CC BY
54
УДК 327 Ричард САКВА
ДУАЛИЗМ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ: НЕОРЕВИЗИОНИЗМ И БИКОНТИНЕНТАЛИЗМ1
Российская политика, внутренняя и внешняя, характеризуется двойственностью и неопределённостью. Элементы раздвоенности власти опровергают мнение тех, кто считает, будто внутренняя политика стала жёсткой функцией укрепившейся авторитарной власти. Безусловно, и возвращение Владимира Путина на пост президента в мае 2012 г., и переворот на Украине в феврале 2014 г., усиливший опасение "цветных революций" как орудия смены правящего режима, усилили влияние традиционалистских политических групп. С другой стороны, в правительстве и иных институтах есть сторонники правового государства, функционирующего на принципах более конкурентного и многообразного представительства, а сохранение элементов общественной мобилизации подсказывает: внутриполитическое закручивание гаек может привести к противоположному результату. В целом сохраняется дуализм, хотя на фоне усиления конфронтации с Западом и возникновение признаков "новой холодной войны", пространство для маневра сузилось (8акдаа 2008, 2013).
Политический дуализм усиливает многочисленные структурные элементы раздвоенности во внешней политике России. Первый из них - биконтинентализм (зачастую выпадающий в ходе анализа российской внешней политики), при котором эксплуатируется фактор географического положения страны с игрой на противопоставлении "западной" и "восточной" ориентации. При этом он сопрягается со вторым структурным элементом - неоревизионизмом. Россия не есть чисто "ревизионистское государство", которое стремится изменить структуру международных отношений и вытеснить ныне господствующие державы. Но она не является и "державой статус-кво", полностью принявшей сложившееся на сегодня в мире распределение сил и влияния. Россия позиционирует себя не как инициатор нововведений, а как защитник действующих норм. Стержень её неоревизионизма - призыв к
1 Сокращённая версия главы в сборнике: David Cadier and Margot Light (eds), Russia's Foreign Policy (London, Palgrave Macmillan, 2015).
© Ричард Саква — британский политолог. Профессор факультета политологии и международных отношений Кентского университета. E-mail: ieras@mail.ru Ключевые слова: российская внешняя политика, российская внутренняя политика, дуализм, биконтинентализм, неоревизионизм. DOI: http: //dx.doi.org/10.15211/soverope320152231
западным державам соблюдать их собственные правила, а к институтам международного управления, прежде всего к системе ООН, - следовать изначально утвержденным принципам. Таким образом, неоревизионизм России базируется не на нормативно-правовом, а на оперативном подходе к преодолению вызовов существующей структуре миропорядка.
Дуализм нацеливает на противостояние с господством Запада и на разворот к Востоку, одновременно сдерживая оба этих процесса и упреждая их крайние проявления. Очевидно, что это снижает варианты внутриполитических сценариев, сужает власти пространство для маневра во внутренней и внешней политике. Крайние позиции во внутренней и внешней политике уравновешивает триангуляция. Данный подход, реализуемый Владимиром Путиным, предупреждает усиление политического экстремизма, хотя в период своего третьего срока президент несколько утратил осторожность.
Внутриполитический дуализм и выработка внешней политики
Эрнст Френкель (2006 [1941]) описал "прерогативное государство" в нацистской Германии, когда правовое государство формально не упразднялось. Действовали две параллельные правовые системы: "нормативное государство" функционировало на основе принципов рациональности и беспристрастности принятых правовых норм, в то время как "прерогативное государство" осуществляло властные полномочия произвольно, без правовых ограничений. Дуализм характерен и для России, хотя сегодня его механизм существенно иной, чем в предшествующий период. Доминирующим фактором российской политики является мощный, хотя и размытый, административный режим, подчиненный нормативному государству и формально подотчетный институтам представительной демократии 2010,
2011). Ни первое, ни второе эффективно не реализуют функции ограничения административного режима (отсюда и определение доминирующей системы власти как "режима"). Однако утверждение о формировании в России "прерогативного государства", правящего посредством чрезвычайных указов и репрессий оппозиции, не верно, что не позволяет характеризовать Россию как состоявшееся авторитарное государство; отсюда частое применение к российскому режиму термина "мягкий авторитаризм".
