CC BY
534Е. О. Опарина ЭДВАРД СЕПИР
Эдвард Сепир (Edward Sapir) (26.1.1884 - 4.2.1939) родился в Германии, в г. Лауэнбурге (Померания). В 1889 г. семья эмигрировала в США, где его отец, Яков Сепир, исполнял обязанности раввина и кантора в нью-йоркских синагогах. Юный Сепир, получив пулитцеровскую премию для прохождения начального четырехлетнего курса обучения в Колумбийском ун-те, завершил этот курс в 1904 г. со степенью бакалавра. Огромное влияние на формирование научных взглядов и методов работы Сепира оказало знакомство с Францем Боасом (1859-1942) -крупным лингвистом и антропологом, знатоком индейских языков. Авторитет Ф.Боаса и первые самостоятельные полевые исследования индейских языков, проведенные Сепиром в 1905-1906 гг. в штатах Вашингтон и Орегон, убедили его в том, что лингвистическая теория должна основываться на данных самых разнообразных живых языков.
В 1907-1908 гг. Сепир, продолжая полевую работу, является временным сотрудником Колумбийского ун-та, в 1909-1910 гг. работает в Пенсильванском ун-те, сначала как стипендиат, затем - как инструктор. Среди индейских языков, с которыми Сепир работал в эти годы, были: чинук-вишрам, такелма, яна, пайуте. В 1909 г. он защищает в Колумбийском ун-те докторскую диссертацию, посвященную языку такелма.
В 1910 г. по рекомендации Боаса Сепир получает место заведующего Отделением антропологии в Геологической инспекции Национального музея в г. Оттава и до 1925 г. живет и работает в Канаде. Здесь наряду со значительной административной нагрузкой Сепир продолжает активно заниматься полевыми исследованиями и выстраивает свою лингвистическую теорию. К этому периоду относится его самое знаменитое произведение - монография "Язык", написанная в 1920-1921 гг. (Sapir, 1921).
В 1925 г. после смерти его первой жены, Ф.Делсон, Сепир возвращается в США, где получает приглашение занять место ассоциированного профессора социологии и антропологии в Чикагском университете. В 1927 г. он становится полным профессором антропологии и общей лингвистики и в том же году вместе со многими своими студентами и аспирантами переходит работать в Йельский университет. В эти годы Сепир особенно много и продуктивно работает, постоянно расширяя круг своих интересов. При этом обнаруживается и его исключительный учительский дар, умение увлечь эрудицией и гипотезами любую аудиторию. Тогда же он вторично женится, и его жена Дж.Мак-Кленаген стала ему верной спутницей до самой его смерти в 1939 г.
Во второй половине 20-x годов Сепир становится знаменитостью и получает официальное признание. Он член многих научных обществ, президент Лингвистического общества Америки (1931), президент Антропологического общества Америки (1938), избирается в Американскую академию.
К 1939 г. Сепир еще далеко не исчерпал свой творческий потенциал, однако болезнь сердца стала причиной его смерти в 55-летнем возрасте.
Несмотря на известность и официальное признание, антропологическая ориентация взгляда Сепира на язык не получила поддержки и развития в лингвистике ни в 20-30-e годы, ни еще долгое время после его смерти. Последующим поколениям лингвистов, каждое из которых фокусировалось, как правило, на каком-либо одном аспекте языка и разрабатывало один метод его исследования, были чужды энциклопедизм Сепира, его гуманистический подход к языку как явлению и стремление изучать его во всех существенных связях и проявлениях. Возможно, только сейчас лингвистика начинает по-настоящему оценивать важность антропологического направления, учитывающего роль социальных, культурных, этнологических и психологических составляющих в жизни и развитии языка (Voegelin, 1966; Murray, 1993; Кибрик, 1993).
В научном наследии Сепира множество работ по общетеоретическим проблемам языка, по типологии, по вопросам этнологии и культуры, социальных и индивидуальных аспектов жизни языка, по взаимодействию языковых уровней. Значительную часть среди
более 200 работ Сепира составляют исследования индейских языков, имеющие не только ареальную, но и общелингвистическую значимость1.
Самая известная работа Э.Сепира - его книга "Язык. Введение в изучение речи" остается и самым читаемым его произведением. Она написана так, что не обязательно предполагает профессиональную языковедческую подготовку читателя, но интересна и не профессионалу, и лингвисту. Сепир говорит о теоретических проблемах языка, избегая специальной терминологии.
Уже в начале книги, во вводной главе, анализируя природу и суть языка, Сепир называет две, по его мнению, наиболее важные характеристики языка: универсальность и разнообразие человеческой речи. Нет ни одного народа и ни одного племени, считает Сепир, которые не имели бы вполне развитого языка, и ходячее мнение о бедности инвентаря форм и выразительных средств первобытных языков является мифом: "Многие первобытные языки обладают богатством форм и изобилием выразительных средств, намного превосходящими формальные и выразительные возможности языков современной цивилизации" (Сепир, 1993б, с.41-42). Та разновидность языков, которая характеризуется наличием абстрактных значений и их оттенков, богатой терминологией и ассоциируется с письменной литературой, представляет собой лишь одну из ветвей языкового развития. Настоящий фундамент языка для Сепира - развитие законченной фонетической системы, специфическое ассоциирование речевых элементов со значениями и разработанный аппарат формального выражения отношений, и с этой точки зрения "самый культурно отсталый южноафриканский бушмен говорит при помощи богатой формами символической системы, которая, по существу, вполне сопоставима с речью образованного француза" (там же, с. 44). Универсальность языка как явления и безмерное разнообразие форм выражения мысли в языках приводят Сепира к выводу о том, что язык представляет собой, возможно, наиболее древнее культурное достояние человечества. Само развитие культуры становится возможным только тогда, когда оформляется язык - инструмент выражения значения.
Сепир отрицает предопределенность языка и речи инстинктивными, физиологическими параметрами, утверждая роль "культурных" функций, исторического наследия коллектива и длительного социального развития. Сущность языка, по Сепиру, заключается "в соотнесении
1 Издательство Mouton de Gruyter во второй половине 80-х годов начало издание полного собрания сочинений Э.Сепира. - Прим реф.
условных, специально артикулируемых звуков или их эквивалентов с различными элементами опыта" (там же, с. 34). Этот элемент опыта Сепир и называет содержанием языковой единицы, или ее "значением", подчеркивая, что ассоциация между ними должна быть чисто символической: слово должно быть закреплено за образом.
