CC BY
19ДОИГРАЛИСЬ — лозунг дня: "Даешь гламурную социологию!"
В предлагаемом материале дана в полемической форме оценка сочинений проф. Дм. Иванова, посвященных "глэм-капитализму" и "глэм-науке". Автор эти критических заметок считает, что "постмодернистский" подход проф. Дм. Иванова к "постмодернистским" практикам современного общества едва ли теоретически продуктивен, поскольку не обладает достоинством "полноты" всякой объясняющей теории, а тем более силой критической установки. В результате такой важный, сложный и в то же время небезопасный феномен, как виртуальная реальность сегодняшнего социума оказывается вне аутентичного концептуального моделирования. "Глэм-социология" проф.
Дм. Иванова, сама будучи продуктом "глэм-современности", к сожалению, не отличается качеством сторонней и трезвой объективности.
Ключевые слова: "Глэм-капитализм", "глэм-наука", постмодернизм, виртуальность, условия человеческого существования, человек в эпоху "постчеловека", классическая традиция в философии и развитии социальной мысли.
Александр Щелкин
ведущий научный сотрудник СИ РАН
"... Когда в философском обсуждении говорится о неистинном, то это не должно понимать так, что этого неистинного не существует. Дурное государство или больное тело могут всё же существовать; но эти предметы неистинны, ибо их понятие и их реальность не соответствуют
друг другу" Гегель
"Присутствие нормы... предполагается нами в каждом
предмете.
Чтобы понять предмет, нужно взять его в состоянии высшего развития, его "акмэ", классической форме — этому
учили еще древние" Мих. Лифшиц
Академическая пристойность и мужественный реализм в социологии больше не котируются по категории научных добродетелей. Традиционно-классическая социология отнесена авторами новой социологической моды к разряду "ритуальной социологии" — прибежищу, надо так понимать, "ритуальных" и умственно убогих манипуляций, не способных схватить Zeitgeist, "дух времени" современного общества. Смысл социологической новеллы выглядит не без кричащей претенциозности: раз мы живём в эпоху господства "гламура", "глэм-капитализма" то только "гламурная социология" (она же глэм-наука) может быть адекватной теорией современного общества. Об этом пикантном открытии уже не первый год поговаривают как о самой "эпохальной" вехе в развитии общественной науки многие еще совсем несостарившиеся социологи, но наиболее живописно это получилось, похоже, у проф. Дм. Иванова. Смотите, напрмер, его сочинения "Глэм-капитализм" (Иванов Д. Глэм-капитализм. СПб, 2008), "Актуальная социология" (Иванов Д. Актуальная социология. — В кн.: Проблемы теоретической социологии. — СПб: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2009).
"Nihil admirari!" учит старая латинская мудрость. Но, свидетель Бог, перед некоторыми "чудесиями" ум расступается: "Наука в глянце — это отнюдь не противоположность "настоящей" науки, не пародия на неё, это яркое, броское, выражение самой сути её современного состояния" (Иванов Д. Актуальная социология..., с. 35). И чтобы не было сомнений у колеблющихся, добавлено: "Глэм-наука процветает и постепенно монополизирует знание о капитализме, вытесняя традиционные социальные науки на периферию общественного интереса" (Там же). Мало того, автор сам, будучи рафинированным адептом "глэм-соци-ологии", убеждает читателя в том, что в новой парадигме вполне заслуженно (!) "без внимания остаются социальные факты, социальные проблемы, социальная солидарность, изучение ко-
торых диктовалось заботой о труде, семье, образовании и т.п. Поэтому философия, история, социология [опять же, надо понимать, что "заслуженно" — А.Щ.] утрачивают влияние на общественные дебаты и принятие политических решений... Новая модальность общественной жизни адекватно раскрывается не в истинах-нравоучениях старых социальных наук, а в истинах-развлечениях глэм-науки" (Иванов Д. Актуальная социология., 36).
