CC BY
40
УДК 008:316.42
ЕДИНЫЙ ПОДХОД К ЯЗЫКУ И КУЛЬТУРЕ НА ОСНОВЕ ПРИМЕНЕНИЯ ПОНЯТИЯ «КОД»
A UNIFIED APPROACH TO LANGUAGE & CULTURE BASED ON APPLYING THE NOTION OF CODE
© 2021
В.М. Савицкий V.M. Savitsky
В статье рассматривается вопрос о знаковом (а значит, и кодовом) характере культуры и вербального языка, дающем возможность изучать их в едином ключе. Отмечается, что в русле семиотики культуры было сделано важное открытие: этнокультура носит знаковый характер. Это открытие позволило подходить к культуре и вербальному языку как к феноменам одного порядка и анализировать вербальный язык в одном ряду с культурными кодами. Изучение знаковой природы мировой культуры стало одним из главных направлений ее исследования. В статье подчеркивается, что культура носит поликодовый характер, но важнейшая семиотическая система, составляющая ее остов, - это вербальный язык. Вербальный язык приоритетен перед другими кодами в плане исполнения моделирующей и коммуникативной функций из-за его универсальности, устойчивости, мобильности, способности к совершенствованию, изобилию выразительных и изобразительных приемов; всё это обеспечивает быструю и эффективную переработку информации. Тем не менее, в рамках культуры наряду с вербальным языком функционирует ряд других кодов, именуемых культурными кодами. В статье описывается такая их разновидность, как образные коды. В качестве примеров кратко характеризуются код питания и код одежды.
Ключевые слова: вербальный язык; этнокультура; семиотика культуры; культурный код; денотативная семиотика; коннотативная семиотика; идеология; семиозис; вторичная моделирующая система; внутренний символ, образный код; конвенциональность знака; мотивированность знака.
The article contains a discussion of the issue of a semiotic nature of culture and verbal language, which makes it possible to study them in the same terms. The author notes that one of the main streams in analyzing the world culture is exploring its symbolic character and that within the boundaries of semiology of culture an important discovery was made: ethnic culture is a system of symbols. The discovery made it possible to approach culture and verbal language as comparable phenomena and to analyze verbal language along with cultural codes. The author emphasizes the fact that the most important semiotic system that makes up the framework of culture is verbal language. Culture is a multicode phenomenon, but verbal language has priority over other codes in performing the modelling and communicative functions due to its versatility, stability, mobility, ability to improve, abundance of expressive means and figurative devices; all these ensure prompt and effective information processing. However, culture, along with verbal language, contains other codes called cultural codes. The author characterizes a kind of cultural codes that bear the name of eidetic codes. The codes of food and clothing are briefly described as examples.
Keywords: verbal language; ethnic culture; semiology of culture; cultural code; denotative semiotics; connota-tive semiotics; ideology; semiosis; secondary modelling system; internal symbol; eidetic code; conventionality of a sign; motivatedness of a sign.
В настоящее время активно продолжается начавшееся во второй половине XX века обсуждение вопроса о знаковом (а значит, и кодовом) характере культуры и вербального языка - подхода, дающего возможность рассматривать язык и культуру в едином ключе. В русле постмодернистских учений одним из главных направлений анализа мировой культуры стало изучение ее знаковой природы.
Семиологи сделали важное открытие: культура носит знаковый характер. Это открытие позволило взглянуть на культуру и словесный язык как на феномены одного порядка и рассмотреть вербальный код в одном ряду с культурными кодами, трактуя их как онтологически однородные феномены.
«Самоопределение семиотики культуры, - отмечал Ю.М. Лотман, - связано с постановкой вопроса о функциональной взаимообусловленности существования разных се-
миотических систем. Отдельные семиотические системы складываются в структурное целое благодаря... неоднородности. Отдельные знаковые системы функционируют... лишь в единстве, опираясь друг на друга» [1, с. 557]. В трудах Тартуско-московской семиотической школы [2] культура описана как иерархия знаковых систем.
Л. Ельмслев [3] ввел в научный обиход понятие «коннотативная семиотика». Он имел в виду такую знаковую систему, у которой план выражения сам является знаковой системой. Единство первичного означающего и первичного означаемого образует знаки денотативной семиотики, которые являются основой для коннотативных смыслов (вторичных означаемых). Те знаки, у которых планом выражения служат знаки денотативной семиотики, составляют конно-тативную семиотику - вторичную знаковую систему, надстроенную над первичной.