Рассматривая соотношение языка и мышления, Сепир утверждает, что с точки зрения языка мышление может быть определено как наивысшее потенциальное содержание речи. В действительности же внутреннее содержание речи, его интенсивность и психическая значимость варьируются в зависимости от ситуации общения. Поэтому границы языка и мышления, в строгом смысле, не совпадают. При этом язык не есть "ярлык", налагаемый на уже готовую мысль, и мнение о том, что можно думать и рассуждать без языка, представляет собой иллюзию. При образном мышлении сопоставление одного образа с другим уже предполагает "молчаливый" поток слов. Кроме того, подчеркивает Сепир, психология доказала, насколько активно действует символика в сфере подсознания, и позволила понять, что мысль имеет корни в неосознанной языковой символике.
Сепировская концепция природы и функций языка представлена и в более поздней его работе - в статье "Язык" (Сепир, 1993б). Здесь опять подчеркиваются универсальный характер языка и совершенство всех языков как средства общения. Усилено положение о символическом характере языковых элементов, начиная со звукового уровня - уровня фонем, и утверждается, что именно способность представлять явления действительности и опыт символически сделала язык ядром всех функций человека - поведенческих, психологических, коммуникативных. Язык - неотъемлемая часть нашей сознательной деятельности; существенна его роль в накоплении и историческом наследовании культуры. Он действует одновременно и как мощная социализирующая и унифицирующая сила, и как наиболее значительный фактор развития индивидуальности человека: "Языковые привычки человека весьма существенны как бессознательные индикаторы наиболее существенных черт его личности, и в психологическом отношении народ является более мудрым, чем этот афоризм ["действия говорят громче слов"], когда волей или неволей уделяет много внимания психологической значимости языка человека" (Сепир, 1993б, с.234). Вместе с тем в своей социализирующей роли язык - не только средство коммуникации, но и символ социальной солидарности. Сепир отмечает, что при этом ракурсе рассмотрения не следует ограничиваться ассоциацией конкретных языков с националь-
ными, территориальными или политическими "социумами": между языком или диалектом и индивидом находится множество социальных групп (профессиональных, возрастных, по интересам, по степени знакомства и родственной близости и т.д.), которые стремятся оформить свою общность и свое отличие от других особенностями языка и речи.
Неразрывная связь любого естественного человеческого языка с индивидуальным и социальным опытом, с историей народа заставляет Сепира скептически относиться к искусственно конструируемым международным языкам, хотя такие языки и могли бы помочь решению многих трудностей. Недостаток таких языков заключается в том, что они не представляют отдельный народ и его культуру - поэтому их "символическая значимость" крайне невысока. При этом Сепир не исключает, что "... один из великих национальных языков - таких, как английский, испанский или русский, - при надлежащем ходе вещей может оказаться de facto международным языком без какой-либо сознательной попытки придать ему этот статус" (Сепир, 1993б, с. 247).
Исследованию соотношения социального и индивидуального в речи посвящена отдельная статья "Речь как черта личности" (Sapir, 1927b; Сепир, 1993б, с.285-287). Автор делает в ней попытку выделить уровни психологии речи и типы речевого поведения, которые дали бы доступ к изучению того, каким образом в языке выражается неповторимость личности. Среди этих уровней - голос индивида и его динамика, иллюстрируемая такими факторами, как интонация, ритм, плавность и темп, а также произношение, лексика и стиль. Сепир отмечает, что для нас настолько важны мы сами как индивиды и отличие других людей от нас, что в повседневной жизни мы склонны преувеличивать различия и забывать о существовании общих социальных стереотипов, относительно которых варьируются индивидуальные черты. Поэтому у нас может возникнуть впечатление, что мы сами или другой человек демонстрирует оригинальность, тогда как в действительности воспроизводится социальный стереотип с добавлением лишь "налета" индивидуальности. В той же ситуации именно такой вывод мог бы сделать человек, не привыкший к данному социальному стереотипу и потому в большей степени фиксирующий сходства, чем различия индивидов.
Э.Сепир - один из основателей современной типологии. Предшествующие попытки типологических классификаций языков не устраивали его своим поверхностным и односторонним подходом, так как в основе их лежал один формальный признак - характер
морфологической техники, используемый данным языком. По этому признаку выделялись следующие основные типы языковой структуры: изолирующий, агглютинативный, флективный и полисинтетический. Сепир признает: "Собственно говоря, мы наперед знаем, что невозможно установить ограниченное количество типов, с полным учетом в них всех особенностей тех тысяч языков и диалектов, на которых говорит человечество. Подобно всем прочим человеческим установлениям, речь слишком изменчива и слишком неуловима, чтобы подчиняться вполне непреложной классификации" (Сепир, 1993б, с.117-118). Самым сложным ему представляется выбор точки зрения, на основе которой исследователем должна строиться классификация. Однако он считает совершенно необходимым следовать ряду принципов. Прежде всего необходимо уйти от единой простой формулы классификации. Затем следует отрешиться от предвзятых оценок, которые Сепир называет "эволюционистским предрассудком" и согласно которым есть типы языков, представляющие собой "наивысшее" достижение в развитии речи (как правило, таким считался флективный тип, так как на принадлежащих к этому типу языках говорили сами исследователи). Другим непременным условием успешной типологической классификации является максимально возможный учет самых разных языков и диалектов: опасно делать обобщения на ограниченном количестве языков, полагая, что небольшой выборки "экзотических" типов достаточно для дополнения той картины, которую дают немногие близкие нам языки.
Сепир предлагает классификацию, учитывающую несколько измерений структуры языка и использующую в качестве основы четыре типа языковых значений: конкретные, или корневые, деривационные (модифицирующие эти корневые значения), смешанно-реляционные (выражающие отношения, связанные со значением корня, но вместе с тем и синтаксические, выходящие за пределы слова) и реляционные (выражающие "чисто" синтаксические, абстрактные отношения в предложении). Первый и последний из этих типов значений выражаются в любом языке, третий и второй могут вместе и по отдельности присутствовать или отсутствовать. Свою схему Сепир строит на способах сочетания этих значений, выделяя два фундаментальных типа: чисто-реляционные и смешанно-реляционные языки, внутри каждого из которых обнаруживаются простые и сложные подтипы. Такая классификация, базирующаяся на понятийно-синтаксическом принципе, дополняется в схеме классификации, предложенной Сепиром, двумя
другими характеристиками языков: по используемой морфологической технике (изолирующие, агглютинативные, фузионные, символические и их сочетания) и по степени синтезирования (аналитический, синтетический и полисинтетический подтипы). Благодаря введению нескольких перекрещивающихся измерений сепировская классификация превращается в шкалу, позволяющую производить достаточно подробные разграничения. Автор считает, что такая классификация, отталкивающаяся от типов выражаемых в языках значений, основывается на том, что является в структуре языков наиболее фундаментальным. Степень синтезирования и морфологическая техника могут меняться в ходе развития одного и того же языка и разниться внутри группы родственных языков, но типы значений менее изменчивы (Сепир, 1993б, c.117-137).
