CC BY
24
Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6, 2006, вып. 4
Б. В. Марков
ДИСКУРСЫ О ЧЕЛОВЕКЕ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Какой видится судьба человека в современную эпоху? Оптимистическая идеология эпохи научно-технического прогресса в результате осознания экологического кризиса, недееспособности демократии, дегуманизации общества сменяется апокалипсическими настроениями, выражающимися в тезисах о смерти человека, конце цивилизации и т.п. Раньше ученые славили разум и человека, а люди им верили. Сегодня стоит заговорить о науке поднимается тема экологии: техника опасна, ибо ведет к уничтожению природы, а генные технологии угрожают самому человеку. По прогнозам Римского клуба, ресурсы должны были уже давно кончиться. Очевидно, что его члены занимались нагнетанием обстановки. Встает задача сохранить науку от самой себя. И философы должны понять, что «критика предрассудков», на которой они специализировались, обрела разрушительный характер. Надо меньше рефлексировать о собственной сущности, не следует впадать в мизологию, нужно сказать людям и что-то утвердительное.
Часто пишут, что мы стоим на распутье и у нас два пути. Один - вернуться назад, к уравнительной справедливости, обрекающей на застой. Другой - встать на путь либеральной рыночной экономики и извлекать прибыль даже из пороков людей, культивируя и усиливая их при этом. В современной России сложилась ситуация, которую по праву можно назвать расколом. Во всяком обществе всегда были и есть недовольные и инакомыслящие. Что касается недовольства, то оно объясняется имущественным неравенством, различием социального положения и т.п. Однако надо иметь в виду символический и воображаемый элементы любого восприятия реальности. Недовольство возникает не только от неравного распределения материальных и социальных благ, но и от ревнивого чувства равенства, подогреваемого моралью, религией, философией и т.п. Конечно, недопустимо, когда одни отнимают хлеб у других и прибегают к насилию, однако в любом структурированном обществе всегда есть объективное неравенство. Поэтому идеология равенства не столько камуфлирует действительность, сколько подогревает протест.
Необходимо принимать во внимание кроме недовольства также и инакомыслие, которое связывают с борьбой за правду, свободу и справедливость, или, говоря на языке современности, за права человека. Во время перестройки все стали инакомыслящими. Прежде всего, в гуманитарных дисциплинах в системе школьного и вузовского образования активно насаждались новые идеологии либерального толка. Однако довольно быстро здравомыслящие представители старшего поколения поняли, что очернение прошлого означает унижение их самих, оно нанесло сокрушительный удар по необходимому для выживания нарциссизму, т.е. самовосхвалению общества.
Сегодня наше общество является отрытым, пали прежние искусственные барьеры, которые, по сути дела, ограждали нашу психическую, социальную, экономическую
© Б.В. Марков, 2006
систему, нашу культуру от воздействий со стороны других систем. Мы, воспитанные за «железным занавесом» как в профилактории, потеряли способность самосохранения. Мы слишком давно уже живем на «капельнице». Сначала наши родители, затем педагоги, наконец, авторитетные органы - все они заботливо опекали нас от вредных воздействий. Не слишком утруждая себя, они действовали методом запрета и таким образом лишили нас способности самостоятельно защищаться. Когда, наконец, стены и границы пали, мы оказались беззащитными перед чужими. Традиции предков внушают нам чувство не только неуверенности, но и стыда. Конечно, чувство гордости за себя и свой коллектив не должно превращаться в эгоизм, оно должно сочетаться с толерантностью по отношению к аналогичным чувствам других, но крайне опасно стереть это чувство совсем, ибо без него, как без кожи, человек под воздействием вирусов чужого теряет себя.
Особенно сложное состояние характерно для исторического сознания. Его реформа затронула молодежь, но не была принята старшим поколением. Надежда на вымирание сознания не оправдывается, так как идеи умирают «моральной» смертью, а не физической. Отсюда наблюдается реванш прошлого в сознании молодых. Распад профессиональных сообществ, разделение на непримиримые лагеря пока еще ие сильно выражен в университетах, но молчаливое размежевание по ценностным ориентациям все же происходит. Современные российские философы расколоты сегодня на два лагеря и принадлежность к ним определяется вовсе не возрастом. Старшее поколение воспринимало ход реформ и вестернизацию России полярно противоположным образом, и это передалось молодым. Как честные и решительные люди, они формулируют свои взгляды гораздо более радикально и безапелляционно, и не склонны к компромиссам, а готовы к применению своих идей на практике. Должна философия изменять мир или стоять в стороне, чтобы заниматься рефлексией, это нерешенный вопрос. Но стоит помнить о той цене, которую человечество платило за воплощение философских утопий. А утопией остается любая концепция, которая не прошла стадию критической рефлексии - разбирательства как ее теоретической консистентности, так и пользы и вреда ее практических последствий для общества.
