CC BY
51
СТАНОВЛЕНИЕ ДУХОВНОСТИ
А. В. Ботвинова
ДУХОВНОСТЬ И УНИВЕРСАЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ ОТКРЫТОГО ОБЩЕСТВА
лавная черта современного мира — стремительные перемены. Изменение миссии человека в обновляющейся системе, его духовных взглядов диктует новые требования к личности будущего социума. Поэтому в условиях трансформации общества при смене культурных норм и отношений неизбежно возникает необходимость выбора адекватной социокультурной модели бытия, что заставляет глубже присмотреться к концепции открытого общества.
Одним из величайших в XX столетии защитников открытого общества по праву считается австрийский философ Карл Поппер, хотя сам термин «открытое общество» ввел в обращение Анри Бергсон в книге «Два источника морали и религии» (1932). В 1945 г. в Лондоне вышел в свет основной труд К. Поппера — двухтомное произведение «Открытое общество и его враги». Существует точка зрения, что именно благодаря К. Попперу в Центральной и Восточной Европе началось доминирование открытого общества, которое он рассматривал как наилучшую форму социального бытия, но не как утопию, а как необходимую сверхзадачу, над которой необходимо неустанно работать, если не хотим, чтобы общество эволюционировало в противоположном направлении — к (худшей) альтернативной модели.
В «Письме моим русским читателям» (1992), предваряющем первый том книги, сам Поппер отмечал: «Я защищаю в ней скромную форму демократического («буржуазного») общества, в котором рядовые граждане могут мирно жить, в котором высоко ценятся свобода и в котором можно мыслить и действовать ответственно, радостно принимая эту ответственность. Во многом оно походит на общество, ныне существующее на Западе» [3, с. 7].
Концепция Карла Поппера чрезвычайно интересна и актуальна потому, что помогает ответить на главный вопрос: как возможно организовать массы в сообщества без излишнего ограничения свободы личности под властью социума. Разумеется, нельзя забывать, что Поппер противопоставлял западные открытые общества тоталитарным «коммунистическим» обществам, что в значительной мере обусловило его трактовки открытости общественного устройства, как такового. Однако многое из его фундаментальных положений действительно имеет место и представляет значительную ценность как с теоретической, так и с практической точки зрения.
Сегодня с высоты опыта цивилизационного развития социума мы можем относительно верно выделить наиболее важные факторы и условия, необходимые для формирования и функционирования открытого общества в той или иной степени его зрелости. Разумеется, таковых можно выделить несколько, классифицируя их по различным основаниям, но автор сочла возможным и необходимым остановиться на двух из них, которые, по ее мнению, относятся к сущностным.
Первое условие — демократическое устройство социума. По мнению К. Поппера, демократия является наилучшей формой государственного устройства, проявившей себя намного лучше, чем ее конкуренты, — она способствовала тому, чтобы социальные трансформации цивилизационного развития, смена лидеров и вождей происходили в результате рационального обсуждения. Сегодня отражение практического опыта тех или иных государств превращается в создание нормативных моделей демократического устройства как аналогов открытого общества. Автор полагает, что здесь есть значительная доля истины, но она не может быть представлена столь прямолинейными аналогиями.
Интеллектуальные основы современной демократии были заложены еще в Древней Греции. В эпоху Просвещения приверженцы философии, например, Ж.Ж. Руссо понимали демократию как форму выражения всевластия суверенного народа, который как политическое целое отрицает значение индивидуальных прав личности и пред-
полагает исключительно прямые формы народного волеизъявления. Впоследствии марксисты унаследовали эти ценности коллективистской демократии, исповедуя идею отчуждения прав индивида в пользу коллектива.
Величайшие мыслители эпохи Возрождения Дж. Локк, Т. Гоббс, Т. Джефферсон и другие основоположники либерального учения, исходя из способности народа к рационально-нравственному «самоопределению и волеобразованию» (И. Кант), в основу интерпретации демократии положили идею индивида, обладающего изначальным правом на свободу и защищенность своих прав. Равенство на участие во власти они распространяли на всех людей без исключения. Государство в этом случае становилось нейтральным институтом, основные функции и полномочия которого определялись совместными решениями граждан и направлялись на защиту их индивидуальных прав и свобод.
Сразу же отметим: при всех преимуществах такого понимания демократии практический опыт показал, что применение данной модели власти возможно только за счет распространения в обществе единых, базовых для всех групп идеалов и ценностей, отсутствие которых превращает межгрупповые различия в непреодолимое препятствие для принятия государственных решений.
