, выстроенные и населенные иностранцами. Англичане, Немцы, Поляки, Шведы жили среди нас. <...> Кроме того, торговля способствовала этим сообщениям»27. Между тем, своеобразие этой эпохи российской истории состояло в постоянных культурных контактах Руси и европейских стран, и она «тем драгоценнее, что <...> содержит в себе много еще начального основания, полученного от славян и от них не токмо России, но многим землям и царствам сообщенного, именно же всем тем областям, где Славянам быть случалось, как то: Польше, Богемии, Венгрии, Далмации, Иллирии, Германии, Саксонии, Боврии или Баварии, Дании, Швеции, Англии, Франции, Испании и Италии. Неудивительно, что тогда Россия имела со всеми сими областями не только многие связи и родство, но даже и одинакие обычаи»28. В итоге Екатерина сделала вывод о культурном единстве славян и европейских народов, законы которых были проникнуты духом свободы. Единство это было разрушено только монгольским нашествием: «Когда вы приедете ко мне, я расскажу вам много других вещей, как например, что законы Саксонцев и Славян были проникнуты духом свободы; что эта свобода проявляется во всем во вторую эпоху нашей истории; что ею не пользовались только пленные; что этим последним сохраняли жизнь, для того, чтобы населять ими колонии, эта неволя и рабство подарок и умок татарский, которого получа в третьей эпохе, наипаче чувствителен везде в четвертой
29
эпохе» .
При этом исключительно важно, что история, с точки зрения императрицы, это не безличный процесс; «двигатель прогресса» -государь. Самый показательный пример - княгиня Ольга: «Блаженная Ольга, будучи сама от рода князей славянских, паки народ славянский возвысила. При ней всюды имена славянские в начальниках и правителях оказываются. Ольга и язык славянский во употребление общее привела. Известно, что народы и языки народов мудростию и тщанием вышних правителей умножаются и распространяются. Каков государь благоразумен, о чести своего народа и языка прилежен, по тому и язык того народа процветет.
Многие народные языки исчезли от противного сему. Великая княгиня Ольга приятием святого крещения и книгами церковными, переведенными с греческого языка на славянский язык, наипаче утвердила язык славянский»30. Как видим, идея «чести народа» неотделима от идеи абсолютизма, а эта последняя связывается и с религией, и с языком как фундаментальными основами народного бытия. Это центральное положение всей концепции, очевидным образом предвосхищающее и «уваровскую триаду».
Поэтому «началом» русской империи признавалось самодержавие. Об этом Екатерина подробно писала в «Антидоте»: «Вы <...> называете всех Государей России тиранами. Но кроме того, что вы оказываете неуважение к их памяти, вы лжете. Доказательством тому, что они не были таковыми, служит то обстоятельство, что их род царствовал около осьмисот лет. <.. > Опыт показывает, что в течение семисот лет слишком, Россия была довольна их <Рюриковичей. - А. И.> правлением, росла в могуществе и силе, что все это время подданные не жаловались на форму правления, и действительно, это единственная, которая могла бы существовать в России вследствие обширности этой Империи»31. Залог многовекового процветания монархии в России - это единство государя и народа: «Нет в Европе народа, который бы более любил своего Государя, был бы искреннее к нему привязан»32.
Муравьёв
Исторические труды Муравьёва не претендовали на оригинальность, как научную, так и идеологическую, поэтому, видимо, и не публиковались33. В 1785 г. Екатерина II назначила его воспитателем Александра и Константина. Выбор оказался удачным: Муравьёв создал очень ясный «реферат» «Записок касательно Российской истории», стилистически обработав и дополнив их теми деталями, которые ему казались необходимыми34. Мы найдем у него все основные положения екатерининского «монархического проекта»35.
Муравьёв так же, как и императрица, много рассуждал о древности и богатстве русской истории. Он также писал о том, что славяне «созидали грады»: «Около того же времени <V в. н.э. -А. Д.> Славяне, уступая превозмогающей силе Римлян, от берегов
Дуная, на которых искали себе убежища от Уннов, возвратились на север, к развалинам отеческаго града Славенска, дважды войною и язвою опустошеннаго. Но, разделясь в походе своем, в разных удобных местах оставляли поселения и созидали грады <...>»36. Не менее важной для него была мысль и о многовековой «дорюриковой» истории славян: «Четыре столетия процветал новый Славенский град успехами военными и спокойными выгодами земледелия и торговли, так, что достиг уже многочисленнаго населения и отменной знаменитости. Обитатели крайняго севера, Шведы, Нормандцы, смотрели на него с почтением и завистью. Варяги, оставившие имя свое Балтийскому Морю и составлявшие более воинство разноплеменное, нежели единый народ, известные, может быть, в других странах Европы под именем Норманцов, начали тревожить владения сего богатаго града»37.
