CC BY
41
zen toes, miles ofpain, painfully cold, frozen feet and cheeks, Fear of the North, weak from hunger, death by field and flood and famine, painful thoughts, tortured souls, light-stomached and heavy-hearted, the darkness of the trail and the pain, the dead-white tips of the toes, in the various stages of mortification (единичные) и др. Например: More than one rough adventurer of the North felt his heartstrings draw closer, and experienced vague yearnings for the sunnier pastures of the Southland, where life promised something more than a barren struggle with cold and death (London 6).
Таким образом, четко установив критерии отбора контекстов, можно более полно раскрыть содержательную сущность художественного концепта «север» и произвести его анализ.
Библиографический список
1. Згазинская, О.Г. Концепты Париж и Киммерия в творчестве М.А. Волошина [Текст]: автореф. дис. ... канд. филол. наук / О.Г. Згазинская. - Архангельск, 2008.
2. Миллер, Л.В. Художественный концепт как смысловая и эстетическая категория // Мир русского слова. - 2000. - № 4. -С. 41-42.
3. Фоминых, Н.В. Концепт, концептор и художественный текст // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / Под ред. И.А. Стернина. -Воронеж: ВГУ, 2001. - С. 176-179.
список источников примеров
1. London 1 - London, J. In a far country: [Электронный ресурс]. URL: http ://london. sonoma. edu/Writ-ings/SonWolf/country.html
2. London 2 - London, J. The wife of a king: [Электронный ресурс]. URL: http://london.sonoma. edu/Writ-ings/SonWolf/wife.html
3. London 3 - London, J. The God of his fathers: [Электронный ресурс]. URL: http://london.sonoma. edu/ Writings/GodFathers/fathers.html
4. London 4 - London, J. The white silence: [Электронный ресурс]. URL: http://london.sonoma. edu/Writ-ings/SonWolf/white.html
5. London 5 - London, J. The son of the wolf: [Электронный ресурс]. URL: http://london.sonoma. edu/ Writings/SonWolf/wolf.html
6. London 6 - London, J. To the man on the trail: [Электронный ресурс]. URL: http://london.sonoma. edu/ Writings/SonWolf/country.html
УДК 81'37; 003; 81'22
ББК 81.032
О. Я. Палкевич
дополнительность как один из параметров порядка, организующих категорию абсурда
В настоящей статье рассматривается один из параметров порядка, организующих семантическую категорию абсурда - его дополнительность к официальному сознанию, культуре, языку. Устанавливается, что абсурд основан на разрыве одно-однозначного соотношения между мыслью и миром, на разрушении синтагматических и парадигматических связей текста. Тем самым абсурд предлагает неожиданный, странный, но здравый взгляд на мир.
Ключевые слова: абсурд, параметр порядка, дополнительность, культура, сознание, язык
O. Palkevich
supplementarity as one of the semantic markers of absurdity
The following article deals with the absurdity in a discret fractal paradigm. Absurdity is complement to the coded mentality, culture and language. This semantic category is based on a disruption
of isomorphic relation between the thought and the world, the syntagmatic and the paradigmatic relations in the text. Absurdity creates a new, strange vision of the world.
Key words: absurdity, semantic marker, supplementarity, culture, mind, language
«Als absurd bezeichnen wir, was nicht möglich ist und trotzdem passiert; was möglich ist, aber nicht passiert, bezeichnen wir als typisch»
(Gabriel Laub)
Категория абсурда, понимаемая традиционно как нечто бессмысленное, противоречащее здравому смыслу [LexiROM, 1997], возникла еще в Античности. У ранних греческих философов абсурд означал «нечто нежелательное, связанное с противоположностью Космоса и гармонии и тем самым эквивалентное Хаосу» [Буренина, 2004, с. 8]. Понятие абсурда обладало тремя измерениями: 1) эстетическая категория, выражающая отрицательные свойства мира, 2) логический тупик, т.е. место, где рассуждение приводит рассуждающего к противоречию или бессмыслице, 3) метафизический абсурд, т.е. выход за пределы разума как такового [там же, с. 8, 10].