Сепировский взгляд на язык, в отличие от многих других теорий и лингвистических парадигм XX в., уравновешивает диахронный и синхронный аспекты. Язык, по Сепиру, постоянно изменяется, причем изменения имеют индивидуальное, пространственное и историческое измерения. Речь каждого говорящего может отличаться теми или иными особенностями, к своим вариантам тяготеют и диалектные образования. Однако эти изменения сами по себе не определяют магистральный путь диахронических изменений, но сами могут быть результатом неких скрытых от поверхностного наблюдения тенденций, способных привести к полной смене языковой модели. Эти тенденции имеют глубинные и фундаментальные основания, они коренятся в структурных особенностях языков, в их прошлом. Сепир формулирует понятие "языкового дрейфа", составляющего, по его словам, суть жизни языка. Показательно, что для обозначения содержания понятия Сепир использует термин drift "дрейф", "дрейфовать", который в прямом, "предметном" значении называет в английском языке движение, осуществляемое под воздействием внешних сил - воздушного или водного потока. "Дрейф языка осуществляется через не контролируемый говорящими отбор тех индивидуальных отклонений, которые соответствуют какому-то предопределенному направлению" (Сепир, 1993б, с.144). Это направление предопределено настолько, что при всех различиях в темпе "дрейфа" давно разошедшиеся в поверхностных чертах родственные языки в разное время проходят сходные фазы развития. По некоторым признакам немецкий язык, в целом развивавшийся медленней английского, находится сейчас "... на полпути между английским языком и англосаксонским"; "... литовский язык ближе сейчас к
индоевропейскому праязыку, чем был гипотетический прагерманский язык пять веков или тысячу лет до нашей эры" (там же, с.157).
Иллюстрируя, каким образом языковой дрейф проявляет себя в речи говорящих, даже если с ним борются, исходя из соображений литературной нормы, Сепир исследует простой пример из повседневной речи: предрасположенность англоговорящих к употреблению формы Who did you see? "Кого вы видели?", хотя норма диктует вариант с использованием объектного падежа местоимения - whom? Насчитывается, по крайней мере, три причины такой предрасположенности: во-первых, другие вопросительные и относительные местоимения английского языка, с которыми who? и whom? психологически ассоциируются (which, what, that и др.), не различают субъектной и объектной форм. Во-вторых, противоположность между субъектной и объектной формами изменяемых личных местоимений подкреплена различием позиции в предложении: в начале фразы используются субъектные формы, каковой является форма who? Кроме этого, английский язык тяготеет к неизменности эмфатических элементов, к которым типически принадлежат вопросительные местоимения или наречия. Таким образом, по ироничному заключению Сепира, "необразованные люди, безо всякого угрызения совести говорящие Who did you see?, обладают более острым чутьем подлинного дрейфа языка, нежели ученые грамматисты" (Сепир, 1993б; с.148).
Причины языковых изменений чрезвычайно сложны: они включают психологические и социальные параметры, межъязыковые контакты. Однако Сепир настаивает, что наиболее мощными факторами являются не внешние влияния, а медленные, неосознаваемые изменения в одном и том же направлении, которые заложены в фонематических и морфологических системах самих языков. Наименее доступный прямому наблюдению вид изменений - фонетические изменения - характеризуется сложностью способствующих им факторов и, при этом, высокой степенью регулярности. Дрейф грамматических форм часто следует за "разрушительными" фонетическими изменениями, сглаживая через распространение аналитических форм их дезинтегрирующее воздействие. Иное дело - изменения в лексике, которые в большинстве своем имеют не чисто языковые, а культурные причины (Sarip, 1933a; Сепир, 1993б, с.239-240).
Сепир, стремясь понять природу языка с его универсалиями и различия конкретных языков, исследовал разные уровни языковой структуры. Необходимость записи бесписьменных индейских языков,
сравнение материала несхожих языков, экспериментальные исследования способствовали выработке у него определенного подхода к лингвистическим звуковым системам. Сепир уверен, что звуки речи должны рассматриваться не только с точки зрения их артикуляционных и акустических характеристик или их свойств как элементов абстрактной системы отношений, но и как психологические единицы. "В физическом мире наивный говорящий и слушающий производят и ощущают звуки, но те единицы, которые они внутренне оценивают как произносимые и слышимые, есть "фонемы". Они упорядочивают существенные элементы языкового опыта в функциональные и эстетически детерминированные формы, каждая из которых вычленяется на основе своих специфических закономерных связей внутри целостной системы звуковых отношений", -писал он в статье "Психологическая реальность фонем" (Сепир, 1993б, с.299). То, что фонема - часть языковой интуиции говорящего и элемент слухового восприятия, доказывается Сепиром на основе опыта его полевой и преподавательской работы. Так, при попытках обучить образованных индейцев фонетической записи их родных языков Сепир столкнулся с закономерностью: оказалось, что очень трудно научить информантов замечать те фонетические вариации, которые не имели для них фонологических различий в их родных языках и потому не были частью их языковой интуиции. При этом, обучая англоязычных студентов практической фонетике, Сепир отметил у них слуховую иллюзию - тенденцию "слышать" гортанную смычку после слов, заканчивающихся на краткую ударную гласную. Эта тенденция также объясняется фонологическим опытом, а именно отсутствием в английском языке слов, оканчивающихся на краткий ударный гласный, и стремлением "завершить" такое слово подобием гипотетического согласного звука. Еще одно свидетельство символизации фонем дал Сепиру эксперимент, выявивший корреляцию контрастных гласных а и /, соответственно, со значениями "большой" и "маленький". Сепир оговаривается, что у него нет свидетельств, объясняющих этот феномен реальной дистрибуцией звуков в словах, содержащих данные смысловые элементы, и что, по всей вероятности, результат отражает акустические и кинестетические свойства звуков. Однако налицо ассоциирование фонем со смыслом (8арщ 1929ф. Сепир придавал столь большое значение психологической подоснове фонетических систем, что считал психологические, "интуиционные" связи между конкретными звуками первопричиной дрейфа в фонетике, оказывающего, в свою очередь, сильное воздействие на морфологию и синтаксис языка.