В «Письмах к молодому человеку» Муравьёв рассуждал даже о конкуренции славян с Византией, о богатстве Новгорода и величии Киева: «<...> мы изобразили быстрыми чертами первые успехи, которыми ознаменовал себя на позорище вселенной народ Славянский, одержавший исключительную верховность над всеми племенами, населявшими Север. Будучи, по свидетельству Истории, просвещеннее окружавших его пастырских народов, он имел уже гражданские установления и угрожал войною, или соревновал в сиянии упадающей державе Константина. В период безотрадном и темном, в котором томилась Европа, Новгород привлекал сокровища Севера и Востока, поражал славою своею отдаленные народы и полагал основания буйственной вольности своей, между тем как Киев, возвеличенный Олегом, Святославом, Владимиром, служил к Просвещению России присвоением святой и кроткой Веры»38. В этом же тексте находим и важную для Екатерины II мысль о «равноправии» современной ей России и Европы: «Бодрая юность Российскаго народа, побеждая вне пределов своих, испытала внутри себя несчастия разделения и междуусобия. Иго варваров не могло уничтожить выи его и он возник величественнее под мудрым правлением Иоаннов. С тех пор составляя одно и не разделенное политическое тело, и уже владыка народов, которые поработить его мечтали, народ российский должен был только явиться в Европе, чтобы стать наравне с другими просвещенными
39
ея нациями <...>» .
При этом возникает вопрос, почему Россия раньше не «явилась в Европе». Муравьёв, как и Екатерина, видел причину этого в монгольском нашествии: «Общее разорение постигло целое государство. Пылали расхищаемые грады. Сильный и славный народ, победитель других, уничижен, объят ужасом, и мечтая себя жертвою гнева Божия, низпал в неволю варваров. Таким образом, безумная воля единаго завоевателя может низринуть целый народ на столетия в невежество и уничижение, и замедлить шествие человеческаго рода к просвещению и благополучию»40.
Но почему оказалась возможной монгольская катастрофа? Ответ очевиден: в силу того что Русь предпочла раздробленность единству. Вослед Екатерине II Муравьёв противопоставил республику монархии как хаос порядку: «В недре его <Новгорода. -А. И. > самого таились вредныя начала разорения: безначалие буйной черни и алчность сильных. Не оставалось Республике для исцеления зол ея другого средства, кроме подвержения себя власти единой особы»41. Ср.: «Безполезно являются между разделениями счастливые промежутки единоначалия княжения Владимира Ве-ликаго и мудраго Ярослава; чадолюбивые родители, увлекаемые обычаями времени своего, почитают себя обязанными раздроблять отечество. Властолюбивые сыны не гнушаются обагрять рук своих в крови единоутробных»42. Более того, разделение государства Муравьёв признавал заблуждением, роковой ошибкой: «Обыкновения столь сильно обладают человеческим родом, что два столетия пагубных следствий не в состоянии побудить к отменению вредных правил, освященных древностию. Из числа таковых есть разделение государства, известное в прочих странах Европы под именем феодальнаго или поместнаго владения. Россия была жертвою сего политическаго заблуждения около пяти столетий, от времен Святослава Игоревича до славнаго царствования Великаго Князя Иоанна Васильевича. Раздираемая честолюбием родственных князей, вместо того чтобы в недре своем основать счастие, искусства, просвещение, и вне приобрести уважение, она изнуряла силы в междуусобных бранях и в самых победах; но безсильная в разделении, была страхом окружающих ее врагов, Печенегов, Половцев, когда покоилась под управлением единаго государя и составляла одно народное тело»43. Только в единстве страны залог победы над врагом: «То же зло, коим она была низвержена в узы,
междоусобие, перешед в Орды завоевателей ея, было поводом к освобождению. Счастливым слиянием случаев свержено иго неволи в то же самое время, когда истребилось и бедственное раздробление государства. Великие уделы присоединились к Великому Княжеству Московскому. Многочисленные потомки Рюриковы, низшедшие безпрестанным разделением на степень маловажных владельцев, искали места в воинствах или в совете великаго
44
князя» .
