CC BY
127
Михеев М. Г.
Двустороннее взаимодействие перед лицом кризиса (на примере австрорусских отношений в марте 1848 года)
Предметом исследования в этой статье является небольшой эпизод в истории австро-русских связей - март 1848 года, время революционных потрясений в Европе. К этому времени Австрия и Россия накопили уже значительный опыт взаимодействия на международной арене. В рамках Венской системы международных отношений Австрия выполняла крайне важную охранительную роль. И Россия, возможно, была больше других держав заинтересована в успешном исполнении Австрией этой роли. Монархия Габсбургов была призвана противодействовать французскому влиянию на Апеннинском полуострове и в западной Германии. Она, благодаря примерному паритету с Пруссией, обеспечивала благоприятный для России расклад сил в Германском союзе. Наконец, Австрия, будучи участницей разделов Речи Посполитой, являлась одним из важных гарантов русских владений в Польше. По мнению известного отечественного исследователя австрийской истории Т.М. Исламова германские и польские дела были одной из главных причин длительного сотрудничества Австрии и России1. Охранительная функция Австрии была важна и для других великих держав. Важна настолько, что, как отмечают некоторые исследователи, Европа была обязана общим миром в течение десятилетий после 1815 года главным образом положению и функциям Габсбургской империи2.
Эта заинтересованность была обоюдной, поскольку для Австрии Россия являлась главным внешним гарантом государственной целостности. С течением времени значение этого аспекта австро-русских взаимоотношений росло: по мере того, как росли национальные стремления народов Габсбургской монархии - венгров, чехов, итальянцев и поляков, - для Габсбургов все важнее становился союз с Россией3.
Со времени Венского конгресса Австрия и Россия в целом успешно взаимодействовали друг с другом, и к 1848 году ни у кого не могло возникнуть сомнений относительно прочности их антанты. И вот весной 1848 года революция, начавшись в Париже еще в феврале, распространилась на Австрию и поставила под вопрос само существование Дунайской монархии в ее прежнем виде. В этой ситуации закономерно подвергся опасности союз Австрии с Российской империей. А от существования этого союза во многом зависела стабильность всей Венской системы международных отношений.
Актуальность обращения к заявленной теме определяется также тем, что история австро-русских отношений этого важного периода специально не затронута ни в отечественной, ни в зарубежной историографии. Существуют работы, посвященные близким темам. Так, например, М.Н. Покровский изучал революции 1848 года4. Р. А. Авербух исследовала специально историю австрийской революции5. М. И. Михайлов писал о 1848 годе применительно к отношениям России и Германии в целом6. Славянским вопросом в австро-русских отношениях середины 19 века занималась О.В.
1 Исламов Т.М. Российская империя и монархия Габсбургов: основные тенденции во взаимоотношениях (к.18-19 вв.), С.250 // Австро-Венгрия: интеграционные процессы и национальная специфика. М., 1997.
2 Kennedy P. The rise and fall of the Great Powers. N.Y., 1987. P.163.
3 E. Andics, Die Habsburger und die Frage der Zarenhilfe gegen die Revolution (Vom Muenchengraetzer
Abkommen bis zum Mai 1849). Budapest, 1960. S.8.
4 Покровский М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М., 1923.
5 Авербух Р. А. Революция в Австрии (1848-1849 гг.). М., 1970.
6 Михайлов М.И. 1848 год: Россия и Германия // Россия и Германия. Вып.1, М., 1998.
Павленко7. Из зарубежных исследователей следует отметить венгерского историка Э. Андич, в частности, ее работы о союзе Габсбургов и Романовых8. Но эта работа касается, прежде всего, аспекта династических отношений, причем внимание автора сконцентрировано на истории подавления венгерской революции, т.е. периода, когда австро-русские отношения уже прошли ту «проверку на прочность», исследованию которой посвящена настоящая статья. Есть в зарубежной историографии работы, описывающие внешнюю политику Российской империи в целом, пытающиеся путем обобщения дать ей теоретическое обоснование, проследить присущие ей на протяжении всего имперского периода черты9. Более конкретно об отношениях Австрии и России середины позапрошлого века писал австрийский исследователь Харальд Хепнер, исследовавший эту проблему на уровне общественного мнения10. Но, как уже было сказано, нет работ, посвященных специально истории австро-русских связей в марте 1848 года.
Источниками для статьи послужила, главным образом, дипломатическая переписка за соответствующий период, хранящаяся в Архиве внешней политики Российской империи11.
Цель этой работы - увидеть, какое влияние первый и один из самых критических месяцев революции оказал на отношения Австрии и России, поколебали ли потрясения марта прочность австро-русского согласия. Для достижения указанной цели потребуется решить следующие исследовательские задачи: рассмотреть предысторию австро-русских отношений, оценить, каким было их состояние непосредственно в предреволюционный период; определить, из каких фактов состоит история взаимоотношений Австрии и России этого периода; сделать вывод о том, сохранилась ли австро-русская антанта по прошествии марта 1848 года.
Одним из самых первых и значимых последствий парижских событий для Австрийской империи была речь Кошута, произнесенная 3 марта на заседании венгерского Государственного собрания в Прессбурге, в которой лидер мадьярской оппозиции потребовал формирования ответственного перед венгерской законодательной властью правительства и введения конституции для всей империи. Это дало толчок т. н. петиционному движению в собственно австрийских землях, представители которого выдвигали требования, схожие с требованиями, сформулированными Кошутом. 13 и 14 марта вспыхнули восстания в Вене и Пеште. Правительство Меттерниха пало, а сам князь бежал в Лондон. Вскоре была провозглашена свобода печати, впервые в австрийской истории образовано ответственное министерство, создана Национальная гвардия.