Сегодня мы подошли к такому этапу исторического развития, когда демократия понимается как форма государственно-политического устройства, при которой народ является не только источником власти, но и признается его право участвовать в решении государственных дел в сочетании с широким кругом гражданских прав и свобод (А.И. Соловьев).
Для К. Поппера и его сторонников выражением такого этапа развития является отождествление открытого общества с демократией, с laissez-faire капитализмом. В то же время он отмечает, что «эти общества далеки от совершенства. Они... далеки от обществ, основанных в первую очередь на любви и братстве. Такие общества несколько раз создавались, но всегда быстро вырождались... Наши потомки, возможно спустя несколько столетий, нравственно намного превзойдут нас. Считая все это вполне вероятным, я тем не менее еще раз повторяю: открытые общества, в которых мы живем сегодня, — самые лучшие, свободные и справедливые, наиболее самокритичные и восприимчивые к реформам из всех, когда-либо существовавших» [3, с. 15]. Подчеркнем: К. Поппер определял открытое общество как общество, «освобождающее критические силы человека», противопоставлял его «закрытому», «родоплеменному», его альтернативой считал коммунистический режим, тоталитарные государства.
Видимо, поэтому, признавая демократию способной защитить открытое общество, он все же старался четко различать эти два понятия. Открытое общество в понимании К. Поппера значительно меньше относится к государству и его экономике, чем к личности и ее свободе. «Государство должно существовать для человеческой личности на благо его свободных граждан и их свободной общественной жизни, то есть ради свободного общества, а не наоборот» [3, с. 203]. В конечном итоге только традиции свободного общества, в том числе традиция пристрастного контроля за властью со стороны граждан, смогут уравновесить силу государства. Вследствие этого и демократию нужно рассматривать как средство защиты свободы, в том числе как средство, которое не срабатывает, если общество, использующее его, еще не приготовлено ценить свободу и толерантность. Демократия, то есть воля большинства, может способствовать сохранению и защите свободы, но она никогда не способна сама по себе создавать свободу, если каждого отдельного гражданина это не волнует.
«Я считаю чрезвычайно важным для свободного общества то, что демократию следует рассматривать реалистически — такой, как она есть: ее не следует идеализировать. Особенно важно понять, что демократия, как правило, хорошо срабатывает в обществе (традиционно), ценящем свободу и толерантность, а не в обществе, не понимающем важности этих ценностей» [3, с. 246].
Ученик К. Поппера Дж. Сорос, развивая идеи своего учителя, отмечает, что открытое общество, в которое люди могут сегодня верить, должно отличаться от настоящего положения вещей. «Открытое общество должно быть особым, или специальным видом идеала — само-сознательно несовершенным идеалом. Такой идеал серьезно отличается от идеалов, зажигающих воображение людей. Ошибочность предполагает, что совершенство недостижимо, и мы должны довольствоваться тем лучшим, что можем иметь: несовершенное общество, всегда открытое совершенству» [1, с. 65].
Демократия является универсальным условием организации общественного устройства и открытости общества, поскольку она обеспечивает равное право всех граждан на участие в
управлении делами общества и государства, контроль общественности за принятием важнейших государственных решений, идейный плюрализм и конкуренцию мнений, подчинение деятельности институтов власти ценностям, утверждающим приоритет прав и свобод личности.
Второе условие — научное знание, универсальные ценности и метаморфоза власти как оптимальные выражения личной свободы. Корни этого явления уходят в эпоху европейского Просвещения, отмеченного отрицанием традиционных социальных, религиозных и политических идей и особым вниманием к рационализму как методу мышления, утверждающему безграничные возможности человеческого познания и позволяющему духовно властвовать над всем существующим. Господство разума, главенство науки, универсальное братство людей, ведущие к личной свободе, — вот лишь некоторые из этих идей, являющие собой фундаментальные основы формирования открытого общества.
