CC BY
130
УДК 343.13
DOI: 10.24411/2587-9820-2020-10016 Олеся Дмитриевна Вастьянова,
адъюнкт Восточно-Сибирского института МВД России
ЭФФЕКТИВНОСТЬ ПРИМЕНЕНИЯ ЗАПРЕТА ОПРЕДЕЛЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
Аннотация. В статье анализируются теоретические и практические проблемы, связанные с исполнением меры пресечения в виде запрета определенных действий. Изложены различные точки зрения, рассматривающие перспективы положительного развития правоприменительной практики, обусловленной изменениями, внесенными в уголовно-процессуальный закон. Выявлены несколько актуальных проблем правового регулирования запрета определенных действий, в частности, обусловленных разграничением запрета определенных действий и домашнего ареста, а также комбинированного применения запрета определенных действий с другими мерами пресечения, предложены варианты их решения. Особое внимание уделено контролю за местом нахождения подозреваемого (обвиняемого) и запрету на общение с определенными лицами. Сделан вывод о необходимости внесения изменений в ч. 7 ст. 105.1 УПК РФ.
Ключевые слова: эффективность применения мер пресечения, контроль за запретами и ограничениями, запрет определенных действий, домашний арест, следователь, суд.
Olesya Dmitrievna Vast'yanova,
Graduate Student of the East-Siberian Institute of the MIA of Russia
EFFECTIVENESS OF PROHIBITION OF CERTAIN ACTIONS
Abstract. The article analyzes the theoretical and practical problems associated with the execution of a measure of restraint in the form of a prohibition of certain actions. The author presents various points of view that consider the prospects for positive development of law enforcement practice due to changes in the Criminal Procedure Law. Several topical problems of legal regulation of the prohibition of certain actions are identified, in particular, due to the differentiation of the prohibition of certain actions and house arrest, as well as the combined prohibition of certain actions with other measures of restraint, and their solutions are proposed. Special attention is paid to controlling the location of the suspect (accused) and prohibiting communication with certain persons. It is concluded that it is necessary to make changes to part 7 of article 105.1 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation.
Keywords: effectiveness of measures of restraint, control over prohibitions and restrictions, prohibition of certain actions, house arrest, investigator, court.
Эффективность применения меры пресечения напрямую зависит от надлежащей регламентации процедуры ее избрания и фактического исполнения. В числе критериев оценки эффективности применения конкретной меры пресечения исследователями называется надежность обеспечения правомерного поведения подозреваемого (обвиняемого) [12, c. 17]. Почему же относительно недавно введенная [11], перспективная, на первый взгляд, мера пресечения в виде запрета определенных действий до сих пор не нашла широкого распространения? Спустя некоторое время с момента введения указанной новеллы в уголовный процесс есть возможность проанализировать правоприменительную практику и получить некоторое представление о востребованности данной меры, плюсах и минусах ее применения, основных проблемах в ее реализации.
Так, мера пресечения в виде запрета определенных действий содержит перечень запретов и ограничений, исполнение которых в отношении подозреваемых и обвиняемых трудно проконтролировать. Отсутствие соответствующих обеспечительных средств снижает востребованность рассматриваемой меры пресечения. Учитывая, что исполнение меры пресечения в виде запрета определенных действий возложено на Федеральную службу исполнения наказаний Российской Федерации (далее — ФСИН), целесообразно рассмотреть статистические данные, полученные за период действия вновь введенной меры пресечения.
С 18 апреля по 31 декабря 2018 г. запрет определенных действий в качестве самостоятельной меры пресечения судами Иркутской области был применен в отношении 13 лиц с установлением следующих запретов:
— выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, в котором проживает подозреваемый (обвиняемый) — в отношении 11 лиц;
— находиться в определенных местах, а также ближе установленного расстояния до определенных объектов, посещать определенные мероприятия и принимать участие в них — в отношении четырех лиц;
— общаться с определенными лицами — в отношении семи лиц;
— отправлять и получать почтово-телеграфные отправления — в отношении восьми лиц;
— использовать средства связи и информационно-телекоммуникационной сети «Интернет» — в отношении восьми лиц.
За период с 1 января по 30 сентября 2019 г. мера пресечения в виде запрета определенных действий применялась в Иркутской области в отношении подозреваемых (обвиняемых) [13], что свидетельствует о положительной тенденции расширения практики применения данной меры пресечения.
