CC BY
140Два исторических этюда о мусульманах империи
Allen J. Frank. Muslim Religious Institutions in Imperial Russia: The Islamic World of Novouzensk District and the Kazakh Inner Horde, 1780—1910. Leiden—Boston—Koln: E. J. Brill Academic Publishers, 2001, viii, 341 p.
Paul W. Werth. At the Margins of Orthodoxy. Mission, Governance and Confessional Politics in Russia’s Volga—Kama Region, 1827—1905.
Ithaca—London: Cornell University Press, 2002, xiv, 269 p.
Мусульманам Российской империи долго не везло. Пока империя была жива, интерес историков и востоковедов в России и за рубежом к ее мусульманским подданным в первую очередь определялся целями политики. Уже поэтому он не мог не быть «внешним», а те, кто его проявлял, не просто принадлежали к иной культуре и иному вероисповеданию, но и разделяли, в силу такой своей принадлежности, чувство превосходства над мусульманами. Когда же империя прекратила существование, все, что было связано с российскими формами ислама, надолго стало неудобной темой для советских ученых и во многом «закрытой» для их зарубежных коллег. Только в последнее десятилетие, после распада Советского Союза, внутренняя жизнь мусульман империи стала привлекать внимание исследователей. И в России, и за рубежом появились десятки посвященных ей публикаций. Среди них встречаются безусловно инте-ресные1. О двух недавних англоязычных работах и пойдет речь на этих страницах: о книге Аллена Франка «Мусульманские религиозные учреждения царской России: исламский мир Новоузенского уезда и Внутренней казахской орды, 1780—1910 гг.» и о монографии Пола Верта «На задворках православия: миссионерство, религиозная политика и управление в Волго-Камском регионе России, 1827-1905 гг.».
Авторы обеих книг — современные американские историки. Книги, несомненно, очень разные. Первая написана в лучших традициях классического востоковедения. Франк рассматривает систему исламских институтов дореволюционного Поволжья, опираясь главным образом на одну подробную аульную хронику на старотатарском языке. Исследование Верта относится скорее к истории дореволюционной России. Его источниками были архивные документы на русском языке из Санкт-Петербурга и региональных центров Поволжья. Сам предмет и направление исследований тоже различны. Франк сосредоточился на изучении местных учреждений мусульман южного Поволжья и северного Казахстана, прямо не связанных с властью. Его интересует восприятие империи ее образованными мусульманскими подданными, выраженное в традиционных исламских категориях, иначе говоря, исламский дискурс империи (понятие, введенное в 1998 году немецким исламоведом Михаэлем Кемпером2). Книга Верта рассказывает не столько о мусульманах, сколько о религиозной (в том числе мусульманской) политике и православных миссиях в центральном и северном Поволжье. Автора в первую очередь занимают отношения между нерусскими подданными империи, чиновниками и миссионерами.
В то же время книги обнаруживают много общего. Во-первых, их связывает один регион — Поволжье. У Франка речь идет о татарах, башкирах, каракалпаках, казахах и казаках-мусульманах Самарской и Пензенской губерний. Верт пишет о еще более пестром в этническом и конфессиональном отношении населении Казанской, Симбирской, Вятской и северо-западной части Оренбургской губернии в границах до 1850 года: о тюркоязычных татарах, кряшенах, тептя-рях, башкирах, чувашах и финноязычных марийцах, удмуртах и мордве. Одни из них исповедовали ислам, другие — православие, кто-то оставался язычником. Во-вторых, книги в значительной мере совпадают по охватываемому в них периоду бесконечных реформ в империи — от работы Уложенной комиссии 1767 года до революции 1905 года. В-третьих, оба исследования представляют хороший пример популярного сегодня жанра микроистории (micro-history), подхода к империи через историю ее регионов. Книга Пола Верта выросла из его диссертации «Подданные империи: православная миссия и имперское управление в Волго-Камском регионе», которую он защитил в Мичиганском университете в 1996 году под руководством Уильяма Розенберга и Джейн Бурбанк. Монография Аллена Франка тоже связана, хотя и в меньшей степени, с его диссертацией
по Поволжью, которая была защищена им в 1994 году в университете Индианы под руководством Девина ДиУиса (ДеВиса) и Юрия Брегеля и опубликована издательством Брилл в 1998 году.
