CC BY
535
УДК 159.9.072.433
Митрофанова Елена Николаевна
старший преподаватель кафедры практической психологии
ФГБОУ ВО «Пермский государственный гуманитарно-педагогический
университет», Пермь, Россия 614990, Пермь, Сибирская, 24, +7 (342) 219-07-19 e-mail: postmaster@pspu.ru
«ДВА МУЖЕСТВА»: К КОНЦЕПЦИИ ЖИЗНЕСТОЙКОСТИ С. МАДДИ
Elena N. Mitrofanova
Senior Academic of Practical Psychology Department
Federal State Budget Institution of Higher Education «Perm State Humanitarian Pedagogical University» 24, Sibirskaja, 614990, Perm, Russia e-mail: postmaster@pspu.ru
«TWO COURAGE»: ON THE CONCEPT OF HARDINESS OF S. MADDY
Аннотация. Предпринята попытка анализа философских оснований (П. Тиллих, С. Къеркегор и др.) более поздней психологической концепции «жизнестойкости» американского психолога С. Мадди. В статье показано, что описание жизнестойкости чаще ограничивается, так или иначе, совладанием со стрессом, обусловленным направленностью выбора в будущее; но при этом не учитывается важный момент, указанный в концепциях Э. Фромма и Дж. Холлиса, - взаимодействие с Другим. А это требует особых подходов к трактовке жизнестойкости.
Ключевые слова: вера, мужество, отвага, мужество быть собой, мужество быть частью, другой, жизнестойкость.
Abstract. In the article an attempt is made to analyze the philosophical foundations (P. Tillich, S. Kierkegaard, and others) of a later psychological concept of the "hardiness" of the American psychologist S. Maddy. The article shows that the description of viability is limited, one way or another, by coping with stress, as a direction of choice in the future; but it does not take into account the important point indicated in the concepts of E. Fromm and J. Hollis - this interaction with the Other, which requires special approaches to the interpretation of hardiness.
Key words: faith; courage; bravery; the courage to be yourself; the courage to be a part of; the other; the hardiness.
© Митрофанова Е.Н., 2018
Основные понятия и положения концепции жизнестойкости
(по С. Мадди)
Жизнестойкость - понятие экзистенциальной психологии, введенное С. Мадди и С. Кобейза [10, 11]. Оно опирается на более ранние философские категории мужества П. Тиллиха и теологической веры С. Къеркегора. Жизнестойкость понимается С. Мадди как «один из способов преодолеть онтологическую тревогу, связанную с обдумыванием или принятием решений в пользу будущего» [3, с. 88]. Жизнестойкость составляет ядро системы, которая смягчает эффекты стрессогенных обстоятельств, онтологической тревоги и помогает сохранить здоровье. Эта система действует двумя путями: 1) «здоровый образ жизни» - снижение напряжения, когда реакция уже вызвана стрессорами; 2) совладание с разрушающими изменениями и хроническими конфликтами таким образом, чтобы, преобразовав их, снизить степень их стрессогенности [3]. В этом плане содержательно жизнестойкость близка к феномену совладающего, копинг-поведения.
С. Мадди предлагает следующую структурную модель, в которой взаимодействуют факторы, подсистемы, компоненты и поведенческие маркеры жизнестойкости: 1) наследственные факторы; 2) нагрузка (психическая напряженность, физическая мобилизация); 3) стрессогенные обстоятельства (острые разрушительные изменения, хронические конфликты); 4) проблемы со здоровьем (неэффективное поведение, психическое истощение, соматические заболевания); 5) установки жизнестойкости (вовлеченность, влияние, вызов); 6) жизнестойкое совладание (понимание ситуации, обнаружение перспективы, решительные действия); 7) социальная поддержка жизнестойкости (помощь, воодушевление); 8) жизнестойкий образ жизни (физические упражнения, релаксация, здоровое питание, лекарства) [3]. В этой модели очевидно отсутствие четких оснований построения системной классификации, смешение внешних и внутренних факторов развития и проявления.
