CC BY
91
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
2009 РОССИЙСКАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ФИЛОЛОГИЯ Вып. 2
УДК 82(100)(091)
ЕДИНСТВО ЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ КАК «ЕВРОПЕЙСКАЯ ИДЕЯ» Т.С.ЭЛИОТА
Ольга Михайловна Ушакова профессор кафедры зарубежной литературы Тюменский государственный университет
625003, г. Тюмень, ул. Семакова, 10. olmiva@yandex.ru
Статья посвящена анализу концепции единой европейской культуры Т.С.Элиота, Нобелевского лауреата (1948), выдающегося поэта, драматурга и критика ХХ в. Объектом исследования являются работы «Идея христианского общества», «Заметки к определению понятия "культура"», «Единство европейской культуры», «Гете как мудрец» и др. Наибольшее внимание уделяется таким проблемам, как «европейское сознание», «политика и культура», «европейский мифологический герой», «границы европейской культурной ойкумены», «христианство и европейская культура», «единая культурная традиция» и т.п. В работе рассматриваются исторические, эстетические, биографические факторы, определившие своеобразие элиотовской «европейской идеи».
Ключевые слова: европейская культура; европейское сознание; великий европеец; христианство; традиция; классика; модернистские универсализм и космополитизм.
Интерес к вопросам единой европейской культуры, европейской литературы, «европейского сознания» оставался стабильным на протяжении всего творческого пути Т.С.Элиота, проявляясь в разных формах: художественных произведениях, издательской деятельности, социокультурных теоретических построениях. Понятие «европейское сознание» (the mind of Europe), ставшее одним из ключевых в его работах о единой культурной традиции, Элиот вводит впервые в эссе «Традиция и индивидуальный талант» (Tradition and Individual Talent, 1919). Ярким образцом поэтического воплощения общеевропейского культурного сознания непосредственно стал «подвижный палимпсест» поэмы «Бесплодная земля» (The Waste Land, 1922), включающий неограниченное количество временных, культурных, смысловых слоев (подробнее об этом см. нашу монографию «Т.С.Элиот и европейская культурная традиция»).
Значительной областью деятельности Элиота на поприще воплощения в жизнь его идеала единой европейской культуры была
его работа в качестве редактора журнала «Крайтерион» (The Criterion, 1922-1939), на страницах которого печатались произведения авторов разных национальностей, разных политических взглядов, разных эпох. Журнал «Крайтерион» задумывался и публиковался Элиотом как журнал общеевропейский, представляющий и популяризирующий культуру разных стран. В своем прощальном обращении к читателю (Last Words) в последнем номере «Крайтериона» (январь 1939 года) Элиот еще раз подчеркнул эту важную международную миссию редактируемого им журнала: «Целью "Крайте-риона" было установление тесных отношений с другими аналогичными литературными журналами на континенте и в Америке, а также создание в Лондоне собственного международного интеллектуального форума» [The Criterion XVIII, 1967: 271].
По замыслу основателя, именно этим интернациональным характером «Крайтери-он» должен был отличаться от традиционных «толстых» ежеквартальных английских литературных журналов (quarterly): «Откры-
© Ушакова О.М., 2009
62
вая журнал, я преследовал цель свести воедино лучшее из того нового, о чем говорили и писали в свое время во всех европейских странах, вносящих тот или иной вклад в общее дело культуры» [Элиот 2004: 167]. В «Крайтерионе» сформировалось интеллектуальное пространство, на котором активно обсуждались проблемы, связанные с общеевропейской историей и культурой, значением западной цивилизации. В частности были опубликованы работы К.Доусона «Конец эпохи», Г.Мэссиса «Защита Запада», Дж.Флетчера «Восток и Запад», Р.Геппеншталя «Правда Запада»,
Дж.Ф.Хадсона «Профессор Тойнби и западная цивилизация» и др., рецензии на книги О.Шпенглера, Б.Кроче, К.Доусона и т.д.
Большая часть теоретических работ, посвященных проблеме единства европейской культуры, создана Элиотом накануне Второй мировой войны или непосредственно по ее окончании, на еще дымящихся руинах старой Европы. В своих лекциях под общим названием «Единство европейской культуры», поэт напомнил своим современникам, европейским литераторам, об их особой ответственности за сохранение и распространение общей культуры, что звучало особенно актуально в атмосфере ненависти и враждебности послевоенной Европы, с трудом приходящей в себя после кровавых глобальных распрей.
