ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2018. №3(53)
УДК 82.09
ДОЛГАЯ ДОРОГА РУССКИХ ГЕНЕРАЛОВ: МЕЖДУ ПРАВДОЙ ФАКТА И ПРАВДОЙ ЖИЗНИ
© Наталья Отургашева
A LONG ROAD OF RUSSIAN GENERALS: BETWEEN THE TRUTH OF FACT AND THE TRUTH OF LIFE
Natalya Oturgasheva
The article gives a literary interpretation of the Civil War memory and its heroes in contemporary Russian fiction. The subject matter of our analysis is pieces of writing where historic content is represented by a text - documentary or functioning as a document: the novels "The Winter Road. General A. N. Pepelyaev and Anarchist I. Y. Strod in Yakutia. 1922-1923" by L. Yuzeffovitch and "Soloviev and Larionov" by E. Vodolazkin.
The Russian readership perception is characterized by a visible interest in non-fiction. With all the differences in the writers' personal styles (L.Yuzeffovitch's narration is based on a document and represents non-fiction, whereas the piece of writing by E. Vodolazkin is built upon pseudo scientific-detective intrigue), both of them possess research pathos and understanding of the need to artistically resolve the on-tological conflict within the unified Russian history. The article makes an attempt to analyze the poetics of literary works and particularly to evaluate the constructive plot-generating role of a documentary text (or claiming to be as such) as a method of reconstructing a story in the fictional space of the novels.
This research enabled us to specify different levels of the literary work construction and various readers' receptive positions as well as to justify the humanistic concept of the authorial view of man within the limits designated by historical circumstances.
Keywords: historic content, documentary text, non-fiction, writing style, L. Yuzeffovitch, E. Vodolazkin.
Статья посвящена проблеме художественного осмысления памяти о Гражданской войне и ее героях в современной русской литературе. Предметом анализа являются произведения, в которых историческое содержание представлено текстом - документальным или выполняющим функцию документа: романы Л. Юзефовича «Зимняя дорога. Генерал А. Н. Пепеляев и анархист И. Я Строд в Якутии. 1922-1923» и Е. Водолазкина «Соловьев и Ларионов».
Интерес к документальной литературе стал заметной тенденцией, характеризующей особенности восприятия российской читательской аудитории. При всей разнице творческих манер писателей (повествование Л. Юзефовича опирается на документ и представляет собой литературу нон-фикшн, художественное произведение Е. Водолазкина построено на вымышленной научно-детективной интриге), их объединяет исследовательский пафос и понимание необходимости художественного разрешения онтологического конфликта внутри единой российской истории.
В статье предпринята попытка проанализировать поэтику литературных произведений и, в частности, оценить конструктивную, сюжетообразующую роль документального (или претендующего им быть) текста как способа реконструкции истории в художественном пространстве романов.
Проведенное исследование позволило автору статьи обозначить разные уровни организации художественного материала и, соответственно, различные рецептивные позиции читателей, а также обосновать гуманистическую концепцию писательского взгляда на человека в границах отведенных ему исторических обстоятельств.
Ключевые слова: историческое содержание, документальный текст, литература нон-фикшн, творческая манера, Л. Юзефович, Е. Водолазкин.
Современное художественное сознание внимательно исследует проблемы богатой и трагической истории ХХ века, с особой бережностью воспроизводя голоса ушедших эпох и анализируя
свидетельства современников прошедших событий. Как правило, интерес обращен к личности -знаменитой, известной или полузабытой, поскольку именно в ней художники из разных сфер
творческой деятельности стремятся найти ответы на волнующие наше общество вопросы. Этот интерес демонстрируют различные виды искусства, однако именно в литературе он проявляется острее и заметнее всего.
Интерес к документальной литературе - литературе нон-фикшн - стал заметной тенденцией, характеризующей особенности восприятия российской читательской аудитории. Еще в конце ХХ века, размышляя о новом качестве документальности современной литературы, В. П. Палиевский заметил, что «документ получил самостоятельное эстетическое значение», а факт, являясь «главным источником питания» литературы, теперь «стал ценен для нас и сам по себе» [Палиевский, с. 173]. Исследователь литературы проницательно предположил, что документальный образ будет развивать «свои особые достоинства», на равных сосуществуя в художественном пространстве с традиционным для литературы вымышленным образом.