Нет единой власти - нет порядка: Русь погрязла в междоусобных войнах: «Междоусобие, первое из злодеяний, приводит с собою все другия, и государство близко к погибели, когда правление его, не будучи основано на мудрых и твердых законах, зависит от внезапностей войны. Спорное право владения, которое переходило от брата к другому в многочисленном потомстве Рюрика, становилось источником бедствий России»45. Ср.: «Князья, которых лучшее звание состоит в том, чтоб устроить благополучие государства, губили оное междоусобиями. <... > Ложное разсужде-ние политики составило, кажется, несчастие России. Воображали, что трудное преимущество управлять народами, подобно личному имению государя, может и долженствует по справедливости быть разделяемо равно между детей его. Опыты и здравый разум свидетельствуют, напротив того, что сан государя, как отца народа, есть в государстве один и неразделим; государствование есть не только право владения, но и долг превосходной благотворительности. Разрушив единство России, умалили силу ея. Удельные князья, зная свое общее происхождение от Владимира и Ярослава, требовали себе равныя власти и устремлялись к независимости. Достоинство великаго князя было завидуемо и не уважено. Не доставало политическаго права, которое утверждало бы наследие и связывало взаимными обязанностями удельных князей с главою государ-ства»46. См. также: «<...> страсти, личная корысть и междоусобие князей обращаются безпрестанно в погибель России»47. Не случайно, конечно, что Муравьёв, как и Карамзин, обратил внимание на Марфу Борецкую, которая стала одним из символов антимонархического направления русской истории: «Составляется сильная крамола, которою начальствует женщина, именем Марфа, вдова главнаго посадника Борецкаго, подкрепляемая сыновьями, столь
же дерзновенными, и возмутительным красноречием чернеца Пимена и сношениями с Литвою»48.
В данном контексте становится понятным, почему такую значительную роль в исторической концепции Муравьёва играл Иван III: он рассеял тьму раздробленности и повернул Русь к свету монархии: «Со времени восшествия его <Иоанна Васильевича I. -А. И.> на отеческий престол московский, новый свет разсеевает тму, которая носилась столетия над пространством России; соединяются раздробленныя части ея во единое политическое тело; престает междоусобие; позорныя узы неволи на выю утеснителей низвергаются; своевольный Новгород признает сообщество свое с Россиею, и сильное государство вступает на первую степень бу-дущаго своего величия»49.
Однако не каждый самодержец заслуживает власти. Муравьёв, как и ранее Екатерина II, подчеркивал значение «любви подданных»: «Но к исполнению намерений Всеволоду не доставало силь-нейшаго орудия: любви подданных. Сие испытал несчастный брат его, Игорь: ужасный пример народнаго мщения! Едва на престоле, уже ненавистен жестокостью собственною и наглостью любимцев, низвержен Изяславом II Мстиславичем, влачим в темницу, пострижен, и при первом слухе, что князья черниговские вооружаются в его пользу, убиен неистовством народным»50. Ср: «Недовольно еще Государю самых блестящих дарований, ежели не приобрел он любви народа неусыпным попечением о благе она-го»51; «Любовь народа есть превосходнейшее наслаждение Государей. Торжества, рукоплескания, безмолвие рабства повелеваются страхом; любовь заслушивается одною добродетелию»52.
При этом исключительно важно, что Муравьёв, как и Екатерина, не рассматривал историю в отрыве от геополитических пре-тензий53: «Не менее и на запад распространилась сила российская. Владимир Волынский, Червен, Бельз, Перемышль, Теребовль, удел несчастнаго и храбраго Василька, Галич, сильное княжество, основанное потомством его у подошвы гор Венгерских, и котораго князья Владимирко, Роман и Мстислав имели толь сильное влияние на дела российския, - все сии области принадлежали к составу России, приобретенным победами Владимира и Ярослава»54.
Карамзин
Карамзин - придворный историограф, свой главный исторический труд он посвятил Александру I. При этом, как известно, заняться научной работой он смог только благодаря ходатайству Муравьёва. Император не стал отказывать своему наставнику, и Карамзин получил чаемую должность55.
Ситуация, впрочем, не была идиллической: как известно, Карамзин воспринимал планы реформ, предложенные Александром I и его соратниками с изрядной долей скепсиса56. Свой идеал он видел в Екатерине II, которой посвятил восторженный панегирик -«Историческое похвальное слово»57. О ней же он размышлял и в «Записке о древней и новой России». Для него екатерининская Россия - истинный и непреходящий образец для подражания58.