Однако приход революции в Австрии не был совершенно внезапным и, безусловно, не являлся лишь следствием французских событий. Взгляд на австрийскую историю сороковых годов дает ясное представление об очень непростом положении монархии. В том числе, это касается роста национальных движений. Здесь одними из лидеров были итальянцы. Обстановка на Апеннинском полуострове все больше дестабилизировалась. Еще накануне революции австрийское правительство увеличило количество войск в Италии на 40000 человек.
7 Павленко О.В. «Славянский фактор» в отношениях России и Австрии в 40-60-е годы 19 века. // Славяно-германские исследования. Тт.1-2. М., 2000.
8 Andics E. Die Habsburger und die Frage der Zarenhilfe gegen die Revolution (Vom Muenchengraetzer Abkommen bis zum Mai 1849). Budapest, 1960; Andics E. Das Buendnis Habsburg-Romanow. Vorgeschichte der zaristischen Intervention in Ungarn im Jahre 1849. Budapest, 1963.
9 Imperial Russian Foreign Policy. Cambridge, 1993.
10 Heppner H. Das Russlandbild in der oeffentlichen Meinung Oesterreichs 1848-1856. Graz, 1975.
11 Далее - АВПРИ.
Непростым было и финансовое положение: в результате обширных займов государственный долг к 1847 году составил примерно 1,1 миллиарда гульденов. Серебряных резервов государственного банка хватало на покрытие лишь одной восьмой всех бумажных денег, находившихся в обращении. Кроме того, иностранные банкиры, осуществлявшие займы для Австрии, запретили впредь печатать бумажные деньги12. Таким образом, еще до наступления революции Австрия переживала тяжелейший внутренний кризис. Однако в сфере европейской политики статус империи Габсбургов продолжал оставаться высоким, как и прежде. И прочный союз с Россией был одним из гарантов сохранения этого статуса.
На международной арене в предреволюционные годы отношения между Австрией и Россией были весьма плодотворными. Так, оба двора держали друг друга в курсе происходящего в Константинополе и старались координировать свои действия на этом направлении13. Россия морально поддерживала Австрию в Италии, где Габсбургам приходилось бороться не только с итальянским национальным движением, но и с мощной идеологической поддержкой, оказываемой этому движению Великобританией. В 1846 году с одобрения России в состав Австрии был включен Краков - все, что оставалось от польского государства после разделов XVIII века. В Германии политические курсы Австрии и России, направленные на сохранение сложившегося статус кво, также были очень близки друг другу.
В то же время в австро-русских отношениях существовали некоторые спорные вопросы. Авербух даже утверждает, что «русско-австрийские отношения в период, непосредственно предшествующий революции 1848 года, не имели того дружественного характера, который приписывает им традиционная точка зрения»14. Напряженность, по мнению автора, возникала главным образом на почве торговых отношений: Россия боролась с австрийской контрабандой, а Австрия вела борьбу с таможенной системой Российской империи15. В этой же сфере существовали проблемы по использованию устьев Дуная (важной торговой артерии Австрии), часть которых контролировалась Россией. Кроме того, Австрия периодически делала в Санкт-Петербурге представления по поводу существовавших по ее мнению притеснений католической церкви в России. Тогда же, в 1840-х гг. имел место неудавшийся (опять по причине религиозных различий) план Николая I выдать замуж великую княжну Ольгу за эрцгерцога Штефана и породнить таким образом два императорских дома. О «скрытом охлаждении» в австро-русских отношениях на рубеже 1830-40-х гг. пишет также Павленко16.
Однако преувеличивать значение этих трений ни в коем случае не следует. Это были не более чем частные вопросы, не менявшие принципиально модуса австрорусских связей. Кроме того, иначе и не могло быть в отношениях между двумя великими державами, обладавшими широким спектром собственных интересов, да к тому же еще и соседями. И, возможно, главное - с обеих сторон присутствовало желание решать спорные вопросы, свидетельство чему, в частности, - обмен нотами в сентябре 1847 года, вследствие которого таможенные пошлины на ряд товаров обеих империй были снижены17. Другим примером высокой степени доверия в отношениях Австрии и России является эпизод, произошедший незадолго до начала революции. В конце февраля 1848 года, еще в бытность Меттерниха министром, австрийскому
12 Roberts Ian W. Nicholas I and the Russian intervention in Hungary. London, 1991. P.9-10.
13 АВПРИ, ф.133, Канцелярия. д.36. Доклады. 1847г. Л.103.
14 Авербух Р.А. Царская интервенция в борьбе с венгерской революцией. М., 1935. Сс.49-50.
15 Там же, С.50.
16 Павленко О.В., «Славянский фактор» в отношениях России и Австрии в 40-60-е годы 19 века. // Славяно-германские исследования. Тт.1,2. М., 2000. С.248.
17 АВПРИ, ф.133, Канцелярия. д.36. Доклады. 1847г. Лл.238-239.
представителю и командующему австрийским флотом в Неаполе был отдан приказ в случае необходимости оказывать помощь русским подданным в Палермо18. Если говорить о балансе позитивных и негативных факторов, то в отношениях Австрии и России, безусловно, доминировала позитивная составляющая и, прежде всего, -интерес поддержания консервативного порядка в Европе.
Февральская революция 1848 года во Франции явилась серьезнейшей угрозой этому порядку. Вслед за парижскими событиями многие правительства государств, входивших в Германский союз, начали отправлять в Вену курьеров с сообщениями о том, что готовы действовать в соответствии с взглядами двух первых немецких дворов (Австрии и Пруссии - М.М.) и ожидают соответствующих инструкций. Для выработки общего курса перед лицом революционной Франции Меттерних считал необходимым немедленно организовать центр принятия решений (centre d’entente) и в качестве последнего предлагал Вену. Кроме того, Меттерних выражал надежду, что российский император отправит в Вену для этих совещаний свое доверенное лицо, «уважаемую персону»19. То, что основной мыслью Меттерниха в этот момент было полное единение перед лицом революционной угрозы, вполне естественно. Но то, что «кучер Европы» с такой готовностью приглашал в Вену русского представителя для обсуждения немецких дел, свидетельствует не только о влиянии России на германские дела, но, весьма вероятно, и об уверенности Меттерниха в том, что в этих внутригерманских переговорах Россия поддержит именно позицию Австрии. Планируемые обсуждения не состоялись, Меттерних вынужден был уйти в отставку и бежать из Вены, однако меры по координации действий австрийского и русского правительств были приняты: узнав о событиях во Франции, Николай послал в Вену генерала Берга с целью договориться с австрийским кабинетом о военных мерах, необходимость которых была вызвана революционной опасностью, а также ознакомить австрийское правительство с действиями, которые уже были предприняты в Санкт-Петербурге20.
