CC BY
1711. Leeuwen van T. (2005). Three models of interdisciplinarity. In: A new agenda in CDA / ed. by R.Wodak and P.Chilton.
12. Linda Wood and Rolf Kroger (2000). Doing Discourse Analysis. Sage.
13. Phillips, Nelson; Hardy, Cynthia. (2002) What Is Discourse Analysis? In N. Phillips and C. Hardy Discourse Analysis: Investigating Processes Of Social Construction. Thousand Oaks, CA: Sage.
14. Parker, I., Burman, E. Against discursive imperialism, empiricism and construction: thirty two problems with discourse analysis / E. Burman, I. Parker (eds.). Discourse Analytic Research: Repertoires and Readings of Texts in Action. - London: Routledge, 1993.
15. Scott, J. (2014). Oxford Dictionary of Sociology. Oxford Univ.Press.
16. What Is Critical Discourse Analysis? Ruth Wodak in Conversation With Gavin Kendall (2007). In: Forum: Qualitative Social Research. Volume 8, No. 2, Art. 29. http://www.ling.lancs.ac.uk/staff/wodak/intervie w.pdf
17. Wodak, R. & Meyer, M. (2001; Methods of Critical Discourse Analysis. London: Sage.
А. В. Олянич
УДК 80
ДРАМАТУРГИЯ НЕПРЯМОГО ИМПАКТА В ДИСКУРСЕ: СТРАТЕГИИ И ТАКТИКИ ПЕРФОРМАТИВНОСТИ
1Н] епрямая коммуникация - феномен, который более всего привлекателен для исследователей дискурса как средства кос-
венного воздействия: ведь всегда интереснее анализировать то, что максимально скрыто и не лежит на поверхности, а потому представляет собой своеобразный вызов для учёного. Изучение планируемого косвенного речевого воздействия - в терминологии В. В. Дементьева это непрямая коммуникация-2 [3] - в настоящее время чрезвычайно актуально для России, где политико-экономическая и социальная действительность перенасыщена интригой и политической игрой. Е. В. Клюев, правда, высказывает мысль о том, что в современной России не получили большого распространения формы косвенного воздействия, поскольку имплицитные смыслы обычно ассоциируются с некой опасностью, в них подозревают «камень за пазухой» [4]. По-видимому, сегодня всё совсем наоборот: почти каждое публичное высказывание любого российского политика представляет собой имплицитное планированное воздействие, и у каждого ньюсмейкера имеется целая груда «камней за пазухой».
Наша цель - рассмотреть косвенное воздействие именно как планируемое, т. е. сознательно подвергнутое алгоритмизации, отрежиссированное и драматизированное. Иными словами, нас будет интересовать такое свойство планируемого речевого воздействия, как драматургичность.
Для того чтобы глубже понять основания и параметры непрямого воздействия, попробуем определить, что такое воздействие вообще и какова его связь с речевой деятельностью. Под воздействием в данной статье предлагается понимать активное вмешательство объекта (объектов)/субъекта (субъектов) в физическое или интеллектуальное существование другого объекта (объек-тов)/субъекта (субъектов) с целью намеренного изменения их системно-структурных параметров, что может привести к удовлетворению намерений деятеля - воздействующего и, соответственно, либо к ухудшению параметров объектов воздействия вплоть до разрушения последних, либо к [максимально] позитивному преобразованию
z
Счлнжпишш^ Я/Ц
объектов воздействия вместе с их системно-структурными параметрами.
Иными словами, воздействие представляет собой некую реструктуризацию [9] или деструктуризацию объекта воздействия в соответствии с представлениями осуществляющего воздействие об истинном предназначении изменяемого им объекта, истинности его функций, образа, состояния и т. п. Реструктуризация и деструктуризация могут также быть заменены термином «оптимизация», понимаемым как настройка системно-структурных параметров объекта воздействия, при которой среда обитания объекта воздействия получает позитивную выгоду от изменений, возникших в результате воздействия на этот объект. В том же случае, если изменения носят негативный характер и приводят к уничтожению объекта воздействия, следует говорить о деструкции как воздействии, имеющем негативные последствия. Речь во всех этих случаях идёт не только о качественных или количественных параметрах объекта воздействия, но и о его поведенческих характеристиках, если объектом воздействия оказывается живое мыслящее существо - Homo sapiens.