Дискурсы философской антропологии
Особенностью ее формирования является интеграция разнообразных дискурсов как естественно-научного, так и философского характера. Подобный синтез необходим, прежде всего, для решения вопроса о происхождении человека. Здесь соревнуются самые разнообразные концепции биологического, натурфилософского, культурологического и религиозного плана. Многие пишут о происхождении человека так, как будто присутствовали при этом и знают наверняка. На самом деле - это одна из вечных загадок и, скорее всего, только астрономическая сумма денег, потраченная на расшифровку генома человека, внушает уверенность, что в этом вопросе достигнута полная ясность. Но если столь очевидное различие человека и животного выражается всего лишь в 1/10 процента, то совершенно очевидно, что расшифровка генетического кода не дает ответа на загадку человека. Значимость этих близких к завершению исследований лежит в иной плоскости.
Столь же странным образом обстоит дело в биологической антропологии и археологии. Фактов много, но они уложены в весьма убогие схемы.
Не проливает ослепительного света на проблему и культурная антропология, представители которой уже более 100 лет занимаются описанием образа жизни так называемых примитивных народов и реконструкцией первобытной культуры. Думается, и здесь причиной неудачи является господство односторонней научной объективистской установки, ориентирующей на поиски в истории следов современности. Разумеется, современное человечество является ступенью лестницы, ведущей вглубь истории и далее эволюции природы, однако нельзя злоупотреблять антроподицеей, согласно которой и природа, и история выступают частью великого плана, целью которого является нынешний идеал человека.
Еще в начале века пионеры философской антропологии указывали на ограниченность биологического подхода к определению человека. Если оценивать его с точки зрения адаптации к среде, то, пожалуй, это самое неприспособленное животное. На высшей ступени эволюции наиболее приспособленными оказываются организмы, способные кооперироваться и воспитывать потомство. Поэтому сегодня происходит расширение эволюционной теории в социобиологии, биоэстетике, генетике и т.п. Вместе с тем биологические метафоры имеют огромный эвристический потенциал в этике, истории, педагогике и других гуманитарных дисциплинах. Но сегодня можно и нужно говорить, во-первых, о социально-культурной и, разумеется, философской «нагруженности» биологических теорий; во-вторых, о переходе эволюции человека в другие сферы. Примером может служить использование понятий «приспособление», «селекция», отбор» и, особенно, «иммунная система» в рамках искусственно созданной среды обитания -культуры. Но, конечно, главное направление междисциплинарного тренда - это гуманитарные дисциплины, где происходит настоящая научная революция. Поскольку ни один из существующих рассказов о человеке не является вполне автономным, остается преодолевать фундаментализм и выстраивать междисциплинарный подход, предполагающий не конкуренцию, кооперацию.
Идея человека - продукт философии, которая уже более двух тысячелетий занимается созданием образов человека. Ясно, что они отражают некие социально, культурно, исторически обусловленные ожидания, которые реализовались в педагогических и идеологических практиках той или иной эпохи. Но это не дает повода для абсолютизации идеи человека. П.С. Гуревич, с одной стороны, определяет философскую антропологию как философию человека. С другой стороны, он проводит резкую демаркационную линию между ними и связывает становление этой дисциплины с историзмом Вико. Различные дискурсы о человеке он классифицирует в зависимости от того, какому медиуму отдается предпочтение в социальных коммуникациях: Бог, природа, социум, человек.1
Одна из первых и лучших работ по социальной антропологии написана B.C. Барулиным.2 В отличие от весьма туманных фантазий философов о трансцендентальной природе и сущности человека, здесь весьма внятно раскрывается человеческий характер социальной, экономической, хозяйственной жизни. Вместе с тем романтика времени сказалась в том, что автор не видит противоречия в развитии свободной индивидуальности и сохранении государственных добродетелей человека. Сегодня проект социальной антропологии нуждается в радикальном обновлении. С одной стороны, кажется необходимым сохранение ориентации на общество и культуру при определении сущности человека. С другой стороны, необходимо критически отнестись к тенденции индивидуализма, который бурно расцветает на поле нынешней постмодернистской экономики. Выход заключается в реабилитации традиционных укладов и форм жизни. Участие в этом процессе экономистов, социологов, культурологов представляется весьма важным, так как от философских деклараций дело следует довести до построения такой
модели общества, где бы реальная и виртуальная экономика сочеталась с традиционными антропологическими характеристиками родового человека.
