Научная статья на тему 'Духовный смысл православного воспитания'

Духовный смысл православного воспитания Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
311
72
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПРАВОСЛАВИЕ / ДУХОВНОСТЬ / ПРОСВЕЩЕНИЕ / ВОСПИТАНИЕ / ПЕДАГОГИКА / ИСКУССТВО / ДЕТСТВО / ORTHODOXY / SPIRITUALITY / ENLIGHTENMENT / EDUCATION / PEDAGOGICS / ART / CHILDHOOD

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Моторин А. В.

В статье раскрыты духовные основания и педагогические возможности православного метода воспитания в его историческом становлении.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Spiritual significance of orthodox education

The article shows the spiritual foundations and educational opportunities of the orthodox method of education in its historical development.

Текст научной работы на тему «Духовный смысл православного воспитания»

УДК 37.017.93

ДУХОВНЫЙ СМЫСЛ ПРАВОСЛАВНОГО ВОСПИТАНИЯ

А.В.Моторин

SPIRITUAL SIGNIFICANCE OF ORTHODOX EDUCATION

A.V.Motorin

Институт непрерывного педагогического образования НовГУ, amotorin@yandex.ru

В статье раскрыты духовные основания и педагогические возможности православного метода воспитания в его историческом становлении.

Ключевые слова: Православие, духовность, просвещение, воспитание, педагогика, искусство, детство

The article shows the spiritual foundations and educational opportunities of the orthodox method of education in its historical development.

Keywords: Orthodoxy, spirituality, enlightenment, education, pedagogics, art, childhood

Слово «воспитание» означает возрастание, развитие человека посредством питания (вос-питание), причем возрастание не только телесное на пище вещественной, но также, и даже преимущественно, душевное на пище духовной. Духовною пищей для человека служит прежде всего слово (особенно в расширительном древнерусском значении: слово как словесное произведение, то есть неповторимое сочетание общеупотребительных слов, несущих исполненные смыслом образы). Кроме того, такой пищей могут служить и другие, несловесные образы, употребляемые в иных видах искусства: зрительные (изобразительные), слуховые (в особенности музыкальные), и даже (уже преимущественно в зрелищах разного рода) -обонятельные, осязательные, вкусовые. Все эти чувственные, но уже и одухотворенные, несущие в себе некий дух образы воспроизводятся и в словесном искусстве, дополнительно одухотворяясь при этом силою воображения. Слова, как любой другой художественный символ, являются своеобразными сосудами, передающими от души к душе духовную пищу. Любое слово естественного народного языка является внешне маленьким, но очень емким соборным произведением искусства, предназначенным для питания душ, воспитания людей. Каждое частное, пусть даже бытовое, употребление слова является делом сотворчества данного человека со своим народом.

Христиане верят, что истинное благодатное слово внушается человеку, прорекается в его душе Самим Богом. Такое слово является здоровой духовной пищей, правильно воспитывает душу. Сам Христос, Бог-Слово (Ин. 1:1), изрек: «Отец Мой дает вам хлеб истинный с небесе; <...> Аз есмь хлеб животный <...>» (Ин. 6: 32-35); «писано есть, яко не о хлебе единем жив будет человек, но о всяцем глаголе Бо-жии» (Лк. 4: 4). Это представление о слове-пище глубоко усвоено русским Православием, что отразилось, например, в житии св. Сергия Радонежского - в повествовании о чудесном обретении святым отроком грамотности и всей словесной премудрости под видом «мала куса бела хлеба пшенична» [1], полученного от таинственного старца: «И сбысться пророчь-

ство премудраго пророка Иеремея, глаголюща: "Тако глаголет Господь: "Се дах словеса Моя в уста твоя"» [2]. Это православное представление оставалось живым и в XIX в. Так, в Оптиной Пустыни, куда на поклон ездили выдающиеся светские писатели, была издана книга: «Восторгнутые класы в пищу души, то есть несколько переводов из Святых Отцов старца Паисия Величковского» (М., 1849). Основываясь на представлении о словесной пище, Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями» напоминает о словах Апостола Павла: «Слово гнило да не исходит из уст ваших» (См.: Еф. 4: 29) [3]. По Гоголю, не всякое слово служит воспитанию души, в одних случаях - по причине его внутренней недоброкачественности, в других - из-за его непригодности именно для этой души с её потребностями (во всех случаях может нарушиться душевное «пищеварение»); к примеру, в «Учебной книге словесности для русского юношества» Гоголь пишет: «В трудах наших ученых <...> раздаются непереварившиеся европейские мнения <...>»

[4].