Известия из Вены, естественно, произвели самое гнетущее впечатление в России: Нессельроде, имея в виду бегство Меттерниха, говорил британскому послу о «крахе всех его схем и разрушении всех его политических комбинаций»21. Правительство, сформированное в Вене после первых революционных дней, предполагая, какое настроение царит в столице соседа, поспешило заверить Санкт-Петербург в своей благонамеренности: граф Фикельмон, 20 марта 1848 года занявший пост главы тайной канцелярии (Geheime Haus-, Hof- und Staatskanzlei), отправил в Петербург графа Тун-Хоэнштайна с миссией, целью которой было поставить русское правительство в известность о произошедшем и о планах нового австрийского правительства. Любопытное замечание об этом эпизоде делает М.И. Михайлов, утверждая, что в ходе этой миссии в Санкт-Петербурге было достигнуто полное политическое согласие, что стало «важным шагом на пути создания предпосылок для подготовки контрреволюции с возможным вмешательством России»22. Заслуживает внимания инструкция, данная Фикельмоном Туну при его отправке в Петербург: «Положение императорского правительства изменилось; положение императора не изменится; едва выйдя из материального конфликта, имевшего место, мысли Его Императорского Величества обратились к Императору России. Он собирается ознакомить своего самого близкого и самого испытанного союзника с настоящим своим положением со всеми его трудностями,..»23. Эти слова свидетельствуют о том, что главной целью миссии было
18 Фонтон - Нессельроде, 24 февраля 1848 г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.195.
19 Фонтон - Нессельроде, 3 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.237(об.).
20 Николай - Фердинанду, 2 марта (ст.ст.) 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.7, Л.14.
21 Roberts lan W., Nicholas l and the Russian intervention in Hungary. London, 1991. P.15.
22 М.И. Михайлов, 1S4S год: Россия и Германия. // Россия и Германия. Вып.1, М., 199S. С.162.
23 Фикельмон - Туну, 21 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.6, Л.175.
убедить Николая: никакие события не в силах изменить дружественные намерения Австрии к России и поколебать союз двух империй. Результат австрийской инициативы не заставил себя ждать. Николай доброжелательно воспринял назначение Фикельмона руководителем австрийской внешней политики, и язык русских дипломатических документов зазвучал спокойнее. Граф К.В. Нессельроде сообщал своему австрийскому коллеге, что люди, подобные ему, вызывают у Николая Павловича доверие: «они думают так же, как он, и будут всегда руководимы теми же принципами»24.
И все же это было, пожалуй, единственным событием, способным успокоить российского самодержца, потому что почти все остальные новости, поступавшие из Вены, были явно неутешительными. В частности, многочисленные проявления антирусских настроений в австрийской столице. Можно даже сказать, что в Санкт-Петербурге понятия «революция» и «русофобия» воспринимались как идущие рука об руку. 11 марта, еще в период петиционного движения, русский поверенный в делах в Вене Фонтон доносил, что если на улицах начнутся беспокойства, то он «не уверен, что в этом случае не будут иметь место манифестации против России. Эхо подобных манифестаций, имевших место в Германии и Венгрии, получило здесь соответствующий резонанс»25. В начале 1848 года шли переговоры о предоставлении Россией денежного займа Австрии. И в последние предреволюционные дни по Вене поползли слухи, что Россия готова выдать деньги лишь при условии, что австрийское правительство воздержится от всяких реформ. На воротах одного из столичных домов была наклеена афиша: «Долой русских, долой Меттерниха». Таким образом, старый канцлер, на протяжении десятилетий деятельно защищавший австрийские интересы, попал под подозрение в их предательстве. Несмотря на абсурдность подобных предположений, австрийское правительство было вынуждено с ними считаться. В частности, Фонтон сообщал, что в своей очередной прокламации правительство воздержалось от упоминания о своих союзниках26. Во время революционных событий проявления русофобии участились. В начале апреля Фонтон докладывал, что общественное мнение открыто обвиняет графа Фикельмона в симпатиях к России (тввювте)27 В адрес Фикельмона эти обвинения могли возникнуть не только вследствие его умеренной политики, но еще и потому, что до 1840 года он служил послом в Санкт-Петербурге и, кроме того, был женат на русской подданной. Таким образом, те самые эпизоды биографии, которые внушали доверие в Санкт-Петербурге, вызвали подозрения относительно его благонамеренности в собственной столице Фикельмона.
Слабость австрийской исполнительной власти, дезорганизация государственного управления в марте сорок восьмого года также бросались наблюдателям в глаза. Русскому поверенному в делах перспективы дальнейшего развития Австрии рисовались в мрачных тонах: Фонтон отмечает, что правительство слабое, не может дать отпора толпе, и толпа все больше и больше наглеет. Единственная сила, которая еще сохраняется, - армия. Она верна императору и дисциплинирована. Но правительство не умеет ее использовать и, к сожалению, в скором времени можно ожидать того, что помутнение разума, господствующее среди населения, будет разлагать ряды армии28. Далее тревога русского дипломата еще более возрастает, и замечательно, что при этом вновь звучит антирусский мотив: «Сегодняшняя ситуация не позволяет делать прогнозов; но одно мне кажется вероятным, что если в теперешнем движении может родиться общая мысль, она будет направлена против России; ... Сама
24 Нессельроде - Фикельмону, 24 марта (ст.ст.) 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.9, Л.5.