В современных психологических исследованиях, как правило, исследуются две категории - воздействие и влияние, причём оба толкуются одно через другое (ср., например, определение Е. В. Сидоренко: «Психологическое влияние - это воздействие на состояние, чувства, мысли и поступки других людей с помощью исключительно психологических средств, с предоставлением ему права и времени отвечать на это воздействие» [7, с. 125]. Нам же думается, что между этими понятиями существуют онтологические отличия. Влияние - это воздействие, растянутое во времени, воздействие или разные типы воздействий, собранные в систему разнообразных факторов. Воздействие носит точечный характер, ему присуща одномо-ментность. Влияние же поступательно и многомоментно, ср. «Капля камень точит», «Не мытьём, так катаньем», «Поспешишь -
людей насмешишь», «Не сразу сказка сказывается», «Не сразу дело делается», т. е. фактор времени - главное отличие.
Применительно к человеку или массам следует говорить о воздействии скорее на сознание - индивидуальное или массовое -или на оба одновременно. Представляется чрезвычайно соблазнительным определить дискурсивные механизмы такого воздействия: здесь исследователь так или иначе направляет вектор своего интереса на такое понятие, как манипуляция информацией. Манипуляция - это вид психологического воздействия, исполнение которого ведёт к скрытому возникновению у другого человека намерений, не совпадающих с существующими желаниями. Манипуляция и манипулирование в смысле использования языковых средств для реализации коммуникативных стратегий складывается из нескольких компонентов, напрямую или косвенно связанных друг с другом. В основании манипулирования лежит дихотомия логических концептов «истина - ложь», способная трансформироваться в промежуточные вариантные концепты и постулаты («правда», «лукавство», «полуправда», «недоговорённость», «белая ложь», «ложь во благо», «недосказанность», «уклончивость», «чтение между строк», «выведение на чистую воду», «софизм», «факт», «против фактов не попрешь» и т.п.). Манипу-лятивные действия используют эти концепты и постулаты для надстройки на их основании целого стратегического комплекса псевдопонятий и псевдосмыслов, выстраиваемого манипулятором в своеобразную и по-своему логичную систему.
Центральную позицию в манипулировании занимает информация или её антипод -дезинформация («Something untrue that the speaker knows is untrue» - [8, с. 6-7]). Расс Кик, один из видных исследователей феномена лжи как социальной и культурной категории (для него ложь есть целый концепт европейской культуры), отмечает, что ложь может оказаться основной парадигмой существования в определённой социальной или
иной сфере. Может также существовать так называемая ложь-сверхзадача («meta-lie»), конституирующая работу целых организаций и социумов, направленную на манипулирование сознанием индивидуумов посредством внедрения малых ложных посылов (псевдосмыслов) [8, с. 8-12]. Дезинформация может также использовать для манипулирования сознанием мисинформацию (misinformation), основной характеристикой которой является постулат о том, что говорящий полагает некую информацию правдивой, тогда как она таковой не является. Значительное место в этом процессе занимает алгоритм манипулирования демонстрируемыми смыслами: концепты вовлекаются в некую сценарную рамку, «пьесу», проигрываемую коммуникантами, часть которых - активные деятели, имеющие целью достичь некую мета-цель, которая не может быть достигнута простым коммуникативным процессом или средствами прежде всего в силу неодобрительного отношения социума либо к этой мета-цели, либо к личностям активных коммуникантов, задающихся этой самой мета-целью. Достижение мета-цели, как правило, происходит вследствие построения активным коммуникантом-манипулятором алгоритма - «сценария», каждый шаг или блок которого инициируется при помощи лингвистической программы или вербального инструмента, определённым образом подталкивающих объект воздействия к совершению действий и формированию событий, выгодных манипулятору. В основание процесса планирования манипулятивного воздействия, прежде всего, кладется подмена смысла псевдосмыслом или размывание смысла с целью маскировки сверх-задачи манипуляции.
