Научная статья на тему 'Духовно-нравственная основа педагогических воззрений В. Ф. Одоевского'

Духовно-нравственная основа педагогических воззрений В. Ф. Одоевского Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
435
59
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ДУХОВНОСТЬ / НРАВСТВЕННОСТЬ / ПЕДАГОГИКА / ВОСПИТАНИЕ / ПРАВОСЛАВИЕ / В.Ф.ОДОЕВСКИЙ / SPIRITUALITY / MORALITY / PEDAGOGY / EDUCATION / ORTHODOXY / V.F.ODOEVSKY

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Моторин А.В.

Рассматриваются православные нравственные основы мировоззрения и педагогической теории В.Ф.Одоевского. В православной вере писатель видел источник, питающий развитие подлинной науки и подлинного искусства. Педагогический опыт Одоевского не стареет в течение почти двух столетий и в настоящее время становится все более востребованным.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

SPIRITUAL AND MORAL FOUNDATIONS OF V.F.ODOYEVSKY’S PEDAGOGICAL VIEWS

The orthodox moral foundations of the V.F.Odoevsky’s worldview and pedagogical theory are considered. In Orthodoxy the writer saw the source that feeds the development of true science and genuine art. Odoevsky’s pedagogical experience has remained valid for nearly two centuries and now his views are becoming more and more popular.

Текст научной работы на тему «Духовно-нравственная основа педагогических воззрений В. Ф. Одоевского»

УДК: 37.017.93

ДУХОВНО-НРАВСТВЕННАЯ ОСНОВА ПЕДАГОГИЧЕСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ В.Ф.ОДОЕВСКОГО

А.В.Моторин

SPIRITUAL AND MORAL FOUNDATIONS OF V.F.ODOYEVSKY'S PEDAGOGICAL VIEWS

A.V.Motorin

Институт непрерывного педагогического образования НовГУ, amotorin@yandex.ru

Рассматриваются православные нравственные основы мировоззрения и педагогической теории В.Ф.Одоевского. В православной вере писатель видел источник, питающий развитие подлинной науки и подлинного искусства. Педагогический опыт Одоевского не стареет в течение почти двух столетий и в настоящее время становится все более востребованным.

Ключевые слова: духовность, нравственность, педагогика, воспитание, Православие, В.Ф.Одоевский

The orthodox moral foundations of the V.F.Odoevsky's worldview and pedagogical theory are considered. In Orthodoxy the writer saw the source that feeds the development of true science and genuine art. Odoevsky's pedagogical experience has remained valid for nearly two centuries and now his views are becoming more and more popular.

Keywords: spirituality, morality, pedagogy, education, Orthodoxy, V.F.Odoevsky

Внимание В.Ф.Одоевского к вопросам педагогики и в особенности воспитания, просвещения проявилось уже в первых творческих опытах. Будучи учеником Благородного пансиона при Московском университете, он пишет назидательный «Разговор о том, как опасно быть тщеславным» (напечатан в «Вестнике Европы» в 1821 году, когда автору было 17 лет). Уже в названии отражается внимание юного сочинителя к христианским нравственным ценностям. Одоевский перевел этот разговор с французского и, по наблюдениям П.Н.Сакулина, дополнил своими мыслями [1, т. 1, ч. 1, с. 85]. Другое школьное сочинение называлось столь же красноречиво: «Просвещение должно быть неразлучно с добродетелью» [см.: 1, т. 1, ч. 1, с. 77]. В пансионе Одоевский занимается переводами с греческого произведений православной богословской, учительной, святоотеческой словесности, в частности, переводит рассуждение святого Иоанна Златоуста «Премудрость и благость Божия в отношении к человеку» [1, т. 1, ч. 1, с. 79]. Итог своим ранним раздумьям в области воспитания Одоевский подвел в речи на выпускном акте пансиона в 1822 году: «Речь о том, что все знания и науки тогда только доставляют нам истинную пользу, когда они соединены с чистою нравственностию и благочестием» [1, т.1, ч.1, с. 86]. В этой речи он прославляет «святые божественные правила нравственности, основанные на камени Религии», и считает, что вера и нравственность являются основой научного познания: «<..> их (наук — А.М.) пределы — пределы вселенной, вещественного и духовного мира, их последняя цель при подножии престола Всевышяго Создателя» [цит. по: 1, т.1, ч.1, с. 87].

