CC BY
316
УДК 323.2
ДОВЕРИЕ ГРАЖДАН КАК ФАКТОР УКРЕПЛЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ
В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
© О. М. Гараев
Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ Россия, 119571 г. Москва, пр. Вернадского, 82, стр. 1.
Тел.: +7 (495) 933 80 30.
Еmail: [email protected]
В статье рассматривается проблема доверия гражданского общества к политической власти, построение доверительных отношений между обществом и государством, нравственной составляющей доверия, легитимность политической власти и лояльность к ней гражданского общества. Недоверие к политическим институтам власти, несомненно, ведет к их краху в современных условиях существования государства и общества.
Ключевые слова: доверие, гражданское ституты, легитимность власти, лояльность.
Доверие гражданского общества к политической власти в своей максиме должно определяться тем, насколько государство способствует развитию самого гражданского общества. «Без определенного уровня доверия людей друг к другу, к основным общественным институтам», - утверждают И. В. Мерсиянова и И. Е. Корнеева - «гражданское общество не может развиваться. Доверие растет по мере укрепления гражданского общества, и уровень доверия становится индикатором степени развитости гражданского общества»[1].
Анализ феномена доверия в политической сфере сопутствует пониманию условий формирования доверия российского гражданского общества к власти, что, несомненно, актуально для восприятия доверия в качестве важнейшего фактора укрепления ее легитимности.
Российской властью доверие граждан справедливо воспринимается как весьма значимый, но зачастую плохо используемый ресурс. Соответственно, решение проблемы доверия граждан в контексте укрепления политической власти в современной России представляется для российского руководства крайне актуальным. В. В. Путин, в частности, отметил, что доверие людей, граждан выступает важнейшим критерием оценки эффективности практической работы любой политической силы, которая находится у власти [2].
Публичные блага, производимые государством, по утверждению политолога А. Ю. Зудина, не сводятся к экономическим. По мысли исследователя, поворот к созданию таких дефицитных публичных благ, как качество управления, справедливость, закон, порядок и безопасность - еще один резерв антикризисной политики [3]. Указанные блага в своей совокупности являются мощным ресурсом для построения доверительных отношений между обществом и государством [4].
общество, политическая власть, политические ин-
Уровень доверия граждан к власти напрямую связан с духовно-нравственным состоянием общества. Как пишет отечественный исследователь Д. М. Данкин: «Процессом формирования доверия можно управлять через целевой мониторинг, аудит и изменения в системе ценностей, преобразование (защиту, закрепление, воспитание) нравственных норм, совершенствование законодательства и правосознания» [5].
Даже краткий экскурс в теоретическое осмысление проблемы доверия убеждает нас в сущностной близости данного феномена и феномена гражданского общества. Еще одним важным выводом выступает признание абсолютным большинством исследователей нравственных оснований доверия. В рамках выстраиваемой в исследовании триады «духовно-нравственные основания - гражданское общество - доверие» эта взаимосвязь имеет большое значение.
Ярким примером тому могут служить события на Украине. Правящая политическая власть теряет доверие, происходит ее свержение и изгнание, на фоне этого раскрывается реальная обстановка с духовно-нравственным состоянием гражданского общества Украины. Имеет место быть пренебрежение всеми мыслимыми и немыслимыми проявлениями человеческой сущности вплоть до убийств, надругательств, отсутствия сострадания на всех уровнях, включая правящую верхушку, проявление геноцида в отношении собственного народа.
Проблема доверия получила весомое освещение в научных кругах России и Запада и имеет глубокие теоретические обоснования. Еще Э. Дюрк-гейм проводит взаимосвязь между доверием и сутью «общественной солидарности» [6].
Ф. Фукуяма трактует доверие как проявление представителями той или иной социальной группы приверженности к общей системе этических ценно-
стей. Интересны мысли ученого о доверии как восполнении правовой неопределенности [7]. Развивая эти идеи, Д. М. Данкин называет «высшим уровнем институализации» доверие, закрепленное в законодательстве, в институтах государства, бизнеса, в международном праве [5]. Тем самым доверие приобретает субстанциональный характер, пройдя долгий путь эволюции от сферы бессознательного к нормам морали, а затем и права.