Цель создания правового государства провозглашали все лидеры, начиная с Михаила Горбачёва. И Владимир Путин, и Дмитрий Медведев, оба юристы по образованию, провозгласили "верховенство закона"; однако результат далёк от обещаний. Посткоммунистическая Россия неизменно остаётся государством правовых исключений, административной опеки, что привносит во все здание российской политики ощущение неустойчивости. "Чрезвычайные" политические решения реализуются не через конституционные нормы, определяющие режим чрезвычайного положения (как, например, в Египте при Хосни Мубараке в 2010 г.), а путём неформального, негласного отхода от конституционных принципов. Данная практика в долгосрочной перспективе ставит под сомнение жизнеспособность конституционности как таковой. С другой стороны, "состояние исключений" не стало повсеместной нормой, оно сосуществует с нормальной практикой правоприменения. В свете этого положение дел продолжает носить переходной характер. Взаимодействие правового (юридически обоснованного) и административного (неопатримониального) государства остаётся определяющей характеристикой текущего политического порядка в России. Принцип верховенства права в России остаётся хрупким, подверженным манипуляциям со стороны политических сил. "Прерогативного
государства" не возникло, но не возникло и полноценного правового государства. Таким образом, Россия зажата в "серой зоне" между административным и подлинно правовым государством.
Данный внутриполитический дуализм и неопределённость проецируются на политику России на международной арене. Отношение к международному праву и институтам международного управления, прежде всего Организации Объединенных Наций, перекликается с отношением Кремля к правовому государству. Создавая и поддерживая избирательность в сфере права внутри страны, власти задают зону неопределённости в принятии решений во внешней политике. Решения могут носить волюнтаристский характер, поскольку при их принятии власть отвергает возможность ограничения её свободы действий. Данный вызов носит частичный характер, с учетом понимания России как неоревизионистской, а не сугубо ревизионистской державы. Такие решения становятся определяющими ввиду их особой значимости для сохранения полноценной способности действовать как независимый суверенный актор как внутри страны, так и на международной арене. Внутри страны это означает, что Путин лично и политический режим в целом опираются на ресурсы всех фракций и групп в российской политике; во внешней политике, -что усиливается использование фактора географического положения России между Востоком и Западом для сохранения своей независимости. Структурная взаимосвязь внутриполитического дуализма с политикой биконтинентализма и неоревизионизма заслуживает особого внимания.
Биконтинентализм как аналог "двойственного государства"
Многие факторы обусловили транформацию Путина от, возможно, одного из наиболее проевропейских лидеров в истории России до лидера, политическая программа которого базируется на критике не только Запада в целом, но Европы в особенности. Хотя российский неоревизионизм реализовывался в основном на операционном уровне, он все в большей мере идеологически подкреплялся критикой Запада за его отказ от своих ценностей и принципов. Это было особенно очевидно в программной речи Путина 19 сентября 2013 г. на заседании Международного дискуссионного клуба "Валдай". Она считается одним из знаковых идеологических заявлений, представившим Россию как хранителя западной традиции, которую сам Запад потерял (Putin 2013b). Кроме этого, в России Запад всё чаще ассоциируется с недобросовестным политическим мониторингом, упреками, практикой вмешательства во внутренние дела (Prozorov 2006). Европейский союз как таковой рассматривается как структура, неспособная к поддержанию собственной правовой идентичности, особенно в ходе украинского кризиса. Сплав евроатлантического партнёрства в сфере безопасности с западноевропейской политико-экономической интеграцией представляется неэффективным и опасным.
Разочарование Путина в отношениях с Западом и Европой повлекло за собой не просто переход к большей ориентации на Азию, но и гораздо более значительную попытку придать форму и содержание позиционированию России как биконтинен-тальной державы. Речь идёт не об отказе от взаимодействия с Западом, а о том, чтобы уравновесить его с Востоком. Это даёт режиму дополнительный маневр для принятия далекоидущих решений. Во внутренней политике Путин регулярно даёт голос политическим центристам, позволяет режиму подпитываться как из традиционалистской, так и из либеральной части политического спектра. И во внешней политике, развивая стратегию биконтинентализма, он стремится балансировать между двумя центрами силы, пытаясь укреплять фланги более сильного евроазиатского
центра. При определённом отчуждении от Запада, в стратегическом и культурном измерении Россия определённо не отвернулась от Европы. Точно так же активизация взаимодействия с Азией, прежде всего с Китаем, не влечёт за собой перехода от "стратегического партнёрства" к более эксклюзивному "стратегическому альянсу", несмотря на призывы к такому альянсу после охлаждения отношений с Западом на фоне украинских событий 2014 г. Возможность Путина сохранять свободу в принятии решений зиждется на способности режима сохранять свободу для маневра. Один из путей достижения этой цели - создание Евразийского экономического союза (Dragneva and Wolczuk, 2013).