Чем же провинилась "старая" социология, которую проф. Дм. Иванов, снисходительно именует как "ритуальная" и хорошо хоть не "оккультная". Вердикт со времен классиков постмодернизма известен. Традиционная, "досовременная" социология просмотрела что-то важное в текущей реальности. Это "что-то" тоже секретом не является. Предоставим вновь слово нашему строгому и убеждённому стороннику "глэм-науки" и одновременно автору обвинительного приговора по адресу "ритуальной социологии": "Традиционно ориентированные социальные науки, занимаясь "социальностью", "средним классом", "гражданским обществом", "толерантностью", "новыми социальными движениями" и т.п. просмотрели и упустили (внимание! — А.Щ.) виртуализацию. А если вы не занимаетесь виртуализацией, виртуализация займётся вами" (Иванов Д. Актуальная социология., 36-37).
Последнее предупреждение должно, по-видимому, означать что-то жуткое и неотвратимое. Однако когда имеешь дело с выдуманными проблемами, то и ужас получается какой-то картонный. Всякий любитель русской словесности тут, скорее всего, вспомнит знаменитую реплику Л. Толстого по поводу надрывных страшилок символиста Л. Андреева: "Он пугает, а мне не страшно". Не страшно, потому что комично. Судите сами.
В современном социуме в неисчислимом объеме присутствует огромное количество "образов", "символов", "брендов", "знаков", производство и распространение которых находится по ту сторону потребителя всей этой "картинки". "Картинку" эту с подачи достославных корифеев постмодернизма называют "виртуальной". Понятие "виртуальности" так пришлось по вкусу нашей гламурно-изнеженной аудитории, что сегодня без подобного словоупотребления просто невозможно представить даже самого короткого и банального разговора о чем-либо у нашей прихотливой публики. Комизм ситуации в том и состоит, что "виртуальность" на самом деле означает совсем иное и даже прямо противоположное тому облегченному смыслу, с которым так умильно работают сегодня многие и бодро пишущие авторы.
Виртуальность для серьезного социолога — очень важный онтологический факт, факт устроения социальности. Однако понимание природы этого феномена для тех, кто в по-
рядке увлечения модой легкомысленно и без меры злоупотребляет "виртуальностью", представляется, похоже, сверхинтеллигибельной задачей.
Дело в том, что в социуме "работает" всё — и реальные, и фантастические представления. Особенно и чаще всего последние. Фантазии и мнимости, то есть "образы", "идеи", "представления", за которыми не стоит реальный референт, имеют ту же силу воздействия, как и адекватные "образы", "идеи", "представления". Задолго, лет так за 150, до Бодрийарда, автора, который довольно поверхностно, но зато популярно исследовал феномен виртуальности и в угоду массовому сознанию назвал эти "копии без оригинала" по-модному "симулякрами", так вот — другой автор уже говорил на ту же тему и говорил (на примере фантомов религиозного сознания) самое главное: "Все боги, как языческие, так и христианские, обладали действительным существованием. Разве не властвовал древний Молох? Разве Апполон Дельфийский не был действительной силой в жизни греков?" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 40, с. 272).
Вот эта-то действительность недействительных вещей и составляет природу виртуального мира — того мира, по отношению к которому классическая европейская традиция со времен Античности, Ренессанса, Просвещения, а в лице Гегеля и особенно Маркса всегда имела критическую и гуманистическую установку. Сегодняшнее же молодое поколение российских социологов не знает иного, кроме как постмодернистского, то есть негативного отношения к Просвещению, сформулированного Т. Адорно в работе "Диалектика Просвещения". В результате этот тип "современного/постсовременного" социологического сознания наивно, некритически, но в то же время с самоуверенным рвением готов принимать "искусственный мир" рекламы, брендов, киберпространства, гаджетов, !рЬопе"ов и ¡роб"ов и проч. проч. как последнее издание реальности, как последняя (в смысле новейшая) онтология социального. Отсюда и пафосный лозунг: "Даешь глэм-социологию как самую адекватную глэм-капитализму!"
