"ДВОРЦОВАЯ" ШКОЛА В ЦАРСТВАХ ВОСТОЧНОЙ АЗИИ: К ХАРАКТЕРИСТИКЕ СОЦИАЛЬНЫХ И КУЛЬТУРНЫХ ПРОЦЕССОВ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ ПЕРИОДА ЧУНЬЦЮ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ИСТОРИЯ И ЭТНОГРАФИЯ

М.Ю. Ульянов*

«Дворцовая» школа в царствах Восточной Азии: к характеристике социальных и культурных процессов первой половины периода Чуньцю

АННОТАЦИЯ: В статье обобщён материал о содержании обучения в «дворцовых» школах Восточной Азии (на примере царств Лу и Чу) в первой половине периода Чуньцю (771-453 гг. до н.э.). Приводится и характеризуется перечень сборников письменных произведений, которые лежали в основе обучения, а также анализируется набор этических норм, которые лежали в основе воспитания представителей высшей родовой знати. Рассматриваются сведения о школе царства Лу, которая называлась Паньшуй (Паньгун). Говорится о значимости военной подготовки в таких школах. В завершение излагаются наблюдения о преемственности с возникшими во второй половине периода Чуньцю «массовыми» школами для подготовки представителей служилого сословия.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: древний Китай, социальный и культурный процессы, период Чуньцю (771-453), дворцовая школа, царство Лу, царство Чу.

* Ульянов Марк Юрьевич, доцент, к.и.н., зав. кафедрой китайской филологии, ИСАА МГУ им. М.В. Ломоносова, Москва, Россия; E-mail: ulm@mail.ru

© Ульянов М.Ю., 2019

28

Памяти Л.Е. Померанцевой (1938-2018)

Введение

Данная статья посвящена одному из аспектов изучения социальных и культурных процессов, характерных для периода Чуньцю (771-453 гг. до н.э.), а именно рассмотрению сведений об обучении и воспитании представителей высшей родовой знати, которые получали образование в «дворцовых» школах. Отправной точкой для постановки этой задачи стало описание исторических реалий периода Чуньцю сначала в контексте изучения традиции сохранения исторической памяти, в том числе описание книжных фондов, а затем рассмотрения данных о священнослужителях (жрецах) различных категорий, среди которых сохранились сведения о разного рода контактах с представителями других социальных групп, в том числе с представителями знати, и о том, какую роль сыграли жрецы различных категорий в передаче знаний за пределы храмовой среды [45, с. 49-53].

Оговорим, что здесь и далее термин «школа» понимается нами расширительно — как социальный и культурный институт, а не только как место проведения учебных занятий [53]. Задача «школы» — воспроизводство представителей какой-либо социальной группы, а также сохранение и передача её социального опыта и культурного наследия.

Об историографии изучения школ в древности

В научной литературе о государствах древнего Ближнего Востока и Средиземноморья школам уделено достаточно большое внимание. Детальное описание школ «писцов» в Шумере (III тыс. до н.э.) было дано в книге С.Н. Крамера «История начинается в Шумере», которая вышла на русском языке в 1965 г. Говоря о происхождении школы, он отмечает: «Шумерская школа, первоначально возникшая, по-видимому, как придаток храма, со временем отделилась

1 Лариса Евгеньевна Померанцева (1938-2018) — преподаватель кафедры китайской филологии ИСАА МГУ, в течение многих лет читала лекции по истории китайской литературы в древности и средние века, преподавала древнекитайский язык. В 90-е гг., будучи студентом, затем аспирантом и, наконец, преподавателем, я имел возможность несколько раз прослушать эти курсы. Л.Е. Померанцева не раз обращала внимание на важность изучения «школ» как социальных и культурных институтов, ссылаясь на то, что об этом же часто говорила и Л. Д. Позднеева.

29

от него, и её программа приобрела в основном чисто светский характер» [31, с. 19]2.

В центре внимания отечественных историков — школы грамотности, в которых обучались те, кого принято называть «писцами». Так В.В. Емельянов, описывая периоды в истории Шумера, включил понятие «школа» в число основных их характеристик. Например, ран-нединастический период II (ок. 2615 — ок. 2500) им охарактеризован как время, когда «начинается становление основных институтов шумерской культуры (храм и школа)» [19, с. 8]. И.М. Дьяконов, характеризуя одну из школ, писал: «школа в царстве Ларсы была единообразной, не замкнутой (только для жрецов); она, вероятно, была организована храмовой администрацией и поставляла в первую очередь светские кадры администраторов...» [18, с. 128].

В этих работах, как правило, различаются школы «дворцовые» и некие неэлитарные, но описываются чаще вторые. М.А. Коро-стовцев в работе «Писцы Древнего Египта» ставил под сомнение существование дворцовой школы, однако допускал существование школ при царском дворце именно для «писцов», то есть для тех, кто руководил «административно-хозяйственной жизнью» [29, с. 38, 42, 73]. М.А. Дандамаев в работе «Вавилонские писцы» описывал школы, которые он называл «общими», но допускал возможность существования «дворцовой школы для царевичей». Он отметил, что программа обучения была светской и школы не находились при храмах [14, с. 54, 135].

Говоря о месте писцов в истории древнего Египта, О.В. Тома-шевич писала: «Ключевой фигурой древнеегипетской цивилизации был не обожествлённый фараон, не храбрый воин, а писец (выделено мною. — М.У.). Образованные люди составляли чиновничий аппарат, организующий все необходимые для существования и процветания государства работы» [41, с. 9]3.

2 Он также писал: «Первоначально цели обучения в шумерской школе были, так сказать, чисто профессиональными, то есть школа должна была готовить писцов, необходимых в хозяйственной и административной жизни страны, главным образом для дворцов и храмов». Говоря о выпускниках, он отметил: «Большинство учеников, оканчивавших эти школы, как правило, становились писцами при дворцах и храмах или в хозяйствах богатых и знатных людей, однако определённая их часть посвящала свою жизнь науке и преподаванию» [31, с. 18-19]. О школах в Вавилонии см. [55].

3 Очевидно, что слово «писец» закрепилось в научной литературе. Однако упоминания о сферах их деятельности, о социальном статусе и положении в иерархии чиновничества подводят к мысли, что оно не достаточно

30

В китайской историографии школы при дворе вана (Биюй) и государей царств (Паньгун) рассматриваются на основании упоминаний в каноническом памятнике Ли цзи (глава Ван чжи). Авторов в большей степени интересуют месторасположение школ, форма пруда, реконструкция планировки храмового комплекса, а затем уже программа обучения [58, с. 60, 61]. В российской синологии истории обучения в Китае посвящена монография Н.Е. Боревской «Очерк истории школы и педагогической мысли», но в ней доконфуциан-ский период практически не рассматривается [10]4.

Культурные среды и их школы в период Чуньцю

«Школа» — уникальный феномен человеческой культуры, чьё развитие влияет и на социальные, и на культурные процессы, поэтому при её рассмотрении уместно использовать понятие «культурная среда». Под ней подразумевается характерная для определённой эпохи устойчивая совокупность социально-значимых институтов, объединённых общими идеями и ценностями5. Именно в «культурной среде» возникают условия для порождения, воспроизводства, сохранения и передачи важнейших достижений культуры.

Введение этого понятия-посредника необходимо, поскольку данные источников по истории древности носят фрагментарный характер, а такого рода понятия позволяют рассматривать сложные процессы, явления и феномены одного конкретного периода; они призваны способствовать их более точному описанию и более глубокому осмыслению.

При характеристике «школ» будем учитывать:

- принадлежность самой школы к какой-либо культурной среде;

- принадлежность её учеников и учителей к какой-либо социальной группе;

- источники возникновения (предшествующие школы) и направления развития;

точно передаёт суть их должностных обязанностей. Ведь под «писцами» во всех названных работах подразумеваются не только служащие низкого уровня (переписчики, писари), но и высокопоставленные управленцы.

4 Вышедшая недавно брошюра В.В. Малявина «Очерк образования и педагогики в старом Китае» содержит общие мысли автора об образовательной традиции в целом [36].

5 Понятие «культурная среда» раскрывается в теоретических трудах А.Я. Флиера [54]. Мы предложили его использовать при исследовании исторических процессов и реалий периода Чуньцю [47; 50].

31

- особенности содержания преподавания (на основе каких письменных и устных произведений строилось обучение; какие знания и навыки прививались);

- цели обучения (какие качества формировались у учеников; где они должны были найти применение после выпуска);

- задачи воспитания (какие моральные качества прививались ученикам);

- судьбы учеников после окончания школы.

Применительно к периоду Чуньцю, на наш взгляд, могут быть

выделены три древние культурные среды: храмовая, дворцовая и общинная. Для каждой из них был характерен свой традиционный уклад жизни и набор жизненных ценностей. Каждой культурной среде присуща своя форма «школы» со своими задачами, программами, способами обучения, методами подготовки к общественной жизни. Соответственно, речь идёт о «школах»: дворцовой, храмовой, общинной.

В социальном плане все три школы были закрыты, присущи отдельным социальным группам. Первые две — верхам, а третья — низам. Все эти школы наследовали традиции передачи знаний более ранних периодов [53].6

Храмовая школа была специализирована. Как проходило обучение в источниках сведений почти нет. В Западном Чжоу (1027-771 гг. до н.э.) и в начале Чуньцю в храмовой среде знания передавались во время выполнения профессиональных действий, например, вместе с богослужебной практикой, через участие в церемониях. Использование письма представителями жречества было обусловлено служебными задачами, из которых важнейшие: мантика, гимнография, анналистика, ведение генеалогических, астрономических, хозяйственных и других записей7. Жреческая среда не была однородной, поэтому представители разных категорий жречества могли обучаться в разных школах. В частности, поскольку жрецами ши ЗЁ становились члены знатных родов, то можно предположить, что эта часть жречества также обучалась во «дворцовых школах» [51, с. 147-148].

6 Можно допустить, что храмовые и дворцовые школы существовали уже в раннем бронзовом веке (2500-1800 гг. до н.э.), когда по данным археологии в южной части Восточной Азии уже существовали сравнительно развитые государственные образования [23, с. 371-403].

7 То, что письмо изначально в основном использовалось в религиозной сфере, не исключает, как показывает археология, его использования в повседневной жизни, например, для хозяйственных записей [23, с. 386, 413, 442 и др.].