Служа генераторами текстов культуры, а также регенераторами культурных смыслов, коннотативные семиотики функционируют как особые коды. Поскольку они используют денотативные семиотики как свой план выражения, Р. Барт [4] назвал их «паразитарными кодами». В работах Ю.М. Лотмана и его сподвижников [2] они получили название вторичных (по отношению к денотативным семиотикам) моделирующих систем.
По У. Эко, категория «код» близка к категории «идеология». В рамках концепции У. Эко идеологиями названы общепринятые нормы поведения и системы ценностей, которые действуют в культурном пространстве [5]. Обретая конвенциональность и облигаторность, идеологии становятся кодами (кодифицируются). С этой концепцией согласуется идея Ю.М. Лотмана о переходе феноменов культуры из сферы содержания в условную область кода [6].
С позиций семиотики обряд есть текст на ритуальном коде, создаваемом в процессе превращения утилитарного объекта в семиотический. Например, первобытная совместная трапеза, которая носила утилитарный ха-
рактер и являлась нормой жизни древнейшего сообщества, в рамках языческих культов привела к возникновению знакового (символического) феномена - обряда жертвоприношения, имевшего в значительной степени конвенциональный характер. Впоследствии, претерпев дальнейшую конвенци-онализацию и семиотизацию, этот языческий обряд трансформировался в христианский обряд святого причастия; в его рамках вино стало символизировать кровь Христову, а просфора - тело Христово. Так путем формализации содержания возникает код.
Образ превращается в знак, а система образов - в код. В психологии образ понимается по И.П. Павлову [7] - как элемент первой сигнальной системы (единица прямого сенсорного восприятия). Но в ряде случаев образ сменяет свою референтную отнесенность, то есть начинает обозначать нечто отличное от него самого. З. Фрейд [8] и его последователи описали символику образов, составляющих сновидения, и разработали психоаналитическую методику их толкования. Например, сновидение, в котором человек вываливается из окна своего учреждения, толкуется психоаналитиками как предчувствие увольнения. Такие образы И.М. Сеченов называл внутренними символами [9], а Л.В. Уваров - идеальными символами [10], так как они пребывают в когнитивном мире субъекта и пока не эксплицированы, не воплощены во внешней физической субстанции. Тем не менее, после того как они стали «не равными себе», то есть получили новую референтную отнесенность, они обрели некоторые свойства знака (элемента второй сигнальной системы). Субститутивная функция (способность замещать собой отражаемые объекты в процессе коммуникации) является, по В.М. Солнцеву, одной из главных функций знака [11].
Если внутренние символы получают воплощение во внешнем материале, то они становятся полноценными знаками, которые передаются другим субъектам в процессе общения. Так, Сальвадор Дали изображал свои сновидения на живописных полотнах. В материальной форме - живописной,
скульптурной, графической, музыкальной, вербальной и многих других - воплощаются, образуя коды, не только сны, но и плоды дневного воображения.
Культура носит поликодовый характер, но важнейшая семиотическая система, составляющая ее остов, - это словесный язык. Словесный язык приоритетен перед другими кодами в исполнении моделирующей и коммуникативной функций из-за его универсальности, устойчивости, мобильности, способности к улучшению, изобилию выразительных и изобразительных приемов, что в совокупности обеспечивает быструю и плодотворную переработку информации. Тем не менее, в рамках культуры наряду со словесным языком существуют и другие коды. Здесь мы подходим к толкованию понятия «культурный код».
Термин культурный код, как и другие модные термины, в последние годы стали употреблять многие - не только ученые, но и философствующие эссеисты, публицисты и тянущиеся за ними чиновники. Происходит размывание понятия, которое у семио-логов XX века было четким и ясным. Те, кто использует этот термин всуе, не всегда способны отчетливо сформулировать, что они имеют в виду под культурным кодом. Приведем пример: «Культурные коды - глубинный смысл конкретного процесса, феномена или какого-либо предмета, относящегося к той или иной форме культуры и отражающей ее своеобразие в восприятии представителями данной культуры общности наиболее значимых характерных черт» [12, с. 8]. Пытаться понять смысл этой головоломки -всё равно что искать конфуцианскую черную кошку в темной комнате.