А. Селигмен рассматривает доверие как средство уменьшения ролевой неопределенности, возрастающей в рамках сегментации современного общества. Доверие политическим институтам во взглядах социолога во многом созвучно идее «бегства от свободы» Э. Фромма и обусловливается желанием индивида избавиться от личной ответственности, связанной с необходимостью реализовать свободу выбора. А. Селигмен делает абсолютно неожиданный вывод о причинах связи доверия и права, утверждая, что развитие последнего связано не с институализацией доверия, а, напротив, с общей тенденцией человечества к постепенной утрате способности доверять [8].
П. Штомпка связывает доверие с системой ценностей, существующих в социуме, и вводит понятие культуры доверия, в основе которой лежит общественный опыт. Соответственно положительный опыт укрепляет культуру доверия, а негативный - культуру недоверия. По мнению исследователя, преобладающие опыты положительного доверия приобретают статус общественных норм и правил. Культурный уровень доверия, высший, по сравнению с реляционным и психологическим, является определяющим в процессе формирования гражданского общества [9].
Э. Гидденс связывает свою концепцию доверия с эволюцией «социальности» человека [10]. В рамках перехода «от мифа к логосу» эпицентр доверия смещается от родовых сообществ к абстрактным системам, типа партии и государства. Депер-сонификация доверия, с точки зрения мыслителя, обеспечивает современному человеку чувство определенности повседневности, уверенности в конкретности и предсказуемости мира, ощущение снижения рисков бытия, что, в первую очередь, находит отражение в доверии к политическим институтам. Э. Гидденс подчеркивает особенности доверия к власти, констатируя, что ее безличные институты на практике ассоциируются с представляющими их конкретными лицами. Таким образом, утрата доверия, например, к органам законодательной власти, вполне может стать следствием бездействия или аморальности их руководителей или представителей.
Проблема адекватного восприятия политических институтов усложняется политико-правовой
безграмотностью рядовых граждан. Как пишет И. А. Климов, «в обыденном сознании... зачастую отсутствует четкое разделение таких понятий, как институт президентства и конкретный президент»
[11]. Простому человеку действительно трудно соотнести сущее и должное, в результате чего конкретный правитель становится для него символом данного института, «и поэтому людям тяжело отделить эти два понятия и отдельно оценить свой уровень доверия институту президентства и президенту» [11].
В развитие данной мысли добавим, что подобное соотношение личного и безличного в политических институтах зачастую имеет обратный эффект. Доверие, основанное на харизме, привносит в восприятие власти такие дивиденды, которые она порой не получит даже в ходе многолетней кропотливой эффективной работы. Этот эффект хорошо известен власти и охотно ей используется.
Несмотря на многообразие подходов к трактовке доверия, определению его места и роли в жизни социума, исследователи сходятся в признании таких его сущностных характеристик, как наличие акта неопределенности (риска), восприятие субъекта доверия как того, кто способен снизить неопределенность, ожидание положительного результата от выбора, сделанного в ходе акта доверия.
Доверие всегда содержит иррациональный компонент, ощущение неизвестности. Доверие, основанное на знании, трансформируется в уверенность.
Словарь С. И. Ожегова определяет доверие именно как «уверенность в чьей-либо добросовестности, искренности, в правильности чего-нибудь»
[12]. На наш взгляд, данное понимание доверия нарушает отношения рода и вида. Не доверие является разновидностью уверенности, а наоборот, уверенность есть вид доверия, доверия к себе [13].
Словарь Брокгауза и Эфрона трактует доверие как акт отказа от самостоятельного исследования вопроса в пользу мнения, кажущегося нам авторитетным. «Доверие проистекает из сознания слабости, неуверенности в себе, признания авторитета» [14]. Подобная трактовка сужает содержание понятия «доверие». Когда родители впервые доверяют ребенку самостоятельный поход в школу, ни о каком авторитетном мнении речь не идет. В этом акте сочетаются передача субъекту доверия определенных полномочий, риск, минимизированный жизненным опытом, и ожидание положительного результата.
Понятия «доверие» и «вера» в русском языке зачастую употребляются как синонимы («я ему доверяю» - «я ему верю») (В английском языке аналог слова «доверие» - «trust», «вера» - «faith». Тем не менее официальный девиз США «In God We
Trust» вряд ли может трактоваться как «Мы доверяем Богу», что являет собой еще одно свидетельство иррациональной направленности не только веры, но и доверия.). Их смысловая разница, так же, как и в соотношении «доверие» - «уверенность», определяется объемом содержания иррационального. Вера абсолютно не предполагает наличие формально логических доказательств. Базой уверенности является знание. Доверие, как отношение, занимает промежуточное положение между верой и уверенностью.
