CC BY
71
Первых Всемирных Дельфийских играх была направлена для публикации в «Книгу рекордов Гиннеса» и Российское издание «Книгу рекордов планеты».
134. Хроника последующих мероприятий: 16-22 мая 2003 г. Третьи молодежные Дельфийские игры России (Волгоград); 25 сентября — 1 октября 2004 г. Вторые молодежных Дельфийские игры государств-участников СНГ (Молдова); 2-7 мая 2005 г. Четвертые молодежные Дельфийские игры России (Рязань); 19-24 мая 2006 г. Пятые молодежные Дельфийские игры, посвященные 15-летию СНГ (Красноярск).
135. Maafi MDas Orakel in Delphi. Dichtung und Wahrheit. S. 128.
L.L. Selivanova
ANCIENT PYTHIAN AND MODERN DELPHIAN GAMES
Having studied narrative and epigraphic sources (victorious inscriptions), and also sculpture, cutterplasty and vase-painting 6th-4th cc. BC, the author comes to the following conclusions. In Delphi Apollo Pythian was the god of agonistics, youth and harmonies. Distinctive feature of the Pythian games was the humane character of competitions in comparison with others pan-Hellenistic competitions. This characteristic was in many respects determined by the fact that the Pythii passed under the patronage of the most light Hellenistic god. Essentially different approach of the Olympic and the Pythian games to educational system, opposite views at physical training, opposition of professionalism and amateurishness, sports and physical training provided more democratic composition of participants at competitions in Delphi. The most ancient and significant part of the Pythian games program was musical agon, that predetermined vitality for not only games during a common decline of antique athleticism, but also for the Pythian idea itself which has been revived in 20th c. In antiquity the Pythian games were occupying the second place after the Olympic as to the shine and value. Their place and role within the world culture and in a history of antique music have not been realized yet. Being the predecessor of musical competitions and festivals, Apollo's sacred games had in the past and have now as the renewed Delphian games great value, uniting countries and peoples in their peace, resourceful creativity.
©2007 г. М.Ф. Высокий
ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО НА СИЦИЛИИ: ЗАКОНЫ ХАРОНДА
Древнейшее греческое законодательство на острове появилось вместе с возникновением эллинских полисов. Несмотря на вполне объяснимое заимствование законодательных традиций метрополий, в правовых системах новых полисов достаточно рано стали формироваться собственные правовые традиции.1 Но определяющим этапом развития правовой системы греческого общества на Сицилии безусловно следует считать законодательство Харонда из Катаны — одной из наиболее ярких фигур в ранней истории греческого Запада, ставшей его «визитной карточкой» в остальном эллинском мире.
В античной традиции Харонд упоминается вместе с законодателем из Локр Эпизе-фирийских Залевком (см., например, Arist.Pol.II.9.1274a.22-25; Aelian.V.H.III.17; Porphyr.,Vita Pyth .21; Iambl. Vita Pyth.33; 172; Senec. Ep. ad Luc.XC.6; др.). Подобное «объединение» было, видимо, связано с достаточно ранней версией, упоминаемой уже Аристотелем, о том, что Харонд был учеником Залевка (Pol.II.9.1274a.29-30). Правда, сам Аристотель сомневался в ее правдивости, и в дальнейшем данная версия авторами
2
уже не упоминается. Источники подобной версии нам неизвестны, однако не исключено, что одним из поводов ее появления может быть традиция о введении в Регии, соседнем с Локрами италийском полисе, законов Харонда (Heracl.Lemb.55 Dilts), и даже эмиграции самого Харонда из Катаны в Регий (Ael.VH.III.17)
Законы Залевка были весьма важны для эллинского мира в целом тем, что, как утверждает Эфор, весьма осведомленный в делах Сицилии и Великой Греции,3 именно За-левком в Локрах впервые был введен письменный свод законов (apud Strabo.VI.I.8; Ps.-Scymn.314-315).4 Вероятно, именно в этом качестве данный свод был известен Демосфену, который не только приводит обширную цитату из локрийского законодательства, но и подчеркивает, что это цитата из свода, сохранявшегося более чем двести лет (Contr.Timocr.139-141). Эта информированность Демосфена обусловлена спецификой его профессии — оратора, прежде всего судебного. Но что интересно — Демосфен, хорошо знакомый с локрийским сводом законов, нигде не упоминает имени Залевка. В этом отношении показательно мнение младшего современника Демосфена, Тимея, написавшего знаменитый труд по истории ЧтаХьга ка! ЕькеХька; который отрицал существование Залевка (apud Cic.Leg.II.15), видимо, как литературной фикции. Да и Платон, не раз лично бывавший на Сицилии, законодателем Италии и Сицилии называет только Харонда (Resp.X.599e).
По всей видимости, распространение законов Залевка было ограничено собственно Локрами, и данный свод законов был известен за пределами полиса только как первый письменный свод.7 В отличие от законов Харонда, широко известных и использовавшихся далеко за пределами Катаны: фактически, именно об этом и пишет Аристотель, который называет Залевка законодателем Локр Эпизефирийских, а Харонда — законодателем Катаны и других халкидских полисов Италии и Сицилии (Arist. Pol. II. 9. 1274a. 22-25: уоцоОетаь 8е ёуе^оуто ZaXeuKOS' те ЛокроГ? тоТ? ёт^ефир'юь?, ка1 ХаршуЗа? о КатауаГо? тоТ? айтои тоХ'ьтаь? ка1 та!? аХХаь? таТ? ХаХ~
кьЗькаТ? тоХеаь таь? тсрь ’ 1таХ'ьау ка1 ЕькеХ'ьау). Таким образом, для изучения греческой правовой системы на Сицилии следует рассматривать только законы Харонда.