Интересная исследовательская программа социальной антропологии была заложена IO.II. Емельяновым. Ее основу составляют достижения западной культурной антропологии, которые критически и творчески воспринимаются авторами в контексте российских реалий. Хотя они обозначают свою работу как критико-рефлексивную, в ней содержится целый ряд позитивных идей, составивших основу отечественной социаль-но-культурной антропологии. Достоинство предлагаемого подхода видится в отказе от узкоинструментального понимания природы, современного социальной реальности. В отличие от большинства российских философов, считающих современный социум лишенным гуманистической составляющей, авторы полагают, что социальная реальность остается коммуникативной по своей природе и поэтому взаимоотношения людей не только объективируются, но и очеловечиваются3.
России нужны передовые технологии и, прежде всего, не только научно-технические, но и воспитательно-образовательные. Для их создания необходимо описать и восстановить весь, так сказать, «технопарк», при помощи которого наши предки воспитывали своих сыновей и дочерей, выносивших тяжелый груз социальных, семейных человеческих обязательств. Разумеется, прежде всего, внимание обращается к православию, которое целое тысячелетие формировало и пестовало тела и души русских людей.
A.A. Корольков разрабатывает проект «духовной антропологии», опирающийся на традиции православия. «Духовность - это проявление устремленности к совершенному, идеальному, целостному. Духовность преодолевает утилитаризм, чисто практическое, точнее - прагматическое, бытие человека. Духовность рассматривалась в русской религиозной философии как метафизическое ядро человека. Самое существенное в духовной жизни - искание Бесконечного, Абсолютного, Идеального»4. Образец духовной жизни А. Корольков находит в христианстве. Свою задачу он видит в восстановлении традиции христианского воспитания, опирающегося на идею богоподобия человека. «Духовное самоопределение и возмужание Руси, России, - пишет А. Корольков, - происходило на основе христианства, поэтому основой духовной антропологии с необходимостью должно оставаться христианство, православие»3.
Религиозный дискурс также не лишен трудностей. Если человек создан по образу и подобию Бога, то Создатель либо имел предварительный образ человека, либо достиг стадии сходства с ним. В том и в другом случае заранее предполагается то, что следует объяснить. Среди других антропологических констант И.В. Омельченко акцентирует творчество и любовь. Действительно, чувство симпатии является основой подлинно человеческих взаимоотношений, и тот удар, который наносит современная цивилизация с ее формальными обезличенными взаимосвязями на почве рынка и труда по межличностной коммуникации, является весьма тяжелым по своим последствиям. Отсюда понятна забота о том, чтобы как-то реставрировать первичные теплые взаимоотношения людей, благодаря которым и создавались прочные и стойкие человеческие объединения.
Разбирая разнообразные нападки на гуманизм, Н.В. Омельченко придерживается мнения, что философская антропология должна строиться на гуманистических основаниях. Автор защищает понятие души, определяя ее как совокупности (внутренних и внешних) устойчивых универсальных отношений человека с миром. Развивая рафинированную концепцию бессмертия души, автор полагает, что смысл человеческого существования заключается в укреплении своего бессмертного, богоподобного начала. Светская теология определяется им как философия, которая изучает религию, ее постулаты,
образы и символы для прояснения подлинного облика бытия и человеческого существования,6
В.Д. Губин и E.H. Некрасова реконструируют проект человека, сформировавшийся в ходе антропологического поворота в начале XX столетия (Шелер, Бубер, Плеснер, Гелен), и дополняют его психоанализом (Фрейд, Юнг, Фромм), а также идеями постмодернистских мыслителей (Делез). Достойное место в книге нашли идеи русских мыслителей.
