Научная статья на тему 'ЭХО БЕЗУСЛОВНОГО СМЫСЛА. РЕЦ. НА: ГОГОТИШВИЛИ Л. А. ЛЕСТНИЦА ИАКОВА: АРХИТЕКТОНИКА ЛИНГВОФИЛОСОФСКОГО ПРОСТРАНСТВА. М.: ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ ЯСК, 2021. 616 С.'

ЭХО БЕЗУСЛОВНОГО СМЫСЛА. РЕЦ. НА: ГОГОТИШВИЛИ Л. А. ЛЕСТНИЦА ИАКОВА: АРХИТЕКТОНИКА ЛИНГВОФИЛОСОФСКОГО ПРОСТРАНСТВА. М.: ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ ЯСК, 2021. 616 С. Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
18
11
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «ЭХО БЕЗУСЛОВНОГО СМЫСЛА. РЕЦ. НА: ГОГОТИШВИЛИ Л. А. ЛЕСТНИЦА ИАКОВА: АРХИТЕКТОНИКА ЛИНГВОФИЛОСОФСКОГО ПРОСТРАНСТВА. М.: ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ ЯСК, 2021. 616 С.»

Эхо безусловного смысла*

Рец. на: Гоготишвили Л. А. Лестница Иакова: архитектоника лингвофило-

софского пространства. М.: Издательский Дом ЯСК, 2021. 616 с.

An Echo of an Unconditional Sense*

Rev. of: Гоготишвили Л. А. Лестница Иакова: архитектоника лингвофило-

софского пространства. М.: Издательский Дом ЯСК, 2021. 616 с.

Издание книги «Лестница Иакова. Архитектоника лингвофилософского пространства» Людмилы Гоготишвили (1954—2018) в 2021 г. стало одним из наиболее важных событий российской лингвофилософии.

Предыстория этого издания представляется по-своему любопытной, хотя она и вполне тривиальна для «посмертных» работ больших авторов. Гоготишви-ли не планировала издавать собрание своих трудов под одной обложкой именно в том виде, в каком оно предстало перед читателем в «Лестнице Иакова». Задачу по воссозданию авторского замысла «поздних работ»1, его реконструкции, взял на себя Иосиф Фридман, который оказался первым интерпретатором философской мысли Гоготишвили. Результатом его работы с текстами исследовательницы и стала рассматриваемая книга2. Выступив ее редактором-составителем, Фридман «на свой страх и риск»3 взял на себя роль собеседника Гоготишвили, чьи труды, в свою очередь, представляют своего рода «собеседование» с русскими религиозными философами и учеными начала XX в.

Поставленные мыслителями предреволюционной эпохи проблемы символа, мифа и имени предстают в лингвофилософском проекте Гоготишвили ожидающими «совопросничества» и «соразмышления». При этом тон включения в диалог с автором может быть как религиозно-мистическим, так и научно-рациональным. Правильнее было бы рассматривать эту книгу не как итог, а как один из этапов становления лингвофилософской мысли — мысли самой Гого-тишвили и отечественной философии языка в целом.

* Исследование выполнено в Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН за счет гранта Российского научного фонда № 22-28-01832, https://rscf.ru/project/22-28-01832/.

* This study has been carried out at the Institute ofWorld Literature, Russian Academy of Sciences, and funded by the Russian Science Foundation (grant no. 22-28-01832, https://rscf.ru/project/22-28-01832/).

1 «Поздними» работами мы обозначаем здесь те 17 статей, которые выходили в течение десяти лет — с 2008 по 2018 г. (то есть, после выхода предыдущей ее фундаментальной книги — «Непрямое говорение»).

2 Несмотря на то что книга состоит из статей Людмилы Гоготишвили разных лет, составители книги принципиально отказываются считать «Лестницу Иакова» сборником, отдавая предпочтение ее обозначению в качестве книги: Фридман И. Н. От подразумевания к дискурсу адеквации // Гоготишвили Л. А. Лестница Иакова: архитектоника лингвофилософского пространства. М., 2021. С. 11.

3 Там же. С. 23.

Согласно замыслу составителя, «Лестница Иакова» представлена как труд, в котором развивается лингвофилософская концепция, выразившаяся еще в «Непрямом говорении»4 — книге, изданной пятнадцатью годами ранее5. Тем не менее вопрос о том, как именно ранние идеи Гоготишвили отражены и переосмыслены в ее «поздних» трудах, еще только предстоит исследовать — подспорьем в разрешении этой проблемы может служить рецензируемое издание.

Первый вопрос, который возникает при знакомстве с книгой, — вопрос о смысле ее заглавия — «Лестница Иакова. Архитектоника лингвофилософско-го пространства». Напрашивающиеся ветхозаветные ассоциации по мере прочтения труда отступают, и становится понятным, что название имеет, прежде всего, парадигмальный смысл. Существеннее непосредственно-религиозного значения оказывается то, что в образе лестницы отражен здесь синтез исходящих из символизма и имяславия методологических подходов к языку и речи: это и лестница феноменологического «восхождения», и онтологическая лестница «именитства» и т. д.