Две части двойственного государства имеют разные наборы внешнеполитических приоритетов, что подпитывает очевидную неопределённость внутри России. Если в какой-то момент административный режим обретет автономию и укрепится в качестве откровенно авторитарного, то, несомненно, существущие элементы антизападничества, автократического пути развития и реваншизма выйдут на первый план. Точно так же, если сторонники правового государства обретут преобладающее влияние, опасения соседей России и международного сообщества будут развеяны. Определенно, возникнут новые озабоченности, связанные с постоянным дискомфортом во взаимодействии с Россией как участницей международного сообщества, но это будет на уровне, эквивалентном Франции на пике голлизма.
Стратегическая альтернатива для России становится жёстче. Ряд экспертов полагают, что у нее нет иного выбора, нежели стать самодостаточным центром глобального влияния. По словам главы комитета Госдумы РФ по образованию и председателя правления фонда "Русский мир" Вячеслава Никонова (2012), "Россия не может стать ничем иным, альтернативы нет. Мы не можем быть интегрированы в Европейский союз и НАТО: для этого мы слишком велики и слишком русские". Попытки Ельцина интегрировать Россию в обе эти организации, предпринятые Ельциным, были жестко отклонены, и "единственным результатом этих усилий было расширение НАТО на восток". В ответ на это, по его мнению, в интересах безопасности и экономики, России следует обратиться на Восток. Наиболее жёсткий сценарий - изоляция, либо двусторонний альянс с Китаем. Как часто случается, фундаментальный геостратегический переход может произойти почти случайно: зарождающийся союз Москвы и Пекина может стать еще одним таким случаем.
Парадокс заключается в том, что такой предполагаемый переход не обусловлен ни в историческом, ни в культурном смысле, ни даже общими национальными интересами. 7 мая 2012 г., сразу после третьей инаугурации, Владимир Путин своим указом объявил список новых приоритетов. В отличие от версии 2000 г., когда Евросоюз стоял во главе списка, теперь он находился практически в конце, после отношений со странами БРИКС (Бразилией, Индией, Китаем и ЮАР), Шанхайской организацией сотрудничества (ШОС), Содружеством независимых государств (СНГ), Организацией Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и даже Абхазией и Южной Осетией. Однако в соответствии с "двуединым" подходом Путина, выступая перед российскими дипломатами 1 июля 2014 г., он вернул Европу в верхнюю часть списка (Putin 2014b).
Биконтинентализм и неоревизионизм России имеют многочисленные проявления, три из которых представляют особую значимость. Первый - программа военного строительства, призванная обеспечить базис для независимой внешней политики и одновременно защитить от попыток силовой смены режима в стране. Сергей Караганов (почётный председатель Совета по внешней и оборонной политике, СВОП) отмечает, что "внешняя военная угроза - на историческом минимуме", но Москва, по его мнению, реализует курс на основе "убеждённости, что при форми-
ровании нового миропорядка необходима сильная армия", в особенности с учётом того, что использование военной силы Западом подорвало многие нормы международных отношений. Военные действия Запада в Югославии, Ираке и Ливии оправдывали гуманитарными целями. Однако "наиболее важен результат. Мир увидел: в более слабые страны военное вторжение проводится, в более сильные - нет. Режим Ирака, неядерного государства, был сметён в течение месяцев, в то время как режим Северной Кореи, страны с наихудшей ситуацией в области прав человека, но обладающей ядерным оружием, - неприкосновенен" (Karaganov 2012). Ситуация была обострена "полным идеологическим и политическим хаосом", спровоцированным "арабской весной", в котором, как отмечает Фёдор Лукьянов (редактор авторитетного журнала "Россия в глобальной политике"), "фактически, Соединенные Штаты стали союзником тех сил в Ливии, Египте и Сирин, с которыми перед этим вели "войну против терроризма" (Lukyanov 2012).