Культурный код - многогранное явление; его определения и толкования, встречающиеся в философской, культурологической и лингвистической литературе, отражают разные его грани. Авторы одних определений сосредоточены на регулятивной функции культурных кодов, например: «Культурные коды - это упорядоченное множество взаимосвязанных предписаний,
ограничений, стандартов и установок по отношению к различным видам деятельности..., центральное звено которых составляет множество знаков (символов), смыслов и их комбинаций» [13, с. 34]. Хотя здесь отмечен семиотический аспект кодов, всё же упор сделан на то, что культурные коды являются прежде всего программами человеческого поведения. На наш взгляд, не стоит недооценивать тот факт, что коды - это в первую очередь системы знаков; в противном случае вышеупомянутые программы поведения можно описывать, не прибегая к понятию «код».
В других определениях делается акцент на семиотическом характере кодов: «Культурный код - это совокупность знаков и система правил, при помощи которых информация представлена... в виде набора этих знаков для передачи, обработки и хранения» [14, с. 241]. Но это слишком широкое определение: оно характеризует любой, а не только культурный код.
Есть и такие толкования, в которых культурный код предстает как носитель культурной информации, например: «Культурный код - способ передачи знаний о мире, навыков, умений в данной культурной эпохе» [15, с. 105]. Ср. также: «Культурный код - способ сохранения и трансляции культурной ... памяти» (Р. д'Андрад; цит. по работе Н.И. Пашковой [16, с. 167]). Уточним: способами передачи знаний, умений и навыков служат обучение и воспитание, а код, будучи знаковой системой, является не способом, а средством их передачи. С такой поправкой, на наш взгляд, эту характеристику культурного кода можно принять, однако ее нельзя назвать дефиницией, так как в ней упомянуто лишь одно из набора категориальных свойств культурного кода; в дефиниции же должен содержаться весь набор категориальных свойств объекта.
Встречаются и такие определения, в которых понятие «культурный код» максимально сближается с понятием «картина мира», например: «Культурные коды - вторичные знаковые системы, использующие
разные... средства для кодирования содержания, сводимого к картине мира» [17, с. 7]; «Культурный код - это совокупность культурных представлений о картине мира того или иного социума» [18, с. 20-21]; «Код культуры - это макросистема характеристик объектов картины мира... понятийная сетка, используя которую носитель языка катего-ризирует, структурирует и оценивает окружающий его и свой внутренний миры» [19, с. 232]. В таких определениях на первый план выдвигается когнитивный аспект явления. Из них следует, что код культуры -это знаковый носитель картины мира или даже сама картина мира. В первом случае эта характеристика, в целом верная, всё же не «дотягивает» до дефиниции (в нее включено только одно категориальное свойство определяемого объекта), а во втором случае термин культурный код дублирует термин картина мира.
Мы включили в понятие культурные коды только образные коды, поскольку именно они имеют лингвистический аспект. Помимо словесного языка, в процессе общения коммуниканты применяют коды несловесные, имеющие образную природу. К их числу принадлежат системы образов, являющихся аллегорическими и символическими знаками. Мы не затрагиваем вопрос о подсознательных программах поведения представителей того или иного этноса, поскольку они не вербализованы и относятся скорее к компетенции психологии и социальных наук, чем лингвистики.
Мы постарались разработать узкое и достаточно четкое толкование образного кода: образный код - это система образов, которые входят в состав этнокультуры, устоялись в практике общения, носят нормативный характер и служат знаками фрагментов действительности.
По Ч.С. Пирсу [20], физические объекты, обретая смысл в глазах людей, становятся знаками; придание объектам статуса знаков называется семиозисом. Объекты, относящиеся к той или иной области реальности, в ходе семиозиса образуют культур-
ные коды. Функцию культурного кода способна выполнять всякая воспринимаемая органами чувств сфера бытия: ландшафт, явления природы, фауна, флора, артефакты (жилище, орудия труда, оружие, мебель, хозяйственная утварь, одежда и т.п.), а также то, что с этими вещами происходит. Всё это можно назвать «языками» (кодами) мышления и общения.
Что чем может обозначаться? Как соотносятся означаемые и означающие (тематические и образные сферы) в рамках семи-озиса? Исходя из того, что субституция/репрезентация есть одна из основных функций знака (и кода), можно утверждать: в принципе что угодно - любая область бытия -может быть знаком (или кодом) чего угодно (любой другой области бытия). Так, на российских денежных знаках изображаются архитектурные сооружения, на белорусских -животные, на японских - пейзажи, на банкнотах других стран мира - исторические личности, аборигены, спортивные состязания, техника, многое другое. Денежный номинал может обозначаться рисунками любой тематики; нужно лишь установить соответствующую конвенцию.
