CC BY
81
ФИЛОСОФСКИЙ ВЗГЛЯД НА ГЛОБАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОСТИ
Вестник Челябинского государственного университета. 2018. № 11 (421).
Философские науки. Вып. 50. С. 5-14.
ББК 165.122 В01 10.24411/1994-2796-2018-11101
УДК 87.25
ДИСПОЗИЦИОНАЛИЗМ: ОТ ПРЕДИКАЦИЙ И АТРИБУЦИЙ К СОЦИАЛЬНОЙ ОНТОЛОГИИ И МИРУ ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТЕЙ
Н. А. Иванова
Сибирский индустриальный государственный университет, Новокузнецк, Россия
Цель статьи — выявить различные способы тематизации диспозиций и показать расширение данного понятия от его трактовок как специфических предикатов и атрибутов до построения социальной онтологии и метафизики возможностей. Рассматриваются такие формы диспозиционализма, как аналитическая, гуманистическая, социологическая, натуралистическая и философская. Делается вывод о формировании диспозиционного подхода, в котором идея диспозиций выступает конститутивным признаком, позволяет зафиксировать и показать реляционный характер отношений, условность аналитического разделения внешнего и внутреннего, субъективного и объективного, личностного и ситуационного.
Ключевые слова: атрибуции, диспозиции, диспозиционализм, диспозиционные предикаты, мир предрасположенностей.
Представляется, что многообразие понятий, используемых при определении диспозиций, свидетельствует не столько о сложности и неопределённости данного концепта, сколько выступает условием возможности его различных применений. В настоящее время синонимами термина «диспозиции» выступают идеи приобретённых привычек и установленного порядка, естественной тенденции, склонности действовать определённым образом, состояния готовности и расположения, что указывает на общую смысловую интенцию, обозначающую предрасположенность к чему-либо в определённых условиях.
Диспозиции как предикаты в аналитической философии
Классическими исследованиями сущности дис-позициональности в аналитической традиции следует считать работы Р. Карнапа и Г. Райла. Первый, рассуждая о логических основаниях единства науки, ввёл различие между терминами, которые
обозначают наблюдаемые свойства (вещные предикаты), и терминами, выражающими предрасположенность вещи к определённому поведению при определённых условиях (диспозиционные предикаты) [5], и считал возможным сведение последних к терминам вещного языка, поскольку могут быть описаны их условия и возможный результат. Под особое подозрение попадают психологические термины, рассматриваемые сквозь призму метода интроспекции. Однако и они могут быть редуцированы к вещному языку в рамках либо бихевиористского и физиологического подходов, либо языка социологии, что указывает на тесную связь психологии и социологии. Возможность редукции диспозиционных предикатов к терминам вещного языка, согласно позиции Р. Карнапа, доказывает единство языка науки и одновременно единство её законов, поскольку монизм языка науки отражает единство мира. Тем самым диспозиционные предикаты лишаются особого статуса и предстают как редуцируемые к вещным.
В противоположность наивной позиции Р. Кар-напа Г Райл ставит задачу показать, что диспози-циональные предикаты, описывающие различные формы активности, не следует рассматривать как описание особых свойств или фактов [10]. Подобные утверждения, конечно, могут описывать наблюдаемые эпизоды и, как следствие, быть истинными или ложными, но чаще всего речь идёт о тенденциях или способностях делать нечто. Очевидным примером являются понятия «эластичность» и «жадность», обозначающие не одну определённую вещь, а различные формы действий. Констатируя существование широкого спектра диспозициональных терминов, применяющихся как к вещам, так и к живым существам и людям, Г. Райл специально анализирует класс терминов, характеризующих человеческое поведение, представленное привычками, работой, вкусами и интересами, с одной стороны, и высказываниями, обозначающими мотивацию или умения, навыки и компетенции, с другой. Анализ диспозициональных терминов призван доказать, что различные формы ментального поведения не только не являются следствиями теорий, но само теоретизирование есть одна из форм практики, а многие виды разумной деятельности вообще не предполагают кодифицированных правил и критериев. Тот факт, что теории часто предшествует действенная практика, подобно тому, как методология является следствием применения методов и их критического исследования, не исключает существования особого класса полудиспозициональных высказываний, описывающих такие разумные действия, как «внимателен» или «критичный», и обозначающих нечто среднее между продумыванием предписаний и склонностью совершать соответствующие действия в случае необходимости. Являясь формами знания «как», диспозициональные суждения о способностях или склонностях подобны законам, так как имеют форму гипотетического предложения (если.., то...) и, описывая определённые реакции и действия, позволяют делать предсказания. Однако, в отличие от законов, в которых антецендент является открытым, диспозициональные свойства указывают, что объект или субъект не столько нечто претерпевает, сколько обладает способностями или возможностями к некоторым состояниям, изменениям или действиям при реализации некоторых условий. Английский философ подвергает сомнению установку рассматривать умственные способности как привычки, отождествляя последние с автоматическими повторяющимися
бессознательными действиями, формирующимися под воздействием тренировок и имеющими единообразное проявление. В отличие от привычек умственные способности, не представленные однотипными интеллектуальными процессами, развиваются в обучении и меняются под влиянием опыта. В целом же диспозициональные термины фиксируют динамику отношений между предрас-положенностями или потенциальными способностями и условиями их реализации.