Сепир - крупнейший исследователь индейских языков Америки. Он описал 17 индейских языков, участвовал в разные периоды своей жизни в 14 экспедициях. Он произвел генетическую классификацию языков Северной Америки, установив от 6 до 12 языковых семей (в предшествующей классификации их было не менее 55). Многие из работ Сепира в этой области имеют не только ареальную, но и общетеоретическую значимость: на материале индейских языков автор строил и проверял гипотезы, касающиеся взаимодействия языковых уровней, закономерностей развития языков и их контактов, вопросов типологии и др. В статье "Языки Центральной и Северной Америки" Э. Сепир полемизирует с ДжВ. Пауэллом (1834-1902) - американским натуралистом и автором первой всеобъемлющей классификации индейских языков Северной Америки (к северу от Мексики). Сепир утверждает, что между некоторыми языковыми семьями, которые Пауэлл считал независимыми, существуют явные фонетические, структурные и словарные сходства, некоторые из которых носят глубинный характер и должны быть связаны с общим происхождением. Выделив для исследованной территории шесть семей (эскимосско-алеутскую, алгонкино-вакашскую, на-дене, пенутийскую, хоканско-сиуанскую и ацтекско-таноанскую), Сепир признал, что в его время невозможно было реально установить минимальное число языковых семей, поскольку описание и исследование индейских языков только начинались. Вместе с тем он отмечает две важные, с его точки зрения, особенности. Генетическая классификация индейских языков этого ареала не совпадает ни с принятым для Северной Америки делением на расы, ни с культурно-ареальными группировками племен, выделяемыми этнографами. Эти языки удивительно разнообразны и могут иметь фундаментальные различия в области фонетики и морфологии. Так, некоторые из них имеют весьма простую консонантную систему, другие же, как, например, атабаскский язык Аляски, располагают не менее чем 55 консонантными элементами. Значительное число языков аборигенов Северной Америки являются тональными, но некоторые при этом утрачивают тон как обязательный элемент для выражения смысловых и грамматических различий между слогами. В области структуры многие индейские языки являются полисинтетическими, т.е. выражают внутри одного слова множество конкретных понятий и грамматических значений, однако этот тип не является универсальным. Так, хоканско-сиуанские языки преимущественно агглютинативны; пенутийские используют суффиксы с формальным значением, а также имеют
множество внутрикорневых изменений; ацтекско-таноанские языки характеризуются Сепиром как "умеренно полисинтетичные" (Сепир, 1993б, с.409-421).
В настоящее время, однако, классификация Э. Сепира, долгое время считавшаяся хрестоматийной, оспаривается американистами. Накопленный языковой материал во многом ей не соответствует. При этом общего мнения относительно числа генетических языковых групп коренных жителей Америки у американских компаративистов нет: преобладающий подход состоит в том, что их значительно больше, в районе 60, однако Дж. Гринберг выделяет всего три американские семьи: эскимосско-алеутскую, на-дене и америндскую (см. там же: с.420-421).
Исследования в области индейских языков Сепир связал с широким кругом вопросов, как собственно лингвистических, таких как типы языков, аналогии в области фонетических процессов, так и выходящих за пределы языковедческой проблематики. Он полагал, что "при оптимальном использовании и должной проверке языковые данные могут пролить неожиданный свет на глубины культурного прошлого" (Сепир, 1993б, с.422), став важной составной частью культурно-антропологических исследований. Языковой материал используется самим Сепиром для изучения истории, культуры и контактов этнических групп, для анализа социальной стратификации языка и стереотипов культурного поведения.
Например, путем лингвистического анализа четырех слов из языка индейцев навахо, Сепир подкрепляет данные о северном происхождении навахо, принадлежащих к апачской группе племен и пришедших на Юго-Запад современной территории США около 1500 г. Это обладающие культурными коннотациями слова, связанные с понятиями из области повседневного быта и природной среды (там же: Барк, 1936).
Сепиром были установлены и описаны необычные, кажущиеся экзотичными носителям современных европейских языков социальные различия в речи индейцев. Например, в языке яна (Северная Калифорния) им были обнаружены серьезные фонетические и грамматические различия между мужским и женским вариантами речи, и это при том, что в яна нет категории рода. "Мужская" форма слов, используемая только при обращении мужчин к мужчинам, является полной, "женская" -редуцированной. Две формы имеет подавляющее большинство слов языка яна, и связано это, по мнению, с Сепира социальной символикой: фонетическая и морфологическая "экономия" языка является знаком
менее ритуально значимого положения женщины в обществе (Сепир, 1993б, с.455-461). В языке нутка (о. Ванкувер) в речь включается информация о физических свойствах человека, к которому обращаются или о котором говорят. Для этого используются суффиксальные средства и "игра согласными". Так, к разговоре с ребенком или о ребенке принято добавлять к словам суффикс - '18, хотя само по себе это слово не имеет деминутивного значения; в разговоре с тучными людьми или о них добавляется другой суффиксальный элемент - aq'. В разговоре о людях маленького роста помимо специального суффикса используют фонетические средства: заменяют согласные-сибилянты палатализованными шипящими. Свои средства имеются в нутка для маркирования многих других особенностей внешности, пола, индивидуальных и социальных характеристик собеседника или объекта речи. Сепир делает предположение относительно истоков этого явления, которое, помимо распространенности деминутивных суффиксов при обращении к детям, практически не имеет аналогов в других языках Америки. Он полагает, что это символическое использование звуков, восходящее к индейским мифологии и фольклору, в которых персонажи отождествляются по особенностям речи. Соответственно, эти приемы можно расценить как прямое ассоциирование особенностей речи с обозначаемыми ими мифологическими типами и включение в эту ассоциацию собеседника или лица, о котором идет речь. Сходный прием консонантной игры как стилистического средства, характеризующего мифологических персонажей, Сепир обнаружил при чтении изданных материалов по мифологии бушменов (Сепир, 1993б, с.437-454; Барк, 1915).