Вторая характерная черта - сосредоточение внешней политики России на регионе постсоветского пространства. Стержнем нового российского биконтинентализ-ма стало стремление консолидировать свой биконтинентализм, институционализируя отношения с соседями по хартленду. Это неизбежно ведёт к размыванию как перспектив развития России в качестве национального государства, так и наследия тесного сотрудничества с Западом. Данная стратегия является центральной для третьего президентского срока Путина. Объявив 24 сентября 2011 г. о своём намерении возвратиться на пост президента, Путин опубликовал программную статью, в которой обнародовал план создания Евразийского союза. (2011а, р. 1) В ней он подчеркнул успешность проекта Таможенного союза с Белоруссией и Казахстаном, реализованного 1 июля 2011 г., и перспективу запуска с 1 января 2012 г. Единого экономического пространства трех государств, объединяющих 165 млн потребителей, со стандартизированным законодательством и свободным перемещением капитала, товаров, услуг и рабочей силы. Вскоре после этого, на встрече с членами Международного дискуссионного клуба "Валдай" 11 ноября, Путин (2011Ь) дополнительно подчеркнул идентификацию России как самостоятельного полюса в международных отношениях. Он поставил вопрос: "Почему везде интеграция приветствуется, а интеграцию на постсоветском пространстве клеймят как российский неоимпериализм?" Как указал Путин, на Востоке формируется новая сила - не противник Запада, но и более не ориентированная на Запад. Россия позиционирует себя как европейская держава в Азии, а не евразийская держава в Европе.
Идея Евразийского союза отражает подлинное стремление решить проблему формирования международного порядка в Европе после окончания холодной войны. Проект, предложенный Путиным, - это проект многополярной Европы, во многом отражающий традиционную французскую идею Большой Европы с несколькими центрами. Проект Договора о европейской безопасности, озвученный Медведевым 5 нюня 2008 г. в Берлине, западные державы отвергли. Выступая в Берлине 26 ноября 2010 г., уже сам Путин (2010) призвал к геополитическому объединению Большой Европы от Лиссабона до Владивостока для создания по-настоящему "стратегического партнёрства". Очевидно, что в обозримом будущем Россия вряд ли вступит в Евросоюз. Вместо этого Россия становится центром собственных интеграционных процессов. Меняется вся модель международной отношений в регионе. ЕС более не основной актор, источник нормативно-регулирующего влияния, распространяющегося в виде концентрических кругов из Брюсселя. Акторы, на которых ранее оказывалось влияние, отвоевывают и усиливают свой новый статус. Хорошо известна устойчивость Азербайджана и Белоруссии к влиянию Брюсселя, но сейчас даже такие страны, как Турция, длительное время стремившаяся вступить в ЕС, ревност-
но отстаивают свою независимость во внешней политике. Европейская политика добрососедства с 2004 г., исповедующая идею "расширенной Европы" как сферы влияния Брюсселя, сталкивается с российскими проектами Большой Европы - многополярного пространства, в котором Евросоюз будет лишь одним из игроков. Несовместимость этих двух архитектур Европы в итоге спровоцировала украинский кризис 2014 г.
Биконтинентализм и разворот на Восток
Спад в отношениях с Западом логически обосновал разворот политики Владимира Путина на Восток (Sumsky and Kanaev 2014; Richardson 2014). Вслед за Америкой Россия начала последовательную переориентацию на Азию. Отчасти это имеет ясное рациональное экономическое обоснование: Евросоюз, основной торговый партнёр России на Западе, вошел в период долгового кризиса и экономической стагнации. В настоящее время на долю ЕС приходится примерно половина российского внешнеторгового оборота, но эта доля неуклонно снижается: с 56% в 2006 г. до 49% в начале 2015 г. В этой связи России целесообразно диверсифицировать торговую политику, развивать сотрудничество со странами азиатско-тихоокеанского региона, доля которых в российском внешнеторговом обороте за те же годы выросла с 15 до 23%. Сегодня на долю 21 экономики АТЭС приходится 54% мирового ВВП, 49% мировой торговли и 40% населения Земли (Dorokhina 2012). Товарооборот с Китаем в 2011 г. достиг 83,5 млрд долл. и превысил товарооборот с Германией (50 млрд) и Америкой (34 млрд). Объём торговли с Южной Кореей за пять лет (к 2010 г.) почти утроился и достиг 18 млрд долл., а с Японией удвоился, составив 23 млрд. За период с 2006 по 2010 г. доля российских нефтепродуктов в общем объеме импорта Японии выросла с 0,7 до 6,4%. По прогнозам, этот показатель будет быстро расти ввиду возрастания потребности японской экономики в углеводородах после трагедии на Фукусиме в начале 2011 г. (Pilling 2012).