Сам К. Поппер был склонен отождествлять открытое общество с научным или же рационально организованным сообществом. В этой связи он писал: «Открытое общество (то есть общество, базирующееся на идее не только толерантности к инаковым, непривычным мнениям, но и на уважении к ним) и демократия (то есть форма правления, полностью предназначенная для защиты открытого общества) не могут существовать и успешно развиваться, если наука станет исключительно собственностью узкого круга специалистов» [3, с. 79]. Следовательно, чтобы разобраться и понять открытое общество как рациональное (и научное) сообщество, необходимо также понять науку и рациональность, как их понимал Поппер. В этом смысле науку следует считать не институционализированной партийной иерархией знатоков-экспертов, а незавершенным процессом поиска решений стоящих перед нами проблем, во время которого предлагаются промежуточные решения с дальнейшими попытками устранить замечания и ошибки ^есешеа1 engineering). Рациональность следует понимать не с точки зрения окончательного обоснования, а в плане критики как одного из проявлений уважения, которое один интеллект выказывает другому. Не случайно К. Поппер, оценивая результат своего многолетнего исследования проблем открытого общества как идеала цивилизационного развития социума с точки зрения рационализма, отмечал: «Главное, чем моя книга обязана научному методу, состоит в осознании собственных ограничений: она не предлагает доказательства там, где ничего доказанного быть не может, и не претендует на научность там, где не может быть ничего, кроме личной точки зрения. Она не предлагает новую философскую систему взамен старых. Она не принадлежит к тем столь модным сегодня сочинениям, наполненным мудростью и метафизикой истории и предопределения. Напротив, в ней я пытаюсь показать, что мудрость пророка чревата бедами и что метафизика истории затрудняет постепенное, поэтапное применение (piecemea1) научных методов к проблемам социальных реформ. И наконец, в этой книге я утверждаю, что мы сможем стать хозяевами своей судьбы, только когда перестанем считать себя ее пророками» [3, с. 33].
Научный метод освоения объективной действительности давал и дает возможность делать великие открытия, а новейшие технологии позволяют использовать их продуктивно. Сегодня в прямом смысле человечество получило универсальную возможность господствовать над природой. И тем не менее, несмотря на эти впечатляющие достижения, разум не может оправдать всех возлагаемых на него надежд, особенно в общественной и политической сферах. Расхождение между намерениями и результатами не может быть ликвидировано полностью (чем радикальнее ожидания, тем больше разочаровывают результаты).
Философы Просвещения, прежде всего Иммануил Кант, стремились создать универсальные принципы морали, основанные на универсальных же доводах разума. Задача, которую поставил перед собой Кант, заключалась в том, чтобы показать, что разум предлагает лучшую основу для морали, чем традиционный внешний авторитет. Как отмечал Дж. Сорос, в современном обществе подвергнуты сомнению причины необходимости существования какой-либо морали вообще, что неприемлемо для гуманистически ориентированного открытого общества. Следовательно, необходимо подвергнуть разум в той форме, как он толковался в эпоху Просвещения, тому же критическому пересмотру, которому само Просвещение подвергло господствовавшие тогда внешние авторитеты, как религиозные, так и светские. Человечество накопило достаточный опыт, чтобы обнаружить, что возможности разума также достаточно ограниченны. «Нам надо начать перестраивать мораль и общественные ценности, осознав их рефлексивный характер. Это прямо приведет к концепции открытого общества как к желаемой форме общественной организации. Конечно, открытое общество также имеет
свои недостатки, но его несовершенство состоит в том, что оно предлагает слишком мало, а не слишком много. Если быть более точным, концепция является слишком общей, чтобы дать рецепт для конкретных решений» [2, с. 90].
Философы эпохи Просвещения попытались вывести универсальные императивы на основании доводов разума. Кант выводил свои категорические императивы из существования морального агента, который руководствуется велениями разума в такой степени, что исключает корысть и желание. Такой агент имеет трансцендентальную свободу и автономию воли, в отличие от «гетерономии» агента, воля которого зависит от внешних причин [6, с. 45]. Этот агент может признать безусловные моральные императивы, которые являются объективными в том смысле, что они универсально применимы ко всем рациональным существам. Одним из таких категорических императивов является «золотое правило», заключающееся в том, что мы должны действовать так, как хотели бы, чтобы другие действовали по отношению к нам.
