CC BY
33
5. Митрополит Иларион. Слово о Законе и Благодати // Памятники литературы Древней Руси. XI век. М., 2003.
6. Об основах учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека: доклад митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, председателя Отдела внешних церковных связей Московского патриархата. URL: http://www.pravoslavie.ru/jumal/27002.htm
7. Основы социальной концепции Русской православной церкви. М., 2001.
8. Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека. М., 2010.
9. Печалование духовенства за опальных в первенствующей Церкви Греко-Российской вообще и в древнерусской по преимуществу. М., 1876.
10. Покровский Н. Н. Русская православная церковь в освоении Сибири. URL: http://zaimka. ru/religion/pokrovsky1 .shtml
11. Соборные слушания «Права человека и достоинство личности. Церковно-общественный взгляд». URL: http://www. blagovest-info.ru/index. php?ss=2&s=4&id=4803
12. Соловьев В. С. Духовные основы жизни // Социальное значение религиозной личности. Вышний Волочек, 1903.
5. Metropolitan Hilarion. Word on law and grace // Monuments of literature of ancient Russia. XI century. Moscow, 2003.
6. On the basis of the doctrine of the Russian orthodox church on human dignity, freedom and human rights: report of metropolitan Kirill of Smolensk and Kaliningrad, Chairman of the Department for External Church Relations of the Moscow patriarchate. URL: http://www.pravoslavie.ru/jurnal/ 27002.htm
7. Bases of the social concept of the Russian orthodox church. Moscow, 2001.
8. Basic Teaching of the Russian orthodox church on human dignity, freedom and rights. Moscow, 2010.
9. Intercession of the clergy in the early Church disgraced Greek Russian general, and in the ancient Russian predominantly. Moscow, 1876.
10. Pokrovsky N. N. Russian orthodox church in the development of Siberia. URL: http://zaimka-.ru/religion/pokrovsky1 .shtml
11. Conciliar hearing «Human Rights and dignity of the individual. Church and public opinion». URL: http://www.blagovest-info.ru/index.php?ss= 2&s=4&id=4803
12. Solovyov V. S. Spiritual foundations of life // Social significance of religious identity. Vishny Vo-lochek, 1903.
УДК 323.1 ББК 66 + 86
P. P. Фатхутдинов
ДЖАМААТЫ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ: ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ФАКТОРЫ ФОРМИРОВАНИЯ
В статье рассматриваются основные научные подходы в современной политологии к изучению джамаатов и радикальных этнорелигиозных групп на Северном Кавказе. Автор анализирует институциональные факторы формирования радикальных групп и указывает на необходимость применения комплексных методов противодействия росту радикального этнорелигиозного экстремизма.
Ключевые слова: этнорелигиозный экстремизм, терроризм, Северный Кавказ, ислам, сообщества, джамааты, институциональные факторы.
RADICAL ISLAMIST GROUPS IN THE NORTHERN CAUCASUS: INSTITUTIONAL FACTORS
OF FORMATION
In the article the main scientific approaches in contemporary political science to the studies of radical ethno-religious groups in the Northern Caucasus are analyzed. The author studies institutionalfactors of radical groups' formation and comes to the conclusion that one needs to use the complex institutional methods of ethno-religious radicalism growth.
Key words: ethno and religious extremism, terrorism, Northern Caucasus, Islam, communities, political science, institutionalfactors.
Несмотря на прекращение активной стадии антитеррористической операции, надежды жителей Северного Кавказа на спокойную жизнь пока не оправдываются. Росту религиозного радикализма в этом регионе способствуют такие структурные факторы, как высокий уровень безработицы, значительное количество безнадзорной молодежи, отсутствие специализированных исправительных и воспитательных учреждений, низкие темпы восстановления социальной инфраструктуры и жилого фонда.
Негативная экономическая и этнополитиче-ская ситуация сопровождается ростом молодежной девиантности. Одной из ее современных институциональных форм стали джамааты (например, «Шариат», который включает Дербентский джамаат, Джундуллах, Кизилюртовский джамаат, Сейфуллах, Шамилькалинский джама-ат, «Дженнет» (Дагестан), «Ярмук» (Кабардино-Балкария), «Халифат» (Ингушетия), «Катаиб аль-Хоул» (Осетинский джамаат), Ногайский джамаат, Карачаевский джамаат, джамаат Галгайче и другие). Особую активность в регионе проявляет «кавказский эмират» [7].