Но если рассматривать в целом данную меру пресечения в системе иных, избираемых в рамках производства по уголовному делу, то существующая практика избрания запрета определенных действий представлена единичными примерами.
Полагаем, что существует необходимость в рассмотрении запретов и ограничений, которые могут быть установлены судом при избрании меры пресечения в виде запрета определенных действий, с позиций обеспечения их исполнения.
Контроль за местом нахождения подозреваемого (обвиняемого) предусмотрен ч. 1 и 2 ст. 105.1 УПК РФ, где прописаны запреты выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, а также находиться в определенных местах, посещать определенные мероприятия и участвовать в них. К основным способам исполнения указанных запретов целесообразно отнести применение аудиовизуальных, электронных и технических средств контроля, применение которых регламентировано совместным приказом Министерства юстиции РФ, МВД России, Следственного комитета РФ, ФСБ России и Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков от 11 февраля 2016 г. № 26/67/13/105/56 «Об утверждении Порядка осуществления контроля за нахождением подозреваемых или обвиняемых в месте исполнения меры пресечения в виде домашнего ареста и за соблюдением ими наложенных судом запретов и (или) ограничений» [10]. В данном приказе также подробно отражен перечень средств контроля, в которые входят: средства персонального контроля (браслет электронный, мобильное и стационарное контрольные устройства, ретранслятор, персональный трекер); устройство аудиовизуального контроля; технические средства и устройства региональных информационных центров (серверы мониторинга и аудиовизуального контроля, стационарный и мобильный пульт мониторинга).
Необходимо отметить, что такая применяемая по решению суда мера пресечения, как запрет определенных действий, может быть избрана как в качестве основной, так и в виде дополнительных запретов и ограничений, наряду с домашним арестом и залогом. Возможность применения запрета определенных действий, как основной и дополнительной меры пресечения, впервые предусмотрена российским законодателем, ранее занимавшим позицию выбора только одной из мер пресечения.
Запрет выходить в определенные периоды за пределы жилого помещения по своим сущностным характеристикам схож с домашним арестом. Следует согласиться с мнением А. Гричаниченко, который полагает, что запрет, предусмотренный п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, связан с принудительным пребыванием подозреваемого (обвиняемого) в ограниченном пространстве, с изоляцией от общества, невозможностью свободного передвижения и общения с широким кругом лиц, т. е. с ограничением конституционного права на свободу и личную неприкосновенность [6, а 101]. С целью более эффек-
тивного применения в практической деятельности указанных мер необходимо их четкое разграничение на законодательном уровне с учетом различий в их содержании.
С точки зрения О. И. Цоколовой, широкое распространение домашнего ареста в правоприменительной деятельности предполагает строгую изоляцию подозреваемого (обвиняемого) по месту жительства с возложением контроля на территориальные органы ФСИН [14, а 248].
Аналогичной точки зрения придерживается И. П. Бондаренко, полагая, что при домашнем аресте обвиняемый должен быть ограничен в праве покидать пределы жилого помещения [5, а 46]. Думается, что при таком толковании ст. 107 УПК РФ будет исключена возможность комбинирования домашнего ареста с запретом, предусмотренным п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, что позволит устранить дилемму, связанную с выбором меры пресечения, устанавливающей местонахождение подозреваемого или обвиняемого.
Позиция указанных авторов в отношении строгого запрета выхода из жилого помещения представляется достаточно дискуссионной, т. к. следует учитывать изменения сущности самого домашнего ареста, который трансформировался из меры пресечения, предполагающей полную или частичную изоляцию лица, в меру пресечения, содержание которой составляет полная изоляция, что свидетельствует об ухудшении положения обвиняемого без соответствующих оснований в случае ее избрания. В настоящее время при избрании в отношении обвиняемого меры пресечения в виде домашнего ареста обвиняемый лишается возможности выхода из жилого помещения с целью приобретения медикаментов, продуктов питания, а также получения неэкстренной медицинской помощи. На законодательном уровне данный вопрос не урегулирован, в связи с чем суду приходится в рамках рассмотрения вопроса об избрании меры пресечения самостоятельно принимать решение по данному вопросу. Обозначенная ситуация стала активно обсуждаться представителями адвокатского корпуса, обращающими внимание на то, что фактически обвиняемый лишается прогулок, тогда как даже для лиц, находящихся под стражей, такая возможность предусмотрена [7, а 108].
Обеспечение гражданам прав на свободу и личную неприкосновенность, гарантированных ст. 22 Конституции РФ, позиционируется уполномоченным по правам человека в РФ как «центральная» проблема применительно к уголовному процессу [9, а 66].
