CC BY
586
47
УДК 1 (091) (43) «183/190» : 17.037
Е. Д. Гончаров
«Единственный» М. Штирнера и «Сверхчеловек» Ф. Ницше:
сходства и различия
В статье дается сравнительный анализ учений представителей неклассической немецкой философии XIX в. - Макса Штирнера и Фридриха Ницше. Рассмотрение символических фигур Сверчеловека и Единственного позволяет раскрыть общие черты и показать специфику крайнего индивидуализма философии Ницше и Штирнера.
This article presents a comparative analysis of ideas expressed by Max Stimer and Friedrich Nietzsche - representatives of German 19th century non-classical philosophy, the author discussing the symbolic figures of the Ubermensch and the Einzige to demonstrate the specific character of Nietzsche’s and Stirner’s individualistic philosophy.
Ключевые слова: Ницше, Штирнер, Сверхчеловек, Единственный,
философия, аксиология, этика.
Key words: Nietzsche, Stimer, the Ubermensch, the Einzige, philosophy, axiology, ethics.
Труды немецкого философа Ф. Ницше хорошо известны интересующейся публике. Творчество же старшего современника Ницше, Макса Штирнера, и прежде всего его главное произведение «Единственный и его собственность» (1844), близкое по духу автору «Так говорил Заратустра», до сих пор остаётся менее известным, а анализ родства философии М. Штирнера и Ф. Ницше - редкая тема для обсуждения. Пожалуй, наиболее глубокая работа, посвященная этой проблематике, - «Ницшеанец сороковых годов. Макс Штирнер и его философия эгоизма» (1901), была написана более века назад В. Ф. Саводником. И хотя автор утверждал, что «сопоставление этих двух имён невольно приходит на ум всякому, знакомому с Ницше, при чтении “Единственного”» [4, с. 762], сам Садовник такого сопоставительного анализа не предпринял. Исходя из этого рассмотрение связи между философией М. Штирнера и Ф. Ницше представляется весьма интересным. По нашему мнению, важно не только сравнение дословного содержания текстов, но и сопоставление ключевых идей этих текстов, выразивших оригинальную «личность» - Единственного и Сверхчеловека.
© Гончаров Е. Д., 2015
48
Говорить о возможности прямого заимствования Фридрихом Ницше (1844-1900) идей Макса Штирнера (1806-1856) представляется преждевременным: скорее всего, первый вообще не читал труды второго. Ницше никогда «не чурался» своих идейных вдохновителей и часто апеллировал к понравившимся мыслям либо критиковал то, с чем был не согласен. Многочисленные произведения Ф. Ницше изобилуют цитатами, но ни одной, отсылающей к М. Штирнеру, нами обнаружено не было.
Философия в достаточной степени субъективна и зачастую зависит от личности самого философа, а любой философ в некотором роде «дитя» своего времени. Поэтому нет ничего удивительного в том, что работы данных авторов имеют общие черты. Время и настроения в немецком обществе были весьма специфичны. Оба философа жили в период происходивших в немецких землях глобальных интеграционных процессов: объединение независимых германских государств с последующим образованием на их месте конфедеративного Германского союза (1815); Мартовская революция и организация Франкфуртского национального собрания (1848-1849); создание ещё более жёстко централизованного Северогерманского союза (1866); а потом и создание на основе бывшего союза мощной Германской империи (1871). Германия жаждала объединения, большинство смотрело на эти процессы как на панацею: мощная держава сулила надёжность своим гражданам. Но индивидуалист - это всегда противник большинства. В каждом из названных случаев среди оптимистично настроенных патриотов было немало людей, настороженно относившихся к созданию столь крупной политической машины, необходимой для унификации образованного разнородного сообщества.
Итак, в схожем историческом контексте образовались аналогичные предпосылки - Фридрих Ницше и Макс Штирнер видели опасность свободе личности в современных им обществах. Это обусловливает общую для них главную особенность - исповедание крайнего индивидуализма, хотя и выраженного различным образом. Апофеозом этого крайнего индивидуализма в творчестве рассматриваемых мыслителей стало рождение символической фигуры «идеального» человека, в совершенстве воплощающего их принципы: для М. Штирнера этим символом стал Единственный (иногда он именуется просто Эгоистом), а для Ф. Ницше - Сверхчеловек. Сравнение этих фигур, ставших «визитными карточками» своих авторов, позволит сопоставить и учения философов в целом.