Хронологические рамки жизни Харонда достаточно обширны, и terminus post quem является датировка законов Залевка. Введение законов Залевка в Локрах Евсевий твердо датирует 663 г. (Chron.vers.arm.p .86 Schoene; в латинской версии Иеронима 662/661, — p.94 Helm). Версия об ученичестве Харонда у Залевка, как мы уже видели, не вызывала доверия уже в древности, однако она позволяет предположить, что законы Харонда появились позже, чем законы Залевка. Косвенно это подтверждает и утверждение Эфора о законах Залевка как первом письменном своде. Однако насколько Харонд жил позже Залевка? Описывая схему ученичества законодателей (Ономакрит и Фалес — Ликург и За-левк — Харонд), Аристотель подчеркивает, что подобной версии может придерживаться только тот, кто несведущ в хронологии (аХХа таита цеу Хеуоиаьу аакетстотероу тшу хро^шу ехоуте? — Pol. II.9. 1274a.30). И хотя данное замечание относится ко всей схеме, вполне можно предположить, что между Залевком и Харондом существовал значительный временной промежуток. Теттш ante quem для Харонда является сообщение Гераклида Понтийского, что законы Харонда действовали в Регии до прихода к власти тирана Анаксилая (Heracl.Lemb.55 Dilts) в 494 г. (Diod.XI.48.2). Иными словами, время жизни и деятельности Харонда следует отнести к концу VII-VI в.
В этой связи следует упомянуть интересную гипотезу о возможной связи между тиранией Панетия в Леонтинах, соседнем с Катаной халкидском полисе, и возникновением законодательства Харонда: законы могли быть приняты с целью избежания леонтин-ского опыта в других полисах, прежде всего в Катане, родном полисе Харонда, а их конституционная часть заключалась в том, чтобы олигархия расширила свой состав за счет предоставления определенных прав и земли наиболее состоятельным лицам из числа тех членов полисного коллектива, кто ранее их не имел.8 К сожалению, у нас нет достаточных доказательств для подтверждения (или опровержения) данной гипотезы, однако
сама предложенная суть конституционной реформы Харонда кажется вполне правдоподобной. Учитывая то, что приход Панетия к власти датируется 609/8 г. (Euseb. Chron. vers. arm. p. 90 Schoene; в латинской версии Иеронима 615/14, — p.97 b Helm), законы Харонда следует отнести к первой половине VI в.
Среди источников, содержащих сведения о законах Харонда, следует отметить Аристотеля, как наиболее раннего из дошедших до нас авторов, а также Диодора Сицилийского, в труде которого представлен наибольший перечень законов, известных ему под именем Харонда. Кроме того, значительный по объему фрагмент, названный Carwvvnda Katanaivou Prooivmia novmwn, содержится в труде византийского автора VI в. н.э. Иоанна Стобея (Flor.IV.p.149-155 Hense).9 К сожалению, представленный у Стобея материал представляет интерес скорее как литературно-философский памятник, а не конкретно-исторический. Прежде всего отметим, что данные законы у Стобея содержат преамбулы, а судя по утверждению Платона, в раннем законодательстве преамбул к законам не существовало (Leg.IV.722e). Что касается формулировки и содержания самих законов, то они содержат сентенции, восходящие к пифагорейской традиции, впрочем достаточно ранней, V-IV вв.10: так, в некоторых фрагментах упоминаются демоны (подземные демоны и демоны — хранители очага), характерные для системы пифагорейских воззрений (см. Arist. fr.193; 196 Rose; Heracl.Lemb. apud Jamb. V.P. 219; Aristox. fr. 34 Wehrli; Jamb. V.P. 31; 37; 100). В целом же материал Стобея вторичен, прежде всего по сравнению с более ранним Диодором. Однако следует отметить, что и Диодор использовал не оригинальный текст кодекса Харонда, а изложение авторов пифагорейской традиции: во-первых, в некоторых его философских рассуждениях, обосновывающих правомерность принятия того или иного закона, прослеживаются классические пифагорейские максимы,11 во-вторых, в тексте Диодора при передаче содержания законов проскальзывают фрагменты, очевидно являющиеся заимствованием из преамбул законов, содержавшихся в источнике Диодора (тсер! тл? какоцьХ'ьа? — XII.12.3; тсер! тл? тшу орфаушу фиХакл? —XII.15.1; тсер1 тшу ёткХг|ршу —XII.18.3).
В связи с этим встает вопрос об источнике Диодора. Для освещения событий на Сицилии и в Великой Греции Диодор, уделявший особое внимание данному региону, использовал впечатляющее количество трудов предшествующих авторов. Однако он практически никогда не ссылался на них, поэтому появились и появляются различные гипотезы об источниках того или иного фрагмента труда Диодора. Что касается интересующего нас фрагмента о законах Харонда, то он возводится к часто используемому Диодором труду Тимея из Тавромения,13 произведениям Эфора (apud Strabo,VI,1,8),14 или Посидония (apud Senec.Ep.90.6).15 Особо следует отметить гипотезу К.Майстера, который доказывает, что фрагменты Диодора о законах Харонда и о законах Залевка (XII.20-21) восходят к специальному труду тсер!, уоцоОетшу, автор которого неизвестен.16 В самом деле, вопрос достаточно запутан. У Тимея и Эфора упоминается лишь Залевк, поэтому мы не можем твердо подтвердить, что в их трудах освещались и законы Харонда. Фрагмент Посидония слишком мал, и хотя в нем упоминается наряду с Залев-ком и Харонд, однако суть его направлена на обозначение традиции о принадлежности обоих законодателей к пифагорейцам, и мы не можем надежно определить, имелось ли в его труде описание самих законов Харонда, которое мы видим у Диодора. По всей видимости, Диодор использовал какой-то иной местный источник, имевший пифагорейское происхождение, описывающий, в частности, содержание кодекса Харонда, хотя не исключено, что этот источник был им соотнесен с другим источником по истории и законодательству Фурий (тем же Тимеем или Эфором), — ведь Диодор называет Харонда законодателем именно Фурий (XII.11.4).