Философская антропология определяется авторами как наука о сущности и сущностной структуре человека, о его основных отношениях: к природе, обществу, другим людям, к самому себе, о его происхождении, о социальных и метафизических основаниях его существования, об основных категориях и законах его бытия. В качестве основополагающих феноменов человеческого бытия представлены любовь, творчество, счастье, игра, смерть и смысл жизни. Авторы предлагают и собственный проект «живого человека», согласно которому быть человеком значит быть живым: «Это особенно относится к философски мыслящему человеку, который должен постоянно преодолевать настоящее, вырываться из его оков, из его стереотипов, из огромного количества усыпляющих и успокаивающих своей массивностью и надежностью знаний, которые существуют в каждую эпоху, из сложившегося представления о жизни. Надо быть судьей всему тому, что сложилось, затвердело и омертвело»7.
Недавно опубликованная книга Е.В. Золотухиной-Аболиной отличается ясностью, четкостью и доступностью.8 Автор систематизировала и упорядочила материалы, опубликованные в период становления этой новой дисциплины в нашей стране. Хотя среди них было немало ярких публикаций, акцентировавших малоизученные особенности человеческого бытия.
Примером может служить работа С.П. Турина, критикующего классический образ «человека вообще», относительно которого предполагается, что это мужчина-европеец в расцвете лет, среднего достатка и свободной профессии. Главными его достоинствами, которые культивируются образованием, являются разумность, моральность, свобода и независимость. С.П. Турин утверждает, что в действительности ни один конкретный человек не соответствует классической норме. Поэтому все люди так или иначе проявляют элементы маргинальности. «Каждый может считать себя маргиналом - в силу неопрёделенности его социального статуса и необеспеченности завтрашнего дня, специфических качеств личности, неустойчивости здоровья и психики, случайностей в повороте судьбы»9.
Те, кого раньше содержали взаперти, подвергали перевоспитанию или лечению, объявлены постмодернистами новыми креативными личностями, эксцессы которых считаются проявлением извечного стремления к трансцендентному. По мнению С.П. Турина, «радикальный личный опыт (спонтанный и опасный) вписывается в широкий контекст христианской традиции, опирается на преемственность духовных практик и корректируется опытными наставниками и может послужить толчком не к иллюзорной, а к действительной трансформации личности, стать шансом к реальному преображению или спасению»10.
Проблема человека в глобализирующемся мире
Философский анализ направлен на выявление устаревших предпосылок, среди которых встречаются и деструктивные по своим последствиям убеждения. Например, нуждается в преодолении антитехнологическая истерия, распространяющаяся среди
интеллигенции. Точно так же следует указать на опасные последствия лицевой хирургии, современной поп-музыки, изменения культуры еды, дефицит общения. Особенно тщательно и всесторонне следует обсудить проблемы рекультивации традиций. Уже очевидно, что новые формы жизни, революции в сфере секса, лицевой хирургии, питания, жилища, моды и даже парфюмерии, активно устраняющей натуральные запахи, нуждаются в осмыслении. Потеря родины, дома, лица, музыки, речи, которые среди прочих выполняют иммуннную функцию, оборачиваются утратой идентичности, нарастанием неуверенности и страха.
Поэтому исток человеческих проблем следует искать в глобальных изменениях, охвативших наш мир. Уже давно идет процесс запустения традиционных коллективных пространств, в рамках которых люди совместно проживали, говорили на одном языке, сообща вырабатывали коллективные чувства, представления и даже понятия. Мысли одного резонировали с мыслями других, и это было основой солидарности. Не ясно, как возможно сегодня единство автономных индивидов, торопящихся после работы в свои отдельные квартиры в спальных районах. Не ясно, существуют ли какие-то общие проблемы, заставляющие их принимать участие в общественной жизни. Аполитичность, апатия, конформизм, омассовленне - об опасности этого постоянно напоминают гуманита-
Так безрадостно выглядит жизнь с точки зрения сторонников традиции. На самом деле общество продолжает существовать на какой-то иной основе, нежели людское согласие. Ориентация на старые медиумы истины и морали не позволяет разглядеть новые формы взаимосвязи людей в общественное целое. В противоположность добрым речам о человеке, ведущим поиск человеческого в человеке, встречается радикальный дискурс, отвергающий гуманистические ценности: природу нельзя спасти, необходимо развивать медицину, искать «ген долголетия», разрешить клонирование и таким образом, используя ресурсы биологического носителя, искать новую материю для мысли.