Признание лингвистического аспекта как не случайного и внешнего, а существенного и наиболее важного для понимания особенностей психических процессов способствовало тому, что проблематика диспозициональности стала одной из центральных в психологии. Созданная английским исследователем оригинальная диспозициональная модель сделала возможным переоценку сложившегося в самой психологии понимания психических явлений как призрака или Бога в машине, продемонстрировав их деятельный практический характер.
Гуманистические интерпретации диспозициональности
В современной психологии общепринятым контекстом обращения к идее диспозиций является теория атрибуций, призванная зафиксировать различие между реальными причинно-следственными связями, между мотивами и поведением человека и тем, как сами люди эту связь объясняют. Однако изначально обращение к диспозициональности было мотивировано, во-первых, желанием обосновать целостность человеческой природы, во-вторых, подчеркнуть взаимосвязь человека и окружающего мира, в-третьих, обосновать и объяснить индивидуальные различия. Два исследователя в этом отношении внесли наиболее существенный вклад — В. Штерн и Г. Олпорт.
Персоналистическая психология В. Штерна основана на отказе трактовать психическое как особую субстанцию и совокупность конечных элементов и на признании личности условием психического [15]. Характеризуясь целостностью, личность несёт в себе внутренние потенции или диспозиции, обеспечивающие её развитие. Исследование предрасположенностей предполагает решение ряда взаимосвязанных задач: их выявление, возможные классификацию, установление связи и отношение с окружающим миром. Так, выявление диспозиций должно опираться не только на феноменологический материал уже реализованных диспозиций, но и учитывать причины
их общности, заключающиеся не только в наблюдаемых актуальных признаках, но и в типе задач, внешних условиях и предпосылках, которые их формируют. В. Штерн предлагает классифицировать предрасположенности на лабильные и стабильные. Первые, обладая многозначностью и неопределённостью, максимально открыты к влиянию извне; вторые, благодаря постоянной конвергенции с определёнными условиями, становятся однозначными и представляют узкое пространство для внешних воздействий. И если со сформированными склонностями необходимо считаться, то на лабильные диспозиции можно воздействовать. Для педагогики это означает, что она имеет широкое, но обладающее границами поле деятельности, поскольку должна учитывать диспозициональное своеобразие личности, пластичность которой имеет пределы. Рассуждая о связи предрасположенностей, немецкий психолог ставит под сомнение возможность их количественного измерения в силу несамостоятельности и неотделимости друг от друга, разнообразия способов взаимодействия друг с другом. Образуя своеобразную энтелехию целого, диспозиции обладают телеологическим характером, который проявляется в тенденции к осуществлению опре -делённой цели. Примером может выступать идея учёного, предполагающая не набор случайных признаков, но воплощение особенных и специфических диспозиций, которые более всего отвечают исследовательским задачам. Анализируя отношение личности к миру, В. Штерн подвергает критике точки зрения, объясняющие развитие личности либо унаследованными врождёнными предрасположенностями, либо внешними влияниями. Указанные крайности могут быть преодолены теорией конвергенции, указывающей на взаимодействие личности и мира, внутреннего стремления и внешнего влияния. Трактовка личностной стороны как совокупности диспозиций позволяет В. Штерну обосновать необходимость целостного подхода не только в отношении анализа личности, но и в отношении изучения взаимосвязи личности и окружающего его мира. Имея потенциальный характер, предрасположенности, будучи возможностями, нуждаются в дополнительных условиях внешнего мира, в результате чего индивидуальные действия представляют собой результат конвергенции предрасположенностей и условий окружающего мира. Интерпретация способностей как предрасположенностей свидетельствует об активности индивида и не по-
зволяет рассматривать его как пассивно претерпевающего влияние извне.