Политика как фактор разъединения, культура как средство объединения - таков один из основных тезисов Элиота, общественного деятеля и мыслителя. Политики сеют рознь между народами, ставя сиюминутные узконаправленные задачи, этой дезинтеграции должны противостоять деятели культуры, отстаивающие вечные общечеловеческие ценности. Элиот призывает «предохранить нашу общую культуру от загрязнения политическими веяниями» и «спасти то общее достояние, хранителями которого мы являемся: наследие Греции, Рима и Израиля и достояние Европы, создававшееся на протяжении последних двух тысяч лет. В мире, ставшем свидетелем такого материального опустошения, как то, которому мы подверглись, этим духовным богатствам также грозит неминуемая гибель» [Элиот 2004: 176].
Работы социокультурного характера, в которых Элиот разрабатывал концепцию единого европейского культурного пространства, стали регулярно выходить с конца 1930-х гг.: «Католичество и международный порядок» (Catholicism and International Order, 1936), «Современное образование и классическая филология» (Modern Education and the Classics, 1936), «Идея христианского общества»(The Idea of a Christian Society, 1939), «Заметки к определению понятия “культура”» (Notes towards the Definition of Culture, 1948), «Единство европейской культуры» (The Unity of European Culture, 1946), «Гете как мудрец» (Goethe as the Sage, 1955) и др. Появление целого ряда серьезных, объемных работ можно объяснить и освободившимся от напряженной редакторской и издательской деятельности временем, определенным накопившимся опытом размышлений и обсуждений темы единой культурной традиции, особенностями исторической ситуации. Полемическим запалом ряда работ послужила критика сторонников глобальных политических проектов, типа всемирного правительства, всемирной федерации и т.п.
Существовали и другие, более глубокие причины такого пристального интереса Элиота к теме общеевропейской культуры. Стремление мыслить в глобальном культурном масштабе отражало общие эстетические установки модернистов, прежде всего их универсализм и космополитизм. Ощущение всеобщности, всеединства, взаимосвязи всего сущего характерно для многих представителей модернизма. Космополитизм модернистов также тесно связан с биографическим фактором, и что первично в данном случае (биография или эстетика) - вопрос спорный. Так, американцы Э.Паунд и Элиот «прижились» в Европе (хотя итальянский «патриотизм» дорого стоил первому); «Улисс» Дж.Джойса создавался в различных европейских городах, Цюрихе, Триесте, Париже, а сам автор так и не вернулся на родной зеленый остров; Д.Г.Лоуренс, самый «английский» из модернистских авторов, в 1919 году покинул Англию, роман «Любовник леди Чаттерли» писал во Флоренции; определение С.Беккета как «ирландско-французского» автора, безусловно, эффектно, но вызывает недоумение (действительно, «театральные
приоритеты Беккета не всегда поддаются разграничению по национальным инвариантам» [Доценко 2005: 111]) и т.п. Попытки установить принадлежность Элиота к американской или английской литературной традиции в одинаковой степени как убеждают, так и вызывают несогласие, в зависимости от степени обоснованности и убедительности позиции исследователя. На самом деле, художника, сознательно вписывающего свое творчество в мировой культурный текст, трудно привязать к какой-то определенной национальной почве, даже если он на ней вырос.
Сам Элиот, понимая двусмысленность ситуации, осознавал стремление четко идентифицировать национальный статус своего творчества как проблему. В своем выступлении «Американская литература и американский язык» (1953) в Вашингтонском университете Сент-Луиса, основанном его дедом, поэт, обходя непростую тему, иронично замечает: «Только вот не знаю я, считать ли Одена английским поэтом или поэтом американским: для меня его жизненный путь поучителен, ибо помогает отвечать на тот же самый вопрос, когда его задают мне, а я ответствую: "Куда бы вы ни отнесли теперь Одена, я, вероятно, буду с другой стороны"» [Элиот 2002: 204]. Можно отметить, что поэт не был чувствителен к национальным барьерам, его экстерриториальность является как принципиальной, так и естественной: «культурные границы остаются, так и должно быть, открытыми» [Элиот 2004: 166]. Для него и американская, и британская культура
- составные части общей европейской культуры, с едиными культурно-историческими истоками: «Только из-за наших общих истоков в литературах Греции, Рима и Израиля мы можем говорить о Европейской литературе; и если уж зашла об этом речь, скажу мимоходом, что будущее Европейской литературы напрямую зависит от того, насколько высоко мы будем почитать наших предшественников» [Там же: 383].