Жизнестойкость, по С. Мадди, формируется в раннем возрасте на основе опыта детско-родительских отношений, но может поддерживаться и развиваться во взрослом возрасте в контексте заботы о собственном здоровье, взаимодействия с другими людьми (принятие их помощи и ободрение). Жизнестойкость становится ядром мотивации применения эффективных стратегий совладания, заботы о своем здоровье, включения в социальное взаимодействие [3].
Понятие жизнестойкости С. Мадди также раскрывает через процесс принятия решений и обретение смысла: «Чем значительнее масштаб решений, тем сильнее оно влияет на личностный смысл. Но и накопление небольших решений также влияет на него в определенной степени. В конечно счете, экзистенциальный смысл решения (будь оно принято в уме или воплощено в действии, будь оно небольшим или значительным) состоит в том, приводит это решение человека к новому опыту или удерживает в пределах знакомой территории» [3, с. 88]. Принимаемые человеком решения могут вести его по направлению в будущее или удерживать в прошлом. Так, решения,
принимаемые в пользу будущего, основаны на схожем опыте из прошлого, но требующие поиска иного способа действия. Решения, удерживающие человека в прошлом, характеризуются опорой на предыдущий опыт и отсутствием необходимости действовать иначе, чем он действовал до этого [3].
Жизнестойкость, по С. Мадди, опирается на три взаимосвязанных установки, определяющих взаимодействие людей с миром: вовлеченность, контроль и вызов. Эти установки дополняют друг друга, вместе образуя жизнестойкость как диспозицию, которая помогает снижать и легче переносить онтологическую тревогу, связанную с выбором будущего. Высокая вовлеченность предполагает активное участие во всем, что происходит. Проявление контроля выражается в сознательной установке, что путем борьбы можно влиять на последствия происходящих событий; противоположность -ощущение собственного бессилия. Вызов выражается в стремлении пережить собственный опыт, будь он позитивным или негативным [3].
Таким образом, жизнестойкость, по С. Мадди, связана с обретением смысла через принятие решений в пользу будущего, именно жизнестойкость призвана помочь человеку справиться с онтологической тревогой, неминуемо присутствующей в любом выборе будущего. В структуре жизнестойкости выделяются три взаимосвязанных компонента: вовлеченность, или активное участие; контроль, или возможность влиять на происходящие события; и вызов, или стремление к приобретению собственного опыта. Жизнестойкость является ядром системы, которая смягчает последствия стрессовых событий и помогает сохранить благополучие и здоровье.
Теоретические предпосылки возникновения психологической концепции
жизнестойкости (по С. Мадди)
С. Мадди указывает на то, что жизнестойкость выступает операционализированным понятием более ранних категорий мужества (отваги) П. Тиллиха [7] и веры С. Къеркегора [2]. О мужестве также пишет ученик П. Тиллиха Р. Мэй в книгах «Любовь и воля» [4], «Мужество творить» [5], а также в воспоминаниях о П. Тиллихе «Пауль Тиллих. Воспоминания о дружбе» [6]. О жизнеспособности упоминает и Э. Фромм в книге «Искусство любить» [8]. Об экзистенциальном мужестве говорит Дж. Холлис в книге «Грезы об Эдеме: в поисках доброго волшебника» [9]. Как мы видим из вышеперечисленного, мужество, отвага, вера, любовь и жизнестойкость представляют собой общий категориальный аппарат экзистенциальной философии и психологии.
Данные категории не равнозначны, авторское понимание «мужества» по П. Тиллиху следует отличать от «мужества» по Р. Мэю, Э. Фромм и Дж. Холлис раскрывают иную сторону мужества и т.д. Актуальным представляется анализ различных подходов к «мужеству», для более детального понимания концепции жизнестойкости, ее связей с более широкими философскими категориями отваги и мужества.
Далее подробнее рассмотрим указанные категории.