Один, однако, вопрос — вопрос из "вечных" и "классических" — как-то сразу напрашивается и ждет ответа: "А на каком основании "глэм-капитализм" и всю теперешнюю "виртуальность" принимать за подлинность, а не за сорт реальности, несущую в себе значительную долю девиантности?"
Это старая история. Еще со времен Эпикура было принято делить потребности, нужды и интересы человека на "естественные" и "искусственные", на "нормальные" и выходящие за пределы "нормы", на отвечающие цивилизованной "природе человека" и те, которые едва ли отвечают этому критерию. И хотя деление это четко не записано ни в каких генетических программах, "нагорных проповедях" и социальных кодексах, и хотя пограничная полоса между этими двумя состояниями достаточна широка, чтобы определять диапазон человеческой свободы и экспериментаторства с этой свободой, всё же само это деление остаётся абсолютной данностью, и её "не прейдеши". Точнее так, всякое нарушение указанной границы оплачивается непропорциональной ценой — деградацией человеческого. Аспектов этой деградации опасно много. Только одна иллюстрация на тему угроз, идущих от искушений, идущих от социогенной виртуальности.
Киберпространство, заданное инновационным энтузиазмом современной ГГ— продукцией, и само напичканное этой продукцией, подозрительно в огромных масштабах обслуживает повседневный мир человеческого общения — той самой сферы, в которой всегда генерировалась и находила свое существование социальная сущность и призвание человека. Кибер-виртуализация этого пространства, "сетизация" человеческой коммуникации осуществляется не в "качественной" логике этого общения, а в "количественной" логике не знающего никаких внутренних регулятивов "общества потребления". "Одиночество в сети" стало не единственным результатом этой ГГ-экспан-сии. Эрозия "качества жизни" — эмпирически наблюдаемый
факт. Электронные средства связи и информационные технологии опосредуют, а значит, формируют/деформируют содержательную (!) сторону отношений человека не только к другому человеку, но и к миру в целом. Почему содержательную — на этот вопрос в эпоху "электронных СМИ" лучше всего ответил М. Маклюэн своим, каким ни весть, открытием — "The Medium is the Message". Не будет никаким преувеличением перевести эту "аксиому" следующим образом: "Посредник между человеком и миром не столько передает содержание этого мира, сколько сам задаёт это содержание". Иначе говоря, электронные средства коммуникации, в том числе СМИ, формируют содержание по своему образу и подобию. Электронный medium как бы отбирает у человека его "глаза и уши", отбирает непосредственное отношение человека к окружающей среде и предоставляет ему свои уже совсем другие, нечеловеческие средства связи и отношения с миром. К сожалению, это не литературный оборот, а некоторая фатальность, смысл которой вполне доступен любому, кто дружен с философией и конкретно с философией И. Канта, который говорил абсолютно аналогичное по поводу диктата "априорных форм" наших чувств и нашего сознания — в том смысле, что они — проклятые — а не мир определяет содержание-контент всего того, на что мы бросим взгляд или того, о чем подумаем. При этом, как выясняется, подобная подмена "непосредственного" на "опосредованное" сегодня с успехом эксплуатируется в товарной логике рынка силами бизнеса, а в политической логике — силами государственной власти.
Вернемся, однако, к категории "виртуального", с помощью которой многие сегодня (и автор работы "Глэ-капитализм" в том числе) орудуют как палочкой-выручалочкой в своих несложных рассуждениях о современности. Если у Бодрийарда мы еще чувствуем нотки сокрушения от господства "виртуальности" и мира "симулякров" и в тоже время отголоски тоски по "неподдельному" и "настоящему", то у большинства недавно вступивших в социологию отношение к "виртуальному пространству", скорее, как к "А New Brave World" Олдоса Хаксли, просто по закону развития, сменившему старую среду обитания. Пафос почти обывательский и оппортунистический: пришли новые времена и нам в них жить.. Пафос жеребячьего ликования: а, что? — даже очень весело и необычно!