Решение о прокладке трубопроводов на Восток - проявление стремления реализовать преимущества биконтинентализма. В конце 2012 г. трубопроводная система "Восточная Сибирь - Тихий океан" достигла дальневосточного порта Козьмино. Уже с 2011 г. нефть поставляется по трубопроводу Сковородино - Дацин (центр китайской нефтеперерабатывющей промышленности). Крупнейшая государственная нефтяная компания "Роснефть" разрабатывает план строительства на тихоокеанском побережье мощного нефтехимического комплекса для обслуживания потребностей рынка Китая, планируется строительство мощностей по переработке сжиженного газа. Активно обсуждается программа развития Сибири и российского Дальнего Востока в качестве "хлебной корзины" для огромного и растущего азиатского рынка. С ростом благосостояния и продолжительности жизни, в регионе растет спрос на мясо и разнообразные продукты питания. Будучи в конце советского периода импортером, сегодня Россия - один из крупнейших в мире экспортёров зерновых, хотя и зависимый от жестких климатических условий.
Россия израсходовала более 20 млрд долл. на проведение саммита АТЭС во Владивостоке, включая строительство нескольких мостов и жилых кварталов на о. Русский, площадке саммита. В ходе него Путин заявил, что рынки 21 страны АТЭС являются главным двигателем мирового экономического роста на фоне продолжающегося спада традиционных экономик (Khrennikov and Rose 2012). Днём ранее он написал в газете: "На протяжении длительного времени Россия является неотъем-
лемой частью Азиатско-Тихоокеанского региона. Мы рассматриваем регион как важнейший фактор успешного будущего всей страны, развития Сибири и Дальнего Востока" (Putin 2012d). Приоритетными вопросами России на саммите АТЭС были либерализация торговли и региональная интеграция, продовольственная безопасность, транспорт и инновации - вопросы, в особенности актуальные для региона.
При Путине, Россия и Китай разрешили давние пограничные споры, в конце 1960-х гг. поставившие Советский Союз и Китай на грань войны. Торговое сотрудничество интенсивно развивается, хотя отношения остаются нестабильными, отягощенными взаимными подозрениями (Lo 2008). Это характерно для взаимодействия в энергетической сфере и торговли вооружением. "Восточному развороту" препятствуют и значительные проблемы с логистикой. Расходы на подготовку саммита АТЭС выглядят классическим "белым слоном", с учетом полного отсутствия дорог, железнодорожной и портовой инфраструктуры в Сибири и на российском Дальнем Востоке.
Российский деловой климат далёк от дружелюбного, с мучительными таможенными процедурами (для ввоза одного товара в Россию требуется десять документов, в то время как в Гонконг и Сингапур - четыре, в Южную Корею - три) и визовым режимом. Согласно исследованию Университета Маршалла, по уровню развития логистики Россия среди 21 страны АТЭС превосходит лишь Папуа-Новую Гвинею (Gabuev 2012, p. 15). Япония всё ещё уязвлена жёсткой манерой Газпрома, отстранившего компании "Митсуи" и "Митсубиси" от участия в нефтегазовом проекте на Сахалине (совместном с "Шелл"). Даже китайцы считают инвестиционный климат в России неблагоприятным и предпочитают вкладывать деньги в Африку, Латинскую Америку, другие государства Азии. При том что трубопровод Сковоро-дино - Дацин введен в эксплуатацию в 2010 г. (при финансировании за счёт китайского займа в размере 25 млрд долл.), возникают трудности со строительством Россией новых трубопроводов, в частности, с реализацией газового проекта "Алтай". Ввод в строй в декабре 2009 г. газопровода Туркменистан - Китай ознаменовал фундаментальные перемены в евроазиатской энергетической политике. Со своей стороны, и Россия, развивая сотрудничество с Китаем, старается не угодить в ловушку "рынка одного покупателя" и в этой связи интенсивно продвигает связи с Кореей, Вьетнамом и другими азиатскими странами (Kozyrev 2014).