Среди наиболее очевидных характеристик языка, которые делают возможной манипуляцию и становятся её главными инструментами, исследователи отмечают следующие: подвижность семантической структуры слова, трудность отграничения коннотаций от прямых денотативных значений, вариативность денотативных и коннотативных значе-
нии одних и тех же языковых знаков под влиянием социальных факторов, многоком-понентность как лексического, так и прагматического значения, наличие познавательного и коммуникативного, объективного и субъективного в значении, синонимические и ассоциативные связи слов, модальность высказываний, оценочность семантики [6]. Именно способ устройства языковой системы, ориентированный на основную функцию языка - быть средством общения между людьми, и порождает, по мнению исследователя, большую часть собственно лингвистических предпосылок использования языка для целей воздействия. Отмечается линейность и принципиальная ограниченность текста в отличие от мира смысла, который многомерен и темпорально не лимитирован. Это противоречие, по-видимому, является одним из основных факторов, с лингвистической точки зрения обуславливающих возникновение манипуляции.
К этим выводам близки наблюдения Р. Барта, который отмечал тоталитарную и манипуляторную природу устройства любого языка. «Мы не замечаем власти, таящейся в языке, потому что забываем, что язык - это средство классификации и что всякая классификация есть способ подавления. Как показал Р. Якобсон, любой естественный язык определяется не столько тем, что он позволяет говорящему сказать, сколько тем, что он понуждает его сказать. В языке, благодаря самой его структуре, заложено фатальное отношение отчуждения. Говорить или тем более рассуждать вовсе не значит вступать в коммуникативный акт; это значит подчинять себе слушающего: весь язык целиком есть общеобязательная форма принуждения» [2, с. 548].
Манипулятивный театр насыщен лингво-семиотической игрой «в кошки-мышки». Доминирующей ролевой структурой в этом театре является оппозиция «Я :: не-Я» в разных её стратегических вариантах. В поступках и стратегиях манипулянтов всегда прослеживается некая виртуальность, проявляю-
z
Счлнжпишш^ Я/Ц
щаяся в постоянной смене масок. Базовой стратегией такой лингвосемиотической игры является вброс дезинформации в коммуникативный канал, направленный на объект воздействия, при этом на первом месте стоит передача дезинформации персональной -информации о маске, которую надевает манипулирующий коммуникант. Типичной дискурсивной ситуацией такого воздействия является допрос подозреваемого одновременно «плохим» и «хорошим» следователями.
Режиссура подобного воздействия зиждется на прямом и непрямом поведенческом контрасте, причём даже в прямом воздействии имеются скрытые манипулятивные действия и намерения. «Плохой» следователь кричит, топает ногами, оскорбляет, задевает за живое, может даже иметь место рукоприкладство. Это тоже маска, маска дезинформирующая подозреваемого о качествах допрашивающего, однако она совпадает со стереотипом поведения следователя, существующего в сознании масс, поэтому и воспринимается как прямое воздействие. На самом деле это зачин сюжета, подготавливающий выход на сцену второго исполнителя - «хорошего» следователя. Именно дискурс последнего может представлять интерес как дискурс непрямой коммуникации. Приведём пример такой ситуации, в которой осуществляется непрямое спланированное воздействие - фрагмент эпизода из популярнейшего в США сериала Дика Вульфа «Закон и порядок» (Law and Order»).
Подросток-афроамериканец Джо подозревается в убийстве одноклассника, однако, он невиновен. Оба следователя знают о его невиновности, но в их задачи входит выяснить у допрашиваемого, по-прежнему находящегося в следственном изоляторе как подозреваемый, кто мог совершить изнасилование и убийство из компании приятелей Джо:
Detective Suza: Listen, you, little pig, I tell you again, you will eat shit with bloody rats in a cell... stop your bloodyfuck crying. You never
cried when you were raping the little girl! I SAY again: STOP CRYING!