Намек на сон ветхозаветного Иакова в названии также имеет свое «назначение»: вторая часть названия обращает внимание читателя на то, что образ лестницы можно рассматривать как особое «лингвофилософское пространство», в котором слышны голоса «восходящих» и «нисходящих» мыслителей-вестников различных эпох.

Собеседниками Гоготишвили оказываются как философы, к чьим концепциям она обращалась в более ранних своих работах (Лосев, Бахтин), так и «новые» герои — например Ларюэль. Важно подчеркнуть, что полифония голосов лингвофилософской мысли предстает здесь совокупностью персонализированных концептов, формирующих «архитектонику лингвофилософского пространства» авторского «единораздельного» высказывания.

Диалогический и интерпретирующий подход Гоготишвили не позволяет определить «Лестницу Иакова» исключительно как книгу по истории философии. Методология высказывания Гоготишвили потенциально приложима как к истории философии, так и к теоретической лингвистике, философии религии и даже к социологии и психоанализу (внимательный читатель обнаружит здесь соответствующие отзвуки делёзианских и лакановских ходов). Так, исследователь в области философии религии, на наш взгляд, может применить методологию Гоготишвили к анализу соотношения обыденного и мистического типов опыта. Иконовед может быть заинтересован представленным в книге аналитическим соотнесением изображения с прямой и обратной перспективой и лингвистических номинативности/процессуальности. Теолог на основании развиваемого Гоготишвили нетривиального осмысления имяславской проблематики может углубить догматическое понимание сути соответствующих споров начала XX в.

4 На это условно намекает и оформление суперобложки книги, во многом стилистически воспроизводящее оформление книги «Непрямое говорение» (Гоготишвили Л. А. Непрямое говорение. М., 2006).

5 Фридман. Указ. соч. С. 15.

Лингвофилософская полифония автора и героев книги дополняется голосами составителя и читателя, призванного пойти за автором в ее способе мысли и обратиться не столько к усвоению концепций, сколько к сотворчеству и ре- и деконструкции ее собственного дискурса (а отсюда и принципиальная возможность «составления» посмертной книги). В этом смысле незаконченность воплощения «Лестницы Иакова» не ограничивает понимание читателя, но призывает к говорению и развитию идейного поля книги.

По структуре книга представляет собой две неравные части: «Подразумевание» и «Дискурс адеквации». Замысел составителя книги Иосифа Фридмана ориентирован на стержневую проблему творчества Людмилы Гоготишвили — соотношение релятивного и универсального (неконвенционального) и, как следствие, адекватность понимания трансцендентного смысла. В «Лестнице Иакова» эта идея оказывается разделенной на феноменологическую (отсюда название частей) и символистскую (сквозное для книги соотношение двоичного и троичного типов символа) составляющие. Представленные в обеих частях книги герои, Алексей Лосев, Михаил Бахтин, отец Павел Флоренский, Густав Шпет и Франсуа Ларюэль, являют своими «голосами» вариации на заданные феноменологические темы, завершающиеся в первой части развернутой теоретической каденцией, а во второй — неожиданной кодой, наполненной вариативными уточнениями обсуждаемых ранее тем, введением новых героев (Вильгельм Гумбольдт, Александр Потебня, Владимир Библер) и содержащей архивную публикацию незаконченной статьи о полифонии Бахтина.

Каждый герой книги в своей «речи» занимает на «Лестнице Иакова» определенную дискурсивную ступень и тем самым формирует «архитектонику линг-вофилософского пространства» между крайностями релятивности и некон-венциональности. При этом «восхождение» от релятивности для героев книги представляется возможным только в перспективе возможности некоего метаязыка (эйдетического, трансцендентального), характер которого зависит от его (героя) богословской и философской интенции. Совокупность различных религиозно-философских (и не нерелигиозных) оптик выражает совокупность моментов единой символической онтологии, подразумевающей связь различных видов общения (от мистического сверхумного до естественного чувственного).

В книге присутствуют также важные текстологические примечания составителя, включающие в себя описание особенностей публикации авторских статей, составивших содержание книги, а также небольшие концептуальные комментарии, обозначающие место той или иной работы в контексте творчества автора.

Внимательный читатель обратит внимание на ряд примеров несоответствия последовательности представленных в книге материалов хронологии их написания. Является ли помещение одной из последних статей Гоготишвили «Подразумевание» на место завершающего текста первой части (то есть в середину книги) оправданным, с точки зрения автора, или это связано с особенностями интерпретации составителя?

По мере приближения к адеквации в восприятии полного текста книги обнаруживается ощущение того, что упомянутое двухчастное деление является

условным и технически осуществленным составителем исключительно для конкретизации пред-момента «восхождения» к этой самой адеквации — подразумевания. В книге эта заимствованная из феноменологии концепция играет одну из центральных ролей, но итоговая антиномия подразумевания и дискурса адеквации в книге явно смещена в сторону последнего. Тем не менее «говорение» в обеих частях книги осуществляется в рамках единой стратегии, направляющей говорящего к ноуменальным реалиям6.