Как часто бывает, в самом начале творческого пути проявляется, подобно ростку из семени, весь ход дальнейшего жизненного развития автора. Увлекаясь магией в 1820—30-е годы и позитивизмом в 1850— 60-е, Одоевский вместе с тем неизменно сохранял

мистическую православную подоснову своих взглядов, и эта подоснова определяла педагогическое стремление писателя к православному просвещению богозданной и вечной личности каждого человека и соборной личности русского народа, исторически призванного быть хранителем и носителем Православия — народообразующей и государствообразующей веры в истории России.

С 1830 года писатель начинает сочинять сказки, обращенные одновременно и к детям, и к взрослым. Первое сводное издание накопившихся сказок вышло в виде сборника под названием «Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою, магистром философии и членом разных ученых обществ, изданные В.Безгласным» (СПб., 1833). Сказки Одоевский продолжал писать и в 1840-е годы. Этот род творчества позволял прямо воздействовать на стара и млада, то есть на целостное народное самосознание, развивающееся в череде поколений.

Замысел всех сказок писателя педагогичен, и его можно определить с помощью более поздних рассуждений автора. В «Руководстве для гувернанток» (глава «Разговоры с детьми», около 1847) Одоевский замечает: «Нравственные и религиозные убеждения внушаются детям посредством примера и посредством живого слова» [2, с. 172]. В более позднем сочинении-учебнике «Рассказы о Боге, человеке и природе» (СПб., 1849. В соавторстве с А.П.Заблоцким) он в сущности пишет и о своих сказках: «Соединить в одной книжке основные понятия о существенных предметах в жизни всякого человека: о Боге, природе и самом человеке и его обязанностях в таком виде, чтобы чтение ее служило с тем вместе и средством для развития мыслящей способности в детях, таково было наше намерение....» [2, с. 237]. Рассуждение о языке также вполне относится к сказкам Одоевского: «Мы желали, чтобы дети полюбили родной язык в его про-

стоте — необходимой принадлежности всякой истины — и поняли бы, что слово — великий дар Творца — не должно никогда служить орудием лжи, быть гробом повапленным» («Рассказы о Боге, человеке и природе») [2, с. 238]. Это рассуждение строится на двух отсылках к Евангелию: к мысли Иоанна Богослова о Христе как Слове Божием (Ин. 1:1) и к словам Христа о лицемерных праведниках и мудрецах как «гробах повапленных», то есть внешне приукрашенных, но заключающих в себе мертвые души (Мф. 23:27).

Природу своих сказок и других «фантастических» произведений Одоевский рассматривал как символическое прозрение духовной истины бытия, как нечто подобное мистическим видениям пророков. И он действительно созерцал, предсказывал будущее, как, например, в романе «4338-й год» (1837), где, как заметил Иван Дежурный, за полтора века предсказал появление Интернета [3].

По убеждению Одоевского, вся жизнь человеческая, и творчество прежде всего (будь то научное или художественное), совершается в согласии с Богом или в противлении Ему. У каждого в душе есть прямая связь с Богом, возможность свободного общения с Ним, но не все этой возможностью пользуются: «У всех людей есть внутренний голос, побуждающий их к добру [2, с. 256] <...>. Это что-то в нас, этот Божий голос есть наша совесть» («Рассказы о Боге, человеке и природе») [2, с. 257]. У подлинных и выдающихся писателей, художников, ученых, как у пророков Божиих, голос совести звучит сильнее и лучше развита способность передавать сей голос другим людям.