32

Дворцовая школа носила ярко выраженный элитарный характер, была предназначена для высших социальных групп. Такие школы, хотя располагались при храмах, по сути, существовали при дворах царей под их покровительством и на их попечении. Основное назначение такой школы — готовить будущую опору высшей власти. В них передавался массив знаний, необходимый представителям высшей знати в сфере гражданского и военного управления. Эти знания составляли важную часть общей для элит всей Восточной Азии политической культуры, которую можно назвать «чжоу-ской». Тогда и область распространения письма вышла за пределы религиозной сферы. Число свободно пишущих и читающих было сравнительно невелико. Но постепенно значение текстов в культуре, в том числе в образовании, возрастало; увеличивалось число письменных произведений, предназначенных для чтения, увеличивалось число их потребителей и создателей. Этому способствовало их распространение в разных сферах жизни общества, совершенствование носителей и инструментов для письма, унификация и упрощение иероглифики. Местом создания большей части письменных текстов являлся двор, рос поток текущей документации, между царствами велась регулярная переписка [44, с. 446-450; 50, с. 141-142].

Общинная школа — понятие «школа» в прямом смысле этого слова к общинной среде в период Чуньцю ещё едва ли применимо8. Тем не менее, его можно использовать в наиболее обобщённом значении. Она была связана с общиной земледельцев (просоводов на севере и рисоводов на юге Восточной Азии), а также с близко примыкавшими к ней ремесленническим и купеческим кругами. Передача знаний и умений здесь происходила через труд и совместное участие в обрядовых действиях.

В период Чуньцю, как и ранее, все стороны жизни были регламентированы нормами этикета и церемониала; в жизни всех слоёв общества важное место занимало отправление церемоний. Поэтому все три «школы» объединяло то, что в учебном процессе много вре-

8 Появление школ как таковых (как школ грамотности) на селе — тема отдельного исследования. Условия для возникновения школ начальной грамотности складывались в конце периода Чжаньго и на протяжении периода Западная Хань. Они возникали на новом этапе развития служилого сословия как социальной группы, часть которой происходила уже из самой общинной среды. В имперский период община не была оторвана от города и являлась поставщиком кадров служилых разного уровня, поэтому, завершив службу, некоторые из них возвращались в общину и занимались обучением детей, их подготовкой к государственным экзаменам.

33

мени уделялось участию в подготовке и проведении религиозных и иных церемоний, характерных для каждой из культурных сред9.

Каждая из «школ» учила труду, дворцовая — управлению и военному делу (интеллектуальному и ратному труду), храмовая — священнослужению (духовному труду), общинная — земледелию, ремеслу, торговле (физическому труду). В каждой из школ прививалась своя культура мышления и этика поведения. Поэтому изучение школ это не только изучение содержания обучения, но и рассмотрение воспитания, а именно того, какие этические (моральные) качества прививались учащимся.

***

Из всех школ первой половины Чуньцю более или менее ясное очертание имеет только дворцовая школа. Поскольку ею задавался образец школы как таковой, то сначала попытаемся охарактеризовать её, а в последующем опишем «массовую» школу, возникшую во второй половине периода Чуньцю и получившую максимальное распространение в период Чжаньго.

1. К характеристике культурной ситуации в период Чуньцю

В истории государств бассейна Хуанхэ, период Чуньцю — это переходный период между ещё сравнительно архаичным периодом Западного Чжоу (1027-771 гг. до н.э.), когда продолжалось формирование основных государственных институтов, и периодом Чжань-го (453-253 гг. до н.э.), когда все они получили вполне завершённое воплощение.

Период Чуньцю с точки зрения протекания исторических процессов в царствах бассейна Хуанхэ может быть поделён на два этапа: до середины VI в. до н.э. и после10. Для первого характерно постепен-

9 Большую роль играли обряды, которые отправлялись в рамках разнообразных культов: почитания предков, духов природных объектов, годового аграрного цикла (производящих сил природы и др.), а также во время выполнения обрядов перехода (инициаций, свадеб) и т.п.

10 Временной перелом процессов во внешнеполитической сфере был выявлен в работах Д.В. Деопика 1976 г. «Некоторые тенденции в социальной и политической истории Восточной Азии в 'УГП^ вв. до н.э. (на основе систематизации данных Чуньцю)» и 1977 г. «Опыт количественного анализа восточной летописи Чуньцю». Автор пришёл к выводу, что рубежным является 600 г. до н.э. Соответственно, первая половина была названа им ранним периодом (РП), вторая — поздним (1111) [15, с. 173, 248, 263].

Нам представляется, что во внутриполитической и социальной сферах водораздел проходит на несколько десятилетий позднее, ближе к середине

34

ное ослабление политического влияния правящей в том или ином царстве династии при усилении их родственников из числа боковых кланов, потомков предыдущих монархов11. К концу этого этапа они занимали ведущее положение в сфере управления царствами и являлись важнейшими участниками политической борьбы; их политическое влияние было исключительно велико12. Представителей этой социальной группы объединяла принадлежность к высшей родовой знати с её кодексом аристократического поведения, в рамках которого определяющими были знатность, родовитость и родственные связи. Формирование представителей этой социальной группы происходило во дворцовых школах или же они получали домашнее образование, которое также основывалось на программах такой школы, а служба их протекала на высших гражданских и военных должностях, поэтому изучение «школы» позволяет лучше понимать особенности социального поведения представителей тех социальных групп, которые играли основную роль в политическом и культурном процессах.

Для второго этапа периода Чуньцю характерно появление новой, тогда только формировавшейся социальной группы — служилых (ши тЪ). Для карьеры его представителей социальное происхождение, знатность и родовитость уже были не так важны, на первое место выходили другие критерии — служебные качества. Оно комплектовалось из средней и мелкой знати, незнатных, а также утративших свой высокий статус представителей боковых ветвей знатных родов. В конце периода Чуньцю представители этого сословия получали образование в новой («массовой») школе, об одной из которых можно судить благодаря сохранившимся в труде Сыма Цяня Шицзи («Ис-

VI в. до н.э., когда участие представителей высшей родовой знати в управлении стало сокращаться. Это подтверждается и наблюдениями Д.В. Део-пика над особенностями изменения состава участников важнейших событий внешнеполитического взаимодействия царств: съезды и принесение клятв. Им были выделены следующие периоды: 722-680, 679-590; 589-540, 539-479 гг. до н.э. [15, с. 250]. Очевидно, что здесь отрезок времени с 589 по 540 гг. до н.э. — это своего рода переходный период.

11 Данной тематике посвящены три фундаментальных статьи Б. Блэйкли [62-64].

12 Именно они являются основными историческими деятелями, упомянутыми в «Исторических записках» (раздел Ши цзя: «Наследственные дома») и в Чуньцю Цзо чжуань. Исследование Д.В. Деопика сообщений Чунь-цю показало, что к середине VI в. до н.э. съезды и заключение союзов между царствами проводят всё больше не монархи, а представители знатных родов [15, с. 166-169].

35

торические записки») биографиям Конфуция и его учеников, которые сами принадлежали к этой новой социальной группе.

Дворцовая школа, являясь важной частью дворцовой культурной среды, была одним из основных институтов сохранения, развития и передачи универсальной для элит Восточной Азии «чжоу-ской» культуры.

На первом этапе периода Чуньцю «чжоуская» политическая культура, распространяясь за пределами изначального ареала долины среднего течения р. Вэйхэ, развивалась на пространстве всей Восточной Азии13. Вместе с ней в регионе были распространены более древние культуры аустрических народов: чуская, у-юэская, многочисленных шаньдунских политий, а также сычуаньских государств Ба и Шу. Но именно чжоуская культура обладала рядом черт, которые оказались исторически перспективными для развития государственности в этом историческом регионе.

Уже со времён Западного Чжоу её основу составляли определённые формы взаимодействия монарха и подданных из числа представителей знатных родов, которые осуществлялись в рамках отправления культа предков как важнейшего государственного культа [23, с. 658, 673]. Они предполагали дарение в ходе церемонии металла для отливки ритуальных сосудов, а также пожалование текста указа вана, в котором содержался перечень заслуг предка, в честь которого будет отлит сосуд, описание церемонии, перечисле-

14

ние жалуемого и т.п.

Благодаря восприятию элементов чжоуской политической культуры, связанных с государственным управлением (но не верованиями), верхи различных царств, ещё разнородные в этническом плане, в культурном отношении всё более сближались15.

Для ареала распространения чжоуской политической культуры характерны общие особенности проведения светских церемоний,

13 О понятии «политическая культура» применительно к периоду Чунь-цю см. [42].

14 Именно текст указа вана составлял основную часть содержания надписи на этом сосуде. См. [32, с. 2-4, 49-97; 38, с. 341-343].

15 Её восприятию способствовало то, что чжоуская культура (сначала культура западной части хуася), как и культура жителей центральной части Великой равнины (хуайских и) и Шаньдуна (восточных и) восходила к общему наследию государств рисоводов раннего бронзового века Нижней и Средней Янцзы, которое было адаптировано для просоводов-хуася умеренного климата на Средней Хуанхэ ещё в периоды Чжэнчжоу-Эрлиган (14501200 гг. до н.э.) и Шан-Инь (1300-1027 гг. до н.э.).

36

структура двора и институтов государственной власти: система должностей и документооборота, в целом, принципов управления. Общими были и некоторые мифические сюжеты, которые лежали в основе идеологии государственной власти (например, связанные с Великим Юем как усмирителем потопа на Великой равнине) [16, с. 17-22]. По всей видимости, в этом культурном ареале распространялся свой «лингва-франка», язык-посредник, на котором могли общаться представители элит северян и южан. В основе его, вероятнее всего, уже тогда лежал сино-тибетский язык (а не какой-либо из аустриче-ских), чья устная и письменная норма формировалась при чжоуском дворе и дворах членов династии Цзи в процессе от1п6равления церемоний и осуществления текущего делопроизводства16.

В силу этого при дворах различных царств периода Чуньцю всё более широкое распространение получала именно чжоуская форма иероглифической письменности, которая была удобнее, чем другие более ранние и древние формы письма (например, распространённые в землях царств бассейна Янцзы: У, Юэ, Чу, Ба, Шу и др.) для задач управления, связанных с документооборотом [23, с. 443, 445, 449, 453]. Среди элит обеих частей Восточной Азии распространялись общие культурообразующие письменные произведения и этические представления.

