CC BY
99
УДК 821.161.1 + 17.02
ДИСЦИПЛИНА МЫСЛИ КОНСТАНТИНА ЛЕВИНА (ПО РОМАНУ Л. Н. ТОЛСТОГО «АННА КАРЕНИНА»)
Наталья Адамовна Жданова
Сибирский государственный университет геосистем и технологий, 630108, Россия, г. Новосибирск, ул. Плахотного, 10, кандидат философских наук, доцент кафедры иностранных языков и межкультурных коммуникаций, тел. (383)361-09-51, e-mail: kluft@mail.ru
В статье на основе анализа текста романа Л. Толстого «Анна Каренина» делается попытка определить степень и характер дисциплинарного начала в мыслительной деятельности одного из главных героев произведения - Константина Левина. Понятие дисциплины в личностной структуре образа Левина рассматривается в качестве объекта нравственного сознания героя и одновременно раскрывает одну из граней противоречивого ума гениального русского мыслителя Льва Толстого.
Ключевые слова: Л. Н. Толстой, роман «Анна Каренина», Константин Левин, умственная дисциплина, дисциплинированность, дисциплинарный, мысль, самодисциплина, авторитет.
DISCIPLINE OF KONSTANTIN LEVIN'S THINKING (BASED ON THE NOVEL «ANNA KARENINA» BY LEO TOLSTOY)
Natalia A. Zhdanova
Siberian State University of Geosystems and Technologies, 630108, Russia, Novosibirsk, 10 Plakhotnogo St., Candidate of Philosophy, Associate Professor of Foreign Languages and Intercultural Communications Department, tel. (383)361-09-51, e-mail: kluft@mail.ru
Based on analysing the text of the novel «Anna Karenina» by Leo Tolstoy the author determines a degree of manifestation and characteristics of the disciplinarian element represented in Konstantin Levin's mental activity who is one of the main characters of the book. The concept of discipline in the personality structure of Levin's image is examined as an object of the character's moral sense and reveals at the same time one of the sides of the contradictory mind of the genius Russian thinker Leo Tolstoy.
Key words: L. N. Tolstoy, novel "Anna Karenina", Konstantin Levin, discipline of thinking, disciplined behaviour, disciplinarian, thought, self-discipline, authority.
Константин Левин, как известно, во многом был списан со своего прототипа - самого Льва Толстого. И попытавшись разгадать еще одну черту характера или ума литературного героя, мы сможем продвинуться в постижении мировоззренческих глубин творческого таланта автора романа. В произведении гения даже мельчайшая деталь значима, и текст великого романа до сих пор таит в себе множество загадок, которые требуют своего разрешения.
В частности, в романе нас заинтересовала следующая фраза: «Катавасов ... думал, что непоследовательность мысли Левина вытекала из недостатка дисциплины его ума; но ... обилие недисциплинированных мыслей Левина было приятно Катавасову» [6, с. 736].
«Недисциплинированные мысли» Левина ... Какой смысл содержит в себе данное выражение? Это лишь точка зрения второстепенного героя романа? Или самого автора? Казалось бы, ответ лежит на поверхности. «Недисциплинированные», с точки зрения Катавасова, - это значит непоследовательные. Но действительно ли Левин непоследователен? Безусловно, в романе не раз мы встречаем указание на то, что течение мысли Левина зачастую представляется нелогичным, мысленные образы бывают сбивчивы («Он вспоминал свои осуждения Тиндалю за его самодовольство в ловкости производства опытов ... И вдруг всплывала радостная мысль: "Через два года будут у меня в стаде две голландки, сама Пава еще может быть жива.» [6, с. 105]), противоречивы (для С. Коз-нышева, например, Левин был «с умом хотя и довольно быстрым, однако подчиненным впечатлениям минуты и потому исполненным противоречий» [6, с. 262]), обрывочны, резко противоположны по сравнению с теми, что были совсем недавно («Он постоянно . изменял . прежние суждения и составлял новые» [6, с. 261]). И если Стива Облонский обычно смеялся, отмечая «новую фазу» своего приятеля, то С. Кознышева зачастую раздражала эта особенность ума младшего брата, потому что он не любил «противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое и без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя было знать, на что отвечать» [6, с. 268]. Значит, можно согласиться с тем, что мысли К. Левина недисциплинированные?