Более того, отношение между оригиналом и моделью симметрично (если X есть модель Y, то Y есть модель X), а потому образная и тематическая сферы могут меняться местами. Так, живая природа может образно репрезентировать мир техники, например: «Он показал на аппарат, который всё еще мурлыкал, словно дремлющий кот» [21]. И наоборот, техника может образно репрезентировать мир живой природы, например: «Кот, любивший мурлыкать себе под нос, даже стал напоминать радиоприемник, который, включив, позабыли выключить» [22].
Но если знак (или код) призван выполнять не только репрезентативную, но и моделирующую функцию, то в процессе семиозиса конвенциональность выбора означающих падает; растет его мотивированность. Вступает в действие требование гомоморфного подобия плана содержания и плана выражения знака/кода. В этом случае структура знака (и кода) моделирует строение предметной
области. Так, код «Организм» моделирует предметную область «Механизм». В частности, в информатике говорят о нейронных сетях, как если бы компьютер был человеческим мозгом. В терминологии этой отрасли науки есть еще целый ряд биологических метафор: компьютерные нейропроводящие пути, электронный мозг, память, вирус, баг (англ. букв. «клоп»), мышь и др.
В свою очередь, код «Механизм» моделирует предметную область «Организм», например: «Подремонтируйте мой двигатель, проверьте мой мотор - таков жаргон пациентов с техническим складом ума. "Ага, - отвечает доктор, - сейчас мы его смажем, подкрутим, и завертится как новенький". Тело - машина, сердце - мотор, врач - механик, лекарство - смазка и запчасти» [23, с. 2].
Пропорция конвенциональности/мо-тивированности меняется в зависимости от предназначения кода; так, в секретных кодах (шифрах) важна высокая конвенцио-нальность, ибо она затрудняет противнику расшифровку текста, а в художественных кодах, напротив, желательна высокая мотивированность, ведь она лежит в основе образности, придающей тексту эстетические качества.
Информационный компонент (прагматика и семантика) всякого подобного кода представляет собой комплекс смыслонагру-женных образов, а процедурный компонент (синтактика) есть фрейм, общая схема, по которой образы собираются в единую «картину» (по М. Минскому, фрейм - визуальный образ [24]). Однако нередко бывает уместнее проводить не живописную, а сценическую параллель: речь может идти не только о статических изображениях, но и о динамических «сценах и актах спектакля» (по М. Минскому, о фреймах-сценариях).
Наряду с биологической наследственностью существует культурное наследие; в его рамках поведенческие программы могут рассматриваться как своего рода «культурные гены». Подобно тому, как биологические гены образуют генетический код, «культурные гены» образуют культурный код.
Программы (паттерны) предметно-практического и ментального поведения функционируют в социокультурном пространстве в семиотической форме (в форме этикета, систем социального символизма, разного рода сигналов, эмблем и т.д.), в том числе в вербальной (в виде предписаний, заповедей, заветов, моральных и юридических законов, паремий, сентенций и др.). Вербальный язык в этом ракурсе может рассматриваться как мегапрограмма, регулирующая поведение и мышление людей через религию, мифы, мораль, право, идеологию, воспитание, образование, пиар, рекламу и т.п.
Как верно отметил К.А. Долинин, очень многие грани бытия имеют знаковый аспект [25]; это согласуется с утверждением Ю.М. Лотмана о том, что в обществе нет ничего, находящегося вне культуры [26]. Речь идет о культуре жилища, внешнего вида, быта, труда, питания, тела и т.д., а где культура, там и знаковая деятельность. Стиль одежды, марка автомобиля, дизайн помещения, характер питания и т.д. - всё имеет знаковый аспект.
По А.Ф. Лосеву, вещь, рассматриваемая изолированно, тождественна сама себе, но, будучи включенной в человеческую действительность, она «допускает множество модусов собственной данности... Вещь всегда дана в какой-нибудь интерпретации. В этом смысле вещь... есть. символ» [27, с. 333]. Вещи становятся символами в процессе семиозиса. Человеческий смысл предмета являет собой его социокультурное символическое инобытие. По А.Ф. Лосеву, символ зачастую выходит за первичные тематические рамки и начинает символизировать «любые области инобытия, в том числе безграничные области» [28, с. 447]. Совокупности символов образуют культурные коды.