Детектив Суза: Послушай ты, мелкая свинья! Я повторяю, ты будешь жрать дерьмо в камере вместе с крысами..., ну-ка, прекрати рыдать! Что-то ты не заливался слезами, когда насиловал девочку! ПОВТОРЯЮ: прекрати рыдать!
Jo: Ididn 't do it! I didn 't do it! Let me go!
Джо: Я не делал этого! Отпустите меня!
Detective Suza: You will go when you tell me, "I, Jo Menno, raped Janet Simpson, when she let me in her home while her mother was away... "
Детектив Суза: Ты уйдешь, когда скажешь мне следующее: «Я. Джо Менно, изнасиловал Джанет Симпсон, когда она впустила меня в свой дом, в то время как её родители отсутствовали...»
Jo: I didn't rape her!
Джо: Я не насиловал её!
Detective Suza: You are a liar! You did it, little stinky bastard! Why did you kill her? Why did you make her mother suffer?! Do you know what big guys in Massachusetts State Penitentiary do with assholes like you? Do you know what they'll do with you when they know why you were put there? Get a good wine cork in your ass, boy, before you sit in the jail bus!
Детектив Суза: Ты лжец! Ты это сделал, ты, мелкий вонючий ублюдок! Зачем ты её убил? Почему ты заставил страдать её мать? Ты знаешь, что делают с поганцами вроде тебя большие парни в массачусетской тюрьме? Ты знаешь, что они сделают с тобой, когда узнают, почему тебя упекли туда? Приготовь себе получше пробку в задницу, парень, прежде чем сядешь в тюремный автобус!
Jo: I need a lawyer! Let me call a lawyer!
Джо: Мне нужен адвокат! Я хочу позвонить адвокату!
Detective Suza: No fucking lawyers! No fucking calls! (exit).
Детектив Суза: Никаких чёртовых адвокатов! Никаких чёртовых звонков! (выходит).
(bnters John Dolton).
(Появляется детектив Джон Долтон).
Detective Dolton: Hi, Jo. Hey, man, you don't look good. I see, detective Suza was, eh... a little too persuasive. C'mon, man, stop your eyewater, close the faucet! Do you want some coffee? I'll get you coffee, boy...
Детектив Долтон: Привет, Джо. Эй, парень, что-то видок у тебя не очень. Похоже, детектив Суза немного перестарался. Ну, давай, парень, кончай с этим водопадом слёз, перекрой краник! Хочешь кофе? Я принесу тебе кофе.
Jo: I need a lawyer! Let me call a lawyer!
Джо: Мне нужен адвокат! Дайте позвонить адвокату!
Detective Dolton: You'll get your lawyer, son. Don't worry, I promise - I myself will call your lawyer. But you don't need a lawyer.
Детектив Долтон: Обещаю - ты получишь своего адвоката, сынок. Не беспокойся, я сам позвоню твоему адвокату. Только он тебе не нужен.
Jo (astonished): Why?
Джо (удивленно): Это почему?
Detective Dolton: Because you are innocent. You didn't rape the girl. You didn't kill her, I know that.
Детектив Долтон: Потому, что ты невиновен. Ты не насиловал девчонку. Ты не убивал её, и я это знаю.
Jo: Then let me go! Please, let me go!
Джо: Тогда отпустите меня! Пожа-
луйста!
Detective Dolton: No, we can't do that, poor
boy.
Детектив Долтон: Нет, дружище, мы не можем этого сделать.
Jo: But why! ? You've just said I 'm innocent! Джо: Но почему!? Вы ведь сами только что сказали, что я невиновен!
Detective Dolton: I said I think this way. But the evidence says different. it says...
Детектив Долтон: Я сказал, что это я так думаю. Только вот улики говорят обратное, они говорят, что...
Jo: What evidence? I'm not guilty.
Джо: Какие улики? Я не виновен.