Наиболее известной в психологии является дис-позиционная теория личности американского психолога Г. Олпорта, опирающегося в своих воззрениях на работы европейских исследователей, в частности, В. Штерна, и демонстрирующего желание преодолеть разногласия между сложившимися трактовками человека [7]. В частности, между традициями, заложенными Локком и Лейбницем, где одна рассматривает человека как нечто пассивное и детерминированное извне, а другая абсолютизирует внутреннюю спонтанную активность субъекта. Однако их общность состоит в игнорировании проблемы развития человеческой индивидуальности. Именно процесс становления индивидуализации представляет для Г. Олпорта наибольший интерес. Отмечая, что проблема становления личности тесным образом сопряжена с вопросом о её структуре, так как процесс всегда предполагает продукт, Г. Олпорт указывает на многообразие тех составных единиц, из которых различные авторы складывают личностную структуру. В одних случаях речь идёт о потребностях или чувствах, в других — об установках и ценностях, третьи предлагают отталкиваться от привычек и способностей. И только некоторые довольствуются нестрогим понятием предрасположенности. Именно многообразие предрасположенностей, согласно позиции Г. Олпорта, выступает исходным сырым материалом для развития личности, созревание которой зависит от условий её становления. Г. Олпорт выделяет три класса диспозиций, которые определяют широкое разнообразие человеческой природы ещё до того, как на неё начинает воздействовать социальная среда. К первым относятся общевидовые тенденции, способствующие выживанию (рефлексы, влечения, гомеостатические процессы). Эта форма диспозиций может быть названа инстинктами или побуждениями, вызванными определёнными внутренними и внешними воздействиями. Второй класс диспозиций имеет наследственный характер (в человеческой природе он связан с генами, идущими от расы, рода и семьи) и обеспечивает как единообразие, так и бесконечное множество видовых комбинаций. Особый класс диспозиций образуют скрытые способности, к числу которых следует отнести способность учиться, обусловленную пластичностью природы и гарантирующую развитие личности. В теории личности Г. Олпорта диспозиции задают диапазон возможных форм поведения, активируемый
в диапазоне определённых условий (социальных, культурных, ситуационных).
Современная психология, во-первых, осуществляет критику «наивного» диспозиционизма, во-вторых, опирается на идею диспозиций как базовую при дефинициях своих основополагающих концептов. Упрощённая или обыденная версия диспозиционизма трактует диспозиции как атрибутивные (существенные) свойства личности и выводит их либо из поведения, не учитывая при этом значение ситуации и частоту наблюдений, либо из информации, полученной в ходе интервью. Причиной обыденного диспозиционизма, согласно Л. Россу и Р. Нисбетту, выступают особенности процесса восприятия, в котором фигура (действующее лицо или исследователь) поглощает собой фон (ситуацию) [11]. Например, в отношении научной практики это означает, что акцентируется внимание на том, что делается, а не где и когда. При этом существуют различия в восприятии самого действующего лица и наблюдателя: первый менее склонён давать объяснения в терминах личных атрибуций, чем второй. Кроме того, процесс восприятия предполагает процедуру интерпретации, на которую, в свою очередь, влияют различные факторы (языковые, устойчивость первых впечатлений, интеллектуальная традиция трактовать деятеля как носителя свободы воли и причины происходящего).
В отличие от «наивного» диспозиционизма современная трактовка диспозиций учитывает связность социального опыта, его повседневный характер, основу которого составляют: 1) ситуационная согласованность, которая ограничивает и определяет человеческое поведение; 2) преемственность, которая проявляется как в окружающей среде, так и в склонностях и предпочтениях индивида; 3) реальное смешение личностного (диспозицион-ного в значении атрибутивного) и ситуационного (сложный характер взаимодействия между людьми и ситуациями). Последнее означает, что, с одной стороны, ситуации накладывают на действия определённые ограничения и стимулирующее воздействие, с другой — сами люди способны изменять ситуацию и активно расширять возможности. Современная трактовка диспозиций учитывает эффект взаимодействия деятеля и ситуации (лич-ностно-ситуационных взаимодействий), признавая, в частности, социокультурную обусловленность в трактовке диспозиций и объясняя этим тот факт, что представители индивидуалистических обществ и высокого социально-экономического статуса
более склонны оценивать происходящее как результат личностных качеств, в то время как акцент на ситуационный контекст более наглядно проявляет себя в обществах коллективистских, а также у людей с низким социально-экономическим статусом. Следовательно, необходимо отказаться от традиционной трактовки диспозиций как черт или свойств личности и признать не только ситуационную обусловленность личностных свойств, но и их социокультурную (структурную) детерминацию. Под последней могут пониматься экологические и экономические факторы (на которые обратил внимание ещё К. Маркс), а также системы ценностей, верований и способов интерпретаций событий. Классическим примером последнего является анализ М. Вебером протестантского мира и лежащей в его основаниях этики, с её акцентом на мирские достижения, предопределившей развитие капитализма.