Как мы уже видели, пифагорейское влияние на традицию о Харонде, как и о Залевке, было определяющим, что и обеспечило появление соответствующих сентенций в трудах не только представителей пифагорейской школы (Jamb. V.P. 31; 37; 100; Porph. V.P.21), но и в общих работах эллинских историков (Diod.XII.19.1; Poseidon. apud Senec.Ep.90.6). Краеугольным камнем данной традиции стала версия об ученичестве Харонда и Залевка
у Пифагора, появившаяся, видимо, уже в раннем пифагореизме и фигурирующая уже у Аристоксена (apud Diog.Laert.VIII.15 = fr.43 Wehrli).17 Очевидная литературность данной версии подтверждается хронологически: как мы уже определили ранее, время создания кодекса Харонда следует отнести к первой половине VI в., в то время как отъезд Пифагора из Самоса в Италию датируется 532/1 г. или 529 г.18 Однако едва ли не с момента своего появления эта пифагорейская версия вошла в противоречие с другой, синхронно бытовавшей версией о «школе ученичества» законодателей западных эллинов: Ономакрит, первый законодатель, родом из Локр, прошел курс обучения на Крите вместе с Фалесом; учениками Фалеса были Ликург и Залевк, а учеником Залевка — Харонд (Arist. Pol.II.9. 1274a.23-30). Однако эта последняя версия, почерпнутая Аристотелем у не названных им авторов, в дальнейшем не получила распространения, чему в немалой степени способствовало, по всей вероятности, отрицательное отношение к ней самого Аристотеля (аХХа таита цеу Хеуоиаьу аакетстотероу тшу хроушу ехоуте?), в то время как пифагорейская версия с легкой руки ученика Аристотеля Аристоксена закрепилась в античной традиции.
Причина столь пристального интереса пифагорейских авторов к законодателям заключалась в их отношении к божественности законов. Данная пифагорейская теория наиболее полно отражена у Ямвлиха, который позаимствовал ее из «Пифагорейских изречений» все того же Аристоксена19: «Пифагор признавал самым важным средством для установления справедливости власть богов. Благодаря этой власти он установил государственное устройство, законы, справедливость, право... Они (пифагорейцы, — М.В.) справедливо утверждали, что живое существо от природы склонно к необузданности и разнообразным устремлениям, желаниям и прочим страстям. Поэтому-то и необходима некая высшая сила, рождающая благоразумие и порядок ... Они признавали самым большим злом безначалие, ибо человек от природы не способен сдержать себя, если над ним нет никакого начальника. Пифагорейцы одобряли приверженность к отеческим обычаям и законам, даже если те были хуже чужеземных.» (174-176; пер. Ю.А.Полуэктова). Именно поэтому едва ли не все известные законодатели региона стали считаться учениками Пифагора: кроме Залевка и Харонда это Тимар из Локр, номо-феты Регия Фитий, Феокл, Геликаон, Аристократ, Теэтет (Jamb. V.P.130; 172). Вероятно, в данном случае речь не идет о банальной фальсификации: не исключено, что в раннем пифагорейском сообществе законодатели, особенно древние, считались духовными учениками Пифагора, который посредством божественной субстанции установил через них «государственное устройство, законы, справедливость, право».
Таким образом, основная часть законов Харонда дошла до нас в обработке пифагорейской традиции. Именно в обработке, поскольку в основе был реальный кодекс Харонда. При этом следует отметить, что в данной традиции именно Харонд считался лучшим законодателем. Эта версия наиболее полно отражена у Ямвлиха (130: «Харонд из Катаны, признаваемый одним из лучших законодателей.»; 172: «Потому ученики Пифагора стали лучшими законодателями: прежде всего Харонд Катанский, затем Залевк и Тимар, давшие законы локрам...»). К сожалению, вследствие скудости имеющихся источников мы не можем точно определить причину появления подобной версии, однако можно предположить, что она кроется в широкой известности кодекса Харонда в регионе (см. выше).