Н. Луман, анализируя соотношение понятий «уверенность» и «доверие», утверждает возможность их раздельного сосуществования на практике [13]. Действительно, в рамках политической сферы, утрата доверия к личности не предполагает потери уверенности в эффективности представляемого ею института власти, и наоборот. Отметим, что в целом исследователь сводит доверие граждан политическим институтам к уверенности. Действительно, рационализация доверия может быть обусловлена признанием, пониманием гражданами политики как эффективной, разумной, приносящей реальные результаты. Таким образом, рациональное доверие, как пишет Т. А. Гужавина, «является следствием, а не причиной эффективности действующих политических институтов, которые сами воспроизводят доверие» [15].
Л. Б. Москвин также понимает доверие как эффект от результатов «выполненных властями... предвыборных и иных обещаний, тогда как недоверие - это наступление эффекта или неминуемое последствие «утраченных иллюзий» [16].
Подобное деление доверия на рациональное и нерациональное возможно, но на наш взгляд, более логично называть «рациональное» доверие - уверенностью, а нерациональное - доверием. Более того, можно утверждать, что именно в рациональ-
ной составляющей состоит коренное различие в доверии к власти в России и на Западе.
Понимание специфики русского доверия актуально для уяснения перспектив гражданского общества в России. Связь между межличностным и институциональным доверием очевидна и общепризнанна [17]. В основе гражданского общества лежит готовность людей к объединению, критерием которой выступают умение и готовность доверять. Выводы Ф. Фукуямы о России как обществе, не способном к объединению [7], имеют эмпирические подтверждения.
Как показывают исследования, уровень доверия россиян друг к другу очень низок. Лишь пятая часть опрошенных считает возможным доверять большинству людей, при этом более чем три четверти граждан России считают, что в отношениях с людьми следует быть осторожными и что в целом в стране преобладают несогласие и разобщенность [18].
Очевидно, что специфика доверия наших соотечественников определяется дистанцией взаимодействия с объектом доверия. Россияне не доверяют абстрактному человеку. Человек Запада, уверенный и защищенный, при оценке возможности доверять ориентируется на чувство личной безопасности. Его доверие рационально, оно имеет четкие рамки, в отличие от безграничного доверия русского человека, для которого «доверять» и «любить» являются категориями одного порядка.
Доверие русского человека всегда эмоционально окрашено, включая доверие к власти. Оно очень близко знаменитой отечественной формуле -«счастье, это когда тебя понимают» и основано на желании быть понятым и услышанным. Заметим, что исследователи проблемы доверия обходят стороной понятие доверчивости, хотя оно, безусловно, является характеристикой качества, насыщенности доверия, особенно значимой для русских людей.
Диаграмма 1. Как Вы считаете, большинству людей можно доверять или в отношениях с людьми следует быть осторожными?
А. П. Ломкин также отмечает ряд особенностей, определяющих специфику проявления межличностного доверия в российском обществе: склонность русского человека к терпению, замалчиванию и легковерию при постоянном культивировании внутри себя негативных прецедентов нарушения личных и коллективных прав [19].
Замкнутость и отчуждение, закрепощенность и недоверие российских граждан абсолютно не свойственны им в домашнем кругу, среди друзей, в целом в рамках ближнего окружения. Характерно, что люди этого круга воспринимаются россиянами, в отличие от «абстрактного человека», как достойные доверия. Лично знакомым людям доверяют 59% респондентов. 56% россиян утверждают, что среди людей, которые окружают их лично, «безусловно больше» или «скорее больше» согласия, сплоченности [20].
Таким образом, оценка уровня межличностного доверия россиян как отрицающего перспективы построения гражданского общества в России представляется некорректной. Социологические замеры не учитывают специфики русского доверия, его иррациональности и глубины. У россиян повышенные требования к объекту доверия. Они основываются не на западной рациональности, а на чувствах, нравственной интуиции того, что тот, кому ты доверяешь, близок тебе по духу, по разделяемой системе ценностей, что ваше доверие обоюдно и не ограничено рамками взаимной выгоды.
