CC BY
32
Экипаж космического корабля «Союз-11», слева направо: командир экипажа Георгий Добровольский, инженер-исследователь Виктор Пацаев, бортинженер Владислав Волков
ч
*\У
волков, пацаев:
ПОСЛЕДНЕЕ ИНТЕРВЬЮ
Редакция благодарит доцента кафедры литературного мастерства Литературного института имени А. М. Горького Юрия Сергеевича Апенченко за предоставленные уникальные материалы.
Интервью подготовила к печати Анна Клименко, кандидат исторических наук
Со старой магнитной пленки звучат бодрые голоса космонавтов. Они общались с журналистами перед экспедицией, которая оказалась для них роковой. Разговор «на скорую руку», короткий. Интервью так и не было опубликовано. Публикуем сейчас, в год 45-летия со дня их гибели, чтобы хоть ненадолго воскресить этих людей, чья судьба - одна из трагических страниц истории отечественной космонавтики.
вместо предисловия
Конец 1960-1970-е годы — время напряженной борьбы в космической гонке между сверхдержавами СССР и США.
После первых головокружительных успехов у советской космонавтики сокрушительные потери. В 1966-м скоропостижно умирает генеральный конструктор Королев, на следующий год при неудачном приземлении нового корабля «Союз-1» погибает космонавт Владимир Комаров. В 1968-м авиакатастрофа забирает жизнь первого космонавта планеты Юрия Гагарина.
На этом фоне у американцев триумф. В 1969 году году корабль «Аполлон-11» с экипажем из трех человек совершает посадку на Луне. Но космическая гонка — это не просто поединок советских «Союзов» и американских «Аполлонов». Это борьба идеологий, война смыслов. Каждый новый шаг соперника должен ошеломлять. Чем ответить на лунную высадку американцев?
В апреле 1971 года Советский Союз совершает технологический рывок и выводит в космос первую в мире пилотируемую орбитальную станцию «Са-лют-1». К ней отправляется первая в мире многодневная советская космическая экспедиция. Однако корабль «Союз-10» лишь неудачно стыкуется к станции. Космонавты В. Шаталов, А. Елисеев, Н. Рукавишников героическими усилиями от-
стыковываются, не повредив «Салют-1», и возвращаются на Землю, даже не побывав на станции.
Гонка есть гонка. В начале лета 1971 года советское руководство готовит к полету на орбитальную станцию уже новый экипаж. И опять внештатная ситуация. За два дня до старта врачи находят у бортинженера корабля «Союз-11» Валерия Кубасова потемнение на легких. Государственная комиссия снимает весь экипаж с полета. Еще не успели выяснить, что неожиданно открывшийся недуг Кубасова — всего лишь аллергическая реакция.
Космонавты Алексей Леонов, Валерий Кубасов, Петр Колодин остаются на Земле, в полет назначается экипаж дублеров: Добровольский, Волков, Пацаев.
Неожиданная рокировка — удар для основного экипажа Леонова и большая удача для дублеров. Особенно для командира экипажа подполковника Георгия Добровольского. Он уже восемь лет в отряде космонавтов и прекрасно понимает: можно годами на пределе человеческих возможностей готовиться к космическому полету, но так навсегда и остаться космонавтом-дублером на Земле.
Но никто не знает, что экипаж дублеров вытащил трагический жребий. Георгий Добровольский, Владислав Волков и Виктор Пацаев, пристыковавшись к орбитальной станции, потушат на ней пожар и, проработав в космосе двадцать
«Нас постоянно поторапливали: „Скорее! Скорее!"»
Юрий Сергеевич Апенченко, очеркист, преподаватель Литературного института имени А. М. Горького, автор одного из самых знаменитых очерков о космонавтах «Ночь на горе», в прошлом специальный корреспондент газеты «Правда». Освещал события, связанные с космическими исследованиями и полетами, один из журналистов, задававших вопросы на последнем интервью экипажа «Союз-11». «Я не помню случая, чтобы космический экипаж заменяли буквально накануне старта, — написал он в своем предисловии к расшифровке интервью. — Думаю, такого вообще не случалось, потому и не помню. Я и видел-то их до заседания решающей госкомиссии лишь однажды (кроме Вадима Волкова, которого знал по первому полету) — летел с ними из Чкаловского на космодром в полупустом самолете. И вот вам — пожалуйста! Троица, стартующая завтра на „Союзе-11": Георгий Добровольский, Владислав Волков, Виктор Пацаев. А вовсе не Алексей Леонов, Валерий Кубасов, Петр Колодин, к чему мы заранее готовились: встречались, беседовали, расспрашивали на традиционной пресс-конференции в Звездном. У Валеры Кубасова врачи вдруг обнаружили затемнение в легком. Вопрос стоял так: менять бортинженера или экипаж целиком? Заменили экипаж. Что понятно: этот крохотный коллектив срабатывается годами. Петр Колодин, например, к тому времени (десять лет после Гагарина) слыл уже вечным дублером. Слава Голованов говорил, что вечером Петр зашел к нему в гостиницу и горько сетовал: „Теперь я уже никогда не полечу!" А Василия Павловича Мишина упрекал в исторической ошибке.