В заключение рассмотрения литературных версий о Харонде остановимся на традиции, передаваемой Диодором, о том, что Харонд был законодателем Фурий (XII.11.4). Фурии были основаны в Южной Италии, недалеко от Сибариса, коллективом выходцев из различных областей Эллады и островов. Датируется основание Фурий 446/5 г. (Diod. XII. 7; 10.2) или 444/3 г. (Plut. Moral. 835).20 Уже сама эта датировка надежно свидетельствует о том, что Харонд не мог быть законодателем и гражданином Фурий, как об этом рассказывает Диодор. Однако это отнюдь не значит, что в полисе не могли быть введены законы Харонда в качестве базового конституционного устройства. И для этого были объективные предпосылки. Население Фурий было очень разнородным и делилось на 10
фил, в соответствии с происхождением переселенцев: три филы выходцев из Пелопоннеса (Аркадии, Ахайи, Элеи), филы переселенцев из Беотии, Фокиды, Дориды, Афин, Эвбеи, Ионии и выходцев с островов (Diod.XII.11.3). Таким образом, среди гражданского коллектива не было доминирующей группы переселенцев, и для нормального существования был необходим компромисс между всеми группами, прежде всего в вопросе о конституционном базисе нового полиса. Необходимость и правомерность подобного компромисса стала очевидной уже через несколько лет после основания полиса, когда в 434 г. вспыхнул острый конфликт по вопросу о том, кто был основателем Фурий, и, следовательно, кто в нем имеет право доминировать — афиняне или выходцы из Пелопоннеса (см. Diod.XII.35.2-3). По всей видимости, реальным номофетом Фурий был философ Протагор из Абдеры,21 которого Гераклид Понтийский упоминает как законодателя Фурий (apud. Diog.Laert.IX.8). Либо сразу после основания полиса, либо после стасиса 434 г. он ввел в Фуриях правовую систему, в основе которой находился кодекс Харонда, как наиболее авторитетный в регионе, да и в целом в греческом мире. Однако в изложении Протагора данный кодекс предстал в новой редакции и был существенно дополнен как минимум законами Залевка (Strabo. VI,1,8; Suda. ZаХеuко?). Диодор (скорее, его источник) использовал именно эту, новую редакцию, в которой не содержались ни ссылки на авторство Протагора, ни на иных авторов законов.22 Поэтому мы не можем в полной мере использовать данную объединенную редакцию для полноценной реконструкции кодекса Харонда.
Биографические сведения о Харонде столь же скудны, сколь и данные о его кодексе. Номофет был родом из Катаны (Arist. Pol. II.9.1274a.22-25), из средних слоев гражданского населения (ejk tw’n mevswn — Arist. Pol. IV.9.1296a.18-20), и основная его законодательная деятельность проходила также в родном полисе (уоцоОетаь ... ХаршуЗа? о КатауаГо? тоь? айтои поХ'ьтаь? —Arist.Pol.II.9.1274a.22-25). Диодор предлагает нам рассказ о смерти Харонда (XII.19.1-2): законодатель установил закон, согласно которому никто не мог являться в народное собрание вооруженным; однажды он отправился вооруженным в свое сельское имение, а на обратном пути, узнав о волнениях в городе, поспешил в народное собрание, и явился, не сняв вооружения; один из присутствующих заявил, что этим Харонд отменил свой собственный закон, на что Харонд ответил, что он укрепит этот закон, и тут же покончил с собой. Однако Диодор здесь оговаривается, прямо ссылаясь на свои источники, что некоторые историки (тшу аиуурафешу) данный рассказ приписывают биографии Диокла, законодателя Сиракуз. И в соответствующей части своего труда, рассказывая о Диокле, Диодор практически дословно повторяет этот сюжет (XIII.33.2). Таким образом, данный рассказ, по-разному трактовавшийся уже во времена Диодора, носит явно легендарный характер, и по сути является вариантом распространенной моралистической сентенции, в соответствии с которой законодатель становится жертвой жестокости своего же закона, — ср. раннюю новеллу о Залевке, который на основании собственного закона о лишении глаза за воровство выколол один глаз себе, а другой сыну, уличенному в воровстве (Arist. fr. 600 Rose). Этот рассказ о смерти Харонда использовался и в поздней традиции (Val.Max.6.5. ext. 4), причем Элиан предлагает его вариативное продолжение, сообщая, что Харонд бежал из Катаны в Регий (V.H.III.17). Но в данном случае следует согласиться с убедительной гипотезой Т.Данбэбина, что сюжет Элиана является попыткой рационалистического объяснения введения законов Харонда в Регии.23
На основании всего вышеизложенного попытаемся реконструировать части кодекса Харонда, насколько нам позволяет состояние источников. Аристотель, в распоряжение которого попал, видимо, изначальный текст кодекса, дает ему общую характеристику, подчеркивая, что по точности (л акрфе'ьа) формулировок законов свод Харонда выделяется даже среди современных ему законодателей (Pol.II.9.1274b.8—10). Здесь же Аристотель подчеркивает, что в законодательстве Харонда нет ничего оригинального (то ь8юу), за исключением закона о лжесвидетельстве. Перед этим Аристотель рассказывал о законах Солона и Филолая, однако соотнесение данной фразы Стагирита с зако-
нами этих номофетов, и прежде всего Солона, кажется неправомерным, поскольку Аристотель на протяжении сравнительно небольшого фрагмента текста (1274а-в) упоминает множество законодателей (Солон, Залевк, Харонд, Филолай, Фалес, Платон, Драконт, Питтак, Андродамант), причем в отношении трех из них (Харонда, Драконта, Андрода-манта) уточняет, что в их законах нет ничего оригинального. Таким образом, данная фраза является замечанием автора, сделанном на основании всего комплекса его правовых знаний, и не позволяет дополнить наши знания о кодексе Харонда сравнением с наследием других номофетов.
Из сохранившихся фрагментов Харонда можно выделить несколько разделов кодекса. Прежде всего остановимся на законах, связанных с судопроизводством. Как сообщает Аристотель, по закону Харонда за уклонение от исполнения судейских обязанностей на богатых граждан накладывался большой штраф, а на бедных маленький (Pol.IV.10.1297a21-24). Из этого фрагмента очевидно, что в основе процессуальной системы был суд (Аристотель использует нейтральный термин та 81каатг|р1а), который комплектовался из числа полноправных граждан, вероятно, по жребию. Можно согласиться с теми исследователями, которые предполагают градацию граждан на основе имущественного ценза24 (не исключено, что в отдельном законе кодекса Харонда). Целью данного закона было уравнивание прав граждан, поскольку ущерб от штрафа стал пропорционален размеру их имущества. 5 Другой закон в данном разделе — о привлечении к суду за лжесвидетельство (Arist.Pol.II.9.1274b.6-8). Причем Аристотель особо подчеркивает, что именно Харонд первый постановил привлекать к ответственности лжесвидетелей. Данный закон выводил судопроизводство на новый уровень, позволяя в значительной степени гарантировать объективность рассмотрения дел в суде.