В доверии русского человека всегда есть, с одной стороны, элемент безоглядной веры, с другой - детской наивной доверчивости. Порой создается впечатление, что в отношении власти, особенно главы государства, русские люди охотно ощущают себя детьми, делегирующими отцу не только возможность распоряжаться своим будущим, но и право на ошибку, лишь бы чувствовать, что отец их любит, что он с ними.
Еще одним аргументом в защиту нерациональности русского доверия выступает его следующая трактовка. «Доверие», - утверждает Е. Ю. Василевская - «способно объединять людей, принадлежащих к разным культурам, имеющим разный менталитет, разные особенности сознания потому, что оно обращается к абсолютным духовным, общекультурным ценностям, а не к разуму» [21].
Вот почему, в противоположность Н. Луману, мы можем утверждать, что на шкале «вера - знание» место доверия русских к власти смещено к полюсу под названием «вера».
Еще одним понятием, тесно связанным с доверием, выступает его антоним «недоверие». Исследователи справедливо отмечают его конструктивный потенциал, подчеркивая, что ситуация недоверия заставляет личность обратиться к собственным
ресурсам, не перекладывая ответственности на других [22]. В этом контексте недоверие включается в механизм самовоспитания личности, способствуя развитию ее индивидуальности, мобилизации внутренних резервов.
В целом доверие можно определить как делегирование личностью части собственной свободы, основанное на личном опыте и нравственной интуиции, предоставление субъекту доверия права действовать в интересах доверяющего.
В политической сфере доверие прямо или косвенно связано с такими понятиями, как «легитимность», «легальность», «лояльность» и рядом других.
По определению Новой философской энциклопедии, «Легитимность - законность режима, политических деятелей и лидеров, отражающая качества, вытекающие не из формальных законов и декретов, а из социального согласия и принятия их в качестве законных, т.е. соответствующих ценностным нормам со стороны самих граждан» [23].
Таким образом, легитимность сочетает в себе черты легальности власти и доверия граждан к ее институтам.
Если легитимность государственной власти выступает «социальной, политической категорией, основанной на эмоциях, оценке и внутренних установках общества» [24], то ее легальность констатирует сам факт законности установления власти и ее законодательного оформления.
Р. Мертон, рассматривая причины дестабилизации власти, приходит к выводу, что в их основе лежит диссонанс между «культурно предписанными стремлениями и социально структурированными средствами их реализации» [25].
Государство, целью которого по определению является удовлетворение общественных целей и интересов, имеет их формальное выражение в виде своих институтов. Нынешнее состояние этих институтов выступает следствием многовекового отбора, проявлением опыта доверия граждан, исповедующих значимые для национального менталитета ценности.
Возможно, именно поэтому на российской почве порой тяжело закрепляются институты, апробированные в рамках западной культуры и зарекомендовавшие себя там как состоятельные. Потенциал формализованного в них доверия к власти не имеет никакого отношения к традиционным для россиян ценностям.
Для понимания сущности доверия к власти важным является и уточнение соотношений понятий «доверие» и «лояльность». Большинство словарей определяют «лояльность» как «верность действующим законам, постановлениям органов власти (иногда только формальная, внешняя)» [26]. У С. И. Ожегова, «лояльный» - «держащийся фор-
мально в пределах законности, в пределах благожелательно нейтрального отношения» [12]. Именно «формальная верность» и «благожелательная нейтральность» лежат в основе принципиального отличия доверия и лояльности. По образному выражению А. Шуруповой, «доверие от лояльности отличается ровно так, как искренняя улыбка от дежурной» [14].
Доверие граждан к власти в российском социуме носит этатистский характер и всегда связано с ощущением единства целей государства и общества. Лояльность - это западное безразлично-формальное «уверенное доверие». В ее основе -восприятие государства как средства, а не как цели. Лояльность механистична, доверие витально. Используя классификацию социальных действий М. Вебера, отличие лояльности от доверия состоит в целевой рациональности первой и ценностной, а порой и традиционной, направленности второго. Эти характеристики относятся и к традиционной, харизматической, но не рациональной легитимности российской власти.