Если бы вы не читали, а слушали нашу беседу с Георгием Добровольским и его товарищами, то обратили бы внимание на непрерывный грохот, ее сопровождающий. Это выносили стулья из зала заседаний госкомиссии. Время для беседы нам выделили в порядке исключения и постоянно поторапливали: „Скорее! Скорее!". Перед стартом у экипажа всегда полно забот. Со мною в тот день был „Филипс", и я, естественно, включил его. Больше ни у кого магнитофона не оказалось. Да если бы и был... У меня на стене фотография тех дней. Наша журналистская команда у подножия ракеты. Ярослав Голованов („Комсомольская правда"), Михаил Ребров („Красная звезда"), Борис Коновалов („Известия"), Алексей Горохов (АПН), Николай Железнов (ТАСС). И ни с кем из них я уже не могу встретиться. Пишу — один. И слышу голос Жоры Добровольского. Кажется, это единственное интервью, которое космонавт успел дать на Земле».
три дня, погибнут во время возвращения на Землю из-за разгерметизации спускаемого аппарата. Еще одна причина их гибели — у космонавтов нет скафандров. В космос они летят в полетных костюмах и пилотках. Это, кстати, тоже отголоски звездной гонки. Без скафандров в советский космический корабль помещаются не два, а три космонавта — на одного больше, чем у американцев.
Но не было бы в отечественной космонавтике великих побед, если бы им не предшествовали великие поражения.
воскресшие голоса
4 июня 1971 года, за два дня до старта корабля «Союз-11», шесть журналистов центральных изданий СССР взяли интервью у экипажа — Георгия Добровольского, Владислава Волкова и Виктора Пацаева. Среди журналистов был корреспондент газеты «Правда» Юрий Апенченко, записавший интервью на магнитофон. Спустя сорок пять лет, в годовщину трагической гибели космонавтов, он передал эту уникальную запись в редакцию журнала «Воздушно-космическая сфера» вместе с фотографиями, которые прежде не публиковались.
Странное чувство возникает, когда слушаешь эту пленку — живые голоса, общий смех, который то и дело перебивает неформальный разговор. Кажется, будто на машине времени переместился в то удивительное время — время начала освоения космоса. Жаль только, что нельзя предупредить экипаж об опасности...
Виктор Иванович ПАЦАЕВ. Летчик-космонавт, Герой Советского Союза (посмертно). Инженер-исследователь «Союза-11» и орбитальной станции «Салют-1». На борту станции провел большой комплекс научных исследований. Виктор Пацаев — первый астроном планеты, который работал выше атмосферы Земли. Участвовал в разработке образцов космической техники. Этого космонавта очень любил С. П. Королев. «Учитесь терпению у Пацаева», — говорил главный конструктор. 19 июня 1971 года Пацаев отметил на борту станции свой 38-й день рождения. В подарок от экипажа получил луковицу и лимон, контрабандой пронесенные на борт корабля. После протертой космической еды — это было королевское угощение.
Виктор Пацаев: «Дети не знают, для них это будет неожиданностью»...
— Виктор, что вы делали в последние дни в Москве?
В. И. Пацаев: Готовился к предстоящему полету. Дома — ничего особенного. Поздравил сынишку и дочурку с успешным окончанием учебного года. Сын Дима, дочь Светлана, 13 и 9 лет. Закончили хорошо, молодцы, я ими доволен. Съездили, отдохнули в один воскресный день на Пироговском водохранилище. Рыбу половили немножко на удочки. Больше свободного времени не было.
— А что читали?
— Попался прекрасный сборник стихов. Мне многие писатели и поэты нравятся. В детстве увлекался Джеком Лондоном, стихи Лермонтова любил. Много знал наизусть. Люблю наших классиков, фантастику: рассказы Станислава Лема, братьев Стругацких, Артура Кларка.