Веру как целостное видение бесконечности бытия Одоевский считает началом всякого познания. Опытное знание невозможно без веры как определенной духовной установки миросозерцания: «Говорят еще: опыт есть лучший учитель для всех людей. Справедливо; но научите же человека пользоваться опытом, научите тому языку, на котором можно объясняться с этим учителем, — иначе опыт пройдет мимо человека и человек не заметит его» («Рассказы о Боге, человеке и природе») [2, с. 239]. Язык опыта, согласно писателю, прочитывается верой как особой силой души, или, как он ее называет, «нравственным инстинктом», в котором «лежит основание всех наших знаний и чувствований; он отнюдь не одинаков у всех людей; всякий имеет его в разной степени; ближайшие степени понимают друг друга, отдаленные не понимают; мы нашими знаниями и действиями должны бы развить это чувство, но мы не замечаем его в чаду внешних предметов; мы следуем указаниям страстей, расчетов, систем. К сему чувству должен обращаться ученый, а тем более поэт; ученый, обращающийся к сему чувству, поэтизирует науку, поэт делается предвещателем» («Психологические заметки», 1820—30-е) [4, с. 68].

Сущностью веры оказывается «чувство религиозной любви», стремящей человеческую душу к богообщению, познанию сотворенного Богом мира, и в основе этой любви как богообщения — со-весть, то есть со-вещание души человеческой с Богом. Если

триединство веры-любви-совести не подключается к человеческому познанию и творчеству, то гордость, «эгоистическое направление» души «растлит» не только каждого отдельного человека, но и целый народ, в котором подобное настроение возобладает: «<...> развращенный самолюбием, изржавленный невежеством, он ничего не будет в силах противопоставить другим, свежим народам, выступающим на поприще жизни, ничего противу сил природы, ежеминутно готовых разразить человека, не постигнувшего ея таинства, народ слабеет, дряхлеет — и незначащий удар стирает его с лица земли» [4, с. 73].

Истинная любовь и вера порождают самое важное качество человеческой души — смирение (со-мирение), то есть соединение с ритмами всего мироздания, проникновение в таинственную жизнь бого-зданного мира благодаря смирению перед Богом, то есть совестному общению с Ним: «Религия производит то чувство, которого не может произвести ни наука, ни искусство и которое есть необходимое условие обеих: смирение» [4, с. 82].

Познание и творчество, понимаемое как бого-общение в любви, смирении и вере, оказывается, согласно Одоевскому, воцерковленным (он связывает свое понимание с исходным евангельским определением Церкви устами Христа (Мф. 18:20): «"Где же двое и трое соберутся во имя Мое, Аз стану посреди их" есть закон общий для всех действий человека» (Русские письма, 1847) [5, с. 241].

В течение первой половины 1840-х годов писатель отходит от прямого художественного творчества и в череде общественных дел увлекается служением народному просвещению: занимается устроением детских приютов (а в связи с этим - общими вопросами дошкольного воспитания), способствует развитию школьного воспитания и обучения.

Собственно педагогические сочинения Одоевский начал писать с 1840-х годов, после того как в 1838 году устроился работать консультантом по вопросам педагогики при ученом комитете в министерстве государственных имуществ (министерство учреждено Николаем I для улучшения быта, труда и образования государственных крестьян) [2, с. 346]. Один из ранних опытов в этом роде — «Советы учителям приходских училищ» (1843).

Педагогику Одоевский считает наиважнейшим и всеобъемлющим родом творчества — просвещением человеческой души, то есть всесторонним развитием, питанием (вос-питанием) ее живого образа-зерна, созданного Богом по Своему «образу <...> и по подобию» (Быт. 1:26): «Воспитание объемлет всего человека. Оно должно развить в нем не одну какую-либо способность, но все способности, ему от Бога дарованные, и направить их ко всему доброму, истинному и изящному. Посему к воспитанию принадлежит не одно образование разума, но и образование вкуса и еще важнейшее образование нравственности юноши» («Руководство для учителей приходских и уездных училищ или училищ, им соответственных.», середина 1840-х годов) [2, с. 210].