Общим итогом критики «наивного диспозиционизма» в психологии является расширение идеи диспозиций. Так, понятие «диспозиции» оказывается шире терминов «установки» или «установочная система», которые сами определяются как ценностные диспозиции или устойчивые предрасположенности, представленные поведенческими интенциями, когнициями, аффективными реакциями и самим поведением [4. С. 46]. Диспо-зиционализм при анализе личности акцентирует различия между людьми, указывает одновременно на относительную устойчивость личностных структур и подчёркивает роль внешних условий их формирования. Обеспечивая понятийную основу, позволяющую объяснить взаимосвязь внутренних и внешних факторов, диспозиции рассматриваются как приобретённые в практике предрасположенности к различным видам активности (поведенческим, когнитивным, эмоциональным и др.).
Интерпретации диспозициональности в социальной науке
В рамках решения проблемы прогнозирования социального поведения к понятию «диспозиции» обращается российский социолог В. А. Ядов, полагая, что данная идея, обозначая разнообразные отношения между субъективными формами и объективными условиями, позволяет зафиксировать взаимосвязь между конкретными социальными условиями и психологическими особенностями субъекта. Диспозиционная концепция В. А. Ядо-ва представляет собой результат теоретического синтеза подходов, направленных на поиск посред-
ствующего звена между объективной действительностью и психическими явлениями, нашедших своё выражение в теории установки Ш. А. Нади-рашвили, с одной стороны, и теорией деятельности С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева и Л. С. Выготского, с другой. Указанные теории как объяснительные принципы, вытеснившие собой идею субстанциональности сознания, с первой половины XX в. выступали основными ориентирами развития психологии. По отношению к теории установок и теории деятельности диспозиционная концепция демонстрирует теоретический и методологический плюрализм. Представляется, что наиболее ценным итогом исследований, инициированных В. А. Ядовым, является концептуальный «мост» между психологией и социологией, который стал возможен благодаря идее диспозиций, доказывающей невозможность предсказания социального поведения либо на основе знания мотивационно-потребностной сферы личности и её индивидуально-природных особенностей, либо на основе учёта конкретных социальных обстоятельств, в которых реализуются действия субъекта, так как само поведение есть результат «встречи» субъективных форм активности и объективных условий, единства внешнего и внутреннего, социального и личностного. Диспозиционный характер взаимосвязи между индивидом и обществом означает отказ от установления сверхдетерминации, в силу отсутствия однозначной причинно-следственной связи между субъективными действиями (когнитивными, поведенческими, эмоциональными) и социальными условиями (системами, институциями и ситуациями).
Оценивая свой подход как социолого-психологи-ческий, В. А. Ядов в расширенном издании работы «Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности» пишет, что к его концепции применимо понятие «габитус» П. Бурдье, понимаемое «как вся диспозиционная структура личности, только аналитически не дифференцированная, ... некоторая целостность, интегрирующая весь жизненный опыт субъекта применительно к данной жизненной ситуации с ориентацией на его референтную общность или группу» [16. С. 359]. И с этим следует согласиться, поскольку концепция габитуса П. Бурдье, мотивированная желанием преодолеть традиционную оппозицию объективизма и субъективизма в анализе социальной реальности, выступает средством преодоления сложившихся категориальных дихотомий, представленных парами «свобода—детерминизм», «внешнее—внут-
реннее», «агент—структура», «индивид—общество» [1]. Определение габитуса как системы диспозиций или схем подчёркивает его медиальный характер между индивидуальными действиями и социальными структурами. Понятие габитуса П. Бурдье вызывает, с одной стороны, критику, с другой — попытки выявить его эвристический потенциал и междисциплинарный характер. Так, представитель социальной психологии Б. Лаир обосновывает идею множественности социальных габитусов, доказывая положение о том, что диспозиционное разнообразие, обусловленное сложностью контекстов, порождает не только социальное единство, но и диссонирующие профили [18]. В результате происходит расширение пространства рефлексии над «местом», где субъекты формируют общество, общество формирует людей, а процессы воспроизводства дополняются динамическими аспектами.
Отмечая отсутствие в российской философии концептуального подхода к диспозиционности и следование традиции ограничивать проблематику диспозитивов сферой субъективного, на диспо-зиционно-коммуникативной природе социального настаивает специалист в области социальной онтологии и эпистемологии П. К. Гречко. Отталкиваясь от утверждения о том, что «...социальным является всё то, что попадает в "силовое поле" человеческой деятельности» [2. С. 47], и выделяя в структуре человеческой деятельности объектную и субъектную составляющую, отечественный исследователь задаётся вопросом о порождающем механизме социального, гарантирующем его многоликость и многозначность. При ответе предлагает различать внутреннюю и внешнюю стороны социального, где первая является предметно наблюдаемой и телеологически нацеленной на взаимопонимание, вторая представлена не только природно-естественным, но и всем тем, что присутствует объективно в ситуации коммуникации. Отношение между внутренней и внешней стороной имеет диспозиционный характер, обеспечивающий пластичность и гибкость, непредсказуемость и креативность социального бытия. Сутью диспозиционности является то, что она реализует себя лишь во взаимодействии, поскольку её главным семантическим корнем является предрасположенность, потенциальность, переходящая в возможность при определённых условиях. К непосредственной причине обращения к диспозиционному подходу в области социальной теории П. К. Гречко относит преодоление разрыва между объективистским
и субъективистским рассмотрением социального, необходимость целостного анализа общественно-человеческого континуума.