«Мужество» у П. Тиллиха одна из базовых онтологических категорий: «Вопрос о природе мужества неизбежно приводит к онтологическому вопросу
о природе бытия. Мужество может показать нам, что такое бытие, а бытие может показать нам, что такое мужество» [7, с. 8-9]. Мужество противостоит угрозе небытия. По П. Тиллиху, существует базовая онтологическая тревога, которая не может быть преодолена, так как присуща самому существованию, но тревога стремится стать страхом, чтобы иметь возможность быть побежденной: «Мужеством обычно называют способность души преодолевать страх...» [7, с. 29].
Существует три формы базовой тревоги: тревога судьбы и смерти, тревога пустоты и утраты смысла, тревога вины и осуждения. Все три типа тревоги вызывают отчаяние. При отчаянии отсутствует надежда, а движение вперед в будущее невозможно. С. Мадди при анализе жизнестойкости одной из важных ее отличительных черт выделяет способность выбора в пользу будущего. Такой выбор наиболее связан с онтологической тревогой, но в то же время способен ее преодолеть. «Выбор будущего» приводит человека к новому опыту, индивидуации жизненного стиля и, как следствие, к формированию личного ощущения смысла.
Экзистенциальная тревога, присущая самому бытию, не может быть преодолена, но она реализуется либо через нормальную, либо через патологическую. Нормальная тревога осуществляется через возможность мужественно справляться с конкретными объектами страха, предохраняя человека от экстремальных ситуаций. Патологическая тревога характеризуется ограниченностью и не реалистичностью самореализации, это выстраивание сопротивления от любого типа воздействия. Таким образом, тревога толкает нас к мужеству, потому как противоположным может быть только отчаяние [7].
С тревогой небытия, экзистенциальной тревогой человек может справиться с помощью веры, но ее понимание отличается от понимания веры религиозной. Вера, по П. Тиллиху, это не мнение, не только знание, а состояние. Такая вера не обладает специфическим содержанием, она принимает в себя сомнение и отсутствие смысла: «Это просто вера, ненаправленная, безусловная. Она не поддается определению, потому что все определенное разрушается сомнением и отсутствием смысла» [7, с. 121]. Автор выделяет обязательные составляющие безусловной веры: опыт силы бытия (витальность, интенциональность); опыт силы небытия (возможность отчаяния) и принятие собственной принятости (сила самого принятия).
Таким образом, мужество - это то, что призвано помочь человеку справиться с экзистенциальной тревогой перед небытием. Человек может ощущать себя частью (Другого, Мира, группы), может быть самим собой, при этом и то и другое требует мужества, но ни самоутверждение себя как части, ни самоутверждение самого себя не выводят человека за пределы всеобъемлющей тревоги небытия [7]. Вера объединяет эти два типа самоутверждения, а мужество призвано встретить онтологическую тревогу. Предельное мужество - это акт безусловной веры, противостояние небытию.
Р. Мэй, ученик и последователь П. Тиллиха, анализирует понимание мужества своим учителем, а также выделяет особый вид мужества - мужество творить. Бытие выражается в творчестве, а любое творчество требует мужества [5].
Мужество имеет первостепенное значения для переживания смысла жизни. Это основополагающая добродетель, за которой стоят все остальные. Основной смысл мужества - самоутверждение бытия вопреки угрозам небытия, таким как болезнь, одиночество, ограниченные возможности разума. Мужество -категория и онтологическая (его источник находится в бытии) и категория морали (оно является источником отношений с окружающими) [6, с. 136-137].
Р. Мэй выделяет четыре вида мужества: физическое мужество, нравственное мужество, социальное мужество и отдельно говорит о мужестве творить, хотя последнее, на наш взгляд, объединяет первые три. Движущей силой мужества, внутренним источником мужества является, по Р. Мэю, так называемый парадокс мужества. Начав действовать, мы осознаем противоречие, что «мы должны полностью отдаться делу и в то же время осознавать, что можем совершить ошибку. Это диалектическое противоречие между убежденностью и неуверенностью свойственно высшим уровням мужества... В результате необходимо удваивать сопротивление, чтобы одолеть не только противников, но и свои бессознательные сомнения» [5, с. 18]. Но, как указывает Р. Мэй, отношение между вовлеченностью и неуверенностью «не антагонистично». «Самоотдача более естественна, когда существует не без, а несмотря на сомнение» [5, с. 19]. Вера и сомнение не противоречат друг другу. Данное положение схоже со взглядом П. Тиллиха на мужество, когда мужество присутствует «вопреки». Но Р. Мэй не идет дальше в анализе природы мужества, ограничиваясь лишь его описанием. На наш взгляд, источник мужества лежит еще глубже, чем описанное противоречие, разрешение «парадокса мужества» возможно только при наличии некой внутренней силы, витальности. Мужество противостоит не только возможности совершить ошибку, но и возможности разрушения «Я», которое отдаваясь «делу» трансформируется и становится другим.