Рассуждая в работе «Гете как мудрец» о том, какие из поэтов могут быть названы великими европейскими поэтами, Элиот предлагает обсудить в качестве кандидатов в европейский пантеон Дж.Г.Байрона и Э.А.По: «В Байроне мы имеем поэта определенного
поколения и через это поколение ставшего поэтом всей Европы. В лице Эдгара По Америка произвела поэта, который, благодаря своему влиянию на три последующих поколения, может считаться европейцем...» [Элиот 2004: 383]. И хотя «положение и ранг» этих поэтов продолжают оставаться предметом споров, и, следовательно, вопрос о присвоении им звания «Великого Европейца» остается открытым, тем не менее сама постановка вопроса отражает позицию Элиота, его концепцию европейской культурной ойкумены вне определенных географических границ. В этой же работе Элиот использует понятие «европейский мифологический герой» (a European myth-hero), выстраивая определенный ряд литературных героев, ставших достоянием всех европейцев: «В наше время Гамлет и Фауст стали европейскими символами. В этом они схожи с Одиссеем и Дон Кихотом, каждый из которых глубоко национален и одновременно близок всем нам. Есть ли больший грек, чем Одиссей, больший испанец, чем Дон Кихот, больший англичанин, чем Гамлет, больший немец, чем Фауст? И все же они вошли в наши души, все они помогли - и в этом роль таких фигур - познать европейцам самих себя» [Элиот 2004: 385]. Эта же идея двумя годами раньше была представлена на американском материале в уже упоминаемом выступлении в Сент-Луисе: в классическом ряду европейских архетипических персонажей фигурирует Гек Финн как своего рода «прототип в мифологии всего человечества» [Элиот 2002: 199]. А река Миссисипи у Марка Твена приведена в качестве примера «всемирной реки человеческой жизни» [Там же: 197].
Заявление британского исследователя Д.Муди о том, что Т.С.Элиот «с самого начала был европейцем» [Moody 1994: 15], абсолютно правомерно. И дело здесь не только в семейных европейских корнях поэта, его стремлении «вернуться домой». С этой точки зрения лейтмотив поэмы «Ист Коукер» - «в моем начале мой конец» - принимает лично-стно мистический, провидческий смысл: прах поэта упокоен в английском Ист Коукере, на земле его предков, откуда они когда-то выехали в Новый свет: «Дом - то, откуда выходят в дорогу» («Ист Коукер»).
Есть и более прозаические, но не менее важные, факторы. Один из них - классическое европейское образование, которое получил Элиот. В начале своего выступления «Американская литература и американский язык» поэт воздает должное системе образования своего времени, высказывая сожаление о закрытии школы, в которой он учился: «Это была хорошая школа. Там учили (теперь такое встречается все реже и реже) тому, что я считаю основами знаний: латинскому и греческому параллельно с историей Греции и Рима, английской и американской истории, основам математики, французскому и немецкому языкам. А также английскому!» [Элиот 2002: 186]. Не отсюда ли просветительский пафос многих социокультурных работ Элиота, в которых он активно вступает в борьбу за сохранение классического образования: «:...культура Европы как таковой, -культура христианская, и наоборот - традиционная религиозная вера в Европе, включая Британию, не сможет сохранить своей интеллектуальной мощи, если среди учительского сословия не будет поддерживаться самый высокий стандарт изучения латыни и греческого» («Классическая филология и литератор», 1942, президентское обращение к членам Ассоциации филологов-классиков [Элиот 2004: 262]).