Карамзин обратился к тем же идеологемам, что и Екатерина, и Муравьёв. Он также писал о древности русской истории: «<... > Славяне, под сим именем, достойным людей воинственных и храбрых, ибо его можно производить от славы, - и народ, коего бытие мы едва знали, с шестого века занимает великую часть Европы, от моря Балтийского до реки Эльбы, Тисы и Черного мо-ря»59. По Карамзину, славяне жили на территории современной России «еще за несколько веков до Рождества Христова»60. Он так же, как и Екатерина и Муравьёв, рассуждал о древних славянских городах61.
Вослед Муравьёву и Екатерине Карамзин нарисовал идиллическую картину домонгольской русской жизни; это время, когда государь, вельможи и народ жили в согласии друг с другом, когда процветали христианство и искусства, когда развивались города: «В XI в. Государство Российское могло, как бодрый, пылкий юноша, обещать себе долголетие и славную деятельность. Монархи его в твердой руке своей держали судьбы миллионов, озаренные блеском побед, окруженные воинственною, благородною дружиною, казались народу полубогами, судили и рядили землю, мановением воздвигали рать, и движением перста указывали ей путь к Воспору Фракийскому, или к городам Карпатским. В счастливом отдохновении мира, Государь пировал с вельможами и народом, как отец среди семейства многочисленного. Пустыни украсились городами, города избранными жителями; свирепость диких
нравов смягчилась верю Христианскою, на берегах Днепра и Волхова явились искусства Византийские. Ярослав дал народу свиток законов гражданских, простых и мудрых, согласных с древними Немецкими. Одним словом, Россия была не только обширным, но в сравнении с другими, и самым образованным Государством»62.
Однако идеал остался в прошлом в тот момент, когда Россия разделилась: «К несчастию, она <Россия. - А. И.> в сей бодрой юности не предохранила себя от государственной общей язвы тогдашнего времени, которую народы Германские сообщили Европе: говорю о системе удельной. Счастие и характер Владимира, счастие и характер Ярослава могли только отсрочить падение державы, основанной единовластием на завоеваниях. Россия раз-делились»63.
Разделение привело к междоусобицам. Так, например, Карамзин писал о том, что славяне могли бы захватить большую часть Европы, если бы были едины: «Представив читателю расселение народов Славянских от моря Бальтийского до Адриатического, от Эльбы до Мореи и Азии, скажем, что они, сильные числом и мужеством, могли бы тогда, соединясь, овладеть Европою; но, слабые от развлечения сил и несогласия, почти везде утратили независимость, и только один из них, искушенный бедствиями, удивляет ныне мир величием»64. Ср.: «До времен Рюрика и Олега они не могли быть великими завоевателями, ибо жили особенно, по коленам; не думали соединять народных сил в общем правлении, и даже изнуряли их войнами междоусобными»65. Об этом же Карамзин писал в «Марфе Посаднице»: «Народы дикие любят независимость, народы мудрые любят порядок, а нет порядка без власти самодержавной. Ваши предки хотели править сами собою и были жертвою лютых соседов или еще лютейших внутренних междоусобий <...> Граждане новогородские! В стенах ваших родилось, утвердилось, прославилось самодержавие земли русской. Здесь великодушный Рюрик творил суд и правду <...> На сем месте они проклинали гибельную вольность и благословляли спасительную власть единого»66. Ср.: «<...> исчезло все могущество и благоденствие народа. Открылось жалкое междоусобие малодушных Князей, которые, забыв славу, пользу отечества, резали друг друга и губили народ, чтобы прибавить какой-нибудь ничтожный городок к своему уделу»67.
Поражение от монголов также было следствием раздробленности Руси: «Сила Батыева несравненно превосходила нашу и была единственною причиною его успехов. Напрасно новые историки говорят о превосходстве Моголов в ратном деле: древние Россияне, в течение многих веков воюя или с иноплеменниками или с единоземцами, не уступали как в мужестве, так и в искусстве истреблять людей, ни одному из тогдашних европейских народов. Но дружины Князей и города не хотели соединиться, действовали особенно, и весьма естественным образом не могли устоять против полумиллиона Батыева»68.