В целом, не будет преувеличением сказать, что понятие «чжоу-ская культура» аналогично понятию «римская культура». Как римская культура легла в основу культуры западноевропейской, так чжоуская культура стала основой культуры китайской. И если римская культура родилась на основе адаптации и переработки греческой (эллинской и эллинистической) культуры, то чжоуская — на основе культуры предшественников: не только Шан-Инь, но и более древних государств Восточной Азии (Чжэнчжоу-Эрлиган и других, более ранних). В Западном Чжоу элементы этой более ранней культуры были упрощены, стандартизированы, лишены узких этнических признаков, в целом приспособлены к нуждам нового исторического времени.

В период Чуньцю центром развития «чжоуской» культуры был «двор», точнее дворцовая культурная среда, а центром её сохранения и передачи и являлась дворцовая школа.

16 Вопрос существования общего для элит севера и юга языка — сложный и ещё не получивший своего решения. Весьма вероятно, что такой язык существовал уже в период Шан-Инь [40].

37

***

В источниках сохранились сведения об одной из таких школ. Кроме этого, известен список письменных произведений, а также названия и даже образцы текстов некоторых документов, изучение которых было включено в программу обучения. Рассмотрим их.

2. О дворцовой школе в царстве Лу

О дворцовой школе в одном из царств, а именно царстве Лу, можно узнать благодаря гимну Паньшуй («Полукруглый пруд», который сохранился в Ши-цзине («Каноне стихов»), раздел «Гимны» (глава 4 «Гимны царства Лу», в переводе А.А. Штукина «Посещение школы») [7, с. 497-500; 6, с. 297-299]17. Эта школа располагалась в живописном месте недалеко от столицы Лу при храме Паньгун ^Н, в котором луские гуны и военачальники совершали важнейшие религиозные церемонии, сопровождавшие возвращение армии из военных походов. Перед храмом был разбит пруд полукруглой формы, который являлся символом школы и дал ей свое название, рядом с храмом были высажены растения (например, шелковица)18.

Структура гимна предполагает наличие трёх частей, первые две — по три строфы, третья — две строфы. Они отличаются по своим выразительным средствам и содержательным особенностям.

Первая часть. Визит монарха, пир

В трёх первых строфах говорится о появлении кортежа луского государя и его свиты на подъезде к школе.

Характерная особенность этой части в том, что первые строки всех трёх строф начинаются с типового зачина, характерного для «народных» песен — «срывать какое-либо растение» (цай ци... В трёх первых строфах гимна упомянуто три вида растений: цинь ^ — омежник (ОепапШе), цзао Щ — водоросли, мао — бразения Шребера (Вга8еша 8сЬгеЬей .ТЕ Оше1). В тексте перед их названиями помещена архаичная эвфоническая частица: бао Щ (или баоянь ЩН), характерная для фольклорных произведений19.

17 Попытка подвести итоги и наметить новые подходы к изучению и переводу памятника предприняты в статье А.И. Кобзева 2018 г. [27, с. 261-331].

18 Это свидетельство близких связей между храмовыми и дворцовыми средами в период Чуньцю. Совмещение храма и школы — неудивительно, достаточно вспомнить, что в Греции занятия Платона также проходили в пригороде, рядом с храмом героя Академа, а Аристотеля — у храма Аполлона Ликейского [39, с. 18, 316].

19 Для Ши-цзина это не исключение. Всего в памятнике 28 произведений, в которых встречается упоминание о «срывании растений». Из них в разделе

38

В поэзии, и народной, и придворной, упоминание того или иного вида растения неслучайно, оно наполнено образами и метафорами [9, с. 312-316]. В народных песнях, созданных в общинной среде, отражалось то, что молодые люди, девушки и юноши, срывая различные растения, могли намёками дать знать о своих чувствах. В данном гимне не село, а элитная школа, перед ней разбит искусственный водоём. Соответственно, и травы, которые здесь названы, особенные и упоминались они неслучайно, а выступали в виде метафор, передавая некие идеи, возможно, намекая на непростые отношения при дворе, а также говоря о том месте, которое молодые выпускники в будущем должны будут занять там.

ш

и®

т

ЖШШШч жш

мш*, ш

С радостью вспомним пруд Паньшуй. Ой-я. Как рвали омежник там,

[Вспомним] о приезде луского хоу. О том, как выплывали его стяги.

Его стяги развевались-колыхались, бубенцы тренькали-бренчали,

Не было ни младших, ни старших среди тех, кто следовал за гуном.

1

Из текста первой строфы можно заметить, что воспоминания о школе вызывали радость. Вообще, радостью, довольством проникнуто всё произведение. Однако, в первой строфе гимна упомянуто ядовитое растение цинь ^ — «омежник», которое растёт по болотам, канавам, берегам водоёмов, в неглубоких стоячих или медленно текущих водах2;0имеются сухопутные и водные (с погружёнными листьями) формы . Всё растение ядовито, особенно корневище [35,

«Нравы царств»: 15 (53,6 %), в разделе, в котором собраны придворные песни, «Малые оды» не намного меньше: 11 (39,3%). А в разделах «Большие оды» и «Гимны» по 1 (3,6%). Как видим, такой зачин более всего характерен для фольклорных (или псевдофольклорных) произведений («Нравы царств»), несколько менее для песен представителей знати («Малые оды»), ведь и дворцовое искусство черпало сюжеты и приёмы в народном искусстве. Среди религиозных храмовых и дворцовых песнопений они крайне редки.

20 Это растение упоминается ещё раз в произведении из раздела «Малые оды» Цай шу («Собираем бобы», № 222, в переводе А.А. Штукина «Встреча князей царем», II, VII, 8). В ней пять строф, в двух первых также в первых строках говорится о «срывании» какого-либо растения, а затем уже о присутствии аристократов на аудиенции государя. В первой строфе упомянуто бобовое растение шу а во второй, как и в первой строфе Пань-шуя, «омежник» цинь

39

с. 396]21. Возможно, это намёк на сложность придворного общества, где постоянным спутником царедворца являлись интриги и заговоры.

Далее передана картина въезда кортежа гуна во двор храмового комплекса: развевающиеся стяги и звон бубенцов. Здесь и далее передано увиденное и услышанное создателем гимна. За государем следовала его свита, в которую, очевидно, входили выпускники этой школы, поэтому в ней не делали различия на тех, кто занимал высокое или низкое положение при дворе. Возможно, так передана идея о том, что в будущем выпускники смогут занять достойное положение не только благодаря родовитости, но и своим дарованиям.

ЩЯ

ШШШ*

С радостью вспомним пруд Паньшуй. Ой-я. Как рвали водоросли там, [Вспомним] о приезде луского хоу. Его кони могучи,

Его кони могучи, его голос — задорен, На лице — довольство, на лице — улыбка, без тени гнева он их (своё окружение. — М.У.) поучал.

2

Во второй строфе вновь звучит мотив довольства, радости. Первая строка повторена, заменено только название растения. В ней названо цзао Щ («водоросли»); другое значение этого слова —

Есть и другие черты сходства, в частности вторая и третья строки этих строф двух произведений почти идентичны. Они содержат один и тот же песенно-поэтический штамп. В первом произведении говорится о прибытии луского гуна в школу, а во втором — также о прибытии, но уже государей владений ко двору монарха. В обоих случаях общий компонент — развевающиеся стяги ци Ш, а визуальные и слуховые детали выражены иными словами.

Паньшуй Цай шу

ншйш НШЙШО

шш, пштт тш, ивво

Таким образом, у этих двух произведений общие истоки — они создавались в придворной среде, но разошлись при использовании, Паньшуй принял характер гимна, стал чем-то большим, нежели просто хвалебной одой государю. Это наблюдение наводит на мысль, что текст гимна Паньшуй, сохранившийся в Ши-цзине, может являться контаминацией нескольких (двух или даже трёх) близких по содержанию произведений, первое из которых относилось к пиршественным песням, а последующие — к гимнам как таковым.

21 Это растение используется в китайской медицине [56, с. 51].

40

«изящный»22. Это растение встречается ещё в двух произведениях Ши-цзина. В Цайпи ЖШ (№ 15 «Собираем ряску», раздел Го фэн, I, II, 2), в котором речь идёт о срывании цветов для украшения храма предков. Второй раз оно упоминается в оде Юй цзао ЙШ (№ 221 «Рыба в водорослях», раздел «Малые оды», П^П,7), в которой говорится о чжоуских ванах, избравших столицей город Хао Щ и живших там счастливо и спокойно; в ней также говорится о том, что и рыба спокойно обитает в водорослях. То есть и в нём повторена метафора водоёма и того, что в нём скрыто (рыбы, водоросли).

Исходя из этого, упоминание «водорослей» в Паньшуй можно трактовать так: как это растение использовалось для украшения храма, так и выпускник школы станет украшением царского двора; ученики школы ещё не проявили себя в придворном обществе (они ещё скрыты от него внутри школы, как водоросли скрыты под водой), но они несут в себе некие совершенные качества, которые они смогут раскрыть, начав службу при дворе. Пока же они учатся изящно писать, красиво излагать свои мысли и пр.

Начало второй строки повторяется. В ней говорится о прибытии луского гуна в школу. Государь приехал на могучих конях, его голос весел, у него радостный вид, он поучает свою свиту. В гимне отмечены его жизнерадостность и отсутствие гнева. Таково и восприятие царя будущими царедворцами, таким, а не рассерженным они хотели бы видеть его во время аудиенций.

3 С радостью вспомним пруд Паньшуй. Ой-я.

Как рвали бразению там,

ЕШШ®, жшт^о [Вспомним] о приезде луского хоу. О том, как

тмшВо у пруда Паньшуй пили вино,

Пили прекрасное вино, которое дарует вечную

юность.

Да будут все следовать главному пути, да бу-

дет послушен народ.

В начале третьей строфы упомянуто ещё одно растение водоёмов: мао т.е. бразения (Brasenia schreberi J.F. Gmel) с небольшими приятными цветками, которые раскрываются с шести до девяти часов утра, потом уходят под воду. Используется в китайской

22 Оно часто используется в качестве метафоры и риторической фигуры речи при характеристике: стиля сочинения (чи цзао МШ писать изящным стилем; вэнь цзао литературные украшения); письменных сочинений как таковых (чэн цзао МШ превосходное литературное произведение); каких-либо предметов (цзао юй цветной нефрит) [61, т. 9, с. 626-629].