Роман Л. Юзефовича «Зимняя дорога. Генерал А. Н. Пепеляев и анархист И. Я Строд в Якутии. 1922-1923» является, по сути, историческим исследованием, посвященным Якутскому походу белого генерала А. Н. Пепеляева, который возглавил Сибирскую добровольческую дружину, отправившуюся на помощь повстанцам, недовольным Советской властью. Неумолимая логика войны сталкивает отряд Пепеляева с красноармейцами под предводительством И. Я. Строда, бывшего анархиста, полного Георгиевского кавалера и будущего советского писателя-мемуариста.
В своих интервью Л. Юзефович неоднократно подчеркивает выбранный им путь документального исследования событий Гражданской войны как принципиальную позицию:
<...> писать фикшн на таком материале, как в «Зимней дороге», - это, мне кажется, нечестно. Нужно попытаться понять, как было на самом деле, и рассказать об этом, а не сочинять, не рисовать воображаемые картины, не вкладывать собственные слова в уста исторических персонажей. Цитата здесь - более сильный художественный инструмент, чем диалоги и метафоры [Интервью с Леонидом Юзефовичем].
Действительно, цитирование становится в романе одним из ведущих способов характеристики героев и создания образа действительности: Л. Юзефович отдает слово участникам событий, делает их летописцами ими же творимой истории, поэтому текст романа изобилует прямой речью персонажей: это письма, дневники, воспоминания, репортажи из газет, ссылки на которые автором скрупулезно приводятся либо в
постраничных сносках, либо в списке литературы в конце книги.
Документальная основа романа опирается на богатый архивный материал: читателю представлена летопись событий с указанием имен и точных дат, названий организаций (Временное Якутское областное народное управление -ВЯОНУ) и газет, подробных данных об участниках похода и их снаряжении (На двести пятьдесят бойцов у него (Пепеляева - Н. О.) имелось всего полсотни нарт).
Ту же функцию воспроизведения точного факта и завоевания читательского доверия выполняют сноски:
Тунгусы - прежнее, до 1930 года, общее название эвенков и эвенов. Поскольку русские и якутские участники описываемых событий употребляли только это слово, здесь и далее я использую его для более точной передачи языкового колорита эпохи [Юзефович, 2017, с. 38].
В тексте романа встречаем экзотизмы, характеризующие жизнь якутов: тойоны (родовая аристократия), наслег (община из одного или нескольких родов), хамначит (батрак), былайяхи (колотушки), эмэгэты (символические изображения у шаманов) - они подчеркивают степень владения автора не только историческим, но и этнографическим материалом.
Авторский голос приглушен извлеченными из архивов документальными записями, которые дают возможность читателю самостоятельно и свободно интерпретировать текст, преодолевая сложившиеся представления и стереотипы о Гражданской войне.
Роману свойственна почти эпическая повест-вовательность: долгая экспозиция, неспешность изложения, подробность описания. Основу текста составляет динамичная, простая, подвижная фраза с опорой на глаголы:
Больше года Строд просидел в олекминской тюрьме, с падением Колчака вышел на свободу, сам участвовал в охоте на ушедших в тайгу белых, потом вернулся в Иркутск, отыскал Каландаришвили и вновь поступил к нему на службу [Там же, с. 39].
Примечательно заявленное в эпиграфе к роману отношение писателя к центральным персонажам: «Такова трагическая природа мира - вместе с героем рождается его противник». Эта цитата из книги Эрнста Юнгера отсылает нас не только к логике исторических обстоятельств, но - и к вечной природе мифа, в которой герой и антигерой встречаются вне зависимости от причинно-следственных связей, в силу трагической
раздвоенности мира. Главные герои романа - белый генерал и командир красноармейцев - антагонисты, но равно достойные воины, по-разному к войне относящиеся:
<...> в отличие от своего будущего противника, тяготившегося военной службой и не в ней видевшего свое призвание, Строд - человек войны [Там же, с. 41].
Л. Юзефович настаивает на подлинности и точности характеристик своих героев: «Эти двое - фигуры настолько яркие, что легко могут показаться продуктом художественного вымысла. Тем не менее никакого вымысла в моей книге нет» [Юзефович, 2015].
Образы главных героев вырастают из текстов дневников, писем, воспоминаний, сохранивших их собственный голос. Это особенно важно для понимания движущих ими идей, для цельности впечатлений и объективности читательских оценок. Пепеляев - человек долга, об этом прямо свидетельствуют сделанные им в дневнике записи:
Я поставил вопросы: нужна ли наша помощь? Не будет ли это напрасной жертвой? Ответили: народ ждал... Я знал, какие трудности, гибель, может быть, нас ждут, но мы идем к народу, и не мы начинаем войну, она уже идет со страшной жестокостью [Юзефович, 2017, с. 101, 103].