Магическое сознание привносит в понятие словесной пищи оттенок хищного себялюбия. Так, евангельские слова о пище духовной немецкий романтик Фр. Баадер понимал буквально: для него все люди -«людоеды», которые в собственных душах питаются духом других людей, «их словами, как пищей» [5].

Основываясь на передаче и восприятии духа, воспитание неизбежно, по самой своей сути оказывается родом творчества, как для воспитателя, так и для воспитуемого. Творчество и является духовным обменом между людьми, а также - в мистическом понимании - между людьми и Богом, и если такой обмен выражается в образах, то возникают произведения искусства разной степени совершенства. В деле воспитательного духовного обмена предметно-образным осуществлением оказывается сам воспитанник (как, впрочем, и воспитующий, обычно также узнающий нечто новое от своего ученика). Будучи само по себе художеством, воспитательное творчество особенно успешно осуществляется на основе изучения различных искусств (их истории, теории, прикладных умений и навыков).

Со своей стороны, само искусство всегда и весьма действенно воспитывает человека своим духовным содержанием. Бездуховное искусство по сути лишено вдохновения, и произведения его ничтожны, в них нет пищи для души человеческой, а значит, нет и силы воздействия. Если же имеем дело с искусством духовным, то самым важным становится вопрос: какого именно духа «вдыхает» художник во вдохновении и затем «выдыхает» в виде творческого свершения. Духовность большинства народов в прошлом и настоящем сводится к магизму (в том или ином его проявлении). Духовность основного направления русского искусства (и педагогики как искусства в своем роде) мистична, а в более точном определении - православна (даже в Новое время русских писателей, художников, педагогов к тому склоняет дух и память нашего языка, как основного общенародного произведения). Если большинство творцов в течение нескольких поколений будут уклоняться от этого православного направления, постепенно изменится русский язык, и наш народ перестанет быть таким, каким складывался в ходе воспитания поколений в течение тысячелетия - совершит измену самому себе, измену памяти своих предков.

Православный подход к воспитанию человека предполагает, что воспитанник как живое духовно-словесное существо дан воспитателю свыше - от Бога, Который сотворил человека по Своему «образу <...> и по подобию» (Быт. 1:26). Воспитатель не создает воспитуемого человека, но лишь «раз-вивает» в меру своих педагогических способностей изначально заложенные, «свитые» в воспитаннике возможности. Отсюда особо возвышенное представление исконного христианства о детях: все лучшее ребенку уже дано, и в дальнейшем оно может только раскрыться в благоприятных обстоятельствах, а может и не раскрыться, но, напротив, затемниться, угаснуть и, тем самым, явиться упадком по отношению к детскому состоянию. Христос в Евангелии от Иоанна именуется не только «Словом» и «Хлебом», но и «Светом», который «просвещает всякаго человека, грядущего в мир» (Ин. 1:9). Свет Христов так же оказывается родом пищи духовной, которая проясняет, раскрывает образ Божий, изначально (от рождения) заложенный в каждом человеке. Таким образом складывается ключевое для Православия понятие просвещения, основанного на воспитании.

О совершенстве детей Христос говорит неоднократно, например: «Видев же Иисус негодова и рече им: оставите детей приходити ко Мне и не браните им, тацех бо есть Царствие Божие: аминь глаголю вам: иже аще не приимет Царствия Божия яко отроча, не имать внити в не (Увидев то, Иисус вознегодовал и сказал им: пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие; истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него)» (Мк. 10: 1415; см. также: Мф. 18: 1-5; 18: 10; 21: 15-16; Лк. 18: 15-17). Когда апостолы в детском простодушии возрадовались открывшемуся в них дару чудотворения, Христос подчеркнул, что подобные дары и подобная радость бытия открыты по воле Бога-Отца именно

младенцам (и взрослым, сохранившим младенческую простоту): «Обаче о сем не радуйтеся, яко дуси (духи - А.М.) вам повинуются: радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех. В той час возрадовася духом Иисус и рече: исповедаютися Отче, Господи небесе и земли, яко утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси та младенцем: ей, Отче, яко тако бысть благоволение пред Тобою» (Лк. 10: 2021).

Языческий мир не знал подобного возвышенного представления о детях. Даже у самых образованных народов Европы, греков и римлян, в языческую пору детей не считали за полноценных людей, подвергали насилию, уничтожали «лишних» [6]. Ветхозаветные иудеи также не усматривали в детях полноты человеческого достоинства, однако ценили в них возможность будущего развития, залог продолжения народа. Ветхозаветное воспитание проникнуто насилием: «Кто любит своего сына, тот пусть чаще наказывает его, чтобы впоследствии утешаться им. <.. .> Лелей дитя, и оно устрашит тебя; играй с ним, и оно опечалит тебя. Не смейся с ним, чтобы не горевать с ним, и после не скрежетать зубами своими» (Сирах. 30: 1-10).