Сепир одним из первых в ХХ в. связал изучение языка с антропологической проблематикой. Исследования по темам "язык и среда", "язык и культура", "социальное и индивидуальное в языке" представлены в его работах отнюдь не только на материале языков аборигенов Америки. Предостерегая от прямых соответствий между типом языка и формой обслуживаемой им культуры, в статье "Язык" он писал: "Важность языка в целом для определения, выражения и передачи культуры не подлежит сомнению. Роль языковых элементов - их формы и содержания - в более глубоком познании культуры также ясна". (Сепир, 1993б, с.242). Однако разные уровни и аспекты языка находятся в неодинаковом положении по отношению к культуре. Так, отсутствует параллелизм между развитием культуры и дрейфом структуры языка, определяемым фонетическими и морфолого-синтаксическими изменениями. Носители генетически родственных языков также могут
принадлежать к различным культурным типам, как, например, индейские племена, говорящие на атабаскских языках. Подобно этому, нет прямых параллелей между языком и нацией или языкам и расой, хотя Сепир отмечает укоренившуюся в антропологии традицию изучать человека с трех сторон: расы, языка и культуры и хотя границы этих явлений могут соотноситься. Однако с культурой неразрывно связано содержание языка. Лексика - очень чувствительный показатель культуры народа, и все изменения в ней сильно зависят от изменений в самой культуре. При этом Сепир замечает, что такие показательные различия выходят за пределы слов, непосредственно называющих культурные объекты, как, например, наконечник стрелы или кольчуга, и отражаются на ментальной сфере. Абстрактные термины, необходимые для мышления и жизнедеятельности современного западного человека, редко встречаются в "примитивных" языках, хотя структура многих из них позволяет с легкостью создавать абстрактные имена действия и качества.
"Подобно культурам, языки редко бывают самодостаточными. Потребности общения заставляют говорящих на одном языке вступать в непосредственный или опосредованный контакт с говорящими на соседних или культурно доминирующих языках" (Сепир, 1993б, с.173). Языковое и культурное влияния предполагают друг друга, и зачастую такое влияние осуществляется преимущественно в одном направлении -от страны, на которую смотрят в регионе как на средоточие культуры. Этим объясняется феномен заимствований в лексике, по которым можно проследить характер контактов и культурного влияния, как, например, по пластам заимствований в сильно расслоенной в культурном и "генетическом" отношениях английской лексике. Целые пласты заимствований из античной латыни, средневекового и современного французского, латыни и греческого гуманистов Возрождения, сформировавшие характер словаря современного английского языка, в то же время служат, по выражению Сепира, "довольно точным средством измерения времени, масштаба и характера различных иностранных культурных влияний, которые способствовали формированию английской цивилизации" (там же, с.240). Число действительно важных языков-источников в истории человечества очень невелико: это санскрит, оказавший огромное влияние на лексику Центральной Азии и Индокитая, китайский, заимствованиями из которого пронизана лексика японского, корейского и вьетнамского языков, а также греческий, латынь, арабский и французский языки. Воздействие других языков не столь сильно и не всегда пропорционально их литературной значимости и стоящей за ними
культурной традиции. Заимствование слов через языковые границы -свидетельство стремления культуры преодолеть эффект изоляции, вызванный существованием многих языков; оно также противостоит тенденции к превращению языков в символы суверенных наций. В современных европейских языках культурные и языковые контакты привели к росту межнациональной лексики.
Однако для решении фундаментальных вопросов антропологии, культуры, психологии и социологии важно изучение не только тех уровней языка, которые наиболее подвержены внешнему воздействию, но всего языка как явления, как способа "отображения всех мыслимых разновидностей нашего опыта" (там же, с. 256). Роль языка как ключа к пониманию культуры наиболее четко определена Сепиром в двух статьях: "Грамматист и его язык" (Барк, 1924Ь; Сепир, 1993б, с.248-258) и "Статус лингвистики как науки" (Бар1г, 1929с; Сепир, 1993б, с.259-265). В этих работах постулируются основы гипотезы, которая позже была развита Б.Л.Уорфом (1897-1941) и получила название гипотезы лингвистической относительности. Ее элементы по-разному формулируются Сепиром. В статье 1924 г. он исходит из формальной завершенности любого языка, уподобляя его использование пользованию той или иной системой математических обозначений: "На основе этих форм в сознании носителей языка складывается определенное ощущение или понимание всех возможных смыслов, передаваемых посредством языковых выражений, и - через эти смыслы - всего возможного содержания нашего опыта, в той мере, разумеется, в какой опыт вообще поддается выражению языковыми средствами" (Сепир, 1993б, с.251), и далее: "Переход от одного языка к другому психологически подобен переходу от одной геометрической системы отсчета к другой. Окружающий мир, подлежащий выражению посредством языка, один и тот же для любого языка ...Однако формальные способы обозначения того или иного элемента опыта, равно как и той или иной точки пространства, столь различны, что возникающее на их основе ощущение ориентации не может быть тождественно ни для произвольной пары языков, ни для произвольной пары систем отсчета" (там же, с.252). Таким образом, переходя от языка к языку, мы можем убедиться в относительности тех понятий и форм мышления, которые заложены в нашем родном языке и которые мы поэтому принимаем за ориентиры для "объективного" понимания действительности. В работе 1929 г. Сепир дает более резкую формулировку идеи, утверждая, что люди в значительной степени находятся "... во власти того конкретного, языка,
который стал средством выражения в данном обществе..... "Реальный
мир" в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Два разных языка никогда не бывают столь схожими, чтобы их можно было считать средством выражения одной и той же социальной действительности. Миры, в которых живут различные общества, - это разные миры, а вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на него ярлыками" (Сепир, 1993б, с.261). Однако при этом Сепир утверждает, что все языки способны выполнять ту символическую и смысловую функцию, для которой предназначен язык вообще, хотя каждый из них использует для этого свою формальную технику, которая есть тайна этого языка.
Для антрополога это означает, что нельзя понять принципы разных культур без того ориентира, каким является язык, делающий эти принципы значимыми и понятными для самого общества. Более того, для Сепира язык, хотя он и совершенствует свою структуру сравнительно независимо от других способов структурирования культуры, все же является частью культуры, одной из ее форм, причем, по выражению Э.Сепира, ее "строго социализированной частью". "Язык - это в первую очередь продукт социального и культурного развития, и воспринимать его следует именно с этой точки зрения" (Сепир, 1993б, с.265). Вместе с тем язык "есть наиболее массовое и наиболее всеохватывающее из известных нам искусств, гигантская и анонимная подсознательная работа многих поколений" (Сепир, 1993б, с.194). Будучи средоточием всех функций человека - биологических, психологических, социальных, -язык может иметь решающее значение для интерпретации человеческого поведения в целом. Поэтому лингвистам "придется все больше и больше заниматься теми проблемами антропологии, социологии и физиологии, которые вторгаются в область языка" (Сепир, 1993б, с.265).