41

медицине [56, с. 40; 57, с. 92]. Этим качеством оно противопоставлено ядовитому омежнику. Возможно, это говорит о скромности выпускника и о его готовности в нужное время выполнить возложенное на него поручение.

Был задан пир, на нём присутствовали гун, его окружение и учащиеся школы. Во время пира провозглашались здравицы, которые отразились в двух последних строках: в третьей — не стареть, сохранять молодость (воспоминание о школе, когда все были молодыми), в четвёртой — чтобы все следовали правилам и законам, а народ сохранял покорность.

Вторая часть (восхваление монарха и его свиты)

Первая и вторая часть противопоставлены друг другу, в первой слышны интонации народных и придворных песен, во второй упоминаний растений нет, нет и воспоминаний о пире, на первый план выходят воспевание добродетелей гуна и доблести военных из его окружения. Здесь регулярно используются понятия придворной этики.

Во всех трёх строфах этой части гимна встречается важнейшая её категория дэ. Изначально в рамках верований, распространённых в ареале чжоуской культуры, это понятие было проникнуто глубочайшей религиозностью, означая некую мистическую «благую силу», присущую носителю высшей власти. Однако с развитием дворцовой культуры сохраняя за собой и это значение, оно всё более понималось как этическая категория «добродетель», т.е. совокупность лучших моральных качеств23.

Величественен луский хоу, внушает уважение его просветлённая добродетель (дэ), Внушает уважение величественность его ма-нер24. Сплачивает народ его пример, В согласии гражданское начало, в согласии военное начало, Вознося молитвы прославленным первопредкам, Не утрачивая «сыновнюю почтительность», стремится к обретению благоволения [Небес].

23 О значении категории дэ [33, с. 77-83, 98-103; 34, с. 217-248]. О философском осмыслении категории дэ см. [25, с. 12-23].

24 Вэй-и ШШ — внушительный, величественный вид (монарха) как способность внушать священный трепет. О связи понятий дэ и вэй-и см. [33, с. 84-85; 34, с. 229-233]. Эта тема была затронута в работах А.Е. Иванова, см. [21, 22, с. 171-209].

шш, тшшо ш, шш, ткш*

4

42

Первая строка четвёртой строфы начинается с подчёркивания того, что «просветлённая добродетель» — основное качество монарха25. Для царедворцев государь является примером гармонического совмещения гражданского вэнь ^ и военного у Й начал. В этом он был образцом для учеников дворцовой школы, будущих царедворцев, которые были обязаны овладевать и искусством управления государством, и искусством руководства армией. Он также являлся примером неукоснительного выполнения норм «сыновней почтительности» (сяо И пусть дальнейшая часть гимна посвящена описанию добычи военных командиров, но облик самого царя подчёркнуто миролюбив. Здесь начало гражданское и просвещённость (вэнь) превалирует над началом военным и воинственностью (у).

Просветлённо мудр луский хоу, проявлена и прояснена его добродетель, Как только были принесены жертвы в храме Паньгун, хуайские и были покорены, Бесстрашные командиры в храме Пань поднесли отсечённые уши врагов. Совершенством и справедливостью подобные [судье] Гао Яо, в храме Пань поднесли пленных._

В первой строке пятой строфы вновь восхваляется гун, его мудрость и его добродетель. Во второй части первой строки видим интересное явление: в ней почти полностью воспроизведено выражение одной из шу («записей» — древних прозаических произведений литургического характера), сохранённой в Шу-цзине (гл. Яо дянь Ш «[Он] мог проявлять и совершенствовать [свою] добродетель, чтобы [улучшать] отношения [между представителями] девяти поколений» (ШШШ,ШАШ)26.

В двух следующих строках говорится о военной службе и о победах, одержанных над соседними народами, хуайскими и — жите-

25 Мин дэ ВДШ (букв. «прояснённая добродетель»). Одно из важнейших понятий чжоуских представлений о сакральной природе высшей власти. Входило в круг представлений об аристократической этике. С появлением «массовых» школ — стало одной из важнейших категорий «конфуцианской» этики. См. [26, с. 61, 83-84].

26 Цзю цзу АШ (девять [поколений] клана) — родственники от прапрадеда до праправнука. Автор благодарит Г. С. Попову за возможность ознакомиться с рукописью перевода памятника. Здесь и далее фрагменты Шу-цзина приведены в её переводе.

43

вдат тшшо

5

лями небольших государств центральной части Великой равнины в долине р. Хуайхэ (см. [23, с. 686-687]). Здесь упоминаются те, кто занимал командирскую должность ху чэнь ЙЕ. Видимо, на неё могли рассчитывать выпускники школы, начиная военное служение. Проявив мужество в боях, захватив богатую добычу и боевые трофеи, они должны были поднести их к алтарю храма Паньгун. Поскольку школа располагалась на его территории, то её ученикам не раз приходилось быть свидетелями этой церемонии.

В последней строке упомянут мифический персонаж — Гао Яо ^Й, мудрый судья при мифическом правителе Шуне. Его имя являлось нарицательным, оно означало справедливого судью и верного своему государю царедворца. Как и в первой строке, прослеживается параллель с текстом Шу-цзина (глава Ся ту, раздел Шунь дянь ЙЛ), в которой сказано: «Ди сказал: Гао Яо, [инородцы] мань и и тревожат Ся, грабители учиняют грабежи и совершают налёты. Ты будешь

служилым»27 (№: штмж,

Заметим, что в тексте этого шу, как и в рассматриваемой строфе гимна, также упомянуты соседи хуася: аустрические народы южной и восточной частей Восточной Азии (мань и и).

Как видим, в одной строфе гимна содержатся две отсылки к шу, обе они, и Яо дянь, и Шунь дянь, посвящены идеальным мифическим государям. Из этого можно сделать вывод, что тексты этих шу изучались в «дворцовой» школе. Создатель гимна (в прошлом выпускник такой школы) и участники пира хорошо их знали. Упоминание о них в гимне — поэтический приём, нацеленный на то, чтобы напомнить участникам пира о годах учёбы и о том, с кого их учили брать пример в будущем служении.

6 Многочисленны служилые люди, проявлены и

широки их добродетели и помыслы,

ШШШШ, ^^ШО Отважны в походах, отбросили их (хуайских

и. — М.У.) на юго-восток.

Великолепны и прекрасны, не хвастливы и не

заносчивы.

Не создавая сумятицы, поднесли трофеи хра-

му Пань.

В первой строке шестой строфы центр внимания с луского государя смещён на выпускников школы, которые успешно воевали под его знамёнами. Упомянут не гун, а те, кто находился у него на

27 В составе Шу-цзина имеется глава Гао Яо мо ^ЙШ (1.4. «Рассуждения Гао Яо»), в которой приведены его наставления Великому Юю.

44

службе (до ши Как и государь, они обладали «добродетелью»

(дэ) и помыслами синь (сознание, душа). Следует отметить, что эти два понятия дэ ® и синь ^ в паре упомянуты не случайно, она встречается и в различных шу из разных разделов Шу-цзина. Данное наблюдение показывает, что изучение различных шу составляло важную часть программы образования в дворцовой школе.

Достойно выполнив свой долг, они скромно и благородно, не теряя достоинства, поднесли трофеи храму.

Третья часть (прославление воинских заслуг)

В заключительных двух строфах тематика меняется, от восхвалений луского государя и приближенных к нему доблестных воинов и гражданских сановников происходит переход к воспеванию воинского долга, военного служения, военных побед и заслуг.

7 # <= /Т] , ®о Как туги украшенные рогом луки! Как много в

связках стрел!

1Ш, ШШШ Как велики боевые колесницы! Их обслуга и воз-

^о ничие не знали усталости.

ш Жо Побеждая хуайских и, проявляли лучшие доброде-

м», ШШЯ- тели, не отступали от них.

Все упорно следовали твоим замыслам, [государь],

Шо хуайские и, в конце концов, были покорены.

Здесь названы предметы вооружения. Выпускник школы, будущий царедворец и военный, должен был уметь стрелять из лука и управлять боевой колесницей. В период Чуньцю самое почётное назначение в войсках — быть возницей-юй Ш колесницы гуна и его правым колесничим, по сути — телохранителем-жунъю [5, с. 171172, 199, 206, 214, 257]. В гимне восхваляется победа над противником, отмечается, что она стала возможной благодаря стратегическим замыслам самого государя и высоким моральным качествам его воинов. В результате над хуайскими и была одержана победа; они были покорены.

45

В заключительной восьмой строфе мотив боевой доблести отходит на второй план. В первой строке приведён образ скорее не фольклорного, а религиозно-мистического свойства — сказано об обладавших сакральной значимостью птицах, под которыми подразумеваются скорее горлицы, чем совы28. Они, слетевшись к храму Паньшуй, начали лакомиться плодами растущей около него шелковицы.

Птицы принесли пирующим добрую весть о том, что походы увенчались успехом, устрашённые подвигами луских военных сами хуайские и скоро прибудут с богатыми дарами, которые они поднесут лускому гуну. Это панцири крупных черепах, слоновьи бивни. В финале произведения подчёркивается, что все эти дары достанутся государю благодаря добродетелям и доблестям его самого и его во-

енных29.