Но, с точки зрения Д. Дьюи, логическая последовательность, упорядоченность в расположении мыслей, а значит, дисциплинированность «обозначает гибкость и разнообразие материала, соединенные с единством и определенностью направления.» [1, с. 46 ] Для американского философа особую ценность имеет здесь такое свойство ума, как сосредоточие, которое, по его мнению, есть разнообразие и смена идей, которые в своем соединении устойчиво движутся к единому выводу: «Все виды разнообразия и несовместимых представлений могут давать росток и развиваться, и мышление все-таки оставаться последовательным и правильным, если каждое представление рассматривается по отношению к главному предмету» [1, с. 46]. И Левин, безусловно, способен сосредоточиться на том, что ему действительно важно, и отбросить то, что мешает сконцентрироваться на основной идее. Например, он не стал дочитывать сочинение Спенсера, поскольку «окончательно убедился» [6, с. 872], что разрешения интересующих его вопросов в нём не найдёт. Конечно, по мере развития идей и под воздействием практической деятельности главные предметы мысли у Левина меняются, но всё то, что действительно остро занимает его ум: сочинение о характере рабочего в хозяйстве, соображения о роли семьи в жизни человека, надежды на новую, лучшую жизнь, поиски смысла жизни - являются постоянными, по крайней мере, ум непрерывно ищет ответы на эти волнующие его вопросы, и здесь сосредоточенности ума героя можно только позавидовать. К примеру, «... Левин, разговаривая с приказчиком и мужиками и дома разговаривая с женою, с Долли, с детьми ее, с тестем, думал об одном и одном, что занимало его в это время помимо хозяйственных забот, и во всем искал отношения к своему вопросу: «Что же я такое? и где я? и зачем я здесь?» [6, с. 861].
И если «дисциплина мысли обеспечивается путем соблюдения правил формальной логики» [3], то в романе можно найти множество примеров, где мысль К. Левина чрезвычайно логична и представляется исключительно верной. Таковы, в частности, его рассуждения об истинном аристократизме: «Ты считаешь Вронского аристократом, но я нет. Человек, отец которого вылез из ничего пронырством, мать которого бог знает с кем не была в связи... Нет, уж извини, но я считаю аристократом себя и людей, подобных мне, которые ... никогда ни перед кем не подличали, никогда ни в ком не нуждались, как жили мой отец, мой дед ... Мы аристократы, а не те, которые могут существовать только подачками от сильных мира сего и кого купить можно за двугривенный» [6, с. 188].
Есть и другие примеры, указывающие на дисциплинированность Левина. Так, нельзя не отметить внутреннюю организованность героя: он умеет вычленять и приводить в систему («раскладывать по полочкам») определенные мысли, особенно те, которые представляют собой проблему. Например: «Все, что он передумал и перечувствовал, разделялось на три отдельные хода мысли. Один - это было отречение от своей старой жизни, от своих бесполезных знаний. ... Другие мысли и представления касались той жизни, которою он желал жить теперь. Простоту, чистоту ... этой жизни он ясно чувствовал ... Но третий ряд мыслей вертелся на вопросе о том, как сделать этот переход от старой жизни к новой. ... Как же я сделаю это? - опять спрашивал он себя и не находил ответа. - Впрочем, я не спал всю ночь, и я не могу дать себе ясного отчета, -сказал он себе. - Я уясню после» [6, с. 302]. Л. Толстой также подчеркивает, что его герой испытывает острое недовольство собой, стыд от беспорядка в мыслях и стремится как можно быстрее исправить подобное положение вещей: «. его одолевала путаница понятий, . когда кучер Игнат . рассказал ему деревенские новости, о приходе рядчика и о том, что отелилась Пава, - он почувствовал, что понемногу путаница разъясняется и стыд и недовольство собой проходят» [6, с. 101]. И то, что многие мысли Левина окружающим кажутся неожиданными, удивительными, даже странными, есть еще одно подтверждение дисциплинированности его ума, поскольку, с точки зрения Д. Дьюи, дисциплина в интеллектуальном смысле есть умственная «способность к независимым упражнениям» [1, с. 66], освободившихся от руководства других. Кроме того, порядок рассуждения считается дисциплинирующим, если логика его является самоценностной и самостоятельно избирающей «нужные ему ограничения вне каких-либо сторонних установлений» [8]. А такие ограничения Левин постоянно выстраивает для себя: к примеру, после женитьбы Левин учится терпению, старается не судить людей без основания, не возмущаться, не спорить на выборах и вникать в дела других людей, даже если они кажутся ему бессмысленными или ничтожными.
