CC BY
154
ДРЕВНЕСЛАВЯНСКАЯ КОРМЧАЯ НА РУСИ КАК ЧАСТЬ ВИЗАНТИЙСКОГО
ПРАВОВОГО НАСЛЕДИЯ
Э.В. Еремян
Кафедра теории и истории государства и права Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, б, 1 ¡7138 Москва, Россия
В статье затрагивается проблема рецепции византийского канонического права в Древней Руси.
Отношения Руси и Византии, двух крупнейших государств восточно-христианского мира, в XII в., накануне глубокого кризиса, поразившего их в следующем столетии, давно привлекают пристальное внимание в мировой историографии. Этому посвящены специальные работы Г.Вернадского, Н.Бэнеску, Э.Франчеса, А.Соловьева, О.Юревича.1 Немалый интерес к этой проблеме проявляли и представители советской школы (С.В.Юшков, Я.Н.Щапов и др.). Обнаруженные в недавнее время некоторые новые данные письменных источников в результате последних археологических изысканий мотивируют попытку дать обобщенную характеристику связи Руси и Византии в XII в., главной целью которой является определение особенностей этих связей сравнительно с предшествующей эпохой, прежде всего с XI в.2 Объясняя единообразие (схожесть) политической и общественной организации двух крупнейших государств Восточной Европы, многие ученые, проводя сравнительный текстологический анализ памятников права, констатировали, что весомая часть византийско-правового наследия действовала и имела юридический авторитет на территории Древней Руси.
Основным типом сборников памятников христианского и византийского церковного права на Руси с довольно раннего времени, XI века, был сборник, получивший позднее, в XIII веке название кормчей книги. В ее “репертуар” входили такие авторитетные и императивные для причастных церковной организации памятники, как апокрифические “апостольские правила”, правила вселенских и некоторых, признанных каноническими, поместных соборов, сочинения церковных писателей 1У-УП вв., затрагивающие христианские нормы управления, права и службы, а также компиляции из установлений византийских императоров по делам, касающиеся церкви.
Кормчие книги, известные в очень большом числе списков (до 180), в значительном количестве переводов и переработок, принадлежат к нескольким периодам истории страны. Мы же рассмотрим самый ранний этап распространения кормчих на Руси, и связан он с Древнеславянской кормчей, мотивируя наш выбор точкой зрения, которая заключается в том, что если и была рецепция византийского правового наследия на Руси, то только в этот период.
В конце X века церковью была создана оформленная организационная система, составленная из митрополита и его управления, из системы епархий с епископами во главе, имевшие свои органы управления и суда. Эта организация осуществляла отправление культа во всех его формах, а именно литургическая деятельность, выполнение таинств (крещение, брак), пропаганда веры на основных русских землях и миссионерством, административным регулированием деятельности церковнослужителей и т.д. Однако интересы церкви на Руси в течение XI века значительно расширились. Гак, сферы семейного и брачного права, зат рагивающие жизнь всего древнерусского населения, практически стали подведомственны ей. Контролируя большую группу общественных институтов, при этом, не встретив императивного давления со стороны государства, церковь способствовала укреплению моногамной, индивидуальной семьи с христианской формой брака. По этому поводу Я.Н.Щапов, в частности, отмечал: “Для выполнения церковной организацией как институтом феодального общества ее традиционных функций она нуждалась в правовых кодексах, принятых в восточной православной церкви. Эти же кодексы были ей нужны и для ее судебно-административной деятельности в сферах семейного и брачного права.
' М.В,Левченко. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956; См. подр.: II.H.Воронин. Андрей Боголюбский и Лука Хризоверг (Из истории русско-византийских отношений в XII в.). «Византийский временник» XXI, 1962; см. подр.: Иконников B.C. Опыт русской историографии, т. 1, ч. 1. Киев, 1891.-С. 369.
2 См. подр.: Г.Г.Литаврин. Византия и славяне (сб. ст.). СПб., 1999. - С. 496-517.
Церковно-юридический Сборник 14 титулов в древнеболгарском переводе в форме кормчей Ефремовской редакции проник на Русь в XI в., возможно, во второй его четверти, при Ярославе Мудром”.1
Серьезных подтверждений о проникновении этого кодекса на Русь нет. Однако ряд авторов2, В.А..Мошин, А.Н.Соболевский и другие предполагали, что кормчая могла попасть на территорию Руси как бы тремя путями: 1) через западно-болгарское царство Самуила, донесшее до начала XI века, времени, когда Русь должна была проявить интерес к славянским переводам законов и канонов, славянскую традицию этих памятников; 2) через Афон, где в XII-XIII вв. был известен славянский список номоканона; 3) через Константинополь.