— Спортом до того, как начать подготовку к полету, серьезно не занимались?
— Занимался. Не профессионально, но много. Помногу ходил на лыжах. Ездил на рыбалку, на охоту. Занимался фехтованием, стрельбой, многими видами спорта.
— Ваши родные знают, что вы летите?
— Мать, жена — да. Больше никто. Дети не знают, для них это будет неожиданностью.
Владислав Николаевич ВОЛКОВ. Советский космонавт, дважды Герой Советского Союза (второй раз звание присвоено посмертно). Участвовал в создании космических кораблей «Восток» и «Восход». В 1969 году совершил свой первый полет в качестве бортинженера корабля «Союз-7». Бортинженер космического корабля «Союз-11» и орбитальной космической станции «Салют-1». На борту станции Волков занимался отработкой бортовых систем и проведением научных экспериментов. Журналисты за любовь к футболу прозвали Волкова Футболистом. Интересовался футбольными новостями даже на орбите. «До встречи на Земле, готовьте коньяк», — пошутил Владислав Волков во время последнего сеанса связи с Центром управления полетами.
Владислав Волков: «В Кировскую область до меня ни разу не приезжали космонавты»
— Владислав, вы говорили, что много ездили по стране...
В.Н. Волков: Считаю, что мне повезло. Поездки были очень интересные: именно то, что я хотел посмотреть. Сначала — на Дальний Восток. Пробыл там 14 дней: на Сахалине, в Хабаровске, Уссурийске. Встречался с пограничниками на заставах. Уже опубликовал заметки об этой поездке. Затем ездил в Армению, Азербайджан, Узбекистан на съезды комсомола. Мне много пришлось встречаться с молодежью, много говорить о своем полете, друзьях, профессии, работе. Еще был на областной конференции в Кировской области. Эта поездка для меня особо дорога. В Кировской области ни разу не были космонавты, поэтому меня встречали очень тепло, даже избрали почетным гражданином города. У меня сложились хорошие отношения с кировчанами.
— От чего вы получаете удовлетворение?
— От того, что я нужен, что людям нужна моя работа. Это очень сложное и ответственное задание, но я рад, потому что понимаю, что внесу какую-то лепту в отработку тех задач, которые сейчас перед нами стоят.
Георгий Тимофеевич ДОБРОВОЛЬСКИЙ.
Летчик-космонавт, Герой Советского Союза (посмертно), подполковник ВВС. Командир космического корабля «Союз-11» и орбитальной космической станции «Салют-1». На борту станции провел большой комплекс научных исследований. В годы войны находился в оккупированной Одессе. Пятнадцатилетним подростком в одиночку решил бороться с оккупантами. Достал оружие, но использовать его не успел, в начале 1944 года был схвачен гестапо. За хранение револьвера приговорен к 25 годам каторжных работ, бежал из тюрьмы по подложным документам. В служебной характеристике военного летчика было написано: «Летает с упоением».
Георгий Добровольский: «Смысл жизни в жизни, ребята, просто в жизни!»
— Георгий, от чего в жизни вы получаете удовольствие, что вам нравится?
Г. Т. Добровольский: Чувство свободного полета. Это просто передать невозможно — настолько приятно это ощущение: управлять, владеть телом. Боится человек при этом или не боится? Да, боится. Но это боязнь особого рода. Это не страх. Это когда у тебя все нервы (причем это не показное, это где-то внутри), все мышцы напряжены, и ты весь направлен на то, чтобы трансформировать все в четкое, правильное движение. В этом — прелесть особая.
Вот я хотел быть моряком. Подавал на поступление в мореходную школу в 1944 году. Ужасно мечтал о море. Потом вдруг товарищ рассказал об авиационной школе. А мне еще до войны нравилось: форма темная и прочее. Вообще, был страшно рад возникновению довоенных спецшкол. Но не могу сказать, что я грезил об авиации. Все заслоняло море. Но когда мой товарищ пошел в спецшколу, я двинулся за ним. И только попал туда, братцы, только-только зацепился — и уже ничего другого не мог делать, хотя мне форма морская и казалась лучше. Хотелось обязательно стать истребителем, лучшим летчиком-истребителем...
— Когда и как вы попали в отряд космонавтов?