Еще одной причиной постоянного внимания к проблеме сути и специфики «европейскости» может выступать американское происхождение поэта. Не случайно, что именно Элиот и Паунд стали наиболее активными и влиятельными апологетами общей европейской традиции. Существование на географической периферии западной ойкумены, естественное осознание фронтира, ощущение жара плавильного котла, сжигающего корни традиций предков, обостряет интерес к культурной идентичности, стимулирует поиски общих истоков. Именно на пограничных линиях культурного пространства, в непосредственных точках пересечения цивилизационных пластов, тонких и хрупких на сгибах, возникают центростремительные настроения, «тоска по культуре». В данном случае неизбежна параллель с Россией, в которой дискуссии о своем месте в Европе имеют затяжной, хронический характер. Россия и Америка как периферий-
ные, пограничные пространства играют особую роль в сохранении культурного единства Европы, что частично объясняет характерные для их национальной ментальности мессианские, культуртрегерские настроения.
Многие мысли Элиота перекликаются с размышлениями В.В.Вейдле о подвижности и разомкнутости границ Европы, о ее духовном единстве. Для этих двух художников и мыслителей, которых объединял, по выражению В.М.Толмачева, «особый тип эстетического консерватизма», было присуще глубокое, исполненное драматизма чувствование специфики европейской цивилизации, озабоченность ее судьбами. В книге «Задача России» (1956), в главе под названием «Границы Европы», Вейдле пишет: «Европа есть сложный исторический организм, подобный организму нации, а не что-то неподвижное, неменяющееся, навсегда застывшее в своих границах. Европа не безгранична, но границ ее не может указать ни территория, ни раса, ни язык, ни какой-либо другой заранее данный ее признак» [Вейдле 1956: 22]. Этот тезис, определяющий пафос многих работ Вейдле, непосредственно развивает идеи Элиота: «Европейская культура занимает некое пространство, но не имеет при этом определенных границ, а строить китайские стены мы бы не смогли» [Элиот 2004: 115].
Есть еще одна причина, повлиявшая на степень интереса обоих авторов к проблеме общеевропейской идентичности - это временной, исторический фактор. Две войны, Русская революция (Великая Октябрьская социалистическая революция), глобальные катаклизмы, носящие не меж-, а внутрици-вилизационный характер, поставили под вопрос существование подлинной общности, целостности и прочности европейской культуры. Не случайно Вейдле в «Умирании искусства» (1937) констатирует совпадение исторической катастрофы с катастрофой самого искусства, процесс культурного распада, призывая возродить веру во всеединство. Культурный изоляционизм, характерный для тоталитарных режимов прошлого века, вызывал зачастую противоположную реакцию, обострял сознание необходимости в полноценном культурном диалоге. В.Н.Топоров обращает внимание на эту особенность раз-
вития культурного процесса, говоря о вы-страданности потребности в общении с мировой культурой О.Мандельштама: «Насильственное разъединение душ, прекращение обмена ценностями культуры, ее смыслами обрекают на немоту и безотзывность, которые, в свою очередь, парализуют душу культуры и ставят под удар идею братства людей
- как исходного, данного человеку в самом начале его пути, естественного так сказать, природного, так и особенно того взыскуемо-го будущего, которое шаг за шагом создается культурной работой человека» [Топоров 1989: 6].
Американская культура не могла не быть для Элиота частью общей европейской культуры: «.у нас общие классики - греки и римляне; у нас одна классика - даже в нескольких переводах Библии» [Элиот 2004: 166]. В какой-то мере можно говорить о культурной и национальной непредвзятости автора этих строк, американца по рождению, «воспринимающего Европу и ее культуру в более широкой перспективе, чем сами европейцы с их острым чувством национальных различий» [Красавченко 2004: 727]. В своих суждениях Элиот объединял огромное географическое пространство, раскинувшееся на нескольких континентах.