Получается, что "виртуальность" получила легитимизацию уже не только на уровне обыденного, но и собственно социологического сознания. Причем именно в своей непосредственной и малоприглядной форме — в форме неподлинного, недействительного. Получается, что сегодняшнее социологическое сознание, как мы его наблюдаем у новой генерации обществоведов и культурологов, абсолютно не препятствует таким перверсиям, когда "виртуальное" в качестве — повторим — неподлинного и недействительного идентифицируется просто как реальность без всякого "знака качества", реальность "по ту сторону добра и зла".
Приводимая здесь критика "глэм-социологии" основана не на том факте, что "глэм-капитализма" не существует. Как виртуальность он реален. Еще как реален. Но эта реальность есть реальность тех форм сознания и тех человеческих практик, которые образуют одни из самых неустойчивых социальных структур, какие знала современная история. Метафора "рушащихся пирамид", "лопающихся пузырей", "пира во время чумы" и проч. — вот тот образный язык, с помощью которого пытаются иногда отрефлексировать судьбу подобной социальной и экономической реальности (Гэлбрайт Дж Экономика невинного обмана: правда нашего времени. — М.: "Европа", 2009). И, тем не менее, пределы падения способности критического отношения к виртуальности в "обществе потребления", кажется, не знают границ. "Виртуальное" переводится на язык массового сознания как "нереальное" и "фантастическое" и сам факт этот уже исследователей (наш уважаемый проф. Дм. Иванов среди них) не смущает. Не смущает даже притом, что термин
"виртуальный" обозначает, как раз наоборот, нечто противоположное тому, что в него вкладывают наши молодые постмодернисты от социологии. У меня есть подозрение, что один абзац этого печального текста не будет лишним для того, кто прочитал статью до этого места и не отбросил её в легком раздражении или недоумении.
"Виртуальность" в точном значении это слова означает не факт искусственности и нереальности (как незатейливо и наивно трактуют эту вещь "глэм— и проч. младомодернистские социологи). В точном значении этого слова (как оно пришло, например, из квантовой теории поля, где главными героями выступают "виртуальные частицы") речь идет не о "воображаемом" и "нереальном", а о "действительности" виртуального мира. "Виртуальный" переводится как "действительный", "соответствующий действительности" (Webster"s Thesaurus. Merriam-Webster Inc., Publishers, 1989; см. также: http.//slovari.yandex.ru/). Так что "виртуальный" мир "глэм-капи-тализма" ставится под сомнение не потому, что он "искусственный" и "нереальный", а совсем по другой причине. Он реальный, потому что в него верят как в реальный — в полном соответствии с "теоремой У. Томаса": "Если люди определяют ситуации как реальные, то они реальны и в своих последствиях" (Collins dictionary of sociology. — Harper Collins Publishers, 1991).
И в оценке этой "реальности" постмодернистская, она же "глэм— социология", естественно, не поможет. Она слишком "плоть от плоти" от этой "реальности". Нужен не облегчённый НАИВ "веселой науки", а нечто проверенное историей социальной мысли, нечто "классическое", нечто "трендовое". Со времен Гегеля как-то стало общим местом очевидное суждение, что вещь не исчерпывается наблюдаемым состоянием этой вещи. "Это" состояние — лишь одно из возможных состояний. Опытный социолог и историк исходит из этого как из аксиомы. При этом самый интересный вопрос: эта актуализированная потенциальность ближе к норме или патологии, ближе к природе данной вещи или представляет собой степень отклонения от этой природы? Когда старик Гегель говорил, что "Alles was ist, ist vernunftig" (всё действительное разумно), так он имел в виду, что разумным может быть только действительное, а не всякое реальное, в нашем случае, виртуальное. Таких (неразумных) реальностей-виртуальностей в мире хоть пруд пруди. Все они могут означать лишь неподлинные, недействительные моменты жизни. Моменты эти не обязательно переживаются трагически, иногда это, скорее, даже — искусительно-соблазни-тельные ловушки для человека/человечества.