Российский философ констатирует многоликость диспозитивов, содействующих коммуникативному взаимопониманию и представленных антропным принципом (эволюционной предрасположенностью к существованию во Вселенной наблюдателя), эволюционно-наследственной предрасположенностью человека осуществлять мышление в адаптационно-априорных формах, предрасположенностью к единой и универсальной природе человека, диспозитивом отношений власти и знания, являющимся центральным в творчестве М. Фуко, диспозиционностью коммуникативного дискурса и других форм диспозиционности. Диспозицион-ность в понимании отечественного исследователя есть форма детерминации, дополняющая и развивающая собой другие формы (причинно-следственную и функциональную). Её специфическими характеристиками являются интеракционизм (поскольку стороны взаимодействия не обладают автономностью) и эмерджентность, обеспечивающие продуктивность и креативность взаимодействия.
Промежуточный итог, который может быть сделан из демонстрации антропологических и социологических импликаций диспозициональной установки, созвучен размышлению П. К. Гречко о том, что социо-антропологические диспозиции укоренены в диспозициональности самого мира [3]. Признание диспозициональности позволяет отказаться от представления о материи как инертной и косной, способной лишь к сопротивлению, и признать избирательность, динамизм и готовность материи к взаимодействию.
Мир предрасположенностей
и метафизика возможностей
В творчестве К. Поппера трактовка реальности как мира предрасположенностей мотивирована, с одной стороны, решением проблемы причинности, с другой — построением эволюционной теории познания [8]. В противоположность описанию мира как больших и точных часов и трактовке вероятности как следствия недостатка наших знаний о мире, К. Поппер утверждает существование объективной неопределённости и интерпретирует вероятность как предрасположенность. Возникшая как гипотеза в 1956 г., интерпретация вероятности как предрасположенности в 1988-м осознаётся британским философом как космологическая концепция. Любая возможность рассматривается как
предрасположенность или тенденция реализации некоторого события, а устойчивость релевантных условий порождает тенденцию статистических средних. Не являясь внутренними свойствами объектов, предрасположенности определяются как силы или силовые поля, характеризующие саму ситуацию, частью которой являются объекты. Будучи свойствами самих ситуаций, предрасположенности меняются, если изменяются ситуации. Причём прошлые ситуации могут влиять на будущие ситуации, но не определяют их однозначно, поскольку конкурирующие предрасположенности притягивают и приманивают новые возможности. Объективная открытость будущего обеспечивает эмерджентный характер мира. Каузальные связи представляют собой лишь одну из форм предрасположенностей вопреки традиции определять причины посредством идеи толчка и рассматривать законы как форму детерминизма.
Убеждение К. Поппера в том, что мир по своей природе творческий, корреспондирует с воззрениями И. Пригожина, который, ссылаясь на воззрения Бергсона, Уайтхеда и Хайдеггера, указывает на креативность природы и человека и задаётся вопросом об источниках креативности и разнообразия мира, так как детерминизм возможен лишь в условиях лабораторий, где исключены все внешние воздействия, но даже в этом случае остаётся место для непредсказуемого результата [9]. В теоретических построениях К. Поппера именно предрасположенности выступают источником многообразия мира, который включает в себя мир субъекта. При этом признание творческой природы мира предрасположенностей в теории К. Поппера совместимо с идей объективности, означающей, что изменяющиеся предрасположенности — это объективный процесс.
Следует отметить, что метафизическое учение К. Поппера о мире предрасположенностей, которое он развивал в 1980-е гг., оценивается в отечественной философии по-разному. Так, А. Л. Никифоров полагает, что в качестве онтологии оно «совершенно бессодержательно», а сам термин «предрасположенность» есть пример «дурной метафизики» [6. С. 73]. С точки зрения А. Л. Никифорова идея предрасположенности не может выступать объяснительным принципом, так как именно выявление механизма предрасположенности является основной задачей науки. Противоположной оценки придерживается В. Н. Садовский, когда утверждает, что теория предрасположенностей К. Поппера — «...это выработанная за многие годы метафизи-
ческая исследовательская программа, лежащая в основе всех его других концепций, включая его эволюционную эпистемологию» [12. С. 163]. Идея предрасположенности подчёркивает вероятностную природу реальности и предполагает отказ от установки отождествлять научное познание с поиском каузальности и детерминизма.