Ветхозаветное представление о детстве в какой-то мере перешло и в Новый Завет, особенно в послания апостола Павла: «Егда бех младенец, яко младенец глаголах, яко младенец мудрствовах, яко младенец смышлях: егда же бых муж, отвергох младенческая» (Когда я был младенцем, то по младенчески говорил, по младенчески мыслил, по младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое)» (1 Кор. 13: 11). Ребенок, по апостолу Павлу, -несовершенный взрослый: «Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится» (1 Кор. 13: 10). Любопытно, что св. Климент Александрийский (II - III века) в своем сочинении «Педагог» истолковал слова апостола Павла в том смысле, что под младенчеством здесь разумеется ветхозаветное состояние веры по отношению к новозаветному как зрелой мужественности, а так, убежден св. Климент, апостол, «о себе утверждающий, что возвещает о Божьем признании нас за чад», конечно же, понимал, что все мы перед лицом Бога всегда остаемся младенцами как перед Своим Отцом [7]. Однако подобная память о евангельском взгляде Христа на детей (и, соответственно, взрослых) была для христианской педагогической мысли скорее исключением. «Христианский дух мало проник в практику педагогическую, которая более находилась под влиянием Ветхого завета» [8]. Как писал тот же св. Климент Александрийский, «метод строгий для правильности в воспитании детей полезен; он имеет значение необходимого при воспитании вспомогательного средства. Многие из страстей искоренимы лишь при посредстве наказаний, через объявление строжайших заповедей» [9].

Впрочем, в Псалтыри, наиболее богодухновен-ной, с христианской точки зрения, книге Ветхого Завета, проблескивает будущее евангельское представление об особой приближенности детей к Богу (Пс. 8: 3), и на это указывает Сам Христос, возражая иудеям,

пытавшимся помешать детям в храме славить Его как Бога: «Иисус же рече им: ей: несте ли чли николиже, яко из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу (Иисус же говорит им: да! разве вы никогда не читали: из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу)» (Мф. 21: 16). Отсюда и выражение: «Устами младенцев глаголется истина». Дети оказываются в своем роде пророками, людьми высшего духовного достоинства, устами которых говорит Сам Бог.

В этом возвышенном взгляде на детство и состоит величайший переворот, намеченный, но не вполне совершенный христианством в истории воспитания. Подлинно христианскому сознанию дети представляются наиболее близкими к утраченному человечеством состоянию райского блаженства, счастливой и беспечной полноты жизни, играния всех ее сил. Игра как особый и, пожалуй, основной уровень детского существования, предоставляет условия для возвышения над временем и пространством, а значит, и для выхода в вечность. Играющий ребенок пребывает в состоянии совершенно свободного творчества и в этом уподобляется Богу. В подобной игре, или, лучше сказать, игрании жизненных сил, нет искусственного вымысла лиц и обстоятельств, нет духа соперничества, состязательности, столь свойственных, наряду с жесткими правилами и ограничениями, играм взрослых людей [10]. Вся взрослая жизнь, с этой точки зрения, представляется игрой, но только игрой испорченной, несвободной так же, как и само взрослое состояние оказывается упадком детского.

В свете Евангелия взрослые должны не столько учить детей, сколько учиться у них высшему искусству счастливой, свободной, играющей, единственно достойной и вечной жизни: «И призвав Иисус отроча, постави е посреде их и рече: аминь глаголю вам, аще не обратитеся и не будете яко дети, не вни-дете в Царство Небесное: иже убо смирится, яко от-роча сие, той есть болий в Царствии Небеснем: и иже аще приимет отроча таково во имя Мое, Мене приемлет (призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном)» (Мф. 18: 2-4).

С исконно христианской точки зрения, коренной признак детского сознания - «смирение», в том глубоком, православно-славянском смысле, когда соединяются понятия, с одной стороны, мира как мироздания («космоса», по-гречески), вселенной (населенной части космоса - «ойкумены», по-гречески), и, с другой стороны, мира как тишины, покоя, безмятежности, беспечности-беспечалия (греческое «ирина»). Примечательно, что в древних памятниках церковнославянской письменности, например, в Остромировом Евангелии (1056 - 1057 годы), эти значения выражались одним и тем же словом «мир» (с «и» восьмеричным, без более позднего обозначения вселенной через <а» десятеричное как «мiр»). Именно на пересечении двух основных значений корня «мир» в слове «смирение» возникает богословское понятие и соответствующий поэтический образ целостного единства, примирения всех взаимосвязанных частей

(причем, психологическая сторона содержания находится здесь в равновесии с онтологической). Смиренный человек, как дитя, соединен со всей полнотой мирового бытия и потому он счастлив (с-частье -обладание частью, долей в целокупности бытия). Через мир смиренный человек воссоединен и с источником мира - Богом. Вот почему, по словам Христа, человек, уподобляющийся детям, уподобляется Богу, приближается к Нему («Мене приемлет»).