Вывод: веселое окружение киберигрушек не так безобидно, как кажется некоторым молодым профессорам социологии, взявшимся известить здесь нам, в России, о счастье наступившего "глэм-капитализма". Одно утешает: отечественная мысль не настолько некритична, что всё принимает на ура. Известный учёный, проф. С. Хоружий пишет: "Без сколько-нибудь достаточных внешних причин...человек пустился в разнос, в беспредел, отринул все нормы и ринулся в экстремальные практики ... И в этом устремлении ему уже удалось, кажется, подойти вплотную к своим границам и начать примерятся перейти их. Ведущие тренды сегодняшней антропологической ситуации — это разработка нейрокомпьютерных и генотехнологичес-ких стратегий, отчасти уже реализуемых. Человек превращает себя в некое иное существо, Киборга, Мутанта или кого-то, чему еще нет имени. Человек живет сегодня в большой неясности касательно своего собственного облика и происходящих с ним перемен. Постчеловеку гуманитарная сфера не нужна вообще или же нужна в некой ублюдочной, немыслимой для нас сегодня форме" (Хоружий С. Предисловие//Феномен человека в его эволюции и динамике. — М.: ИФРАН, 2009, с. 5). Не видеть подобных "децивилизационных трансформаций" происходящих в социуме в эпоху "глэм-капитализма" значит страдать тем, что Ф. Ницше называл "обезмуженным косоглазием" — приговор, который беспощадный немецкий гений вынес позитивизму и оппортунизму своего времени. Не могу не добавить,
что сегодня добродетели позитивизма и оппортунизма лежат в основе растущих настроений среди нового поколения постмодернистов в социальных науках.
Проф. Дм Иванов в своих сочинениях по "глэм-капитализ-му" с цифрами в руках доказывает, что новая "виртуальная активность", которая характеризует экономическую жизнь современного общества, перемещается из сферы производства и потребления товаров и услуг в сферу производства и потребления "брендов", "торговых марок", "потребительских символов" и т.д., то есть, мы живем в беспрецедентно "новой реалити", недоступной пониманию средствами "ритуальной" социологии. По глубокому убеждению нашего молодого ученого, спасти нас от драматически разрастающего "эпистемологического разрыва" может только совершенно иная "парадигма", именуемая Дм. Ивановым как "актуальная социология". Мы еще вернемся к эпитету "актуальная", чтобы убедиться насколько симптоматично обеднел философский и теоретический язык у теперешних авторов новейших социологических сочинений, а пока зададимся простым и очевидным вопросом: насколько "глэм-капитализм" как концепт соответствует реальности? То, что он виртуально реален — об этом спору нет. Недоумение в другом. Неужели мир "позднего капитализма" настолько перевернулся (условно говоря, базис и надстройка поменялись местами или растворились друг в друге), что беспечно принял такое несуразное, неустойчивое и неестественное положение и мыслит это новое "положение вещей" как эволюционный успех и победу? Проще говоря, есть некоторое сомнение, что "рациональный" (по М. Веберу) мир сегодняшнего капитализма стал настолько самоубийственно беззаботен, что заслужил единственный титул "глэм-капитализма". Думается, что такой веселой глэм-беспечностью, скорее, отличаются авторы тех социологических штудий, в которых упражняется и наш уважаемый проф. Дм. Иванов. Однако несколько слов по сути вопроса.
Действительно, статистика свидетельствует, что рекламный бизнес, который как в зеркале отражает указанные перемены, имеет по темпам вложения капитала довольно убедительную динамику, которая опережает темпы роста вложений в материальное производство, рост ВВП в развитых странах мира. Из этого проф. Дм. Иванов делает вывод, который ни логически, ни эмпирически отсюда не следует: наступило время торжества "гламура", "альтер-социальности", полной сосредоточенности на уже даже не на "третичном", а на последующих секторах экономической, а точнее, социальной и, надо так думать, "культурной" активности.