Документальное слово, извлеченное из архивов, писатель наделяет художественной выразительностью, помещая его в строгий исследовательский контекст повествования о не самом заметном событии Гражданской войны. При этом главные герои романа оказываются глубже и богаче отведенных им исторической необходимостью ролей: в дневниковых записях, в письмах к родным открываются читателю их сомнения, готовность к жертве, отчаяние, стремление к справедливости, представления о чести, долге и судьбе:
«Счастья нет для меня, и его не будет, это нужно сказать раз и навсегда. Только долг - как он силен во мне!» - пишет Пепеляев. «Не сам иду, посылает меня судьба», «хочется чашу страданий испить до дна» [Там же, с. 104, 178, 177].
Комментируя дневник, который генерал вел во время Якутского похода и содержание которого является важной характеристикой центрального персонажа, писатель отмечает:
<...> слова «страдание», «сомнение», «тоска», «смерть» повторяются здесь чересчур часто для чело-
века, взявшего на себя ответственность за судьбу сотен доверившихся ему людей [Там же, с. 152].
Исторический нарратив соединяется в романе с экзистенциальным началом: проблема существования человека в объятом войной мире и мотивы его выбора в предельных ситуациях позволяют писателю расширить художественное пространство. Герои произведения в определенной степени «выпадают» за границы исторической фабулы и открываются нам через тексты, зафиксировавшие сам факт их присутствия в мире, ввергнутом в жестокую и отчаянную борьбу. Дневниковые записи становятся самоценным свидетельством противостояния личности и окружающего ее «враждебного ледяного мира»:
Одни мы остались, затерянные в бесконечных пространствах якутской тайги. Один, совсем один. Холодно [Там же, с. 166].
и еще:
Тяжело на душе, кругом враги, холод, громадные пространства <.> [Там же с. 178].
Враждебность ледяного пространства уравнивает красных и белых в шансах на выживание и на первый план выдвигает проблему нравственного выбора личности: не случайно захватившие Сасыл - Сысы добровольцы белого генерала вначале подбросили дров в гаснущие камельки и только потом начали будить спящих красноармейцев со словами: «Ничего плохого мы вам не сделаем. Хорошо, что все кончилось без кровопролития» [Там же, с. 206].
А в письме к белому генералу командир красноармейцев объясняет неприемлемость для него капитуляции даже на самых выгодных условиях, поскольку она будет являться громаднейшим нравственным преступлением, способствуя углублению Гражданской войны и дальнейшему разорению края. Пепеляев и Строд становятся не только участниками отчаянных по своему напряжению событий, но и творцами как самой истории, так и сложившегося о ней представления (Строд впоследствии напишет книгу, посвященную событиям 1922-1923 гг., - «В якутской тайге»).
Вряд ли справедливы упреки некоторых критиков в «недостаточности автора» в романе: «Для романа тут недостаточно автора: не хватает стилистического своеобразия и авторской идеи» [Пустовал, с. 171]. Автор не является бесстрастным летописцем-историком, он исподволь формирует вектор читательского восприятия. Уже название произведения - «Зимняя дорога» -
включает читателя в литературную традицию рассказа о пройденном героем пути, об обретениях и потерях, о поисках истины на этом пути. Наполненный горечью и отчаянием образ зимней дороги читатель встречает и в дневнике Пепе-ляева:
Опять чаще и чаще стали повторяться приступы тоски <...>. Раньше тосковал о прошлом, прошлое виделось в счастливом, отрадном свете. Теперь оно рисуется бесконечно уныло, как зимняя, длинная-длинная дорога [Там же, с. 180].
В своем эссе «Эффект Юзефовича» О. Андреева отмечает неслучайность совпадения названия романа Л. Юзефовича с пушкинским стихотворением, в котором, по мысли критика, «движение сведено к чистой идее движения из ниоткуда в никуда, без смысла, без определенной цели» [Андреева]. Думается, поэтическая интонация, заданная этой аллюзией («ни огня, ни черной хаты, глушь и снег.»), придает повествованию о якутском походе иное - вневременное -измерение. И тогда точные данные о лютых морозах, изложенные сухим языком протокола (в первую декаду января 1923 года средняя темпе -ратура составляла сорок семь целых девять десятых градуса мороза), вырастают в метафору космической стужи, поэтически воссозданную автором с совершенно иной интонацией:
<...> при полном безветрии, под ясным звездным небом человек слышит таинственный тихий шум, похожий на плеск листвы или шорох пересыпаемого зерна - шуршат кристаллики льда, в которые мгновенно превращается влага выходящего с дыханием воздуха. Такой звук якуты называют «шепотом звезд» - поэтично и в то же время с чувством близости проступающих в этой космической стуже иных, нечеловеческих сфер бытия [Там же, с. 170].