49
Единственный и Сверхчеловек - это сильные, независимые личности, обладающие огромным творческим потенциалом и свободные от общественного мнения. Образы их настолько глубоки, что, подобно образам главных героев в художественной литературе, их сложно представить одним лишь описанием, они раскрываются во взаимоотношении с внешним миром. Специфика отношения крайнего индивидуалиста с миром состоит в том, что при любых обстоятельствах он не интегрируется в окружение, а отстаивает свою самость. Поэтому для сопоставления Единственного и Сверхчеловека прибегнем к сравнению их позиций по ряду ключевых вопросов. Условно эти вопросы можно разделить на три группы: во-первых, отношение к государству и обществу; во-вторых, отношение к морали и религии; в-третьих, отношение к цели своего существования.
Для Ф. Ницше государство - это «самое холодное из всех холодных чудовищ. Холодно лжет оно» [1, с. 13]. Несмотря на некоторые противоречивые высказывания, возникающие при афористичном стиле философствования, сложно избавиться от ощущения, что Ницше государство «противно». Противны как государство, так и сплоченное общество, выстроенное из посредственности. Отсюда вырастает ницшеанская особенность - элитизм. У Штирнера же неприятие общества и государства вызывает другие чувства: желание борьбы с ними. В данном случае сложно говорить о каком-либо презрении, эти институты предстают прямыми врагами Эгоиста, пытающимися подавить его интересы: «государство представляет собой сущность, стоящую над человеком и, более того, умаляющую волю и самобытность отдельной личности» [7, с. 23]. Единственный может лгать государству, лицемерно улыбаться ему, но он всегда остаётся его врагом и пытается разрушать его изнутри, а если хватает сил и есть «союзники», то даже выступить открыто. Из этого вытекает особенность философии М. Штирнера - анархизм. Таким образом, внешнее сходство Единственного и Сверхчеловека не позволяет говорить об их тождественности.
Говоря об отношении Единственного и Сверхчеловека к обществу и государству, невозможно не упомянуть ещё одну важную черту, их объединяющую: приоритет собственной воли, которую они проявляют в любых контактах с внешним миром. Здесь следует отметить, что философию Макса Штирнера и Фридриха Ницше вполне правомерно отнести к течению под названием «волюнтаризм», выраженному в неприятии всякого учёта суммирующих объективных обстоятельств и в утверждении значимости человеческой воли. Единственный, нивелируя все абстрактные идеи и духи, не признаёт
50
государственной или народной воли, называя её очередным призраком. По его мнению, даже если в результате голосования или общественного договора удалось провозгласить объективную народную волю, то она всё равно не будет равняться воле Единственного и постарается осуществить принуждение. И даже если в определённый момент времени общество будет абсолютно единогласно в принятии какого-либо решения, то уже через минуту или год Единственный может изменить свою волю, так как только он её хозяин. Возможным решением мирного сосуществования индивидов, таким образом, становится союз, взаимовыгодный всем сторонам, из которого Единственный может в любой момент выйти.
Для Сверхчеловека воля приобретает ещё более глобальный характер - она становится волей к власти, жизнеутверждающей и заключающейся в постоянной борьбе за существование. Не только общественная деятельность или политическая борьба, но и сама по себе жизнь любого существа - это воля к творчеству и преобразованию мира, в результате которой утверждается сильнейший. Величайший трагизм при этом заключается в том, что безвольные и слабые люди в крупных общественных объединениях обладают гораздо большей силой, чем сильный и самостоятельный индивид. Это сводит на нет возможность эволюционного прогресса, а рождение очередного Сверхчеловека остаётся только случайностью, на которую уповает Ф. Ницше.
Переходя к вопросу отношения к морали и религии, необходимо сказать, что Сверхчеловек - это уничтожитель морали, он находится «по ту сторону добра и зла». Это не означает, однако, что у Сверхчеловека нет никакой морали: на месте отвергнутой морали рабов он утверждает собственную мораль господ, не ограничивающую, но, наоборот, стимулирующую его свободное творчество и волю к власти. Религия критикуется в первую очередь не с онтологической точки зрения (за основу принято утверждение «Бог умер», которое постулируется как данность), а с практической: «неодобрительное отношение к религии Ницше использует в этом моменте как аргумент в пользу всего истинного, того, что существует здесь и сейчас» [5, с. 219]. Существующие в обществе религиозные убеждения могут восприниматься Сверхчеловеком только как культивирующие смерть и упадочничество, и именно потому они противны его деятельному характеру и отвергаются. В то же время о некоторых религиозных верованиях, в которых проявляется жажда к жизни, Ф. Ницше периодически говорит с симпатией.