Detective Dolton: You left this belt in Janet's apartment. Your Mum says it belongs to your pants. Is this yours, little boy?
Детектив Долтон: Ты оставил ремень от своих штанов в квартире Джанет. Твоя мать говорит, что он от твоих штанов. Он твой, малыш?
Jo: Yes, but.
Джо: Да, но...
Detective Dolton: Yes what?
Детектив Долтон: Но ... что?
Jo: Nothing.
Джо: Ничего.
Detective Dolton: Then, tomorrow we gonna file your case in court, son. You don't have any evidence that prove your innocence. So, think a little: you spend your life time in jail, and your partner will enjoy his bloody freedom.
Детектив Долтон: Ну, тогда завтра нам придётся передать твое дело в суд, сынок. У тебя нет доказательств своей невиновности. Так что, подумай: ты проведёшь всю жизнь в тюрьме, а твой подельник будет ловить кайф от своей проклятой свободы.
Jo: My partner? I don't have any ...partners.
Джо: Подельник? У меня нет никаких подельников.
Detective Dolton: No partners? Well, yes.. You don't want to betray your friend. Deserves appreciation - really, handsome of you. But he does betray you now in the back office. He describes how you were stiffing the girls neck with your belt, and how...
Детектив Долтон: Нет подельников? Ну, что ж. ты не хочешь выдавать друга. Это заслуживает одобрения - очень благородно с твой стороны. А он в это время сдаёт тебя в соседней комнате. Он рассказывает, как ты затягивал свой ремень на шее девчонки, и как .
Jo: Mike? Mike Gibson? He says that? He is lying! I gave him my belt to wear for a while - he liked the plate on it! I didn 't do it! I didn't!
Джо: Майк? Майк Гибсон? Он говорит это?! Он лжет! Я дал ему свой ремень ненадолго поносить - ему понравилась бляха. Я не делал этого! Не делал!
В задачи «хорошего» следователя Дол-тона входит, во-первых, использовать психологическое состояние растерянности и напу-ганности, в которое подозреваемого ввёл «плохой» следователь Суза своим прямым и грубым воздействием. Маска благородного и справедливого слуги закона Долтона подкрепляется успокоительной интонацией его речи, дружественным тоном, готовностью поддержать. Неторопливость ведения беседы, мягкие и фамильярные обращения типа «сынок», «парень», «малыш», готовность согласиться с утверждением Джо о его невиновности ослабляют настороженность отношения подозреваемого к «копам». Семиотика ужасной маски «плохого копа» сменяется добрым и человеческим лицом «хорошего». Даже одежда полицейских продумана как средство воздействия: партикулярный костюм Суза делает его чужим для Джо - парня с гарлемской улицы, в то время как небрежный стиль одежды Долтона (мятый пиджак, пузыри на брюках) делает его для Джо узнаваемым, своим.