В современном естествознании диспозиционализм выступает альтернативой примитивизму при решении вопроса о природе физических законов. Как отмечают М. Дорато и М. Эсфельд, в современной физике существуют три основных подхода в интерпретации законов природы: гуманизм, примитивизм и диспозиционализм [17]. Первый трактует мир как мозаику частных вопросов, по отношению к которым законы выступают аксиоматикой мозаичного мира, позволяющей достичь удовлетворительного баланса между объяснением и эмпирическим содержанием происходящих в мире процессов. Согласно позиции примитивизма, законы не имеют локального характера, а выступают общей концептуальной и онтологической рамкой, гарантирующей существование мира. Диспозиционализм подобно примитивизму принимает идею законов как начальных условий существования мира. Различие между примитивизмом и диспозиционализмом заключается в трактовке свойств природных объектов, по отношению к которым, согласно позиции дис-позиционализма, законы выступают вторичным эффектом. В своей сильной версии пандиспозици-онализм утверждает, что все природные свойства являются диспозициональными.
В отечественной философии на диспозиционный характер системных параметров обратил внимание А. Ю. Цофнас в рамках общей теории систем, разрабатываемой школой А. И. Уёмова. Отталкиваясь от традиционного различения двух видов системных параметров — атрибутивных (характеризующих какой-либо из дескриптов только данной системы) и реляционных (характеризующих систему не саму по себе, а в её отношении к другой системе), он на примере такого системного параметра, как магнетизм, показывает условность их различения [14]. Понимая магнетизм широко, то есть не только как физическое свойство, но и как свойство личности и социальных систем, А. Ю. Цофнас доказывает, что некоторые из атрибутивных системных параметров в действительности являются диспозициональными, так как одновременно обладают двумя необходимыми признаками —являясь внутренними свойствами, кото-
рыми вещи обладают, они обнаруживаются лишь в связи с какими-то вещами. И высказывает предположение, что, возможно, системные параметры, которые традиционно считались атрибутивными, в действительности относятся к классу условно-реляционных в силу своей диспозициональности.
Новую метафизику, представленную взаимосвязанными аналитическими концептами, среди которых идея диспозиций, наряду с понятиями потенциальных возможностей и окружающего мира, а также отказом от метеорологических ошибок, играет центральную роль, предлагает ведущий специалист в области философии науки Р. Харре [13]. Исходным мотивом построения новой метафизики является критика представления о существовании свойств объектов, независимых от способов их выделения и контекста, в котором они себя проявляют. Существование этого представления связано с принятой в XVII в. и получившей широкую известность, благодаря Дж. Локку, классификацией свойств вещей на субъективные и объективные и трактовкой последних как субстанциональных и независимых от возможности их наблюдения.
Центральная в теоретических построениях Р. Харре идея потенциальных возможностей исходит из подхода Дж. Дж. Гибсона, утверждающего следующее: то, что чувственно воспринимается как свойства вещей, в действительности есть то, что вещи в практике обращения с ними позволяют взаимодействующему с ними получить. Другими словами, чувственное восприятие — это действующий опыт, а не отражение независимых свойств вещей. Говоря об областях применения идеи потенциальных возможностей, Р. Харре указывает на современные физику и химию, лингвистику и когнитивную психологию, юриспруденцию и нейропсихологию. В частности, идея потенциальных возможностей позволяет прояснить принцип дополнительности Н. Бора, устранив кажущееся противоречие между способами описания физических объектов как обусловленное различными экспериментальными условиями, а в социолингвистике показать, как разные языки позволяют создавать различные социальные отношения. Потенциальные возможности, таким образом, указывают на значение практики как условия их реализации. Идея потенциальных возможностей родственна понятию диспозиций, позволяющему отказаться от убеждения в том, что свойствам принципиально необходимо основание в самих вещах. В действительности же свойства являются зависимыми от выбора экспериментальных
установок и приборов, которые выступают неустранимыми условиями, казалось бы, нейтральных дескриптивных понятий. Понятие окружающего мира указывает на двойственный характер основания жизнедеятельности, в частности человека, который одновременно зависит от потенциальных возможностей и диспозиций, представляя собой единство внутреннего и внешнего, природного и культурного.
Предлагаемая профессором Р. Харре метафизика предполагает отказ от двух установок, которые определяются им как мереологические ошибки. Первая состоит в приписывании целому свойства части и представляет собой частный случай смешения сущего и должного, фактуального и нормативного. Вторая заключается в отождествлении продукта аналитического процесса с составной частью субстанции, подвергнутой анализу, а следовательно, игнорировании средства аналитического взаимодействия. Подобные мереологические ошибки характерны как для естественных наук, так и для социогуманитарных. Их источником выступает игнорирование того факта, что характеристики вещей и людей, индивидуальные или коллективные, во многом зависят от тех возможностей и диспозиций, которые предоставляются средой и реализуются в практике. Свою
позицию Р. Харре оценивает как близкую реализму и феноменологии, поскольку различные свойства предстают как результат сложного комплекса «мир—актор». Итоговым результатом является создание метафизики, в которой потенциальные возможности превращаются в действительность при определённых условиях, и это становление в равной степени зависит как от объективной данности, так и от субъективных действий. Кроме того, подобный обмен энергиями никогда не может быть предсказан заранее.