Здесь, видимо, также просматривается связь с высказыванием одной из сохранившихся в Шу-цзине «записи» шу (4.5), которая на-

28 В тексте использован иероглиф сяо Ш «сова», но нельзя не заметить, что в природе сова — ночной хищник, который не питается плодами деревьев, к тому же совы не собираются в стаи. В разделе Го фэн («Нравы царств») Ши-цзина среди песен царства Бинь есть с названием «Сова» (Чи сяо ИШ), в котором эта птица изображена именно как хищник: «Сова, сова, похитила птенца, не разоряй же моего гнезда...» [7, с. 204]. Судя по контексту, здесь имеется в виду иная птица. Либо «кукушка» ши цзю которая также называлась сан цзю ШЩ (буквально «шелковичной горлицей»), либо, что более вероятно, «горлица обыкновенная» цзю гэ А|в,|, название которой состоит из двух иероглифов: цзю Щ — горлица, гэ Ш — голубь. Названия всех трёх птиц передаются близкими по написанию иероглифами, поэтому допустима возможность искажения. Кукушка здесь также маловероятна, поскольку эта птица в природе питается гусеницами и насекомыми. Из трёх птиц плоды шелковицы поедает только горлица [12, с. 145]. Это предположение подтверждается тем, что о поедании именно горлицами ягод шелковицы упомянуто в стихотворении Ман Щ из раздела «Нравы царств» («Нравы царства Вэй») [7, с. 78-79]. Заметим, что в Ши-цзине есть песня ши цзю Л|А| («Кукушка», раздел Го фэн, «Песни царства Цао»), но и в нём очевидно речь идёт именно о «горлицах», поскольку говорится о том, что птицы склёвывают плоды шелковицы, а их птенцы — плоды диких слив [7, с. 194-195]. Упоминание «сов» (горлиц!) встречаются ещё раз в песне Му мэнь ЖИ («У врат могильных»): «У врат могильных растёт слива, совы (горлицы!) слетелись на неё» (ЖИ^Ш, ^Ш^^) [7, с. 181]. Здесь также отчётлив сакральный аспект, эти птицы слетелись к вратам склепа и, рассевшись на ветвях растения (дикой сливы), стали клевать её плоды.

29 Наблюдение над оппозицией во ^ (я, мы) и би Ш (он, они) см. в статье А.И. Кобзева [27, с. 433].

46

зывается Люй ао ШШ («Собаки, [поднесённые народом] Люй»): «Не дорожи вещами из отдалённых [земель], и тогда люди из отдалённых [земель] придут к [тебе].» МОЙА^). Если так, то в памяти у учащихся сохранялось и продолжение этого высказывания: «Если будешь] дорожить мудростью, тогда люди из близких к [твоим землям мест] будут умиротворены» (Я^ШШЙ» М'ЙА^). Вспомним концовку третьей строфы, в которой говорится о спокойствии народа как благе для правителя.

В гимне упомянуты только походы на юг Великой равнины, которые сулили наибольшую выгоду, были сравнительно безопасны и явно не были столь изнурительны, как походы против кочевников на север или запад в степи или пустыни, которые были уделом менее знатных.

Завершая рассмотрение гимна, можно сказать, что он является образцом поэтического творчества представителя дворцовой культурной среды. Из него можно узнать о том, что дворцовая школа царства Лу располагалась на территории храмового комплекса Паньгун, где также имелись пруд полукруглой формы, роща, посадки шелковицы. В гимне изображена сцена её посещения монархом и воинами из его окружения. В нём переданы дух и идеология этой школы. В школе складывалось товарищество, центральной фигурой которого, как и при дворе, являлся сам монарх. Учащиеся в ней были нацелены на успешную карьеру. Такая школа оставалась местом подготовки не просто царедворцев, а воинов — верных и преданных слуг монарха, поэтому это было ещё и воинское братство, многим выпускникам школы приходилось вместе воевать. А военное дело было более престижным, чем гражданское управление. В гимне содержится восхваление ратного дела и военной героики, говорится о добыче, которую можно было обрести в походах против богатых народов юга. О том, что воинское ремесло — это важнейшее направление развития карьеры выпускника такой школы, говорит и место её расположения — на территории храма, к алтарю которого

ваны и военачальники подносили трофеи.

***

Итак, в дворцовых школах из представителей наиболее знатных фамилий готовили высших военных и гражданских управленцев. А тех, кого было невозможно отправить в придворную школу (младшие сыновья, незаконнорожденные, дети младших жён, девочки и пр.),

47

обучали дома и весьма вероятно по программе «придворной школы»30. Но что же это была за программа?

3. О содержании обучения и воспитания в дворцовой школе

Учащихся дворцовой школы обучали всему тому, что должен был знать будущий царедворец, служивший своему государю. Учёба в такой школе, вооружая необходимыми знаниями и навыками, готовила её выпускников к решению задач, с которыми они могли столкнуться в сферах военного командования и гражданского администрирования. Поскольку учёба там предполагала усвоение письменного наследия своего времени, то в основу образования высшей знати были положены наиболее значимые культурообразующие произведения, которые создавались в дворцовой среде. Дворцовая среда была не однородной, она состояла из нескольких сегментов. В каждом из них возникали произведения и документы различного содержания.

Обучение: используемые письменные произведения и документы

В Го юй («Речи царства Чу», I, 211) в сообщении о царстве Чу времён правления чуского Чжуан-вана (613-591 гг. до н.э.) перечислены девять произведений, которые хранились в придворной библиотеке рубежа УП-У1 вв. до н.э. и использовались при обучении. Уже тогда, в первой половине VI в. до н.э. располагавшееся на Средней Янцзы царство Чу, являясь крупным южным государством, давно было вовлечено в единый для всех царств Восточной Азии политический и культурный процесс, а её элиты были приобщены к «чжоуской» культуре во многом благодаря изучению общего набора значимых для этого культурного ареала произведений.

Это сообщение таково:

«Спросил у Шэнь Шуши. Шуши ответил:

(1) «Обучая его „Чунь-цю", восхваляйте добро и порицайте зло, чтобы этим вселить в его сердце осторожность и усердие.

«В: ^ , ш^мшмш,

(2) Обучая его „Родословиям", прославляйте обладавших высветленными добродетелями, и отвергайте тупых и невежественных, чтобы в своих действиях он стремился подражать [добродетельным] и испытывал перед ними благоговение.

30 Из биографии Конфуция, сохранённой в Ши цзи, известно, что в начале своей карьеры он преподавал старшему сыну главы одного из трёх наиболее влиятельных кланов царства Лу [2, т. VI, с. 126-127].

48

^ «ш

(3) Обучайте его „Песням", направляйте к блестящим добродетелям и увеличивайте их в нём, чтобы совершенствовать его стремления.

ЫШШ; Ш»

(4) Обучайте его „Церемониям", чтобы он осознал различия между высшими и низшими.

^ ш»

(5) Обучайте его „Музыке", чтобы смыть [душевную] грязь и искоренить легкомыслие.

^ ш», мтшштш

(6) Обучайте его „Приказам", чтобы он узнал, как проверять [и подбирать] чиновников.

^ ,штш

(7) Обучайте его „Речам", чтобы он понял скрытую в них добродетель и знал, что покойные правители (ваны) стремились распространить блестящие добродетели в народе.

^ «ш»

(8) Обучайте его „Древним описаниям", чтобы он, узнав об уничтоженных и возвысившихся [царствах], с осторожностью и осмотрительностью относился к этому.

(9) Обучайте его „Наставлениям и установлениям", чтобы он знал относящихся к одному клану и действовал, сообразуясь с дол-

31

гом» .

ШЛ» жшш.шшм.

Первыми в данном перечне упомянуты два вида исторических произведений: хроники (чуньцю ШШ) и родословия (ши Щ). В

31 Перевод В.С. Таскина [1, с. 245-246]. О содержании см. [11, с. 90-91; 50, с. 135-141].

Этот список привлёк к себе внимание мыслителя и знатока древних памятников периода Западная Хань (202 г. до н.э. — 8 г. н.э.) Цзя И МШ (200-168), который почти дословно привёл эту часть текста Го юй в своём труде Синь шу («Новые записи», гл. 5, раздел Фу чжи «Наставления о должностных обязанностях»). Но встречаются и некоторые разночтения. В его перечне отсутствуют сочинения группы ши Щ, а группа лин 4 названа жэньшу ЦЩ («Методы управления») и её объяснение несколько более расширено. В нём и несколько иная последовательность расположения произведений: 1, 4, 3, 5, 7, 8, 2, 9. Возможно, она передаёт приоритеты иной эпохи: начала Западной Хань. Показательно, что «Церемонии» (ли) перемещены вперёд и занимают второе место [8, с. 138].

49

«Хрониках», судя по содержанию сохранившегося канонического произведения Чунь-цю, созданного на основе хроники царства Лу, упоминались важнейшие события из истории различных царств Восточной Азии. Учащиеся, знакомясь с историческими событиями, могли узнавать последствия тех или иных политических решений, в частности, могли задуматься, в какой степени носитель власти волен влиять на развитие событий, а в какой нет.

Записи генеалогического характера (ши Щ) о знатных и влиятельных родах велись не только в родовых поминальных храмах, но и при дворе, где они использовались не с религиозной целью (в рамках культа предков), а с прагматической — учитывать родовитость и старшинство при назначениях на должности и при расположении во время церемоний, а также для мобилизации во время войн и пр. [50, с. 136].

Затем следуют песенно-поэтические произведения, объединённые понятием ши ¡¡. На основе многочисленных цитат, которые приведены в речах представителей знати, сохранившиеся в нарративах Цзо чжуань и Го юй, можно судить о том, что это не только торжественные «гимны», которые исполнялись при проведении торжественных храмовых и дворцовых церемоний, но и песенно-музыкальные произведения, представленные в разделе «Оды» и «Нравы царств» Ши-цзина, в том числе песни разных жанров, исполнявшиеся в «дворцовой» среде (исторические, героические, воинские, застольные и др.) и в «общинной» (заговоры, трудовые, свадебные и пр.) [4, с. 64, 70-71, 154-155 и др.]32.

Далее упомянуты два вида произведений, связанных с проведением ритуалов: о церемониях (ли М) и о музыке (лэ Их, видимо, составляли церемониймейстеры двора; некоторые из них являлись своего рода «сценариями» проведения отдельных церемоний33. В них описывались ритуальные действия и упоминались музыкальные произведения, которые их сопровождали. Например, в Цзо чжуань ([061809], 609 г. до н.э.) упомянуто приписываемое западночжоуско-му Чжоу-гуну сочинение Чжоу ли ^М («Чжоуские церемонии») и приведена цитата из него: «Прошлый наш государь, Чжоу-гун, составляя „Чжоуские церемонии" (Чжоу ли), изрёк: „Если через [нормы поведения ли] рассматривать добродетель (дэ), то благодаря добродетели вершатся дела; если благодаря деяниям измерять заслуги, то

32 Их исследование см. [20].

33 В качестве примера такого рода описания церемонии, сохранившегося в И Чжоу шу («Неканонические записи Чжоу»), см. [13].