Сепиру принадлежит значительное число работ по антропологии, в том числе и монография "Временная перспектива в культуре коренного населения Америки: опыт методологии". В этой работе Сепир излагает возможные способы применения лингвистических данных для реконструкции исторически отдаленных культурных состояний общества и хронологической последовательности событий. Языковые свиде-тельства должны включаться в методы такой реконструкции наряду с документальными свидетельствами, археологическими данными, данными антропологии, этнологии, материальной культуры и др. Признавая, что языковые данные представляют собой косвенные свидетельства, Сепир тем не менее
отмечает, что в сочетании с другими они способны дать точную меру измерения возраста тех или иных элементов культуры: "отношение языка к истории культуры можно приблизительно сравнить - я не настаиваю на полной аналогии - с отношением геологии к палеонтологии" (Сепир, 1993а, с.537). Сепир выделяет такие языковые свидетельства, как факты существования и распространения определенных языковых групп и языковая дифференциация, способствующие установлению культурных ареалов. Большое значение имеет топонимика, которая в языках "примитивных" культур демонстрирует ту же закономерность, что и в языках европейских народов: чем старее название, тем менее прозрачна его семантика. Огромное значение имеет анализ слов, обозначающих элементы культуры - предметы и понятия: "культурная" лексика, через сопоставление с другими критериями, позволяет относительно точно устанавливать их возраст. При этом ценными для антропологии являются данные, предоставляемые не только планом содержания лексем, но и другими уровнями, как и степенью распространения слова из культурного фонда. Так, чем обширнее территория распространения слова, тем, вероятно, оно древнее, и тем древнее понятие, к которому это слово относится. Но и явления морфологической нерегулярности в бесписьменных языках, как и в письменных, могут свидетельствовать о древности лексем и их обозначаемых. Явления, по сути аналогичные старой нерегулярной форме множественного числа oxen "быки" в английском, часто встречаются в языках американских индейцев при наименовании наиболее старых понятий.
Каждый из критериев, подчеркивает Сепир, должен оцениваться применительно к конкретной ситуации, однако в ряде случаев именно лингвистические данные могут иметь решающую роль для определения хронологии исторических событий и фактов культуры.
В статье "Культура подлинная и мнимая" (Sapir, 1924а; Сепир, 1993б, с.465-493) Сепир анализирует принятые в антропологии трактовки термина "культура" и исследует соотношение понятий "культура" и "цивилизация". Эти понятия не равнозначны для Сепира: он отмечает, что высокому уровню развития цивилизации, т.е. степени все возрастающей материальной и технической усложненности и изощренности общества, далеко не обязательно соответствует высокий уровень развития культуры. Подлинной Сепир считает культуру, которую он характеризует как внутреннюю - она вырастает из коренных интересов и желаний ее носителей и направлена от индивидуума к тем или иным целям. Подлинной культуре свойственно стремление к
целостности всех компонентов жизни - экономического, социального, религиозного и эстетического. При этом она представляет собой вариативное целое. "В идеале это культура, в которой ничто не является духовно бессмысленным, в которой ни один существенный компонент функционирующего целого не приносит о собой чувства крушения надежд, не на то направленных и не вызывающих сочувствия усилий" (Сепир, 1993б, с.473). Это - гармоничный синтез, непременной составляющей которого является гармония личности и социума. По ряду этих критериев, полагает Сепир, современные цивилизованные общества стоят ниже традиционных жизненных укладов "примитивных" этносов. Однако для условий современных развитых обществ, ограничивающих индивида в экономической сфере, чрезвычайно важным становится "компенсирующее" усиление его ценности в неутилитарных сферах деятельности. Индивид, если он действительно хочет быть включенным в культуру, должен идентифицировать себя с какой-то частью внеэкономических интересов - социальных, научных, религиозных, эстетических.
Исследуя взаимоотношения индивида, социума и культуры, Сепир рассматривает язык как одну из форм социализированного поведения человека, которое в значительной степени управляется бессознательными стереотипами. Личность, считает он, безусловно, оказывает влияние на социальную среду, культуру, историю, в случае значительных личностей - сильное влияние. Однако любой вид культурного поведения соотносится с определенным стереотипом: многое из того, что думает, чувствует и делает человек, может быть рассмотрено не только в плане его индивидуальных психологических особенностей, но и с точки зрения некоего обобщенного типа поведения, свойственного обществу, к которому он принадлежит, в целом (Барк, 1927с; Сепир, 1993б, с.594-610). Языковое поведение, по мнению Сепира, очень наглядно демонстрирует "механизм подгонки" под бессознательные стереотипы. Так, звуки языка, воспринимаемые как значимые для различения смысла и занимающие определенное место в его структуре, т.е. фонемы, полностью "социализированы", и восприятие их различий зависит от принятой в данном языке звуковой системы, точно так, как тонкость восприятия музыкальных тонов и полутонов зависима от принципов, на которых построена каждая из музыкальных систем. Другой пример бессознательных социокультурных стереотипов дает жестикуляция. Не осознавая этого, мы производим жесты и
реагируем на них в соответствии с неким кодом, который всем понятен и одинаково интерпретируется внутри одной культурной традиции.