Дисциплинированность включает в себя готовность и привычку подчиняться собственным целям, что является признаком самодисциплины [5, с. 274], и это также свойственно герою Л. Толстого, например: «Левин знал ..., что, несмотря на все удовольствие, испытываемое им при сажании роя, надо было лишиться этого удовольствия и, предоставив старику без себя сажать рой, пойти
толковать с мужиками, нашедшими его на пчельнике...» [6, с. 860]. Причем следует отметить, что Левин, в первую очередь, именно человек самодисциплины и лишь во-вторых - социума, поскольку привык в пространстве своего хозяйства самостоятельно формулировать правила проживания себя и людей в данном пространстве и неукоснительно исполнять эти правила. Здесь будет уместно упомянуть мнение исследователя К. А. Нагиной, подчеркивающей, что такому дисциплинарному качеству личности, как строгость в отношении к работнику, Толстой уделяет особое внимание: Левин, действительно, убеждён, что «нельзя было простить работнику, ушедшему в рабочую пору домой потому, что у него отец умер, как ни жалко было его, и надо было расчесть его дешевле за прогульные дорогие месяцы; но нельзя было и не выдавать месячины старым, ни на что не нужным дворовым. ...» [6, с. 860]. К. А. Нагина считает, что данное убеждение Левина «относится к разряду почти интуитивных знаний персонажа о том, что ему надо «делать, как ему надо все это делать и какое дело важнее другого» [4, с. 362]. И здесь нельзя не сказать об ответственности как одном из важнейших нравственных элементов дисциплины. Необходимость, обязанность отвечать за свои действия, поступки, права и обязанности в осуществлении какой-нибудь деятельности непосредственно связана с высоко развитым чувством долга, ревностного отношения к своим обязанностям и правам. Левин, безусловно, наделен этими качествами, поскольку постоянно размышляет о своих обязанностях «и к земле и к семье» [6, с. 640], стараясь исполнять их в соответствии с собственными представлениями о должном. Таким образом, дисциплина как свойство ума толстовского героя - явление амбивалентное, сочетающее в себе противоречивые стороны, и причины такой амбивалентности кроются, скорее всего, в структуре нравственного сознания героя, где наблюдаются бесконечные переливы чувственного и рационального, и в зависимости от преобладания в определенный момент той или иной из названных сторон, мысли героя приобретают либо отрицающий дисциплину, либо, соответственно, дисциплинарный оттенок.