A.C.Павлов собрал ряд свидетельств о знакомстве на Руси в XI веке с церковными правилами Феодосия Печерского, митрополита Иоанна II.3 Для выяснения того, насколько широкое применение имел славянский перевод кормчей в XII веке, многие авторы сравнивали тексты 37-го Карфагенского правила с цитатой из него у Никифора П, митрополита Киевского (1104-1121 гг.) и, естественно, обнаружили некоторое сходство и отличия с греческим текстом. Как нам кажется, найденные отличия объясняются интерполяциями самого Никифора. Поэтому мы пришли к выводу, что объем рецепции византийского правового наследия, был очень велик в этот период, что доказывает его дальнейшее использование в таких памятниках церковного права, как Вопрошание Кирика и Апостольских правилах.
Говоря о сходстве памятников иноземного и отечественного происхождения, нужно отметить и некоторые анахронизмы между ними. Во многом различия объясняются сокращениями, которые делали компиляторы. Так, Я.Н.Щапов по этому поводу отмечал: “Характер и содержание сокращений в обработке XIII в. очень важны. Сокращениям кормчая была подвергнута выборочно, они коснулись не всего собрания правил. Так, апостольские правила - апокрифический памятник, сложившийся не раннее IV в., но принятый Трульским собором - оставлены целиком, очевидно, как наиболее “авторитетные” правила церкви. Из соборных канонов полностью опущены каноны вселенских соборов...”.4 Также мы можем обнаружить многочисленные пропуски в императорских постановлениях (рескриптах), изложенных в Собрании в 93-х главах, которые прежде всего затрагивают отдельные отрасли права, характерных для развитого общества Византии (имущественное, наследственное, залоговое право о церковной недвижимости, долговое право, регламентация “лихвы”, фалкидии5). Таким образом, прослеживается тенденция выборочно (свободной) рецепции византийского канонического права, приспособляя его к местным особенностям. Это подтверждается тем, что “при отборе материала из заключительной кормчей редактор стремился, вероятно, также оставить то, что более применимо к местным условиям. Пропуск календарной статьи Ритория Антиохийского был естествен, так как на Руси древнеримский календарь с каландами, нонами и идами широкого распространения не имел... Основной целью церковного юриста-редактора кормчей нужно считать уменьшение объема кодекса для облегчения его использования путем сохранения основных правил православной церкви и пропуска второстепенных. К последним отнесены правила, повторяющие прежние установления, а также относящиеся к церковной жизни Константинополя, церквей Ближнего Востока и , вообще, к условиям, далеким от древнерусских.”.6
Итак, нормотворческую деятельность можно рассматривать как способ формирования местного права, основанном на авторитетном византи2йском наследии, вариант церковного свода, который мог бы стать “учебником” в административной деятельности важнейшего звена древнерусской канонической организации - епископов и их наместнического управления. Таким образом, церковные правоведы создали универсальную систему интерполяции. Парадоксально, что тематика опущенных статей идентична темам статей древнерусских княжеских уставов и
1 Щапов Я.Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в Х1-ХШ вв. М.1978 - С. 101.
2 См.: Мошин В.А. О периодизации руско-южнославянских литературных связей в Х-ХУ вв.- ТОДРЛ, т. 19. Л.
1963. С. 54-59; Акты русского на св. Афоне монастыря св. великомученика и целителя Пантелеймона. С. 76; Соболевский А.И. Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. СПб. 1910. С. 136.
3 См.: Павлов А С. Первоначальный славяно-русский номоканон. Казань. 1869. С. 15; Курс церковного права. Сергиев Пасад. 1902. С. 112.
4 Щапов Я.Н. Византийское... - С. 105.
'Фалкидия - часть наследства, которая следует прямым наследникам при завещании имущества монастырю.
Щапов Я.Н. Византийское...- С. 107-108.