«Тексту присуща множественность», которая «вызвана пространственной много-линейностью означающих» [4, с. 416], то есть упоминавшейся выше многоликостью реалий, их способностью представать в разных модусах своей данности и вступать в пространстве текста в многообразные связи друг с другом, образуя смысловую
сеть. В проекциях текста, которые существуют в головах отдельных читателей, устанавливаются неодинаковые связи между культурными смыслами, формируются разные смысловые контуры в составе этой сети, ставятся разные семантические акценты (одни смыслы выдвигаются в фокус внимания, а другие затушевываются). В итоге возникает феномен полиинтерпре-тативности текста, в ряде случаев создающей впечатление, что в рамках одного произведения существуют два и более текстов.
В сфере духовной жизни, переходя из материальной формы в идеальную форму бытия, приобретая образный характер, в роли культурного кода способна выступать всякая сенсорно воспринимаемая область действительности. По утверждению С.М. Шалютина, образная система «становится как бы всеобщим языком», претендующим на охват всего универсума [29, с. 67].
Закономерности строения всякой образной сферы и ее отношения с другими сферами определяют характер символики этой сферы. В частности, «символика времени года - одна из наиболее общих и многообразных в смысловом отношении. Связанная с философией природы идеей цикличности, символикой крестьянского труда, она является удобным языком для выражения самых общих метафизических понятий... Она легко втягивает в себя антитезы "естественной" деревенской и "искусственной" городской жизни и многие другие, являясь одним из универсальных культурных кодов» [30, с. 394].
Культурный код подразделяется на субкоды, которые образуют иерархию. Множество культурных кодов, которые связаны вертикальными и горизонтальными отношениями, составляет образную систему культуры. Рассмотрим два из множества кодов, по-разному функционирующих в этнокуль-турах.
Код питания. К нему относятся образы таких реалий, как пищевые продукты, традиции приема пищи и, говоря в целом, культура питания. Всё это составляет культурный код, именуемый глюттоническим
(гастрономическим). С его помощью можно обозначать не только всё, что связано с питанием, но и реалии иных областей культуры (в первую очередь ее ключевые ценности).
Существуют этнокультуры, в которых характер питания составляет один из самых важных показателей социального статуса индивида и является фактором престижа. Таковы, в частности, патриархальные восточные культуры. Почет, который оказывается тому или иному члену общества, во многом определяется объемом и качеством потребляемой им пищи. Когда среднеазиатская культура еще не испытывала влияния западной культуры, в ее рамках внешними показателями высокого социального положения, богатства и знатности служили размер живота и замасленность одежды, свидетельствовавшие, что данный человек потребляет много жирной пищи, а следовательно, богат и знатен. Что касается современной западной культуры, в ней количество и жирность съедаемой пищи не являются фактором престижа. Избыточный вес и замасленная одежда расцениваются как признаки невоздержанности и неряшества.
Тем не менее, в западной культуре характер питания тоже не является семиотически нейтральным. Факторами престижа служат не обилие и не жирность пищи, а ее изысканность, экологическая чистота и высокая стоимость. Но это лишь промежуточные факторы. Такого рода питание говорит о соответствии индивида западным культурным стандартам, высоком социальном положении и материальном достатке. Изысканность и экологичность престижны не сами по себе; они - показатели высокого статуса и имущественного положения. Престиж в конечном счете определяется богатством.
Культурный субкод «Принятие пищи» символизирует самые разнообразные области физического и ментального восприятия:
- экспроприацию (Олигархи дорвались до кормушки, Акулы бизнеса поглощают малые предприятия, Да он тебя съест и не подавится/сожрет с потрохами);
- вожделение (Он пожирал глазами красотку/глядел на нее, как кот на сметану);
- восприятие информации (проглотить книгу в один присест, переваривать информацию, заглотить наживку);
- понимание (Он щелкает задачи и т.п., как семечки!орехи);
- непонимание (не в коня корм, колом в горле встанет);
- получение пользы (хорошо посмеяться - как съесть стакан сметаны);
- получение вреда (есть горький хлеб, как дерьма наелся, проглотить пилюлю);
- восприятие другого человека (Я его на дух не перевариваю);
- приобретение опыта (собаку съесть на чем-л., съесть пуд соли с кем-л.);
- физические и душевные состояния, подтачивающие силы человека (его сжирает чахотка, снедает зависть, гложет бес-покойство!червь сомнения).