Как и Муравьёв, Карамзин полагал, что особую роль в становлении русского государства сыграл Иван III. Именно он восстановил единовластие, а следовательно, привел страну к процветанию: «Россия около трех веков находилась вне круга Европейской политической деятельности, не участвуя в важных изменениях гражданской жизни народов. Хотя ничто не делается вдруг; хотя достохвальные усилия Князей Московских, от Калиты до Василия Темного, многое приготовили для Единовластия и нашего внутреннего могущества: но Россия при Иоанне III как бы вышла из сумрака теней, где еще не имела ни твердого образа, ни полного бытия государственного. Благотворная хитрость Калиты была хитростию умного слуги Ханского. Великодушный Димитрий победил Мамая, но видел пепел столицы и раболепствовал Тохтамышу. Сын Донского, действуя с необыкновенным благоразумием, соблюл единственно целость Москвы, невольно уступив Смоленск и другие наши области Витовту, и еще искал милости в Ханах; а внук не мог противиться горсти хищников Татарских, испил всю чашу стыда и горести на престоле, униженном его сла-бостию, и, быв пленником в Казани, невольником в самой Москве, хотя и смирил наконец внутренних врагов, но восстановлением Уделов подвергнул Великое Княжество новым опасностям междоусобия. Орда с Литвою, как две ужасные тени, заслоняли от нас мир и были единственным политическим горизонтом России, слабой, ибо она еще не ведала сил, в ее недре сокровенных. Иоанн, рожденный и воспитанный данником степной Орды, подобной нынешним Киргизским, сделался одним из знаменитейших государей в Европе, чтимый, ласкаемый от Рима до Царяграда, Вены и Копенгагена, не уступая первенства ни Императорам, ни гордым
Султанам; без учения, без наставлений, руководствуемый только природным умом, дал себе мудрые правила в политике внешней и внутренней: силою и хитростию восстановляя свободу и целость России, губя Царство Батыево, тесня, обрывая Литву, сокрушая вольность Новогородскую, захватывая Уделы, расширяя владения Московские до пустынь Сибирских и Норвежской Лапландии, изобрел благоразумнейшую, на дальновидной умеренности основанную для нас систему войны и мира, которой его преемники долженствовали единственно следовать постоянно, чтобы утвердить величие Государства. Бракосочетанием с Софиею обратив на себя внимание Держав, раздрав завесу между Европою и нами, с любопытством обозревая престолы и Царства, не хотел мешаться в дела чуждые; принимал союзы, но с условием ясной пользы для России; искал орудий для собственных замыслов и не служил никому орудием, действуя всегда как свойственно великому, хитрому Монарху, не имеющему никаких страстей в Политике, кроме добродетельной любви к прочному благу своего народа. Следствием было то, что Россия, как Держава независимая, величественно возвысила главу свою на пределах Азии и Европы, спокойная внутри и не боясь врагов внешних»69.
При этом исключительную роль в «воскрешении» Руси, по мнению Карамзина, сыграло православие: «Если мы в два столетия, ознаменованные духом рабства, еще не лишились всей нравственности, любви к добродетели, к отечеству: то прославим действие Веры; она удержала нас на степени людей и граждан, не дала окаменеть сердцам, ни умолкнуть совести; в уничижении имени русского мы возвышали себя именем Христиан и любили отечество как страну Православия»70.
В результате Карамзин пришел к тому же выводу, что и Екатерина, и Муравьёв: «Самодержавие есть палладиум России; целость его необходима для ее счастья <.. ,>»71.
Итак, историческая концепция Карамзина базировалась на трудах Екатерины II и Муравьёва. Причем речь идет не только о целом ряде частных совпадений в интерпретации тех или иных сюжетов, но и о единой идеологической концепции, созданной на основе интерпретации исторического материала, опиравшейся на «триаду» православия, самодержавия, народности.
Живов В.М. Чувствительный национализм: Карамзин, Ростопчин, национальный суверенитет и поиски национальной идентичности // Новое литературное обозрение. - М., 2008. - № 91. - С. 134, 114-140. См. также: Летников Э.Д. Н.М. Карамзин и зарождение националистического дискурса в России // История философии. - М., 2016. - Т. 21. - № 1. - С. 72-86.
2 Там же. - С. 115.
3 Там же. - С. 114.
4 Об этом см., в частности: Зорин А.Л. Заветная триада. Меморандум С.С. Уварова 1832 г. и возникновение доктрины «православие - самодержавие - народность» // Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла... Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII - первой трети XIX века. -М., 2001. - С. 337-374.
5 Ср. напр.: «Не будь у нас Муравьёва, мы не имели бы Карамзина» (Старчев-ский А.В. Русская историческая литература в первой половине XIX в. (Карам-зинский период) // Библиотека для чтения. - 1852. - Т. CXI. - Отд. 3. - С. 2).
6 См. об этом: ИвинскийА.Д. Литературная политика Екатерины II: Журнал «Собеседник любителей российского слова». - М., 2012.