50

благодаря заслугам осуществляется жизнеобеспечение народа"» [5, с. 623-624]34. Здесь говорится о тесной связи представлений о ли (ритуальных нормах поведения) и об этичности (нравственности) деяний монархов и управленцев из числа знати.

В списке упомянуты две группы текстов, которые имеют отношение к деятельности двора и непосредственно к носителю высшей власти: «приказы» (лин и «речи» (юй Ш). Из сообщений Цзо чжуань известно, что «приказы» (лин — это один из видов документов (дянь который порождался дворцовой канцелярией. К документам внутригосударственного оборота также относились: «пожалования наград» (шан м), «эдикты» (чжао Й). Кроме того, в архиве двора хранились документы межгосударственного взаимодействия: договоры, принятые при заключении межгосударственных союзов (мэн повеления (мин извещения (фу й) и «уведомления» (гао и') из других царств [44, с. 446-451; 50, с. 141-143].

Упомянутые «речи» (юй Ш), вероятнее всего, содержали записи речей государей и государственных мужей, которые произносились при обсуждении государственных дел в повседневной политической жизни. Их примеры представлены в нарративах Го юя, Чуньцю Цзо чжуань, Ши цзи и других памятников [46].

Завершают список две категории произведений, чьи тексты использовались при обучении: явно нарративного характера «древние описания» (гу чжи Й^), а также «своды наставлений и установлений» (сюнь дянь

Под гу чжи, по-видимому, имелись в виду сравнительно развёрнутые повествования светского характера, содержащие некие поучительные истории. К их числу можно отнести трижды упомянутое в Цзо чжуань сочинение Цянь чжи («Записи о прошлом»). В одной из цитат ([060607] 6-й год Вэнь-гуна, 621 г. до н.э.) читаем: «Юй Пянь сказал: ,Де следует. Я знаю, что в Цянь чжи („Записи о прошлом") есть такое высказывание: „Платить врагу добротой за причинённое врагом зло, не переносить [ненависть] на потомков [врага] — таков путь преданности [своему государю]"» [5, с. 552].

Под сюнь Ш («наставления») и дянь ^ («установления»), вероятнее всего, могут пониматься две категории шу («записей [речей мифических и реальных государей прошлого]»), примеры которых сохранились в каноническом сборнике «записей» разного жанра —

34 На наш взгляд, Чжоу ли периода Чуньцю по структуре и содержанию отличалось от одноименного сочинения конца Западной Хань, которое было включено в канон.

51

Шу-цзине, соответственно, сакрального характера [38, с. 357]. О содержании сюнь дянь ШЛ можно судить на основании их упоминаний в источниках.

Судя по приведённому сообщению Го юй, сюнь и дянь существовали и отдельно, а не только в составе сборников. В дянь говорилось о мифических идеальных государях Яо и Шуне, а в сюнь — о государях последующих «трёх эпох» (кит. Сань дай Н^): Ся, Шан и Чжоу35. В шу жанра сюнь из Шу-цзиновского раздела Ся шу («Записи [речей государей] Ся») в главе У цзы чжи гэ Зх^^Ш (2.3. «Песни пяти сыновей [сяского Тай-кана]») процитировано одно из таких «наставлений», приведём его в переводе Г.С. Поповой: «Наставления (сюнь ю Щ^) [гласят, что пороки правителя проявляются] в потакании сладострастию внутри [двора] и в увлечении охотой вовне, [в его увлечении] ароматными винами, чарующими мелодиями, высокими крышами и разукрашенными стенами. Ещё не было таких [правителей, которые] не погибли, [пристрастившись хотя бы] к одному из этих [пороков]» (Ш^:

ШШШо «те).

Данное «наставление» нацелено на то, чтобы предостеречь от пристрастия к порокам придворной жизни. Таков пример текста, который читали, толковали и заучивали учащиеся дворцовой школы. Вспомним, что из упомянутого ранее гимна Паньшуй можно узнать о том, что в школе тщательно штудировали текст в жанре дянь («установлений»), известный сейчас как Шунь дянь (раздел Сяшу в Шу-цзине), в котором говорилось о Гао Яо

Судя по текстам сохранившихся шу, они содержали в себе ключевые идеи придворной и аристократической этики своего времени, в них же был представлен и значительный элемент «священной истории» — некоторые речи были вложены в уста мифических правителей. Отсюда и цель их изучения: «Чтобы он знал относящихся к одному клану и действовал, сообразуясь с долгом». Здесь ключевым является слово и Ш «долг», «следование долгу» — важнейшая добродетель представителя знати на службе у государя. Речи, которые сохранялись в подборках юй и шу, являлись образцовыми и использова-

35 Слово сюнь содержится в названии только одной шу: И сюнь (3.4. «Наставления И-[иня]»), но судя по структуре и содержанию к их числу можно отнести не менее 18 главок из разделов Шан шу (6), Чжоу шу (12), а в Ся шу только одна, уже упомянутая 2.3. У цзы чжи гэ. Шу в жанре дянь также встречаются среди шу в Шу-цзине. Но только в первом разделе Юй шу ЙШ («Записи о [временах Шуня] из Юй»). В них говорится о мифических государях Яо и Шуне (главы 1.1, 1.2) [38, с. 343, 345, 357].

52

лись при обучении приёмам ораторского мастерства [43, с. 175-176]. Апелляция к прошлому, использование исторических примеров, цитата из хрестоматийного произведения являлись важнейшими приёмами убеждения и аргументации.

Можно допустить, что кроме упомянутых в Го юй сочинений при обучении использовались и другие письменные произведения, которые возникали при дворе. Они упомянуты в различных разделах основных источников (Го юй, Чуньцю Цзо чжуань, Ши цзи) [50]. Например, военными специалистами создавались труды о военном искусстве. Так в Цзо чжуань упомянуты выдержки из сочинения Цзюнь чжи Щ & («Трактат о ратных делах»). В одном месте памятника ([052805], 632 г. до н.э.) сохранились три цитаты: «В „Трактате о ратных делах" (Цзюнь чжи) сказано: „Добившись справедливости, возвращайся", а также сказано: „понял, что столкнёшься с затруднениями, отступай"36, „если обладать добродетелью, то не наживёшь врагов"» [4, с. 261]. В другом ([071203], 597 г. до н.э.) читаем: «В „Трактате о ратных делах" есть такое [высказывание]: „Оказавшись раньше перед врагом, можно разрушить его замыслы"» [5, с. 739].

В перечне Го юй названы только произведения «дворцовой» культурной среды, среди них нет сочинений двух других культурных сред: «общинной» и «храмовой». Так среди шу («записей [речей государей]») упомянуты только два: сюнь и дянь, в которых говорится о мифических временах, но нет относящихся к историческим эпохам Шан и Чжоу; нет в списке и мантических текстов, подобных Чжоу и («Чжоуские перемены»). Все они будут включены в программу обучения новой («массовой») школы, которая появится во второй половине VI в. до н.э. В этом отличие программ обучения двух школ.

***

Итак, в дворцовой школе обучали грамотности (чтению, письму, счёту). Знакомили с порядком проведения всевозможных религиозных и светских церемоний и правилами придворного этикета (ли); обучали пению и игре на музыкальных инструментах, в том числе исполнению различных ритуальных мелодий своего царства. Большое место в образовании отводилось знаниям истории, как священной (мифической), так и реальной. Слушателям школы при-

36 Эта фраза встречается в трактате У-цзы гл. Ляо ди «Как говорится, увидел, что есть возможность одолеть, — наступай; понял, что столкнёшься с затруднениями, — отступай» (ЯЯШМ^МШ» ЙШМЖЙ) [3, с. 81].

53

вивали основы искусства красноречия — в различных сочинениях (Го юй, Цзо чжуань и Ши цзи и др.) приведены многочисленные образцы речей. Их обучали и основам администрирования, в том числе знанию делопроизводства двора. Проходили они и военную подготовку — учились стрельбе из лука, владению холодным оружием, управлению боевой колесницей, а также осваивали основы теории военного искусства [24, с. 533].

Приведённое сообщение Го юй интересно и тем, что после каждой категории произведений указаны этические нормы, которые прививались по ходу изучения письменных сочинений.

Воспитание: этические требования (материалы к исследованию)

Обучение и воспитание неразрывно связаны. «Этика (греч. относящийся к нраву, характеру) — практическая философия, наука о морали (нравственности)... Целью этики являются не знания, а поступки, она имеет дело не с благом самим по себе, а с осуществимым благом» [37, т. 4, с. 472]. Основными категориями этики современные философы считают: добро и зло, ответственность и совесть, достоинство и честь, долг и справедливость [28, с. 11].

Из сообщений Го юй, Цзо чжуань, Ши цзи о периоде Чуньцю можно узнать, что представления высшей знати об этике базировались на необходимости придерживаться общих норм ритуального поведения (ли М), которое тогда считалось благопристойным, то есть приемлемым для людей этой социальной группы (Цзо чжуань, [010104], [010304]38 и др.). Выполнение этих норм и определяло нравственность поступков. Их нарушение приводило к социально значимым последствиям. В Цзо чжуань ([011103]) читаем: «Благородный муж сказал: „Чжэнский Чжуан-гун тогда поступил в соответствии с нормами ритуального поведения (ли). Нормы ритуального поведения — то, чем управляется государство, поддерживается устойчивость „алтаря духа земли и проса", устанавливаются порядки

37 Специалист по этике А.А. Гусейнов писал: «Всякая развитая этическая система включает в себя более или менее детализированную программу поведения, призванную реализовать такой образ жизни, который позволяет снять раздирающие индивидов противоречия и признаётся ими в качестве морального достойного» [37, т. 4, с. 477].

38 Здесь и далее в статье шестизначная цифра означает номер сообщения Чуньцю Цзо чжуань: первые две цифры указывают номера глав (соответствуют последовательности монархов царства Лу), вторые две — год правления, третьи две — номер сообщения за один год.

54

для народа, приносится польза потомкам. В [царстве] Сюй не соблюдались законы, и на него было совершено нападение. Его подчинили и простили. [Чжуан-гун] руководствуясь добродетелью (дэ), правил им. Отмерив силу, применил её; отмерив время, покинул его (царство). Не утруждал потомков. Это можно назвать знанием норм ритуального поведения"» [5, с. 75-77].

Однако повседневная действительность оказывалась сложнее, и человек в определённых ситуациях оказывался перед выбором: следовать ли в каждой конкретной ситуации ритуальным нормам или

39

нет .