25 Фонтон - Нессельроде, 11 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Лл.284-285.
26 Фонтон - Нессельроде, 11 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.285.
27 Фонтон - Нессельроде, 3 апреля 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.444.
28 Фонтон - Нессельроде, 17 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Лл.332-333.
Венгрия дала теперь импульс антирусскому движению.»29. В свете вышеизложенного становится еще более понятным, почему Николай I в этот период отдавал распоряжения о дополнительных военных приготовлениях. Кроме того, из депеши видно, что уже в середине марта обнаружился враждебный России характер венгерского революционного движения. Примечательно также то, что характер этот начал проявляться еще до того, как стало заметно участие в этом движении поляков: «Говорят, что венгерский сейм собирается предложить правительству предоставить ему эквивалент денег, занятых у России (об этом займе см. ниже - М.М.), при условии возвращения суммы (обратно в Россию - М.М.)»30. Русский посланник находился в этот период в откровенно антирусской атмосфере: «Эта антипатия против всего русского проявляется постоянно. Славянский легион национальной гвардии, составленный большей частью из поляков, проходя под моими окнами, распевал национальный гимн Польши. Во множестве мест произносятся речи, враждебные России. Правительство чуждо этой тенденции и очень о ней сожалеет; но власть сегодня находится на улице»31.
Официальная «Венская газета» за 24 марта писала о слабости и уступчивости, проявляемых правительством по отношению к России, что не могло способствовать повышению авторитета Австрии на международной арене. В статье говорится о том, что Австрия все больше и больше попадала в руки державы, «чья корыстная и стремящаяся к увеличению политика уже долго представляла собой объект негодования всех образованных людей во всей Европе»32. Заканчивает автор словами о том, что в союзе с другими немецкими племенами, благословенная свободными учреждениями, Австрия сможет смело смотреть в глаза северному деспоту и галльской республике и не имеет оснований опасаться борьбы как с первым, так и со второй33. Весьма характерны последние слова, демонстрирующие убежденность в том, что Средняя Европа немцев окружена врагами как с запада, так и с востока. При изучении этого текста следует учитывать, что «Венская газета» - орган официальной печати. И вот, даже в официальной газете заговорили о возможности столкновения с Россией. Трудно предположить, чтобы австрийское правительство одобряло публикацию подобных идей. Следовательно, их появление свидетельствует о крайней слабости правительства, о том, что оно в этот период не контролировало процессы, происходившие в прессе. Свободное развитие австрийской печати в течение марта закономерно приводило к появлению таких мыслей: «.с Востока нам угрожает страшнейшее дисциплинированное переселение народов, из России, которая в покое ожидает момента наброситься на дезорганизованную, запутавшуюся Европу. Не будем заблуждаться, оттуда нам угрожает самая большая опасность. И не будем думать, что политика России есть лишь личная политика царя. Если какой-либо монарх выступает и действует в национальном духе, то это российский император. Русская славянская империя не является химерой, это страшная реальность. Здесь отсутствует раскол, отсутствуют противоречия, и бесчисленные миллионы влекут своего властителя в диком, инстинктивном воодушевлении еще дальше, чем он увлекает их, к осуществлению всемирно-исторической миссии славянской семьи»34. Под конец настроение автора становится почти апокалиптическим: переселение народов
варварской Восточной Европы приближается еще ужаснее, чем нашествие гуннов или вандалов; и запутавшаяся вследствие революции Австрия должна испытать на себе
29 Там же, Л.333.
30 Фонтон - Нессельроде, 17 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.338.
31 Фонтон - Нессельроде, 17 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.338.
32 Wiener Zeitung, 24. Maerz 1848.
33 Ibid.
34 Abend-Beilage zur Wiener-Zeitung №2, 2. April 1848.
первый натиск «русского колосса». И если все в Австрии не опомнятся и не объединятся, то она лишится государственности35. На этом фоне даже традиционная для западной публицистики мысль о том, что Россия - «наследственный враг европейской цивилизации», смотрится довольно блекло. Нетрудно представить, что думали в Зимнем дворце, обнаруживая подобные тексты на страницах австрийской правительственной газеты, и какие ожидания касательно будущего австро-русского союза могли там возникнуть.
Еще одной составляющей австро-русских отношений был итальянский вопрос. Для России он имел периферийное значение, и ее позиция как до революции, так и в революционный период, как правило, ограничивалась моральной поддержкой австрийской борьбы за сохранение своих позиций на Апеннинах. Непосредственную помощь Николай I обещал лишь в случае прямого столкновения Австрии с Францией, также издавна боровшейся за влияние на полуострове. Однако для Австрии вопрос имел большую степень важности, поэтому габсбургское правительство традиционно стремилось заручиться поддержкой России в Италии. И эта поддержка Австрии оказывалась. Так, еще накануне революции Нессельроде официально заявил, что увеличение австрийских войск в Северной Италии - справедливая и оправданная мера в условиях нарастания революционной опасности36. Когда 23 марта король Пьемонта Карл Альберт подписал манифест о войне с Австрией, адресованный жителям Ломбардии и Венецианской области, Николай Павлович облек свое отношение к этому событию во вполне определенную форму: представитель России был отозван из Турина, а маркизу Азеглио (сардинскому поверенному в делах в Санкт-Петербурге) были вручены его паспорта. Кроме того, русский кавалерийский полк, носивший имя сардинского короля, был переименован. Позже Россия выполняла и определенные посреднические функции в австро-сардинском конфликте: русский посланник в Мюнхене Северин служил для австрийского и сардинского посланников в Баварии связующим звеном, через него осуществлялись контакты между представителями воюющих сторон. Так, например, австрийский и сардинский представители Бреннер и Палавичини встречались в доме советника русского посольства. В целом можно утверждать, что хотя Россия не оказывала Габсбургам материальной помощи, ее моральная поддержка значительно способствовала их конечному успеху в этом конфликте, особенно в условиях давления на Австрию Великобритании и Франции, с симпатией относившихся к итальянскому объединительному движению.