7 Показательно, что Ю.М. Лотман, много занимавшийся темой «Карамзин и Руссо», счел нужным отметить своеобразную избирательность русского писателя: «Ни прямое проявление власти народа, ни идея народного суверенитета Карамзина не привлекали. Это была та сторона наследия Руссо, которая прошла мимо него» (Лотман Ю.М. «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» Карамзина - памятник русской публицистики начала XIX века // Лотман Ю.М. Карамзин. - СПб., 1997. - С. 595-596).
8 См., напр.: «Нет ничего столь блестящего и превосходного, как жребий Государя, составляющаго блаженство народа своего просвещением, законами, умягочением нравов, возвышением сердец и разума» (Муравьёв М.Н. Карл XII и Святослав I // Муравьёв М.Н. Сочинения. Т. 1. - СПб., 1847. - С. 260). Ср.: «<...> нас не удивит тот факт, что искомый политический идеал оказался неограниченной монархией. В отличие от Кутузова и его единомышленников, Карамзин в эти годы видит выход не в утверждении бессмертия души, а в требовании сильной монархической власти, заменяющей необходимость внутреннего морального императива внешним императивом силы, "которая, -как писал Карамзин, - должна все соглашать и все устремлять к общей цели". <...> Отрицательное отношение Карамзина к политическим объединениям являлось <...> следствием убеждения в невозможности "быть соучастником в благоденствии себе подобных". По мнению Карамзина, человек не может представлять интересов определенного круга людей, - все его побуждения диктуются личной корыстью. Это определило отношение Карамзина к возможным общественным переменам в России. Представительное правление объявляется фикцией, парламентская республика - олигархией, при которой тирания "единого" заменяется еще более гибельной тиранией многих.
<.. > Монархия объявлялась необходимой лишь как печальное следствие господства "необразованного" эгоизма. Всеобщее просвещение и образование людей (в том числе и крестьян), приучив членов общества к "самоограничению" и добродетели, сделало бы, по мнению Карамзина, излишней необходимость насильственного "обуздания", подготовило бы возможность "отмены" самодержавия и крепостного права и установления блаженной "республики мудрецов"» (Лотман Ю.М. Эволюция мировоззрения Карамзина (1789-1803) // Лотман Ю.М. Карамзин. - СПб., 1997. - С. 333, 335).
Об этом подробнее см.: ИвинскийА.Д. Люди, животные и проблема воспитания в Русской журналистике 1760-х годов // Бестиарный код культуры. - М., 2015. - С. 131-137. Собеседник. - Ч. 1. - С. 104-105. Там же. - С. 105-106.
Екатерина II. Сочинения. - СПб., 1906. - Т. 11. - С. 18.
Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 1. - СПб., 1818. -С. XXII.
Собеседник любителей российского слова. - СПб., 1783. - Ч. 2. - С. 75-76 (далее - Собеседник, с указанием части и страницы). Там же. - С. 76. Там же. Там же.
Сборник Императорского русского исторического общества. - СПб., 1878. -Т. 23. - С. 325 (далее - Сборник, с указанием тома и страницы). Собеседник. - С. 76. Там же. - С. 76-77. Там же. - С. 81-82. Там же. - С. 80-81.
23 Там же. - С. 97
24 Там же. - С. 98.
25 Антидот (Противоядие). Полемическое сочинение Екатерины II, или Разбор книги аббата Шапка д'Отероша о России // Осмнадцатый век. Исторический сборник, издаваемый П.И. Бартеневым. - М., 1869. - Кн. 4. - С. 290.
26 Там же. - С. 424-425.
27 Там же. - С. 386-387.
28 Сборник Императорского русского исторического общества. - СПб., 1875. -Т. 15. - С. 615.
29 Там же.
Собеседник. - Ч. 3. - С. 101-102. Антидот. - С. 289. Там же. - С. 301.
Об исторических произведениях Муравьёва см.: ФоменкоИ.Ю. Исторические взгляды М.Н. Муравьёва // XVIII век. Сборник 13. Проблемы историзма в русской литературе XVIII - начала XIX в. - Л., 1981. - С. 167-184; Топоров В.Н. Из истории русской литературы. Т. 2. Русская литература второй
половины XVIII в. Исследования, материалы, публикации. М.Н. Муравьёв: Введение в творческое наследие. Кн. 1. - М., 2001. - С. 747-778; Фоменко И.Ю. Учебные пособия по русской истории для детей и юношества в дока-рамзинской историографии // Михаил Муравьёв и его время. Сборник статей и материалов Третьей Всеросс. научно-практ. конференции. - Казань, 2011. -С. 97-112.