* *
*
Обратимся вначале к книге Франка. Целью автора было «изучить одновременно материальную и человеческую стороны этих (исламских. — В. Б.) институтов на уровне отдельного селения, более того, понять их значение для содержавших их мусульманских общин и разобрать, какие отношения проистекали из этого» (с. 3). Цель вполне достигнута: книга Франка — самое подробное и точное на сегодня описание местных мусульманских институтов империи. Основное внимание в ней уделено учреждениям и лицам, которые с точки зрения русских властей придавали любой мусульманской общине легальный исламский статус — мечетям, примечетным школам (начальная — мактаб, высшая — Мадраса), а также мусульманской духовной элите ‘улама’, иначе говоря, категории образованных мусульман от сельского муллы и му’аззина при мечети до учителей-мударрисов и суфийских шейхов. Каждой из этих тем посвящена отдельная глава монографии. Специально разбираются повседневные социальные функции исламских институтов в общине, их финансирование и связь с паломничеством и местными простонародными верованиями (гл. 7), а также оригинальные формы перечисленных выше институтов у казахов-кочевников и казаков-мусульман (гл. 8).
Только в последние годы в научный оборот начали вводиться восточные первоисточники по истории ислама и мусульман в дореволюционной России. Поэтому столь большое внимание уделено им в книге (гл. 1). Сам Франк опирается в первую очередь на тюркоязычную мусульманскую историографию Поволжья. Это сочинения мусульманских ученых конца XIX — начала ХХ века, выросшие из местных генеалогий шежере и хроник, включая средневековые чин-гизидские, булгарские и татарские истории таварих. Те и другие дожили до позднего советского времени в виде своеобразных колхозных хроник. За основу исследования Франк берет «Таварих-и Алты-Ата» — хронику мусульманских общин междуречья Алтаты и Большой Узень, написанную в 1909-1910 годах Мухаммадом Фатихом б. Аййуб Аль-Ильмини и его сыном Мухаммадом, двумя имамами и учителями при мечетях татарского села Верхазевка (Ильмини)
Новоузенского уезда Самарской губернии3. Хроника охватывает весь период мусульманской колонизации этого района южного Поволжья, начавшийся здесь в 80-е годы XVIII века, подробно рассказывает о пяти мечетях села, его школах, ученых, элите, отношениях с властями, казаками и кочевниками-казахами.
Сопоставив данные хроники с другими местными источниками, Франк нарисовал детальную картину повседневной жизни мусульманской общины в российском захолустье. Он рассматривает интересные и малоизученные сюжеты, такие, например, как частная жизнь имама, женщины в исламском образовании, учебные программы мактабов и мадраса, государство и строительство мечетей, мусульмане в Оренбургском и Уральском казачьих войсках, религиозное сознание мусульманского пограничья империи. Осветить их в небольшой рецензии просто невозможно, остановлюсь кратко лишь на исламском образовании (гл. 6). Одним из достоинств книги является борьба со стереотипами. Приведенные в ней факты позволяют подвергнуть сомнению укоренившиеся клише о замкнутости исламского образования, его обязательности, борьбе в нем традиционной и обновленческой школ. В южном Поволжье борьба кадимистов и джадидов не имела особого значения до 1910-х годов. Примечетные школы существовали за счет частных пожертвований и не были постоянными. Образованные мусульмане не чурались современности, но обсуждали ее на непонятном для непосвященных языке средневековой арабо-мусульманской культуры.
Подход Аллена Франка в целом не вызывает возражений, возникает лишь вопрос, стоит ли привязывать изучение конкретных мусульманских общин Алты-ата к общей истории мусульманских учреждений в Поволжье и в целом в царской России? Понятно, что отсутствие общих работ, посвященных мусульманским институтам в регионах Российской империи, вынудило Франка постараться возместить этот недостаток. Однако в результате возникает неизбежное противоречие: по материалам одного небольшого сельского района автор судит о целом регионе империи. Вряд ли это оправданно. Далее, в монографии очень хорош историографический раздел (с. 5-16), показывающий основные направления развития советской и советологической школ и татарской национальной школы исламоведения. Но именно в нем Франк порой повторяет некоторые клише своих западных коллег. Так, отнюдь не все российские авторы советского времени разделяли общее стремление советской этнографии свести верования мусульманской деревни к «доислам-
ским пережиткам» (с. 10). Сегодня такое мнение воспринимается как анахронизм4.