Мы выдвигаем гипотезу о том, что абсурд представляет собой сложное самоподобное дискретное образование в когнитивной сети переработки информации, состоящее из множества узлов и ветвей, хранящее данные из различных отраслей знания. Каждый узел фрактала абсурда хранит информацию о состоянии соседних узлов, передаваемых по ветвям фрактального дерева.
По нашему мнению, абсурд является одной из проекций самоорганизующейся креативной формы парадоксального (языкового) мышления, порождающейся на стыке бессознательного и сознательного. Абсурд есть временная упорядоченная структура вблизи неустойчивых, критических режимов, на границе хаоса и порядка. Абсурд как результат восприятия неоднозначных образов вербализуется посредством языковых форм разного объема и конфигурации. Абсурд представляет собой фрактал, проецирующийся в восприятие, порождение, осознание и актуализацию информации адресантом и адресатом абсурдного высказывания. Соответственно, абсурдное высказывание является сущностно плюральным (семантически многомерным) языковым
знаком, обладающим единством объекта характеризации.
Данный знак описывает объекты из мира «Ментальное» или мира «Действительное» и противоречит самому себе, исходным посылкам, здравому смыслу, научной картине мира или ситуативной логике по содержанию или по форме. Он направлен на слом автоматизма восприятия и конструирование «странного» взгляда на повседневный мир. Суть абсурда - в разрыве связей между миром и мыслью, синтагматических и парадигматических связей текста. Объем абсурдного высказывания колеблется в пределах от одного предложения до целого текста.
Итак, мы исходим из положения, что абсурд представляет собой обширное концептуальное пространство, мир контрдетерминиро-ванного, неожиданного и неочевидного смысла. Единство и темпоральную устойчивость данному пространству придают ряд широкозначных семантических признаков, объективирующихся на разных уровнях исследования, обобщения и воплощения. В рамках настоящего исследования мы рассматриваем данные признаки как параметры порядка. Параметр порядка представляет собой неустойчивую переменную, которая определяет поведение всей самоорганизующейся системы. с определением параметров порядка описывается поведение всей системы [Хакен, 2010]. самоорганизующуюся систему, с нашей точки зрения, представляют собой три укрупненные семантические категории с общим (парадоксальным) основанием - комическое, трагическое и абсурд.
семантическое поведение данной системы описывается такими параметрами порядка, как парадоксальность, многомерность, амбивалентность, кросстемпоральность и дополнительность, которые в разное время были предметом обсуждения в наших публикациях. в данном материале речь пойдет о дополнительности абсурда к официальному сознанию, культуре, языку.
Дополнительность абсурда к официальному сознанию проявляется в «точечном» характере существования данного феномена. в отличие
от комического и трагического, абсурд не имеет непрерывной истории функционирования, не отливается постоянно в форму социокультурной практики. интенсивное развитие абсурда тесно связано с глобальными историческими переменами в обществе; можно сказать, что абсурд существует в режиме с обострением - в режиме сверхбыстрого развития процесса, когда характерные величины неограниченно возрастают за конечное время, называемое временем обострения [Князева, 2007, с. 85]. Таким временем были 20-е годы XX века в России и 50-е гг. XX века в Европе: времена глобальных общественных катаклизмов, их осмысления и преодоления. в этот период возрастает роль инаковости, в том числе знаково-семантической непохожести. Необычные, небывалые процессы, происходящие вокруг, требуют такой же необычной языковой формы. в остальное время абсурд существует в виде точек в знаковом ландшафте.
Дополнительность абсурда к официальной культуре проявляется в наличии особого вида драматического искусства - театра абсурда, не находящегося, конечно, в оппозиции к другим видам драмы, но занимающего скорее дополнительное место в общем театральном процессе.
наконец, параметр языковой дополнительности в абсурде выражен более ярко, чем в категориях комического и трагического. Здесь имеет место языковое новаторство, раскрепощенное языковое творчество, полюсами которого становятся то упаковка достаточно прозрачного содержания в изысканную и причудливую языковую форму, то примат формы над содержанием, поиск красивых и неожиданных сочетаний, порой не несущих в себе очевидного смысла. Иногда результаты такого языкового эксперимента утрачивают связь со своим творцом и становятся элементами коллективного когнитивного пространства; говорящие воспринимают их как народное творчество: (1)Та-ра-ра-бумбия Сижу на тумбе я.