Е. В. Марковичева предполагает, что произойдет постепенное отмирание домашнего ареста как меры пресечения в российском уголовном процессе, однако условием такой трансформации должна стать законодательная доработка запрета определенных действий и создание соответствующих организационных условий для ее эффективного применения [8, а 24].
Требует разрешения еще одна проблема, направленная на недопущение нарушений принципов уголовного судопроизводства. Так, Н. Н. Апостолова
пишет, что ч. 1.1 ст. 97, ч. 8.1 ст. 106, ч. 7 ст. 107 УПК РФ допускают комбинированное применение совместно с запретом определенных действий других мер пресечения, что создает риск множественного ограничения прав обвиняемого [1, а 45].
Следующий вопрос, на котором следует заострить внимание, это существующие препятствия в исполнении запрета общения подозреваемого (обвиняемого) с определенными лицами. При изучении судебных решений нами не обнаружено (как в мотивировочной, так и в резолютивной части) конкретных указаний на лиц, с которыми запрещено общаться. Должно ли постановление суда об избрании меры пресечения в отношении подозреваемого (обвиняемого) содержать данные сведения? С практической точки зрения это необходимо прямо предусматривать в судебном решении, т. к. лицо, в отношении которого ведется производство по делу, должно знать не только о своем статусе, но и о статусе лиц, с которыми ему запрещено общаться, что позволит контролировать исполнение данного запрета.
Например, в апелляционном постановлении Саратовского областного суда о продлении срока содержания под домашним арестом в отношении обвиняемого З. указано, что суд пришел к выводу о возможности применения в отношении обвиняемого более мягкой меры пресечения в виде запрета определенных действий с возложением на обвиняемого З. ограничений в виде запрета общения с лицами, проходящими по уголовному делу в качестве свидетелей, обвиняемых, подозреваемых. При этом данное судебное решение не содержит конкретных указаний на лиц, с которыми обвиняемому запрещено общаться. В данном случае стоит отметить, что обвиняемый, вероятнее всего, достоверно не знает о статусе указанных лиц. Из чего следует вопрос, каким образом он может нарушить запрет, который конкретно не отражен в решении суда [4]?
С другой стороны, после вынесения судом решения об избрании меры пресечения с данным запретом круг лиц (свидетелей, подозреваемых), с которыми запрещено контактировать, может существенно измениться в ходе производства по делу. Возникает вопрос: каким образом исполнять такое судебное решение?
Так, Приморский краевой суд в рамках рассмотрения апелляционной жалобы об изменении меры пресечения применил в отношении обвиняемой С. меру пресечения в виде запрета определенных действий с возложением ограничений в виде запрета без разрешения следователя общаться обвиняемой с участниками уголовного судопроизводства по уголовному делу, за исключением защитника — адвоката, а также близких родственников, лиц, оказывающих медицинскую помощь, правоохранительных органов и аварийно-спасательных служб. В данном случае судом предприняты попытки конкретизировать лиц, с которыми обвиняемая не имеет возможности общаться, хотя и нет четкого указания на фамилии этих лиц [3].
В апелляционном постановлении Мурманского областного суда в отношении обвиняемого З. мера пресечения в виде заключения под стражу заменена на домашний арест с возложением запрета общения с лицами, проходящими по уголовному делу в качестве обвиняемых и свидетелей, с конкретным указанием их личных данных, а также с предварительным доведением сведений об указанных лицах до обвиняемого З. под роспись [2].
На наш взгляд, перспективной представляется дальнейшая систематизация мер пресечения в направлении гуманизации уголовной политики с заменой домашнего ареста на меру пресечения в виде запрета определенных действий. Данная проблема, которую в настоящее время устраняет суд путем принятия решений и указания в резолютивной части лиц, на общение с которыми необходимо установление запрета, требует расширительного толкования меры пресечения в виде запрета определенных действий с целью конкретизации и единообразия принятия судебных решений. В указанных целях следователь в своем ходатайстве об избрании меры пресечения в виде запрета определенных действий с возложением на подозреваемого (обвиняемого) запрета на общение с определенными лицами должен конкретизировать список этих лиц, а также привести соответствующие доказательства, подтверждающие позицию следствия.