Мужество творчества стоит в философии Р. Мэй отдельно от других видов мужества, он называет его наивысшей формой мужества. Мужество творчества направлено на создание нового: новых форм, символов, принципов, ценностей и т.д. Только мужество творчества способно преодолеть небытие, смерть. Мужество творчества всегда бунт «против» высшей, всемогущей силы. Наиболее простое объяснение мужества творчества: «творческий человек (художник, поэт, святой) вынуждены побеждать фактических богов нашего общества: бога конформизма или богов апатии, бога материального успеха, бога власти, опирающейся на эксплуатацию. Это "идолы" нашего общества, почитаемые толпой» [5, с. 30]. Но данное объяснение, как указывает автор, слишком поверхностно, чтобы разгадать эту загадку. А разрешение этой загадки связано с проблемой смерти.
«Творчество - это мольба о бессмертии. Творчество появляется в результате борьбы - оно рождается из бунта. Творчество - это не только безгрешная спонтанность детства и юности, но и страстное желание зрелого человека продолжить жизнь после собственной смерти» [5, с. 31]. Творческие люди погружаются в хаос, чтобы придать ему форму. Главное, пишет Р. Мэй, что отличает творческий акт, то, что он является встречей. Встреча может
случиться спонтанно, но также может сопровождаться добровольным усилием. Неотъемлемый компонент встречи - вовлеченность. Также важно то, что Р. Мэй признает проявление творчества только в деятельности.
«Встреча - это всегда столкновение двух полюсов» [5, с. 53]. Субъективный полюс - сам человек в процессе творчества, объективный полюс -мир, как совокупность существенных связей, в которых живет человек. Вопреки традиционным концепциям о природе творчества Р. Мэй опровергает положение, что творчество - это только субъективный полюс, проекция, то, что происходит с человеком. Объективный полюс (мир) - это обязательная часть творческого процесса. Творчество - это всегда процесс, в котором осуществляется взаимосвязь человека и мира. Творчество художника, поэта или ученого - это «медиум» (Р. Мэй), связующее звено между субъективным полюсом (человеком, личностью) и объективным (миром). «Объективный полюс останется небытием, пока усилиями поэта не обретет своего значения» [5, с. 85]. Именно это погружение в небытие и требует мужества. Здесь сходятся в понимании мужества П. Тиллих и Р. Мэй. Мужество то, что действует вопреки страху небытия (смерти), утверждая саму жизнь (мир и «Я» в мире). «.Встреча изменяет соотношение "я - окружающий мир"». Страх, который мы переживаем, - это преходящее чувство отчуждения, страх перед ничто. Творческие личности отличаются тем, что умеют жить со страхом. Эти люди не избегают небытия, открыто вступают с ним в схватку, заставляя его преобразовываться в бытие» [5, с. 102-103].
Творчество - это то, что связывает отельное «Я» с миром; то, что Р. Мэй называет «встречей». «Встреча», творчество, бытие требует мужества. А понимание мужества Р. Мэя корнями уходит в анализ мужества П. Тиллиха.