Однако проблема в том, что рационального агента, описанного Кантом, не существует. Это — иллюзия, созданная путем абстракции. Философы Просвещения любили считать себя обособленными и не обремененными связями с обществом, но на самом деле они имели глубокие корни в своем обществе — с христианской моралью и чувством общественных обязанностей. Они хотели изменить свое общество. С этой целью они изобрели некоего не связанного ни с чем индивида, одаренного разумом, подчиняющегося велениям своей совести, а не внешнего авторитета. К сожалению, им исторически не суждено было понять, что подлинно ни с чем не связанный индивид не может быть одарен чувством долга. Сегодня любому практическому философу понятно: общественные ценности могут быть усвоены, но они не связаны ни с каким индивидом, пусть даже и одаренным разумом, — их корни лежат в общности, к которой этот индивид принадлежит. Кантовская метафизика моральных норм соответствовала эпохе, в которой разум должен был сражаться с внешним авторитетом, но сегодня она кажется нерелевантной, поскольку внешнего авторитета больше не существует. Отсюда аксиоматически можно заключить: мораль основывается на чувстве принадлежности к общности, будь то семья, друзья, социум или человечество в целом.
Однако было бы ошибкой совсем отказаться от нравственной и политической философии эпохи Просвещения только потому, что она не смогла реализовать свои грандиозные замыслы. Она предложила ряд универсальных (в том числе нравственных) ценностей. И задача науки, защищающей идею свободы личности, не отказываться от этих ценностей, а модернизировать их — никакое общество, тем более открытое, без универсальных ценностей вообще не может выжить, а значит, и защитить личную свободу.
И здесь мы подходим к самому главному — проблеме социальных ценностей, исповедуемых данным социумом, и его социальной солидарности. В каждом обществе должны быть некие общие цементирующие его ценности. Свойственные для частной собственности рыночные ценности сами по себе не могут выполнять эту функцию, потому что отражают только сумму, которую один участник рынка готов заплатить другому в процессе свободного обмена. В условиях рынка все превращается в товар, включая людей (труд) и природу (земля). Может быть открытая рыночная экономика, но не может быть открытого рыночного общества. Открытому обществу необходимы институты, которые обслуживали бы такие общественные цели, как наибольшая степень политической свободы, возможная без нарушения социальной справедливости, правовое государство, разделение властей, уважение прав человека, меньшинств и мнения меньшинства.
В этом отношении западная демократия — не единственная возможная форма открытого общества. Дж. Сорос, например, которого трудно заподозрить в апологетике альтернативной рыночным отношениям экономической организации, сгруппировал недостатки глобальной капиталистической системы по пяти основным разрядам: неравномерное распределение выгод; нестабильность финансовой системы; нарождающаяся угроза глобальных монополий и олигополии; двойственная роль государства; проблема ценностей и социальной солидарности [4]. Открытое общество представляет собой более широкую парадигму. Она отдает должное достоинствам рыночного механизма, но не идеализирует его, признавая роль иных, не рыночных ценностей в обществе. С другой стороны, это гораздо более расплывчатое, менее отчетливое понятие. Оно не предусматривает, как разделять и примирять между собой экономическую, политическую, социальную и другие сферы. (Существуют различные мнения по поводу того, где проходит водораздел между конкуренцией и коопе-
рацией. Карл Поппер и Фридрих Хайек, два защитника открытого общества, разошлись как раз в этом пункте.) Это является одновременно и сильной, и слабой стороной парадигмы открытого общества: предлагается некая понятийная схема, которую необходимо заполнять конкретным содержанием. Отсюда следует, что открытое общество поливариантно, поэтому для различных обществ и различных исторических эпох это содержание будет разным, но все они в качестве универсальной ценности предполагают ту или иную степень реализации действительной свободы личности.
В обеспечении свободы личности важнейшую роль играет власть и властные отношения. Открытое общество не является здесь исключением, но по мере продвижения его по пути социального прогресса власть и все, что связано с ней, меняет свое содержание и претерпевает определенные метаморфозы.
В XIX в. К. Маркс раскрыл сущность экономической власти, но преувеличил ее значение. По мнению марксистов, кто обладает деньгами, тот обладает свободой. Однако, как считал К. Поппер, в истории были времена, когда, к примеру, всякая эксплуатация была грабежом, непосредственно основанным на власти военной силы. «И сегодня немногие поддержат наивный взгляд, согласно которому «прогресс истории» раз и навсегда положил конец этому прямому способу эксплуатации людей. Сторонники такого взгляда ошибочно полагают, что, поскольку формальная свобода однажды была завоевана, для нее уже невозможно вновь подпасть под власть таких примитивных форм эксплуатации» [3, с. 149].