Практически все, кто пишет о Сепире, вспоминая о нем или анализируя его роль в науке, признают исключительность и разносторонность его личности. Он был и серьезным ученым, по выражению Ч.Ф.Вёглина (1906-1986), "тяжеловесом" (heavyweight) в науке, и одновременно обладал той яркостью натуры, которая свойственна людям искусства - поэтам, музыкантам (Voegelin, 1966). Сам писавший стихи и серьезно занимавшийся музыкой, Сепир при отборе кандидатов в свои группы для полевых исследований руководствовался не только их профессиональной лингвистической выучкой, но и наличием или отсутствием у них слуха. Он считал это качество одним из главных, если не основным, при описании бесписьменных языков, проводившемся со слуха, через опросы и беседы. Артистическому началу в натуре Сепира Вёглин приписывает и тонкие, во многом неожиданные наблюдения и выводы, характерные для его работ, то, как виртуозно он умел находить черты сходства в разных, иногда сильно различавшихся между собой языках. Яркость и притягательность личности Сепира проявлялась в его контактах с коллегами и студентами, в преподавании. Хотя эти отношения не всегда складывались гладко, в 1927 г., когда Сепир перешел из Чикагского университета в Йельский, за ним последовали большинство его студентов и аспирантов, а также некоторые студенты, аспиранты и докторанты из других университетов (Voegelin, 1996; Кибрик, 1993). О незаурядности личности свидетельствует и общая тенденция творческой биографии Э.Сепира - его уход от "чистой" лингвистики в область интердисциплинарных исследований, стремление связать интерпретацию фактов языковой семантики с антропологией, изучающей культуру, этнографию, историю, взаимовлияние коллектива и личности.
Поражала современников лингвистическая эрудиция Э.Сепира. Он читал своим студентам и аспирантам лекции по семито-хамитским, сино-тибетским к австронезийским языкам, в последние годы жизни особо интересовался семитскими языками (Darnell, 1990). Среди его учеников, ставших впоследствии известными лингвистами, - М.Сводеш (1909-1967), З.Харрис (1909-1992), К.Пайк (р.1912), Б.Блок (1907-1965), М. Хаас (р.1910) и др. Слушателем курсов Сепира в Йельском университете был Б. Ли Уорф.
Однако не все в методах работы Сепира и в его гипотезах воспринималось и до сих пор воспринимается лингвистами и
антропологами положительно. Критике подвергаются применявшиеся Сепиром методы реконструкции языковых фактов и установления родства языков, способы работы с информантами - носителями бесписьменных языков. Так, Л.Блумфилд в своей рецензии на книгу Э.Сепира "Язык", называя эту работу несомненным шагом вперед в лингвистике, отметил в то же время ряд неточностей, допущенных автором в определении хронологии звуковых изменений, и подверг критике чрезмерную, по его мнению, тенденцию к объяснению этих изменений психологическими причинами. Помимо этого, Блумфилд не считал обоснованной предложенную Сепиром генетическую классификацию индейских языков Северной Америки (Leonard Bloomfield anthology, 1970). Генетическая классификация североамериканских индейских языков является предметом спора до настоящего времени, и, действительно, многие данные, как считают исследователи, входят в противоречие с гипотезой Сепира, характеризуемой как "радикальный редукционизм", или же просто заставляют считать ее неверифицируемой (Сепир, 1993б, с.420-421). Если Л.Блумфилд в своей рецензии на книгу Сепира сомневался в том, была ли теория фонемы самостоятельным открытием автора, в более поздних работах, посвященных Сепиру, признается независимость его исследований в фонетике и фонологии от открытий в области структурной фонетики, сделанных в то же время в Европе Ф. де Соссюром и Пражской лингвистической школой. Первое издание "Курса общей лингвистики" Ф. де Соссюра (1916) дошло до Америки, скорее всего, уже после Первой мировой войны, в то время как принципы фонемного анализа разрабатывались и стали применяться Сепиром уже в 1909-1916 гг. Существуют также свидетельства того, что Н.С.Трубецкой (1890-1938) читал Сепира, переписывался с ним и положительно оценивал его исследования звукового строя бесписьменных языков (Murray, 1993).
Множество споров вызывает и теория, известная как "гипотеза Сепира-Уорфа", согласно которой способ мышления и "концепция" мира зависимы от языка. Полностью подтвердить или опровергнуть это утверждение до сих пор никому не удается. Однако стоит иметь в виду, что практически все пытавшиеся это сделать проецировали гипотезу на данные лексической семантики, в то время как Сепир и, вслед за ним, Б.Ли Уорф делали свои выводы преимущественно на материале грамматических категорий, полагая, что особенности морфологии и синтаксиса каждого языка способствуют "легкому" выражению мыслей или наоборот, в чем-то затрудняют его (там же). В современных
исследованиях, проводимых в русле когнитивной лингвистики, признается относительность категоризации мира, которая осуществляется сознанием человека и находит материальное выражение в грамматических единицах и в языковой семантике (например, в работах Э.Рош, Дж.Лакоффа (р.1941) и М.Джонсона (р.1941), А.Пейвио (р.1925) и др. Но если единственно "правильной" категоризации и единственно верных "объективных" понятий не существует, по крайней мере, в повседневной картине мира, естественно предположить, что восприятие мира действительно осуществляется через призму тех категорий и понятий, которые выработаны естественными языками и которые предлагаются, или даже навязываются, каждому человеку его родным языком.
Мысли о том, что язык является посредником между миром и человеком, высказывались задолго до гипотезы Сепира-Уорфа, в частности, В. фон Гумбольдтом (1767-1835), и затем были развиты неогумбольдтианцами2 независимо от исследований, проводившихся в Америке.
Критике подвергались и некоторые методы полевых исследований Сепира. Например, реконструкция языковых фактов на основе опроса одного-двух носителей языка, на интуицию которых Сепир, по мнению критиков, излишне полагался. Такой подход, помимо риска получить недостоверные данные, не давал представления о бесписьменных языках в употреблении и об их вариативности. Сходные претензии предъявляются антропологами и этнографами в отношении исследований Э.Сепиром невербальных форм культуры (Darnell, 1990). Однако следует помнить, что в начале XX в. методы полевой работы еще только разрабатывались.
Сепир, будучи чрезвычайно одаренной и яркой личностью, при жизни знал неудачи. Многие его организационные начинания и исследования остались незавершенными. Так, он опубликовал мало работ по языку навахо, над которым много работал в Йельском университете и по которому ему удалось собрать свидетельства от нескольких информантов. У него были достаточно сложные отношения с именитыми коллегами, в том числе с Ф.Боасом и Л.Блумфилдом. Наконец, ему не удалось создать школы: после его смерти связи между его учениками не поддерживались, "лингвистика Сепира" не сложилась в США. Взгляды Л.Блумфилда и его книга "Язык"3 - более прагматичная и дидактически
2 Вейсгербер Л.Й. Родной язык и формирование духа. - М., 1993.
3 Блумфилд Л. Язык: Пер. с англ. - М., 1968. - 607 с.
направленная, чем "инсайты" Сепира, стали практическим руководством для последующего поколения американских лингвистов (Murray, 1993).