Сказанное не умаляет достоинств работы Франка, являющейся одной из лучших среди современных исследований по локальным исламским институтам империи.
* *
*
Пол Верт начинает книгу с исторического анекдота (Введение, с. 1—2, подробнее см. гл. 2). В 1827 году на имя Николая I поступило 21 прошение от новокрещеных татар (кряшен), желавших открыто перейти из православия в ислам. Примерно в то же время в междуречье Волги и Камы были пойманы крещеные и некрещеные марийцы, молившиеся у двух языческих капищ. Церковные власти в Петербурге, конечно, схватились за голову и вместо разрешения послали в Поволжье миссионеров. Предметом исследования Верта служат причины, ход и последствия этой миссионерской волны, продолжавшейся среди мусульман, православных и язычников Поволжья с конца 1820-х годов до религиозной реформы 1905 года. Миссионерство интересует его как орудие государственного воздействия на население нерусских регионов империи. Еще одним предметом рассмотрения в книге является реакция иноверческих общин на насильственное крещение, а также своеобразное понимание ими православия (с. 2). Пестрый в этническом и конфессиональном отношении Волго-Камский регион служит ярким примером многообразия империи, которая, по мнению автора, представляла собой частный случай модели смешанного общества (hybrid society). Само православие — один из столпов империи, видится Верту скорее многоверием, чем единоверием5.
Структура книги логична и проста. Автор показывает место Вол-го-Камского региона в империи, приводит соотношение в нем ислама, языческих культов и православия, а также делает экскурс в историю массового крещения инородцев в XVIII столетии (1 гл.). Затем он переходит к изучению религиозной политики империи в правление Николая I (1825—1855). Верт дает наиболее подробное в современной литературе описание причин (гл. 2) и организации православных миссий, учрежденных в регионе к середине 1830-х годов (гл. 3), их проектов, а также трудностей, с которыми столкнулось движение новокрещенцев (гл. 4). Вторая часть книги посвящена
переменам времен «Великих реформ» второй трети XIX века. Остановившись на массовом переходе кряшен из православия в ислам в 1866 году (гл. 6), Верт рассматривает перемены в официальной идеологии империи (гл. 5) и миссионерскую политику в пореформенном Поволжье (гл. 7). В гл. 8 проанализирован серьезный успех миссионерского движения в регионе — создание в Казанской губернии первого нерусского монастыря. В конце книги приведена наиболее подробная на сегодняшний день характеристика деятельности знаменитого казанского миссионера Н. И. Ильминского и его школы (гл. 9).
Для востоковеда наибольший интерес представляют шестая, седьмая и девятая главы монографии. В системе управления «иностранными вероисповеданиями», созданной в империи в царствование Екатерины II и Александра I, иноверческие общины были поставлены под контроль русских властей, их статус был ниже православных, но в то же время они сохраняли немалую автономию. После «Великих реформ» и Польского восстания 1863 года идеология и религиозная политика империи кардинально изменились. Одним из поводов к переменам послужило массовое отпадение новокрещеных в ислам в 1866 году, заставившее государство «открыть» глаза на ислам. В изучении и борьбе с исламом империи помогла школа научного миссионерского востоковедения при Казанском университете; опираясь на хорошее знание исламской книжной традиции и народных языков мусульманских подданных империи, она первой перешла от защиты православия в контрнаступление на мусульман. В противовес мадраса ученики Ильминского создали сеть церковно-приходских школ для кряшен. В идеологии империи укрепились ориенталистские представления о необходимости упрочения православия посредством крещения и обрусения инородцев (а порой и через исламизацию идолопоклонников).
Собранные в книге материалы соотносятся с теоретическими построениями современных западных историков, в частности, с теориями смешанного общества и ориентализма. Этот прием часто используется Вертом для того, чтобы определить, насколько исторический опыт Волго-Камского региона Российской империи вписывается в общий контекст развития Европы XIX века (с. 5). Подобно другим колониальным империям того времени, отмечает Верт, Россия стала перед дилеммой: признавать этноконфессио-нальное многообразие провинции или укреплять государственную религию (православие). Непоследовательность ее политики в доре-
волюционном Поволжье объясняется как колебаниями властей, так и давлением на них со стороны новокрещеных и других маргинальных этноконфессиональных групп, то вливавшихся в «русскую» православную общину, то отпадавших от нее (с. 255). И здесь Верт, похоже, прав. Поднятая им проблема актуальна и злободневна. Сегодня многие исследователи Российской империи так и не могут решить, можно ли считать дореволюционную Россию колониальной державой? С этим вопросом связан и другой: где можно провести географическую границу между метрополией и колониями?