Как видим, в терминах поедания пищи моделируется весьма разветвленный комплекс явлений, объединенных интегральной семой [восприятие].
Питание - это каждодневное, привычное действие. По нашим наблюдениям, именно такие сферы бытия становятся культурными кодами в первую очередь. Этим подтверждается указание Р. Барта на «очевидную банальность, незначительность» кодифицированных образов, «столь расхожих, что мы принимаем их за природные данности» [4, с. 457].
Код внешности. В прежние времена знаковые элементы внешности, которые свидетельствовали о занятиях физическим трудом на открытом воздухе (крепкое телосложение, загар, огрубевшие кисти рук, большие ступни), в высшем обществе воспринимались с пренебрежением. Факторами престижа тогда были бледное чело, тонкий стан, изящные кисти рук и малый размер обуви, свидетельствовавшие о высоком социальном положении, для которого были характерны отсутствие физического труда и пребывание преимущественно в помещении. Это отражено, в частности, в сказке
Ш. Перро «Золушка, или Хрустальный башмачок», в которой эстетическим эталоном и признаком избранности являлся малый размер обуви; в романе М. Митчелл «Унесенные ветром», где специально оговорен малый размер ступней у романтического героя - Ретта Батлера. В романе А. Дюма «Виконт де Бражелон» руки героя, по описанию, были парадоксальным образом тонкими (ведь он не занимался физическим трудом), но сильными (ведь он был воином) - непонятно, как это возможно. На подобных примерах раскрывается определенная искусственность и условность всей этой социосе-миотики.
Загар был крайне непрестижен, ибо свидетельствовал о том, что человек много трудится на открытом воздухе, а следовательно, относится к низшему классу (крестьянству). Поскольку престижной в те времена была именно возможность не заниматься физическим трудом, финансово состоятельные люди (в первую очередь аристократы) избегали загара. Белизна кожи как знак социального символизма, антонимич-ный загару, несла позитивную коннотацию, что, в частности, отражалось в фольклоре и художественной литературе (Белоснежка у братьев Гримм, Изольда Белорукая в рыцарских романах артуровского цикла, Белая Леди и Бледная Красавица в английском фольклоре, благородный рыцарь, «с виду сумрачный и бледный» у Пушкина и др.).
У некоторых видов верхней одежды, которую носила знать, рукава намеренно делались непомерно длинными, что делало невозможным занятия физическим трудом. Чтобы всё-таки пользоваться руками, в таких рукавах сбоку делались прорези, в которые просовывались руки, а длинные рукава бесполезно свисали вниз, выполняя не утилитарную, а исключительно семиотическую функцию. Такие рукава были знаком социального символизма.
В наше время факторы престижа во многом противоположны перечисленным: престижны такие элементы внешности, как зимний загар (он свидетельствует о богатстве, дающем возможность отдыхать зимой
в тропиках) и атлетическая фигура (занятия фитнесом, бодибилдингом, аэробикой придают человеку красоту - признак элитарности, а кроме того, они стоят дорого и поэтому тоже являются фактором престижа).
Таким образом, делается всё, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к избранным, но в разные эпохи это делается с помощью разных знаков социального символизма.
Изменения в социально-экономическом базисе привели к соответствующим изменениям в культурной надстройке - социальном коде современного общества. Иллюстрацией приводившегося выше тезиса о том, что в жизни людей нет ничего, находящегося вне культуры и знаковой деятельности, может служить способ проведения отпуска, который является показателем (знаком) того или иного имущественного поло-
жения, социального статуса, уровня культуры и служит фактором престижа. Так, упоминавшийся тропический загар посреди северной зимы или трофеи, привезенные с сафари, свидетельствуют о богатстве того, кто их демонстрирует, и о его снобизме. В прежние эпохи загар как знак социального символизма (англ. status symbol) имел, как отмечалось, противоположную коннотацию.
Всё сказанное выше подводит к выводу о том, что в пространстве культуры полноценный обмен смыслами (основа существования человеческого сообщества) возможен лишь в том случае, если коммуниканты владеют не только общим вербальным языком, но и совокупностью образных кодов, входящих в состав данной культуры и состоящих в тесной связи с вербальным языком, вливаясь в него и вместе с ним образуя лингвокультурные коды.