Исследователи указывают, что одной из структурных причин распространения ваххабизма на Северном Кавказе стала его финансовая военно-техническая и моральная поддержка со стороны Саудовской Аравии. Точные объемы предоставленного Северному Кавказу финансирования не известны, но для сравнения можно указать, что, по экспертным оценкам [5], на строительство 160 мечетей, создание исламских газет и благотворительных организаций в Боснии Саудовская Аравия потратила 600 млн долларов, то есть на одного мусульманина - около 300 долларов.
Хотя внешняя финансовая поддержка является важным фактором институциональной структурализации джамаатов, в большинстве случаев они возникают как результат локальных инициатив «снизу». В то же время джамааты претендуют на надлокальный уровень организации и политического воздействия.
Современные джамааты во многом продолжают институциональные традиции исламского сопротивления, возникшие еще в советское время. Ислам на Северном Кавказе активно противодействовал административному подавлению и репрессиям, используя широко распространенную горизонтальную сеть неформальных структур, адаптационных практик и локального лидерства. Уже в советский период возникло некото-
рое противоречие между официальным или «полуофициальным» исламом и неформальными мусульманскими практиками. Официальный ислам традиционно обвиняется в коррупции и зависимости от властей. Поэтому иногда понятия «ваххабиты» или «северокавказские ваххабиты» [ 1, с. 40-48] относят ко всем мусульманам, которые не являются приверженцами официального ислама и/или выражают открытое недовольство деятельностью местного Духовного управления мусульман.
В некоторых случаях в общественном сознании и СМИ понятия «исламский» и «мусульманский» отождествляются с экстремизмом и терроризмом. Данная ситуация провоцирует даже умеренных мусульман переходить к экстремистским позициям, что существенно расширяет социальную базу религиозного экстремизма.
Гипертрофированная «неофициальность» привлекает многих молодых людей, которые в силу возрастных особенностей, как правило, настроены нонконформистски. Исследователи отмечают, что к джамаатам присоединяются молодые люди русской национальности из Волгограда, Краснодара, Ставрополя, Астрахани и проч. Они принимают ислам и начинают соблюдать соответствующие институциональные практики. Происходит расширение социально-этнической базы поддержки, которая, в отличие от структур сепаратистов в 1990-е годы, не имеет моноэтнического характера.
Идеи «чистого ислама» по-прежнему встречают понимание и отклик среди некоторой части безработной молодежи, особенно в отдаленных районах Северного Кавказа. В общественном сознании популярно осуждение роскоши, коррупции и стяжательства, людей привлекает идея равенства всех мусульман, социальной гармонии, которую проповедуют исламистские радикалы. По их мнению, ислам, существующий на Северном Кавказе, выражает «богослужение предков», которое ближе к буддизму («святые» могилы, камни и проч.), чем к исламу.
Летом 2014 года некоторые радикально настроенные молодые люди из Северо-Кавказских республик отправились воевать в Ближневосточный регион. В частности, они были замечены воюющими на стороне Исламского государства, Ирака и Леванта в Ираке и Сирии. В этом смысле военно-политическая активность радикалов на Северном Кавказе влияет на ближневосточные процессы.
По мнению российских ученых [2], ключевым институциональным фактором формирования джамаатов являются не столько родственные или этнические связи, сколько негативное отношение к существующей власти на Северном Кавказе. Джамааты представляют собой структуры, ведущие активную террористическую и пропагандистскую деятельность (к примеру, читают проповеди на соответствующих сайтах), которые более жестко регулируют весь комплекс социальных отношений, чем традиционный ислам. Их идеология четче определяет врага, с которым необходимо бороться, - сотрудники правоохранительных органов, чиновники, а также бизнесмены, которые, с точки зрения экстремистов, нарушают нормы ислама (например, торговцы алкоголем).
К институциональным факторам роста экстремистских настроений относится слабая наказуемость за экстремистские преступления. По экспертным оценкам, регистрируется около 25 % преступлений данной категории, раскрываемость не превышает 60 %, около 40 % привлеченных к уголовной ответственности судами освобождаются от нее [3, с. 35].