Итак, детство - это совершенное состояние человечества и задача взрослеющего человека - сохранять в себе детскость как чистое беспорочное начало жизни и, насколько это возможно, оставаться ребенком как в юности, так и в старости, и, что может быть, самое трудное, в зрелые годы, в расцвете сил, в поре наибольшей естественной удаленности от детского «смирения». Основные задачи воспитания, образования, обучения в свете евангельского Откровения сводятся к достижению той же цели - к сохранению ребенка в ребенке и во всех последующих возрастах человека.

Православная Церковь не предусматривает Таинства исповедания грехов для детей до семи лет, то есть для детей как таковых, для «младенцев» [11], еще не утративших состояния естественной детской праведности. К ребенку еще не надо применять Таинства исповеди как важнейшего способа воспитательного воздействия, нацеленного на очищение собственно детского зерна души от грязи взросления.

Сохранять детское сознание учат верующих живые примеры из житий святых подвижников, но это примеры, трудные для подражания: праведность детства сохраняется лишь подлинными праведниками, а таких всегда было мало. Ведь праведность - это не только непосредственное ведение божественной Правды, но и нравственная жизнь в соответствии с Нею.

Вот почему величайший православный педагог, св. Иоанн Златоуст (IV век), осторожен в своих пояснениях к соответствующим местам Евангелия. Он стремится стать на точку зрения среднего церковного человека, еще в чем-то язычника, и не смутить его трудностью поставленных воспитательных задач. Зачастую он уподобляет детей именно «язычникам», называет их «безрассудными», «несовершенными», следуя в этом определениям апостола Павла [12]. Однако, с другой стороны, в толковании на слова Спасителя о детях: «таковых есть Царствие Небесное» (Мф. 19: 14) - святитель сопоставляет детей с ангелами небесными и призывает взрослых сохранять в своем развитом разуме святую детскую простоту: «Цель любомудрия в том и состоит, чтобы с мудро-стию соединять простоту. Это есть жизнь ангельская. Душа дитяти чиста от всех страстей; дитя не помнит обид и к обидевшим подбегает как к друзьям <...>. Свое он различает от чужого не по бедности или богатству, но по любви. Дитя ничего более не требует, кроме необходимого, и коль скоро насытится молоком, оставляет сосцы. <...> Дитя не пристрастно к красоте телесной. Вот почему Христос и сказал: таковых бо есть царствие небесное, чтобы мы по свободной воле делали то, что дети делают по природе»

[13]. Святитель помнит и о других началополагаю-щих заповедях Евангелия, согласно которым, не только дети, но и все люди вообще, даже самые взрослые, ничего не могут творить без помощи Бога и все являются детьми Божьими: «Дети, еще не достигшие зрелого возраста, вещали великое и достойное неба; а мужи говорили слова, исполненные всякого безумия» [14].

В свете евангельских истоков христианской педагогики детство (младенчество) оказывается высшим даром Божиим и состоянием совершенной святости, какая только возможна человеку. Такое представление согласуется с исходным корневым образом в однокоренных словах «дитя», «дети». Из существующих объяснений корневого смысла и происхождения этих слов наиболее приемлемым, в свете вышесказанного, является сближение со словами «дева» и «диво», а всех их вместе - с индоевропейской основой, означающей божество: «*девос» - «бог»; «*дево» - «светить, сиять» (отсюда, например, и обозначение божества в санскрите: «девас»). Дитя, как и вообще девственное, неиспорченное, чистое человеческое существо, мыслится в непосредственной близости и общении с Богом - источником света и жизни. С этой точки зрения, дополнительная корневая связь с «доить, сосать, кормить грудью» («*де-», «*ди-») означает как раз соединение с божеством как питающим источником бытия [15].

Современная педагогическая наука еще только подступает к осмыслению богатого опыта православного воспитания, и на этом пути необычно большой вес приобретает дошкольное и начальное школьное воспитание и просвещение как призванное закладывать прообраз дальнейшего духовного развития человека на всех ступенях его возраста

1. Памятники литературы Древней Руси. XIV - середина XV века. М., 1981. С. 280.

2. Там же. С. 282.

3. Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 9 т. М., 1994. Т. 6. С. 21.

4. Там же. С. 323.

5. 5. См.: Брандес Г. Собр. соч. Т. 6. СПб., [б.г.]. С. 310.

6. См., например: The History of Childhood / Ed. by L. De Mause. N. Y., 1974.

7. Климент Александрийский, святой. Педагог // Антология педагогической мысли христианского Средневековья: В 2 т. М.: Аспект пресс, 1994. Т. 1. С. 34.

8. Зеньковский В. В. Педагогика. М.: Православный Свято-Тихоновский богословский институт, 1996. С. 14.

9. Климент Александрийский, святой. Педагог II Антология педагогической мысли христианского Средневековья: В 2 т. M.: Аспект пресс, 1994. Т. 1. С. 35.

10. Вопреки мнению Й. Хёйзинги (Хёйзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. M.: Прогресс, 1992 I Пер. с ни-дерл. С.20-22, б4-бб и др.) ограничительные правила, условности и тому подобные признаки игры не следует считать коренными.

11. «Ыладенец» - «дитя до семи лет». См.: Даль В. Толковый словарь живого велико-русского языка: В 4 т. M., 1994. Т. 2. С. 332.

12. См., например: Иоанн Златоуст, св. Творения... в русском переводе. Т. 7 (2). СПб., 1901 (снимок: M., 1993). С.559.

13. Там же. С. б39-б40.

14. Там же. Ср. с. 5б0: образцом для отцов и матерей представлен Бог, заботящийся о сотворенных Им людях.

15. Дьяченко Григорий, священник магистр. Полный цер-ковно-славянский словарь (с внесением в него важнейших древнерусских слов и выражений). M.: Издательский отдел Ыосковского патриархата, 1993. [Снимок с издания 1900 г.]. С. 144; Преображенский А. Этимологический словарь русского языка: В 2 т. M., 1910 - 1914. Вып. последний. M., 1949. Т. 1. С. 184-185.

Bibliography (Transliterated)

1. Pamjatniki literatury Drevnej Rusi. XIV - seredina XV veka. M., 1981. S. 280.

2. Tam zhe. S. 282.

3. Gogol' N. V. Sobr. soch.: V 9 t. M., 1994. T. б. S. 21.

4. Tam zhe. S. 323.

5. Sm.: Brandes G. Sobr. soch. T. б. SPb., [b.g.]. S. 310.

6. Sm., naprimer: The History of Childhood I Ed. by L. De Mause. N. Y., 1974.

7. Kliment Aleksandrijskij, svjatoj. Pedagog II Antologija peda-gogicheskoj mysli hris-tianskogo Srednevekov'ja: V 2 t. M.: Aspekt press, 1994. T. 1. S. 34.

8. Zen'kovskij V. V. Pedagogika. M.: Pravoslavnyj Svjato-Tihonovskij bogoslovskij institut, 199б. S. 14.

9. Kliment Aleksandrijskij, svjatoj. Pedagog II Antologija pedagogicheskoj mysli hris-tianskogo Srednevekov'ja: V 2 t. M.: Aspekt press, 1994. T. 1. S. 35.

10. Vopreki mneniju J. Hjojzingi (Hjojzinga J. Homo ludens. V teni zavtrashnego dnja. M.: Progress, 1992 I Per. s niderl. S. 20-22, б4-бб i dr.) ogranichitel'nye pravila, uslov-nosti i tomu podobnye priznaki igry ne sleduet schitat' korennymi.

11. «Mladenec» - «ditja do semi let». Sm.: Dal' V. Tolkovyj slovar' zhivogo veliko-russkogo jazyka: V 4 t. M., 1994. T.2. S.332.

12. Sm., naprimer: Ioann Zlatoust, sv. Tvorenija... v russkom perevode. T. 7 (2). SPb., 1901 (snimok: M., 1993). S. 559.

13. Tam zhe. S. б39-б40.

14. Tam zhe. Sr. s. 5б0: obrazcom dlja otcov i materej predstavlen Bog, zabotjashhijsja o sotvorennyh Im ljudjah.

15. D'jachenko Grigorij, svjashhennik magistr. Polnyj cerkovno-slavjanskij slovar' (s vneseniem v nego vazhnejshih drevnerusskih slov i vyrazhenij). M.: Izdatel'skij otdel Moskovskogo patriarhata, 1993. [Snimok s izdanija 1900 g.]. S. 144; Preobrazhenskij A. Jetimologicheskij slovar' russkogo jazyka: V 2 t. M., 1910 - 1914. Vyp. poslednij. M., 1949. T. 1. S. 184-185.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.