Революция 1848 года привнесла в международное положение Австрии принципиально новый, национальный фактор: если на протяжении всей «эры Меттерниха» проблема национальностей являлась австрийским внутренним вопросом (лишь периодически она была связана с внешней политикой), то, начиная с 1848 года, она в каждой критической ситуации становилась главным детерминантом австрийской дипломатии37. В отношениях Австрии с Россией в рассматриваемый нами период речь идет, прежде всего, о проблеме польской национальности, о польском вопросе. Со времени восстания 1830 года страх перед польским революционным движением не покидал Николая I. Галицию, входившую в состав Австрии, российский император считал одним из главных очагов распространения этой «заразы». Неудивительно поэтому, что еще в первых числах марта было объявлено, что поскольку, стягивая войска в Италию, Австрия уменьшает их количество в других провинциях, Николай готов поставить на границе с Галицией армейский корпус, чтобы в случае необходимости по требованию Австрии ввести войска в Галицию и восстановить там
35 Ibid.
36 Меморандум по делам Италии, 23 февраля (ст.ст.) 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.56, Лл.22-23.
37 Kraehe E.E. Foreign Policy and the Nationality Problem in the Habsburg Monarchy, 1800-1867 // Austrian History Yearbook. Vol.III, Pt.3, 1967. P.23.
порядок38. С падением правительства Меттерниха тревога в Санкт-Петербурге возросла. Теперь Николай Павлович был готов занять Галицию уже без призыва со стороны Австрии. 22 марта (н.с.) он писал князю Паскевичу в Варшаву: «Однако, быть может, что при новом австрийском правлении они дадут волю революции, запоют что-либо против нас в Галиции; в таком случае, не дав сему развиться, но именем самого императора Фердинанда займу край и задушу замыслы»39. Последняя формулировка свидетельствует о том, что Николай хорошо помнил 1833 год, когда на встрече в Мюнхенгреце он обещал покойному императору Францу в случае необходимости придти на помощь его преемнику.
Своей обеспокоенности ситуацией в Галиции российское министерство иностранных дел не скрывало. Во время первого визита к Фикельмону Фонтон обратил его внимание на то, что Галиция, вероятно, воспользуется возникшим положением, и в провинции возникнут осложнения. В ответ Фикельмон заверил русского дипломата, что Австрия поддержит в Галиции порядок с помощью своей армии, как и в Италии40. Характерно, что в Галиции масштаб беспорядков прогнозировался не меньшим, чем в уже восставшей к этому времени северной Италии. Но еще характернее комментарий Фонтона к последнему заверению Фикельмона: «Эти слова господина министра иностранных дел имеют, без сомнения, лишь относительную ценность; их истинная важность зависит от реальной власти и силы, которой правительство и едва образованное новое министерство сумеют достичь»41. Действительно, состояние австрийского правительства не могло внушать особого доверия. Тем более что уже два дня спустя Фонтон сообщал об издании в Вене декрета, освобождавшего политических заключенных из Галиции42. Тем не менее, Санкт-Петербург не ослаблял давления на Вену. В первых числах апреля Нессельроде в очередной раз призывал своего австрийского коллегу сделать все от него зависящее, чтобы предотвратить возможные неприятности в Галиции43. Фикельмон, в свою очередь, был вынужден еще раз заверить Нессельроде, что граф Штадион (губернатор Галиции) принял необходимые меры на случай возникновения беспорядков в столице провинции - Львове44.
Однако внутриполитическая ситуация в Австрии характеризовалась полной неопределенностью, и Николай l продолжал готовиться к худшему. Он ожидал появления на западной русской границе польских революционных групп, вместе с тем отмечая, что, судя по заявлениям нового венского министерства, войны России Австрия не объявит45. Эти слова весьма метко характеризуют принципиальную новизну ситуации, поскольку в период министерской деятельности Меттерниха даже самой отдаленной мысли о войне России с Австрией просто не могло возникнуть.
Та же непредсказуемость сложившейся ситуации определяла и некоторую противоречивость, непоследовательность во взглядах императора Николая на польскую проблему: если 22 марта он писал, что в случае начала революции в Галиции русским войскам следует ее занять, то уже 28 марта излагал в письме Паскевичу другой план: «Ежели будут прорывы заграничных шаек, их надо отражать, взятых с оружием
38 Меморандум по делам Италии, 23 февраля (ст.ст.) 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.56, л.23.
39 Генерал-Фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. Составил кн. Щербатов. Т.6. Спб., 1S99. С.200.
40 Фонтон - Нессельроде, 21 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.350.
41 Там же.
42 Фонтон - Нессельроде, 23 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.374.
43 Нессельроде - Фикельмону, 24 марта (ст.ст.) 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.9, Л.6.
44 Фикельмон - Лебцельтерну, 26 апреля 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.6, Л.206.
45 Николай l - Паскевичу, 2S марта (ст.ст.) 1848г. // Генерал-Фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. Составил кн. Щербатов. Т.6. Спб., 1S99. С.206.
начальников судить по полевому уголовному положению и тут же казнить, но за границу не преследовать отнюдь»46.
В итоге опасения русского правительства не подтвердились, польское национальное движение в Галиции не приняло угрожающих размеров, причем, возможно, одним из решающих факторов стало верноподданническое поведение этнического большинства провинции - крестьян-русинов, освобожденных венским правительством от крепостной зависимости. В этой ситуации польские помещики оказались изолированными и лишенными возможности организовать сколько-нибудь масштабное движение.