Рассмотрение вопроса о связи доверия российских граждан к власти и ее эффективности невозможно без принятия аксиомы об изначальной государственности русского человека. «Русский народ -народ государственный» [27] - эта формула Н. А. Бердяева как нельзя лучше раскрывает эта-тисткую и патерналисткую предрасположенность политического сознания россиян. Традиционное для славянофилов определение русского народа как народа «негосударственного» противоречит бердя-евскому лишь в первом приближении. Известный спор западников и славянофилов имел общую отправную точку - особый путь русского народа, спор, квинтэссенцией которого стала русская идея. Государственность русских, их ожидания связаны с желанием заботливой нравственной власти.
Рассмотрение проблемы доверия граждан как фактора укрепления политической власти в современной России приводит к ряду выводов.
Анализ сущностных характеристик доверия позволяет его определить как делегирование личностью части собственной свободы, основанное на личном опыте и нравственной интуиции предоставление субъекту доверия права действовать в интересах доверяющего.
Роль политического доверия особенно значима при выявлении соотношения легитимности и легальности власти в конкретный исторический момент. Причиной нелегитимности власти выступает именно политическое доверие, которое в случае несовпадения ожиданий граждан и практической политики переходит в свою оппозицию - недоверие.
Яркий пример недоверия к власти мы наблюдаем на Украине, где в настоящий момент в связи с непризнанием легитимности киевской власти происходит противостояние на юго-востоке страны, в то же время и сама власть показала пренебрежительное отношение к своему народу.
Отличие лояльности от доверия состоит в целевой рациональности лояльности и ценностной, а порой и традиционной, направленности доверия. Эти характеристики относятся и к традиционной, харизматической, но не рациональной легитимности российской власти.
Коренное различие в доверии к власти в России и на Западе состоит в том, что доверие россиян иррационально, и по своей сути гораздо ближе к понятию вера, чем разум, в противоположность западному «доверию - уверенности».
Вера русского человека исходит из его сердца, ее можно ассоциировать как проявление всего сущего естества, которое аккумулировано в нем предыдущими поколениями, историко-культурным наследием, духовно-нравственным потенциалом, что делает ее непреклонной перед внешним воздействием западной цивилизации и открывает безграничные возможности для политической власти в действиях, связанных с укреплением страны, наращиванием ее потенциала, проведением политических и экономических реформ, даже в ущерб личностным потребностям индивида.
Утверждаемый в исследовании тезис об обусловленности доверия граждан к политической власти духовно-нравственным состоянием общества позволяет предположить, что доверие к власти возможно только при разрешении кризиса в духовно-нравственной сфере, создании условий для построения в нашей стране особого гражданского общества, гражданского общества на российских началах.
ЛИТЕРАТУРА
1. Мерсиянова И. В., Корнеева И. Е. Вовлеченность населения в неформальные практики гражданского общества и деятельность НКО: региональное измерение. М.: Высшая школа экономики, 2011. С. 42.
2. Заявления Путина на заседании федерального координационного совета ОНФ. URL: http://ria.ru/trend/putin_ onf_speech_20111208/.
3. Зудин А. Договор или «переворот». Продолжение дискуссии об «общественном договоре» между властью и обществом. URL: http://www.socpolitika.ru/rus/ngo/interview/ document10628.shtml
4. Нет доверия - нет лояльности. URL: http://www.uacards. com/reviews11 .html
5. Данкин Д. М. Доверие как ресурс модернизации // Человек в экономических и социальных отношениях: Мат-лы Всероссийской научной конференции. М.: Институт психологии РАН, 2012. С. 227.
6. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М.: Директ-Медиа, 2011. С. 567.
7. Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию. М.: АСТ, 2004. С. 23.
8. Селигмен А. Проблема доверия. М.: Идея-Пресс, 2002. С. 200.
9. Sztompka P. Trust: a sociological theory. Cambridge: Cambridge university press, 1999. 214 p.
10. Гидденс Э. Последствия модернити // Новая постиндустриальная волна на Западе. М.: Academia, 1999. С. 101- 20. 122.
11. Кузина И. И. Доверие политическим институтам: теоретические представления и подходы к эмпирическому измерению // Вестн. Одесского нац. ун-та. 2010. Т. 15. Вып. 14.
С. 70. 21.
12. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азъ, 1992.
13. Luhmann N. Trust and Power Chichester. United Kingdom:
John Wiley and Sons, Inc, 1979. P. 99. 22.
14. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона в 82 тт. и 4 доп. тт. М.: Терра, 2001.
15. Гужавина Т. А. Социальное доверие в гражданском обществе // Проблемы развития территории: научный журнал. 23. 2012. №6. С. 120.
16. Москвин Л. Б. Власть и общество: проблема доверия // 24. Власть. 2011. №9. С. 8.
17. Searle J. R. Mind, Language and Society: Philosophy in the 25. Real World. N.Y., 2000.
18. Доклад о состоянии гражданского общества в Российской 26. Федерации за 2012 год. М.: Общественная палата Российской Федерации, 2012. С. 11. 27.
19. Ломкин А. П. К проблеме формирования гуманистической организационной культуры правоохранительных структур
РФ с позиции ментально-правового поля // Человек в экономических и социальных отношениях: Мат-лы Всероссийской научной конференции. М.: Институт психологии РАН, 2012. С. 282.
Корнеева И. Е. Доверие и готовность объединяться как факторы самоорганизации // Человек в экономических и социальных отношениях: Мат-лы Всероссийской научной конференции. М.: Институт психологии РАН, 2012. С.236-237.
Василевская Е. Ю. Доверие и недоверие окружающим как культурный феномен // Человек в экономических и социальных отношениях: Мат-лы Всероссийской научной конференции. М.: Институт психологии РАН, 2012. С. 223. Вершинин С. Е. Феномен недоверия в контексте постсоветского общества: к постановке проблемы // Научный ежегодник Ин-та философии и права Уральского отделения Рос. акад. наук. Екатеринбург, 2001. Вып. 2. С. 71. Алексеева Т. А. Легитимность // Новая философская энциклопедия. М.: Мысль, 2001. С. 32.
Пугачев В. П. Политология: учеб. для вузов. М .: Слово; ЭКСМО , 2003. С. 112.
Мертон Р. Социальная теория и социальная структура // Социологические исследования. 1992. №2. С. 120. Большая советская энциклопедия. М.: Советская энциклопедия 1969-1978.
Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. С. 13.
Поступила в редакцию 27.11.2014 г.
CITIZENS' TRUST AS A FACTOR OF STRENGTHENING OF POLITICAL POWER IN MODERN RUSSIA
© O. M. Garayev
Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration 82 BLDG. 1 Vernadsky Ave., 119571 Moscow, Russia.
Phone: +7 (495) 933 80 30.
Email: [email protected]
Currently, the global political arena is very acute question of trust of population to the ruling elite. From this factor, on the example of Ukraine, not only the existence of the ruling authorities may depend but of the state in general. Understanding of trust by Russian man is diametrically opposed to understanding of it by a man with Western thinking, the confidence of the Russian people always emotionally coloured. Concept of trust of Russian people passes through itself and its internal state, it is not bound to any material benefits, values, privileges, and based on unrestrained, disinterested and even spiritual perception of the object, which he trusts, even if the trust makes difficulties in his existence. This is especially true for issues related to state, the ruling political elite, the country's population, geopolitical issues and external influences of the principles of foreign thinking. All this we can observe in the situation with Russia in 2014. No sanctions and constraints do not reduce the rating of trust of citizens to political power, but on the contrary unite the population in support of the policy of the country and mobilize its internal resources to resist any attack Western countries, until the military. In the study we consider the problem of trust and civil society to political power, building a relationship of trust between society and the state, the moral component of trust, legitimacy of political power and loyalty to her civil society, making an analogy with the Western understanding of this concept, analyze the perspectives of different researchers cited statistics. According to the results of the study, we can conclude that, distrust of political institutions certainly leads to their collapse in modern conditions of existence of the state and society.
Keywords: trust, civil society, political power, political institutions, legitimacy, loyalty.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article.
REFERENCES
1. Mersiyanova I. V., Korneeva I. E. Vovlechennost' naseleniya v neformal'nye praktiki grazhdanskogo obshchestva i deyatel'nost' NKO: regional'noe izmerenie. Moscow: Vysshaya shkola ekonomiki, 2011. Pp. 42.
2. Zayavleniya Putina na zasedanii federal'nogo koordinatsionnogo soveta ONF. URL: http://ria.ru/trend/putin_onf_speech_20111208/.