В целом продуктивность диспозиционного анализа в исследованиях дискурса, человека, социального и физического миров свидетельствует о формировании диспозиционного подхода, в рамках которого идея диспозиций выступает основным концептуальным ресурсом, позволяющим зафиксировать реляционный характер отношений, условность разделения внешнего и внутреннего, личностного и ситуационного. Особенностью данного подхода является отказ от односторонних поисков внутренних качеств и свойств того или иного объекта или доказательств внешнего влияния и признание предрасположенностей механизмом, производящим и приумножающим различные реальности.
Список литературы
1. Бурдье, П. Практический смысл / П. Бурдье. — СПб. : Алетейя, 2001. — 562 с.
2. Гречко, П. К. Онтология социального: диспозиционно-коммуникативные координаты / П. К. Гречко // Социальное: истоки, структурные профили, современные вызовы / под ред. П. К. Гречко, Е. М. Кур-мелевой. — М. : РОССПЭН, 2009. — С. 16-66.
3. Гречко, П. К. Диспозиции: онтологическая перспектива и коммуникативная аппликация / П. К. Гречко // Вопр. философии. — 2012. — № 4. — С. 99-110.
4. Зимбардо, Ф. Социальное влияние / Ф. Зимбардо, М. Ляйппе. — СПб. : Питер, 2001. — 448 с.
5. Карнап, Р. Логические основания единства науки / Р. Карнап // Язык, истина, существование / сост. : В. А. Суровцев. — Томск : Изд-во Томс. гос. ун-та, 2002. — С. 23-40.
6. Никифоров, А. Л. Карл Поппер и XXI век / А. Л. Никифоров // Эпистемология и философия науки. — 2005. — № 4. — С. 64-77.
7. Олпорт, Г. Становление личности : избр. тр. / Г. Олпорт. — М. : Смысл, 2002. — 462 с.
8. Поппер, К. Объективное знание: эволюционный подход / К. Поппер. — М. : Эдиториал УРСС, 2002. — 384 с.
9. Пригожин, И. Очеловечивание человека, креативность природы и креативность человека / И. При-гожин // Вызов познанию: стратегии развития науки в современном мире / под ред. Н. К. Удумян. — М. : Наука, 2004. — С. 250-261.
10. Райл, Г. Понятие сознания / Г. Райл. — М. : Идея-Пресс : Дом интеллектуал. кн., 1999. — 408 с.
11. Росс, Л. Человек и ситуация: уроки социальной психологии / Л. Росс, Р. Нисбетт. — М. : Аспект Пресс, 1999. — 432 с.
12. Садовский, В. Н. Карл Поппер и Россия / В. Н. Садовский. — М. : Эдиториал УРСС, 2002. — 280 с.
13. Харре, Р. Диспозиции и потенциальные возможности: от материальных вещей до человеческих сообществ / Р. Харре // Эпистемология и философия науки. — 2014. — № 4. — С. 20-31.
14. Цофнас, А. Ю. Магнетизм и другие диспозициональные системные параметры / А. Ю. Цофнас. // Перспективи. — 2002. — № 4 (20). — С. 48-52.
15. Штерн, В. Дифференциальная психология и её методические основы / В. Штерн. — М. : Наука, 1998. — 335 с.
16. Ядов, В. А. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности: диспозицион-ная концепция / В. А. Ядов. — М. : ЦСПиМ, 2013. — 376 с.
17. Dorato, M. The Metaphysics of laws: disposionalism vs. primitivism / M. Dorato, M. Esfeld // Metaphysics in Contemporary Physics. — Amsterdam : Rodopi, 2016. — Pp. 403-424.
18. Lahire, B. L'Homme pluriel. Les resorts de l'action / B. Lahire. — Paris : Hathan, 1998. — 272 p.
Сведения об авторе
Иванова Наталья Александровна — доктор философских наук, доцент, профессор кафедры социально-гуманитарных дисциплин, Сибирский индустриальный государственный университет. Новокузнецк, Россия. [email protected]
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2018. No. 11 (421). Philosophy Sciences. Iss. 50. Pp. 5-14.