Простерты руки К скучной скуке.
Рука простёртая Ласкает звёздочки,
А солнце мёртвое Лежит на жёрдочке.
У неё узкая талия А в руках белое полотенце;
Мои глаза в Австралии
Темнее тамошних туземцев.
Та-ра-ра-бумбия
Сижу на тумбе я (Введенский, 2010).
Рассмотрим, при помощи каких языковых средств и приемов создается параметр дополнительности, характеризующий абсурд как проекцию парадоксального мышления. Уточним понятия, необходимые нам для анализа языковых средств. под (не)совозможностью мы будем понимать сочетаемость либо несо-четаемость возможных миров; это понятие, соответственно, относится к уровню логики и глубинной семантики. под (не)когерент-ностью мы будем понимать синтаксическую сочетаемость либо несочетаемость компонентов линейной речевой цепочки. Под контрдетерминацией мы понимаем семантическое рассогласование элементов речевой цепи, частичное или полное отсутствие в объемах их актуальных значений повторяющихся ингерентных и афферентных сем. контрдетерминация может являться результатом не-когерентности членов речевой цепочки и обусловливающих ее несовозможности описываемых ими возможных миров.
категория абсурда, в большей степени, чем категории комического и трагического, связана с диалектикой совозможности и несовоз-можности, когерентности и некогерентности, с перебросом смысла с поверхностного уровня на глубинный, и наоборот. Абсурдные тексты либо описывают несовозможные миры при помощи поверхностно когерентных элементов, либо совозможные миры в поверхностно некогерентных терминах. Данный параметр сближает категории абсурда и комического, однако в комическом речь идет о поверхностной несовозможности элементов и об исчислимости вариантов интерпретации, тогда как абсурдные высказывания и тексты характеризует необозримая процедура выводного знания. так, высказывание (2 а) построено на синтаксической когерентности и логикосемантической несовозможности элементов речевой цепи. Последовательное употребление существительного среднего рода «лицо» и замещающего его местоимения «оно» и такое же последовательное сочетание с этими языковыми единицами глаголов в третьем лице единственного числа делает высказывание синтаксически связанным. Однако антропоним «Антон Исаакович Шварц» и существи-
тельное «чтец» создают контрдетерминирую-щий контекст для данных языковых средств, что делает высказывание поверхностно семантически несвязанным, т.е. вносит в него элементы контрдетерминации. Развитию не-совозможности способствуют использование неожиданного сравнения (2 б) и пуанты (2 в): синтагма «очень уж они люди хорошие» создает поверхностно контрдетерминирующий контекст заголовку рассказа «Пашквиль». Однако на самом деле рассказ представляет собой именно пасквиль, т.е. клеветническое сочинение с оскорбительными нападками [Ожегов, 1987], злословие на приторно-сладкий букетно-конфетный мир мещанства. так при распаковке семантического континуума данного текста адресат, подобно челноку, курсирует между поверхностной и глубинной семантикой составляющих его элементов. Описанные языковые приемы позволяют адресанту выразить ироническое отношение к своему персонажу и дают возможность адресату толковать данный текст как сочетающий элементы комического и абсурда:
(2 а) Знаменитый чтец Антон Исаакович Ш. - то самое историческое лицо, которое выступало в сентябре месяце 1940 года в Литейном лектории, - любило перед своими концертами полежать часок-другой и отдохнуть. Ляжет оно, бывало, на кушет и скажет:
- Буду спать, - а само не спит. После концертов оно любило поужинать.
(2 б)Жена его хорошенькая, бегает по комнате, каблучками стучит, как бабочки.
(2 в) Ночью, если им мухи не мешают, они спят спокойно, потому что уж очень они люди хорошие! (Хармс, 2010).
стилистический прием пуанты играет основополагающую роль в создании следующего текста. Именно с его помощью доводится до своего завершения локальная логика создания прямых причинно-следственных связей между бессвязными событиями, с одной стороны, и выводом, к которому приходит автор, с другой. Так проявляется поверхностная не-совозможность, характеризующая абсурд, и его языковая дополнительность:
(3) Однажды Орлов объелся толченым горохом и умер. А Крылов, узнав об этом, тоже умер. А Спиридонов умер сам собой. А жена Спиридонова упала с буфета и тоже умерла.