Главная цель джамаатов - активная террористическая деятельность. Для этого экстремисты проходят специальную диверсионную подготовку как на территории России, так и в зарубежных странах (например, Афганистане). Согласно идеологии экстремистов, их душам как жертвам «священной войны» уготовано попасть в рай.
Фундаменталисты указывают, что западная идеология приводит к духовному «загрязнению» традиционного социума. Поэтому общество должно заботиться о своей безопасности и защищать себя от нападения, подчинения или уничтожения со стороны других культур. В результате никто не чувствует себя в абсолютной безопасности в современном мире.
В повседневной жизни фундаменталисты предпочитают долговременные социальные связи и прочные семейные узы. Они полагают, что теологические и нравственные основания должны играть лидирующую роль в ценностной структуре мусульман. Однако практически не существует четких норм поведения, которые одинаково интерпретируются всеми мусульманами. Даже отношение к алкоголю в мусульманских государствах различается. В некоторых исламских странах он легален, в других - ограничен, а в третьих - полностью запрещен.
Основной задачей исламистских радикалов является необходимость убедить как своих сторонников, так и сомневающихся, в правильности фундаменталистских интерпретаций. Для этого создаются специальные сайты, посвященные джихаду. На них рассматривается множество практических аспектов участия в джихаде. Например, существуют отдельные фетвы, обосновывающие участие в нем женщин или детей. Кроме того, обсуждаются вопросы о том, допустимо ли убивать туристов (которые официально приезжают посмотреть достопримечательности в странах ислама, ввиду чего визу рассматривают как официальное разрешение на мирное нахождение на территории государства), взрывать самолеты (учитывая, что ислам запрещает убивать пленников), как соотносится джихад с международными соглашениями, заключенными исламскими государствами, и проч.
Для оправдания современного джихада фундаменталисты используют исторические аргументы, указывая, что Пророк воевал большую часть своей жизни.
Исламских экстремистов отличает «крайняя нетерпимость даже к единоверцам» [4, р. 198]. Одним из способов ее выражения становятся масштабные террористические акции вооруженных экстремистских групп и формирований. С точки зрения фундаменталистов, современные мусульманские страны являются оккупированными (например, поскольку на их территории находятся военные формирования США), а существующие режимы - коррупционными, поэтому их в полной мере нельзя считать исламистскими. Против их властей можно вести джихад: «...те, кто пользуется влиянием и стоит у власти, на уровне государства и в международных структурах, никогда не будут ре агировать на миролюбивые демарши, официальные петиции и политическую практику, призывы к гуманности и самые красноречивые заявления» [9, р. 1].
Свои террористические действия против «простых» граждан они оправдывают тем, что обеспечивают легитимность неисламистской власти, поддерживают ее налогами. Таким образом, как указывают эксперты [5], в мусульманском праве убийство рассматривается с утилитарной точки зрения и моральные соображения редко принимаются во внимание.
«Правоверные», как называет их Э. Хоффер, способны чувствовать к себе внутреннее достоинство и уважение только в тех случаях, когда могут идентифицироваться с великим делом [8].
По мнению американского антрополога В. Сам-нера [10], все верования постоянно адаптируются к современным реалиям, поэтому религиозных ценностей «в чистом виде» практически не существует. Однако фундаменталисты стремятся вернуть исламу «первоначальную» и «чистую» форму.
Существующая тенденция к увеличению количества терактов в регионе сохраняется. Активизация террористической деятельности свидетельствует о неэффективности реализовывав-шейся на протяжении длительного времени стратегии военно-силового подавления террористического подполья. В регионе продолжают происходить убийства, похищения и другие противоправные действия, совершаемые членами незаконных вооруженных формирований, религиозными экстремистами, нередко маскирующимися под сотрудников федеральных силовых структур.
Джамааты провоцируют образование очагов этнорелигиозной напряженности в населенных пунктах, поскольку силовые структуры после получения ими соответствующей информации обычно проводят специальные операции и адресные мероприятия по уничтожению членов незаконных формирований.
Стремительное развитие джамаатов обязывает силовые структуры также активно осуществлять правоохранительную работу и противодействовать распространению религиозного экстремизма. Однако используемые методы не всегда эффективны. К примеру, правоохранительные органы обычно стремятся идентифицировать родственников экстремистов, тех, кто ходит в соответствующие мечети и/или соблюдает религиозные обряды не так, как это принято в традиционной исламской среде. Под особым подозрением находятся те, кто выезжал в страны мусульманского Востока.