Это старая песня о том, что в новой реальности, экономические и политические сферы теряют свою значимость и новый "глэм-социум", как ризома у постмодернистов, растёт корнями вверх, питаясь соками, скорее, ментальных креативных импровизаций, чем почвой базисных потребностей, если иметь в виду "пирамиду Маслоу". Рост темпов расходов на рекламу и на все "виртуальные штучки" по сравнению с ростом ВВП — плохой аргумент у сторонников "глэм-капитализма". Плохой, потому что в абсолютных цифрах он говорит об обратном. Конечно, современное общество может позволить себе больше, чем еще недавно, рекламы и совсем много — например, мобильных телефонов. При этом капитализация и объемы первичного и вторичного секторов мирового экономического хозяйства заметно растут и ничто не свидетельствует о "деиндустриализации". Достаточно сказать, что только промышленные товары составляют подавляющую часть (70%) мирового товарооборота (Ломакин В. Мировая экономика. Учебник для вузов. — М.: Юнити, 2009). О том, что народное хозяйство современных стран совсем не представляет собой "колосса на глиняных ногах", увлекшегося в угоду постмодернистским социологам рекламой, брендами, гаджетами тамогочами и проч. говорит сравнение расходов всё на ту же рекламу и, скажем, на... металл, конкретно, на производство стали. В 2010 году, по моим расчетам, мир потратил на рекламный бизнес порядка 0,3 трлн. долларов, а стали произвел порядка на 1 трлн. долла-
ров. А если оценить долю мировых "глэм-расходов" в сравнении с валовым продуктом всего мирового сообщества (150 трлн. долларов), то эта доля "гламура" будет выглядеть еще скромнее и реалистичнее. Можно резюмировать и так: чтобы капитализм XXI столетия действительно стал "глэм-капитализ-мом" виртуальная сфера рекламы должна по темпам капиталовложения развиваться в таком объеме, который стал бы самоубийственным для общества. На практике общество всегда консервативнее, в то время, как в идеологии и в квази-теориях оно, как правило, чувствует себя вольнее и безответственнее перед обязательствами Истины, Реализма и — рискну поидеа-лизировать — Гуманизма.
Намерение предложить "глэм-капитализму" теоретический адекват в виде науки "глэм-социологию" выглядит комично и бестолково. Ведь "глэм-социология" есть фактически модель "гламурной фиктивности", виртуальности в худшем смысле этого слова. Такие конструкции в эпоху классической зрелости и проницательности не случайно назывались "восторженным восполнением" (К. Маркс) действительности, которая и сегодня разруливается даже не частными, а олигархическими интересами рынка и больших политический институций. Задача состоит в том, чтобы дать социологию как теорию не "сегодняшнего" капитализма с его практикой "гламура", а капитализма, который, по крайней мере, не распоряжается обществом и социальностью по своему "капиталистическому" усмотрению. Короче говоря, социологическая теория должна нести в себе гальванический заряд не веселой, не беззубой апологетики (читай: "глэм-социологии"), но настоящей критики и публичности.
В одной из своих последних работ "Новый дух капитализма" (М., 2011) один из её авторов Л. Болтански (он много лет сотрудничал с П. Бурдье) пишет о самом настоящем "смятении, вызванном, с одной стороны, ухудшением экономической и социальной ситуации всё большего количества людей, с другой — процветанием основательно реформированного и энергично развивающегося капитализма. Это смятение только усилилось состоянием социальной критики — а социология на правах близкой дисциплины, редко остается к ней безучастной, — которая на протяжении целого века никогда еще не выглядела столь беззубой, как в ходе последних пятнадцати лет". Этот период девальвации "критического" и "системного" видения окружающей реальности со стороны современной социологии, похоже, можно связать с полосой неуёмного увлечения постмодернистской парадигмой 1970-80-х годов. Сегодня эта мода сошла сама собой.