DISPOSITIONALISM: FROM PREDICATIONS AND ATTRIBUTIONS TO SOCIAL ONTOLOGY AND THE WORLD OF PREDISPOSITIONS
N.A. Ivanova
Siberian State Industrial University, Novokuznetsk, Russia. [email protected]
The purpose of the article is to identify different ways of the thematisation of dispositions and show the expansion of the notion from its interpretations as specific predicates and attributes to the building of social ontology and opportunity metaphysics. It is shown that in the analytic tradition dispositional predicates fix the relationship dynamics between predispositions and conditions for their realization. Considered such forms of dispositionalism as analytical, humanistic, sociological, naturalistic and philosophical. The author concludes about the formation of dispositional approach wherein the idea of dispositions is a constitutive feature, allows to fix and show the relational character of relations, the conventionality of the analytical division of the external and the internal, the subjective and the objective, the personal and the situational.
Keywords: attributions, disposition, dispositionalism, dispositional predicates, world of predispositions.
1. Burd'e P. Prakticheskiy smysl [Practical Sense]. St. Petersburg, 2001. 562 p. (In Russ.).
2. Grechko P.K. Ontologiya sotsial'nogo: dispozitsionno-kommunikativnyye koordinaty [Ontology of the social: dispositional and communicative coordinate]. Sotsial'noye: istoki, strukturnyyeprofili, sovremennyye vyzovy [Social: sources, structural profiles, modern challenges]. Moscow, 2009. Pp. 16-66. (In Russ.).
3. Grechko P.K. Dispozitsii: ontologicheskaya perspektiva i kommunikativnaya applikatsiya [Dispositions: ontological perspective and communicative application]. Voprosy filosofii [Issues of Philosophy], 2012, no. 4, pp. 99-110. (In Russ.).
4. Zimbardo F., Lyayppe M. Sotsial'noye vliyaniye [Social influence]. St. Petersburg, 2001. 448 p. (In Russ.).
5. Karnap R. Logicheskiye osnovaniya yedinstva nauki [Logical foundations of the unity of science]. Yazyk, istina, sushchestvovaniye [Language, truth, existence]. Tomsk, 2002. Pp. 23-40. (In Russ.).
6. Nikiforov A.L. Karl Popper i XXI vek [Karl Popper and XXI century]. Epistemologiya i filosofiya nauki [Epistemolody and philosophy of science], 2005, no. 4, pp. 64-77. (In Russ.).
7. Olport G. Stanovleniye lichnosti: izbrannyye trudy [Personality development: Selected works]. Moscow, 2002. 463 p. (In Russ.).
8. Popper K. Ob"yektivnoye znaniye: evolyutsionnyypodkhod [Objective Knowledge: an Evolutionary Approach]. Moscow, 2002. 384 p. (In Russ.).
9. Prigozhin I. Ochelovechivaniye cheloveka, kreativnost' prirody i kreativnost' cheloveka [Humanization of Man, Creativity of Nature and Creativity of Man]. Vyzov poznaniyu: strategii razvitiya nauki v sovremen-nom mire [Challenge to cognition: strategies of science development in the modern world]. Moscow, 2004. Pp. 250-261. (In Russ.).
14
Н. А. HBaHOBa
10. Rayl G. Ponyatiye soznaniya [The Concept of Mind]. Moscow, 1999. 408 p. (In Russ.).
11. Ross L., Nisbett R. Chelovek i situatsiya: uroki sotsial'noypsikhologii [The Person and the Situation: perspectives of social Psychology]. Moscow, 1999. 432 p. (In Russ.).
12. Sadovskiy V.N. Karl Popper i Rossiya [Karl Popper and Russia]. Moscow, 2002. 280 p. (In Russ.).
13. Kharre R. Dispozitsii i potentsial'nyye vozmozhnosti ot material'nykh veshchey do chelovecheskikh soobshchestv [Dispositions and potentialities from material things to human communities]. Epistemologiya ifilosofiya nauki [Epistemolody and philosophy of science], 2014, no. 4, pp. 20-31. (In Russ.).
14. Cofnas A.Yu. Magnetizm i drugiye dispozitsional'nyye sistemnyye parametry [Magnetism and other dispositional system parameters]. Perspektivi [Prospects], 2002, no. 4 (20), pp. 48-52. (In Russ.).
15. Shtern V. Differentsial 'nayapsikhologiya i yeyo metodicheskiye osnovy [Differential psychology and its methodological bases]. Moscow, 1998. 335 p. (In Russ.).
16. Yadov V.A. Samoregulyatsiya i prognozirovaniye sotsial'nogo povedeniya lichnosti: dispozitsionnaya kontseptsiya [Self-regulation and prediction of social behavior of a person: Dispositional concept]. Moscow, 2013. 376 p. (In Russ.).
17. Dorato M., Esfeld M. The Metaphysics of laws: disposionalism vs. primitivism. Metaphysics in Contemporary Physics. Amsterdam, Rodopi, 2013. Pp. 403-424.
18. Lahire B. L'Homme pluriel. Les resorts de l'action. Paris, Hathan, 1998. 272 p. (In Franch).