Кроме мужества (П. Тиллих, Р. Мэй), другой базовой философской категорией для описания жизнестойкости является понимание веры в работах С. Къеркегора. Вера рассматривается не сама по себе, но как нечто противостоящее страху. Одной из базовых онтологических категорий философии С. Къеркегора является категория страха. Страх в контексте возможностей конечного и бесконечного. Страх необходимое условие человеческого существования, с которым он должен научиться жить: «Это приключение, которое должен испытать всякий человек: нужно научиться страшиться, чтобы не погибнуть либо от того, что тебе никогда не было страшно, либо оттого, что ты слишком сильно отдаешься страху; поэтому тот, кто научился страшиться надлежащим образом, научился высшему» [2, с. 277]. Страх существует повсеместно, и довольно сложно, не обманув себя, принять этот страх на себя. Страх в свою очередь - это возможность свободы, который воспитывается силой веры. А под верой С. Къеркегор понимает «то, что Гегель однажды и по-своему совершенно правильно назвал внутренней уверенностью, которая предвосхищает бесконечность» [2, с. 279].
Личность, Я по С. Къеркегору, синтез конечного и бесконечного, возможности и необходимости. Перевес к какую-либо сторону ведет к отчаянию. Страх или боязнь С. Къеркегора и вера, их преодолевающая, есть скорее совершенно теистические категории. Но с психологической точки
рассмотрения вопроса важен тот момент, что С. Къеркегор пишет о страхе перед чем-то превосходящем человека и о вере как о способности с ним справиться. Таким образом, для С. Къеркегора вера - есть способ справиться с онтологическим страхом, страхом, присущим самому бытию.
В основе мужества П. Тиллиха лежит безусловная вера, преодолевающая онтологическую тревогу, у С. Къеркегора вера также призвана преодолеть страх существования. С. Мадди не использует в своей концепции жизнестойкости неопределенное понятие «вера», а ограничивается рассмотрением и подробным анализом жизнестойкости как синонимом мужества и отваги. Вера более широкое понятие по отношению к жизнестойкости. Установки жизнестойкости призваны обеспечивать выбор в пользу будущего, тем самым формируя субъективный смысл жизни.
Концепция мужества творить Р. Мэя акцентирует внимание, во-первых, на создании нового, во-вторых, на процессе взаимодействия, непосредственной «встречи» субъективного и объективного. Выбор будущего, по С. Мадди, напрямую связан с приобретением нового опыта, а принятие решения в пользу будущего неизбежно сталкивается с вопросом соотношения возможностей (субъективного) и конкретных ограничений (объективного). Освоение новых форм, опыта и т.д. непременно требует мужества (жизнестойкости), что дает личное ощущение смысла и утверждение бытия.
В трудах П. Тиллиха есть указания на такие категории, как мужество быть частью и мужество быть собой. Но ни одна из них в полной мере не способна противостоять тревоги небытия. Акт безусловной веры, объединяя первое и второе, способен привести человека к ощущению смысла и целостности. У Р. Мэя появляется категория «встречи» и взаимодействия с Другим как неотъемлемая часть творческого процесса. Мужество по П. Тиллиху и мужество творить по Р. Мэю обладают целостностью, так как неотъемлемо содержат в себе два полюса (человека и мир).
В концепции жизнестойкости С. Мадди подробно не анализирует взаимодействие человека с миром и другими людьми. Жизнестойкость представляется как внутренняя установка самого человека, позволяющая снижать эффект стрессогенных воздействий. Социум в данном случае может служить поддержкой жизнестойкости, оказывая помощь и вдохновляя человека. Важным представляется то, что жизнестойкость по С. Мадди это скорее отсыл к «мужеству быть собой» П. Тиллиха.
Таким образом, концепция жизнестойкости опирается на более ранние категории мужества (отваги) и веры П. Тиллиха, Р. Мэя и С. Къеркегора. Жизнестойкость С. Мадди раскрывается как механизм, способный создавать личное ощущение смысла в процессе принятия решений: в пользу прошлого или в пользу будущего. Выбор будущего сталкивается с онтологической тревогой, которую жизнестойкость призвана преодолеть. Принятие решений в пользу прошлого несет с собой чувство онтологической вины и его накопление из-за нереализованных возможностей. Жизнестойкость в данной концепции, по нашему мнению, характеризует «мужество быть собой».