Другой раздел кодекса Харонда можно условно обозначить как комплекс законов о наследовании имущества. И прежде всего это закон об эпиклерах. Согласно закону, ближайший родственник должен либо жениться на наследнице-эпиклере, либо выплатить ей 500 драхм в качестве приданого (Diod.XII.18.3). Текст этого закона сохранился только у Диодора, однако язык этого фрагмента является более архаичным, по сравнению с языком других фрагментов,26 и вполне может относиться к изначальному тексту кодекса Харонда, цитированному источником Диодора. Кроме того, Аристотель (Arist.Pol.II.9.1274b.24-25) сообщает, что среди законов Андродаманта из Регия, который устанавливал законы Харонда в полисах Халкидики во Фракии,27 был закон пер[ та? еткХг|рои?, очевидно позаимствованный из кодекса Харонда. Данный закон имеет очевидную параллель в соответствующем законе Солона (Demosth.XLIII.54), на что обращает внимание и сам Диодор.28 Вряд ли стоит говорить о каком-либо заимствовании, хотя взаимовлияние не исключено — так, максимальная цифра приданного, 500 драхм, в обоих законах удивительным образом совпадает. В любом случае, цель закона очевидна — сохранение имущества в семье и защита имущественных прав наследницы.
У Диодора (XII.15.1-3) содержится текст другого закона, который по смыслу очень тесно примыкает к закону об эпиклерах, и, вероятно, является его продолжением. Это закон о защите сирот: имуществом сироты должны управлять ближайшие родственники со стороны отца, а воспитываться сирота должен был родственниками со стороны матери.
Основной правовой единицей, на которой замыкалось наследование имущества, была семья. И судя по всему, в своем кодексе Харонд дал четкое определение того, кого следует считать семьей с точки зрения владения и наследования имущества: членами семьи законодатель считал тех, которые едят из одной кладовой (оцоаьпиои? — Arist. Pol. I. 1.1252b.14). Иными словами, семья — это люди, ведущие совместное хозяйство в отдельном помещении (доме).
Еще один закон, который Диодор приписывает Харонду, направлен на регулирование сферы семейно-имущественных отношений: если женщина по своей инициативе расторгла брак, то она не имеет права выйти замуж за человека моложе ее бывшего мужа; равным образом и мужчина, оставивший женщину, не мог жениться на более молодой
(XII.18.1-2). Хотя логика закона вполне соответствует архаическому законодательству, тем не менее сложно судить о его достоверности. Во всяком случае, некоторые исследователи не оспаривают его историчность, опираясь на древневосточные параллели.29
Следующий раздел кодекса Харонда посвящен уголовным преступлениям. До нас дошла надпись, содержащая наиболее ранний текст из кодекса Харонда. В ходе раскопок небольшого греческого поселения в Монте Сан Мауро, на хоре халкидского полиса Леонтины,30 было найдено 12 обожженных фрагментов двух или более бронзовых табличек, содержащих текст закона. Надпись сделана бустрофедоном, датируется VI в., и судя по палеографии написана на халкидском диалекте. Большинство исследователей относят данный текст к законам Харонда, принятым в Леонтинах.31 Текст весьма фрагментирован, но из него можно понять, что это закон об убийстве (fr.1i [--]фоуе[----]),
наказанием за которое был весьма значительный денежный штраф (&.5: 8ио та\ау[та --]). Упоминаемое во &. 1 число 400 (тетракО[сть - -]) относится, вероятно, к сумме штрафа в 400 драхм за более легкое, чем убийство, преступление, — например, покушение на убийство или нанесение увечья.
Другие законы данного раздела цитируются в «Мимиамбах» Геронда (11.47-56), автора III в. до н.э., представителя александрийской школы. Прямая ссылка на текст Харонда и использование раннего источника, явно отличного от источника Диодора, позволяет с доверием относиться к данному материалу.32 Речь идет об ответственности за ущерб, причиненный недвижимому имуществу:
— в случае выбивания двери и вторжения в частный дом виновные уплачивают штраф в размере 1 мины; если при этом нанесены телесные повреждения хозяину («кулаком ударят») — штраф 2 мины;
— в случае поджога дома виновные уплачивают штраф 1000 драхм;
— в случае нарушения межевой границы владения (Орои? итер^'ь) виновные платят штраф 1000 драхм, если при этом был нанесен ущерб имуществу — штраф 2000 драхм
Кроме того, предусматривалась ответственность за ущерб, причиненный рабыням: если ей будут нанесены увечья или она будет изнасилована, то виновный, свободный человек, уплачивает штраф в двойном размере. Последнее замечание о двойном размере свидетельствует о том, что данный фрагмент является составной частью положения об определенном правонарушении, как деяние, усугубляющее вину (сравни положения законов выше): например, нанесение увечья рабу — штраф, нанесение увечья рабыне — штраф в двойном размере.
В отдельный раздел можно выделить законы, регулировавшие сферу торгово-финансовых отношений. Прежде всего это закон, упоминаемый Феофрастом в его труде «О контрактах» (&.97 ариё 81:оЬ.Р1ог.^.2.20 Неше), чей авторитет ученика Аристотеля и руководителя Ликея определяет высокую степень доверия к переданному тексту закона: продавец обязан требовать оплату проданного товара сразу при покупке; в противном случае покупатель впоследствии будет избавлен от любых финансовых обязательств по отношению к продавцу. Очевидно, что цель данного закона — в препятствии формированию кредитной задолженности граждан, и, следовательно, гарантии от разорения граждан и их долгового порабощения (ср. сисахфию, «стряхивание бремени», в реформах Солона, — АЙ81 АШ. ро1.6; P1ut.So1.15).