Рассматриваемое сообщение Го юй начинается с двух важнейших этических категорий: шань Щ «добро» и э ^ «зло» (1)40. Они часто упоминаются в Цзо чжуань. «Добро», как правило, выражается одним и тем же термином, а «зло» получило богатую детализацию. Это э ^ — зло для человека, хуань Ш — для государя, бин Ш — для государства. Зло, исходящее от человека, приносит беды другому человеку (хай Ц), лишения жителям царства (сан Ш), государству (нань Ш), потакание со стороны правителя отрицательным качествам наследника может принести бедствия (хо Ш), одним из проявлений которых является смута (луань 11), а зло в отношении людей, исходящее от природы (т.е. произошедшее по воле Неба), имеет вид природного бедствия (цзай [43, с. 183-184].

Далее в Го юй упоминается категория дэ ® «добродетель» (2, 3), которая в рассматриваемый период считалась важнейшим положительным качеством знатного человека. В идеале она должна стать мин дэ ВД® «прояснённой добродетелью». Вспомним, что именно с упоминания дэ в гимне Паньшуй начинается характеристика луско-го хоу, посетившего дворцовую школу. Там же сообщается, что ещё одна важнейшая добродетель монарха — сяо ^ «уважение к старшим» (но в перечне Го юй упоминания о сяо нет). Здесь же в Го юй «высветленная добродетель» противопоставляется таким отрицательным качествам как ю хунь Й § «тупость и невежество» (2). В

39 На это обстоятельство во время лекций часто обращала внимание Л.Е. Померанцева, анализируя содержание биографий исторических деятелей, сохранённых в «Исторических записках» Сыма Цяня. В глазах этого позднего автора порой поступки, совершённые в нарушение норм, и оказывались единственно правильными в сложившейся ситуации (например, в биографии будущего циского министра-реформатора Гуань Чжуна, VII в. до н.э.).

40 Цифра в круглых скобках указывает на номер группы произведений, перечисленных в рассмотренном ранее сообщении Го юй.

55

третьем высказывании категория дэ упоминается вместе с понятием чжи ^ «воля, устремления» (3)41.

Затем из прививаемых в школе добродетелей называются чжи «знание», цзе ^ «осторожность», цзюй 'в «осмотрительность» (4, 8, 9); а из пороков: хуй Ш «[душевная] грязь», «нечистоплотность» и фу ^ «легкомыслие», «поверхностность» (5). Завершает список Го юй упоминание категории и Ш «долг» (9). Она рассматривалась с позиции отношений к роду и к государю. Следование «долгу» и ведёт к «справедливости».

В источниках по истории периода Чуньцю встречаются и другие категории аристократической этики. В Цзо чжуань упомянуты: жэнь «человеколюбие» ([010602, 032203]), синь «доверие» ([010304]), чжун Й «преданность» ([010304]) и др. Например, в одном из сообщений ([081005], 581 г.) читаем: «Благородный муж сказал: «Преданность — это высшая добродетель, тот, у кого она есть, особенно не терпим [к её отсутствию]. Разве может считаться жестоким?» (^0: ) [5, с. 850].

В источниках при характеристике морального облика представителей высшей знати встречаются упоминания его положительных и отрицательных качеств. К числу первых относятся: ю ли ^М «приверженность нормам ритуального поведения», хуй Ж «проявление милосердия», чжэнь Ж «нравственная чистота», цзянь ^ «бережливость» и др. Вторые более многочисленны. Например, в одном из нарративов Цзо чжуань ([010307], 720 г. до н.э.) указаны такие пороки, как гордыня, мотовство, разврат, распущенность (цзяо Щ, шэ инь и а далее выстраивается целая цепочка из порождающих друг друга пороков: «Мало таких, кто, испытывая благосклонность, не возгордится; возгордившись, сможет взойти [на престол]; взойдя, не проникнется ненавистью; проникшись ненавистью, сможет удерживать себя!» ^ЙШ^Щ, ЩШ», Шй [5, с. 31-33]42.

Между деяниями правителя, вызванными его отрицательными качествами, и их последствиями для судьбы народа также просле-

41 Понятие «воля» также относится к этике; так называется способность разума к самоопределению (в т.ч. моральному) и порождению специфической причинности [37, т. 2. с. 432].

42 Данное высказывание по структуре (но не по содержанию) напоминает высказывание ученика Конфуция по имени Ю-цзы, сохранённое в Лунь юй (1,2): «Ю-цзы сказал: „Мало людей, которые, будучи почтительными к родителям и уважительными к старшим братьям, любят выступать против вышестоящих..."» (пер. В.А. Кривцова) [17, т. 1. с. 140].

56

живается прямая связь. Например, если правитель неразумно потакал своим желаниям (чэн юй Щ^), то народ голодал (нэй

***

Таковы общие представления об этике, с которыми должен был знакомиться представитель знати в «дворцовой» школе. Позднее все эти категории были использованы при разработке этических понятий, которые прививались представителям служилого сословия, учащимся новой («массовой») школы. Поскольку нормы должного поведения представителей родовой и служилой знати отличались друг от друга, то старые понятия в ней получали несколько иное смысловое наполнение.

Заключение

В первой половине периода Чуньцю в культурном пространстве всего царства «дворцовая» среда, занимая срединное положение между «храмовой» и «общиной», вбирала в себя отдельные черты и той и другой. В ней перерабатывались их достижения, обеспечивая тем самым их сохранение и передачу в последующие эпохи. Не удивительно, что о литературных произведениях, порождённых этими двумя культурными средами, известно во многом благодаря «дворцовой» среде, из которой в конце периода Чуньцю их культурное наследие было перенесено в «массовую» школу и уже там закреплено на века в составе канона43.

К середине периода подходило к концу время, когда высшие должности в государстве занимали преимущественно представители знатных кланов — ответвлений правящего рода царства. Тогда же сам двор в царствах Восточной Азии формировал запрос на новую категорию служилых, преданных своему государю, а не местному аристократу, не обременённых родословной и знатностью, а обладавших знаниями и навыками, определённой культурой поведения, отличной от придворной, связанной с этикой службы — усердием и добросовестностью, а не доблестью, героизмом и куртуазностью. Иными словами, всё более требовались люди грамотные и исполнительные, которые не ставили бы во главу угла знатность, не кичились бы ею; были бы преданы государю, а не своему роду, готовые служить везде, где потребуется, а не только на своей родной земле, занимая самые раз-

43 Это явление сохранится и в период Чжаньго, примером тому служит творчество чуского придворного поэта Цюй Юаня (340-278 гг. до н.э.), в произведениях которого, как в Цзю гэ («Девять песен»), есть жреческие мотивы [30, с. 334-335, 343, 352].

57

ные должности и не только высшие. Формирование новой социальной группы «служилых» стало закономерным результатом эволюции социальной структуры периода Чуньцю. Таких людей нужно было специально готовить: обучать и воспитывать. Но где? Элитарные «дворцовые» школы не были для этого приспособлены.

В первой половине Чуньцю «дворцовая» школа достигла пика своего развития. Но с точки зрения дальнейшего развития культуры потенциал такой школы был ограничен — слишком близка она была к царскому двору, слишком прагматичны были её задачи, слишком приземлёнными были устремления её выпускников (доблесть, добыча, награды). Преподаватели таких школ, их выпускники, оставаясь частью двора, не были в состоянии воспринять всё содержательное многообразие накопленных письменных произведений, а тем более преобразовать его в нечто большее. Далеко не все находившиеся в книгохранилище дворца письменные произведения привлекали внимание обучавшихся во дворцовых школах представителей знати. Их больше интересовали те из них, в которых был изложен практический опыт. Её культурная задача заключалась не в том, чтобы порождать некие новые знания и представления, а в том, чтобы сохранять и передавать то, что уже было создано ранее, то, что составляло устои той социальной группы, к которой принадлежали её учителя и ученики. В исторической перспективе знания и навыки, которые накапливались в дворцовой школе, должны были выйти за пределы двора, но для этого нужна была новая школа. Во второй половине Чуньцю возник запрос на иную школу, которая не носила бы элитарный характер. Появление «массовой» школы стало ответом на него. С её возникновением во второй половине VI в. до н.э. появились условия для порождения новых знаний. Именно в них произойдёт переосмысление всего того культурного опыта, который был накоплен в «дворцовой» культурной среде; именно в ней будут получать образование представители новой социальной группы.

Источники и литература

Источники

1. Го юй (Речи царств). Пер. с кит., вступл. и примеч. В.С. Таскина. М.,

1987.

2. Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Том VI. Пер. с кит., комм. и предисл. Р.В. Вяткина. М., 1992.

3. У-цзы цзинь чжу цзинь и («У-цзы»: современный комментарий, современный перевод). Тайбэй, 1978.

58

4. Чунь цю Цзо чжуань. Комментарий Цзо к «Чунь цю». Исследование, перевод с китайского гл. 1-5, комментарии и указатели М.Ю. Ульянова. М., 2011.

5. Чунь цю Цзо чжуань чжу («Вёсны и осени» и «Комментарий Цзо» со сводными комментариями). Авт. коммент. Ян Бо-цзюнь. Т. 1-3. Пекин, 2000.

6. Шицзин. Книга песен и гимнов / Пер. с кит. А. Штукина. М., 1987.

7. Ши цзин и чжу (Ши-цзин с переводом и комментарием) / Пер. и комм. Чжоу Чжэнфу. Пекин, 2010.

8. Юй Чжижун. Цзя И Синь шу и чжу (Цзя И. Синь шу. Перевод и комментарий Юй Чжижун). Харбин, 2003.

Литература

9. Аникин В.П. Теория фольклора. Курс лекций. М., 2004.

10. Боревская Н.Е. Очерк истории школы и педагогической мысли в Китае. М., 2002.

11. Васильев К.В. Ранняя история древнекитайских письменных памятников // Рукописная книга в культуре народов Востока. Кн. 2. М., 1988.

12. Гаврилов Э.И., Иванчев В.П. и др. Птицы России и сопредельных регионов: Рябкообразные, Голубеобразные, Кукушкообразные, Совообраз-ные. М., 1993.

13. Гребнев Г.А. Эволюция памяти о чжоуском завоевании Шан на примере одного текста // Восток (Oriens). 2016. № 4.