Заканчивая рассмотрение польского фактора в австро-русских отношениях весной 1848 года, необходимо отметить еще один принципиально важный момент. Именно в этот период Австрия действиями в решении галицийского вопроса увеличила в глазах России свой политический капитал. В то время как прусское правительство после мартовских событий начало заигрывать с польскими революционерами, Австрия изо всех сил старалась заверить Россию, что на своих территориях не допустит активных проявлений польского национального движения и обеспечит поддержание порядка в Галиции. Хотя центральное правительство было крайне ослаблено, и в случае возникновения серьезного движения в провинции оно, вероятно, оказалось бы бессильным, главной была, все же, демонстрация по отношению к России благонамеренности и совпадения интересов консервативных союзников. Австрия продемонстрировала наличие первого и второго, Пруссия, наоборот, скорее отсутствие таковых. Возможно в дальнейшем, в период обострения австро-прусского соперничества в Германии в 1850 году, это проявление лояльности сыграло на руку Габсбургам, явившись одной из причин, обеспечивших именно им поддержку России.
Германский вопрос, традиционно служивший одной из главных точек соприкосновения между Австрией и Россией, в марте 1848 года занял в их отношениях периферийное место. Прежде всего, это было связано с обострением внутренних проблем Габсбургской монархии. Это обстоятельство определяло крайне осторожную позицию Австрии в германском вопросе, которая в целом удовлетворяла Николая I. В первой половине марта между главными немецкими державами - Австрией и Пруссией - царило полное согласие и единство взглядов, они (по крайней мере, так декларировалось) были готовы для защиты законности и порядка объединить вокруг себя весь Германский союз47. Это единство традиционно являлось главным приоритетом русской политики в германском вопросе, и, в частности, потому, что оно сдерживало рост французского влияния в международных делах. С наступлением революции, когда внешняя политика Франции стала одним из главных факторов неопределенности в Европе, значение австро-прусского единства многократно возросло. Австрия, поглощенная преодолением внутренних трудностей, не претендовала на изменение положения в Германии, в отличие от Пруссии, начавшей использовать в собственных интересах националистические настроения немцев. С этой стороны в Санкт-Петербурге могли быть удовлетворены позицией Австрии. Но с другой стороны, потрясенная революцией Австрия в этот период была почти неспособна поддерживать порядок на территории Германского союза, где в марте 1848 года пришли в движение либерально-демократические силы. Это, в свою очередь, явилось еще одной из причин, почему Николай I был вынужден концентрировать на западной границе России значительные массы войск.
46 Генерал-Фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. Составил кн. Щербатов. Т.6. Спб., 1S99. С.207.
47 Фонтон - Нессельроде, 9 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.265.
И, наконец, еще один немаловажный аспект австро-русских отношений в марте 1848 года был связан с финансовым состоянием Дунайской монархии. Как уже говорилось выше, Австрия испытывала проблемы в этой области на протяжении всего предмартовского периода. Незадолго до начала революции русский поверенный в делах в Вене доносил, что среди факторов, затрудняющих деятельность австрийского правительства, в первую очередь следует назвать финансовые трудности48. В первые месяцы сорок восьмого года между Веной и Санкт-Петербургом шли переговоры о предоставлении Россией Австрии денежного займа, который должен был несколько облегчить непростое материальное положение последней. Переговорный процесс был недалек от завершения, но начавшейся революции было суждено помешать осуществлению этого плана. Произошедшие события поставили под сомнение будущую платежеспособность (если не само существование) Австрийской монархии, вследствие чего Николай Павлович решил не рисковать деньгами, которых самой России хронически не хватало, и распорядился о приостановлении переговоров. Нессельроде было поручено сообщить об этом представителю Австрии Лебцельтерну, обставив известие необходимыми выражениями «глубокого и искреннего сожаления»49. Решение было принято при полном понимании того, в какое тяжелое положение этот отказ ставит союзника. Отказ России стал, пожалуй, крахом последней надежды Австрии поправить свои финансы в той сложнейшей ситуации, в которой она оказалась. Фонтон, принимая во внимание русофобский настрой австрийского общественного мнения и как бы выражая свое согласие с произошедшим, писал следующее: «. рассматривая сегодняшнее положение монархии, нельзя не согласиться с тем, что имперский заем был бы в этот момент огромной помощью для Австрии, но послужил ли бы этот заем консолидации потрясенного общества, и если бы этот организм укрепился, смог ли бы он быть полезным союзником для России? Вот вопросы, на которые в настоящий момент человеческая проницательность не в состоянии ответить»50.
Николая I часто характеризуют как крайнего идеалиста, «Дон Кихота на троне», проявлявшего это свойство характера и при принятии внешнеполитических решений. Эти суждения, вполне вероятно, не лишены справедливости, однако не стоит преувеличивать эту особенность российского императора. При более детальном анализе его политики складывается впечатление, что этот человек был прагматиком в высокой степени. Случай с австрийским займом подтверждает это предположение. При наблюдении за растущей революционной волной, у Николая, по-видимому, возникли опасения, что выданные деньги попросту пропадут или, еще хуже, будут использованы во вред интересам России. Трудно представить какую-то другую причину, поскольку скупостью Николай Павлович явно не отличался, особенно в отношениях с Австрией, ярчайший пример чему - финансовая составляющая русской помощи Австрии в 1849 году: вскоре после подавления восстания в Венгрии Николай списал с Австрии значительную сумму, которую та должна была уплатить за обеспечение русских войск в период военной кампании. Но тогда он уже не опасался за будущее союзницы или за «верную» направленность австрийского правительственного курса. Как показывают исторические факты, политика Николая I была не политикой оторванного от действительности идеалиста, но политикой человека, вполне определенного сознававшего интересы своего государства. И, между прочим, именно таким он представлялся некоторым современникам. Так, например, во Франкфуртском парламенте один из австрийских депутатов отмечал, что Россия проводит политику
48 Фонтон - Нессельроде, 24 февраля 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.192.