То, что мы живем в апокалипсическую эпоху, это не заслуга и не вина человека. Последствия этого события гораздо глубже, чем думают защитники традиций. Техническая культура породила такое новое агрегатное состояние языка и письма, которое имеет мало общего с религией, гуманизмом и метафизикой. Традиционные понятия и различия уже не позволяют понять такие культурные феномены, как инструментарий, знаки, произведения искусства, законы, нравы, книги, машины и другие искусственные «вещи», которые невозможно распределить по таким различиям, как дух и материя, душа и тело, субъект и объект. Попытка рассуждать об этих сложных феноменах в рамках однозначной онтологии и двузначной логики приводит к деструктивным последствиям.
Для этого надо преодолевать научно-техническую истерию, которая питается страхами перед атомной угрозой и «термоядерной зимой». На самом деле современные технологии гораздо гуманнее прежних. Опасения должна вызывать не столько техника, сколько пещерное мышление тех людей, которые ее используют. Если раньше научно-технические открытия применялись в военных целях, то и сегодня крупные компании смотрят на открытия в области генных и компьютерных технологий точно так же, как их предшественники капиталисты смотрели на залежи полезных ископаемых и осуществляли колонизацию мира.
Самым зрелищным вторжением технологий в интимную сферу субъекта являются генные технологии. В них раскрываются телесные предпосылки самости и возможность искусственной манипуляции. Отсюда популярность фантастического проекта, предлагающего заново сделать человека. Если природу и органическое тело человека нельзя спасти, то следует создать искусственный носитель духа. Пока наука не может
нам предложить новое искусственное тело, можно сосуществовать со старым, используя клонирование для замены больных органов. Основой страхов перед вторжением техники в сферу субъективности является угроза объективизма. Генетики не пользуются понятием персонального субъекта в моральном или в каузальном смысле. Если техника конфронтирует с гуманизмом, то генетика приводит к мысли о полном растворении и потере субъективности. На самом деле страшилки философов проистекают из логики двузначного различия. Осознание этого и является причиной перехода от хайдеггеров-ской постметафизической онтологии к делёзовской теории множественности мира. Антитехнологическая истерия во многом является продуктом философии, страхом перед процессом, в котором исчезают метафизические различия сущего. Это ресентимент двузначности перед многозначностью мира. Именно техника выводит человека из нечеловеческого состояния в человеческое. Техника не производит отчуждения, как не является причиной перверсий. Вместе с тем эти явления сопровождают технический прогресс. Определение человека как субъекта низводит технику до простого средства материальной реализации проектов духа. Возможно, старая техника погружала материю и природу в состояние онтологического рабства. Новые технологии стремятся дать вещам возможность быть самими собой. Материя перестает быть сырьем, которое использует для своих нужд субъект-господин. Технологии, имеющие дело с информацией, открывают путь для ненасильственных отношений, формируют новый тип рациональности, а не игнорируют ее в поисках способов самореализации. Таким образом, речь идет о «синергии», о кооперации. Многие ученые стали говорить о «диалоге с природой», что означает отказ от стандартной установки на покорение природы. Нарастание военно-технического безумия несовместимо с новыми технологиями. В мире, который стал сетыо межинтеллектуальных взаимодействий, эффективным становится не господство, а сотрудничество. Человек был и остается продуктом технологий очеловечивания, одомашнивания, социализации и цивилизации. Вместе с тем, признавая системно-функциональный подход к обществу, согласно которому определяющее значение и смысл происходящего задается институтами, следует помнить, что самые формальные и деловые отношения, тем не менее, зиждутся на очень интимных и глубоко человеческих связях.