В то же время нельзя забывать, что понятие дисциплина в определенной мере можно назвать сквозным в творчестве Л. Толстого. Так, в «Севастопольских рассказах» Толстой определяет условия, при которых возможна истинная дисциплина: она должна быть основана на взаимном сознании в ее необходимости, а также на признании подчиненным превосходства в опытности, достоинстве «или даже просто моральном совершенстве» [7, с. 100] того, кому он подчиняется. В «Войне и мире» Л. Толстой указал, что в реальной жизни дисциплина чрезвычайно редко выступает в своем истинном обличии, поскольку превосходство «в моральном совершенстве» заменяется институтом субординации, и именно поэтому дисциплина представляется Толстым если не злом, то понятием бесполезным, мешающим и даже развращающим. В «Анне Карениной» гениальный мыслитель, создав образ Левина как личности, подчиняющейся в начале своего жизненного пути прежде всего самостоятельным принципам и правилам, приводит героя к мысли, что превосходством в достоинстве и моральном совершенстве может обладать только Бог. Лишь Бог для Левина может выступать безусловным авторитетом, подчинение которому будет истинно бла-
готворно. Эта мысль формировалась в сознании Левина постепенно: так, во время косьбы в поле с мужиками он почувствовал, что «какая-то внешняя сила двигала им» [6, с. 280]; его заинтересовали слова Львова о нравственном воспитании детей («Если не иметь опоры в религии, ... - то никакой отец одними своими силами без этой помощи не мог бы воспитывать» [6, с. 742]; это были непостижимые моменты смерти брата и рождения сына, когда «в этой обычной жизни как будто ... показывалось что-то высшее. И ... при созерцании этого высшего поднималась душа на такую высоту, которой она никогда и не понимала прежде и куда рассудок уже не поспевал за нею» [6, с. 775]. Постепенно пришло осознание, что только рассудком не понять, как следует жить: «Рассуждения приводили его в сомнения и мешали ему видеть, что должно и что не должно. Когда же он не думал, а жил, он не переставая чувствовал в душе своей присутствие непогрешимого судьи, решившего, который из двух возможных поступков лучше и который хуже; и как только он поступал не так, как надо, он тотчас же чувствовал это» [6, с. 860]. Вот он, Бог, непогрешимый судья, - величайший авторитет, которому можно безоговорочно верить и безошибочно подчиняться, и это истинная дисциплина, нормы которой человек может и должен принять. «Я освободился от обмана, я узнал хозяина» [6, с. 865] - итог нравственных исканий Константина Левина. По сути, это один из вариантов «персонажа-одиночки», основа характера которого «заключается в . нарушении поведенческих норм, принятых большинством» [2, с. 157] с целью выработать нормы собственные, подкрепленные рационально понятым духовным авторитетом. Одновременно созданный таким образом герой - это и решающий этап в жизни самого Льва Толстого, который позднее через подчинение обретенному «хозяину» формировал свой тип жизни и духовного проповедничества.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Дьюи Д. Психология и педагогика мышления / Пер. с англ. Н. М. Никольской. - М.: Совершенство, 1997. - 208 с.
2. Жданов С. С. Русский хаос versus немецкий порядок как продолжение традиций русской литературы в рассказах Саши Черного // Вестник СГУГиТ. - 2015. - Вып. 1 (29). -С.149-157.
3. Молчанов В. О дисциплине и культуре мышления. // Культура. Деятельность. Человек. Тезисы выступлений на конференции г. Усть-Каменогорск, 6-7 сентября 1990 года. - // [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://philosophystorm.org/discussion/1259
4. Нагина К. А. Пространственные универсалии и характерологические коллизии в творчестве Л. Толстого. - Воронеж: Научная книга, 2012. - 442 с.
5. Российская педагогическая энциклопедия: в 2-х т. / гл. ред. В. Г. Панов. - Москва: Большая российская энциклопедия. [Т.] 1: А - М. / гл. ред. В.В. Давыдов. - 608 с.
6. Толстой Л. Н. Анна Каренина. - Фрунзе: Мектей, 1972. - 887 с.
7. Толстой Л. Н. Севастопольские рассказы. - Новосибирск: Зап.-Сиб. книжное издательство, 1970. - 127 с.
8. Шухов А. Философия в обращении дисциплины мышления на самое себя // [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// nounivers.narod.ru/ofir/discip.htm
© Н. А. Жданова, 2016