Согласно ч. 7 ст. 105.1 УПК РФ в постановлении суда указываются конкретные условия исполнения меры пресечения с учетом возлагаемых запретов, в том числе и лица, с которыми запрещено общаться. Полагаем, что существует необходимость внесения изменений в ч. 7 ст. 105.1 УПК РФ следующего содержания: «с конкретным указанием лиц (Ф. И. О., статус лица в уголовном деле)». Не исключено решение данного вопроса и путем официального разъяснения Пленумом Верховного Суда РФ рассмотренной ситуации. Данные предложения, представляется, будут способствовать единообразию правоприменительной практики и повышению эффективности применения меры пресечения в виде запрета определенных действий.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Апостолова Н. Н. Запрет определенных действий в системе мер пресечения // Российская юстиция. — 2019. — № 3. — С. 43—49.
2. Апелляционное постановление Мурманского областного суда № 22К-515/2018 от 11 мая 2018 г. [Электронный ресурс]. — URL: http://sudact.ru/regular/ doc/ wv2X8 C1YL2mH. (дата обращения: 22.09.2019).
3. Апелляционное постановление Приморского краевого суда № 22-3060/18 от 7 июня 2018 г. [Электронный ресурс]. — URL: http://sudact.ru/regular/doc/ wv2X8 C1YL2mH. (дата обращения: 22.09.2019).
4. Апелляционное постановление Саратовского областного суда № 22К-2465/2018 от 27 июня 2018 г. // Официальный сайт Саратовского областного суда [Электронный ресурс]. — URL: https://oblsud-orl.sudrf.ru/modules.php?name=sud_delo&srv_num= 1&name_ op=doc&number=1861193&delo_id=4&new=4&text_number=1 (дата обращения: 21.09.2019).
5. Бондаренко И. П. Особенности применения «комбинированных» мер пресечения // Современное уголовно-процессуальное право — уроки истории и проблемы дальнейше-
127
го реформирования: мат-лы междунар. науч.-практ. конф.: в 2-х тт. — Орел: Орловский юридический институт МВД России им. В. В. Лукьянова, 2019. — Т. 1. — С. 42—49.
6. Гричаниченко А. Запрет определенных действий и домашний арест // Уголовное право. — 2019. — № 6. — С. 97—103.
7. Марковичева Е. В. Запрет определенных действий как основа избрания комбинированных мер пресечения // Уголовное право. — 2019. — № 2. — С. 107—111.
8. Марковичева Е. В. Трансформация домашнего ареста в российском уголовном судопроизводстве // Современное уголовно-процессуальное право — уроки истории и проблемы дальнейшего реформирования: мат-лы междунар. науч.-практ. конф.: в 2-х тт. — Орел: Орловский юридический институт МВД России им. В. В. Лукьянова, 2019. — Т. 2. — С. 23—26.
9. Николюк В. В., Данильян А. С. Системные проблемы российского уголовного процесса «глазами» уполномоченного по правам человека в Российской Федерации // Современное уголовно-процессуальное право — уроки истории и проблемы дальнейшего реформирования: мат-лы междунар. науч.-практ. конф.: в 2-х тт. — Орел: Орловский юридический институт МВД России им. В. В. Лукьянова, 2019. — Т. 2. — С. 63—71.
10. Об утверждении Порядка осуществления контроля за нахождением подозреваемых или обвиняемых в месте исполнения меры пресечения в виде домашнего ареста и за соблюдением ими наложенных судом запретов и (или) ограничений: приказ Министерства юстиции РФ, МВД России, Следственного комитета РФ, ФСБ России и Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков от 11 февр. 2016 г. № 26/67/13/105/56 // [Электронный доступ]: справ.-правовая система «Гарант».
11. О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части избрания и применения мер пресечения в виде запрета определенных действий, залога и домашнего ареста: федер. закон от 18.04.2018 г. № 72-ФЗ // СЗ РФ. — 2018. — № 17. — Ст. 242.
12. Пилюшин И. П. Эффективность домашнего ареста в уголовном судопроизводстве // Научный вестник Омской академии МВД России. — 2018. — № 2 (69). — С. 17—19.
13. Статистические сведения из архива ФСИН по Иркутской области 2018— 2019 гг.
14. Цоколова О. И. Современные проблемы и тенденции применения мер пресечения // Современное уголовно-процессуальное право — уроки истории и проблемы дальнейшего реформирования: мат-лы междунар. науч.-практ. конф.: в 2-х тт. Орел: Орловский юридический институт МВД России им. В. В. Лукьянова, 2019. — Т. 2. — С. 247—250.