3. Zudin A. Dogovor ili «perevorot». Prodolzhenie diskussii ob «obshchestvennom dogovore» mezhdu vlast'yu i obshchestvom. URL: http://www.socpolitika.ru/rus/ngo/interview/document10628.shtml
4. Net doveriya - net loyal'nosti. URL: http://www.uacards.com/reviews11 .html
5. Dankin D. M. Chelovek v ekonomicheskikh i sotsial'nykh otnosheniyakh: Mat-ly Vserossiiskoi nauchnoi konferentsii. Moscow: Institut psikhologii RAN, 2012. Pp. 227.
6. Dyurkgeim E. O razdelenii obshchestvennogo truda [The Division of Labor in Society]. Moscow: Direkt-Media, 2011. Pp. 567.
7. Fukuyama F. Doverie: sotsial'nye dobrodeteli i put' k protsvetaniyu [Trust: the Social Virtues and the Path to Prosperity]. Moscow: AST, 2004. Pp. 23.
8. Seligmen A. Problema doveriya. Moscow: Ideya-Press, 2002. Pp. 200.
9. Sztompka P. Trust: a sociological theory. Cambridge: Cambridge university press, 1999.
10. Giddens E. Novaya postindustrial'naya volna na Zapade. Moscow: Academia, 1999. Pp. 101-122.
11. Kuzina I. I. Vestn. Odesskogo nats. un-ta. 2010. Vol. 15. No. 14. Pp. 70.
12. Ozhegov S. I., Shvedova N. Yu. Tolkovyi slovar' russkogo yazyka [Explanatory Dictionary of the Russian Language]. Moscow: Az'', 1992.
13. Luhmann N. Trust and Power Chichester. United Kingdom: John Wiley and Sons, Inc, 1979. Pp. 99.
14. Entsiklopedicheskii slovar' Brokgauza i Efrona v 82 tt. i 4 dop. tt. [Brockhaus and Efron Encyclopedic Dictionary in 82 Volumes and 4 Additional Volumes]. Moscow: Terra, 2001.
15. Guzhavina T. A. Problemy razvitiya territorii: nauchnyi zhurnal. 2012. No. 6. Pp. 120.
16. Moskvin L. B. Vlast'. 2011. No. 9. Pp. 8.
17. Searle J. R. Mind, Language and Society: Philosophy in the Real World. N.Y., 2000.
18. Doklad o sostoyanii grazhdanskogo obshchestva v Rossiiskoi Federatsii za 2012 god. Moscow: Obshchestvennaya palata Rossiiskoi Federatsii, 2012. Pp. 11.
19. Lomkin A. P. Chelovek v ekonomicheskikh i sotsial'nykh otnosheniyakh: Mat-ly Vserossiiskoi nauchnoi konferentsii. Moscow: Institut psikhologii RAN, 2012. Pp. 282.
20. Korneeva I. E. Chelovek v ekonomicheskikh i sotsial'nykh otnosheniyakh: Mat-ly Vserossiiskoi nauchnoi konferentsii. Moscow: Institut psikhologii RAN, 2012. Pp. 236-237.
21. Vasilevskaya E. Yu. Chelovek v ekonomicheskikh i sotsial'nykh otnosheniyakh: Mat-ly Vserossiiskoi nauchnoi konferentsii. Moscow: Institut psikhologii RAN, 2012. Pp. 223.
22. Vershinin S. E. Nauchnyi ezhegodnik In-ta filosofii i prava Ural'skogo otdeleniya Ros. akad. nauk. Ekaterinburg, 2001. No. 2. Pp. 71.
23. Alekseeva T. A. Legitimnost' Novaya filosofskaya entsiklopediya. Moscow: Mysl', 2001. Pp. 32.
24. Pugachev V. P. Politologiya: ucheb. dlya vuzov [Political Science: Textbook for High School]. M .: Slovo; EKSMO , 2003. Pp. 112.
25. Merton R. Sotsiologicheskie issledovaniya. 1992. No. 2. Pp. 120.
26. Bol'shaya sovet-skaya entsiklopediya [The Great Soviet Encyclopedia]. Moscow: Sovet-skaya entsiklopediya 1969-1978.
27. Berdyaev N. A. Istoki i smysl russkogo kommunizma [The Origins and Meaning of Russian Communism]. Moscow: Nauka, 1990. Pp. 13.
Received 27.11.2014.