"Холодный мир" и неоревизионизм России
В настоящее время мир переживает сложный период перехода от функционировавшей более двух десятилетий системы, сформировавшейся после окончания холодной войны (Sakwa 2012). "Однополярный момент" в международных отношениях подходит к концу, ему на смену следует более многополярная структура мировой политики - один из источников неоревизионизма России.
Неоревизионизм порождён историческим парадоксом: глубоко консервативная страна, Россия традиционно позиционировала себя в качестве революционной силы. Советский Союз, при всей революционной риторике сталинского образца, в международных отношениях также был консервативной державой, перейдя к экспансионизму лишь в 1939 г., с началом Второй мировой войны. Внутри страны, советский эксперимент означал жёсткий отказ от процессов современной модернизации, и Россия по сей день остаётся консервативным обществом. С 1991 г. Россия была "державой статус-кво", но одновременно рассчитывала найти своё место в расширенной структуре западного миропорядка. У прагматиков во внешней поли-
тике - Евгения Примакова, Игоря Иванова, Сергея Лаврова, Владимира Путина -существовало ожидание изменения статуса-кво с учётом интересов и озабоченно-стей России. Россия не чувствовала себя ни побежденной, ни кающейся страной. Даже Путин в начале своей карьеры высказывал идею российской интеграции с Западом вплоть до вступления России в ЕС и НАТО. В ходе визита в Великобританию в 2000 г. на вопрос Дэвида Фроста о перспективе членства России в НАТО Путин ответил: "Почему нет?" Он, вероятно, отвечал не всерьёз, но это был сигнал, подтвержденный в ходе самого интервью: "Россия является частью западной культуры, и я не могу представить свою страну отрезанной от Европы, либо от того, что мы часто определяем как "цивилизованный мир"...представлять НАТО в качестве врага для России деструктивно" (Putin 2000b; Golts 2000). Таким образом, Россия, изначально не была намерена менять старый порядок, но искала пути упрочения в нем своего статуса. Неспособность Запада ответить этим чаяниям и породила сегодняшнее состояние "холодного мира", ставшего всеобщей глобальной угрозой.
Номинально Россия остаётся державой статус-кво, но она была вынуждена принять элементы ревизионизма. Я называю эту комбинацию неоревизионизмом. Попытки выдвинуть новые нормы были незначительны, вместо этого Россия позиционирует себя как защитница действующих норм (Haukkala 2008). Парадоксально, это глубоко консервативная позиция. Прежде всего Россия отстаивает прерогативы Организации Объединённых Наций и привилегии пяти постоянных членов ее Совета безопасности. В этом нет ни малейшего правового вызова Западу, не говоря уже о попытках предложить альтернативную систему принципов. Вместо этого акцент делается на критике текущей политики Запада, прежде всего его "демократического фундаментализма", отсутствия уважения к суверенитету других государств, практики своевольных и неэффективных интервенций и всё в большей мере его культурного упадка. Здесь нет и отрицания инициативы ООН "ответственность по защите" 2005 г., за исключением того, что Путин называет случаями её "безответственного применения". Но будет ошибкой понимать Россию лишь как защитницу принципа "государственного суверенитета" в понятиях Вестфальской системы. Важно, что эти принципы стали извращаться, будучи впряжены в великодержавные интересы ведущих стран Запада и их союзников, и осуждается именно это.