А дети Спиридонова утонули в пруду. А бабушка Спиридонова спилась и пошла по дорогам. А Михайлов перестал причесываться и заболел паршой. А Круглов нарисовал даму с кнутом и сошел с ума. А Перехрестов получил телеграфом четыреста рублей и так заважничал, что его вытолкали со службы. Хорошие люди и не умеют поставить себя на твердую ногу (Хармс, 2010).
семантическая несовозможность темпо-миров, внезапно совмещенных в одном тексте, при его поверхностной когерентности достигает своего апогея в рассказе «Встреча». Контрдетерминация достигается также благодаря использованию пуанты: последняя фраза создает контрдетерминирующий контекст для заголовка рассказа. заголовок запускает механизм антиципации адресата и вызывает определенный комплекс представлений о том, что обычно встреча является событием с неким положительным содержанием: встречаются знакомые и незнакомые люди, но в их жизни после данного события хоть что-то изменяется. Последняя фраза резко нарушает ожидания адресата, внезапно обрывая повествование; возникают вопросы: Как все? Почему тогда это называется «Встреча»? Для чего это было написано? Так текст, основанный на дополнительном стилистическом приеме, вовлекается в новый герменевтический круг интерпретации:
(4) Вот однажды один человек пошел на службу, да по дороге встретил другого человека, который, купив польский батон, направлялся к себе восвояси. Вот, собственно, и все. (Хармс, 2010).
Языковая дополнительность абсурда проявляется также в использовании других стилистических средств: метафор и их подвида - персонификаций, неожиданных сравнений, эпитетов. Отбор данного арсенала языковых средств мотивирован, по всей видимости, тем, что они помогают создавать несовозможные миры в линейных рамках высказывания и текста.
(5) И я в моём тёплом теле лелеял глухую лень.
Сонно звенят недели, вечность проходит в тень.
Месяца лысое темя прикрыто дымным плащом, музыкой сонного времени мой увенчаю дом.
Ухо улицы глухо, кружится карусель.
Звёзды злые старухи
качают дней колыбель (Введенский, 2010). Для описания череды летних ночей, спокойных и ленивых, не заполненных никакими особыми событиями, для того чтобы передать гармонию человека и природы: лень и спокойствие человека, неспешный ход времени в природе, автор использует следующие стилистические средства:
неожиданные эпитеты: глухая лень, дымный плащ, сонное время.
Персонификации: недели звенят, месяца лысое темя, ухо улицы глухо.
метафоры: музыкой сонного времени мой увенчаю дом (односторонняя ономасиологическая метафора-предложение с полным метафорическим переносом); звезды злые старухи качают дней колыбель (односторонняя семасиологическая метафора-предложение с полным метафорическим переносом).
(6) Человек весёлый Франц... человек весёлый Франц
сохранял протуберанц от начала до конца не спускался он с крыльца мерял звёзды звал цветы думал он что я есть ты вечно время измеряя вечно песни повторяя он и умер и погиб как двустволка и полип
(Введенский, 2010). несовозможность миров, описываемых в данном стихотворении, реализуется за счет минимального или нулевого количества повторяющихся ингерентных и афферентных сем, входящих в объем актуального значения непосредственно составляющих следующих высказываний: сохранял протуберанц, мерял звезды, звал цветы. Повышению языковой креативности текста способствует также использование неожиданного сравнения: как двустволка и полип.
(7) А н г е л: все ли все ли здесь собрались все ли сели
на полу
музыканты собирались как пингвины на скалу
выходило море в гости с ним под руку шла звезда и сказало море бросьте думать бегать ерунда думай думай думай думай бегай прыгай и ворчи смерть возьмёт рукой угрюмой поздно выскочат врачи будто лебеди, родные соберутся вкруг постели и труды придут иные залетают мухи в теле но чему могу помочь дети люди в эту ночь
(Введенский, 2010). Прозрачное содержание стихотворения -все земное смертно и преходяще - оформлено в затейливую языковую форму. Ее созданию способствуют стихотворный размер и рифмы, характерные для детских считалок или поэтически обработанных народных сказок. Ср.: «На золотом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич» (считалка); «Ты волна моя, волна, ты гуллива и вольна, катишь ты, куда захочешь, ты морские камни точишь...» (Пушкин, А.С. Сказка о царе Салтане). Другими языковыми средствами создания несо-возможности являются неожиданные сравнения: музыканты собирались как пингвины на скалу; будто лебеди родные соберутся вкруг постели. Дополняют картину использованные персонификации: выходило море в гости, с ним под руку шла звезда...