Манипулятивный характер коммуникации подчёркивается фальшивым сочувствием к тому, что Джо, стремящийся не выдать приятеля, сам стоит перед моральным выбором: либо назвать имя, либо сесть по несправедливости в тюрьму. Подталкивая подростка к осмыслению дальнейшего решения, следователь вбрасывает дезинформацию об аморальном поведении одного из приятелей Джо, который также находится под подозрением у следствия, однако, он имеет алиби и, конечно же, не даёт никаких показаний в соседней комнате. Играя на чувстве несправедливости, следователь Долтон добивается своего: имя названо. Стратегический
рисунок проделанной манипуляции отражается как косвенное и спланированное (срежиссированное) воздействие в дискурсе. Драматургия воздействия поддерживается определёнными речевыми актами, выступающими как системно-концептуальные знаки перформативности (нами используются функциональные классификации речевых актов Дж. Остина, Д. Вундерлиха, М. Крекеля и А. А. Романова [5])
Своё речевое поведение и поведение вообще в кабинете для допросов следователи тщательно обговаривают (эпизод планирования их действий во время допроса предшествует приведённому эпизоду). Скрытая цель действий «плохого» следователя - создать атмосферу страха - составляет основу для последующих действий «хорошего» следователя Долтона. Таким образом, в прямой коммуникации между Сузой и Джо эта цель существует как компонент непрямой коммуникации, точнее - как основание для её развития. В дальнейшем речевым актам, поддерживающим прямую коммуникацию (директивы «stop your bloodyfuck crying», «you tell me, 'I, Jo Menno, raped Janet Simpson, when she let me in her home while her mother was away... », «Get a good wine cork in your ass, boy, before you sit in the jail bus!»; экзерситивы типа «No fucking lawyers!»; вердиктивы и экспозитивы как угрозы в виде «you will eat shit with bloody rats in a cell...»; сатисфактивы как упрёки - «You never cried when you were raping the little girl!» или «Why did you kill her? Why did you make her mother suffer?!»; инъюнктивы как требования «I SAY again: STOP CRYING!» и инвективы, в той или иной мере использованные в каждом из перечисленных речевых актах), противопоставлены речевые акты непрямого воздействия, которые мастерски ведут действие, начавшееся как кошмар для Джо, к фактическому катарсису - облегчению от того, что он невиновен, и далее к финалу - праведному гневу Джо от того, что его оболгал приятель.
К числу таковых могут быть отнесены следующие перформативные высказывания следователя Долтона:
- контактивы или контактоустанавли-вающие высказывания («Hi, Jo. Hey, man, you don't look good»; C 'mon, man, stop your eyewater, close the faucet! Do you want some coffee? I'll get you coffee, boy... »);
- комиссииы как обещания («You'll get your lawyer, son. Don't worry, I promise - I myself will call your lawyer»);
- ассертивы в виде утверждения /убеждения («But you don't need a lawyer <... >Because you are innocent. You didn't rape the girl. You didn't kill her, I know that»);
- экспозитивы как разъяснения («I said I think this way. But the evidence says different»; «Then, tomorrow we gonna file your case in court, son. You don't have any evidence that prove your innocence»);
- суггестивы как советы и аргументация в пользу правильного выбора («So, think a little: you spend your life time in jail, and your partner will enjoy his bloody freedom»»);
- ретрактивы как невозможность выполнить обещания («No, we can't do that, poor boy»);
- сатисфактивы как акты похвалы («You don't want to betray your friend. Deserves appreciation - really, handsome of you»).
Избранные стратегии и тактики, воплощённые в презентационные действия-пер-формативы, приносят свои плоды - следователи получают то, чего хотели от допрашиваемого. Когда человек действует на глазах другого, то он выражает при этом ещё и нечто иное, а именно - то, что придаёт действию вполне определённое значение. Эрвин Гофман, известный теоретик социальной драматургии, называет это «драматической постановкой». Он пишет: «Отдельный человек обычно сопровождает свои действия намёками, которые хорошо подтверждают публике важные для него факты и освещают такие, которые иначе могли бы быть не замечены или остаться в тени» (Цит. по: [1, с. 78]). В анализируемом нами случае следователь До-
лтон косвенно подтверждает те страшные условия, в которых Джо может оказаться, попав в тюрьму, покрывая своего приятеля. Непрямое воздействие Долтона (тот самый гофмановский намёк - «you spend your life time in jail, and your partner will enjoy his bloody freedom») - равновелико по силе воздействия картины возможного пребывания Джо в тюрьме, нарисованной до этого следователем Суза, а быть может, ещё сильнее, т. к. Долтон подчёркивает длительность кошмара (lifetime).
Заметим, что максимальной эффективности непрямое воздействие достигает в определённом семиотическом пространстве. Мизансцена допроса разворачивается в весьма мрачных декорациях следственного изолятора (решётки на окнах, серый цвет стен, лаконичность обстановки - стол и пара стульев, стена-зеркалка, о которой знает любой, попадающий сюда; он также знает, что через неё за ним наблюдают; значимое отсутствие родственников или сочувствующих хотя бы в лице того же адвоката). Мастерски разыгранные роли в таких семиотических декорациях подкреплены дискурсом с соответствующим содержанием и стратегической обоснованностью. Таким образом, можно сделать вывод о большем потенциале воздействия косвенного, нежели прямого, особенно в том случае, когда оно подвергнуто драматизации.