Американский философ-неофрейдист Э. Фромм показал, что наше понимание власти в соответствии с тем или иным способом существования зависит от осознания нами того, что слово «власть» — достаточно широкий термин и имеет два совершенно разных значения: власть может быть либо «рациональной», либо «иррациональной». Рациональная власть зиждется на силе и служит эксплуатации того, кто ей подчиняется. Вся предшествовавшая власть могла опираться и опиралась на насилие. Не случайно история человечества во многом и выглядит как летопись насилия.
По мнению Э. Тоффлера, в условиях информационной цивилизации нас ждет глобальная битва за власть, но основой ее является не насилие, не деньги, а знание. Сегодня прежняя система власти, по утверждению Э. Тоффлера, разваливается. «Мы живем в момент, когда вся структура власти, скреплявшая мир, дезинтегрируется. Совершенно новая структура обретает форму. И это происходит на всех уровнях человеческого общества... В офисе, в супермаркете, в банке, в коридорах исполнительной власти, в наших церквах, больницах, школах, домах старые модели власти ломаются, обретая новые, непривычные черты... Это крушение старого стиля управления ускоряется также в деловой и повседневной жизни, когда дезинтегрируются глобальные структуры власти» [5, с. 23]. Прежние рычаги властного воздействия оказываются бессильными.
Основным аргументом Э. Тоффлера является тезис о том, что современная структура власти зиждется уже не на мускульной силе, не на богатстве и не на насилии. Ее пароль — интеллект. Распространение новой экономики, основанной на информации и знании, знаменует собой переход в новую стадию цивилизационного развития. Еще Ф. Бэкон подчеркивал, что знание — это сила. И если в прежние времена знание соединялось с богатством и насилием, то сегодня оно перекрывает достоинства других импульсов и источников, именно знание может служить для приумножения богатства и силы.
Потенциальная возможность использования насилия увеличивает степень риска: даже когда оно «срабатывает», оно все равно порождает внутреннее сопротивление. Принуждение не гибко, временно, относительно и не способно окончательно разрешить проблему. Власть, основанная на насилии, как подчеркивает Тоффлер, — низкокачественная власть. По сравнению с насилием богатство более гибко. Тем не менее это, образно выражаясь, власть среднего качества. Власть высокого качества — это не запугивание и не подкуп, она предполагает большее: достижение поставленной цели с минимальными источниками власти, то есть ее эффективность. Знание может быть применено для наказания, вознаграждения, убеждения и даже изменения. Оно может использоваться для наращивания имеющихся в распоряжении сил и богатства или, наоборот, снизить их. Это — власть самого высокого качества.
Что дало основание Э. Тоффлеру утверждать, что в условиях информационной цивилизации, представляющей наиболее благоприятные условия для становления и функционирования открытого общества, именно знания и информация превращаются в доминирующий
компонент власти?
Власть знания перестала быть приложением к власти денег и власти силы — она стала их сущностью. «Развитая экономика не продержалась бы и 30 секунд без компьютеров, новых сложных производств, интеграции множества разнообразных технологий, без демассифика-ции рынков, без того количества и качества информации, которые необходимы, чтобы система производила материальные ценности... Это — ключ к пониманию грядущих метаморфоз власти, и это объясняет, почему битва за контроль над знаниями и средствами коммуникации разгорается на всем мировом пространстве» [5, с. 39—40]. Кроме того, знание обладает огромной гибкостью, у него есть и другие характеристики, которые делают его фундаментально отличным от менее значимых источников власти в завтрашнем — открытом — мире.
Таким образом, среди наиболее важных условий формирования и функционирования открытого общества ведущая роль принадлежит демократии, рыночной экономике и функционированию научного знания. Однако интеллектуальная традиция не должна навязываться без разбора всему миру во имя универсальных ценностей — западная форма представительной демократии может являться отнюдь не единственной формой правления, совместимой с открытым обществом.
Литература____________________________________________________________________________________
1. На пути к открытому обществу. Идеи Карла Поппера и современная Россия. М., 1998.
2. Ноттурио М. Открытое общество и его враги: сообщество, авторитет и бюрократия //Вопросы философии. 1997. № 11.
3. Поппер К. Открытое общество и его враги: В 2 т. М., 1992.
4. Сорос Дж. К глобальному открытому обществу /Пер. с англ, Т. Чернышевой. The Atlanta Monthly. January. 1998. Р. 36—48.
5. Тоффлер Э. Метаморфозы власти. М., 2001.
6. Scruton R. Kant // Oxford University Press. 1989. V. 17.
© Ботвинова А. В., 2004