Современность не есть что-то монолитное. Это должно предостерегать от односторонних и однозначных оценок. Скорее всего, сферный подход не слишком годится для понимания процесса цивилизации. Модель современности следует строить в геш-тальте не сферы, среды, или мембраны, а сети, состоящей из тонких каналов, по которым циркулируют люди, товары, знания и капиталы (включая культурный и символический). Речь идет о «молекулярном» подходе и это сразу меняет общую стратегию борьбы, если это слово еще пригодно. Так называемая глобализация протекает весьма по-разному в зависимости от конкретных условий. Необходимо описание каналов, по которым циркулируют информация, деньги, культурные артефакты и иные ценности. Важно знать, какие организации и люди обслуживают эти сети. К каким последствиям приводят те или иные инъекции европейских культурных образцов (экономика, политика, права человека, искусство и др.) в «тело» неевропейских народов. И наоборот, могут ли, и если могут, то как, те, кого представляют другие, представлять себя сами и тем самым влиять на другие «цивилизованные» народы. Тут тоже мало разговоров о взаимодействии культур, необходимо проследить трансформации культурного и иного капитала. Например, насколько велики изменения менталитета неевропейских народов, успешно конкурирующих с Западом в сфере производства. Наконец, каковы на самом деле последствия модернизации России, удастся ли и на этот раз, несмотря па затянувшиеся реформы, сохранить самобытность, как это было раньше.
Эпоха глобализации, раскрывающая широкие возможности сообщения людей, идей и товаров, таит в себе и опасность, которая видится в разрушении традиционного места обитания человека, который всегда имел родину и дом, а ныне превратился в гражданина мира. Как, например, расценивать нарастающий индивидуализм людей, стремление к личной независимости и комфорту, разрушительным образом действующих на целостность социальной ткани. Исчезают политические, государственные добродетели и никто уже не хочет нести на своих плечах трансцендентальный груз служения отечеству. Точно так же девальвирована ценность познания, и немногие решаются служить истине, мужественно отстаивать ее перед натиском темноты и невежества. Большинству молодых безразлична судьба своей страны, и они мыслят в масштабах единой Европы или всего мира. В антипатриотизме нет ничего необычного. Но в России он усиливается в связи с деструкцией традиционных форм жизни. Государство перестало отождествляться с родиной, ибо превратилось в какое-то холодное чудовище.
Ситуация тревожная. Молодежь не желает служить в армии, а по окончании университета норовит уехать в Европу. Да и те, кто остался, не любят матушку Россию, мечтают о европейских зарплатах и комфорте, требуют соблюдения прав человека и при этом не любят отечественную продукцию, предпочитая ей зарубежную. Мы восхищаемся внешностью фотомоделей, слушаем чужие песни и смотрим американское кино. Так нарастает кризис идентичности. Тот, кто предал и очернил традиции, уже не можем сказать, кто он. Пока до этого не дошло, ответственная часть российских интеллигентов предлагает срочно взяться за восстановление отечественных традиций. После распад! СССР необходимо восстановление прочной иммунной системы, позволяющей сохранить себя перед натиском чужой культуры. Российский гражданин должен научиться любить себя, свою родину, гордиться своим славным прошлым. Только так он может избавиться от страха чужого, проявлением которого, собственно, и являются терроризм и фашизм. И это нельзя преодолеть одними лекциями на тему морали. Если философия хочет способствовать возрастанию жизни, ее задача - призвать общество к гуманизации пространств обитания человека. Вместе с тем, предлагая в качестве средства лечения современности архаичные формы солидарности даже в сублимированной форме, нельзя недооценивать положительные качественные изменения коммуникативных трансформаций, смягчающих социальную ткань. Социальная реальность становится более сложной, дифференцированной, в ней возможны игра и свобода.
1 Гуревич ПС. Философская антропология: опыт систематики // Вопросы философии. 1995. № 8. С. 101
2 Барулин B.C. Социально-философская антропология. М., 1994.
3 Культуральная антропология. СПб., 1996.
1 Корольков A.A. Антропология и кризис духовности // Антропологический синтез. СПб., 2001. С. 4. 5 Там же. С. 12.
0 Омельченко Н.В. Опыт философской антропологии. Волгоград, 2005. С. 39. 7 Губин В., Некрасова Е. Философская антропология. М., 2000. С. 217. " Золотухипа-Аболина Е.В. Философская антропология. М; Ростом н/Дону. 2006. '' Гурии СП. Проблемы маргинальной антропологии. Саратов, 1999. С. 8. "'Там же. С. 15.
Статья поступила в редакцию 21 июня 2006 г.