34 Ср.: «С 1787 г. выходили "Записки касательно Российской истории" Екатерины II, предназначавшиеся ею для юношеского чтения (это тоже говорит о большой и осознанной потребности в такого рода курсах). <...> Итак, в XVIII в. авторы пособий для детей и юношества еще не пытались ни дать беллетризованное описание событий, ни научить своих читателей философскому осмыслению исторического прошлого, а именно эти задачи считал необходимым решить Муравьёв» (Фоменко И.Ю. Проза М.Н. Муравьёва. Из истории русской прозы последней трети XVIII в. Диссертация на соискание ученой степени к. ф. н. - Л., 1983. - С. 139-140). Здесь, конечно, ошибка: «Записки касательно Российской истории» печатались в журнале «Собеседник любителей российского слова» в 1783-1784 гг.
35 И.Ю. Фоменко указывала уже на связь литературных произведений Муравьёва и императрицы: «Но был и источник, который описывал, как благородный Рюрик, "отказавшись судить Вадима «по закону прародителя своего Одина» <.. > отпускает мятежника вместе с Оскольдом". Этот источник - "Подражание Шекспиру, историческое представление <...> из жизни Рюрика" (1786) Екатерины II. Сюжетно муравьёвский "Оскольд" примыкает к пьесе Екатерины II, - Муравьёв начинает с того, чем Екатерина II заканчивает» (Фоменко И.Ю. Проза М.Н. Муравьёва. - С. 126-127).
36 Муравьёв М.Н. Краткое начертание Российской истории // Муравьёв М.Н. Сочинения. Т. 2. - СПб., 1847. - С. 5.
37 Там же. - С. 5-6.
38 Муравьёв М.Н. Письма к молодому человеку о предметах, касающихся истории и описания России // Муравьёв М.Н. Сочинения. Т. 1. - СПб., 1847. -С. 378.
39 Там же. - С. 378-379.
40 Муравьёв М.Н. Краткое начертание Российской истории // Муравьёв М.Н. Сочинения. Т. 2. - СПб., 1847. - С. 21; впрочем, в противостоянии с монголами Муравьёв увидел «миссию» России: «<...> Народ Российский издали готовился быть оплотом Европы от разлияния варварских народов, последователей Магомета. Ратуя с Печенегами и Половцами, он приучался к ратованию против Татар и Турок» (Там же. - С. 22).
41 Муравьёв М.Н. Краткое начертание Российской истории // Муравьёв М.Н. Сочинения. Т. 2. - СПб., 1847. - С. 6.
42 Муравьёв М.Н. Эпохи российской империи // Муравьёв М.Н. Сочинения. Т. 1. -СПб., 1847. - С. 367.
43 Муравьёв М.Н. Краткое начертание Российской истории // Муравьёв М.Н. Сочинения. Т. 2. - СПб., 1847. - С. 8-9. Ср.: «Запальчивость варвара по неволе
уступает очевидной опасности, и счастливый отпор возвещает России, что она может быть страшна прежним своим утеснителям» (Муравьёв М.Н. Соединение удельных княжеств в единое государство // Муравьёв М.Н. Сочинения. - Т. 2. - С. 46).
44 Муравьёв М.Н. Краткое начертание Российской истории // Муравьёв М.Н. Сочинения. Т. 2. - СПб., 1847. - С. 36.
45 Там же. - С. 14-15.
46 Там же. - С. 23.
47 Там же. - С. 28.
48 Муравьёв М.Н. Соединение удельных княжеств в единое государство // Муравьёв М.Н. Сочинения. - Т. 2. - С. 43.
49 Там же. - С. 41.
50 Муравьёв М.Н. Краткое начертание Российской истории // Муравьёв М.Н. Сочинения. Т. 2. - СПб., 1847. - С. 14.
51 Муравьёв М.Н. Андрей Юрьевич Боголюбский и Всеволод III Юрьевич // Муравьёв М.Н. Сочинения. Т. 1. - СПб., 1847. - С. 277.
52 Муравьёв М.Н. Роман Юрьевич Захарьин и окольничий Адашев // Муравьёв М.Н. Сочинения. Т. 1. - СПб., 1847. - С. 288.
53 См. также: «И еще две важные черты работ Муравьёва, особенно по истории России, - его острый интерес к геополитической ситуации, к тому пространству (и в общих чертах и в чертах и особенностях, его дифференцирующих), в котором развертывается эта история, и к ее центрам, будь то Киев или Новгород, Москва или Петербург (во-первых), и (во-вторых, как расширительное следствие первого) постоянный учет более широкого контекста, частью которого является Россия в разные эпохи ее существования, контекста государственно-политического, этноязыкового, культурно-исторического (народы степи, татары, греки и др. в ранний период; Литва, Польша, Швеция и др. -в более позднее время)» (Топоров В.Н. Указ. соч. - С. 749).