51
Единственный же провозглашает ложность и призрачность всех человеческих ценностей и естественных прав. По мнению Единственного, любая мораль может функционировать, будь то мораль рабов, господ или кого бы то ни было ещё - но только в силу того, насколько ей это позволяют делать. Объективным существованием обладает только Единственный; боги, мораль и ценности - только слова, которые живут лишь благодаря своим последователям, но претендуют на абсолютность. Такие «абсолюты» воспринимаются Единственным как помешательства, любые внешние ценности приравниваются им к суррогату религии, а основания для собственных ориентиров выбираются исходя из внутренних желаний. «Он не обязан слепо служить чему-то или кому-то, ибо при этом он неминуемо отрекается от себя» [6, с. 185].
«Антагонистом» Единственного и Сверхчеловека становится «человеческое», яростно критикуемое как Ницше, так и Штирнером. Однако, как и в прочих случаях, критика даётся под разными углами. Единственный видит в «человеческом» самый сильный дух. Дух - как особый тип псевдобожества, гораздо более сильный, чем языческие или авраамические боги. Это псевдобожество имеет своих почитателей - либералов, стремящихся дать праведный отпор «безбожникам» -эгоистам. В самом стереотипе «человеческого» собраны все те черты, которым, по мнению общества, должен соответствовать любой человек. Но для Единственного собственная человечность - лишь свойство, которое составляет его собственность; сам он не собирается подстраиваться и вставать в рамки «человеческого».
Для Сверхчеловека «человеческое» - это то старое и слабое, что есть в человеке, что мешает ему самому возрасти до Сверхчеловека. Это застоявшаяся природа человека, обмельчавшая и стремящаяся к разложению, это безвольное коллективистское начало, пропитанное полуотмершими христианскими императивами. Таким образом, Сверхчеловеку необходимо преодолеть все привычные нам «человеческие» ценности, от которых «веет смертью и стагнацией», что, конечно, не может не вызвать негодование и оскорбление большинства обычных, «маленьких людей». Однако Сверхчеловека это не беспокоит, поскольку «жизнь в существенном, именно в основных своих функциях, действует оскорбительно» [2, с. 59].
Говоря о «преодолении ценностей», нельзя не отметить сходство даже в конкретных метафорах и оборотах. Например, многие помнят известную притчу ницшеанского Заратустры о «преодолении ценностей» в три этапа: этап верблюда, подчиняющегося нравственным законам; этап льва, их попирающего; этап ребёнка, создающего
52
собственные аксиологические нормы. Но мало кто знает, что М. Штирнер использовал для подобных целей схожую конструкцию трёх этапов: этап ребёнка, не ведающего духовных ценностей; этап юноши, кропотливо их берегущего; этап взрослого, способного брать духовное на своё вооружение, но не подчиняющегося ему безоговорочно, выработавшего «интерес к удовлетворению не только духа, но и всего человека, своекорыстный интерес» [8, с. 49].
Таким образом, оба философа и, следовательно, их «художественные образы» негативно относятся к морали, религии, общепринятым нравственным нормам, прямо отвергают их. Сверхчеловек отвергает всё нравственное и потустороннее из соображения их нежизнеспособности, Единственный «основывает своё дело» на «ничто». Однако общим для них является утверждение ценностей исключительно в себе самих.
Надо подчеркнуть, что особенности концепций крайнего индивидуализма Ницше и Штирнера во многом определялись особенностями их личностей и теми жизненными условиями, в которых они сформировались. Герои философов выступали их антиподами. Макс Штирнер жил в бедности, часто испытывал финансовые трудности. Поэтому неудивительно, что он так много внимания уделял именно благосостоянию Единственного, говоря о том, что Единственный обладает всем, что может взять, и нет никакой правовой базы, этому препятствующей. А Сверхчеловек, в отличие от самого Фридриха Ницше, обладает крепким физическим здоровьем и силой, что часто подчёркивается в произведениях последнего.
Как уже говорилось выше, Единственный не видит целей помимо себя самого, собственного «самоудовлетворения». Однако не совсем корректно рассматривать эту замкнутость на самом себе как крайний солипсизм с налётом шизофрении. Единственный не отрицает бытия окружающего мира, ему просто нет дела до таких вопросов. Единственный - последовательный гедонист, ему вполне очевидно, что весь мир реален как средство достижения его «самоудовлетворения», как его «собственность» или как его личный враг, но само по себе реальное или тем более идеальное вне его интереса.