Так или иначе, возможно выделение двух типов мужества (жизнестойкости): мужество быть собой и мужество быть частью. Если концепция С. Мадди акцентирует внимание на первом типе мужества, существуют и другие концепции экзистенциальных психологов, которые: 1) либо говорят о втором типе мужества, 2) либо пытаются объединить оба типа, говоря об экзистенциальном мужестве или мужестве быть. Примером первой концепции может служить понимание любви, жизнеспособности и активности Э. Фроммом, второй - мнение американского философа Дж. Холлиса.
Жизнеспособность у Э. Фромма проявляется в акте «давания», шире активности. Наиболее важная сфера давания - это сфера человеческих отношений. Возможность любви, проявляющейся в акте давания, предполагает высокий уровень продуктивной ориентации: «в этой ориентации человек преодолевает всемогущее нарциссическое желание эксплуатировать других и накоплять, и приобретает веру в свои собственные человеческие силы, отвагу полагаться на самого себя в достижении своих целей» [8, с. 12].
Э. Фромм одним из первых указал на установку активности как основную для практики давания и проявления жизнеспособности: «Активность означает не делание чего-то, а внутреннюю деятельность, созидательное использование своих сил. Любовь - это активность, если я люблю, я нахожусь в состоянии постоянного активного интереса к любимому человеку. Способность любить требует состояния напряжения, бодрствования, повышенной жизнеспособности, которые могут быть результатом только созидательной активной ориентации во многих других сферах жизни. Если кто-то не созидателен в других сферах жизни, он не созидателен и в любви. Рассмотрение искусства любви не может ограничиться только личной сферой. Оно неразрывно связано с социальной сферой. Если любить это значит иметь установку на любовь ко всему, если любовь - это черта характера, она должна обязательно присутствовать не только в отношениях к своей семье, и друзьям, но также и к тем, с кем человек вступает в контакт на работе в делах, в своей профессиональной деятельности. Здесь нет "разделения труда" между любовью к своим и чужим» [8, с. 60].
Таким образом, жизнестойкость, жизнеспособность, по Э. Фромму, проявляется в активности любви, направленности на другого, продуктивной ориентации. Это уже не столкновение с неопределенным миром, онтологической тревогой, а продуктивное созидание личностного смысла в отношениях с Другим. По нашему мнению, концепция Э. Фромма описывает мужество быть частью.
Дж. Холлис также упоминает об экзистенциальном мужестве и отваге: «Только экзистенциальное мужество может позволить нам понять себя, повысить свое значительность в отношении к безмерной вселенной. Хватит ли у нас отваги, чтобы совершить свое странствие? Сможем ли мы прорваться через воображаемые рамки своего окультуривания и свих комплексов? Эти вопросы обескураживают нас, и ответы на них определяют наше психическое здоровье» [9, с. 194]. Мужество у него также соотноситься с угрозой небытия
и поиска возможности самоутверждения. А такое самоутверждение возможно лишь во взаимодействии с Другим. Другой понимается Дж. Холлисом не только как какой-либо человек, но и как что-либо или кто-либо отличное от «меня» вплоть до мифов, Бога и Вселенной. А возможность позволения Другому быть истинно Другим Дж. Холлис называет любовью: «Позволить Другому быть Другим - это не простая задача, но это единственный путь к тому, чтобы любить [9, с. 199]. Мужество понимается как позволение быть себе и быть другому вне собственных представлений, проекций, контролирования: «Радикальное желание позволить себе просто быть вместо того, чтобы контролировать себя, требует великого мужества.» [9, с. 201]; и «Они нашли в себе мужество позволить Другому быть Другим. Их видение лишило их покоя и безопасности, зато придало им достоинство и помогло найти смысл жизни» [9, с. 204].
Также Дж. Холлис опирается на работы К. Юнга, дабы проиллюстрировать мир человеческих отношений и процесс индивидуации, непременно требующий мужества. Так как в этом процессе Я должно отойти от самого себя, чтоб в итоге к себе и вернуться. «У человека, который не взаимодействует с другими людьми, отсутствует целостность, ибо он может достичь состояния целостности только через свою душу, а душа не может существовать без своей другой стороны, которая всегда находиться у Тебя. Целостность - это комбинация Я и Ты, и тогда они оказываются частями трансцендентного единства» [9, с. 70].