54 Там же. - С. 22.
55 В.Н. Топоров писал, что «известны полтора десятка писем Карамзина к Муравьёву», но что «письма Муравьёва к Карамзину, кажется, неизвестны» (Топоров В.Н. Указ. соч. - С. 760). В ОПИ ГИМ тем не менее находим черновик письма Муравьёва к Карамзину. В нем Он благодарил Карамзина за то, что тот любезно обошелся с Н.Н. Муравьёвым: «Милостивой Государь мой! Николай Михайлович! Напрасно стал бы я скрывать чрезвычайное удовольствие, которое мне приносит каждое письмо ваше. Вы не можете сомневаться, чтоб я не умел ценить достоинств ваших и дружбы, которою мне оказывать изволили. Лестное для меня изъявление оной нахожу я в благополучнейшем приеме Николая Назарьевича. Он не может вспомнить без особливаго чувствования тех минут которыя препрововодил он в обществе вашем» (Черновое письмо-автограф Михаила Никитича Муравьёва к Николаю Мих. Карамзину // ОПИ ГИМ. Ф. 445. Ед. хр. 232. Ч. 483 б. Л. 33). Кроме того, Муравьёв обещал «наведаться <...> о требуемой вам книге» (Там же. - Л. 33 об.).
56 Ср.: «Замысел "Истории" созрел в недрах "Вестника Европы". Об этом свидетельствует все возрастающее на страницах этого журнала количество материалов по русской истории. Но "Вестник Европы" был изданием отчетливо публицистического свойства: он противостоял планам реформ, о которых платонически мечтали Александр I и его "молодые друзья", и отстаивал программу сильной власти, твердого законодательства и народного просвещения <... > В понятие самодержавия, которым, по мнению Карамзина, создалась и укрепилась Россия, для него не включались механизмы управления или борьба общественных сил. <...> Замысел "Истории" должен был показать, как Россия, пройдя через века раздробленности и бедствий, единством и силой вознеслась к силе и могуществу» (Лотман Ю.М. Колумб русской истории // Лотман Ю.М. Карамзин. - СПб., 1997. - С. 576-577).
57 «Екатерина бессмертна своими победами, мудрыми законами и благодетельными учреждениями. По этому простому и ясному чертежу Карамзин на нескольких страницах представляет полное обозрение ее царствования в картине, истинно великолепной» (Погодин М. Николай Михайлович Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников. Материалы для биографии. - СПб., 1866. - Т. 1. - С. 327).
58 «Вместо того чтобы немедленно обращаться к порядку вещей Екатеринина царствования, утвержденного опытом 34 лет и, так сказать, оправданному беспорядками Павлова времени, вместо того чтобы отменить единственно излишнее, прибавить нужное, одним словом, исправлять по основательному рассмотрению, - советники Александровы захотели новости в главных способах монаршего действия, оставив без внимания правила мудрых, что всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надобно прибегать только в необходимости, ибо одно время дает надлежащую твердость уставам <...>» (БуличН.Н. Очерки по истории русской литературы и просвещения с начала XIX в.: В 2 т. Т. I. - СПб., 1902. - С. 288). Об этом подробнее см.: Ивинский А.Д. Литературная политика Екатерины II: Журнал «Собеседник любителей российского слова». - М., 2012.
59 Карамзин Н.М. Указ. соч. - С. 19-20.
60 Там же. - С. 34.
61 Там же. - С. 38-39.
62 Карамзин Н.М. О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. - Берлин, 1861. - С. 5.
63 Там же. - С. 5-6.
64 Там же. - С. 32.
65 Там же. - С. 44.
66 Карамзин Н.М. Марфа Посадница // Карамзин Н.М. Сочинения. Т. 6. - М., 1803.
67 Карамзин Н.М. О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. - Берлин, 1861. - С. 6.
68 Карамзин Н.М. История государства Российского. - СПб., 1817. - Т. 4. -С. 16-17.
69 Карамзин Н.М. История государства Российского. - СПб., 1817. - Т. 6. -С. 324-326.
70 Карамзин Н.М. История государства Российского. - СПб., 1817. - Т. 5. -С. 361.
71 Карамзин Н.М. О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. - Берлин, 1861. - С. 143.