Некоторые из законов, которые содержатся у Диодора, относятся к сфере общественных интересов. Например, закон о воинской обязанности. Он гласит, что каждый, кто покидал строй во время войны, либо вообще отказывался сражаться за родину, подвергался позорному наказанию: этот человек три дня должен был сидеть на агоре в женских одеждах (XII.16.1-2). При этом сам Диодор подчеркивает, что другие законодатели за подобное преступление предусматривали смертную казнь. К сожалению, у нас нет оснований согласиться или наоборот, опровергнуть утверждение о достоверности данного закона,33 однако логика закона — тяжелое наказание вместо смертной казни, — соответствует логике кодекса Харонда. Другой закон из той же сферы регулирования касает-
ся обучения детей граждан: все сыновья граждан должны были обучаться грамоте, а полис брал на себя расходы по оплате учителей (Diod.XII.12.4). В данном случае можно согласиться с достоверностью закона, тем более что в VI-V вв. государственное образование детей граждан существовало в Трезене, Хиосе, Спарте, на Крите.34 Более того, подобные школы существовали и в греческих полисах Сицилии: в подобной школе обучался в своем родном полисе Геле в конце VI в. Гелон Дейноменид, будущий тиран Гелы и Сиракуз; кроме него в ней обучалось одновременно более 100 детей (Diod.X.29).
Наконец, остановимся на вопросе, содержал ли кодекс Харонда конституционный раздел, определявший основы политического устройства. Известно, что в Регии в VI в., в период действия в нем законов Харонда, власть была сосредоточена в руках олигархического совета 1000 (Heracl.Lemb.55 Dilts). Состав совета комплектовался из граждан, избранных на основании имущественного ценза (хьХьоь уар паута Зьоькоиаьу аьретоь апо тьцгцаатшу. уо^оь? 8е ехршуто то!? ХаршуЗои тои1 Катауаьои). К сожалению, состояние источников не позволяет надежно определить, является ли данная система государственного устройства составной частью кодекса Харонда, либо это традиция Регия, где у власти находились оь луе^оуе? (Strabo.VI.1.6).35 Во всяком случае, с определенной долей уверенности можно утверждать, что в полисах, в которых действовали законы Харонда, политическим строем была олигархия.36
Кодекс Харонда стал определенным явлением эллинской правовой культуры. В эпоху эллинизма эти законы были известны и использовались на Косе (Herond.Mim.II.47-56), применялись в городе Мазаке в Каппадокии (Strabo.XII.2.9). В Афинах же законы Харонда пели во время пиров (Hermipp. apud Athen.XIV.619b ). 7 Но наиболее ранним примером применения кодекса Харонда в эгейско-малоазийском регионе следует считать его введение Андродамантом из Регия в халкидских полисах на побережье Фракии в VI в.38 Именно эти события оказали определяющее влияние на распространение законов Харонда в данном регионе.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См. Высокий М.Ф. Древнейшее греческое право на Сицилии // Древнее право. 1(9).2002. С.51-68.
2. У Эфора (apud Strabo.VI.I.8) есть замечание, что Залевк составил свои законы из критских, лаконских и афинских законов, что является практическим отражением версии, упомянутой у Аристотеля: Ономакрит из Локр первый изучал законы на Крите, вместе с Фалесом, у Фалеса обучались Ликург и Залевк, а у Залевка Харонд. Однако и Эфор, в тексте которого, очевидно, содержался значительный материал о Залевке, — у Страбона мы встречаем многочисленные прямые ссылки на Эфора в связи с Залевком, — не упоминает об ученичестве Харонда у Залевка.
3. См. подробнее: Высокий М.Ф. История Сицилии в архаическую эпоху. Ранняя греческая тирания конца VII — середины V вв. до н.э. СПб., 2004. С.20.
4. Действительно, свод Драконта появился на 40 лет позже, а известность более раннего законодательства Филолая в Фивах и критских законов, видимо, не выходила за пределы их родных полисов, — так, сведения о законах Филолая присутствуют только в «Политике» Аристотеля, т.е. труде, в который специально включались материалы о правовом устройстве различных полисов (подробнее см.: Шишова И.А. Ранее законодательство и становление рабства в античной Греции. Л., 1991. С.74-88; Суриков И.Е. Проблемы раннего афинского законодательства. М., 2004. С.20-21; 27-52).
5. Этим же, т.е. профессиональным интересом и специальным исследованием, обусловлена информированность о Залевке Аристотеля и его современника Феофраста, автора специального труда о законодателях (Diog.Laert.V.45), который, видимо, в научной полемике отстаивал реальность Залевка (apud Cic.Leg.II.15).
6. Подробнее о Тимее из Тавромения и его трудах см.: Высокий М.Ф. История Сицилии в архаическую эпоху. С.10-13.
7. В Локрах законы Залевка тщательно сохранялись, как это видно из рассмотренного выше сообщения Демосфена. Полибий также сообщает об активном использовании законов Залевка в Локрах (XII.16). И еще во времена Цицерона в Локрах сохранялась память о Залевке (Cic.Leg.II.15). Сами законы Залевка в отечественной историографии достаточно подробно рассмотрены: Шишова И.А. Раннее законодательство и становление рабства в античной Греции. С.62-69; Строгецкий В.М. Античная традиция и современная историческая наука о законодательстве Залевка и Харонда // Античность, средние века и новое время. Социально-политические и этно-культурные процессы. Нижний Новгород, 1997. С.69-71.