епитимийных правил. “Таковы запреты писать и рисовать непотребности на стенах и досках в церкви (99-е Грульское) и вводить в церковь скот без большой необходимости (87-е Трульскос), опущенные в Плигинской кормчей и в указателе к Уваровской. Эти темы, однако, находятся в местном, древнерусском памятнике, Уставе Владимира: “крест посекуть, или на стенах режють, скот, или псы, или потки без великы нужи въведеть, или ино что неподобно церкви подееть”. Эти нормы были включены в устав на рубеже XII - XIII в. или в первой половине XIII в., когда создавался архетипный текст Синодально-Волынской группы редакций”.1
Данный процесс мотивируется , видимо, тем, что на Руси в ХІІ-ХІУ вв. существовали и пользовались распространением различные нормы и юридические памятники церковного права, очевидно, противоречащие друг другу. Эти анахранизмы были уже в разновременных соборных и отеческих правилах, и до появления систематических комментариев на них в кормчих с толкованиями (на Руси - во второй половине XIII в.) определить, что из этого противоречивого наследства следует считать идеалом, было весьма сложно. Возникновение на Руси в ХІ-ХІІ вв. локальных норм канонического права, зафиксированных в княжеских уставах (или как их называли грамоты-привилегии), в местных правилах (епископа Нифонта и др.) и адаптированных в значительной степени на древнерусской системе права (домонгольской системе права), не уменьшило трудности и противоречивости правового кодекса церкви. В подобных условиях в различных церковных центрах тот или иной деятель канонической организации мог выбирать для распространения различные нормы, перенося всю пестроту писаного права в жизнь. “Вместе с тем нельзя не учитывать и различия в реалиях этих общих норм, отражающих не одинаковые условия их применения в Византии и на Руси. Так, норма, признанная Трульским собором, о наказании участников похищения женщин для церковного брака предусматривает среди них на первом месте венчающих такие браки причетников, которым грозит за это извержение из сана. Древнерусская же аналогичная норма имеет в виду внецерковный, языческий обряд, который преследовался служителями церкви”.2
Создание новых редакций кормчих явилось следствием внимания к кормчей Ефремовского списка. Таким образом, кормчая Ефремовской редакции стала как бы основой для последующих юридических церковных сводов.
Вопрос о правовом действии Древнеславянской кормчей на территории Руси весьма не прост, так как отсутствие толкований византийских канонистов было тем качеством, которое тормозило ее распространение в ХІІ-ХІІІ вв. Усечение текста правил и снабжение их византийскими комментариями способствовало тому, что в XIII в. кормчая стала востребована. Исходя из выше изложенного, мы можем сделать вывод, что авторитетное присутствие почерка иноземных канонистов придавало юридическую силу церковным сводам и различным кодексам.
Свое мнение о значении кормчих книг в истории русского права митрополит Евгений высказал, отвечая на вопрос петербургского юриста, а позднее исследователя этого памятника Г.А.Розенкампфа, столкнувшегося с феноменом действия норм кормчей о браке в практике XIX в.: “Имеет ли кормчая книга силу и употребление в гражданских и уголовных судах российских?” Евгений пишет, что в содержании кормчих книг можно обнаружить “многие узаконения по делам гражданским и уголовным”.3 Это объясняется плотным взаимодействием церкви и государства в таком соотношении, когда государство в лице княжеской власти практически делегировало свои права по осуществлению надзора за законностью в гражданской и духовной сфере. Митрополит Евгений отмечал, таким образом, важное значение кормчих на Руси, подтверждая мнение Н.М.Карамзина, считавшего, что это собрание правил и законов служило на Руси не только церковным, но и гражданским уложениям в случаях, не определенных русскими законами, и дополняло их.
1 Щапов Я.Н. Византийское...- С. 11Ы12; Щапов Я.Н. Княжеские уставы и церковь Древней Руси...- С. 78-79,
100.
2 Щапов Я.Н. Византийское... - С. 112; См. подробнее: Смирнов С.М. Материалы для истории древнерусской покаянной дисциплины. М. 1912. С. 47.
3 Евгений (Болховитинов). Ответ барону Розенкампфу 1822 г./ Описание Киево-Софийского собора и Киевской иерархии. Киев. 1825. С. 239. Цит. по: Щапов Я.Н. Византийское...- С. 16-17.
THE ANCIENT SLAVONIE KORMCHAYA AS A PART OF RIGHTFUL LEGACY IN BYZANTINE CANONIC RIGHT IN ANCIENT RUSSIA.
E.V.Eremyan
Student of the department of Theory and History of State and Law Russian University of Peoples ’ Friendship Miklukho-Maklaya sir., 6, 117198, Moscow, Russia
The article is devoted to the perception problems of Bizantine canonic right in Ancient Russia.