Одним из основных факторов, способствующих единству различных национальных культур, Элиот считал религию. В предисловии к книге «Заметки к определению понятия «культура» поэт заявляет, что первым важным вопросом, который он собирается рассмотреть, является утверждение того, что «нет культуры, не возникшей и н развивавшейся вне религии» [Элиот 2004: 74]. Для европейской культуры такой религией стало христианство. Элиот утверждает, что именно христианство определяет единство и своеобразие западной традиции, вне зависимости от того, осознает это отдельно взятая личность или нет: «Именно в христианстве получили свое развитие все наши искусства, именно в христианстве - по крайней мере, до недавнего времени - заложены корни европейских законов. Именно на фоне христианства приобрела свое значение наша философия. Какой-нибудь отдельный европеец может не верить в истинность христианской веры, и все-таки то, что он говорит, делает,
то, как ведет себя, - все идет от наследия христианской культуры и по смыслу своему зависит от этой культуры. Только христианская культура могла дать Вольтера и Ницше. Я не верю, что европейская культура может выжить в случае полного исчезновения Христианской Веры. <...> С исчезновением христианства исчезнет вся культура» [Там же: 174].
Для Элиота религия неразрывно связана с культурой. Вопрос о взаимодействии культуры и религии определил одно из основных направлений его эстетической системы. Для него характерно широкое понимание феномена религии, не просто как суммы конкретных верований и догм, а как «аспекта человеческого духа», охватывающего различные стороны бытия: «Нашему христианскому наследию обязаны мы большим, нежели только религиозной верой. Через него прослеживаем мы эволюцию наших искусств, через него приобщаемся к римскому праву, благодаря которому в основном и сформировался Западный мир, через это наследие приходим мы к пониманию личной и общественной морали. И через него овладеваем общими литературными нормами, данными литературами Греции и Рима. В этом наследии заключено единство Западного мира, - в христианстве и в древних цивилизациях Греции, Рима и Израиля, ведь именно в них, следуя по пути христианства длиною в две тысячи лет, мы видим свои истоки. <...> такое единство общих элементов культуры на протяжении многих веков и есть неразрывная связь между всеми нами» [Элиот 2004: 174-175].
Для Элиота важно было установить различие таких понятий, как материальная организация Европы (the material organization of Europe) и духовный организм Европы (the spiritual organism of Europe). Средством, обеспечивающим культурную общность европейских народов, по мнению Элиота, является традиция. Культурная память, хранящая и объединяющая духовный опыт и художественные достижения разных эпох, обеспечивает дальнейшее развитие всей европейской культуры: «.будущее европейской литературы напрямую зависит от того, насколько высоко мы будем почитать наших предшественников» [Элиот 2004: 383].
В настоящее время, на очередном культурно-историческом этапе, постмодернистская критика европоцентризма побуждает обратить серьезное внимание на предложенную Элиотом идею единства европейской культурной традиции уже в новом временном контексте. Прежде всего, следует заметить, что элиотовская идея единства европейской культуры ничего общего не имеет с теми явлениями, которые принято теперь обозначать, как вестернизация, европеизация или европоцентризм: «.говоря о единстве европейской культуры, не хочу оставить впечатление, что рассматриваю эту культуру как нечто стоящее особняком» [Элиот: 2004: 166]. Вопрос о навязывании определенных культурных стандартов, воздействии европейского опыта на неевропейские культурные регионы никогда не поднимался Элиотом (или же речь шла о негативном характере этого воздействия, см., например, рассуждения в «Заметках к определению понятия «культура» о взаимодействии колониальной и аборигенной культур): «Идея самодовлеющей европейской культуры была бы столь же гибельной, как и идея самодовлеющей национальной культуры; наконец, столь же абсурдной, как идея сохранения неприкосновенности местной культуры в каком-нибудь графстве или селе Англии» [Там же: 115].
У Элиота размышления о единой европейской культуре связаны, прежде всего, со стремлением выявить генетическое родство различных национальных традиций, создать предпосылки для продуктивного культурного диалога, определить общие универсальные духовные ценности поверх барьеров, поставленных политиками и сохраняемых благодаря невежеству, интеллектуальной лени и узости культурного кругозора обывателей. В заключительных тезисах Нобелевской речи поэта (1948) отражается этот пафос единения и вера в общечеловеческую значимость поэтического слова: «есть смысл в понятии "европейская поэзия" и даже "поэзия мировая". Думаю, именно в поэзии люди разных стран и языков - хотя это очевидно лишь по небольшой части общества - находят взаимопонимание. Оно существенно, каким бы неполным, частичным ни было. И я расцениваю присуждение Нобелевской
премии по литературе поэту, прежде всего, как утверждение наднациональной ценности поэзии» [Элиот 2002: 155].