* * *
1. Лотман Ю.М. Культура как коллективный интеллект и проблема искусственного разума // Лотман Ю.М. Семиосфера. Статьи. Исследования. Заметки. СПб. : Искусство - СПБ, 2000. С. 557567.
2. Труды по знаковым системам : ученые записки Тартуского гос. ун-та. Вып. 1-25. Тарту : Тартуский ун-т, 1964-1992.
3. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Зарубежная лингвистика: Избранное. В 3 т. Т. 1. Новое в лингвистике. М. : Прогресс, 1999. С. 131-256.
4. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М. : Прогресс, 1989. 616 с.
5. Эко У. Отсутствующая структура. М. : Петрополис, 1998. 432 с.
6. Лотман Ю.М. Искусство как язык // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб. : Искусство - СПБ, 1998. С. 19-43.
7. Павлов И.П. Условный рефлекс. СПб. : Лениздат, 2014. 224 с.
8. Фрейд З. Толкование сновидений. М. : Эксмо-Пресс, 2017. 560 с.
9. Сеченов И.М. Избранные философские и психологические произведения. М. : Госполитиздат, 1947. 647 с.
10. Уваров Л.В. Символизация как гносеологическая проблема : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Минск, 1978. 52 с.
11. Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование. М. : Наука, 1983. 301 с.
12. Демидова Е.Н. Культурные коды в рекламе // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2010. № 3. С. 8-11.
13. Аванесова Г.А., Купцова И.А. Коды культуры: понимание сущности, функциональная роль в культурной практике // В мире науки и искусства. № 4(47). Новосибирск : Сибирская академическая книга, 2015. С. 28-37.
14. Кравченко А.В. Знак, значение, знание. Очерк когнитивной философии языка. Иркутск : Иркутская областная типография № 1, 2001. 261 с.
15. Никишова Т.П. Культурные коды // Теория культуры в вопросах и ответах. Оренбург : Оренбургский гос. ун-т, 2007. С. 105-108.
16. Пашкова Н.И. Культурный код - символический язык культуры // Язык и культура : научный журнал Томского гос. ун-та. 2012. № 3. С. 167-171.
17. Толстой Н.И., Толстая С.М. О словаре «Славянские древности» // Славянские древности : Этнолингвистический словарь / под ред. Н.И. Толстого. В 5 т. Т. 1. М. : Международные отношения, 1995. С. 5-14.
18. Телия В.Н. Первоочередные задачи и методологические проблемы исследования фразеологического состава языка в системе культуры // Фразеология в контексте культуры. М. : Школа «Языки русской культуры», 1999. С. 13-24.
19. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. М. : Гнозис, 2002. 284 с.
20. Пирс Ч.С. Принципы феноменологии // Пирс Ч.С. Начала прагматизма. В 2 т. Т. 2. Логические основания теории знаков. СПб. : Алетейя, 2000. С. 5-39.
21. Лем С. Пропавшая машина времени // Лем С. Из воспоминаний Ийона Тихого. М. : Книжная палата, 1990. С. 36-44.
22. Каришнев-Лубоцкий М.А. Каникулы Уморушки. М. : АСТ, 2000. 161 с.
23. Ляхович М.Ю. А вместо сердца - пламенный мотор // Мир гомеопатии: сайт Гомеопатического центра здоровья и реабилитации. 2017. URL: homeopatica.ru/katalogst07.shtml (дата обращения: 04.12.2020).
24. Минский М. Фреймы для представления знаний. М. : Энергия, 1979. 152 с.
25. Долинин К.А. Стилистика французского языка. М. : URSS, 2021. 304 с.
26. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике // Ю.М. Лотман и Тартуско-московская семиотическая школа. М. : Гнозис, 1994. С. 17-258.
27. Лосев А.Ф. С4мое само // Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. М. : Мысль, 1994. С. 299-526.
28. Лосев А.Ф. Проблема вариативного функционирования поэтического языка // Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. Труды по языкознанию. М. : Мысль, 1982. C. 408-452.
29. Шалютин С.М. Искусственный интеллект: Гносеологический аспект. М. : Мысль, 1985.
199 с.
30. Лотман Ю.М. Две «Осени» // Ю.М. Лотман и Тартуско-московская семиотическая школа. М. : Гнозис, 1994. С. 394-406.