Однако, по словам Ч.Ф.Вёглина, чем больше времени проходит с момента ухода Сепира из жизни, тем более привлекают студентов и ученых его работы и его личность. Это результат особой интеллектуальной и эмоциональной силы, свойственной его произведениям (Voegelin, 1966).
Основные работы Э. Сепира
SapirE. Yana texts - Berkeley, 1910. - 235 p.
Sapir E. The problem of noun incorporation in American languages //Amer. anthropologist. - Menasha, 1911. - Vol. 13 (N.S.). - P. 250-282.
SapirE. Language and environment // Ibid. - N 14 (N.S.). - P. 226-242. SapirE. Abnormal types of speech in Nootka. - Ottawa, 1915. - 22 p. Sapir E. Time perspective in aboriginal American culture: A study in method. -Ottawa, 1916. - 11, 87 p.
SapirE. Language. - N.Y.: Harcourt, Brace а. co., 1921. - VII, 258 p.
Sapir E. Culture, genuine and spurious // Amer. j. of sociology. - Chicago, 1924a.
- Vol.29. - P. 401 - 429.
Sapir E. The grammarian and his language // Amer. Mercury. - N.Y., 1924b. - N 1. - P.149-155.
Sapir E. Sound patterns in language // Language. - Baltimore, 1925. - Vol. 1. - P.
17-51.
Sapir E. Anthropology and sociology // The social sciences and their interrelations.
- Boston, 1927a. - P.97 -113.
Sapir E. Speech as a personality trait // Amer. j. of sociology. - Chicago, 1927b. -Vol. 32. - P. 892-905.
Sapir E. The unconscious patterning of behavior in society // The unconscious: A symposium. - N.Y., 1927c. - P. 114 -142.
Sapir E. Central and North American languages //Encyclopaedia Britannica. - 14th ed. - L.; N.Y., 1929a. - Vol. 5. - P. 138-141.
Sapir E. Male and female forms of speech inYana // Donum natalicium schrijnen.
- Nijmegen; Utrecht, 1929b. - P. 79-85; Classics in linguistics. - N.Y., 1967. - P. 315 - 324.
Sapir E. The status of linguistics as a science // Language. - Baltimore, 1929с. -Vol.5. - P. 207-214.
Sapir E. A study in phonetic symbolism // J. of experimental psychology. -Lancaster, 1929d. - Vol. 12. - P.225-239.
Sapir E. Totality. - Baltimore, 1930. - 28 p.
Sapir E. Communication // Encyclopaedia of the social sciences. - N.Y., 1931a. -Vol. 4. - P. 78-81.
Sapir E. Custom // Encyclopaedia of the social sciences. - N.Y., 1931b. - Vol.4. -P. 658-662.
SapirE. Dialect // Encyclopaedia of the social sciences. - N.Y., 1931с. - Vol. 5. -P. 123-126.
Sapir E. Language // Encyclopaedia of the social sciences. - N.Y., 1933a. - Vol. 9.
- P.155-169.
Sapir E. La realité psychologique des phonèmes // J. de psychologie normale et pathologique. - P., 1933b. - Vol.30. - P. 247-265.
Sapir E. Personality // Encyclopaedia of the social sciences. - N.Y. - 1934a. -Vol.12. - P.85-87.
Sapir E. Symbolism // Encyclopaedia of the social sciences. - N.Y., 1934b. - Vol. 14. - P. 492-495.
Sapir E. Internal linguistic evidence suggestive of the Northern origin of the Navaho // Amer. anthropologist. - Menasha, 1936. - Vol.38. - P.224-235.
Sapir E. The relation of American Indian linguistics to general linguistics // Southwestern j. of anthropology. - Albuquerque, 1947. - Vol.3. - P. 1-4.
Sapir E. The collected works / Ed. board: Sapir Ph. (ed.-in-chief) et al. - Berlin; N.Y.: de Gruyter, 1988. - Vol. 1.
Литература об Э. Сепире
Кибрик A.E. Э. Сепир и современное языкознание // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. - М., 1993. - С.5-22.
Bloomfield L. Language: An introd. to the study of speech. By Edwar Sapir. -N.Y., 1921. - VII, 258 p. // A Leonard Bloomfield anthology / Ed. by Hockett Ch. -Bloomington; L., 1970. - P. 91 - 94.
Darnell R. Edward Sapir: Linguist, anthropologist, humanist. - Berkeley, 1990. -
272 p.
Edward Sapir: Appraisals of his life and work/ Ed. by Koerner К. - Amsterdam; Philadelphia, 1984. - XXVII, 224 р.
Language, culture and personality: Essays in memory of Edward Sapir/ Ed. by Spier L. et al. - Menasha, 1941. - XII, 298 p.
Murray S. Edward Sapir // Murray S. Theory groups and the study of language in North America. - Amsterdam; Philadelphia, 1993. - P. 77-111.
New perspectives in language, culture and personality: Proc. of Edward Sapir centenary conf./ Ed. by Cowan W., Koerner К. - Amsterdam; Philadelphia, 1986. - XIV, 627 p.
Voegelin C.F. Edward Sapir // Portraits of linguists: A biogr. sourse book for the history of Western linguistics. - Bloomington; L.,1966. - Vol. 2. - P. 489 - 492.
Переводы работ Э. Сепира на русский язык
Сепир Э. Временная перспектива в культуре коренного населения Америки: Опыт методологии // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. -М., 1993а. - С. 494 -573.
Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии: Пер. с англ. -М.: Прогресс, 19936. - 655 с.
Сепир Э. Язык. - M., 1934. - ХХ, 223 с.; то же: // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. - М., 1993б. - С. 26-203.
С.84
специфическое ассоциирование речевых элементов со значениями и
С.85
функций, исторического наследия коллектива и длительного социального развития. Сущность языка, по Сепиру, заключается "в соотнесении условных, специально артикулируемых звуков или их эквивалентов с различными элементами опыта" (там же, с. 34). Этот элемент опыта Сепир и называет содержанием языковой единицы, или ее "значением", подчеркивая, что ассоциация между ними должна быть чисто символической: слово должно быть закреплено за образом.
С.88
составляющего, по его словам, суть жизни языка. Показательно,
что для
С.93
языка яна, и связано это, по мнению, с Сепира социальной символикой:
с.101
которые выработаны естественными языками и которые предлагаются, или даже навязываются, каждому человеку его родным языком.