Элиот выделяет три основных элемента, составляющих внешний контекст любого вида искусства: «.традицию отечественную, традицию общеевропейскую и влияние одной европейской страны на другую» [Элиот 2004: 166]. Для сохранения здоровой европейской культуры, по мнению поэта, необходимы два условия: «во-первых, культура каждой страны должна быть уникальной, а во-вторых, различные культуры должны признавать свою взаимосвязанность, дабы каждая подвергалась воздействию других» [Там же: 171].
Причины жизнеспособности западной цивилизации - в ее открытости другим культурам, в постоянном внутреннем межкуль-турном диалоге. Говоря о том, что Данте является самым «всеобщим» поэтом, Элиот имел в виду, прежде всего, то, что за великим флорентийцем стояла вся европейская мудрость и единая система поэтической образности. Эта «всеобщность» отражала характер культурной ситуации в средневековой Европе, что очень импонировало поэту: «.средневековая латынь стремилась подчеркнуть и выразить то, о чем могут думать люди самых разных наций. Мне кажется, во флорентийской речи Данте немало этой всеобщности, а само уточнение ("флорентийская" речь) только подчеркивает ее, ибо снимает современное деление на разные народы. Чтобы любить французские или немецкие стихи, надо, наверное, иметь хоть какую-то склонность к французскому или немецкому складу ума. Данте - итальянец и патриот, но, прежде всего, он европеец» [Элиот 2004: 297].
Итак, важным фактором развития любой национальной культуры является ее открытость иным влияниям, «взаимообмен искусств и идей», полноценный культурный диалог. Элиот понимал, что только открытый тип культуры способен к развитию и генерированию подлинного искусства. Способность литературы к самообновлению зависит, по мнению Элиота, от наличия двух факторов: «Первое - ее способность принимать и усваивать внешние влияния. Второе -ее способность обращаться в прошлое и чер-
пать опыт из собственных источников» [Элиот 2004: 165]. Богатство литературных и культурно-исторических ассоциаций обусловлено широтой культурных пристрастий автора, его способностью творчески освоить различные традиции, усвоить и «переварить» их. В лекции «Традиция и поэтическая практика» (Tradition and the Practice of Poetry, 1936), Элиот говорит о том, что поэт не должен бояться влияний самого различного характера: «Поэт не может избежать влияния, поэтому он должен подвергнуться возможно большему количеству влияний для того, чтобы избежать какого-либо одного влияния. У него может быть свой самобытный талант: но его оригинальность также должна целенаправленно развиваться; для того чтобы достигнуть зрелости, необходимо время, а творческая зрелость, большей частью, определяется способностью воспринять и усвоить самые разнообразные влияния» [Eliot 1988: 13]. Слова digest, digestion, которые неоднократно использует поэт в своих рассуждениях о восприятии того или иного влияния, усвоении опыта прошлого, имеют в английском языке несколько значений, в том числе, нейтральное - «усвоить», «усвоение» и конкретно-физиологическое - «переварить», «пищеварение». В раннем эссе «Еврипид и профессор Меррей» (Euripides and Professor Murray, 1920) подразумевается,
скорее всего, второе: «Нам необходимо пищеварение, способное усвоить одновременно и Гомера, и Флобера. Мы должны внимательно изучать гуманистов и переводчиков Ренессанса так, как это делает м-р Паунд. Нам необходимо зрение, с помощью которого мы сможем видеть прошлое там, где оно было, с его определенными отличиями от настоящего, и все же видеть его настолько живым, что оно предстанет перед нами как настоящее. Это и есть творческое зрение.» [Eliot 1998: 43]. Несмотря на декларируемую всеядность, сам поэт имел весьма определенные творческие ориентиры и художественные пристрастия, тем не менее этот пафос всеобщности, как временной, так и национальной, сохранялся в деятельности поэта на протяжении всего творческого пути.