Следует подчеркнуть, что лингвофилософский дискурс, аппелирующий к тем областям, что, как правило, являются предметом мистических практик, в «Лестнице Иакова» остается в пределах строго рациональной позиции, не претендующей на какое-либо «прямое» выражение трансцендентного смысла в философском тексте. Поэтому появляющийся в «Лестнице Иакова» концепт дискурса адеквации представляет собой скорее регулятивную идею (сродни бахтинской полифонии), нежели какой-либо аналог гипотетического «прямого говорения»7, реализация которого для Гоготишвили в пределах естественного языка оказывается практически невозможной.

Последнее заключение раскрывается в книге в еще одной сквозной теме — различение двоичного и троичного типов символа. Если кратко представить обе концепции, то двоичный символ, сочетающий два плана бытия, выражаемое и выражающее, включает в себя возможность их тождественного синтеза в некой мистической «прямоте» (претензия на адекватное воспроизведение в речи «божественного» слова). К этой схеме троичный символ добавляет еще один план, обуславливающий динамичную «непрямоту» выражения, его иконичность, представляя более «естественную» лингвофилософскую модель (признание недостижимости абсолютной адеквации)8.

Здесь между выражаемым и выражающим появляется третий элемент, «горизонтально» расширяющий сферу выражения в сторону привлечения иного по отношению к паре выражамое/выражающее смысла. В такой перспективе дво-ичность как адекватное совпадение выражаемого и выражающего (трансцендентного и имманентного) не нивелируется, а переносится в область некоторого телоса (в книге это обозначается как двоичность второго порядка), удаленного от непосредственного говорения на естественном языке в аритмологические, эйдетические, трансцендентальные, мистические области.

Данная концепция имеет не только лингвистический, но и философский потенциал, например в перспективе концептуализации религиозного опыта и присущего ему языка. Непосредственно лингвофилософский анализ на базе представленной в книге методологии, на наш взгляд, может быть применен к христианской молитвенной практике, базирующейся на словесном откровении

6 Условность двухчастного деления книги обнаруживается, к примеру, при соотнесении лосевских работ из первой и второй частей книги, апеллирующих к одной и той же символической структуре, прилагаемой к лингвистике, религиозной онтологии и аритмологии.

7 На наш взгляд, апелляция к термину «прямое говорение» в контексте «Лестницы Иакова» является недостаточно оправданной.

8 Данные два типа символа в богословской перспективе подразумевают два соответствующих вида богообщения: с претензией на совпадение позиций божественного и человеческого в их общении и без таковой претензии с фиксированным отделением одного от другого.

«Принести исцеление нашей израненной планете».

Бога человеку. Здесь же может быть поставлен вопрос о непосредственном (двоичный символ) и опосредованном (троичный символ) присутствии Бога в молитвенном «говорении».

Безусловно, книга Людмилы Гоготишвили «Лестница Иакова» охватывает значительно большее количество философских проблем разной тематической направленности. Отмеченные в рецензии являются нашей предварительной интерпретацией и приглашением заинтересованных лиц к исследованию. Язык книги сложен, а для усвоения ее концептуального содержания потребуется немало усилий и знаний в области феноменологии, религиозной философии и лингвистики. Однако хочется надеется, что среди тех, кто услышит эхо авторского голоса, найдется и тот, кто осмелится «на свой страх и риск» говорить в лингвофилософском пространстве «Лестницы Иакова».

Гравин Артем Андреевич, канд. техн. наук,

ст. науч. сотрудник Института мировой литературы им. А. М. Горького Российской академии наук Россия, г. Москва nagval_89@mail.ru

https://orcid.org/0000-0003-3357-6412

Artryom Gravin, Candidate of Sciences in Technology, Senior Researcher, Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences Moscow, Russia nagval_89@mail.ru https://orcid.org/0000-0003-3357-6412

«Принести исцеление нашей израненной планете»:

*

ОТ ЭКОТЕОЛОГИИ К МЕТАЭТИКЕ

Рец. на: Ecotheology: A Christian Conversation / Kiara A. Jorgenson, Alan G. Padgett, ed. Grand Rapids: Eerdmans, 2020. 240 p.

"To Heal our Wounded Planet": from Ecotheology to Metaethics

Rev. of: Ecotheology: A Christian Conversation / Kiara A. Jorgenson, Alan G. Padgett, ed. Grand Rapids: Eerdmans, 2020. 240 p.

Активный спор об ответственности христианства за экологический кризис имеет, хоть и не многовековую, но все же продолжительную историю, начавшуюся в середине прошлого века. Основными пунктами в этом споре оказались обвине-

* В рецензии использованы результаты исследования, выполненного Б. К. Кнорре в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ, а также результаты исследования, полученные Е. Ю. Кнорре в рамках НИР «Центр по изучению русской духовной культуры Х1Х—ХХ вв.» кафедры философии и религиоведения ПСТГУ.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.