Острота противоречий в контексте соперничества между Россией и Западом по поводу соблюдения правовых норм в конце концов заставила Россию стать разрушителем норм - на том основании, что система международного права сломана (Putin 2014a). Вехи её разрушения - вторжение в Ирак в 2003 г., международное признание независимости Косова в 2008 г., интервенция в Ливию в 2011 г. Очевидное изменение линии России на скрупулезное отстаивание законности в международных отношениях, открыло путь принятия волюнтаристских решений, повторявших поведение административного режима во внутренних делах. Российские элиты расколоты на группы, поддерживающие международный статус-кво, и группы, нацеленные на перемены, так же, как они расколоты на сторонников правового государства и тех, кто отстаивает необходимость государства "правовых исключений" для поддержания внутренней стабильности. Даже самые восторженные международные ревизионисты не уверены в параметрах и характере необходимых изменений. Те, кто лоббирует приоритетное сотрудничество с Китаем и поддерживает российский разворот на Восток, обеспокоены возможной опасностью превратиться в младшего партнёра Китая. Многомерность власти придаёт российской внешней политике запутанный и противоречивый характер.
Заключение
И политический дуализм во внутренней политике, и стремление эксплуатировать биконтинентализм в Евразии являются проявлениями тупиковой ситуации внутри России, при которой два представления о целесообразности заперты в равновесии. Ни один политический порядок не берёт верх, что обеспечивает политический режим пространством для маневра. Многочисленные проявления двойственности российской политической идентификации ведут к неопределенности во внешней политике, что отражается в противоречивой неоревизионистской позиции России.
Россия - это не новый СССР, но она вернулась на мировую арену как уверенное, полноценное государство со своей повесткой, ревностно отстаивающее свой суверенитет и продвигающее свои позиции. В этом контексте понятие "стратегическое партнёрство" с Западом, как и с Китаем, относится к ушедшей эпохе и не соответствует состоянию сегодняшней России, не только уяснившей сферу своих интересов, но начинающей формулировать стратегии для их отстаивания. Биконтинентализм сопровождается усилением политики континентального "хартленда", и сегодня возобновление этой политики сочетается с новым ощущением национальной идеи. Россия не отвергает существующей нормативной базы, но стремится обеспечить её универсальное применение. Современный российский неоревизионизм не оспаривает основных постулатов международной системы и тем более не предлагает полномасштабной ревизии современных методов и принципов, многие из которых эта страна сама и учреждала. Тем не менее Россия стремится к пересмотру условий, на которых функционировала система, сложившаяся по окончании холодной войны, с институциональными изменениями, отражающими новый порядок.
References
Dorokhina, Ol'ga (2012) 'Chto takoe ATES', Kommersant-Vlast', No. 35, 3 September, p. 14.
Dragneva, Rilka and Kataryna Wolczuk (eds) (2013) Eurasian Economic Integration: Law, Policy and Politics (Cheltenham, Edward Elgar).
Fraenkel, Ernst (2006 [1941]) The Dual State: A Contribution to the Theory of Dictatorship, translated from the German by E.A. Shils, in collaboration with Edith Lowenstein and Klaus Knorr (New York, Oxford University Press; reprinted by The Lawbook Exchange, Ltd).
Gabuev, Aleksandr (2012) 'Doroga k okeanu', Kommersant-Vlast', No. 35, 3 September, pp. 13-21.
Golts, Alexander (2000) 'Putin Could Aim for Europe Alliance', The Russia Journal, 20-26 Match, p. 8.
Haukkala, Hiski (2008) 'A Norm-Maker or a Norm-Taker? The Changing Normative Parameters of Russia's Place in Europe', in Ted Hopf, ed., Russia's European Choice (Basingstoke, Palgrave Macmillan), pp. 35-58.
Karaganov, Sergei (2012) 'A Strong Military Doesn't Mean a Strong Nation', Moscow Times, 13 September.
Khrennikov, Ilya and Scott Rose (2012) 'Putin Looks East for Growth as Indebted Europe Loses Sheen', Bloomberg, 7 September.
Kozyrev, Vitaly (2014) 'Russia-Vietnam Strategic Partnership: The Return of the Brotherhood in Arms?', Russian Analytical Digest, No. 145, 31 March, pp. 8-11.
Lo, Bobo (2008) Axis of Convenience: Moscow, Beijing and the New Geopolitics (London, Blackwell for RIIA; Washington, DC, Brookings Institution Press).
Lukyanov, Fyodor (2012) 'How the Arab Spring Muddied Post-9/11 Clarity', RIA Novosti, 13 September.
Nikonov, Vyacheslav (2012) 'Reset to Reroute: Should Russia Rethink Western Relations?', www.russiatoday.com, 18 September.
Pilling, David (2012) 'Russia Begins its Slow Pivot to Asia', Financial Times, 13 September.