Таким образом, языковая дополнительность абсурда проявляется в сочетании в линейной цепи языковых знаков с минимальным набором повторяющихся ингерентных и афферентных сем и в использовании арсенала окказиональных стилистических средств: разных видов метафор, неожиданных сравнений, эпитетов, пуант. Выбор данных средств мотивирован наличием семантического и структурного сходства между механизмом их функционирования и механизмом реализации признака семантической несовозможности как маркера абсурда.
Абсурд как полипрофильная когнитивная структура, единица ментального лексикона «Память», дополнительна к обыденному сознанию, идеологии, культуре, языку, что находит выражение в закрепленных когнитивных образцах, социальных и языковых практиках.
Библиографический список
1. Буренина, О. Что такое абсурд, или По следам Мартина Эсслина [Текст] / О. Буренина // Абсурд и вокруг: сб. статей. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 5-72.
2. Князева, Е.Н. Синергетика. Нелинейность времени и ландшафты коэволюции [Текст] / Е.Н. Князева, С.П. Курдюмов. - М.: КомКнига, 2007.
3. Хакен, Г. Можем ли мы применять синергетику в науках о человеке? [Электронный ресурс] / Г. Хакен. - 2010. - http://evrika.tsi.lv/index. php?name=texts&file=show&f=244.
4. Ожегов, С.И. Словарь русского языка: Ок. 57 000 слов [Текст] / С.И. Ожегов; под ред. Н.Ю. Шведовой. - 19-е изд., испр. - М.: Рус. яз., 1987. - 750 с.
5. LexiROM [Электронный ресурс]. - Microsoft Corporation und Bibliographisches Institut & F.A. Brock-
haus AG, 1995-1997. - 1 электр. опт. диск (CD-ROM).
список источников примеров
1. Введенский, А.И. Ранние стихотворения [Электронный ресурс] / А.И. Введенский. - 2010. -http://vvedensky.bY.ru/poetrv/earlv.htm.
2. Хармс, ДПолное собрание сочинений [Электронный ресурс] / Д. Хармс. - 2010. - http://www. daharms.ru/stories/.
УДК 811.11 ББК 81.432.4
С.Н. Панкина
анализ языковых средств коммерческой рекламы в печатных сми германии
В статье рассматриваются языковые средства в коммерческой рекламе печатных СМИ Германии. На основе анализа эмпирического материала определяются базовые концепты коммерческого рекламного дискурса, раскрываются характерные особенности структуры и метафорического моделирования рекламных сообщений.
Ключевые слова: концептуальная метафора; визуальная метафора; метафорическая модель; рекламный дискурс
S.N. Pankina
the analysis of linguistic means in commercial advertisement in german printed media
The article focuses on linguistic means in commercial advertisement of German printed media. The analysis of advertising texts reveals basic concepts of commercial advertising discourse, distinctive peculiarities of structure and metaphorical models in advertising papers.
Key words: conceptual metaphor; visual metaphor; metaphorical model; advertising discourse
В современной лингвистике одной из актуальных проблем является проблема выявления способов воздействия на языковое сознание человека при помощи средств, в том числе и вторичной косвенной номинации [Хаха-лова, 2009, с. 270]. Языковые средства, которые ассоциируются с определенными предметами по сходству, являются вторичными номинациями, так как они сначала воспринимаются как языковой знак, а затем как предмет или понятие, которое этот знак обознача-
ет. Свойством всех метафор является улавливание сходства денотатов, в результате которого возникает противоречие в плане выражения в случаях, когда сходство не встречается в реальной действительности. Рисунки, на которых представлены предметы, «являются первичными номинациями, так как они воспринимаются непосредственно как рисунки, только после того, как становится понятным, что на них изображено» [Johansen und Posner 2003, с. 6]. Если на рисунке происходит под-
вестник иглу, 2010
© Панкина С.Н., 2010