49 Проект письма Нессельроде Лебцельтерну, 10 марта (ст. ст.) 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.6, Л.3.
50 Фонтон - Нессельроде, 31 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.423.
собственных интересов, и сожалел, что немцы до сих пор не делают того же51. Схожую оценку личности Николая I дают историки. Србик пишет о том, что Николай был не только политиком принципов (Prinzipienpolitiker), но также решительным блюстителем русских интересов, и именно во имя этих интересов боролся с революцией52. Такой видный представитель британской историографии, как Тейлор, считает, что царь в своей политике руководствовался прагматическими соображениями, а не идеологией, а «его руководящим стимулом был собственный интерес России, а не абстрактный принцип»53. Однако для австрийских правящих кругов подобное поведение Санкт-Петербурга, по-видимому, явилось неожиданностью: «Отказ нашего правительства отправить эти деньги, о котором объявил господин Лебцельтерн, неприятно удивил двор»54.
Впрочем, объективно это решение России могло иметь для Габсбургов и положительные последствия, поскольку открытое сотрудничество австрийского правительства с правительством русским в тот момент определенно было бы воспринято революционным населением Вены крайне враждебно: «Общественное мнение так откровенно настроено против союза с Россией, что любое сближение с нашим кабинетом, любой призыв к нашей помощи имел бы своим результатом падение людей, которые выступили бы с такой инициативой, и, возможно, еще более серьезные последствия»55.
Масштаб этих последствий представлялся русскому дипломату весьма внушительным и мог распространиться, по его мнению, даже на ключевой для России Восточный вопрос. В начале апреля он отмечает распространение в Вене слухов о беспокойстве в Сербии и Боснии: «Эти слухи и настроения еще неопределенные; тем не менее, я посчитал себя обязанным ознакомить с ними Ваше превосходительство, потому что мне кажется более чем вероятным, что антирусская партия стремится усилить существующее потрясение новыми осложнениями по поводу Восточного вопроса»56. Из этого рассуждения Фонтон делает поразительный вывод: «Наступательный и оборонительный договор между Россией, Англией и Турцией, возможно, был бы средством парализовать эти подрывные попытки»57. То есть, к этому моменту Фонтон уже не просто сомневается в прочности австрийского правительства, но даже допускает возможность того, что к власти в Вене придут люди, против которых будет необходимо заключить союз с Англией и Турцией. Для классической европейской политики России подобная идея совершенно невообразима. Сомнительно, чтобы в русской столице кто-то еще думал о такой политической комбинации, но само возникновение этой мысли очень ярко характеризует серьезность ситуации, сложившейся в Австрии весной 1848 года. К исходу марта Фонтон был полон пессимизма в том, что касалось будущего Австрии: вновь в его донесениях звучит мысль о том, что любые слова австрийского министра иностранных дел Фикельмона имеют относительную ценность, поскольку «его политика испытывает на себе колебания общественного мнения, импульсам которого он принужден уступать в своем бессилии»58. Оценки перспектив Австрии императором Николаем отличаются большей
51 Stenographischer Bericht ueber die Verhandlungen der deutschen constituirenden Nationalversammlung zu Frankfurt am Main. Frankfurt am Main, 1848. Bd 2, S.1160.
52 Heinrich Ritter von Srbik, Deutsche Einheit, Idee und Wirklichkeit vom Heiligen Reich bis Koeniggraetz. Muenchen, 1936. Bd.2, S.13.
53 Taylor A.J.P. The struggle for Mastery in Europe 1848-1918. Oxford, 1954. P.6.
54 Фонтон - Нессельроде, 3 апреля 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Лл.461-462.
55 Фонтон - Нессельроде, 31 марта 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Лл.422-423.
56 Фонтон - Нессельроде, 3 апреля 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.466.
57 Там же.
58 Фонтон - Нессельроде, 3 апреля 1848г., АВПРИ, ф.133 Канцелярия, д.179, Л.446.
противоречивостью. Двадцать восьмого марта он писал Паскевичу: «Венские депеши дают надежды к лучшему, ибо все люди в главе дел достойны, и войско осталось опорой правительства.»59. Но уже 3 апреля выражал озабоченность: «Покуда еще в Вене члены правления люди порядочные, но устоят ли при отсутствии главы - ибо ее нет, вот чему сомневаюсь»60. А ко второй половине апреля, под влиянием войны Австрии с Ломбардией и нарастания революционного движения в Венгрии, делал совсем неутешительный вывод: «в Вене делается гораздо хуже, там, в отсутствии правительства, производится столько начал разрушения, что я не вижу спасения»61.
Однако в целом можно говорить о том, что австро-русские отношения вопреки многочисленным трудностям пережили потрясения марта, и, несмотря на значительную неопределенность впереди, воля к сотрудничеству и сознание общности консервативных интересов правящими верхушками обеих империй обеспечивали поддержание союза между Австрией и Россией, а, следовательно, и поддержание консервативного порядка в Центральной и Восточной Европе. События нескольких последующих лет должны были подтвердить правильность этого курса.
К началу 1848 года союз Австрии и России выглядел нерушимым. Их отношения были отмечены сотрудничеством на многих направлениях, затрагивавших интересы Вены и Санкт-Петербурга: в Германии, в польском и Восточном вопросе, в Италии, в ряде других пунктов европейской политики. Революция подвергла позиции Габсбургской монархии серьезной угрозе как извне, так и в пределах самой империи. В этих условиях дружественные отношения с Россией приобрели для Австрии еще большее значение. Поэтому как Меттерних в первые революционные дни, так и правительство, пришедшее ему на смену, стремились сохранить тесную связь с правительством Николая I. Это стремление проявилось и в приглашении князем Меттернихом представителя России в Вену для многосторонних консультаций по немецкому вопросу, и позже, во второй половине марта, в миссии графа Туна в Санкт-Петербург, призванной продемонстрировать лояльность нового австрийского правительства России.