Вооружившись постмодернистской программой хорошо, например, бороться с "тоталитарной" классической традицией, открывать "фрагментарность" современности и "децентрич-ность" субъекта в ней, делать нескончаемые открытия с помощью языка "шизоанализа", но всё это слишком слабый и невнятный инструментарий для исправления ситуации в направлении того, что иногда за неимением лучших привычек называют почти по-американски и прагматически "хорошим обществом". Постмодернизм в социологии действительно исчерпал себя, но некоторые авторы и сторонники "глэма" этого так и не заметили. Музыка кончилась, а они всё танцуют.
Два требования сегодня как социологические императивы витают в воздухе. Первое удачно сформулировал М. Вервьёрка — требование реституции социологического знания. Это знание не должно пылиться на книжных полках и бесплодно цир-
кулировать в вакууме социологического сообщества. Социологическое знание должно вернуться как собственность туда, откуда оно извлечено — вернуться в социум. Инициатива второго императива принадлежит М. Буровому: "Слишком часто рынок и государство объединялись против человечества в проведении политики известной как неолиберализм. Несомненно, сами социологи стали более чувствительны к проблемам и более сосредоточены на негативе, но собранные ими свидетельства действительно указывают на регресс в огромном количестве областей. При этом режим, управляющий нами, является глубоко антисоциологическим по своему духу и враждебным к самой идее "общества"" (М. Буравой. За публичную социологию").
Казус "Актуальной социологии" (так назвал проф. Дм. Иванов свое описание "глэм-капитализма") к актуалитету никакого отношения не имеет. Актуальность не добродетель. Со времён Аристотеля "актуальность" означает реализованную возможность, или потенциал той или иной вещи. Социум — это полнота возможностей, и не все они отвечают его (социума) природе и перспективе. Девиантность тоже может перестать быть возможностью и актуализироваться. По-видимому, не такую "актуальную" социологию имел в виду наш уважаемый автор "актуальной vs ритуальной социологии". Так что тщатиль-нЕе надо быть с методологией, научным аппаратом и вообще с уважением традиции и культуры социального мышления!
Думаю, что и к социологии "Актуальная социология" в точном или полном смысле слова не имеет отношения. Вот для специалистов по рекламному маркетингу это было бы неплохое учебное пособие. У меня в руках книга Б. Пайна II и Дж. Гил-мора "Экономика впечатлений" (М., 2011) — изобилие наблюдений над маркетинговой и рекламной кухней современного рынка товаров, услуг и продажей того, что авторы называют растущим сектором экономики — продажей "переживаний" (experiences). Полезное сочинение. Но это не то знание, которое может иметь статус социального знания, то есть, знания, которое можно "вернуть" в общество для его "самоконтроля" и "самокорректировки" на макроуровне. Книга "Экономика впечатлений" — чистый маркетинг и экспертная оценка без претензий на концепт. И в аннотации на этот счет честно и профессионально заявлено: "Книга рассчитана на маркетологов, рекламистов, а также всех владельцев и руководителей бизнеса, которые творчески относятся к своему делу и ищут новых путей взаимодействия с клиентами. Осваивайте передовые методы маркетинга!"
Если считать, что современная социология после постмодернистского пиршества духа и затянувшейся после этого полосы растерянности и прозябания начинает поворачивается к настоящей работе, то предметы для этого нового и настоящего усердия следовало бы поискать, как мне представляется, не на путях совращения социологии лаврами "веселой науки", "науки как хэппенинга", а, напротив, на возрождении духа и атмосферы категориальной принципиальности, которая не рушится под напором "контингентной" эмпирики, а напротив, сама является ориентиром для потока жизни и массового сознания, — одним словом той социологической атмосферы, как мы это наблюдаем в "золотую пору" классической социальной мысли от Аристотеля, Гегеля, Маркса, Дюркгейма, Чичерина, Вебера к современности, осмысленной и критикуемой в работах Ю. Ха-бермаса, П. Бурдье, М. Бурового и др.
02 авг. 2011 г.