В условиях подобного контрапункта смыслов и стилей участники Ледового похода как бы преодолевают историческое притяжение и становятся действующими лицами вечно длящегося архе-типического сюжета о героях и битвах.
Л. Юзефович бережно и скрупулезно добывает крупицы прошлого, исследует богатейший фактологический материал столетней давности не только потому, что эта культурная работа еще далека от завершения и современное российское общество в ней остро нуждается. По словам писателя, «прошлое может многое сказать о настоящем не потому, что похоже на него, а потому, что в прошлом заметнее вечное» [Юзефович. Наша история долго болит]. Стремление увидеть в конкретном историческом событии универсальную основу жизни и вывести ее на уровень
философского обобщения - такова художественная задача, с которой Л. Юзефович блестяще справляется.
Действительно, документальное описание Якутского похода приобретает под пером писателя эпическое звучание, обрастая аллюзиями и авторскими ремарками. В частности, вспоминая книгу Строда «В якутской тайге», Л. Юзефович характеризует ее как
<...> трагедийный по природе героический эпос, где не добро борется со злом, а одни герои с другими, и каждый из противников - лишь орудие высшей силы <...>, как две партии олимпийских богов при осаде Трои [Юзефович, 2017, с. 385].
В комментариях к роману автор также отсылает читателя к эпосу о Троянской войне, к его исходной мифологической структуре: «Стоит возвести эту ситуацию к историческим архетипам, к мифу, чтобы почувствовать бессилие человека перед ходом истории, перед фатумом. Ахилла и Гектора вел Рок. Но и Пепеляева, и Строда вел Рок в личине долга. Оставим им их доблесть и благородство, забудем их заблуждения. Давайте смотреть на историю как на эпическую драму, а не как на происки каких-то злодеев ...» [Юзефович. Наша история .].
Защищая представших перед судом Пепеляева и его соратников, адвокат Малышев произнес в январе 1925 года провидческие слова:
Обеими сторонами было тогда пережито много мук, пролито много крови, много горьких жгучих слез. Судить этот период трудно - это исторический сдвиг двух миров, это историческое прошлое. Это дело истории, общественная совесть не судит его [Юзефович, 2017, с. 365].
Спустя сто лет писатель-историк Л. Юзефо-вич возвращается к художественно-документальному осмыслению этого исторического сдвига. Факты, лежащие в основе романа, принадлежат прошлому, но философия романа и концепция авторского миропонимания побуждают нас к размышлению о категориях вечных и остро злободневных одновременно. «Меня интересует не собственно Белое движение, а Гражданская война как национальная трагедия. По Гегелю, трагедия - борьба не добра со злом, не правды с неправдой, а двух сил, каждая из которых обладает частью правды, но видит эту часть как целое» [Юзефович, 2015].
Этот писательский и гражданский пафос в полной мере разделяет Е. Водолазкин: «Исчерпывающих истин не бывает, - утверждает он вместе с профессором Никольским аксиому на-
учного и художественного исследования мира. -Что бы человек ни изучал, он изучает в первую очередь самого себя» [Водолазкин, с. 18, 72]. Роман «Соловьев и Ларионов» представляет собой, по сути, исследование молодого историка Соловьева, посвященное генералу Ларионову. В числе прототипов своего героя автор называет, в частности, Якова Александровича Слащёва (Крымского), который возглавил в 1919 г. оборону Крыма, прикрывая отступление белой армии, а также его литературного потомка Хлудова и даже родственника писателя М. П. Адамишина («Посвящается прадеду»).
Не претендуя на подлинность изложенных в романе фактов, писатель декларирует право художника на вымысел, не препятствующий, однако, созданию художественно правдивой картины жизни:
<...> я не тот автор, у которого все факты соответствуют действительности - за исключением, разумеется, работ научных и публицистических. Вместе с тем я считаю, что даже создатель художественных текстов, будучи человеком ответственным, прежде всего должен тщательно изучить «то, как это было на самом деле», а уж потом забыть об этом и предаться вымыслу [Водолазкин, Соловьев и Ларионов].