Prozorov, Sergei (2006) Understanding Conflict between Russia and the EU: The Limits of Integration (Basingstoke, Palgrave Macmillan).
Putin, Vladimir (2000) 'Intervyu V. Putina Devidu Frostu', Kommersant', No. 39, 7 March 2000, p. 2.
Putin, Vladimir (2010) 'Speech delivered to the Fourth Berlin Economic Leadership meeting organised by the Süddeutsche Zeitung'; http://premier.gov.ru/events/news/13120/ (summary).
Putin, Vladimir (2011a) 'Novyi integratsionnyi proekt dlya Evrazii: budushchee, kotoroe rozhdaetsya segodnya', Izvestiya, 4 October.
Putin, Vladimir (2011b) 'Prime Minister Vladimir Putin meets with members of the Valdai International Discussion Club', 11 November; http://premier.gov.ru, covers part of his responses, complemented by the notes I took at the meeting.
Putin, Vladimir (2012) Wall Street Journal, 6 September.
Putin, Vladimir (2013) 'Meeting of the Valdai International Discussion Club', 19 September; http://eng.news.kremlin.ru/news/6007.
Putin, Vladimir (2014a) 'Address by President of the Russian Federation', 18 March; http://eng.kremlin.ru/news/6889.
Putin, Vladimir (2014b) 'Conference of Russian ambassadors and permanent representatives', 1 July; http://eng.news.kremlin.ru/transcripts/22586.
Richardson, Paul (2014) 'Russia's Turn to Asia: China, Japan, and the APEC 2012 Legacy', Russian Analytical Digest, No. 145, 31 March, pp. 5-8.
Sakwa, Richard (2008) '"New Cold War" or Twenty Years' Crisis?: Russia and International Politics', International Affairs, Vol. 84, No. 2, March, pp. 241-67.
Sakwa, Richard (2010) 'The Dual State in Russia', Post-Soviet Affairs, Vol. 26, No. 3, July-September, pp. 185-206.
Sakwa, Richard (2011) The Crisis of Russian Democracy: The Dual State, Factionalism and the Medvedev Succession (Cambridge, Cambridge University Press).
Sakwa, Richard (2012) 'The Problem of "the International" in Russian Identity Formation', International Politics, Vol. 49, No. 4, June-July, pp. 449-465.
Sakwa, Richard (2013) 'The Cold Peace: Russo-Western Relations as a Mimetic Cold War', Cambridge Review of International Affairs, Vol. 26, No. 1, pp. 203-224.
Sumsky, Victor and Evgeny Kanaev (2014) 'Russia's Progress in Southeast Asia: Modest but Steady', Russian Analytical Digest, No. 145, 31 March, pp. 2-4.
Dualism in Russian foreign policy: neo-revisonism and bicontinentalism
Author. Sakwa R. British analyst. Professor, Department of Political Science and International Relations, University of Kent. E-mail: ieras@mail.ru
Аннотация. Д-р Ричард Саква, профессор российской и европейской политики Университета Кента, предлагает свою экспертную оценку текущего состояния и тенденций внешней политики России. Автор показывает, что российскую внешнюю политику, в целом, определяет и формирует её внутриполитический дуализм. Используя исторические аналогии, Саква рассматривает биконтинентализм и неоревизионизм внешней политики России, обоснованные "двойственностью" политики внутри страны. Автор, в частности, констатирует, что "и политический дуализм во внутренней политике, и стремление эксплуатировать биконтинентализм в Евразии являются проявлениями тупиковой ситуации внутри России, при которой два представления о целесообразности заперты в равновесии".
Abstract. Dr Richard Sakwa, Professor of Russian and European Politics at the University of Kent, offers comprehensive analysis of the present state and trends in the Russian foreign policy. The author shows that it is basically defined by the general political dualism of its home policy. Using historical analogies, Prof Sakwa explains that the dualistic character of the domestic policy gives ground for the Russian bicontinentalism and neo-revisionism on international stage. The author concludes that 'political dualism at home and attempts to exploit bicontinentalism in Eurasia are both expressions of a stalemated situation within Russia, in which two representations of modernity are locked in stasis'.
Key words: Russian foreign policy, Russian home policy, dualism, bicontinentalism, neo-revisionism.