14. ДандамаевМ.А. Вавилонские писцы. М., 1983.

15. ДеопикД.В. Количественные методы в изучении исторической информации (проверяемая история). М., 2011.

16. Деопик Д.В., Ульянов М.Ю. От «двуединой археологической культуры» к «двуединой империи»: периодизация исторического процесса в центре Восточной Азии с 2500 г. до н.э. по 220 г. н.э. // Ломоносовские чтения. Востоковедение. Тезисы докладов научной конференции (Москва, 14 апреля 2014 г.). М., 2014.

17. Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах. М.,

1972.

18. Дьяконов И.М. Люди города Ура. М., 1990.

19. Емельянов В.В. Древний Шумер. Очерки культуры. СПб., 2001.

20. Иванов А.Е. «Цзо чжуань» и «Ши цзин»: от цитаты к первоисточнику // Письменные памятники Востока, 1(4) весна-лето, 2006.

21. Иванов А.Е. Богобоязненность ходящих прямыми путями (к вопросу о происхождении и точном значении чжоуских категорий дэ и вэй и) // Письменные памятники Востока, 2(7), 2007.

22. Иванов А.Е. Богобоязненность ходящих прямыми путями (к вопросу о происхождении и точном значении чжоуских категорий дэ и вэй и). Часть II. Категория вэй и // Письменные памятники Востока, 2(9), 2008.

23. История Китая с древнейших времён до начала XXI века. Том 1. Древнейшая и древняя история (по археологическим данным). От палеолита до V в. до н.э. М., 2016.

59

24. История Китая с древнейших времён до начала XXI в. Т. 2. Эпоха Чжаньго, Цинь и Хань (V в. до н.э. — III в. н.э.). М., 2013.

25. Кобзев А.И. Дэ и коррелятивные ей категории в китайской классической философии // От магической силы к моральному императиву: категория дэ в китайской культуре. М., 1998.

26. Кобзев А.И. «Да-сюэ». «Великое учение» святомудрых для школяров, учёных и владык, или Судьба конфуцианского канона в Китае, на Западе и в России / Каноны конфуцианства и школы имён. Книга 1. М., 2014.

27. Кобзев А.И. Старые проблемы и новый перевод «Ши цзина» // 48-я научная конференция Общество и государство в Китае. Учёные записки отдела Китая. Выпуск 28. Том ХЦУШ. Часть 2. М., 2018.

28. КобликовА.С. Юридическая этика. М., 2003.

29. КоростовцевМ.А. Писцы Древнего Египта. СПб., 2001.

30. Кравцова М.Е. Поэзия древнего Китая. Опыт культурологического анализа. СПб., 1994.

31. Крамер С.Н. История начинается в Шумере. М., 1965.

32. Крюков В.М. Ритуальная коммуникация в древнем Китае. М., 1997.

33. Крюков В.М. Символы власти и коммуникации в доконфуцианском Китае (к антропологии дэ) // От магической силы к моральному императиву: категория дэ в китайской культуре. М., 1998.

34. Крюков В.М. Текст и ритуал. Опыт интерпретации древнекитайской эпиграфики эпохи Инь-Чжоу. М., 2000.

35. Лекарственные растения. Справочное пособие. Ред. Н.И. Гринке-вич. М., 1991.

36. Малявин В.В. Очерк образования и педагогики в старом Китае. М., 2018.

37. Новая философская энциклопедия. М., 2010.

38. Попова Г.С., Ульянов М.Ю. Этапы истории шу Ш («Записи [речей государей]») и ши М («Песни»): от литургии до канона (Х-Ш вв. до н.э.) // 48-я научная конференция Общество и государство в Китае. Ч. 2. М., 2018.

39. Словарь античности. М., 1992.

40. Софронов М.В. О типологической характеристике языка иньских надписей // Ранняя этническая история народов Восточной Азии. М., 1977.

41. Томашевич О.В. Воспитание и обучение на берегах Нила // История образования и педагогической мысли в эпоху Древности, Средневековья и Возрождения. М., 2004.

42. Ульянов М.Ю. «Бамбуковые анналы» (древний текст) и сведения о политической культуре Китая (УГП-Ш вв. до н.э.) // Научная конференция Ломоносовские чтения. Книга 1. М., 2007.

43. Ульянов М.Ю. Чуньцю Цзо чжуань («Вёсны и осени» с комментарием Цзо): краткое введение в исследование (статья) // История Китая. Материалы китаеведческих конференций ИСАА при МГУ (май 2005 г., май 2006 г.). М., 2007.

44. Ульянов М.Ю. Данные Чунь цю Цзо чжуань («Комментарий Цзо к "Вёснам и осеням"«) о ведении «анналов» в царствах Древнего Китая перио-

60

да Чуньцю (771-453 гг. до н.э.) // В пути за китайскую стену. К 60-летию А.И. Кобзева. Собрание трудов. М., 2014.

45. Ульянов М.Ю. О религиозных церемониях в период Чуньцю (771453 гг. до н.э.): по данным Чуньцю Цзо чжуань // Ломоносовские чтения. Востоковедение. Тезисы докладов научной конференции (Москва, 14 апреля 2014 г.). М., 2014.

46. Ульянов М.Ю. Структура и содержание повествований в Чуньцю Цзо чжуань («Комментарий Цзо к "Вёснам и осеням"»): к характеристике исторической прозы в древнекитайской литературе // Проблемы литературы Дальнего Востока. Сборник материалов VI международной конференции. 25 по 29 июня 2014 г. Том. 2. СПб., 2014.

47. Ульянов М.Ю. О понятии «культурная среда» и особенностях создания письменных произведений в период Чуньцю (771-453 гг. до н.э.) // Ломоносовские чтения. Востоковедение. Тезисы докладов научной конференции (Москва, 20 апреля 2015 г.). М., 2015.

48. Ульянов М.Ю. Жречество древнего Китая периода Чуньцю (771453 гг. до н.э.): по данным Чуньцю Цзо чжуань («"Вёсны и осени" господина Цзо») // Ломоносовские чтения. Востоковедение. Тезисы докладов научной конференции (Москва, 20 апреля 2015 г.). М., 2015.

49. Ульянов М.Ю. Старшие жрецы чжу при дворах правителей царств периода Чуньцю (771-453 гг. до н.э.): по данным Чунь цю Цзо чжуань // 45-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Учёные записки отдела Китая. Выпуск 18. Том. ХЪУ Часть 2. М., 2015.

50. Ульянов М.Ю. К характеристике процесса сохранения исторической памяти в Древнем Китае периода Чуньцю (771-453 гг. до н.э.) // Древнейшие государства Восточной Европы. 2013 год. Зарождение историопи-сания в обществах Древности и Средневековья. М., 2016.

51. Ульянов М.Ю. Жрецы ши ^ при дворах правителей царств периода Чуньцю: по данным Чуньцю Цзо чжуань и Го юй // 46-я научная конференция «Общество и государство в Китае». Учёные записки отдела Китая. Выпуск 21. Том. ХЦУТ Часть 2. М., 2016.

52. Ульянов М.Ю. Ши № в период Чуньцю (771-453 гг. до н.э.) — жрецы или «наставники»: трудности перевода и их преодоление // Прикосновение к вечности. Сборник статей. М., 2017. С. 37-49.

53. Ульянов М.Ю. К характеристике социальных и культурных процессов периода Чуньцю (771-453 гг. до н.э.): от школы «дворцовой» к школе «массовой» // Ломоносовские чтения. Востоковедение. Тезисы докладов научной конференции (Москва, 15 апреля 2019). С. 25-27.

54. Флиер А.Я. Избранные работы по теории культуры. М., 2014.

55. Шарпен Д. Чтение и письмо в Вавилонии. М., 2009.

56. Е цао (Полевая растительность). Пекин, 2014.

57. Ли Минь, Ли Сяодун, Хуа Чжун. Е вай гуань (Справочник дикой растительности Центрального Китая). Чжэнчжоу, 2015.

58. Цао Чуньпин. Биюн, Паньгун чутань (Предварительное исследование [школ] Биюн и Паньгун) // Хуаньчжун цзяньшэ, № 2, 1996.

61

59. Чжан Жуйфань. Биюн хэ Паньгун ([Школы] Биюн и Паньгун) // Шанхай гаоцзяо яньцзю. 1985. № 2.

60. Чэнь Дун. Луго гу Паньчи ичжи цзинь хэцзай (Где сейчас расположен пруд Паньчи царства Лу? // Ци Лу сюэкань. 2012. № 6.

61. Ханьюй да цыдянь (Большой словарь китайского языка). Шанхай, 1992.

62. Blakeley B.B. Functional Disparities in the Socio-Political Traditions of Spring and Autumn China: Part I: Lu and Ch'I // Journal of the Economic and Social History of the Orient. Vol. 20. No. 2. 1977.

63. Blakeley B.B. Functional Disparities in the Socio-Political Traditions of Spring and Autumn China: Part II. Chou, Sung, Cheng // Journal of the Economic and Social History of the Orient. Vol. 20. No. 3. 1977.

64. Blakeley B.B. Functional Disparities in the Socio-Political Traditions of Spring and Autumn China: Part III: Ch'u and Chin // Journal of the Economic and Social History of the Orient, Vol. 22. No. 1. 1979.

M.Yu. Ulyanov*

"Court" schools in the kingdoms of the East Asia: featuring social

and cultural processes in the first half of the Chunqiu Period

ABSTRACT: In the present article the author sums up the material on training in court schools of the East Asia (the Lu and Chu kingdoms taken as an example) functioning in the first half of the Chunqiu Period (771-453 B.C.). The author enumerates and characterizes written sources used as the basis of training at those court schools and analyses a number of ethical norms forming the basis of the nobility upbringing. A detailed information is given by the author on Panshui (Pangong), a school at the Lu kingdom. The author speculates on such an issue as importance of military training at such schools. The article is concluded with observations on mass schools for service class people emerging in the second half of the Chunqiu Period which take over the court schools of the first half of the Chunqiu Period.

KEYWORDS: ancient China, social and cultural processes, Chunqiu period, court schools, Lu kingdom, Chu kingdom.

* Ulyanov Mark Yuryevich, PhD (History), Institute for Asian and African Studies, Moscow State University, Moscow, Russia; E-mail: ulm@mail.ru

62