Не случайно между автором и его главным героем генералом Ларионовым появляется персонаж, добывающий и восполняющий историческую правду своими научными исследованиями, - аспирант Соловьев, который тоскует по не виденным им временам, испытывает отцовское чувство историка, усыновляющего чужое время, горячее желание сделать его своим, поскольку тех, кто его некогда знал как свое, оно навсегда лишилось [Водолазкин, с. 75-76].
Произведение Е. Водолазкина - своеобразное сочетание художественного и научного текста, в основе которого лежит почти детективная интрига, связанная с поиском утраченных материалов, позволяющих восстановить полноту исторической картины и ответить на главный вопрос молодого исследователя: почему генералу Ларионову сохранили жизнь после того, как Крым был занят красноармейцами?
Для Л. Юзефовича личные свидетельства очевидцев - оставленные ими дневники, письма, записи выступлений - становятся способом погружения в историю, ее понимания и осмысления. Текст выступает у него как способ реконструкции истории.
В структуре романа Е. Водолазкина воспоминания генерала Ларионова также играют сю-жетообразующую роль: поиски этих материалов лежат в основе перипетий, переживаемых персо-
нажами произведения, и связывают два временных пласта в единое художественное пространство. При этом автор позволяет главному герою стать творцом самой истории - не в метафорическом, а в прямом смысле. Генерал Ларионов, спасая прикрывающий отступление белой армии отряд, воссоздает в мельчайших деталях фрагмент прошлого, запечатленный когда-то его детской памятью.
Многоуровневая организация художественного текста позволяет читателю оказываться в разной рецептивной позиции. Историческое повествование знакомит его с трагическими страницами Гражданской войны в Крыму, с яркими и драматическими судьбами белого генерала Ларионова и его антагониста, красного командира Жлобы.
Авантюрно-событийная интрига, в центре которой находится историк Соловьев, заставляет с неослабевающим интересом следить за поиском утраченных материалов, от содержания которых зависит полнота исторической правды. Но парадокс заключается в том, что тайна белого генерала (его образ писатель намеренно окружает атмосферой необъяснимого, загадочного, таинственного) оказывается глубже поставленного вопроса и не исчерпывается найденными в результате напряженных поисков недостающими страницами.
Философско-онтологический уровень текста на первый план выдвигает проблему соотношения личности и истории, жизни и смерти, существования и нравственного выбора человека в жестких пределах отведенных ему исторических рамок.
Читатель не получает окончательных ответов и не узнает содержания важной бумаги, которая в итоге спасает генералу жизнь на ялтинском молу. Однако исследование, свидетелем и косвенным участником которого он становится, способно подвигнуть его к самостоятельно сделанным и непредвзятым выводам о роли лично -сти в истории и о том, что нравственное усилие, совершаемое человеком, способно поднять его над исторической неизбежностью.
Оба писателя, обратившись к сложной для нашей исторической памяти теме Гражданской войны, приходят к гуманистическим выводам о том, что жизнь способна победить смерть, что правда оказывается сильнее лжи, а память - милосерднее забвения, что ценность человеческой жизни не измеряется выигранными сражениями или принадлежностью к какой-либо из враждующих сторон.
Именно это стремление очистить историю от идеологических стереотипов, увидеть человече-
ские поступки как осуществление индивидуального выбора личности в предлагаемых обстоятельствах и делают книги Л. Юзефовича и Е. Во-долазкина важной частью культурной работы по преодолению «упакованного в мифы испортившегося времени» [Журов] и нравственному оправданию прошлого.
Список литературы
Андреева О. Эффект Юзефовича // Эксперт online, 2016. URL: http://expert.ru/expert/2016/21/effekt-yuzefovicha (дата обращения: 10.04.2018).
Водолазкин Е. Г. Совсем другое время: роман, повесть, рассказы. М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015. 477 с.
Водолазкин, Соловьев и Ларионов // Новая газета. № 123. 6.11.2009. URL: www.novayagazeta.ru/articles/ 2009/11/05/40575-vodolazkin-soloviev-i-larionov (дата обращения: 03.06.2018).
Журов А. Дорогой зимнею: о романе Л. А. Юзефовича «Зимняя дорога» // Novymirjournal.ru: фонд «Новый мир», 2014-2015. URL: http://novymirjournal.ru/ in-dex.php/blogs/entry/dorogoj-zimneyu (дата обращения: 04.04.2018).