В то же время в подходе Верта тоже порой чувствуется определенное противоречие между микроисторической методикой исследования и глобальными теоретическими обобщениями, заимствованными из работ современных зарубежных и российских историков и политологов, в первую очередь из сочинений Андреаса Каппелера. Так, сомнителен тезис автора о движении дореволюционной России от «имперской модели, отличительными особенностями которой были этноконфессиональная неоднородность и привязанность к правящей династии, в сторону унитарного национального государства, пытавшегося сделать своих граждан как можно более едиными» (с. 7, см. также 5 гл.). Материалы, собранные в книге, недостаточно подтверждают этот тезис. Недаром идея «унитарного национального государства» так и не воплотилась в жизнь в ХХ веке. Кроме того, при изучении отношений империи с ее иноверцами и инородцами, пожалуй, больше внимания стоило бы уделять их взаимодействию, как Верт делал это в некоторых своих статьях6. Не говорю уж о том, что тезис об антиколониальном крестьянском сопротивлении имперскому давлению стал банальным. Но и при этих погрешностях оценка книги остается высокой. Это глубокое, провоцирующее на размышления исследование.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Среди них следует в первую очередь выделить уже получивший международную известность энциклопедический словарь «Ислам на территории бывшей Российской империи» (М., Восточная литература, 1998-2001, вып. 1-3, вып. 4 в печати), издающийся петербургским исламоведом С. М. Прозоровым с участием российских и зарубежных исламоведов, историков, этнографов и искусствоведов. Неплохая библиография недавно опубликованных книг и статей, посвященных Российской империи в целом и ее мусульманам в частности, помещена на сайте www.empires.ru, созданном при поддержке Института «Открытое общество».
2 Kemper M. Sufis und Gelehrte in Tatarien und Baschkirien, 1789—1889. Der islamische Diskurs unter russischer Herrschaft. Berlin, 1998.
3 Оригинал сочинения хранится в Отделе рукописей и редких книг Университетской библиотеки им. Лобачевского в Казани (№ 124 Т). Франк опубликовал текст и английский перевод двух первых разделов этой рукописи с подробным археографическим комментарием. См.: Frank A. J. A Chronicle of Islamic Communities on the Imperial Russian Frontier: The Tavarix-i Alti Ata of Muhammad Fatih al-Ilmini // Muslim Culture in Russia and Central Asia. Ed. by Anke von Kugelgen, Ashirbek Muminov, Michael Kemper. Vol. 3. Arabic, Persian and Turkic Manuscripts (15th — 19th Centuries). Berlin, 2000. P. 429-518.
4 Это клише абсолютно не подходит ко многим этнографическим работам советского времени, в частности к трудам М. Е. Шиллинга и А. Н. Генко о Кавказе, Г. П. Снесарева и С. М. Демидова о Средней Азии. В последние десятилетия появляется все больше новых работ по этнографии ислама, не вписывающихся в предложенную Франком характеристику. Ограничусь упоминанием кандидатской диссертации А. А. Ярлыкапова о ногайцах (Институт этнологии и антропологии РАН, Москва, 1999), статьи московского этнографа С. Н. Абашина об исламе в Средней Азии, работы петербургского этнографа Дж. Месхидзе о вайнахах, этнографические статьи упомянутого выше энциклопедического словаря С. М. Прозорова.
5 В оригинале игра слов Russian Orthodoxy (русское православие, единоверие) и Russian Heterodoxy (русское многоверие), основанная на цитате из известной работы Грегори Фриза о религиозной политике Российской империи. См.: Freeze G. L. Institutionalizing Piety: The Church and Popular Religion, 1750-1850 // Imperial Russia: New Histories for the Empire. Ed. by J. Burbank and D. L. Ransel. Bloomington, 1998. P. 215.
6 См., например: Werth P.W. From «Pagan» Muslims to «Baptized» Communists: Religious Conversion and Ethnic Particularity in Russia’s Eastern Provinces // Comparative Studies in Society and History, 2000. Vol. 44, No. 3. P. 497-523.
Владимир Бобровников
Владимир Олегович Бобровников, старший научный сотрудник Института востоковедения Российской академии наук, Москва.