Неправомерные силовые действия приводят только к общественному недовольству, этносоциальной напряженности, политической и экономической нестабильности, порождают угрозу конфронтации и вооруженного противостояния, снижают эффективность функционирования институтов центральной и региональной власти,
подрывая их легитимность. Все это превращает джамааты в одну из наиболее острых региональных проблем, которую невозможно решить исключительно силовыми средствами.
Религиозный экстремизм на Северном Кавказе подвергает сомнению способность существующих институтов выполнять свои обязательства перед обществом. Необходимо активнее вовлекать граждан в антиэкстремистскую деятельность, в частности, положительный результат может дать совместное патрулирование населенных пунктах и трасс.
Важно уделять пристальное внимание этно-политическим, межконфессиональным и внутри-конфессиональным отношениям в различных регионах страны, в том числе и на Северном Кавказе, где межнациональная обстановка продолжает оставаться напряженной.
В то же время этнокультурная дистанция между мигрантами и местным населением, различия в образе жизни, культуре, обычаях и трудности адаптации на новых территориях часто формируют комплекс проблем, способствующих росту этнорелигиозного экстремизма. Данные негативные социальные последствия в полной мере присущи Северо-Кавказскому региону, успешное социально-экономическое восстановление которого зависит от эффективной миграционной политики и укрепления доверительных отношений в рамках межнационального социума, разрушенных в ходе неудачных модернизаций советского периода и постсоветского времени.
Министерство внутренних дел России должно чаще привлекать экспертное и академическое сообщество к решению вопросов противодействия религиозному экстремизму, регулярно проводить всероссийские конкурсы по антитеррористической и антиэкстремистской тематике в рамках реализации комплекса мер по информационному противодействию идеологии экстремизма и терроризма в Российской Федерации.
Современные исследователи отмечают, что религия - это активная сила, воздействующая на все стороны жизни [6, р. 4]. Справиться с вызовами радикального исламизма невозможно без проведения модернизации, повышения жизненного уровня населения, укрепления государственности, органичной интеграции различных этносов в общероссийское политическое и социально-экономическое пространство.
Литература
1. Акаев В. Х. «Северокавказский ваххабизм» - разновидность исламского радикализма // Научная мысль Кавказа. 2000. № 3.
2. Барбашин М. Ю. Институты и этногенез: институциональное воспроизводство этнической идентичности в локальных сообществах. Ростов н/Д, 2013.
3. Ли Д. А. Преступность как социальное явление. М., 1998.
4. Ali T. Clash of Fundamentalisms: Crusades, Jihad's and Modernity. L.; N. Y., 2002.
5. Bar S. Warrant for Terror: The Fatwas of Radical Islam and the Duty of Jihad. Lanham, 2006.
6. Budd S. Sociologists and religion. L., 1973.
7. Hahn G. M. Getting the Caucasus Emirate Right. Washington, 2011.
8. Hoffer E. True Believer. N. Y., 1951.
9. Karawan I. Violence and Strategic Choices: The Case of Islamist Militancy. 5th International Security Forum (ISF), Setting the 21st Century Agenda 14-16 october. Zurich, 2002.
10. Summer W. Folkways. Boston, 1949.
Bibliography
1. Akaev V. Kh. Wahhabism in the Northern Caucasus like a type Islamic radicalism // Scientific thought of the Caucasus. 2000. № 3.
2. Barbashin M. Yu. Institution and ethnogene-sis: institutional reproduction of ethnic identity in local communities. Rostov-on-Don, 2013.
3. Lie D. A. Crime as a social phenomenon. Moscow, 1998.
4. Ali T. Clash of fundamentalisms: crusades, jihad's and modernity. London; New York, 2002.
5. Bar S. Warrant for terror: the fatwas of radical islam and the duty of jihad. Lanham, 2006.
6. Budd S. Sociologists and religion. L., 1973.
7. Hahn G. M. Getting the caucasus emirate right. Washington, 2011.
8. Hoffer E. True believer. New York, 1951.
9. Karawan I. Violence and strategic choices: the case of islamist militancy. 5th international security forum (isf), setting the 21st century agenda 14-16 october. Zurich, 2002.
10. Summer W. Folkways. Boston, 1949.