Вступив на новое поприще, Одоевский говорит о себе «как сыне Православной Церкви» («О книге

митрополита Филарета "Христианское православное учение"», 1846) [2, с. 197]. Он с болью душевной касается важнейших вопросов духовного просвещения в условиях, когда оно в исполнении Русской Православной Церкви в середине XIX века стало отрываться от народного самосознания (например, Церковь не могла внятно объяснить коренное различие между проповедью нестяжания, равенства и братства в Евангелии и в современном безбожном коммунизме): «<...> для указания связи религии с житейским бытом должно употребить такие посредствующие понятия, которых у простолюдина еще нет и которые приходят лишь с дальнейшим образованием <...> если школа будет только местом, где ученики будут слышать лишь одни мистические и религиозные идеи, <.. .> то одна часть из сих идей <.> останется недоступною, а другая часть неприменимою к действительной жизни» («Об устройстве приходских училищ», начало 1850-х) [2, с. 186]. Взрослым простолюдинам, как и неподготовленным детям, необходимо доходчиво объяснять, что, например, «истины евангельские нисколько не нарушают права собственности; нисколько не оправдывают того, кто желает посягнуть на нее; что сии истины не противны ни улучшению сельского хозяйства, ни предостережению от болезней, ни попечению вообще о своем избытке» [2, с. 186], в то время как «проповеди новых священников — или недоступны и по мысли и по языку для поселян, или также понимаются простолюдинами как осуждение всякого житейского попечения» [2, с. 186].

Одоевский критикует просветительскую (катехизаторскую) деятельность современной Церкви за общее отсутствие действенной педагогической связи с народом, которое проявляется, в частности, в катехизисе митрополита Филарета («О книге митрополита Филарета "Христианское православное учение"») [2, с. 197]. В православном катехизисе, как и вообще в педагогике Одоевский хочет видеть «простое нравственное христианское учение» [2, с. 198], доступное, подобно Евангелию, пониманию всех людей.

Одна из главных педагогических мыслей Одоевского — необходимость возрождения истинного просвещения народа (детей и простолюдинов, у кото-

рых сознание тоже детское), а такое просвещение должно основываться на любви, смирении и вере, в триедином свете которых устанавливается живое взаимопонимание учителей и учеников, детей и взрослых, простых людей и знати. Совместный с учениками поиск смысла жизни, поиск духа, скрытого за буквой, является главной целью учителя. Обобщенно символически звучит совет Одоевского идти в обучении чтению от понимания смысла к частностям, например, ученики должны сначала выучить и понимать «молитву Господню "Отче наш"», а уже потом учиться читать ее по буквам и слогам («Руководство для учителей приходских и уездных училищ или училищ, им соответственных.», середина 1840-х годов) [2, с. 217].

Многолетний педагогический опыт Одоевского не только не стареет в течение уже почти двух столетий, но и становится все более востребованным.

1. Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь В.Ф.Одоевский: Мыслитель — писатель. Т. 1. Ч. 1-2. М., 1913.

2. Одоевский В.Ф. Избранные педагогические сочинения. М., 1955. 368 с.

3. Интернет и блоги предсказал Владимир Одоевский в 1837 году [Электр. ресурс] // Lenta.ru. 2005. 4 октября. URL: https://lenta.ru/news/2005/10/03/odoevsky/ (дата обращения: 06.02.2017).

4. Одоевский В.Ф. О литературе и искусстве. М.: Современник, 1982. 223 с.

5. Одоевский В.Ф. Русские ночи. Л.: Наука, 1975. 316 с.

References

1. Sakulin P.N. Iz istorii russkogo idealizma. Knyaz' V.F.Odoevskiy: Myslitel' — pisatel' [From the histiry of Russian idealizm: V.F.Odoevskiy as a thinker and writer], vol. 1, parts 1-2. Moscow, 1913.

2. Odoevskiy V.F. Izbrannye pedagogicheskie sochineniya [Selected pedagogical works]. Moscow, 1955. 368 p.

3. Internet i blogi predskazal Vladimir Odoevskiy v 1837 godu [Vladimir Odoevskiy predicted Internet and blogs in 1837]. Lenta.ru. 2005. 4 oktyabrya. Available at: https://lenta.ru/news/2005/10/03/odoevsky/ (accessed: 06.02.2017).

4. Odoevskiy V.F. O literature i iskusstve [On literature and art]. Moscow, 1982. 223 p.

5. Odoevskiy V.F. Russkie nochi [Russian nights]. Leningrad, 1975. 316 p.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.