Фактором, серьезно осложнявшим поддержание прежних связей двух монархий, было крайне враждебное по отношению к России общественное мнение Австрии и, прежде всего, Вены.
В итальянском вопросе Россия, как и прежде, оказывала Австрии моральную поддержку, но материальную помощь была готова предоставить только в случае резкой активизации французской политики на Апеннинском полуострове.
Одной из важнейших составляющих австро-русских отношений оставался польский вопрос и, в первую очередь, ситуация в Галиции. Здесь политика русского правительства характеризовалась неослабным давлением на австрийского партнера с целью предотвратить выступления поляков, проживавших в Галиции. Как показывают источники, в случае необходимости Николай I был готов занять провинцию собственными силами и, что особенно характерно, «именем императора Фердинанда». Эти слова вызывают в памяти Мюнхенгрецкую встречу русского и австрийского императоров и являются как бы предзнаменованием участия России в подавлении венгерского восстания, имевшего место впоследствии. Австрийское правительство, со своей стороны, старалось заверить Санкт-Петербург в том, что обеспечит поддержание порядка в Галиции, и действительно прикладывало для этого определенные усилия.
59 Генерал-Фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. Составил кн. Щербатов. Т.6. Спб., 1899. С.207.
60 Там же, С.209.
61 Там же, Сс.214-215.
Отказ России выдать Австрии планировавшийся заем серьезно осложнил положение последней, однако на близость отношений обеих империй напрямую не повлиял, поскольку Австрия была не в той ситуации, чтобы предъявлять России требования или проявлять неудовольствие невыгодными для нее действиями Санкт-Петербурга. Одновременно этот эпизод явился демонстрацией прагматизма правительства Николая I, в котором ему порой отказывают.
Итак, на протяжении марта 1848 года венское правительство неоднократно давало понять, что хочет сохранить прежние отношения со своим русским контрагентом. Для Австрии эти отношения в определенный момент могли стать необходимым гарантом ее территориальной целостности. Русское правительство, со своей стороны, несмотря на некоторое недоверие к людям, пришедшим к власти в Вене после революции (хотя необходимо признать, что такие люди, как граф Фикельмон, лишь с определенной долей условности могут быть названы новыми) и периодически проявляющийся скепсис относительно будущего Австрии (объективные основания для подобного скепсиса, безусловно, существовали), также стремилось сохранить тесную связь с Австрией. В Санкт-Петербурге хорошо понимали, что потерю такого союзника, каким являлась для России Австрия, компенсировать будет решительно невозможно, в то время как перспектива остаться одной перед лицом все больше революционизировавшейся Западной Европы была весьма непривлекательна. Сохранение австро-русского союза было жизненно необходимо для сохранения «схем и политических комбинаций» русского министерства иностранных дел. И тот факт, что Австрия выдержала все потрясения марта, позволял надеяться на успех русской политики в будущем.
Значительный потенциал сотрудничества, накопленный Австрийской империей и Россией в десятилетия, предшествовавшие революционному взрыву, в большой степени способствовал поддержанию тесных отношений между ними в марте 1848 года. Более того, за один этот месяц он далеко не был израсходован и в дальнейшем продолжал служить правильному функционированию Венской системы международных отношений.
Использованные источники:
1. Архив внешней политики Российской империи. Ф. 133, Канцелярия. Оп. 469. 1847 г.: д. 36; 1848 г.: д. 6, 7, 9, 56, 179.
2. Генерал-Фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. Составил кн. Щербатов. Тт. 1-6. Спб., 1899.
3. Stenographischer Bericht ueber die Verhandlungen der deutschen constituirenden Nationalversammlung zu Frankfurt am Main. Frankfurt am Main, 1848. Bd. 2.
4. Wiener Zeitung, Maerz-April 1848.
Использованная литература:
1. Авербух Р.А. Царская интервенция в борьбе с венгерской революцией. М., 1935.
2. Авербух Р.А. Революция в Австрии (1848-1849 гг.). М., 1970.
3. Исламов Т.М. Российская империя и монархия Габсбургов: основные тенденции во взаимоотношениях (к.18-19 вв.). // Австро-Венгрия: интеграционные процессы и национальная специфика. М., 1997.
4. Михайлов М.И. 1848 год: Россия и Германия // Россия и Германия. Вып. 1, М., 1998.
5. Павленко О.В. «Славянский фактор» в отношениях России и Австрии в 40-60-е годы 19 века. // Славяно-германские исследования. Тт.1-2. М., 2000.
6. Покровский М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М., 1923.
7. Andics E. Die Habsburger und die Frage der Zarenhilfe gegen die Revolution (Vom Muenchengraetzer Abkommen bis zum Mai 1849). Budapest, 1960.
8. Andics E. Das Buendnis Habsburg-Romanow. Vorgeschichte der zaristischen Intervention in Ungarn im Jahre 1849. Budapest, 1963.
9. Heppner H. Das Russlandbild in der oeffentlichen Meinung Oesterreichs 1848-1856. Graz, 1975.
10. Imperial Russian Foreign Policy. Cambridge, 1993.
11. Kennedy P. The rise and fall of the Great Powers. N.Y., 1987.
12. Kraehe E.E. Foreign Policy and the Nationality Problem in the Habsburg Monarchy, 1800-1867 // Austrian History Yearbook. Vol.III, Pt.3, 1967.
13. Roberts Ian W. Nicholas I and the Russian intervention in Hungary. London, 1991.
14. Srbik Heinrich Ritter von. Deutsche Einheit, Idee und Wirklichkeit vom Heiligen Reich bis Koeniggraetz. Muenchen, 1936. Bd. 2.
15. Taylor A.J.P. The struggle for Mastery in Europe 1848-1918. Oxford, 1954.