Интервью с Леонидом Юзефовичем // ЖЖ. Дискотека 80-х, 2016. URL: http://marss2.livejournal.com/ 2538270.html (дата обращения: 10.04.2018).
Палиевский П. В. Литература и теория. М.: Сов. Россия, 1979. 288 с.
Пустовая В. Теория малых книг. Конец большой истории в литературе // Новый мир. № 8. 2015. С. 155 -182.
Юзефович Л. А. Зимняя дорога. Генерал А. Н. Пе-пеляев и анархист И. Я Строд в Якутии. 1922-1923: документальный роман. Москва: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2017. 430 с.
Юзефович Л. А. Миф уничтожить нельзя. Огонёк. 14. 11. 2015.
Юзефович Л. А . Наша история долго болит / Леонид Юзефович - о романе «Зимняя дорога» URL: https://www.novayagazeta.ru/articles/2015/10/11/65968-nasha-istoriya-dolgo-bolit (дата обращения: 04.04.2018).
Отургашева Наталья Вадимовна,
кандидат филологических наук, доцент,
Сибирский институт управления -филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ, 630102, Россия, Новосибирск, Нижегородская, 6. [email protected]
References
Andreeva, O. (2016). Effekt Iuzefovicha [The Yuze-fovich Effect]. Ekspert online. URL: http://expert.ru/ expert/2016/21/effekt-yuzefovicha (accessed: 10.04.2018). (In Russian)
Interv'iu s Leonidom Iuzefovichem (2016) [Interview with Leonid Yuzefovich]. ZhZh. Diskoteka 80-kh. URL: http://marss2.livejournal.com/2538270.html (accessed: 10.04.2018). (In Russian)
Iuzefovich, L. A. (2015). Mif unichtozhit' nel'zia [A Myth Cannot Be Destroyed]. Ogonek. 14. 11. (In Russian)
Iuzefovich, L. A. Nasha istoriia dolgo bolit [Our History Hurts for a Long Time]. Leonid Iuzefovich - o romane "Zimniaia doroga". URL: https://www.novayagazeta.ru/ ar-ticles/2015/10/11/65968-nasha-istoriya-dolgo-bolit (accessed: 04.04.2018). (In Russian)
Iuzefovich, L. A. (2017). Zimniaia doroga. General A. N. Pepeliaev i anarkhist I. Ia Strod v Iakutii. 19221923: dokumental'nyi roman [The Winter Road. General A. N. Pepelyaev and Anarchist I. Ya Strod in Yakutia. 1922-1923: A Documentary Novel]. 430 p. Moskva, Izdatel'stvo AST, Redaktsiia Eleny Shubinoi. (In Russian) Palievskii, P. V. (1979). Literatura i teoriia [Literature and Theory]. 288 p. Moscow, Sov. Rossiia. (In Russian)
Pustovaia, V. (2015). Teoriia malykh knig. Konets bol'shoi istorii v literature [The Theory of Small Books. The End of a Great History in Literature]. Novyi mir. No. 8, pp. 155 -182. (In Russian)
Vodolazkin, E. G. (2015). Sovsem drugoe vremia: roman, povest', rasskazy [Quite a Different Time: A Novel, a Novella, Stories]. 477 p. Moscow, AST, Redaktsiia Eleny Shubinoi. (In Russian)
Vodolazkin, Solov'ev i Larionov [Vodolazkin, So-loviev and Larionov]. Novaia gazeta. No. 123. 6.11.2009. URL: www.novayagazeta.ru/articles/2009/11/05/40575-vodolazkin-soloviev-i-larionov (accessed: 03.06.2018). (In Russian)
Zhurov, A. (2014-2015). Dorogoi zimneiu: o romane L. A. Iuzefovicha "Zimniaia doroga" [Riding the Winter Road: About the Novel "The Winter Road" by L. A. Yuzefovich]. Novymirjournal.ru: fond "Novyi mir". URL: http://novymirj ournal. ru/index.php/blogs/entry/ dorogoj-zimneyu (accessed: 04.04.2018). (In Russian)
The article was submitted on 11.06.2018 Поступила в редакцию 11.06.2018
Oturgasheva Natalya Vadimovna,
Ph.D. in Philology,
Associate Professor,
the Siberian Institute of Management -
Branch of the Russian Presidential Academy
of National Economy and Public
Administration,
6 Nizhegorodskaya Str.,
Novosibirsk, 630102, Russian Federation.