Идея «всемирной культуры» осознается Элиотом скорее как недостижимый идеал, понятие абстрактное и умозрительное. Он
признает, что воссоединение и объединение различных культур вряд ли может быть достижимо, но реальной остается возможность взаимодействия и взаимообщения национальных традиций, совместная деятельность по сохранению общего наследия, признание родства и взаимозависимости: «Важно, что друг без друга мы не способны создавать те прекрасные произведения, которые олицетворяют высшую цивилизацию» [Элиот 2004:175]
В своей художественной практике Элиот был многим обязан своим предшественникам, поэтам, писателям, музыкантам, философам, теологам различных эпох и различной национальной принадлежности: англичанам У.Шекспиру и Дж.Герберту, французам С.Малларме и П.Валери, итальянцу Данте, испанцу С.-Х. де ла Крусу, русским Ф.М.Достоевскому и И.Ф.Стравинскому, американцам У.Уитмену и Э.Паунду, античным авторам - список можно продлять до бесконечности каталога. Поэт осознавал их влияние, был благодарен своим предшественникам, развивал их достижения, возрождал общие для европейцев мифологические модели и т.п. Творчество Элиота может считаться ярким примером воплощения «европейского сознания» в его протяженности от архаической культуры до авангардного искусства прошлого века. А европейская идея Элиота об общем культурном пространстве, объединяющем и сближающем народы, продолжает оставаться актуальной и плодотворной.
Список литературы
Вейдле В.В. Задача России. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1956.
Доценко Е.Г. С.Беккет и проблема условности в современной английской драме: Монография. Екатеринбург: Урал. гос. пед. унт, 2005.
Красавченко Т.Н. Заметки к определению Т.С.Элиота // Элиот Т.С. Избранное. Религия, культура, литература. Т. 1-11. С.719-740.
Топоров В.Н. Пространство культуры и встречи в нем // Восток - Запад. Исследования. Переводы. Публикации. М.: Наука, 1989. Вып. 4. С. 6-17.
Ушакова О.М. Т.С. Элиот и европейская культурная традиция: Монография. Тюмень:
Изд-во ТюмГУ, 2005.
Элиот Т. С. Избранное: Стихотворения и Поэмы; Убийство в соборе: Драма; Эссе, лекции, выступления / пер. с англ.; сост. Ю.
Комов; коммент. Т. Красавченко. М.: ТЕРРА
- Книжный клуб, 2002.
Элиот Т.С. Избранное. Т.1-11. Религия, культура, литература / пер. с англ., под ред.
А.Н.Дорошевича; сост., послесл. и коммент.
Т.Н.Красавченко. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004.
Eliot T.S. The Idea of a Christian Society.
London: Faber and Faber Ltd., 1946.
Eliot T.S. Notes towards the Definition of Culture. New York: Harcourt, Brace and Company, 1949.
THE UNITY OF EUROPEAN CULTURE AS T.S. ELIOT'S «EUROPEAN IDEA»
Olga M. Ushakova
Professor of Foreign Literature Department
Tyumen State University
This paper deals with the concept of cultural unity of Europe produced by T.S.Eliot, a Nobel Prize winner (1948), outstanding poet, playwright and critic of the 20th century. The material of this research includes the following works: The Idea of a Christian Society, Notes towards the Definition of Culture, The Unity of European Culture, Goethe as the Sage and others. The research focuses on Eliot's interpretation of such issues as «the mind of Europe», «politics and culture», «a European myth-hero», «frontiers of European cultural oikoumena», «Christianity and European cul-ture», «common European cultural tradition», etc. Some historical, aesthetic, biographic aspects of Eliot's «European idea» are considered.
Keywords: European culture; mind of Europe; Great Europeans; Christianity; tradition; classics; modernist universalism and cosmopolitanism.
Eliot T.S. On Poetry and Poets. London: Faber and Faber, 1957.
Eliot T.S. Tradition and the Practice of Poetry // Essays from the «Southern Review» / ed. by J.Olney. Oxford: Clarendon Press, 1988. P.10-20.
Eliot T.S. The Sacred Wood and Major Early Essays. Mineola; New York: Dover Publications, Inc., 1998.
Moody A.D. The Mind of Europe in T.S.Eliot // Eliot T.S. at the Turn of the Century. Lund: Lund University Press, 1994. P.13-32.
The Criterion. Collected Edition. Vol. I-XVIII. London: Faber and Faber Limited, 1967.