Отношение к своему существованию у Сверхчеловека совсем иное. Меньше всего его заботит собственное удовольствие. Напротив, он стремится к саморазрушению, что обязательно сопряжено со страданием. Он - действующая рука колоссальной творческой силы, для которой не существует никаких канонов в творчестве. Он полон жизни и не боится её потерять, зная, что этим он только преумножает её. Он - «необходимый человек завтрашнего и послезавтрашнего дня, во
53
все времена находился и должен был находиться в разладе со своим “сегодня”» [3, с. 249]. Он - вектор, указывающий в бесконечность, никогда не способный облечься во плоть, потому как в завершённости потеряет свою идеальность. Единственный же в этом случае является «нулевым вектором», начало и конец которого совпадают.
В этом состоит ключевое отличие героев Ницше и Штирнера. Однако за отличием скрывается и их сходство. Сложно представить, что Сверхчеловек проходит свой путь по чьему бы то ни было принуждению - даже самой жизни. А это значит, что, несмотря на страдания, он получает удовлетворение. В то же время Единственный, реализуя только те цели, которые приносят ему удовольствие и составляют его интерес, удовлетворяя свои животные инстинкты, может способствовать совершенствованию мира и являть примеры «необузданного» творчества. Таким образом, индивидуализм Единственного и Сверхчеловека, являясь их базовой характеристикой, позволяет говорить о близости учений Макса Штирнера и Фридриха Ницше.
Список литературы
1. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и не для кого / пер. с нем. Ю. М. Антоновского - М.: Interbook, 1990.
2. Ницше Ф. Генеалогия морали // Избр. произв. Т. 2. - СПб.: Сирин, 1990.
3. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла // Избр. произв. Т. 2. - СПб.: Сирин,
1990.
4. Саводник В. Ф. Ницшеанец сороковых годов. Макс Штирнер и его философия эгоизма // Вопр. философии и психологии. - М., 1901. - № 4 (59).
5. Салахиев А. Р. Сверхчеловек как итог. Суть противоречивой философии Фридриха Вильгельма Ницше // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. - 2013. - № 6.
6. Прежебыльская Т. Г. Философия анархического индивидуализма М. Штирнера // Вестн. ВСГУТУ. - 2013. - № 5 (44).
7. Поляков Д. Б. Личность в анархо-индивидуалистической интерпретации Макса Штирнера // Гуманитарный вектор ЗабГУ. Сер. Философия. Культурология. - 2013. - № 2 (34).
8. Штирнер М. Единственный и его собственность / пер. с нем. Б. В. Гим-мельфарба, М. Л. Гохшиллера. - СПб.: Азбука, 2001.
54
ПУТИ РУССКОЙ МЫСЛИ
УДК 1 (091) (47) «185/191» : 165.613
В. М. Камнев, Л. С. Камнева «Русский Ницше»: к истокам одного мифа
В статье рассматриваются историософские основания распространенного сближения взглядов К. Н. Леонтьева и Ф. Ницше. Дана критическая оценка рациональной возможности такого сближения и раскрыто его значение. Сделан вывод о двойственном характере мифа о «русском Ницше».
The article considers the historiosophic grounds of widespread likening of K.N. Leontjev and F. Nietzsche, the author offering a critical estimation of rational possibility of such a likening as well as of its importance and coming to the conclusion of a dual nature of the «Russian Nietzsche» myth.
Ключевые слова: история, миф, философия Ницше, эстетизм, мистицизм.
Key words: history, myth, Nietzsche’s philosophy, aestheticism, mysticism.
В статье речь пойдет об удивительном сближении К. Н. Леонтьева и Ф. Ницше, которому было суждено не только закрепиться в русской интеллектуальной культуре, но и оказать серьезное влияние на характер и особенности рецепций идейного наследия обоих мыслителей. Оставим в стороне анализ влияния этого сближения на восприятие философии Ницше в России, хотя это влияние представляется нам несомненным, а его редуцирование могло бы пролить свет даже на характерные ошибки переводчиков Ницше на русский язык [3, с. 223239]. Ограничимся только одной стороной этого сближения - восприятием Леонтьева как «русского Ницше».
Разумеется, это сближение не могло не породить и обратную коннотацию, восприятие Ницше как рожденного Западом подобия Леонтьеву. Эта обратная коннотация не могла не пробуждать чувство некоторого интеллектуального комфорта, так как подразумевалось, что философия Ницше со всеми ее аспектами интеллектуального эпа-
© Камнев В. М., Камнева Л. С., 2015