8. Roebuck C. Stasis in Sicily in the VII-th century // Studi Manni. Roma, 1980. P. 1927. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988. С.177
9. Трактат Стобея АуОоХоуьоу л ’ЕкХоу^у апофОеу^атшу более известен как Florilegium. Последнее издание под редакцией O.Hense: Stobaeus Ioannes. Anthologium. Vol.1-2. Berolini.1884.
10. Vallet G. Rhegion et Zancle. Histoire, commerce et civilisation des cites chalcidiennes du detroit de Messine. Paris,1958. P.314; Cordano F. Leggi e legislatori calcidesi // Miscellanea greca e romana. Vol.VI.1978. P.88; 95-96. М.Мюль, написавший отдельную работу о Залевке и Харонде, полагал, что само появление преамбул характерно для пифагорейской традиции, — Muhl M. Die Gesetze des Zaleukos und Charondas // Klio.1929. Bd.22. Ht.2. S.437.
11. К пифагорейским сентенциям можно отнести следующие законы, связанные с общественной нравственностью, в пифагорейском же понимании; необходимо повиноваться законам, даже если они ошибочны (XII.16.3), не следует общаться с дурными людьми (XII.12.3), не следует вступать в повторный брак и следует ограничивать в общественных правах тех, кто приводит мачеху своим детям (XII.12.1), следует публично наказывать клеветников (XII.12.2), — см. Vallet. Rhegion et Zancle. P.315.
12. Подробнее см.: Высокий М.Ф. История Сицилии в архаическую эпоху. С.16-17.
13. Pearson L. The Greek Historians of the West. Timaeus and His Predecessors. Atlanta,1987. P.106-107. Ср. категорическое утверждение Ф.Якоби, что источником материалов о законах Залевка, как и о законах Харонда, не может являться Тимей (FGrH IIIb. Kommentar-Noten. S.329. Anm.280). Оба исследователя опираются на один фрагмент Тимея (apud Cic.Leg.II.15=FGrH.566.fr.130) об отрицании историком существования Залевка, но делают из этого диаметрально противоположные выводы.
14. Ehrenberg V.The foundation of Thurii // AJPh.1948.Vol.69.P.150-155; Rutter N.K. Diodorus and the foundation of Thurii // Historia.1973.Bd.22.P.155-156.
15. Vallet. Rhegion et Zancle. P.314. Посидоний был представителем школы платонической интерпретации пифагореизма, и именно в его труде была отражена версия об ученичестве Залевка у Пифагора.
16. Meister K Die Sizilische Geschichte bei Diodor von den Anfangen bis zum Tod des Agathok-les. Munchen, 1967. S. 54. Автор опирается на упоминание самим Диодором (XII.19.2) неких историков, в трудах которых содержатся сведения о Харонде и Диокле, сиракузском законодателе конца V в.
17. Аристоксен, ученик Аристотеля, был родом из Тарента, единственного сохранившегося центра пифагореизма, общался с пифагорейцами, а его отец был знаком со знаменитым пифагорейцем Архитом (fr. 30; 18-19 Wehrli). Он собрал обширный материал по истории и практике пифагорейского учения (см. Fritz K von. Pythagorean Politics in Southern Italy. An Analysis of the Sources. N.Y., 1940. P.3-26), и, видимо, именно к его труду восходит известный каталог пифагорейцев, сохранившийся в сочинении Ямвлиха (V.P. 267; см. Burkert W. Lore and Science in Ancient Pythagoreanism. Cambridge, 1972. P.105; Жмудь Л.Я. Наука, философия, религия в раннем пифагореизме. СПб.,1994. С.72-74).
18. Аполлодор, опиравшийся на сочинение Аристоксена, датирует отъезд Пифагора 532/1 г. (Burkert W.Lore and Science in Ancient Pythagoreanism. P.110), а Тимей из Тавромения относит это событие 529 г. (Fritz K von. Pythagorean Politics in Southern Italy. P.180).
19. Minar E. Early Pythagorean Politics in Practice and Theory. Baltimore, 1942. P.99-102.
20. Об аргументах в пользу той или иной даты см.: Ehrenberg V. The foundation of Thurii. P.150, n.6; Kagan D. The Outbreak of the Peloponnessian War. Ithaca-London, 1969. P.164-166.
21. См. работу В.М.Строгецкого, ранее высказывавшего эту гипотезу: Политика Афин в Западном Средиземноморье в сер. V в. до н.э. и проблема основания колонии Фурий //Город и государство в античном мире. Проблемы исторического развития. Л., 1987. С.74.
22. Так, Диодор (XII.17.1-3), или его источник, приписывает Харонду закон, согласно которому всякий желавший внести новый закон предлагал его с петлей на шее; если закон принимали, то петлю с инициатора снимали, если же отвергали, то петлю затягивали и его удушали. По другим источникам, Демосфену (XXIV.139) и Полибию (XII.16), этот закон надежно относится к кодексу Залевка. Харонду же Диодор приписывает и закон «око за око»: если человек выбьет глаз другому, он должен сам лишиться глаза (XII.17.4-5); хотя и этот закон относится к законодательству локров (Demosth. XXIV. 140), т.е. Залевка. В этом отношении стоит отметить версию И.А.Шишовой, которая, опираясь на данные свидетельства, а также на традицию об ученичестве Харонда у Залевка, полагает, что Харонд включил в свой свод ряд законов Залевка (Раннее законодательство и становление рабства в античной Греции. С.70; автор также относит к За-левку написанный в пифагорейском духе (см. сн. 10) закон о лишении некоторых гражданских прав тех, кто приводит в дом мачеху своим детям (Diod.XII.12.1), — С.114, сн.119). По нашему мнению, нет достаточных оснований для подобных конструкций, а путаница, которую мы наблюдаем в тексте Диодора (или его источника) свидетельствует прежде всего о редакционном единстве кодекса Фурий, бытовавшего под эгидой Харонда, что безусловно оправдано с точки зрения его практического использования.