— В 1962 году, где-то в январе, как раз во время событий на Кубе. Меня вызвали в армию, и я подумал, что пошлют туда. Я с радостью явился к командующему. Захожу в вестибюль — там уже несколько человек. Один выходит — я его спрашиваю: «Что там такое? Какие вопросы задают?» — «Сказали не говорить». Я опять: «Что там спрашивают? Куда посылают?» И он опять: «Не могу сказать». Я захожу — стоит начальник контрразведки, начальник медицинской службы, и начальник штаба сразу задает вопрос: «Слушай, Добровольский, когда у тебя в полку бардак кончится?» Я думаю: «Е-мое, думал на Кубу ехать, воевать, а тут.» Да боремся, говорю, боремся. А начальник штаба: «Ну, хитрый! Годится». Потом: «Как у тебя здоровье?» Я говорю: «Здоровье хорошее, не жалуюсь. И готов выполнить любое ваше приказание». Он — быстро, быстро: «Ты сейчас узнаешь что — и откажешься». Я говорю: «Нет, не откажусь». Он говорит: «В космос хочешь лететь?»
Братцы, я что угодно мог ожидать: ну пошлют куда-то воевать, в воспитатели куда-нибудь, может быть, в Дипломатическую академию. О боже мой! Такого не ожидал совершенно. Мне было 35 лет. Уже Юра слетал, Герман слетал, тут все на подъеме!.. Начальник говорит: «Ну, что
/\
шш
Фото из личного архива Аркадия Фроянца. 1
Экипаж «Союза-11» за день до старта.
Слева направо: Пацаев, Волков, Добровольский
1 „I I
— Расскажите про первый день, когда вы появились в отряде.
Г. Т. Добровольский: Это было 25 января 1963 года. Тогда в стареньком клубе прошла первая мандатная комиссия. Мы впервые увидели Гагарина. Я и не думал, что это такой прекрасный парень — просто жуть! Он говорит: «Ну, ребята, все. Вы самое главное прошли. Теперь не переживайте, мы вас поддержим». На этой мандатной комиссии мне, кстати, задали вопрос: «Как вы в личных отношениях политического отдела пропагандируете решение 22-го ЦК КПСС?». Я ответил в изящных тонах... А потом второй вопрос, не менее весомый: «Как вы оцениваете свою работу как начальника политического отдела?» Повеситься
ты? Что с тобой? Так как — согласен, не согласен? Тебе думать надо?» Я даже в ответ ничего не мог сказать, настолько был счастлив.
Прежде думал, что пойдет по моей жизни авиационная линия. А тут резко пришло что-то новое, неизведанное.
В округе мы прошли комиссию. Из всех кандидатов отобрали пять человек и послали в Москву. И вот тут, братцы, началось! Какие-то клизмы, анализы, моча, кал до этого, кал после этого, вместо этого и прочее... Отбор шел в три круга. Я и не представлял, что будут такие сложности, но, когда прошел первый круг, уже «заразился» и заболел этим настолько, что понял: во что бы то ни стало все выдержу.
— Ощущения Гагарина до старта не примеряли на себя?
— Нет, ребята, не примерял, видит Бог. Понятно, что, когда у тебя утром экзамен в институте — и то ты волнуешься, и то плохо спишь. Не знаю, что будет со мной перед стартом. Но хорошо представляю состояние перед прыжком с парашютом, перед полетами. Ты переживаешь. Сердце учащенно бьется. Мышцы напряжены. Мысль только об одном. Внешне, может, это не видно: не трясутся руки, нет растерянности. Но напряжение мышц, нервов, ума — все направлено на то, чтобы сделать свое дело как
можно лучше. Это не страх в обычном понимании, это страх из-за ответственности. И вот сейчас я чувствую очень большую, предельную ответственность — мне бы чувство этой ответственности хоть немножко срезать.
— Когда вы узнали, что ваш экипаж летит? Это вчера было?
— Нет. Это сегодня. Знаете, в последнее время я боялся только одного: чтобы не разбили экипаж. К каждому человеку, каким бы уникальным он ни был, надо время притереться. Сейчас у нас так: он шевельнул рукой, а я, не глядя, уже представляю, что он делает. Я задал ему время — и совершенно уверен, что он включил нужную клавишу, не задумываюсь, не проверяю. Так что потерять напарника за месяц до следующего полета было бы очень плохо.
— Ну а что вы завтра будете делать?
— Нам просто нужно еще раз все продумать.
— Что бы вы хотели передать одесситам?
— Одесситам? Самые добрые пожелания! «Одесса вас не забудет» — я всегда так говорю, когда хочу сказать что-то особенно приятное. В этом все выражено: моя любовь к Одессе, и к Родине своей, и к людям.
— И в заключение: в чем смысл жизни?
— В жизни, ребята, в самой жизни!