АННОТАЦИЯ
В статье рассматривается феномен дискурсивного непрямого воздействия как стратегическая составляющая коммуникации в целом. Изучается косвенное воздействие как планируемое, сознательно подвергнутое алгоритмизации, отрежиссированное и драматизированное. Устанавливаются связи лингво-семиотики воздействия с определёнными речевыми актами; выявляются системно-концептуальные знаки перформативности, актуализирующие разнообразные стратегии и тактики - экзерситивы, вердиктивы, инъюнктивы, инвективы, контактивы, комиссивы, ассертивы, экспозитивы, суггестивы, ретрак-тивы, сатисфактивы.
Ключевые слова: воздействие, дискурс, драматургичность, знак, импакт, коммуникация, перформативность, стратегия, тактика
SUMMARY
The article deals with the phenomenon of the discursive indirect impact as a strategic component of communication in general. We study the indirect effects as the planned deliberately subjected algorithmization, orchestrated and dramatized. We establish relations of semio-linguistics with certain speech acts; identified are systemic and conceptual signs of performativity that actualize a variety of strategies and tactics - ekzersitives, verdictives, injunctives, invectives, contactives, comissives, assertives, expositives, suggestives, retractives, satisfactives.
Key words: influence, discourse and the drama, sign, impact, communication, performativity, strategy, tactics
ЛИТЕРАТУРА
1. Абельс Х. Интеракция, идентичность, презентация: введение в интерпретативную социологию: пер. с нем.; под общ. ред. Н. А. Головина и В. В. Козловского. - СПб.: Алетейя, 1999. - 320 с.
2. Барт Р. Риторика образа // В кн.: Р. Барт. Избранные работы. Семиотика. Поэтика: пер. с фр. - М.: Прогресс, 1989. -560 с.
3. Дементьев В. В. Непрямая коммуникация и ее жанры: монография. - Саратов, 2000. - 246 с.
4. Клюев Е. В. Фатика как предмет дискуссии // Поэтика. Стилистика. Язык и культура. Памяти Т. Г. Винокур. - М.: Наука, 1996. - С. 212-220
5. Новое в зарубежной лингвистике. -Вып. 17. - Теория речевых актов. - М.: Прогресс, 1986.
6. Попова Е. А. Культурно-языковые характеристики политического дискурса (на материале газетных интервью): дис. ... канд. филол. наук / Е. А. Попова. - Волгоград, 1995. - 240 с.
7. Сидоренко Е. В. Личностное влияние и противостояние чужому влиянию // Психо-
логия влияния: хрестоматия. - СПб., 2001. -340 с.
8. Kick R. The Disinformation Guide to Media Distortion, Historical Whitewashes and Cultural Myths. - The Disinformation Company Ltd, Razorfish Network, 2001. - 210 р.
9. McDoughall W. The Group Mind. Cambridge: Cambridge University Press, 1920. -450 р.
А. С. Нилогов
УДК 81-13
ДИСКУРС АНТИЯЗЫКА (ОТ ФИЛОСОФИИ ЯЗЫКА К ФИЛОСОФИИ АНТИЯЗЫКА)
Д] ля того чтобы обосновать такую новую философскую дисциплину, как философия антиязыка, укажем на то предметное содержание философии языка, которое, на наш взгляд, не удовлетворяет современному уровню философской проблематики. И ниже приведём первоисточниковые, словарные и энциклопедические определения «философии языка»:
«Важно различать философию языка и лингвистическую философию. Лингвистическая философия складывается из попыток решить философские проблемы путём анализа значений слов естественных языков и логических отношений между словами. Такой анализ можно использовать при обсуждении традиционных вопросов философии, например проблем детерминизма, скептицизма или каузации, впрочем, можно, специально не