23. Dunbabin T.J. The Western Greeks. The History of Sicily and South Italy from the Foundation of the Greek Colonies to 480 B.C. Oxford, 1948. P.74.
24. Cordano F. Leggi e legislatori calcidesi. P.94; Шишова И.А. Раннее законодательство и становление рабства в античной Греции. С.70. Именно цензовая градация позволяет законодателю классифицировать граждан для определения размера штрафа. Однако, в отличие от законов Солона, применение имущественного ценза в законах Харонда было далеко не так распространено. Так, при выделении приданого наследнице-эпиклере его размер, по закону Солона, находился в зависимости от имущественного ценза ее родственника (500, 300 или 150 драхм, — см. Demosth. XLIII.54), в то время как по аналогичному закону Харонда, размер приданого был фиксированным (500 драхм, — Diod.XII.18.3).
25. Аристотель упоминает данный закон среди «уловок» в пользу демоса (стоф[£оута1 про? тОу S'^ov), что подразумевает уступки со стороны правящей элиты в пользу демократического большинства. Однако следует учитывать, что Стагирит делал подобные обобщающие политологические заключения, опираясь прежде всего на современные ему политические реалии. И вполне возможно, что основной целью принятия данного закона было просто достижение социальной справедливости в регулируемой им сфере.
26. Cordano F. Leggi e legislatori calcidesi. P.97.
27. См. Высокий М.Ф. Халкидское законодательство в греческих полисах фракийского побережья // Thracians and circumpontic world. Proceedings of the IX International Congress of Thracology. Vol.III. Chisinau, 2004. С.5.
28. Сравнение законов Харонда, как лучшего законодателя Италии и Сицилии, и Солона, как лучшего законодателя Афин, и в целом Эллады, стало общим местом уже к концу V в., — см. Plat. Resp. X. 599e.
29. Строгецкий В.М. Античная традиция и современная историческая наука о законодательстве Залевка и Харонда. С.72-73.
30. Высокий М.Ф. История Сицилии в архаическую эпоху. С.370.
31. Arena R. Iscrizioni greche arcaiche di Sicilia e Magna Grecia.III. Iscrizioni delle colonie euboiche. Pisa, 1994. № 84. Там же историография.
32. Vallet. Rhegion et Zancle. P. 318; Строгецкий В.М. Античная традиция и современная историческая наука о законодательстве Залевка и Харонда. С.73.
33. Строгецкий В.М. Античная традиция и современная историческая наука о законодательстве Залевка и Харонда. С.73
34. Ibid. С.74
35. Высокий М.Ф. История Сицилии в архаическую эпоху. C.299.
36. Ibid. С.38. См. также: Vallet. Rhegion et Zancle. P.315—316; Cordano F. Leggi e legislatori calcidesi. P.94; Dunbabin. The Western Greeks. Р.74; Строгецкий В.М. Античная традиция и современная историческая наука о законодательстве Залевка и Харонда. С.75; Шишова И.А. Раннее законодательство и становление рабства в античной Греции. С.73.
37. Видимо, в Афинах законы Харонда были столь хорошо известны и так часто упоминались, что Стефан Византийский в своем словаре называет Харонда из Катаны известным законодателем афинян (s.v. Катау^' апо 8е тл? Катаул? ХаршуЗа? о Зша^о? тшу ’АОт|упа1 уо^оОетшу).
38. Высокий М.Ф. Халкидское законодательство в греческих полисах фракийского побережья. С. 5-8.
M.F. Vysokij
ANCIENT GREEK LEGISLATION ON SICILY: CHARONDAS LAWS
The determining stage in the development of a legal system of the Greek society on Sicily is to be the legislation done by Charondas from Catana. Life time and activity of the legislator should be dated to the end of 7th-6th cc. B.C. The tradition of Charondas had been under Pythagorean influence, this fact was reflected in corresponding maxims within either works by representatives of Pythagorean school or general works by Hellenistic historians. The corner stone of the tradition had come to be the version about Charondas being a student of Pythagoras. It is possible to single out some sections of the code from the fragments by Charondas remained at present: the article proposes their reconstruction.
©2007 г. В. А. Квашнин
«ЯЧМЕННЫЕ ДЕНЬГИ» ДЛЯ РИМСКОЙ АРМИИ: ВДОВЫ И СИРОТЫ НА СЛУЖБЕ У ОБЩИНЫ
В яркой, насыщенной драматическими событиями истории Второй Пунической войны имеется ряд сюжетов, обсуждение которых редко выходит за пределы узкого круга специалистов. Как дает почувствовать римская историческая традиция, Ганнибалова война была, пожалуй, самым суровым испытанием прочности и жизнеспособности римской гражданской общины. Марк Порций Катон Старший, принимавший участие в этой войне с первых ее лет, и полвека спустя вспоминал те времена, «когда Ганнибал терзал и мучил землю Италии»^. Сокрушительные поражения первых лет войны, массовые людские потери, переход на сторону врага союзных общин Италии показывают всю сложность проблем, вставших перед римской сгуйа8 в эти годы. В то же время тяжелое положение Рима было вызвано не только военными поражениями и потерями. С самого начала войны, как показывают источники, одной из серьезнейших проблем, вставших перед римским обществом, была хроническая нехватка денег и материальных ресурсов,