Предельно точку зрения Дж. Холлиса можно проиллюстрировать следующей цитатой: «Существует слово, характеризующее позицию человека, который, сталкиваясь с зыбкой неопределенностью, не отступает от нее, и это слово - мужество. Существует слово для ощущения почтения и непохожести Другого, и это слово - любовь» [9, с. 204].
Итак, Дж. Холлис пишет и об экзистенциальном мужестве, но, как и Э. Фромм, более подробно описывает взаимоотношения с Другим. Мужество позволения Другому быть Другим, как и мужество принятия онтологической тревоги, позволяет идти человеку по пути приобретения личного смысла.
Выводы
1. Жизнестойкость в концепции С. Мадди, включающая три взаимосвязанных установки (вовлеченность, контроль и принятие риска) призвана справляться с онтологической тревогой, связанной с выбором будущего.
2. По нашему мнению, жизнестойкость в данном случае характеризует «мужество быть собой» (в категориях П. Тиллиха).
3. Парадокс жизнестойкости состоит в том, что она не может полностью принять на себя тревогу небытия без второй своей составляющей - «мужества быть частью».
4. В концепциях П. Тиллиха и Р. Мэя мы находим оба полюса, которые «встречает» жизнестойкость - Мир и Другого.
5. «Мужеству быть частью» посвящены работы Э. Фромма и Дж. Холлиса. Важный момент в данных концепциях - это позволение Другому быть Другим.
6. Но ни мужество «быть частью», ни мужество «быть собой» в полной мере не способны противостоять тревоге небытия, предельно, что их объединяет - это акт безусловной веры, «принятие самого принятия» (П. Тиллих).
7. Таким образом, жизнестойкость, по С. Мадди, описывает лишь одну из сторон взаимодействия человека с миром, не учитывая при этом специфику взаимодействия «Я» - Другой.
В рамках Пермской психологической школы, изучением таких «отношений» в концепции метаиндивидуального мира занимался Л.Я. Дорфман [1]. Шкалы его «Полимодального вопросника Я» отражают характер взаимодействия с Другим: авторство, обладание, принятие и зависимость. Перспективой данного исследования была бы эмпирическая проверка гипотез о том, как жизнестойкость (один полюс - Я-Мир) взаимосвязана с модальностями «Я» (второй полюс - Я-Другой).
Список литературы
1. Дорфман Л.Я. Интегральная индивидуальность, Я-концепция, личность. - М.: Смысл, 2004. - C. 112-114.
2. Кьеркегор С. Страх и трепет: пер. с дат. - Изд. 2-е. - М.: Культурная революция, 2010. - 448с.
3. Мадди С. Смыслообразование в процессе принятия решений // Психол. журн. - 2005. - Т. 26, № 6. - С. 87-101.
4. Мэй Р. Любовь и воля. - М.: Винтаж, 2011 - 288 с.
5. Мэй Р. Мужество творить. - М.: Ин-т общегуманит. исслед, 2008. - 156 с.
6. Мэй Р. Пауль Тиллих. Воспоминания о дружбе / пер. с англ. Е. Семеновой. - М.: ИОИ, 2013. - 192 с.
7. Тиллих П. Мужество быть // Тиллих П. Избранное. - М.: Юрист, 1995. -С. 7-131.
8. Фромм Э. Искусство любить. Исследование природы любви / пер. Л.А. Чернышевой. - М.: Педагогика. 1990. - 64 с.
9. ХоллисДж. Грезы об Эдеме: В поисках доброго волшебника: пер. с англ. - М.: Когито-Центр, 2013. - 222 с.
10. Maddi S.R. Hardiness training at Illinois Bell Telephone // In Opatz J. (Ed.). Health promotion evaluation. Stephens Point. WI: National Wellness Institute. 1987. - Р. 101-115.
11. Maddi S., Kobasa S. The Hardy Executive: Health under Stress. Homewood (IL): Dow Jones-Irwin. 1984.
